Страница:
— Чушь! — фыркнул Ребозо. — Где мы денег на это наберем?
— Верно, — кивнул Бонкорро. — Нужно найти для этих людей такую работу, которая приносила бы прибыль в казну, — помимо работ общественных.
Мэт вмешался, покуда Бонкорро не успел еще изложить собственный «Новый Курс»* [18].
— А как быть с женщинами?
— Вот именно! — Бонкорро прищелкнул пальцами и обернулся к Мэту. — Засадить их за вязание кружев! Обучить их тончайшему рукоделию судя по тому, что умеют крестьянки в поместье барона Гарчи, это не так уж и трудно сделать! Тогда мы сможем торговать коврами, вышивкой и прочими изящными вещицами!
— Но ведь ткачеством издревле занимаются мужчины! — воскликнул Ребозо. На лбу канцлера выступила испарина.
— Я же не говорю — у себя дома, — возразил Бонкорро. — К тому же в других странах женщины ткут сами. Нет, нам следует создать новое производство. Пусть деревенские мастерицы проявят себя!
— Корона не может так рисковать!
— Только корона и может! — с металлической ноткой в голосе парировал Бонкорро. — Иначе корона бы не владела всем, чем владеет!
Ребозо издал отчаянный вздох.
— Несомненно, корона владеет всем! Но, ваше величество, если вам непременно хочется упорствовать в этой глупости, сделайте по крайней мере так, чтобы вся прибыль шла к вам!
— Нет, я обязан удобрять свои поля. — Бонкорро уставился в пространство, во взгляде его появилась мечтательность. — Мы отыщем предприимчивого купца, который будет готов работать по двадцать часов в день в течение ближайших шести лет, одолжим ему денег на обустройство производства — нет, нужно будет найти пять таких купцов! А потом, когда затраты окупятся, мы найдем других купцов, чтобы они начали такие же производства! Какая восхитительная идея!
— Социалистический капитализм. — Мэту было жутко интересно воочию наблюдать за борьбой авторитетов. Правда, Ребозо вряд ли мог остановить размечтавшегося короля. Либо канцлер действительно не такой уж могущественный колдун, либо таковым является король.
А возможно, Ребозо просто играет более тонкую игру, чем о том думали Мэт и Бонкорро...
— Как ты сказал, Маг? — с любопытством переспросил Бонкорро.
— Я бы назвал ваше величество материалистом, — осторожно выговорил Мэт, — несколько идеалистичным, правда, но все равно материалистом.
— Согласен, если материализм — не религия. — И Бонкорро снова посмотрел на Мэта, прищурившись.
— Знаете, для некоторых людей он становится религией, но будьте покойны, для вас не станет. Вы, похоже, ухитрились привнести нечто совершенно новое в средневековое общество.
— Неужели? Что же именно?
— Светскость, — ответил Мэт. — Светскость, которая сама по себе ни добра, ни порочна.
— Что ж, в таком случае я буду светским королем! Потому что я напрочь отказался и от Добра, и от Зла, верховный Маг, в этом можешь не сомневаться.
— Ничего удивительного. Ведь вы видели, как вашего деда убило одно, а вашего отца убили, несмотря на его преданность другому. Но насколько я понимаю тот мир, в котором мы живем, ваше величество, выбора у вас нет: вы обязаны быть либо таким, либо другим. Даже если при жизни вам удастся сохранять некое равновесие, вы не сможете избежать последствий после смерти.
— Молчи! — крикнул король, — нечего пугать меня концом жизни, пока я еще так молод!
— Memento mori* [19]! — проговорил Мэт, гадая, насколько близка латынь его родного мира к тому романскому языку, который мог быть понятен королю.
Видимо, латынь таки оказалась понятна. Глаза Ребозо смотрели с ужасом. Но вот Бонкорро, видимо, недоставало образования, потому что молодой король только нахмурил лоб и сказал:
— Я не стану думать о загробной жизни до тех пор, пока не найду мистического заклятия, которое поможет моей душе прекратить существование, как только умрет мое тело! Может быть, я лишу себя радостей блаженства добродетели, но я хотя бы надую Сатану, избежав наказания за грехи.
Подумать только, а ведь большинство людей так жаждали бессмертия!
— А как бы вы себя почувствовали, если бы я, обратившись к вам, провозгласил: «О король, живи вечно!»
— Мысль интересная! А ты знаешь, Маг, как этого достичь?
— Боюсь, что нет, — откровенно признался Мэт.
— Вместе с тем все равно весьма любопытно, — задумчиво проговорил Бонкорро, — нужно будет разыскать колдуна с научным складом ума и поручить ему поразмыслить над этим.
Канцлер понял: от этой темы нужно срочно уходить.
— Ваши подданные очень хвалят вас, ваше величество. Они говорят, что вы добрый король, хороший. Некоторые даже говорят, что великий.
В конце концов лесть еще никогда до беды не доводила.
— Я не против. — Бонкорро довольно усмехнулся. Однако взгляд его был осторожен. Лесть он распознал и явно хотел знать, к чему она. — А вот твоя магия, верховный Маг, — ты черпаешь силу от Бога?
— О да, — ответил Мэт. — Хотя порой и случайно.
Ребозо так зыркнул на Мэта, словно желал ему лопнуть, а Бонкорро только немного нахмурился.
— Случайно? Как это можно быть добрым случайно?
— Кому же это понимать, как не вам! — удивленно воскликнул Мэт. — В моем случае это потому, что я жутко занят. Понимаете, обычно меня больше заботит сила поэзии, нежели ее источник.
— О, вот это поистине удивительно! — вскричал Бонкорро. — Мне всегда так нравились стихи! На самом деле я намерен учредить премию в области поэзии, как только накоплю достаточно средств!
— Понятно. Даже королям порой приходится остановиться и прикинуть, что они могут себе позволить, а что нет, — вздохнул Мэт. — То, что вы задумали, безусловно, прибыли не принесет.
— Верно, но, может быть, ты додумался до того, как извлекать из поэзии выгоду?
— О, боюсь, что не додумался. Даже здесь золота стихи не создают.
— Но как же репутация?! Ведь стихи сделали тебя тем, кем ты стал! Они дали тебе власть!
Мэт смущенно пожал плечами:
— Перо не более могущественно, нежели меч, ваше величество.
— Вот как? — Неторопливая улыбка тронула губы Бонкорро. — А давай проведем опыт, верховный Маг.
У Мэта по спине побежали мурашки.
— О... Так вы решили испытать меня?
— Назовем это так. — Ребозо зловеще улыбнулся Мэту, продемонстрировав несовершенство средневековой стоматологии.
— Да, пусть это будет испытание твоей силы! — поспешил проговорить Бонкорро. — Ибо мне не хотелось бы проявить недостаток гостеприимства, даже если гость явился ко мне без приглашения. Мы предоставим тебе апартаменты, верховный Маг.
Мэт нахмурился.
— Позвольте мне быть откровенным. Мне необходимо точно понять вас. Вы хотите предоставить мне крышу над головой и тем самым проверить, какова моя чародейская сила?
— Все дело в том, что за апартаменты тебе будут предоставлены, — уточнил канцлер, сверкая глазами.
— А-а-а, — вздохнул Мэт и поудобнее пристроил лютню за спиной. — Хотите сказать, что ночь мне придется провести в темнице.
— Ночь, — кивнул Ребозо. — А может, и не одну.
— Значит, испытание моей силы состоит в том, сумею я или нет выбраться из вашей темницы?
— Если ты такой могущественный чародей, что вынудил меня выслушивать твои советы, то ты, несомненно, с легкостью сумеешь покинуть мою тюрьму.
Мэт печально покачал головой:
— Ох, ваше величество, ваше величество. Я от вас ожидал большего.
— Да? — удивленно воскликнул Бонкорро. — Но надеюсь, ты прекрасно понимаешь, что я не могу позволить тебе беспрепятственно странствовать по моей стране, верховный Маг! Что же, ты настолько уверен в том, что тебе удастся убежать?
Мэт пожал плечами:
— Прежде я убегал из нескольких тюрем и буду искренне удивлен, если ваша чем-то сильно отличается от предшествующих. — Мэт посмотрел на гвардейцев, нервно переминающихся с ноги на ногу. — Ну, пошли, что ли, ребята?
— Ты что, не возражаешь? — изумленно прошептал Ребозо.
— Не возражаю? Почему? Возражаю, конечно! Но я не против. Мне везет: в тюрьмах мне всегда встречаются на редкость интересные люди. И вообще, пока Фламиния и Паскаль пребывают в безопасности где-то на природе, в сельской местности, можно и передохнуть ночку на заплесневелой соломе.
Канцлер мстительно уставился на Мэта.
— Для могущественных магов у его величества имеется особая темница! И если тебе удастся выбраться из нее, верховный Маг, то ты поистине великий чародей!
Вот тут в душу Мэта впервые закрались сомнения. И сомнения эти буквально через мгновение превратились в страх, ибо король Бонкорро раскинул руки и принялся читать нараспев какие-то стихи на смутно знакомом языке. Вообще-то Мэт всегда не очень доверял иностранным языкам, особенно с тех пор, как еще на первом курсе схлопотал двойку по немецкому. И потом, как можно ответить контр стихотворением, если ты не понимаешь, о чем тебе читают? Правда, постмодернистов это не остановило...
Бонкорро свел кулаки, повертел ими так, словно завязывал узел, и исчез.
Исчез? К исчезновениям Мэт привык. Он был знаком с пятью-шестью чародеями и колдунами, которые умели исчезать. Но ему до сих пор ни разу не встречался волшебник, который бы, исчезая, сумел прихватить с собой все и всех, и даже близстоящие дома, и мостовую, и даже, между прочим, небо и солнце.
Но вот свет не прихватил. По крайней мере Мэт видел все, что осталось, пускай даже освещение стало сероватым, тусклым, бесформенным, разлитым. Что-то вроде миниатюрного рассеянного света. Мэт даже тени не отбрасывал. Правда, не было и поверхности, на которую он мог бы отбрасывать тень. А бледным свет мог быть из-за того, что ему приходилось пробиваться сквозь туман.
Туман, кругом туман. Мэт оглянулся. Похоже, будто бы он внутри облака, вот только кабины реактивного самолета нет. Просто ради интереса Мэт посмотрел вниз, но внизу — один серый туман. Мэт широко открыл глаза и принялся всматриваться в разные стороны, стараясь обуздать страх, сжимавший горло. Он твердил себе, что нужно просто шагнуть, и все, и он выйдет из этого плена, но оказалось, что он боялся. Ладно. Все-таки что-то там есть под ногами — или там всего лишь какая-то кроха твердого вещества?
Мэт стоял, напряженный, скованный, окоченевший, боясь сделать даже самый маленький шажок, сдвинуться хотя бы на дюйм — а вдруг тогда начнется бесконечное падение в бездонную пропасть? Нужно отдать должное Бонкорро — хороша была его темница для чародеев!
Что ж, хотя бы в одном король оказался прав: если Мэту удастся уйти отсюда, то потом его можно будет назвать тем, к чьим советам стоило прислушаться, — ну, это, естественно, в том случае, если у него еще будет шевелиться язык, чтобы давать советы...
— Верно, — кивнул Бонкорро. — Нужно найти для этих людей такую работу, которая приносила бы прибыль в казну, — помимо работ общественных.
Мэт вмешался, покуда Бонкорро не успел еще изложить собственный «Новый Курс»* [18].
— А как быть с женщинами?
— Вот именно! — Бонкорро прищелкнул пальцами и обернулся к Мэту. — Засадить их за вязание кружев! Обучить их тончайшему рукоделию судя по тому, что умеют крестьянки в поместье барона Гарчи, это не так уж и трудно сделать! Тогда мы сможем торговать коврами, вышивкой и прочими изящными вещицами!
— Но ведь ткачеством издревле занимаются мужчины! — воскликнул Ребозо. На лбу канцлера выступила испарина.
— Я же не говорю — у себя дома, — возразил Бонкорро. — К тому же в других странах женщины ткут сами. Нет, нам следует создать новое производство. Пусть деревенские мастерицы проявят себя!
— Корона не может так рисковать!
— Только корона и может! — с металлической ноткой в голосе парировал Бонкорро. — Иначе корона бы не владела всем, чем владеет!
Ребозо издал отчаянный вздох.
— Несомненно, корона владеет всем! Но, ваше величество, если вам непременно хочется упорствовать в этой глупости, сделайте по крайней мере так, чтобы вся прибыль шла к вам!
— Нет, я обязан удобрять свои поля. — Бонкорро уставился в пространство, во взгляде его появилась мечтательность. — Мы отыщем предприимчивого купца, который будет готов работать по двадцать часов в день в течение ближайших шести лет, одолжим ему денег на обустройство производства — нет, нужно будет найти пять таких купцов! А потом, когда затраты окупятся, мы найдем других купцов, чтобы они начали такие же производства! Какая восхитительная идея!
— Социалистический капитализм. — Мэту было жутко интересно воочию наблюдать за борьбой авторитетов. Правда, Ребозо вряд ли мог остановить размечтавшегося короля. Либо канцлер действительно не такой уж могущественный колдун, либо таковым является король.
А возможно, Ребозо просто играет более тонкую игру, чем о том думали Мэт и Бонкорро...
— Как ты сказал, Маг? — с любопытством переспросил Бонкорро.
— Я бы назвал ваше величество материалистом, — осторожно выговорил Мэт, — несколько идеалистичным, правда, но все равно материалистом.
— Согласен, если материализм — не религия. — И Бонкорро снова посмотрел на Мэта, прищурившись.
— Знаете, для некоторых людей он становится религией, но будьте покойны, для вас не станет. Вы, похоже, ухитрились привнести нечто совершенно новое в средневековое общество.
— Неужели? Что же именно?
— Светскость, — ответил Мэт. — Светскость, которая сама по себе ни добра, ни порочна.
— Что ж, в таком случае я буду светским королем! Потому что я напрочь отказался и от Добра, и от Зла, верховный Маг, в этом можешь не сомневаться.
— Ничего удивительного. Ведь вы видели, как вашего деда убило одно, а вашего отца убили, несмотря на его преданность другому. Но насколько я понимаю тот мир, в котором мы живем, ваше величество, выбора у вас нет: вы обязаны быть либо таким, либо другим. Даже если при жизни вам удастся сохранять некое равновесие, вы не сможете избежать последствий после смерти.
— Молчи! — крикнул король, — нечего пугать меня концом жизни, пока я еще так молод!
— Memento mori* [19]! — проговорил Мэт, гадая, насколько близка латынь его родного мира к тому романскому языку, который мог быть понятен королю.
Видимо, латынь таки оказалась понятна. Глаза Ребозо смотрели с ужасом. Но вот Бонкорро, видимо, недоставало образования, потому что молодой король только нахмурил лоб и сказал:
— Я не стану думать о загробной жизни до тех пор, пока не найду мистического заклятия, которое поможет моей душе прекратить существование, как только умрет мое тело! Может быть, я лишу себя радостей блаженства добродетели, но я хотя бы надую Сатану, избежав наказания за грехи.
Подумать только, а ведь большинство людей так жаждали бессмертия!
— А как бы вы себя почувствовали, если бы я, обратившись к вам, провозгласил: «О король, живи вечно!»
— Мысль интересная! А ты знаешь, Маг, как этого достичь?
— Боюсь, что нет, — откровенно признался Мэт.
— Вместе с тем все равно весьма любопытно, — задумчиво проговорил Бонкорро, — нужно будет разыскать колдуна с научным складом ума и поручить ему поразмыслить над этим.
Канцлер понял: от этой темы нужно срочно уходить.
— Ваши подданные очень хвалят вас, ваше величество. Они говорят, что вы добрый король, хороший. Некоторые даже говорят, что великий.
В конце концов лесть еще никогда до беды не доводила.
— Я не против. — Бонкорро довольно усмехнулся. Однако взгляд его был осторожен. Лесть он распознал и явно хотел знать, к чему она. — А вот твоя магия, верховный Маг, — ты черпаешь силу от Бога?
— О да, — ответил Мэт. — Хотя порой и случайно.
Ребозо так зыркнул на Мэта, словно желал ему лопнуть, а Бонкорро только немного нахмурился.
— Случайно? Как это можно быть добрым случайно?
— Кому же это понимать, как не вам! — удивленно воскликнул Мэт. — В моем случае это потому, что я жутко занят. Понимаете, обычно меня больше заботит сила поэзии, нежели ее источник.
— О, вот это поистине удивительно! — вскричал Бонкорро. — Мне всегда так нравились стихи! На самом деле я намерен учредить премию в области поэзии, как только накоплю достаточно средств!
— Понятно. Даже королям порой приходится остановиться и прикинуть, что они могут себе позволить, а что нет, — вздохнул Мэт. — То, что вы задумали, безусловно, прибыли не принесет.
— Верно, но, может быть, ты додумался до того, как извлекать из поэзии выгоду?
— О, боюсь, что не додумался. Даже здесь золота стихи не создают.
— Но как же репутация?! Ведь стихи сделали тебя тем, кем ты стал! Они дали тебе власть!
Мэт смущенно пожал плечами:
— Перо не более могущественно, нежели меч, ваше величество.
— Вот как? — Неторопливая улыбка тронула губы Бонкорро. — А давай проведем опыт, верховный Маг.
У Мэта по спине побежали мурашки.
— О... Так вы решили испытать меня?
— Назовем это так. — Ребозо зловеще улыбнулся Мэту, продемонстрировав несовершенство средневековой стоматологии.
— Да, пусть это будет испытание твоей силы! — поспешил проговорить Бонкорро. — Ибо мне не хотелось бы проявить недостаток гостеприимства, даже если гость явился ко мне без приглашения. Мы предоставим тебе апартаменты, верховный Маг.
Мэт нахмурился.
— Позвольте мне быть откровенным. Мне необходимо точно понять вас. Вы хотите предоставить мне крышу над головой и тем самым проверить, какова моя чародейская сила?
— Все дело в том, что за апартаменты тебе будут предоставлены, — уточнил канцлер, сверкая глазами.
— А-а-а, — вздохнул Мэт и поудобнее пристроил лютню за спиной. — Хотите сказать, что ночь мне придется провести в темнице.
— Ночь, — кивнул Ребозо. — А может, и не одну.
— Значит, испытание моей силы состоит в том, сумею я или нет выбраться из вашей темницы?
— Если ты такой могущественный чародей, что вынудил меня выслушивать твои советы, то ты, несомненно, с легкостью сумеешь покинуть мою тюрьму.
Мэт печально покачал головой:
— Ох, ваше величество, ваше величество. Я от вас ожидал большего.
— Да? — удивленно воскликнул Бонкорро. — Но надеюсь, ты прекрасно понимаешь, что я не могу позволить тебе беспрепятственно странствовать по моей стране, верховный Маг! Что же, ты настолько уверен в том, что тебе удастся убежать?
Мэт пожал плечами:
— Прежде я убегал из нескольких тюрем и буду искренне удивлен, если ваша чем-то сильно отличается от предшествующих. — Мэт посмотрел на гвардейцев, нервно переминающихся с ноги на ногу. — Ну, пошли, что ли, ребята?
— Ты что, не возражаешь? — изумленно прошептал Ребозо.
— Не возражаю? Почему? Возражаю, конечно! Но я не против. Мне везет: в тюрьмах мне всегда встречаются на редкость интересные люди. И вообще, пока Фламиния и Паскаль пребывают в безопасности где-то на природе, в сельской местности, можно и передохнуть ночку на заплесневелой соломе.
Канцлер мстительно уставился на Мэта.
— Для могущественных магов у его величества имеется особая темница! И если тебе удастся выбраться из нее, верховный Маг, то ты поистине великий чародей!
Вот тут в душу Мэта впервые закрались сомнения. И сомнения эти буквально через мгновение превратились в страх, ибо король Бонкорро раскинул руки и принялся читать нараспев какие-то стихи на смутно знакомом языке. Вообще-то Мэт всегда не очень доверял иностранным языкам, особенно с тех пор, как еще на первом курсе схлопотал двойку по немецкому. И потом, как можно ответить контр стихотворением, если ты не понимаешь, о чем тебе читают? Правда, постмодернистов это не остановило...
Бонкорро свел кулаки, повертел ими так, словно завязывал узел, и исчез.
Исчез? К исчезновениям Мэт привык. Он был знаком с пятью-шестью чародеями и колдунами, которые умели исчезать. Но ему до сих пор ни разу не встречался волшебник, который бы, исчезая, сумел прихватить с собой все и всех, и даже близстоящие дома, и мостовую, и даже, между прочим, небо и солнце.
Но вот свет не прихватил. По крайней мере Мэт видел все, что осталось, пускай даже освещение стало сероватым, тусклым, бесформенным, разлитым. Что-то вроде миниатюрного рассеянного света. Мэт даже тени не отбрасывал. Правда, не было и поверхности, на которую он мог бы отбрасывать тень. А бледным свет мог быть из-за того, что ему приходилось пробиваться сквозь туман.
Туман, кругом туман. Мэт оглянулся. Похоже, будто бы он внутри облака, вот только кабины реактивного самолета нет. Просто ради интереса Мэт посмотрел вниз, но внизу — один серый туман. Мэт широко открыл глаза и принялся всматриваться в разные стороны, стараясь обуздать страх, сжимавший горло. Он твердил себе, что нужно просто шагнуть, и все, и он выйдет из этого плена, но оказалось, что он боялся. Ладно. Все-таки что-то там есть под ногами — или там всего лишь какая-то кроха твердого вещества?
Мэт стоял, напряженный, скованный, окоченевший, боясь сделать даже самый маленький шажок, сдвинуться хотя бы на дюйм — а вдруг тогда начнется бесконечное падение в бездонную пропасть? Нужно отдать должное Бонкорро — хороша была его темница для чародеев!
Что ж, хотя бы в одном король оказался прав: если Мэту удастся уйти отсюда, то потом его можно будет назвать тем, к чьим советам стоило прислушаться, — ну, это, естественно, в том случае, если у него еще будет шевелиться язык, чтобы давать советы...
Глава 19
Орто Откровенный резко остановился и предостерегающе поднял руку. Всадник, ехавший позади него, с трудом успел удержать коня и избежать столкновения, для этого ему потребовалось свернуть немного в сторону, из-за чего тот всадник, что скакал рядом с Орто, также был вынужден уклониться, а уж тому, кто ехал за этим всадником, пришлось ругаться на чем свет стоит и натягивать поводья, а вот тот, кто ехал сбоку от этого всадника, и вообще чуть было не кувыркнулся, но все же не кувыркнулся. Образовалось нечто вроде дорожной «пробки».
К счастью, королева Алисанда ехала по другую сторону от Орто. На самом деле всадник, ехавший позади, именно поэтому так здорово отклонился с дороги, хотя присутствие дракона Стегомана в этом сыграло свою, не последнюю роль. Алисанда не без раздражения отдала приказ своему войску, скачущему галопом, остановиться. Между тем она ни за что не стала бы отчитывать чародея, занятого делом... Вот когда он сделает свое дело, тогда можно будет... Королеве вдруг ужасно захотелось съесть тарелку овсянки с кислой капустой, но она преодолела это желание и спросила:
— В чем дело, Орто?
— Ваш муж. — Голос Орто прозвучал как бы издалека, словно эхом отлетая от стен глубоких пещер. — Он в большой беде.
Паническая дрожь прогнала всякие мысли об овсянке, хотя кислой капусты все равно так хотелось, так хотелось...
— Его жизни грозит опасность?
— Нет. Смерть ему не грозит.
Алисанда чуть-чуть успокоилась, хотя не могла не думать о том, что приказала взять в дорогу слишком мало кислой капусты. Выругав себя на чем свет стоит, королева решительно вернулась мыслями к словам Орто.
— В какой же он тогда беде?
— Беда такая; что ему грозит долгое заключение в темнице, — выдохнул чародей, — и может быть, он никогда не выйдет на свободу, никогда не вернется.
Панический страх вновь овладел Алисандой. Лишиться мужа, да еще в такое время. Королева развернулась в седле, подняла сжатый кулак и помахала им.
— Вперед, воины мои! На Венарру! Мы должны разрушить королевский дворец, словно ореховую скорлупу!
Ответом ей был вопль одобрения. Однако стоило затихнуть этому воплю, как со стороны авангарда донесся совсем другой крик. Алисанда обернулась, гадая, что бы такое могло произойти.
— Приближается гонец, — сообщил сэр Ги.
Стегоман, стоявший у него за спиной, опустил большую чешуйчатую голову и добавил:
— Он в форме войска короля Бонкорро.
Алисанда встретила гонца взглядом, способным вскипятить воду.
— Что нужно твоему повелителю? Эй ты, говори!
Гонец натянул поводья коня, совершенно потрясенный и напуганный полным несоблюдением этикета переговоров.
— Ваше величество! — воскликнул он, спрыгнув с коня, и опустился на одно колено. — Я привез вам приветствия от короля Бонкорро из уст его канцлера, лорда Ребозо!
А это означало, что король может ничего и не знать про этого парламентера, но если знал, то уж лучше бы гонцу привести такие слова, которые пришлись бы Алисанде по душе.
— И что же сказал лорд-канцлер?
— Он передал вам приглашение в Латрурию, ваше величество, и просил поинтересоваться, не за лордом ли Мэтью Мэнтрелом вы едете?
Алисанда вытянулась как струнка.
— Именно за ним!
— В таком случае он просит вас не беспокоиться, ваше величество, ибо лорда Мэтью долее нет в Латрурии!
Алисанда в упор смотрела на гонца, чувствуя, как ее охватывает гнев, совершенно безумный гнев, от которого по всему телу бегут колючие мурашки.
— Вот как? Его нет?
— Нет, ваше величество. Но еще лорд-канцлер просил передать, что наш верховный маг нарушил законы гостеприимства нашей страны, не назвав себя открыто, а явившись в Латрурию тайком, как лазутчик.
Лицо Алисанды помертвело. Упрек подействовал на нее, словно пощечина.
— Можешь передать своему лорду-канцлеру, что у моего мужа всегда была страсть разгуливать переодетым среди простонародья. Он считает, что так легче узнать, что нужно народу. Уверена, к вашей границе его привела забота о родственниках меровенцев. И куда же ушел мой лорд Мэтью?
— Он... Этого лорд-канцлер мне не сказал! — промямлил курьер. — И я бы очень удивился, если бы ему было известно, ваше величество!
— Он говорит правду, — пробормотал Орто. Его взгляд по-прежнему блуждал где-то в иных мирах.
«Ту правду, которая ему ведома», — уточнила для себя Алисанда. Она же была совершенно уверена, что канцлер Ребозо превосходно знал, где находится Мэтью, и еще подозревала, что все известное Ребозо известной его повелителю.
— Можешь передать лорду-канцлеру мои приветствия. Скажи ему, что я польщена тем гостеприимством, которое было оказано моему супругу. Передай ему также, что я достойно отблагодарю его за это... — «Вот, — мстительно подумала Алисанда. — Пусть услышит и затрепещет». — Но его величеству передай вот что: раз уж я заехала в такую даль, я доберусь до Венарры, дабы нанести ему государственный визит... В конце концов, у меня еще не было возможности поздравить его с коронацией.
Гонец побледнел, поняв скрытый упрек, который, впрочем, был вполне справедлив: Алисанда имела полное право обижаться, что ее не пригласили на коронацию Бонкорро, хотя прекрасно знала, что приглашение главы королевства, подчиняющегося Закону Справедливости, на коронацию монарха страны, преданной Закону Силы, равноценно приглашению десятка рысей на собачью вечеринку.
Гонец, бледнее прежнего, склонил голову в поклоне, вскочил в седло, развернул коня...
И обнаружил перед собой море враждебных лиц.
— Проводите нашего гостя в голову колонны, — мурлыкнула Алисанда, — да глядите, чтобы ему были оказаны надлежащие почести. Мне бы не хотелось, чтобы то, что мы передали, пропало.
— Все и так уже услышано, — выдохнул Орто, и голос его прошелестел, словно ветер в кроне дерева.
Алисанда ни секунды не сомневалась — она и прежде имела дело с колдунами. Она заметила жучка, сидевшего на плече у парламентера, и подумала, что жучок запросто мог быть заколдован и служить для передачи всего, что происходит на месте встречи гонца с королевой, канцлеру Ребозо, или по крайней мере с помощью этого жучка канцлер мог видеть происходящее в своем хрустальном шаре или лужице чернил.
— Проводите его, как подобает, со всеми церемониями! Ибо воистину более всего нас сейчас заботят церемонии!
Курьер восхищенно посмотрел на королеву. А Алисанда довольно отметила, что гонец, видимо, отлично разбирался в придворных тонкостях и потому понял ее намек, что она знает, что король Бонкорро знает, что она думает о том, что думает он, поэтому не остается ничего другого, как только соблюдать этикет. Поэтому королева проводила гонца взглядом, помня, что тому хватило мудрости восхищенно посмотреть на нее. Да-да, пока что только этикет, но, однако, за ним могли последовать либо дружеское рукопожатие, либо начало войны.
На миг внимание королевы обратилось внутрь нее. Она, на задумываясь, положила руку на живот, впервые в жизни надеясь, что до войны дело не дойдет. Только не теперь! Да, она искренне надеялась, что король Бонкорро примет ее с надлежащим гостеприимством, что будет соблюден этикет, и тогда будет сказано, что они не враги, хотя и не друзья.
И еще она очень надеялась, что на кухне у короля Бонкорро есть запасы кислой капусты!
Минуло какое-то время, и в тумане стали проступать отдельные силуэты — тоже серые, правда, более темные, нежели в тумане, но стоило Мэту приблизиться, как силуэты таяли, словно их и не было вовсе. Что это — миражи? Или какие-то существа, которые убегали от Мэта, боясь, что он на них наткнется?
Ну, ладно. Хотя бы смерть от жажды ему не грозила — стоило только открыть рот, и через минуту там скапливалось вполне достаточно влаги, чтобы унять жажду. Правда, Мэт сильно проголодался, да и подустал прилично.
И вот тут-то начало темнеть.
Хуже сумерек в незнакомом месте может быть только темнота. На миг Мэту показалось, будто бы он попал в Лондон в туманный день, но это вряд ли. Разве что только все население города разом упаковало чемоданы и отправилось на уик-энд! И потом, будь он в Лондоне, так хотя бы уличные фонари горели, а тут — хоть глаз выколи!
Поэтому Мэт ужасно обрадовался, когда одна из теней смилостивилась над ним и не растаяла, а дала подойти к себе — пусть даже затем она заполнила собой все поле зрения и оказалась самым мрачным, самым зловещим из всех замков, какие он когда-либо видел, — замком из черного гранита, покрытого капельками росы. Мэт подошел к замку — туман как бы отступил и из самодовлеющей среды превратился в низко нависшее небо. Слева Мэт разглядел за кустами озеро, от которого тянулась протока — прямо ко рву вокруг замка. Мэт опустил глаза и увидел во рву темную воду с чуть зеленоватым оттенком — первый более или менее живой цвет в этом мире. Обратив на это внимание, Мэт взглянул на свою яркую, разноцветную одежду, но вместо алого, синего и желтого увидел лишь различные оттенки серого — и все какое-то влажное. Мэт встревожился: такая сырость повредит лютне! Нужно поскорее внести ее под крышу, желательно поднести к огню — если в этом странном отдельном мире существовал огонь...
Мэт снова взглянул на поверхность воды во рву, и ему показалось, что он видит там какие-то куски. И еще ему показалось, что эти куски двигались. Мэта передернуло, он отвел взгляд в сторону. Лучше бы там виднелись белые зубы и сверкающие глаза. Между тем подъемный мостик был опущен, решетка поднята. Не важно, что ее колья выглядели словно клыки, а сам вход в замок отчетливо напоминал отверстую пасть, Мэт смело ступил на язык... ой, то есть на подъемный мостик. Шаг... еще шаг... и вот он уже почти у входа.
Но тут послышался царапающий звук, а потом что-то вроде огромного шлепка, и из-под подъемного мостика выскочил тролль, в чьей пасти, формой похожей на дольку огромного арбуза, сверкали белые зубищи. Пальцы, украшенные стальными когтями, потянулись к Мэту. Мэт резко попятился, но услышал за спиной всплеск и снова царапанье и шлепки — будто бы какие-то водные звери карабкались на мостик. К первому троллю присоединились еще два, и теперь уже все трое ужасающе ухмылялись, а по обе стороны от мостика из воды подняли головы морские змеи и, широко раззявив мерзкие пасти, угрожающе приближались к Мэту.
Единственное, что в этот миг пришло в голову, так это то, что, кто бы ни владел замком, он явно переборщил. Страха почти не было, ну, если и был, то какой-то странный, далекий — настолько нереально казалось такое количество чудовищ.
— Добы-ы-ы-ы-ча! — сладострастно протянул самый маленький тролль, тот, что был всего семи футов ростом.
— Пошлину гони за проход! — рявкнул первый тролль, самый здоровенный. — Одну руку!
— Гони пошлину! — эхом вторил средненький. — Одну ногу!
А Мэт прокричал:
С минуту Мэт не трогался с места, просто стоял и тупо моргал. Он надеялся, что заклинание поможет, но не настолько же. Он-то думал, что чудовища просто отскочат на минуту-другую и у него появится возможность поразмыслить, как быть дальше, а тут они взяли, да и испарились в буквальном смысле слова! Будто были сотканы из тумана!
Иллюзии. Иллюзии, и ничего больше. Значит, подозрения Мэта насчет того, что хозяин замка переусердствовал, не напрасны.
Мэт более уверенно зашагал к замку. Если здесь ему бояться следовало только иллюзий, то скорее всего он в безопасности. Правда, с другой стороны, он столько лет бьется, чтобы разрушить кое-какие собственные иллюзии, а что толку? Да, но ведь здесь-то чьи-то еще иллюзии...
Мэт шагнул под решетку, а она не опустилась прямо на него в последнюю секунду, к нему не выскочил хихикающий великан с занесенным над головой топором. Даже зловещий адский пес не бросился с лаем.
Вот это-то и странно!
Мэт быстро пробежал по коридору от ворот, затем очень осторожно вышел во внутренний двор замка. Да, зря он надеялся на внутренний двор — он попал в замок, прямехонько в большой зал. Окон не отмечалось, зато вдоль стен висели горящие факелы, довольно прилично дымившие. В дальнем конце зала виднелось возвышение, на котором стоял балдахин, жутко старый, полусгнивший, и если бы не факелы, Мэт решил бы, что находится в заброшенных руинах.
Вдруг на возвышении и прямо посередине зала замерцали огоньки. Мэт вздрогнул, но тут же овладел собой, а огоньки собрались вместе, перестали плясать и превратились... в горгон. Мэт, правда, в камень не обратился, но в общем-то не возражал бы против этого. У горгон вместо волос извивались змеи, их рты искажали зубастые ухмылки. Вскоре к горгонам присоединились ламии* [20] и гарпии, и еще кто-то шуршал и верещал вверху. Получалось так, что снаружи Мэт столкнулся с чудовищами в мужском обличье, а теперь, внутри, — в женском.
Внезапно Мэт обнаружил, что тонет: пол превратился в зыбучий песок и принялся засасывать его — а может быть, он начал подтаивать снизу? Мэт опустил глаза, решил, что все-таки тает, и запел:
К счастью, королева Алисанда ехала по другую сторону от Орто. На самом деле всадник, ехавший позади, именно поэтому так здорово отклонился с дороги, хотя присутствие дракона Стегомана в этом сыграло свою, не последнюю роль. Алисанда не без раздражения отдала приказ своему войску, скачущему галопом, остановиться. Между тем она ни за что не стала бы отчитывать чародея, занятого делом... Вот когда он сделает свое дело, тогда можно будет... Королеве вдруг ужасно захотелось съесть тарелку овсянки с кислой капустой, но она преодолела это желание и спросила:
— В чем дело, Орто?
— Ваш муж. — Голос Орто прозвучал как бы издалека, словно эхом отлетая от стен глубоких пещер. — Он в большой беде.
Паническая дрожь прогнала всякие мысли об овсянке, хотя кислой капусты все равно так хотелось, так хотелось...
— Его жизни грозит опасность?
— Нет. Смерть ему не грозит.
Алисанда чуть-чуть успокоилась, хотя не могла не думать о том, что приказала взять в дорогу слишком мало кислой капусты. Выругав себя на чем свет стоит, королева решительно вернулась мыслями к словам Орто.
— В какой же он тогда беде?
— Беда такая; что ему грозит долгое заключение в темнице, — выдохнул чародей, — и может быть, он никогда не выйдет на свободу, никогда не вернется.
Панический страх вновь овладел Алисандой. Лишиться мужа, да еще в такое время. Королева развернулась в седле, подняла сжатый кулак и помахала им.
— Вперед, воины мои! На Венарру! Мы должны разрушить королевский дворец, словно ореховую скорлупу!
Ответом ей был вопль одобрения. Однако стоило затихнуть этому воплю, как со стороны авангарда донесся совсем другой крик. Алисанда обернулась, гадая, что бы такое могло произойти.
— Приближается гонец, — сообщил сэр Ги.
Стегоман, стоявший у него за спиной, опустил большую чешуйчатую голову и добавил:
— Он в форме войска короля Бонкорро.
Алисанда встретила гонца взглядом, способным вскипятить воду.
— Что нужно твоему повелителю? Эй ты, говори!
Гонец натянул поводья коня, совершенно потрясенный и напуганный полным несоблюдением этикета переговоров.
— Ваше величество! — воскликнул он, спрыгнув с коня, и опустился на одно колено. — Я привез вам приветствия от короля Бонкорро из уст его канцлера, лорда Ребозо!
А это означало, что король может ничего и не знать про этого парламентера, но если знал, то уж лучше бы гонцу привести такие слова, которые пришлись бы Алисанде по душе.
— И что же сказал лорд-канцлер?
— Он передал вам приглашение в Латрурию, ваше величество, и просил поинтересоваться, не за лордом ли Мэтью Мэнтрелом вы едете?
Алисанда вытянулась как струнка.
— Именно за ним!
— В таком случае он просит вас не беспокоиться, ваше величество, ибо лорда Мэтью долее нет в Латрурии!
Алисанда в упор смотрела на гонца, чувствуя, как ее охватывает гнев, совершенно безумный гнев, от которого по всему телу бегут колючие мурашки.
— Вот как? Его нет?
— Нет, ваше величество. Но еще лорд-канцлер просил передать, что наш верховный маг нарушил законы гостеприимства нашей страны, не назвав себя открыто, а явившись в Латрурию тайком, как лазутчик.
Лицо Алисанды помертвело. Упрек подействовал на нее, словно пощечина.
— Можешь передать своему лорду-канцлеру, что у моего мужа всегда была страсть разгуливать переодетым среди простонародья. Он считает, что так легче узнать, что нужно народу. Уверена, к вашей границе его привела забота о родственниках меровенцев. И куда же ушел мой лорд Мэтью?
— Он... Этого лорд-канцлер мне не сказал! — промямлил курьер. — И я бы очень удивился, если бы ему было известно, ваше величество!
— Он говорит правду, — пробормотал Орто. Его взгляд по-прежнему блуждал где-то в иных мирах.
«Ту правду, которая ему ведома», — уточнила для себя Алисанда. Она же была совершенно уверена, что канцлер Ребозо превосходно знал, где находится Мэтью, и еще подозревала, что все известное Ребозо известной его повелителю.
— Можешь передать лорду-канцлеру мои приветствия. Скажи ему, что я польщена тем гостеприимством, которое было оказано моему супругу. Передай ему также, что я достойно отблагодарю его за это... — «Вот, — мстительно подумала Алисанда. — Пусть услышит и затрепещет». — Но его величеству передай вот что: раз уж я заехала в такую даль, я доберусь до Венарры, дабы нанести ему государственный визит... В конце концов, у меня еще не было возможности поздравить его с коронацией.
Гонец побледнел, поняв скрытый упрек, который, впрочем, был вполне справедлив: Алисанда имела полное право обижаться, что ее не пригласили на коронацию Бонкорро, хотя прекрасно знала, что приглашение главы королевства, подчиняющегося Закону Справедливости, на коронацию монарха страны, преданной Закону Силы, равноценно приглашению десятка рысей на собачью вечеринку.
Гонец, бледнее прежнего, склонил голову в поклоне, вскочил в седло, развернул коня...
И обнаружил перед собой море враждебных лиц.
— Проводите нашего гостя в голову колонны, — мурлыкнула Алисанда, — да глядите, чтобы ему были оказаны надлежащие почести. Мне бы не хотелось, чтобы то, что мы передали, пропало.
— Все и так уже услышано, — выдохнул Орто, и голос его прошелестел, словно ветер в кроне дерева.
Алисанда ни секунды не сомневалась — она и прежде имела дело с колдунами. Она заметила жучка, сидевшего на плече у парламентера, и подумала, что жучок запросто мог быть заколдован и служить для передачи всего, что происходит на месте встречи гонца с королевой, канцлеру Ребозо, или по крайней мере с помощью этого жучка канцлер мог видеть происходящее в своем хрустальном шаре или лужице чернил.
— Проводите его, как подобает, со всеми церемониями! Ибо воистину более всего нас сейчас заботят церемонии!
Курьер восхищенно посмотрел на королеву. А Алисанда довольно отметила, что гонец, видимо, отлично разбирался в придворных тонкостях и потому понял ее намек, что она знает, что король Бонкорро знает, что она думает о том, что думает он, поэтому не остается ничего другого, как только соблюдать этикет. Поэтому королева проводила гонца взглядом, помня, что тому хватило мудрости восхищенно посмотреть на нее. Да-да, пока что только этикет, но, однако, за ним могли последовать либо дружеское рукопожатие, либо начало войны.
На миг внимание королевы обратилось внутрь нее. Она, на задумываясь, положила руку на живот, впервые в жизни надеясь, что до войны дело не дойдет. Только не теперь! Да, она искренне надеялась, что король Бонкорро примет ее с надлежащим гостеприимством, что будет соблюден этикет, и тогда будет сказано, что они не враги, хотя и не друзья.
И еще она очень надеялась, что на кухне у короля Бонкорро есть запасы кислой капусты!
* * *
Мало того, что туману напустили, так теперь еще и стемнело! Мэт наконец решился сделать один крохотный, осторожный шажок. Поверхность выдержала, не провалилась, когда он перенес вес с одной ноги на другую, и Мэт рискнул сделать второй шаг и третий... Какая-то почва под ногами имелась. Время от времени сквозь клубы тумана, обнимавшие его лодыжки, проступали пучки жухлой травы. Значит, это была именно почва, земля, и к тому же неровная — Мэт часто спотыкался.Минуло какое-то время, и в тумане стали проступать отдельные силуэты — тоже серые, правда, более темные, нежели в тумане, но стоило Мэту приблизиться, как силуэты таяли, словно их и не было вовсе. Что это — миражи? Или какие-то существа, которые убегали от Мэта, боясь, что он на них наткнется?
Ну, ладно. Хотя бы смерть от жажды ему не грозила — стоило только открыть рот, и через минуту там скапливалось вполне достаточно влаги, чтобы унять жажду. Правда, Мэт сильно проголодался, да и подустал прилично.
И вот тут-то начало темнеть.
Хуже сумерек в незнакомом месте может быть только темнота. На миг Мэту показалось, будто бы он попал в Лондон в туманный день, но это вряд ли. Разве что только все население города разом упаковало чемоданы и отправилось на уик-энд! И потом, будь он в Лондоне, так хотя бы уличные фонари горели, а тут — хоть глаз выколи!
Поэтому Мэт ужасно обрадовался, когда одна из теней смилостивилась над ним и не растаяла, а дала подойти к себе — пусть даже затем она заполнила собой все поле зрения и оказалась самым мрачным, самым зловещим из всех замков, какие он когда-либо видел, — замком из черного гранита, покрытого капельками росы. Мэт подошел к замку — туман как бы отступил и из самодовлеющей среды превратился в низко нависшее небо. Слева Мэт разглядел за кустами озеро, от которого тянулась протока — прямо ко рву вокруг замка. Мэт опустил глаза и увидел во рву темную воду с чуть зеленоватым оттенком — первый более или менее живой цвет в этом мире. Обратив на это внимание, Мэт взглянул на свою яркую, разноцветную одежду, но вместо алого, синего и желтого увидел лишь различные оттенки серого — и все какое-то влажное. Мэт встревожился: такая сырость повредит лютне! Нужно поскорее внести ее под крышу, желательно поднести к огню — если в этом странном отдельном мире существовал огонь...
Мэт снова взглянул на поверхность воды во рву, и ему показалось, что он видит там какие-то куски. И еще ему показалось, что эти куски двигались. Мэта передернуло, он отвел взгляд в сторону. Лучше бы там виднелись белые зубы и сверкающие глаза. Между тем подъемный мостик был опущен, решетка поднята. Не важно, что ее колья выглядели словно клыки, а сам вход в замок отчетливо напоминал отверстую пасть, Мэт смело ступил на язык... ой, то есть на подъемный мостик. Шаг... еще шаг... и вот он уже почти у входа.
Но тут послышался царапающий звук, а потом что-то вроде огромного шлепка, и из-под подъемного мостика выскочил тролль, в чьей пасти, формой похожей на дольку огромного арбуза, сверкали белые зубищи. Пальцы, украшенные стальными когтями, потянулись к Мэту. Мэт резко попятился, но услышал за спиной всплеск и снова царапанье и шлепки — будто бы какие-то водные звери карабкались на мостик. К первому троллю присоединились еще два, и теперь уже все трое ужасающе ухмылялись, а по обе стороны от мостика из воды подняли головы морские змеи и, широко раззявив мерзкие пасти, угрожающе приближались к Мэту.
Единственное, что в этот миг пришло в голову, так это то, что, кто бы ни владел замком, он явно переборщил. Страха почти не было, ну, если и был, то какой-то странный, далекий — настолько нереально казалось такое количество чудовищ.
— Добы-ы-ы-ы-ча! — сладострастно протянул самый маленький тролль, тот, что был всего семи футов ростом.
— Пошлину гони за проход! — рявкнул первый тролль, самый здоровенный. — Одну руку!
— Гони пошлину! — эхом вторил средненький. — Одну ногу!
А Мэт прокричал:
Тролли взвыли от злости и испуга, а морские змеи ядовито затрубили, однако и те, и другие исчезли, растаяли в тумане. А кто б там ни успел забраться на мостик позади Мэта, он пару раз беспомощно чем-то шлепнул, потом прогудел, как многотонный грузовик, забуксовавший в канаве, а потом и его гудение растаяло, растворилось в тумане. Мэт быстро обернулся и успел-таки рассмотреть бледнеющие контуры раздутого удлиненного тела с уймой шипов на хвосте. Впрочем, в пасти зубов также хватало. Но вот и силуэта не стало.
Ишь какие выискались таможенники —
Подавай им рученьки и ноженьки!
Может, вам еще кусок печеночки?
Или серединку селезеночки?
Или вас мозги б мои насытили?
Ну а фигу с маслом не хотите ли?
Приставать ко мне немедля бросьте-ка
И валите, милые, от мостика!
С минуту Мэт не трогался с места, просто стоял и тупо моргал. Он надеялся, что заклинание поможет, но не настолько же. Он-то думал, что чудовища просто отскочат на минуту-другую и у него появится возможность поразмыслить, как быть дальше, а тут они взяли, да и испарились в буквальном смысле слова! Будто были сотканы из тумана!
Иллюзии. Иллюзии, и ничего больше. Значит, подозрения Мэта насчет того, что хозяин замка переусердствовал, не напрасны.
Мэт более уверенно зашагал к замку. Если здесь ему бояться следовало только иллюзий, то скорее всего он в безопасности. Правда, с другой стороны, он столько лет бьется, чтобы разрушить кое-какие собственные иллюзии, а что толку? Да, но ведь здесь-то чьи-то еще иллюзии...
Мэт шагнул под решетку, а она не опустилась прямо на него в последнюю секунду, к нему не выскочил хихикающий великан с занесенным над головой топором. Даже зловещий адский пес не бросился с лаем.
Вот это-то и странно!
Мэт быстро пробежал по коридору от ворот, затем очень осторожно вышел во внутренний двор замка. Да, зря он надеялся на внутренний двор — он попал в замок, прямехонько в большой зал. Окон не отмечалось, зато вдоль стен висели горящие факелы, довольно прилично дымившие. В дальнем конце зала виднелось возвышение, на котором стоял балдахин, жутко старый, полусгнивший, и если бы не факелы, Мэт решил бы, что находится в заброшенных руинах.
Вдруг на возвышении и прямо посередине зала замерцали огоньки. Мэт вздрогнул, но тут же овладел собой, а огоньки собрались вместе, перестали плясать и превратились... в горгон. Мэт, правда, в камень не обратился, но в общем-то не возражал бы против этого. У горгон вместо волос извивались змеи, их рты искажали зубастые ухмылки. Вскоре к горгонам присоединились ламии* [20] и гарпии, и еще кто-то шуршал и верещал вверху. Получалось так, что снаружи Мэт столкнулся с чудовищами в мужском обличье, а теперь, внутри, — в женском.
Внезапно Мэт обнаружил, что тонет: пол превратился в зыбучий песок и принялся засасывать его — а может быть, он начал подтаивать снизу? Мэт опустил глаза, решил, что все-таки тает, и запел:
Отвердей, плечо, отвердей, рука,
Прозвучи ясней, песнь победная!
Будь нога моя, словно сталь, крепка,
Не слабей, сустав тазобедренный!
Кулаки мои многотонные,
Вы уже железобетонные,