Страница:
— Именно. — Векс повысил скорость до шестидесяти миль в час. — Но должен тебя предостеречь, Род, что такая головокружительная скорость на коне отнюдь не уменьшает твою репутацию чародея.
— Об отношениях с общественностью побеспокоимся позже. В данную минуту нам надо добраться до Гвен, пока та не столкнулась с чем-то фатальным!
— У тебя, Род, просто исключительное отсутствие доверия к собственной жене.
— Что? — Род подскочил в седле с такой силой, что чуть не свалился с коня. — Я б ей жизнь свою доверил, Векс!
— Да, свою, но не ее. Ты действительно думаешь, что она отправилась бы в одиночку на подобное задание, если б считала, что ей грозит какая-то реальная опасность?
— Конечно! Она не трусиха!
— Да, но у нее есть нуждающиеся в ней ребенок и муж. Она теперь не захочет столь уж опрометчиво рисковать жизнью.
— О, — нахмурился Род. — Ну, возможно, ты в чем-то прав. — Затем к нему вернулось ощущение срочности. — Но она могла недооценить их, Векс! Я имею в виду, что та закисшая старая ведьма пробыла в тех горах, вероятно, лет сорок, по меньшей мере! Кто знает, до какой дьявольщины она додумалась теперь?
— Гвендайлон, вероятно, знает. Твоя жена телепатка, Род.
— Так же как и Агата. И что Гвен способна прочесть, Агата, возможно, способна блокировать! Ходу, Векс! Мы должны поспеть туда!
Векс издал шипение помех, служившее роботам вздохом, и прибавил скорость. Сонные летние поля и крытые соломой опрятные хижины так и замелькали, проносясь мимо.
Род, подняв голову, уставился на почти отвесную стену скалы, упиравшейся в небо, настолько высоко, что, казалось, ловила неповоротливые тучи.
— Так сказал спрошенный нами крестьянин, Род. И, по-моему, он слишком испугался нашей скорости, чтобы кривить душой.
Род пожал плечами.
— Ему в любом случае незачем врать, как же мы туда заберемся, Векс?
— Это будет не так уж трудно. — Робот поглядел на неровную поверхность фаса скалы. — Вспомни, Род, альпинизм — мой конек. — И поставил копыто на начало даже не замеченной ранее Родом тропы.
— Если тот крестьянин все еще следит, то теперь он окончательно не выдержит, — вздохнул Род. — Кто ж когда-нибудь видел раньше коня, влезающего на скалу?
— Учитывая все обстоятельства, — задумчиво произнес Векс, осторожно ступая по скальному карнизу шириной малость поуже его тела, — мне думается, все получилось бы куда быстрее, если б ты переместил мой мозг в космический корабль и прилетел сюда.
— Может быть, но такое было б намного трудней объяснить крестьянам и лордам, если уж на то пошло. — Род поглядел на отвесный спуск внизу и почувствовал, как у него сосет под ложечкой. — Векс, в это твое тело, случайно, не встроено несколько антигравитационных пластин?
— Конечно, встроено, Род. Проектировщики Максимы учитывают все возможные обстоятельства.
Векс всегда говорил об астероиде, где его произвели, с некоторым тщеславием.
— Ну, приятно знать, что если мы упадем, то не слишком расшибемся. Но почему мы тогда просто не подлетим к пещере?
— Я думал, ты озабочен воздействием нашего проезда на наблюдателей.
— Довод, — вздохнул Род. — Вперед и вверх, Ржавый Рысак. Эксельсиор!
Впереди и слева от них зиял вход в пещеру, но он был всего в шесть футов высотой. Род поглядел на него и произнес:
— Не вполне достаточно высок для нас обоих.
— Согласен. Спешься, пожалуйста, поосторожней, Род, и постарайся держаться у скальной стены.
— О, не беспокойся, в сторону не отклонюсь. — Род соскользнул с коня между Вексом и фасом скалы, пытаясь превратиться в блин. Затем он протиснулся мимо большого черного коня и двинулся бочком по скальному карнизу к черной пустоте входа в пещеру. Он подобрался к ней, внушая себе, что настоящая ведьма никак не может походить на злых колдуний из детских сказок; но когда он медленно приблизился к влажной темноте логова ведьмы, на память ему пришел бурным потоком весь колыбельный эпос. И то, что Гневная Гатти называлась по имени в грамарайских версиях большинства этих сказок, выступая в них в главной, популярной, но не совсем симпатичной роли, не очень-то успокаивало его. Сравнение относительно логики и усвоенного в детстве определения эмоциональных реакций зрелого человека интересно изучать в теории, но наблюдение из первых рук практических аспектов может быть чуточку неудобным.
Воздух разорвал дикий старческий смех. Род замер; смех растаял, спал и превратился в рыдание. Род нахмурился и подобрался к пещере поближе... Голос Гвен! Он расслышал, как она что-то бормочет, утешая собеседницу. Род почувствовал, как все его тело расслабилось; фактически, он чуть ли не обмяк. Он и не представлял, что настолько встревожен. Но если Гвен успокаивала, ну... ей не могла грозить слишком большая опасность. Так ведь?
По крайней мере, в данную минуту ей ничто не угрожало. Он выпрямился и сделал первый шаг, заходя в пещеру, но раздраженный, надтреснутый голос старухи заставил его стать как вкопанного.
— Да, знаю, они не все злодеи. Не могли они такими быть, не так ли? И все же, судя по собственной жизни, я б никогда не догадалась о том!
Гвен, решил Род, просто изумляет. Она не могла пробыть здесь более получаса до его прибытия и уже заставила старую ведьму открыться и заговорить.
Гвен пробормотала ответ, но Род его не разобрал. Нахмурившись, он подобрался поближе к пещере — как раз вовремя, чтобы расслышать, как старая Агата говорит:
— Радуйся, девушка, что ты живешь в наставшие для нас новые времена — когда королева защищает обладающих колдовской силой, и ведьма может найти себе чародея в мужья.
— Тут, я знаю, мне посчастливилось, достопочтенная сударыня, — ответила Гвен.
Род покраснел. Действительно покраснел. Дело заходило слишком далеко. Теперь уж он определенно подслушивал не предназначенное для его ушей. Он расправил плечи и шагнул в пещеру.
— Гм!
В пещере оказалось очень сумрачно. Он еле-еле чего различал — за исключением двух сидевших перед огнем женских фигур. Услышав его шаги, фигура постарше резко вскинула голову. Свет костра освещал ее лицо снизу, что придавало ему достаточно сверхъестественный вид; но даже само по себе лицо это было ужасным.
На какую-то секунду она уставилась на него. Затем лицо ее перекосила усмешка, сопровождаемая сильным старушечьим смешком.
— Э, что у нас здесь? Неужели мы не может даже поговорить о мужчинах без их вторжения к нам?
Пораженная Гвен подняла взгляд. Затем лицо ее зажглось восторгом удивления.
— Милорд! — Она вскочила и подбежала к нему. Лицо старухи презрительно скривилось. Она дернула головой в сторону Рода.
— Твой?
— Мой.
Гвен схватила Рода за руки, тело ее на миг качнулось к нему, а затем отпрянуло. Род понял, публичная демонстрация приязни может показаться обидной; особенно тем, у кого нет никаких любимых. Но глаза ее сказали, что она польщена и очень рада его поддержке.
Уста ее, однако, сказали всего лишь:
— Зачем ты явился, муж?
— Просто немного беспокоился, милая. Хотя и вижу, что это было глупо.
— Не так уж глупо, как ты мог подумать, — проскрипела ведьма. — И все же явился ты запоздало для оказания помощи. — Она нахмурилась при этой мысли. — Нет, возможно, однако ты прибыл все же своевременно; если ты был с нею, когда она впервые появилась у входа в пещеру, я б несомненно выгнала вас обоих взашей.
Род начал было добавлять:
— Если б сумела, — а затем подумал, что лучше не стоит. — Э. Да. Извиняюсь за вторжение.
— Не стоит волноваться, — едко ответила Агата. — Никакого другого мужчину это не волновало бы. — Она перевела взгляд на Гвен. — Тебе безусловно в высшей степени посчастливилось.
Гвен, покраснев, опустила глаза.
— И все же сомневаюсь, что ты знаешь истинную величину своего счастья. — Ведьма снова повернулась к очагу, сунула лопатку в огромный котел и помешала. — Меня, молодой человек, очень ценили пахари из горных деревень, приходившие ко мне по одному и впятером ради мига удовольствия, хотя потом они и пришли толпой в шестьдесят человек, вместе с матерями, сестрами и женами и строгим деревенским клириком, чтобы высечь меня, вздернуть на дыбу и пронзить меня раскаленными иглами, крича: «Сознавайся, подлая ведьма!», пока я не могла больше сдерживаться, пока моя ненависть не выплеснулась на них, поражая их и вышвыривая вон из пещеры!
Она оборвала рассказ, задыхаясь и дрожа. Встревоженная Гвен сжала руки Агаты в своих и побледнела, когда их холодок пробежал у нее по спине. Они слышала сказку о том, как давным-давно ведьма Агата выкинула из своей пещеры жителей пяти деревень, и сколько разбили себе головы или спины на склонах внизу. Никакая ведьма в Грамарие за всю историю этого сверхъестественного острова не обладала такой силой. Большинство ведьм могло поднять за раз только двух или, возможно, трех человек. А что касается швыряния их с достаточной силой, чтобы выбросить из пещеры — да такое было просто невозможно.
— Не так ли?
Следовательно, если какая-то ведьма действительно совершила такой подвиг, у нее должен быть знакомый, помогающий ей дух. Они обычно принимали облик животных, но Агата не держала у себя никаких зверьков. Следовательно — понятное дело — знакомый все равно обязан быть, но он, должно быть, невидим.
— Вот тогда-то, — проговорила с одышкой ведьма, — я и перебралась в эту пещеру, где наружный карниз настолько узок, что войти сюда за раз может только один человек, и поэтому я в гневе своем никогда не смогу покалечить больше, чем нескольких. Но эти несколько...
— Они хотели сжечь тебя, — прошептала со слезами на глазах Гвен, — и сделано то было в гневе, в гневе, сдерживаемом очень долго, дольше, чем может обуздывать его любой человек! Они унижали тебя, пытали тебя!
— Разве это вернет мертвых? — бросила острый взгляд на Гвен Агата.
Гвен заворожено уставилась на изнуренное лицо.
— Агата... — Она закусила губу, а затем выпалила:
— Ты желаешь искупить вину за отнятые тобой жизни?
— Чепуху ты городишь! — сплюнула ведьма. — Жизнь бесценна, отнятие ее не искупить ничем!
— Верно, — задумчиво произнес Род, — но можно еще возместить потери.
Острый взгляд врезался в него, сковывая почти столь же эффективно, как Дурной Глаз.
Затем, однако, взгляд посветлел, когда ведьма медленно усмехнулась.
— Ах так! — Она откинула голову назад и рассмеялась. Смех длился долго, и когда он утих, Агата вытерла глаза, кивая. — А! Я-то все гадала, зачем вы явились, так как никто не приходит к старой Агате, если они не желают чего-то, не жаждут того, чего не могут ни от кого больше получить. И у вас именно это, не так ли? Народ страны в опасности и нуждается в силе старой Агаты! И послал вас умолять меня прибегнуть к ней!
Ее тощее тело затряслось от нового спазма старушечьего смеха. Она тяжело дышала, постепенно успокаиваясь, и вытерла нос длинным костлявым пальцем.
— Хе-хе! Дитя! Ужель меня, женщину шестидесяти о лишним лет, надует самое что ни на есть невинное дитя? Хе! — и снова рассмеялась.
Род нахмурился; разговор терял управление.
— Я б не назвал этого именно «надувательство».
Смех ведьмы резко оборвался.
— Вот как? — сплюнула она. — Но ты попросил бы у меня помощи, да! И постарался бы ничем не вознаградить меня, нет! — Она перевела взгляд на Гвен. — А ты делаешь, что он тебе велит, не так ли?
— Нет! — воскликнула оскорбленная Гвен. — Я явилась сама по себе, молить тебя...
— О них! — прожгла ее взглядом ведьма. — Ужель у тебя нет никаких полос на спине, никаких шрамов на грудях, где тебе выжгли палачи? Ужель ты не знала боли от их зависти и ненависти, что явилась без принуждения, без уговоров, молить помочь им?
— Да. — Гвен почувствовала, как на нее снизошла странное спокойствие. — Меня дважды бичевали и трижды пытали, и четырежды привязывали к столбу сжечь на костре; и за то, что я жива сейчас и говорю с тобой, мне надо благодарить крошечный народ, моих добрых опекунов. Да, я познала узловатую плеть их страха; хотя никогда столь глубоко, как ты. И все же...
Старая ведьма кивнула, дивясь.
— И все же ты жалеешь их?
— Да. — Гвен опустила глаза, крепко стиснув руки на коленях. — В самом деле, я их жалею. — Глаза ее вскинулись, сцепившись с взглядом Агаты. — Ибо их страх — ремень с шипами, что сечет нас, их страх перед великой тьмой, стоящей за такими силами, как наши, тьмой неизвестности, и перед непредсказуемой судьбой, что мы приносим им. Именно они должны идти по жизни ощупью и всегда посреди кошмара, им никогда не познать звуков любовных, радости полета при луне. Разве нам не следует тогда пожалеть их?
Агата медленно кивнула. Ее старческие глаза заволокла пленка, они глядели в пространство на жизнь, ныне удаленную во времени.
— Так и я думала когда-то, в девичестве...
— Тогда пожалей их, — призвала Гвен, сильно разрывая поводья своего нетерпения. — Пожалей их, и...
— И прости их? — Агата резко вернулась в настоящее время, медленно качая головой, с горькой улыбкой в разрезе рта. — В душе я могла бы их простить. Рубцы и удары, раскаленные иглы, цепи и горящие занозы у меня под ногтями — да даже такое я могла бы им простить.
Глаза ее остекленели, глядя на минувшие годы.
— Но злоупотребление моим телом, моим прекрасным, стройным девичьим телом и моим зрелым расцветшим женским телом все те долгие годы, моей нежнейшей плотью и сокровеннейшей частью моего сердца, терзания этого сердца вновь и вновь, чтобы питать их, их страстный, бессмысленный голод... нет! — Голос ее сделался низким и гортанным — булькающей кислотой, черно-алмазным буром. — Нет, ни за что! Такого я никогда не могу им простить! Их жадности и похоти, их неутолимой жажды! Они приходили вечно и постоянно, входили взять меня и отшвыривали прочь; приходили за моей дрожащей плотью, а затем презрительно отталкивали меня, крича: «Шлюха!». Вновь и вновь, по одному и впятером, зная, что я не отвергну, не смогу их отвергнуть; и поэтому они все приходили и приходили... Нет! Такого я никогда не смогу им простить.
Сердце Гвен разорвалось, должно быть, это отразилось у нее на лице, так как Агата пронзила ее мерцающим взглядом.
— Жалей их, если тебе так надо, — проскрежетала она, — но никогда не питай жалости ко мне!
Она с миг держала взгляд Гвен, а затем повернулась обратно к котлу, снова взяв свою лопатку.
— Ты скажешь мне, что тут не было их вины, — пробурчала она, — во всяком случае, их вина не больше моей в том, что их жажда толкала их ко мне столь же верно, как и моя принуждала меня принимать их с распростертыми объятиями.
Она медленно подняла голову, сузив глаза.
— Или ты не знала! Гален, кудесник из Темной Башни. Именно ему полагалось бы ответить на мою жажду своей. Величайшая ведьма и величайший чародей королевства вместе, разве такое не самое подходящее? Но он единственный из всех мужчин никогда не приходил ко мне, свинья! О, он скажет вам, что в нем чересчур много праведности, чтобы породить ребенка в таком адском мире, и все же истина в том, что он боится ответственности за того ребенка, коего мог бы породить. Трус! Смерд! Свинья!
Она погрузилась в котел, плюясь и ругаясь.
— Адское отродье, трижды ублюдок, недоношенная насмешка над человеком! Его, — закончила хриплым шепотом она, — я ненавижу больше всех!
Костлявые, узловатые старческие руки так сильно стиснули лопатку, что, казалось, дерево должно сломаться.
А затем она прижала вымазанную деревянную лопатку к впалой высохшей груди. Плечи у нее затряслись от сухих рыданий.
— Мой ребенок, — пробормотала она. — О, мой прекрасный, нерожденный милый ребенок!
Рыдания уменьшились и стихли. Затем ведьма медленно подняла глаза.
— Или ты не знала? — Она резко улыбнулась и в ее слезящихся пожелтевших глазах появился сверхъестественный блеск. — Именно он и охраняет вход ко мне и защищает меня... мой нерожденный ребенок, Гарольд, мой сын, мой знакомый! Таким он был и таким он всегда будет теперь — душой, явившейся ко мне из завтра, что некогда могло бы быть.
Гвен уставилась, словно громом пораженная.
— Твой знакомый?..
— Да. — Кивок у старой ведьмы вышел напряженным от иронии. — Мой знакомый и мой сын, мой ребенок, который в силу того, что он некогда мог бы быть и должен бы быть, пребывает теперь со мной, хотя он так никогда и не родился, никогда не вырастет плоть от плоти моей и не покроет свою душу. Гарольд, самый могучий из кудесников, сын старого Галена и Агаты, несостоявшегося союза; так как души наши давно умерли в нас и лежат погребенные в иле и грязи нашей юности.
Она снова повернулась к котлу, медленно помешивая.
— Когда он впервые явился ко мне много лет назад, я не могла понять.
Честно говоря, Род тоже не мог — хотя и начинал подозревать тут галлюцинации. Он гадал, не могло ли длительное одиночество оказать такое воздействие на взрослого человека — изобретение вымышленного товарища.
Но если Агата действительно верила в этого «знакомого», то, возможно, эта галлюцинация помогала ей настолько полностью фокусировать свои силы, что извлекала из нее потенциал до самой последней унции. Это могло объяснить необыкновенную силу ее пси-способностей.
Агата подняла голову, уставясь в пространство.
— Сие казалось мне таким совершенно странным, наичудеснейше странным; но я была одинока и благодарна. Но теперь... — ее дыхание хрипело, словно умирающий орган, — ...теперь я знаю, теперь я понимаю. — Она горько кивнула. — То была нерожденная душа, у которой никогда не было никакого другого дома и никогда не будет.
Она совсем повесила голову, все ее тело обмякло от горя.
После долгого промежутка времени она подняла голову и отыскала глаза Гвен.
— У вас ведь есть сын, не так ли?
При кивке Гвен в улыбке Агаты появился след нежности.
Но улыбка эта посуровела, а затем растаяла; и старая ведьма покачала головой.
— Бедный ребенок, — пробормотала она.
— Бедный ребенок! — Гвен с трудом старалась скрыть возмущение. — Почему, во имя неба, старая Агата?
Агата бросила на нее презрительный взгляд.
— Ты прожила детство ведьмы и еще спрашиваешь?
— Нет, — прошептала, качая головой, Гвен, а затем громче:
— Нет! Настал новый день, Агата, день перемен! Мой сын предъявит права на свое законное место в королевстве, будет охранять народ и получать от него заслуженное уважение!
— Ты так думаешь? — горько улыбнулась старая ведьма.
— Да, я верю в это! Ночь ныне миновала, Агата, страх и невежество исчезли в день перемен. И никогда больше селяне не будут преследовать нас в гневе, страхе и бешеной ненависти!
Старая ведьма кисло улыбнулась и дернула головой в сторону входа в пещеру.
— А это ты слышишь?
Род увидел, как Гвен, нахмурившись, повернулась ко входу в пещеру. Он прислушался и уловил тихое, отдаленное громыхание. И понял, что оно присутствовало уже какое-то время, все приближаясь к ним,
К черту конспирацию.
— Векс! Что это за шум?
— Да то твои дружелюбные селяне, — язвительно улыбнулась старая Агата, — жители двенадцати деревень собрались вместе, последовав за испорченным своим рвением проповедником и явились выкурить старую Агату из ее пещеры и сжечь ее дотла, раз и навсегда.
— Анализ подтвержден, — произнес голос Векса за ухом Рода.
Род прыгнул ко входу в пещеру, схватился за скальный выступ и, наклонившись, посмотрел вниз.
На половине подъема вверх по склону каменные карнизы заполняла клубящаяся масса.
Род резко повернулся обратно к женщинам.
— Она права — это толпа крестьян. У них в руках косы и мотыги.
Внезапный порыв ветра донес до них более громко крик толпы.
— Слышите! — фыркнула Агата, кивая на вход в пещеру. Углы ее рта горько скривились. — Слышите, как они громко требуют моей крови! Еще бы, когда их подстрекает к тому немытый сумасшедший с пеной у рта!
Она посмотрела на кипящую толпу, одолевавшую карниз за карнизом, взбираясь к ним. На солнце блестела сталь.
Гвен ощутила липкое прикосновение страха, но перед чем именно, она сама не знала.
— Ты говоришь почти так, словно знала об этом...
— О, само собой, знала, — улыбалась старая ведьма. — Разве такое не случалось со мной часто и прежде? И обязательно должно было случиться вновь. Не знала я только точное время, но какое это имеет значение?
По мере того как толпа вздымалась все выше и выше, карнизы сужались. Гвен теперь различала отдельные лица.
— Они приближаются, Агата. Что мы должны предпринять против них?
— Предпринять? — в удивлении подняла лохматые брови старая ведьма. — Да ничего, дитя. На моих руках и так уже слишком много их крови. Я устала, состарилась, меня тошнит от моей жизни; с какой же мне тогда стати драться с ними? Пусть себе приходят сюда и сожгут меня. По крайней мере на этот раз я не буду виновата в крови тех, кого спасала.
Агата отвернулась от входа в пещеру, кутая в шаль узкие старческие плечи.
— Пусть приходят сюда и терзают меня; пусть раскладывают здесь костер и сжигают меня. Хоть смерть и придет посреди великой муки, она будет сладостной.
Род в шоке уставился на нее.
— Вы, должно быть, шутите!
— Должно быть, да? — пронзила его пылающим взглядом Агата. — Узрей же тогда истинность сказанного! — Она проковыляла к видавшему виды стулу и седа. — Здесь я буду и здесь останусь, и будь что будет и кто будет. Пусть меня пронзят, пусть сожгут! Я не буду больше виновата в людской крови!
— Но вы нужны нам! — закричал Род. — Вы нужны Ковену ведьм, едва минувших детство! Вы нужны всей стране Грамарий!
— Зачем — для спасения их жизней? А чтобы спасти жизнь им, я должна оборвать ее им? — Она кивнула на рев у входа в пещеру. — Не думаю, лорд Чародей. В самом звучании таких слов слышится эхо зла. Тот, кто спасает жизни, лишая жизни, наверняка творит дьявольское дело.
— Ладно, так не убивай их! — раздраженно крикнул Род. — Просто прогони их прочь!
— А как мы, прошу прощения, это сделаем? Они уже поднялись на гору. Как мне их сбросить, не убивая их?
— Тогда не убивай их. — Гвен упала на колени рядом со стулом Агаты. — Дай им подняться — но не давай им себя тронуть.
У Рода загорелись глаза.
— Конечно! На карнизе же Векс! Он может сдержать их!
— Наверняка нет! — в ужасе подняла взгляд Гвен. — Их, должно быть, по меньшей мере сотни! Они подымут его и силой сбросят со скалы!
У Рода засосало под ложечкой, когда он понял, что Гвен права. Вексу это, конечно, не причинит вреда — он вспомнил про ту антигравитационную пластину в брюхе робота. Но и крестьян это тоже не удержит.
— Что это за Векс, о коем вы говорите? — тревожно спросила Агата.
— Мой, э, конь, — объяснил Род. — Не совсем... конь. Я хочу сказать, выглядит он как конь, и ржет как конь, но...
— Если он походит на коня и ржет как конь, то он и должен быть конем, — резко сказала Агата, — и я не позволю ему погибнуть. Приведи его сюда, в пещеру. Если он не станет им мешать, они его не убьют.
Стукнул осыпавшийся камень, и эхом ему застучали по скале копыта, когда Векс вошел в пещеру. Голос за ухом Рода прошептал: «Простая осмотрительность, Род».
— Он очень хорошо слышит, — объяснил Род.
— А также, видно, неплохо понимает, — бросила на Векса недоброжелательный взгляд Агата. Затем глаза ее сверкнули, и она подняла голову, так и сияя. — Вот это да! У нас здесь очень уютно, не правда ли? И вы, значит, будете сопровождать меня до могилы?
Гвен замерла. А затем расправила плечи и подняла подбородок.
— Если понадобится, да. — Она повернулась к Роду. — Не правда ли, муж?
На секунду Род уставился на нее. Даже в таком кризисе он не мог не заметить, что его понизили из «милордов» в «мужья». Затем он дернул уголком рта.
— Если от меня будет зависеть, то нет. — Он подошел к черному коню и пошарил в седельной сумке. — У нас с Вексом есть здесь несколько штучек... — Он вытащил маленький компактный цилиндр. — Мы просто установим огненную завесу посередине пещеры, между нами и ими. Это должно напугать их до потери сознания...
— Это не задержит их надолго! — Агата начала дрожать. — И все же я вижу, ты и впрямь вознамерился. Дурак! Недоумок! Ты же только еще больше взбесишь их! Они прорвутся сквозь твое пламя и разорвут тебя, растерзают тебя!
— Не думаю. — Гвен повернулась ко входу в пещеру. — Я буду уважать твои желания и я не вышвырну их с карниза; я могу наполнить воздух градом мелких камешков. Несомненно, это напугает их.
— Если ты их напугаешь, они побегут! А в панике будут сшибать друг друга с карниза, толкая с высоты в тысячу с лишним футов навстречу смерти! — воскликнула Агата. — Нет, девушка! Не пытайся охранить меня! Улетай! Ты молода и любима! У тебя есть ребенок и муж! Тебе предоставлено много лет жизни, и годы эти будут сладкими, хотя много подобных шаек будет выступать против тебя!
Гвен с тоской взглянула на свое помело, а затем подняла взгляд на Рода. Тот встретил ее взгляд с мрачным лицом.
— Улетай! Улетай! — Лицо Агаты исказило презрение. — Нельзя помочь закисшей старухе, милая, когда у нее уже предсмертные судороги! Твоя смерть здесь со мною вовсе не поможет мне! На самом-то деле она лишь углубит вину, в которой погрязла моя душа!
— Об отношениях с общественностью побеспокоимся позже. В данную минуту нам надо добраться до Гвен, пока та не столкнулась с чем-то фатальным!
— У тебя, Род, просто исключительное отсутствие доверия к собственной жене.
— Что? — Род подскочил в седле с такой силой, что чуть не свалился с коня. — Я б ей жизнь свою доверил, Векс!
— Да, свою, но не ее. Ты действительно думаешь, что она отправилась бы в одиночку на подобное задание, если б считала, что ей грозит какая-то реальная опасность?
— Конечно! Она не трусиха!
— Да, но у нее есть нуждающиеся в ней ребенок и муж. Она теперь не захочет столь уж опрометчиво рисковать жизнью.
— О, — нахмурился Род. — Ну, возможно, ты в чем-то прав. — Затем к нему вернулось ощущение срочности. — Но она могла недооценить их, Векс! Я имею в виду, что та закисшая старая ведьма пробыла в тех горах, вероятно, лет сорок, по меньшей мере! Кто знает, до какой дьявольщины она додумалась теперь?
— Гвендайлон, вероятно, знает. Твоя жена телепатка, Род.
— Так же как и Агата. И что Гвен способна прочесть, Агата, возможно, способна блокировать! Ходу, Векс! Мы должны поспеть туда!
Векс издал шипение помех, служившее роботам вздохом, и прибавил скорость. Сонные летние поля и крытые соломой опрятные хижины так и замелькали, проносясь мимо.
* * *
— Она там?Род, подняв голову, уставился на почти отвесную стену скалы, упиравшейся в небо, настолько высоко, что, казалось, ловила неповоротливые тучи.
— Так сказал спрошенный нами крестьянин, Род. И, по-моему, он слишком испугался нашей скорости, чтобы кривить душой.
Род пожал плечами.
— Ему в любом случае незачем врать, как же мы туда заберемся, Векс?
— Это будет не так уж трудно. — Робот поглядел на неровную поверхность фаса скалы. — Вспомни, Род, альпинизм — мой конек. — И поставил копыто на начало даже не замеченной ранее Родом тропы.
— Если тот крестьянин все еще следит, то теперь он окончательно не выдержит, — вздохнул Род. — Кто ж когда-нибудь видел раньше коня, влезающего на скалу?
— Учитывая все обстоятельства, — задумчиво произнес Векс, осторожно ступая по скальному карнизу шириной малость поуже его тела, — мне думается, все получилось бы куда быстрее, если б ты переместил мой мозг в космический корабль и прилетел сюда.
— Может быть, но такое было б намного трудней объяснить крестьянам и лордам, если уж на то пошло. — Род поглядел на отвесный спуск внизу и почувствовал, как у него сосет под ложечкой. — Векс, в это твое тело, случайно, не встроено несколько антигравитационных пластин?
— Конечно, встроено, Род. Проектировщики Максимы учитывают все возможные обстоятельства.
Векс всегда говорил об астероиде, где его произвели, с некоторым тщеславием.
— Ну, приятно знать, что если мы упадем, то не слишком расшибемся. Но почему мы тогда просто не подлетим к пещере?
— Я думал, ты озабочен воздействием нашего проезда на наблюдателей.
— Довод, — вздохнул Род. — Вперед и вверх, Ржавый Рысак. Эксельсиор!
Впереди и слева от них зиял вход в пещеру, но он был всего в шесть футов высотой. Род поглядел на него и произнес:
— Не вполне достаточно высок для нас обоих.
— Согласен. Спешься, пожалуйста, поосторожней, Род, и постарайся держаться у скальной стены.
— О, не беспокойся, в сторону не отклонюсь. — Род соскользнул с коня между Вексом и фасом скалы, пытаясь превратиться в блин. Затем он протиснулся мимо большого черного коня и двинулся бочком по скальному карнизу к черной пустоте входа в пещеру. Он подобрался к ней, внушая себе, что настоящая ведьма никак не может походить на злых колдуний из детских сказок; но когда он медленно приблизился к влажной темноте логова ведьмы, на память ему пришел бурным потоком весь колыбельный эпос. И то, что Гневная Гатти называлась по имени в грамарайских версиях большинства этих сказок, выступая в них в главной, популярной, но не совсем симпатичной роли, не очень-то успокаивало его. Сравнение относительно логики и усвоенного в детстве определения эмоциональных реакций зрелого человека интересно изучать в теории, но наблюдение из первых рук практических аспектов может быть чуточку неудобным.
Воздух разорвал дикий старческий смех. Род замер; смех растаял, спал и превратился в рыдание. Род нахмурился и подобрался к пещере поближе... Голос Гвен! Он расслышал, как она что-то бормочет, утешая собеседницу. Род почувствовал, как все его тело расслабилось; фактически, он чуть ли не обмяк. Он и не представлял, что настолько встревожен. Но если Гвен успокаивала, ну... ей не могла грозить слишком большая опасность. Так ведь?
По крайней мере, в данную минуту ей ничто не угрожало. Он выпрямился и сделал первый шаг, заходя в пещеру, но раздраженный, надтреснутый голос старухи заставил его стать как вкопанного.
— Да, знаю, они не все злодеи. Не могли они такими быть, не так ли? И все же, судя по собственной жизни, я б никогда не догадалась о том!
Гвен, решил Род, просто изумляет. Она не могла пробыть здесь более получаса до его прибытия и уже заставила старую ведьму открыться и заговорить.
Гвен пробормотала ответ, но Род его не разобрал. Нахмурившись, он подобрался поближе к пещере — как раз вовремя, чтобы расслышать, как старая Агата говорит:
— Радуйся, девушка, что ты живешь в наставшие для нас новые времена — когда королева защищает обладающих колдовской силой, и ведьма может найти себе чародея в мужья.
— Тут, я знаю, мне посчастливилось, достопочтенная сударыня, — ответила Гвен.
Род покраснел. Действительно покраснел. Дело заходило слишком далеко. Теперь уж он определенно подслушивал не предназначенное для его ушей. Он расправил плечи и шагнул в пещеру.
— Гм!
В пещере оказалось очень сумрачно. Он еле-еле чего различал — за исключением двух сидевших перед огнем женских фигур. Услышав его шаги, фигура постарше резко вскинула голову. Свет костра освещал ее лицо снизу, что придавало ему достаточно сверхъестественный вид; но даже само по себе лицо это было ужасным.
На какую-то секунду она уставилась на него. Затем лицо ее перекосила усмешка, сопровождаемая сильным старушечьим смешком.
— Э, что у нас здесь? Неужели мы не может даже поговорить о мужчинах без их вторжения к нам?
Пораженная Гвен подняла взгляд. Затем лицо ее зажглось восторгом удивления.
— Милорд! — Она вскочила и подбежала к нему. Лицо старухи презрительно скривилось. Она дернула головой в сторону Рода.
— Твой?
— Мой.
Гвен схватила Рода за руки, тело ее на миг качнулось к нему, а затем отпрянуло. Род понял, публичная демонстрация приязни может показаться обидной; особенно тем, у кого нет никаких любимых. Но глаза ее сказали, что она польщена и очень рада его поддержке.
Уста ее, однако, сказали всего лишь:
— Зачем ты явился, муж?
— Просто немного беспокоился, милая. Хотя и вижу, что это было глупо.
— Не так уж глупо, как ты мог подумать, — проскрипела ведьма. — И все же явился ты запоздало для оказания помощи. — Она нахмурилась при этой мысли. — Нет, возможно, однако ты прибыл все же своевременно; если ты был с нею, когда она впервые появилась у входа в пещеру, я б несомненно выгнала вас обоих взашей.
Род начал было добавлять:
— Если б сумела, — а затем подумал, что лучше не стоит. — Э. Да. Извиняюсь за вторжение.
— Не стоит волноваться, — едко ответила Агата. — Никакого другого мужчину это не волновало бы. — Она перевела взгляд на Гвен. — Тебе безусловно в высшей степени посчастливилось.
Гвен, покраснев, опустила глаза.
— И все же сомневаюсь, что ты знаешь истинную величину своего счастья. — Ведьма снова повернулась к очагу, сунула лопатку в огромный котел и помешала. — Меня, молодой человек, очень ценили пахари из горных деревень, приходившие ко мне по одному и впятером ради мига удовольствия, хотя потом они и пришли толпой в шестьдесят человек, вместе с матерями, сестрами и женами и строгим деревенским клириком, чтобы высечь меня, вздернуть на дыбу и пронзить меня раскаленными иглами, крича: «Сознавайся, подлая ведьма!», пока я не могла больше сдерживаться, пока моя ненависть не выплеснулась на них, поражая их и вышвыривая вон из пещеры!
Она оборвала рассказ, задыхаясь и дрожа. Встревоженная Гвен сжала руки Агаты в своих и побледнела, когда их холодок пробежал у нее по спине. Они слышала сказку о том, как давным-давно ведьма Агата выкинула из своей пещеры жителей пяти деревень, и сколько разбили себе головы или спины на склонах внизу. Никакая ведьма в Грамарие за всю историю этого сверхъестественного острова не обладала такой силой. Большинство ведьм могло поднять за раз только двух или, возможно, трех человек. А что касается швыряния их с достаточной силой, чтобы выбросить из пещеры — да такое было просто невозможно.
— Не так ли?
Следовательно, если какая-то ведьма действительно совершила такой подвиг, у нее должен быть знакомый, помогающий ей дух. Они обычно принимали облик животных, но Агата не держала у себя никаких зверьков. Следовательно — понятное дело — знакомый все равно обязан быть, но он, должно быть, невидим.
— Вот тогда-то, — проговорила с одышкой ведьма, — я и перебралась в эту пещеру, где наружный карниз настолько узок, что войти сюда за раз может только один человек, и поэтому я в гневе своем никогда не смогу покалечить больше, чем нескольких. Но эти несколько...
— Они хотели сжечь тебя, — прошептала со слезами на глазах Гвен, — и сделано то было в гневе, в гневе, сдерживаемом очень долго, дольше, чем может обуздывать его любой человек! Они унижали тебя, пытали тебя!
— Разве это вернет мертвых? — бросила острый взгляд на Гвен Агата.
Гвен заворожено уставилась на изнуренное лицо.
— Агата... — Она закусила губу, а затем выпалила:
— Ты желаешь искупить вину за отнятые тобой жизни?
— Чепуху ты городишь! — сплюнула ведьма. — Жизнь бесценна, отнятие ее не искупить ничем!
— Верно, — задумчиво произнес Род, — но можно еще возместить потери.
Острый взгляд врезался в него, сковывая почти столь же эффективно, как Дурной Глаз.
Затем, однако, взгляд посветлел, когда ведьма медленно усмехнулась.
— Ах так! — Она откинула голову назад и рассмеялась. Смех длился долго, и когда он утих, Агата вытерла глаза, кивая. — А! Я-то все гадала, зачем вы явились, так как никто не приходит к старой Агате, если они не желают чего-то, не жаждут того, чего не могут ни от кого больше получить. И у вас именно это, не так ли? Народ страны в опасности и нуждается в силе старой Агаты! И послал вас умолять меня прибегнуть к ней!
Ее тощее тело затряслось от нового спазма старушечьего смеха. Она тяжело дышала, постепенно успокаиваясь, и вытерла нос длинным костлявым пальцем.
— Хе-хе! Дитя! Ужель меня, женщину шестидесяти о лишним лет, надует самое что ни на есть невинное дитя? Хе! — и снова рассмеялась.
Род нахмурился; разговор терял управление.
— Я б не назвал этого именно «надувательство».
Смех ведьмы резко оборвался.
— Вот как? — сплюнула она. — Но ты попросил бы у меня помощи, да! И постарался бы ничем не вознаградить меня, нет! — Она перевела взгляд на Гвен. — А ты делаешь, что он тебе велит, не так ли?
— Нет! — воскликнула оскорбленная Гвен. — Я явилась сама по себе, молить тебя...
— О них! — прожгла ее взглядом ведьма. — Ужель у тебя нет никаких полос на спине, никаких шрамов на грудях, где тебе выжгли палачи? Ужель ты не знала боли от их зависти и ненависти, что явилась без принуждения, без уговоров, молить помочь им?
— Да. — Гвен почувствовала, как на нее снизошла странное спокойствие. — Меня дважды бичевали и трижды пытали, и четырежды привязывали к столбу сжечь на костре; и за то, что я жива сейчас и говорю с тобой, мне надо благодарить крошечный народ, моих добрых опекунов. Да, я познала узловатую плеть их страха; хотя никогда столь глубоко, как ты. И все же...
Старая ведьма кивнула, дивясь.
— И все же ты жалеешь их?
— Да. — Гвен опустила глаза, крепко стиснув руки на коленях. — В самом деле, я их жалею. — Глаза ее вскинулись, сцепившись с взглядом Агаты. — Ибо их страх — ремень с шипами, что сечет нас, их страх перед великой тьмой, стоящей за такими силами, как наши, тьмой неизвестности, и перед непредсказуемой судьбой, что мы приносим им. Именно они должны идти по жизни ощупью и всегда посреди кошмара, им никогда не познать звуков любовных, радости полета при луне. Разве нам не следует тогда пожалеть их?
Агата медленно кивнула. Ее старческие глаза заволокла пленка, они глядели в пространство на жизнь, ныне удаленную во времени.
— Так и я думала когда-то, в девичестве...
— Тогда пожалей их, — призвала Гвен, сильно разрывая поводья своего нетерпения. — Пожалей их, и...
— И прости их? — Агата резко вернулась в настоящее время, медленно качая головой, с горькой улыбкой в разрезе рта. — В душе я могла бы их простить. Рубцы и удары, раскаленные иглы, цепи и горящие занозы у меня под ногтями — да даже такое я могла бы им простить.
Глаза ее остекленели, глядя на минувшие годы.
— Но злоупотребление моим телом, моим прекрасным, стройным девичьим телом и моим зрелым расцветшим женским телом все те долгие годы, моей нежнейшей плотью и сокровеннейшей частью моего сердца, терзания этого сердца вновь и вновь, чтобы питать их, их страстный, бессмысленный голод... нет! — Голос ее сделался низким и гортанным — булькающей кислотой, черно-алмазным буром. — Нет, ни за что! Такого я никогда не могу им простить! Их жадности и похоти, их неутолимой жажды! Они приходили вечно и постоянно, входили взять меня и отшвыривали прочь; приходили за моей дрожащей плотью, а затем презрительно отталкивали меня, крича: «Шлюха!». Вновь и вновь, по одному и впятером, зная, что я не отвергну, не смогу их отвергнуть; и поэтому они все приходили и приходили... Нет! Такого я никогда не смогу им простить.
Сердце Гвен разорвалось, должно быть, это отразилось у нее на лице, так как Агата пронзила ее мерцающим взглядом.
— Жалей их, если тебе так надо, — проскрежетала она, — но никогда не питай жалости ко мне!
Она с миг держала взгляд Гвен, а затем повернулась обратно к котлу, снова взяв свою лопатку.
— Ты скажешь мне, что тут не было их вины, — пробурчала она, — во всяком случае, их вина не больше моей в том, что их жажда толкала их ко мне столь же верно, как и моя принуждала меня принимать их с распростертыми объятиями.
Она медленно подняла голову, сузив глаза.
— Или ты не знала! Гален, кудесник из Темной Башни. Именно ему полагалось бы ответить на мою жажду своей. Величайшая ведьма и величайший чародей королевства вместе, разве такое не самое подходящее? Но он единственный из всех мужчин никогда не приходил ко мне, свинья! О, он скажет вам, что в нем чересчур много праведности, чтобы породить ребенка в таком адском мире, и все же истина в том, что он боится ответственности за того ребенка, коего мог бы породить. Трус! Смерд! Свинья!
Она погрузилась в котел, плюясь и ругаясь.
— Адское отродье, трижды ублюдок, недоношенная насмешка над человеком! Его, — закончила хриплым шепотом она, — я ненавижу больше всех!
Костлявые, узловатые старческие руки так сильно стиснули лопатку, что, казалось, дерево должно сломаться.
А затем она прижала вымазанную деревянную лопатку к впалой высохшей груди. Плечи у нее затряслись от сухих рыданий.
— Мой ребенок, — пробормотала она. — О, мой прекрасный, нерожденный милый ребенок!
Рыдания уменьшились и стихли. Затем ведьма медленно подняла глаза.
— Или ты не знала? — Она резко улыбнулась и в ее слезящихся пожелтевших глазах появился сверхъестественный блеск. — Именно он и охраняет вход ко мне и защищает меня... мой нерожденный ребенок, Гарольд, мой сын, мой знакомый! Таким он был и таким он всегда будет теперь — душой, явившейся ко мне из завтра, что некогда могло бы быть.
Гвен уставилась, словно громом пораженная.
— Твой знакомый?..
— Да. — Кивок у старой ведьмы вышел напряженным от иронии. — Мой знакомый и мой сын, мой ребенок, который в силу того, что он некогда мог бы быть и должен бы быть, пребывает теперь со мной, хотя он так никогда и не родился, никогда не вырастет плоть от плоти моей и не покроет свою душу. Гарольд, самый могучий из кудесников, сын старого Галена и Агаты, несостоявшегося союза; так как души наши давно умерли в нас и лежат погребенные в иле и грязи нашей юности.
Она снова повернулась к котлу, медленно помешивая.
— Когда он впервые явился ко мне много лет назад, я не могла понять.
Честно говоря, Род тоже не мог — хотя и начинал подозревать тут галлюцинации. Он гадал, не могло ли длительное одиночество оказать такое воздействие на взрослого человека — изобретение вымышленного товарища.
Но если Агата действительно верила в этого «знакомого», то, возможно, эта галлюцинация помогала ей настолько полностью фокусировать свои силы, что извлекала из нее потенциал до самой последней унции. Это могло объяснить необыкновенную силу ее пси-способностей.
Агата подняла голову, уставясь в пространство.
— Сие казалось мне таким совершенно странным, наичудеснейше странным; но я была одинока и благодарна. Но теперь... — ее дыхание хрипело, словно умирающий орган, — ...теперь я знаю, теперь я понимаю. — Она горько кивнула. — То была нерожденная душа, у которой никогда не было никакого другого дома и никогда не будет.
Она совсем повесила голову, все ее тело обмякло от горя.
После долгого промежутка времени она подняла голову и отыскала глаза Гвен.
— У вас ведь есть сын, не так ли?
При кивке Гвен в улыбке Агаты появился след нежности.
Но улыбка эта посуровела, а затем растаяла; и старая ведьма покачала головой.
— Бедный ребенок, — пробормотала она.
— Бедный ребенок! — Гвен с трудом старалась скрыть возмущение. — Почему, во имя неба, старая Агата?
Агата бросила на нее презрительный взгляд.
— Ты прожила детство ведьмы и еще спрашиваешь?
— Нет, — прошептала, качая головой, Гвен, а затем громче:
— Нет! Настал новый день, Агата, день перемен! Мой сын предъявит права на свое законное место в королевстве, будет охранять народ и получать от него заслуженное уважение!
— Ты так думаешь? — горько улыбнулась старая ведьма.
— Да, я верю в это! Ночь ныне миновала, Агата, страх и невежество исчезли в день перемен. И никогда больше селяне не будут преследовать нас в гневе, страхе и бешеной ненависти!
Старая ведьма кисло улыбнулась и дернула головой в сторону входа в пещеру.
— А это ты слышишь?
Род увидел, как Гвен, нахмурившись, повернулась ко входу в пещеру. Он прислушался и уловил тихое, отдаленное громыхание. И понял, что оно присутствовало уже какое-то время, все приближаясь к ним,
К черту конспирацию.
— Векс! Что это за шум?
— Да то твои дружелюбные селяне, — язвительно улыбнулась старая Агата, — жители двенадцати деревень собрались вместе, последовав за испорченным своим рвением проповедником и явились выкурить старую Агату из ее пещеры и сжечь ее дотла, раз и навсегда.
— Анализ подтвержден, — произнес голос Векса за ухом Рода.
Род прыгнул ко входу в пещеру, схватился за скальный выступ и, наклонившись, посмотрел вниз.
На половине подъема вверх по склону каменные карнизы заполняла клубящаяся масса.
Род резко повернулся обратно к женщинам.
— Она права — это толпа крестьян. У них в руках косы и мотыги.
Внезапный порыв ветра донес до них более громко крик толпы.
— Слышите! — фыркнула Агата, кивая на вход в пещеру. Углы ее рта горько скривились. — Слышите, как они громко требуют моей крови! Еще бы, когда их подстрекает к тому немытый сумасшедший с пеной у рта!
Она посмотрела на кипящую толпу, одолевавшую карниз за карнизом, взбираясь к ним. На солнце блестела сталь.
Гвен ощутила липкое прикосновение страха, но перед чем именно, она сама не знала.
— Ты говоришь почти так, словно знала об этом...
— О, само собой, знала, — улыбалась старая ведьма. — Разве такое не случалось со мной часто и прежде? И обязательно должно было случиться вновь. Не знала я только точное время, но какое это имеет значение?
По мере того как толпа вздымалась все выше и выше, карнизы сужались. Гвен теперь различала отдельные лица.
— Они приближаются, Агата. Что мы должны предпринять против них?
— Предпринять? — в удивлении подняла лохматые брови старая ведьма. — Да ничего, дитя. На моих руках и так уже слишком много их крови. Я устала, состарилась, меня тошнит от моей жизни; с какой же мне тогда стати драться с ними? Пусть себе приходят сюда и сожгут меня. По крайней мере на этот раз я не буду виновата в крови тех, кого спасала.
Агата отвернулась от входа в пещеру, кутая в шаль узкие старческие плечи.
— Пусть приходят сюда и терзают меня; пусть раскладывают здесь костер и сжигают меня. Хоть смерть и придет посреди великой муки, она будет сладостной.
Род в шоке уставился на нее.
— Вы, должно быть, шутите!
— Должно быть, да? — пронзила его пылающим взглядом Агата. — Узрей же тогда истинность сказанного! — Она проковыляла к видавшему виды стулу и седа. — Здесь я буду и здесь останусь, и будь что будет и кто будет. Пусть меня пронзят, пусть сожгут! Я не буду больше виновата в людской крови!
— Но вы нужны нам! — закричал Род. — Вы нужны Ковену ведьм, едва минувших детство! Вы нужны всей стране Грамарий!
— Зачем — для спасения их жизней? А чтобы спасти жизнь им, я должна оборвать ее им? — Она кивнула на рев у входа в пещеру. — Не думаю, лорд Чародей. В самом звучании таких слов слышится эхо зла. Тот, кто спасает жизни, лишая жизни, наверняка творит дьявольское дело.
— Ладно, так не убивай их! — раздраженно крикнул Род. — Просто прогони их прочь!
— А как мы, прошу прощения, это сделаем? Они уже поднялись на гору. Как мне их сбросить, не убивая их?
— Тогда не убивай их. — Гвен упала на колени рядом со стулом Агаты. — Дай им подняться — но не давай им себя тронуть.
У Рода загорелись глаза.
— Конечно! На карнизе же Векс! Он может сдержать их!
— Наверняка нет! — в ужасе подняла взгляд Гвен. — Их, должно быть, по меньшей мере сотни! Они подымут его и силой сбросят со скалы!
У Рода засосало под ложечкой, когда он понял, что Гвен права. Вексу это, конечно, не причинит вреда — он вспомнил про ту антигравитационную пластину в брюхе робота. Но и крестьян это тоже не удержит.
— Что это за Векс, о коем вы говорите? — тревожно спросила Агата.
— Мой, э, конь, — объяснил Род. — Не совсем... конь. Я хочу сказать, выглядит он как конь, и ржет как конь, но...
— Если он походит на коня и ржет как конь, то он и должен быть конем, — резко сказала Агата, — и я не позволю ему погибнуть. Приведи его сюда, в пещеру. Если он не станет им мешать, они его не убьют.
Стукнул осыпавшийся камень, и эхом ему застучали по скале копыта, когда Векс вошел в пещеру. Голос за ухом Рода прошептал: «Простая осмотрительность, Род».
— Он очень хорошо слышит, — объяснил Род.
— А также, видно, неплохо понимает, — бросила на Векса недоброжелательный взгляд Агата. Затем глаза ее сверкнули, и она подняла голову, так и сияя. — Вот это да! У нас здесь очень уютно, не правда ли? И вы, значит, будете сопровождать меня до могилы?
Гвен замерла. А затем расправила плечи и подняла подбородок.
— Если понадобится, да. — Она повернулась к Роду. — Не правда ли, муж?
На секунду Род уставился на нее. Даже в таком кризисе он не мог не заметить, что его понизили из «милордов» в «мужья». Затем он дернул уголком рта.
— Если от меня будет зависеть, то нет. — Он подошел к черному коню и пошарил в седельной сумке. — У нас с Вексом есть здесь несколько штучек... — Он вытащил маленький компактный цилиндр. — Мы просто установим огненную завесу посередине пещеры, между нами и ими. Это должно напугать их до потери сознания...
— Это не задержит их надолго! — Агата начала дрожать. — И все же я вижу, ты и впрямь вознамерился. Дурак! Недоумок! Ты же только еще больше взбесишь их! Они прорвутся сквозь твое пламя и разорвут тебя, растерзают тебя!
— Не думаю. — Гвен повернулась ко входу в пещеру. — Я буду уважать твои желания и я не вышвырну их с карниза; я могу наполнить воздух градом мелких камешков. Несомненно, это напугает их.
— Если ты их напугаешь, они побегут! А в панике будут сшибать друг друга с карниза, толкая с высоты в тысячу с лишним футов навстречу смерти! — воскликнула Агата. — Нет, девушка! Не пытайся охранить меня! Улетай! Ты молода и любима! У тебя есть ребенок и муж! Тебе предоставлено много лет жизни, и годы эти будут сладкими, хотя много подобных шаек будет выступать против тебя!
Гвен с тоской взглянула на свое помело, а затем подняла взгляд на Рода. Тот встретил ее взгляд с мрачным лицом.
— Улетай! Улетай! — Лицо Агаты исказило презрение. — Нельзя помочь закисшей старухе, милая, когда у нее уже предсмертные судороги! Твоя смерть здесь со мною вовсе не поможет мне! На самом-то деле она лишь углубит вину, в которой погрязла моя душа!