Рекс Стаут
«Приз для принцев»
Глава 1
Женский монастырь
Ричард Стеттон остановился у первого поворота на главную улицу, освещенную слабым блеском луны, посмотрел направо, налево.
Все увиденное им за последний час заставило его не раз пожалеть о том, что он приехал в Фазилику; он проклинал жадное юношеское любопытство, которое привело его сюда.
Сточные канавы, полные крови; безумные глаза упивавшихся победой турок, которые избивали мужчин, женщин и детей, опустошали их карманы, грабили дома; жалкое малодушие небольшого гарнизона, обязанного защищать городок и его жителей. Все это наполняло Стеттона нарастающим отвращением и вызывало в нем страстное желание бежать, бежать как можно дальше от картин и звуков этой ужасной ночи.
Он стоял, окруженный со всех сторон страшным грохотом и суматохой разграбляемого города, и гадал, в какую сторону повернуть, когда вдруг удивлен был и напуган новыми звуками; нарастая, они вскоре перекрыли все остальные звуки вокруг.
Это гудел колокол, его дикие, беспорядочные удары, казалось, вторили крикам страдания и отчаяния, носившимся над улицами из конца в конец города.
Стеттон посмотрел наверх; сомнений не было — колокольный звон доносился прямо с неба; вглядевшись, он больше угадал, чем увидел там очертания монастырской колокольни, увенчанной крестом, смутно виднеющимся в лунном свете. К темной каменной стене этого хаотически выстроенного здания он сейчас и прислонялся.
Однако в такой ситуации крест спасти молодого человека не мог, его лицо побледнело, он пробормотал:
«Господи, помилуй их!» — и направился обратно по маленькой улочке, по которой можно было добраться до центра города.
Но, возвращаясь, юноша натолкнулся на трех или четырех турок, которые промчались мимо со штыками наперевес, и снова стал искать защиты под стеной. Появилась еще группа солдат, человек тридцать или больше.
Они столпились на улице перед каменным зданием.
— Вот это место! — закричал кто-то из них. — Как бы туда забраться?
Они оглядывали стену в поисках входа в монастырь.
Из-за угла донеслись громкие ликующие вопли множества грубых глоток.
— Пойдемте, они нашли его! — позвал кто-то из солдат, и все исчезли в том направлении, откуда доносились крики.
Стеттон следом за ними тоже завернул за угол и с первого взгляда понял, что монастырь и все, кто в нем находится, обречены. Сотня, а то и больше солдат колотили камнями и булыжниками, вывернутыми из мостовой, в небольшие воротца меж двумя столбами, что перекрывали подножие короткого лестничного пролета.
Остальные наступавшие разбежались по улице в обоих направлениях в поисках более крупной и богатой добычи, предоставив, таким образом, своим жертвам короткую передышку. Колокол над ними продолжал звонить, громко, но тщетно взывая к небесам о помощи.
Ворота, висевшие на одной петле, затряслись и рухнули. На мгновение солдаты откатились назад, но тут же в азартном натиске ринулись в открывшийся проход.
Прямо в проеме дверей Стеттон увидел фигуру женщины, согбенной, с седой головой, — она стояла на пути захватчиков с воздетыми руками. Камень, пущенный солдатом, ворвавшимся первым, ударил ее прямо в лицо, и она осела на пол. Солдаты перекатывались через порог, не обращая внимания на распростертое тело.
Стеттон, почувствовав страшную слабость, спрятался за угол, чтобы не видеть ужаснувшей его сцены. Потом, охваченный внезапным гневом на этих людей, которых война превратила в диких животных, он огляделся вокруг с таким видом, будто ждал знака небес или искал волшебную палочку, которая уничтожила бы их.
Озираясь в бессильной ярости, он вдруг заметил окошко в стене примерно в трех футах над его головой. Оно было забрано железной решеткой, за которой слабый огонек свечи прятался от лунного света.
Не дав себе времени подумать, чем вызваны его скоропалительные действия, Стеттон кинулся на улицу, подобрал тяжелый камень и со всей силы швырнул его в решетку на окне. Камень ударился прямо в центр, отогнув пару прутьев почти на фут, если не больше.
В следующую секунду молодой человек подпрыгнул и ухватился за один из прутьев, потом, подтянувшись, протиснулся сквозь дыру, оставленную камнем, и оказался внутри монастыря.
Он стоял в небольшой комнатке с низким потолком, совершенно пустой и безлюдной. В одной из стен ее оказалась узкая дверь; он подошел к ней и, пораженный, остановился.
Перед ним была еще одна комната, точно такая же.
Два деревянных стула возле стены справа. У стены напротив — шкаф, в центре — деревянный стол, на который небрежно брошены бумаги, Библия и распятие.
Возле левой стены находился аналой, а перед ним на каменном полу — коленопреклоненные молодая женщина и девушка.
При одном взгляде на эту женщину Стеттон не только замер, но и потерял дар речи, когда она, не меняя позы, повернула голову на шум, им произведенный; впрочем, не диво, что даже в такой тревожный момент он был потрясен ее красотой.
Ее изумительные золотые волосы струились по складкам серого платья до самого пола; даже в слабом свете свечи было видно, что глаза у нее серо-голубые, и они не отрываясь глядели прямо в лицо вторгшегося. Он хранил молчание, не в силах отвести взгляд.
Девушка, стоявшая на коленях рядом с женщиной — невысокая, худенькая, с черными волосами и смуглой кожей, — вдруг вскочила на ноги и выбежала на середину комнаты; ее черные глаза сердито воззрились на молодого человека в дверях.
— Трус! — сказала она севшим от страха и ненависти голосом. — Бей! Боишься, потому что нас двое на одного? Бей!
— Виви!
Это позвала молодая женщина. Она тоже поднялась на ноги и сделала шаг навстречу Стеттону.
— Вы не… не с ними? — спросила она, продолжая вглядываться в его лицо и рассматривать одежду. — Вы из города? Вы спасете нас?
Молодой человек обрел голос:
— Я — американец. Я забрался через окно. Я спасу вас, если сумею. Они уже вошли в монастырь. Слышите?
Где-то в коридорах слышались топот и крики.
— Нельзя терять времени.
Девушка и молодая женщина в ужасе закричали:
— Что же делать? Спасите нас!
Стеттон попытался воззвать к их разуму:
— Нет ли здесь какого-нибудь хода… потайного хода?
— Нет.
— Черный вход?
— До него можно добраться только из центрального коридора.
— На крышу?
— Туда нет дороги.
— Но где остальные люди? Убежали? Вы здесь одни?
Молодая женщина открыла было рот, чтобы ответить, но ответ пришел не от нее. Пока они говорили, в коридорах стали слышнее солдатские проклятия и восклицания, по всему монастырю раздавались жуткие крики боли и отчаяния, перекрывавшие даже хриплые вопли солдат; они доносились, очевидно, из комнаты за стеной. Лицо девушки побледнело, она взглянула на Стеттона и, запинаясь, сказала:
— Они поднялись в часовню! Господи, помилуй!
Ее колени дрожали, с выражением мольбы на лице она приблизилась к молодой женщине; Стеттон стоял словно парализованный доносившимся извне шумом.
А крики, топот и грубые голоса солдат все приближались. Еще мгновение, и они будут обнаружены.
Почувствовав руку женщины на своей руке, он обернулся. Она пристально смотрела на него, в глазах ее были нетерпение, решимость, но совсем не было страха.
— Может быть, нам попытаться убежать через окно? — Ее голос был тверд и спокоен.
— Через окно? — тупо повторил Стеттон.
И, словно очнувшись, быстро пробежал в ту комнату, из которой появился, и выглянул в зарешеченное окно, куда он влез. Улица была пустынна.
Велев женщинам следовать за ним, он протиснулся сквозь прутья и спрыгнул на землю, под окном упав на колени. Но тотчас вскочил на ноги, чтобы подхватить девушку, которую вытолкнула из окна ее компаньонка.
Молодая женщина последовала за девушкой, легко, как птица, не дожидаясь чьей-либо помощи. Они стояли все вместе на слабо освещенной луной улице.
Зная, что они находятся слишком близко от главной артерии города и потому их могут обнаружить в любую минуту, Стеттон не стал терять времени на обсуждение маршрута.
— Бегите! — прошептал он, указав на узкую улицу, по которой он пробирался к центру города.
Но женщина колебалась.
— А вы?
— Я следом. Поторопитесь!
Они побежали; раздававшиеся позади выстрелы пьяных солдат и крики их жертв резали слух и подгоняли вперед. Улица, по которой они бежали — кривая и узкая, но благодаря луне не слишком темная, — была абсолютно пустынна, дома с обеих ее сторон были заперты, окна закрыты ставнями, и нигде ни огонька.
То тут то там, в окне или в дверях, появлялась чья-нибудь голова, но при их приближении поспешно пряталась. Было очевидно, что эта улица еще не захвачена; быть может, они спасены, но где найти безопасное убежище?
Стеттон догнал обеих женщин и заговорил на бегу:
— Вы знаете город? Знаете, куда можно пойти?
Молодая женщина помотала головой:
— Нет.
— Тогда бежим по этой улице. Нам нужно выбраться за город. Найти бы генерала Нирзанна… я его знаю…
Это намерение — весьма нелепое в сложившихся обстоятельствах — не вызвало отклика. Они пробежали уже три или четыре перекрестка, и Стеттон начал думать, что опасность осталась позади, когда на следующем перекрестке из-за стоявшего на углу небольшого деревянного дома на них вдруг вылетела банда турок.
Одновременно слева до Стеттона донесся новый взрыв протестующих криков; это с другого конца в улицу тоже ворвались солдаты и начали яростно громить двери и окна домов и магазинов.
Группа из шести или семи солдат остановилась прямо на пути беглецов. Какое-то мгновение они колебались. Стеттон услышал, как один из них крикнул:
— Пошли, на этих не разживешься! В магазины!
Но, разглядев молодую женщину, вцепившуюся в руку Стеттона, солдат дернулся вперед и уставился на нее с пьяным вожделением.
— Аллах! Какая красивая! — Он засмеялся и грубо схватил ее за плечо.
У Стеттона в нагрудном кармане была спрятана бумага, подписанная генералом Нирзанном, разрешающая ему беспрепятственно проходить повсюду, но совершенно бесполезная для его спутниц.
Он быстро сосчитал солдат. Семеро. Что он мог один против семерых? Будучи человеком осторожным, он полез в карман за бумагой.
И в этот самый момент главарь банды грубо дернул молодую женщину на себя и схватил ее в объятия.
И вот тут, проклиная свое безрассудство, Стеттон прыгнул вперед и нанес сильный удар солдату в лицо.
Тот отшатнулся, вскрикнул от неожиданности и боли и выпустил предвкушаемую жертву.
— Свинья! — вскричал он, бросаясь к Стеттону.
Его товарищи уже спешили к нему на помощь с пистолетами и штыками на изготовку.
Велев молодой женщине и девушке немедля бежать прочь отсюда, Стеттон отпрыгнул в сторону, едва успев увернуться от кончика ближайшего штыка. Рванувшись вправо, он, прежде чем солдаты успели добраться до него, припустился по улице вслед за своими спутницами.
Когда он догнал их, девушка, которую звали Виви, схватила его за руку:
— Вы не ранены?
Стеттон отрицательно покачал головой.
Они помчались дальше. Им вслед стреляли из пистолетов, пули свистели мимо них. Свисту пуль вторили вопли разъяренных, стрелявших на ходу солдат, ударившихся в погоню за беглецами.
Внезапно молодая женщина коротко вскрикнула.
— Вы ранены? — задыхаясь, спросил Стеттон.
— В руку. Это ничего, — ответила она, не замедляя бега.
Оглянувшись назад, Стеттон выругался, увидев, что солдаты настигают их. Улица перед ними была залита лунным светом, и Стеттон понимал, что, куда бы они ни свернули, повсюду рискуют столкнуться с какой-нибудь бандой мародерствующих солдат.
Казалось, бегством спастись невозможно. Торопливо оглядев узкую улочку в поисках возможного убежища, он увидел недалеко впереди, справа, дом, в окне которого виднелся слабый свет свечи. Дом стоял несколько в глубине от улицы; добежав до него, Стеттон свернул на покрытую гравием дорожку, увлекая за собой спутниц.
Дверь была закрыта; он отчаянно жал на кнопку звонка и колотил кулаками по двери. Солдаты тоже свернули на дорожку и были уже совсем близко.
— Ради бога, откройте! — вскричал молодой человек.
Его спутницы, держась за руки, прислонились к дверям. И тут раздался звук отодвигаемых задвижек, дверь распахнулась, и беглецы буквально рухнули за порог.
Стеттон услышал мужской голос: женщинам велено пройти в заднюю часть дома, чтобы не попасть под залетавшие в дом пули. Стеттон повернулся к говорившему — огромный человек с густой черной бородой закрыл и запер за ними дверь.
— Сколько их? — спросил бородатый мужчина, отталкивая Стеттона в сторону от двери.
— Семеро.
— Турки?
— Да.
Чернобородый выругался и подбежал к окну.
— Идите сюда! — позвал он. — У них, кажется, кончился боезапас. Пьяные дьяволы!
Стеттон подошел к нему и выглянул в окно. Солдаты остановились в дюжине шагов от двери, и один из них, тот, кому досталось от Стеттона, похоже, убеждал остальных пойти на штурм.
Вдруг человек с бородой выхватил из кармана револьвер, направил его в окно и выстрелил в самую гущу группы. Один из солдат упал; остальные, даже не остановившись, чтобы помочь товарищу, развернулись и исчезли на освещенной луной улице.
— Трусы! — презрительно фыркнул мужчина, пряча оружие в карман. И повернулся к Стеттону: — Вам лучше присмотреть за вашими спутницами. Я останусь здесь.
— Но почему… я не знаю, где…
— Вам нужно продержаться ночь. К утру офицеры возьмут их под контроль, и вы сможете вернуться к себе.
В задней части дома есть две комнаты с кроватями. Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня там, — закончил он, указав на комнату справа.
— Но, прошу прощения, вы здесь один?
Бородатый посмотрел на Стеттона пронизывающим взглядом:
— Молодой человек, вы слишком много говорите.
Хотя неудивительно… эта ваша поразительная английская беспардонность.
— Американская, — улыбнулся Стеттон.
— Это все равно.
— Мы так не думаем.
— Ладно… оставьте меня. — Над черной бородой блеснули черные глаза. — Во всяком случае, все это, — он обвел рукой вокруг, видимо имея в виду сотрясаемый войной центр Фазилики, — все это — результат вашего беспардонного вмешательства. В этих горах должны быть мы… И если бы турки не пользовались вашим покровительством… если бы вы оставили это нам…
Стеттон, который уже собирался выйти из комнаты, повернулся от дверей:
— Нам?
Бородатый неприязненно нахмурился:
— Да, нам. Я — русский, сэр.
И еще более нахмурился. А Стеттон, подумав, что их хозяин не без странностей, повернулся и, не говоря более ни слова, отправился к женщинам. Он нашел их в задней комнате: они сидели в углу на кровати, прижавшись друг к другу. При его появлении обе спрыгнули на пол и бросились к нему с нетерпеливым вопросом:
— Солдаты?
— Они ушли, — сказал Стеттон. — Вы в безопасности.
Его глаза остановились на лице молодой женщины; теперь, когда появилась возможность рассмотреть ее, он не мог оторвать от нее глаз.
Она была на диво хороша собой. Белизна ее гладкой кожи, великолепные золотистые волосы, яркий блеск серо-голубых глаз. Но даже в этот момент, когда Стеттон впервые почувствовал ее неотразимое очарование, он смотрел в серо-голубые глаза с какой-то робостью, настолько смело она встретила его взгляд.
— Наш хозяин спугнул их, — объяснил он, с трудом приходя в себя. — На ночь мы в безопасности… мы можем спать здесь… а утром волнения улягутся.
— О, как вы добры к нам! — воскликнула Виви, бросаясь к нему с распростертыми объятиями.
Ей было лет семнадцать-восемнадцать. Ее спутнице — лет на пять больше. Скромную прелесть девушки, впрочем, не такую уж и скромную, совершенно затмевала яркая красота другой.
— Как вы добры к нам! — повторила Виви.
Молодая женщина улыбнулась.
— Да, вы заслужили нашу благодарность, — поддержала она Виви. — Если это не было для вас… Но об этом слишком страшно думать. Должно быть, глупо пытаться благодарить вас… месье…
— Меня зовут Стеттон. Ричард Стеттон.
— А меня — Алина Солини. Мою юную подругу — Виви Жанвур. Она француженка, как видите. Нам нечего сказать о себе. Когда уходишь в монастырь, прошлое умирает.
— А будущее? — спросил Стеттон, сам не понимая, что имеет в виду.
— И будущее тоже.
— Но разве не стыдно хоронить цветок?
— Когда он увядает? — улыбнулась Алина Солини.
— Нет, я хотел сказать, пока он еще свеж и хорош.
— Это слишком смело сказано, месье Стеттон.
— Прошу прощения, но у меня есть глаза, чтобы видеть, и язык, чтобы говорить… — Стеттон вдруг остановился и вскричал: — Боже, я забыл! Вы же ранены и нуждаетесь в немедленной помощи!
Алина пожала плечами:
— Это пустяки.
Но Стеттон настаивал, и она в конце концов протянула ему руку для осмотра. Рана действительно оказалась несерьезной — и вряд ли болезненной, — но белая кожа была ободрана, и безобразная красная полоса тянулась ниже локтя. Испуганно ахнув, Стеттон исчез и вскоре появился с миской воды и полосками ткани.
Заметив, как Виви улыбается, глядя на его неловкие попытки обмыть и перевязать рану, он уступил место ее ловким пальчикам, а сам молча наблюдал за процедурой, сидя на краю кровати.
Теперь, когда опасность миновала, Стеттон поздравил себя с интересным приключением. Оно может стать еще интереснее, удовлетворенно добавил он про себя.
Если же нет, то не он в том будет виноват.
Он смотрел на Алину и невольно задавался вопросом, как эта ослепительной красоты женщина убедила себя отказаться от мира и его удовольствий; с обычным для американского протестанта невежеством во всем, что касается римской церкви, он предполагал, что никто никогда не уходит в монастырь без пострижения.
Надо признать, Алина в самом деле была совершенством. Он испуганно вздрогнул от звука ее голоса.
— Вы слишком пристально смотрите на меня, месье Стеттон.
— Простите, — запинаясь, извинился он, — я задумался.
— Меня восхищает ваша смелость, — сказала Алина, и, хотя тон ее был шутливым, глаза оставались холодными. Она повернулась к девушке: — Благодарю тебя, Виви, перевязка превосходная. Вы будете спать в этой комнате, месье?
— Может быть, для вас есть другая, — ответил Стеттон, — более комфортабельная. Я посмотрю?
— Нет, эта достаточно хороша. Другую мы оставим вам.
Стеттон покачал головой и указал на дверь:
— Я лягу там.
— В этом нет необходимости.
— Но если вы позволите… я не простил бы себе, если бы кто-то причинил вам зло…
— Очень хорошо. — Алина улыбнулась и протянула руку. — Тогда мы желаем вам доброй ночи.
Стеттон подался вперед и взял ее за руку. Рука была белой и мягкой; сквозь нежную кожу он почувствовал тепло ее крови. Она сжала его пальцы… или ему показалось?
Подняв голову, он увидел, что она смотрит на него со странной улыбкой, приветливой и в то же время холодной, а в глазах ее — приглашение, очень похожее на вызов. Стеттон почувствовал, как по телу пробежала нервная дрожь. То ли от удовольствия, то ли от страха.
Продолжая глядеть в серо-голубые глаза, он поднял руку Алины и осторожно коснулся ее губами.
Потом повернулся и покинул комнату. При этом он не заметил, как Виви сделала легкое движение в его сторону. Он даже не ответил на едва слышное пожелание доброй ночи, сорвавшееся с ее губ.
Получасом позже, увидев во фрамуге над их дверью отблеск и поняв, что в комнате зажгли свечу, он подошел к двери и тихонько постучал.
— Да? — донесся до него голос Алины.
— Не надо ли вам чего-нибудь?
— Нет, не надо, спасибо.
— Хорошо, спокойной ночи.
Завернувшись во взятые из соседней комнаты одеяла, Стеттон улегся на полу возле порога и погрузился в мечты о золотистых локонах и пронизывающих серо-голубых глазах.
Все увиденное им за последний час заставило его не раз пожалеть о том, что он приехал в Фазилику; он проклинал жадное юношеское любопытство, которое привело его сюда.
Сточные канавы, полные крови; безумные глаза упивавшихся победой турок, которые избивали мужчин, женщин и детей, опустошали их карманы, грабили дома; жалкое малодушие небольшого гарнизона, обязанного защищать городок и его жителей. Все это наполняло Стеттона нарастающим отвращением и вызывало в нем страстное желание бежать, бежать как можно дальше от картин и звуков этой ужасной ночи.
Он стоял, окруженный со всех сторон страшным грохотом и суматохой разграбляемого города, и гадал, в какую сторону повернуть, когда вдруг удивлен был и напуган новыми звуками; нарастая, они вскоре перекрыли все остальные звуки вокруг.
Это гудел колокол, его дикие, беспорядочные удары, казалось, вторили крикам страдания и отчаяния, носившимся над улицами из конца в конец города.
Стеттон посмотрел наверх; сомнений не было — колокольный звон доносился прямо с неба; вглядевшись, он больше угадал, чем увидел там очертания монастырской колокольни, увенчанной крестом, смутно виднеющимся в лунном свете. К темной каменной стене этого хаотически выстроенного здания он сейчас и прислонялся.
Однако в такой ситуации крест спасти молодого человека не мог, его лицо побледнело, он пробормотал:
«Господи, помилуй их!» — и направился обратно по маленькой улочке, по которой можно было добраться до центра города.
Но, возвращаясь, юноша натолкнулся на трех или четырех турок, которые промчались мимо со штыками наперевес, и снова стал искать защиты под стеной. Появилась еще группа солдат, человек тридцать или больше.
Они столпились на улице перед каменным зданием.
— Вот это место! — закричал кто-то из них. — Как бы туда забраться?
Они оглядывали стену в поисках входа в монастырь.
Из-за угла донеслись громкие ликующие вопли множества грубых глоток.
— Пойдемте, они нашли его! — позвал кто-то из солдат, и все исчезли в том направлении, откуда доносились крики.
Стеттон следом за ними тоже завернул за угол и с первого взгляда понял, что монастырь и все, кто в нем находится, обречены. Сотня, а то и больше солдат колотили камнями и булыжниками, вывернутыми из мостовой, в небольшие воротца меж двумя столбами, что перекрывали подножие короткого лестничного пролета.
Остальные наступавшие разбежались по улице в обоих направлениях в поисках более крупной и богатой добычи, предоставив, таким образом, своим жертвам короткую передышку. Колокол над ними продолжал звонить, громко, но тщетно взывая к небесам о помощи.
Ворота, висевшие на одной петле, затряслись и рухнули. На мгновение солдаты откатились назад, но тут же в азартном натиске ринулись в открывшийся проход.
Прямо в проеме дверей Стеттон увидел фигуру женщины, согбенной, с седой головой, — она стояла на пути захватчиков с воздетыми руками. Камень, пущенный солдатом, ворвавшимся первым, ударил ее прямо в лицо, и она осела на пол. Солдаты перекатывались через порог, не обращая внимания на распростертое тело.
Стеттон, почувствовав страшную слабость, спрятался за угол, чтобы не видеть ужаснувшей его сцены. Потом, охваченный внезапным гневом на этих людей, которых война превратила в диких животных, он огляделся вокруг с таким видом, будто ждал знака небес или искал волшебную палочку, которая уничтожила бы их.
Озираясь в бессильной ярости, он вдруг заметил окошко в стене примерно в трех футах над его головой. Оно было забрано железной решеткой, за которой слабый огонек свечи прятался от лунного света.
Не дав себе времени подумать, чем вызваны его скоропалительные действия, Стеттон кинулся на улицу, подобрал тяжелый камень и со всей силы швырнул его в решетку на окне. Камень ударился прямо в центр, отогнув пару прутьев почти на фут, если не больше.
В следующую секунду молодой человек подпрыгнул и ухватился за один из прутьев, потом, подтянувшись, протиснулся сквозь дыру, оставленную камнем, и оказался внутри монастыря.
Он стоял в небольшой комнатке с низким потолком, совершенно пустой и безлюдной. В одной из стен ее оказалась узкая дверь; он подошел к ней и, пораженный, остановился.
Перед ним была еще одна комната, точно такая же.
Два деревянных стула возле стены справа. У стены напротив — шкаф, в центре — деревянный стол, на который небрежно брошены бумаги, Библия и распятие.
Возле левой стены находился аналой, а перед ним на каменном полу — коленопреклоненные молодая женщина и девушка.
При одном взгляде на эту женщину Стеттон не только замер, но и потерял дар речи, когда она, не меняя позы, повернула голову на шум, им произведенный; впрочем, не диво, что даже в такой тревожный момент он был потрясен ее красотой.
Ее изумительные золотые волосы струились по складкам серого платья до самого пола; даже в слабом свете свечи было видно, что глаза у нее серо-голубые, и они не отрываясь глядели прямо в лицо вторгшегося. Он хранил молчание, не в силах отвести взгляд.
Девушка, стоявшая на коленях рядом с женщиной — невысокая, худенькая, с черными волосами и смуглой кожей, — вдруг вскочила на ноги и выбежала на середину комнаты; ее черные глаза сердито воззрились на молодого человека в дверях.
— Трус! — сказала она севшим от страха и ненависти голосом. — Бей! Боишься, потому что нас двое на одного? Бей!
— Виви!
Это позвала молодая женщина. Она тоже поднялась на ноги и сделала шаг навстречу Стеттону.
— Вы не… не с ними? — спросила она, продолжая вглядываться в его лицо и рассматривать одежду. — Вы из города? Вы спасете нас?
Молодой человек обрел голос:
— Я — американец. Я забрался через окно. Я спасу вас, если сумею. Они уже вошли в монастырь. Слышите?
Где-то в коридорах слышались топот и крики.
— Нельзя терять времени.
Девушка и молодая женщина в ужасе закричали:
— Что же делать? Спасите нас!
Стеттон попытался воззвать к их разуму:
— Нет ли здесь какого-нибудь хода… потайного хода?
— Нет.
— Черный вход?
— До него можно добраться только из центрального коридора.
— На крышу?
— Туда нет дороги.
— Но где остальные люди? Убежали? Вы здесь одни?
Молодая женщина открыла было рот, чтобы ответить, но ответ пришел не от нее. Пока они говорили, в коридорах стали слышнее солдатские проклятия и восклицания, по всему монастырю раздавались жуткие крики боли и отчаяния, перекрывавшие даже хриплые вопли солдат; они доносились, очевидно, из комнаты за стеной. Лицо девушки побледнело, она взглянула на Стеттона и, запинаясь, сказала:
— Они поднялись в часовню! Господи, помилуй!
Ее колени дрожали, с выражением мольбы на лице она приблизилась к молодой женщине; Стеттон стоял словно парализованный доносившимся извне шумом.
А крики, топот и грубые голоса солдат все приближались. Еще мгновение, и они будут обнаружены.
Почувствовав руку женщины на своей руке, он обернулся. Она пристально смотрела на него, в глазах ее были нетерпение, решимость, но совсем не было страха.
— Может быть, нам попытаться убежать через окно? — Ее голос был тверд и спокоен.
— Через окно? — тупо повторил Стеттон.
И, словно очнувшись, быстро пробежал в ту комнату, из которой появился, и выглянул в зарешеченное окно, куда он влез. Улица была пустынна.
Велев женщинам следовать за ним, он протиснулся сквозь прутья и спрыгнул на землю, под окном упав на колени. Но тотчас вскочил на ноги, чтобы подхватить девушку, которую вытолкнула из окна ее компаньонка.
Молодая женщина последовала за девушкой, легко, как птица, не дожидаясь чьей-либо помощи. Они стояли все вместе на слабо освещенной луной улице.
Зная, что они находятся слишком близко от главной артерии города и потому их могут обнаружить в любую минуту, Стеттон не стал терять времени на обсуждение маршрута.
— Бегите! — прошептал он, указав на узкую улицу, по которой он пробирался к центру города.
Но женщина колебалась.
— А вы?
— Я следом. Поторопитесь!
Они побежали; раздававшиеся позади выстрелы пьяных солдат и крики их жертв резали слух и подгоняли вперед. Улица, по которой они бежали — кривая и узкая, но благодаря луне не слишком темная, — была абсолютно пустынна, дома с обеих ее сторон были заперты, окна закрыты ставнями, и нигде ни огонька.
То тут то там, в окне или в дверях, появлялась чья-нибудь голова, но при их приближении поспешно пряталась. Было очевидно, что эта улица еще не захвачена; быть может, они спасены, но где найти безопасное убежище?
Стеттон догнал обеих женщин и заговорил на бегу:
— Вы знаете город? Знаете, куда можно пойти?
Молодая женщина помотала головой:
— Нет.
— Тогда бежим по этой улице. Нам нужно выбраться за город. Найти бы генерала Нирзанна… я его знаю…
Это намерение — весьма нелепое в сложившихся обстоятельствах — не вызвало отклика. Они пробежали уже три или четыре перекрестка, и Стеттон начал думать, что опасность осталась позади, когда на следующем перекрестке из-за стоявшего на углу небольшого деревянного дома на них вдруг вылетела банда турок.
Одновременно слева до Стеттона донесся новый взрыв протестующих криков; это с другого конца в улицу тоже ворвались солдаты и начали яростно громить двери и окна домов и магазинов.
Группа из шести или семи солдат остановилась прямо на пути беглецов. Какое-то мгновение они колебались. Стеттон услышал, как один из них крикнул:
— Пошли, на этих не разживешься! В магазины!
Но, разглядев молодую женщину, вцепившуюся в руку Стеттона, солдат дернулся вперед и уставился на нее с пьяным вожделением.
— Аллах! Какая красивая! — Он засмеялся и грубо схватил ее за плечо.
У Стеттона в нагрудном кармане была спрятана бумага, подписанная генералом Нирзанном, разрешающая ему беспрепятственно проходить повсюду, но совершенно бесполезная для его спутниц.
Он быстро сосчитал солдат. Семеро. Что он мог один против семерых? Будучи человеком осторожным, он полез в карман за бумагой.
И в этот самый момент главарь банды грубо дернул молодую женщину на себя и схватил ее в объятия.
И вот тут, проклиная свое безрассудство, Стеттон прыгнул вперед и нанес сильный удар солдату в лицо.
Тот отшатнулся, вскрикнул от неожиданности и боли и выпустил предвкушаемую жертву.
— Свинья! — вскричал он, бросаясь к Стеттону.
Его товарищи уже спешили к нему на помощь с пистолетами и штыками на изготовку.
Велев молодой женщине и девушке немедля бежать прочь отсюда, Стеттон отпрыгнул в сторону, едва успев увернуться от кончика ближайшего штыка. Рванувшись вправо, он, прежде чем солдаты успели добраться до него, припустился по улице вслед за своими спутницами.
Когда он догнал их, девушка, которую звали Виви, схватила его за руку:
— Вы не ранены?
Стеттон отрицательно покачал головой.
Они помчались дальше. Им вслед стреляли из пистолетов, пули свистели мимо них. Свисту пуль вторили вопли разъяренных, стрелявших на ходу солдат, ударившихся в погоню за беглецами.
Внезапно молодая женщина коротко вскрикнула.
— Вы ранены? — задыхаясь, спросил Стеттон.
— В руку. Это ничего, — ответила она, не замедляя бега.
Оглянувшись назад, Стеттон выругался, увидев, что солдаты настигают их. Улица перед ними была залита лунным светом, и Стеттон понимал, что, куда бы они ни свернули, повсюду рискуют столкнуться с какой-нибудь бандой мародерствующих солдат.
Казалось, бегством спастись невозможно. Торопливо оглядев узкую улочку в поисках возможного убежища, он увидел недалеко впереди, справа, дом, в окне которого виднелся слабый свет свечи. Дом стоял несколько в глубине от улицы; добежав до него, Стеттон свернул на покрытую гравием дорожку, увлекая за собой спутниц.
Дверь была закрыта; он отчаянно жал на кнопку звонка и колотил кулаками по двери. Солдаты тоже свернули на дорожку и были уже совсем близко.
— Ради бога, откройте! — вскричал молодой человек.
Его спутницы, держась за руки, прислонились к дверям. И тут раздался звук отодвигаемых задвижек, дверь распахнулась, и беглецы буквально рухнули за порог.
Стеттон услышал мужской голос: женщинам велено пройти в заднюю часть дома, чтобы не попасть под залетавшие в дом пули. Стеттон повернулся к говорившему — огромный человек с густой черной бородой закрыл и запер за ними дверь.
— Сколько их? — спросил бородатый мужчина, отталкивая Стеттона в сторону от двери.
— Семеро.
— Турки?
— Да.
Чернобородый выругался и подбежал к окну.
— Идите сюда! — позвал он. — У них, кажется, кончился боезапас. Пьяные дьяволы!
Стеттон подошел к нему и выглянул в окно. Солдаты остановились в дюжине шагов от двери, и один из них, тот, кому досталось от Стеттона, похоже, убеждал остальных пойти на штурм.
Вдруг человек с бородой выхватил из кармана револьвер, направил его в окно и выстрелил в самую гущу группы. Один из солдат упал; остальные, даже не остановившись, чтобы помочь товарищу, развернулись и исчезли на освещенной луной улице.
— Трусы! — презрительно фыркнул мужчина, пряча оружие в карман. И повернулся к Стеттону: — Вам лучше присмотреть за вашими спутницами. Я останусь здесь.
— Но почему… я не знаю, где…
— Вам нужно продержаться ночь. К утру офицеры возьмут их под контроль, и вы сможете вернуться к себе.
В задней части дома есть две комнаты с кроватями. Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня там, — закончил он, указав на комнату справа.
— Но, прошу прощения, вы здесь один?
Бородатый посмотрел на Стеттона пронизывающим взглядом:
— Молодой человек, вы слишком много говорите.
Хотя неудивительно… эта ваша поразительная английская беспардонность.
— Американская, — улыбнулся Стеттон.
— Это все равно.
— Мы так не думаем.
— Ладно… оставьте меня. — Над черной бородой блеснули черные глаза. — Во всяком случае, все это, — он обвел рукой вокруг, видимо имея в виду сотрясаемый войной центр Фазилики, — все это — результат вашего беспардонного вмешательства. В этих горах должны быть мы… И если бы турки не пользовались вашим покровительством… если бы вы оставили это нам…
Стеттон, который уже собирался выйти из комнаты, повернулся от дверей:
— Нам?
Бородатый неприязненно нахмурился:
— Да, нам. Я — русский, сэр.
И еще более нахмурился. А Стеттон, подумав, что их хозяин не без странностей, повернулся и, не говоря более ни слова, отправился к женщинам. Он нашел их в задней комнате: они сидели в углу на кровати, прижавшись друг к другу. При его появлении обе спрыгнули на пол и бросились к нему с нетерпеливым вопросом:
— Солдаты?
— Они ушли, — сказал Стеттон. — Вы в безопасности.
Его глаза остановились на лице молодой женщины; теперь, когда появилась возможность рассмотреть ее, он не мог оторвать от нее глаз.
Она была на диво хороша собой. Белизна ее гладкой кожи, великолепные золотистые волосы, яркий блеск серо-голубых глаз. Но даже в этот момент, когда Стеттон впервые почувствовал ее неотразимое очарование, он смотрел в серо-голубые глаза с какой-то робостью, настолько смело она встретила его взгляд.
— Наш хозяин спугнул их, — объяснил он, с трудом приходя в себя. — На ночь мы в безопасности… мы можем спать здесь… а утром волнения улягутся.
— О, как вы добры к нам! — воскликнула Виви, бросаясь к нему с распростертыми объятиями.
Ей было лет семнадцать-восемнадцать. Ее спутнице — лет на пять больше. Скромную прелесть девушки, впрочем, не такую уж и скромную, совершенно затмевала яркая красота другой.
— Как вы добры к нам! — повторила Виви.
Молодая женщина улыбнулась.
— Да, вы заслужили нашу благодарность, — поддержала она Виви. — Если это не было для вас… Но об этом слишком страшно думать. Должно быть, глупо пытаться благодарить вас… месье…
— Меня зовут Стеттон. Ричард Стеттон.
— А меня — Алина Солини. Мою юную подругу — Виви Жанвур. Она француженка, как видите. Нам нечего сказать о себе. Когда уходишь в монастырь, прошлое умирает.
— А будущее? — спросил Стеттон, сам не понимая, что имеет в виду.
— И будущее тоже.
— Но разве не стыдно хоронить цветок?
— Когда он увядает? — улыбнулась Алина Солини.
— Нет, я хотел сказать, пока он еще свеж и хорош.
— Это слишком смело сказано, месье Стеттон.
— Прошу прощения, но у меня есть глаза, чтобы видеть, и язык, чтобы говорить… — Стеттон вдруг остановился и вскричал: — Боже, я забыл! Вы же ранены и нуждаетесь в немедленной помощи!
Алина пожала плечами:
— Это пустяки.
Но Стеттон настаивал, и она в конце концов протянула ему руку для осмотра. Рана действительно оказалась несерьезной — и вряд ли болезненной, — но белая кожа была ободрана, и безобразная красная полоса тянулась ниже локтя. Испуганно ахнув, Стеттон исчез и вскоре появился с миской воды и полосками ткани.
Заметив, как Виви улыбается, глядя на его неловкие попытки обмыть и перевязать рану, он уступил место ее ловким пальчикам, а сам молча наблюдал за процедурой, сидя на краю кровати.
Теперь, когда опасность миновала, Стеттон поздравил себя с интересным приключением. Оно может стать еще интереснее, удовлетворенно добавил он про себя.
Если же нет, то не он в том будет виноват.
Он смотрел на Алину и невольно задавался вопросом, как эта ослепительной красоты женщина убедила себя отказаться от мира и его удовольствий; с обычным для американского протестанта невежеством во всем, что касается римской церкви, он предполагал, что никто никогда не уходит в монастырь без пострижения.
Надо признать, Алина в самом деле была совершенством. Он испуганно вздрогнул от звука ее голоса.
— Вы слишком пристально смотрите на меня, месье Стеттон.
— Простите, — запинаясь, извинился он, — я задумался.
— Меня восхищает ваша смелость, — сказала Алина, и, хотя тон ее был шутливым, глаза оставались холодными. Она повернулась к девушке: — Благодарю тебя, Виви, перевязка превосходная. Вы будете спать в этой комнате, месье?
— Может быть, для вас есть другая, — ответил Стеттон, — более комфортабельная. Я посмотрю?
— Нет, эта достаточно хороша. Другую мы оставим вам.
Стеттон покачал головой и указал на дверь:
— Я лягу там.
— В этом нет необходимости.
— Но если вы позволите… я не простил бы себе, если бы кто-то причинил вам зло…
— Очень хорошо. — Алина улыбнулась и протянула руку. — Тогда мы желаем вам доброй ночи.
Стеттон подался вперед и взял ее за руку. Рука была белой и мягкой; сквозь нежную кожу он почувствовал тепло ее крови. Она сжала его пальцы… или ему показалось?
Подняв голову, он увидел, что она смотрит на него со странной улыбкой, приветливой и в то же время холодной, а в глазах ее — приглашение, очень похожее на вызов. Стеттон почувствовал, как по телу пробежала нервная дрожь. То ли от удовольствия, то ли от страха.
Продолжая глядеть в серо-голубые глаза, он поднял руку Алины и осторожно коснулся ее губами.
Потом повернулся и покинул комнату. При этом он не заметил, как Виви сделала легкое движение в его сторону. Он даже не ответил на едва слышное пожелание доброй ночи, сорвавшееся с ее губ.
Получасом позже, увидев во фрамуге над их дверью отблеск и поняв, что в комнате зажгли свечу, он подошел к двери и тихонько постучал.
— Да? — донесся до него голос Алины.
— Не надо ли вам чего-нибудь?
— Нет, не надо, спасибо.
— Хорошо, спокойной ночи.
Завернувшись во взятые из соседней комнаты одеяла, Стеттон улегся на полу возле порога и погрузился в мечты о золотистых локонах и пронизывающих серо-голубых глазах.
Глава 2
Человек с бородой
На следующее утро улицы Фазилики являли собой немое свидетельство опустошения, произведенного солдатскими грабежами прошедшей ночью. Хорошо еще, что командующий турецкими силами сурово и решительно приостановил деятельность своих победоносных войск, иначе они сровняли бы с землей этот небольшой город.
Повсюду висели на петлях разбитые окна и двери; улицы были усыпаны мусором и домашней утварью, брошенной в спешке солдатами, опасавшимися после приказа о прекращении грабежей наказания своего генерала. На тротуарах здесь и там растеклись большие бурые лужи, как свидетельство неудавшегося сопротивления кого-то из горожан; в деловой части города многие дома были разрушены или повреждены огнем.
К этим последним принадлежал и женский монастырь, полностью опустошенный. То, что от него осталось, представляло собой каменный скелет, выглядевший еще более мрачно в лучах утреннего солнца.
Но вид разрушенного монастыря скорее обрадовал Стеттона, чем опечалил. Он стоял на углу узкой улицы, как раз напротив забранного решеткой окна, в которое влез и через которое бежал накануне вечером.
Полчаса тому назад он оставил Алину Солини и Виви Жанвур в доме, где они нашли убежище от солдат, с целью установить., может ли монастырь принять их обратно. Было очевидно, что не может. Удовлетворенная улыбка появилась на лице Стеттона. Его приключение, сказал он себе, не закончилось волнениями прошедшей ночи.
По дороге обратно в приютивший их дом он попытался раздобыть что-нибудь на завтрак своим спутницам, но оставшиеся магазины были закрыты, к тому же все, что хоть сколько-нибудь напоминало съестное, солдаты забрали для собственных нужд.
Алина встретила его в дверях комнаты, в которой, как она сказала, спала Виви.
В нескольких словах Стеттон поведал ей о разрушенном монастыре и невозможности найти там приют и кров. Она спокойно выслушала его рассказ, с улыбкой подала ему руку и пригласила в комнату. Когда он вошел, Виви, сидевшая в кресле у окна, поднялась с робким приветственным поклоном.
— Монастырь прекратил свое существование, — сообщила Алина, повернувшись к ней. — Мы не можем вернуться туда.
— Прекратил существование! — воскликнула девушка, ее лицо побледнело. — Но как… Вы уверены?
— Я там был, — сказал Стеттон. — Там ничего нет.
Одни руины.
— Что же нам делать? — спросила Виви, нерешительно глядя на Алину. — Куда мне идти? У меня нет ни друзей, ни дома — ничего.
— У вас есть я.
Стеттон попытался боковым зрением увидеть, как на это отреагировала Алина, но ему не удалось. Алина подошла к девушке и обняла ее за плечи.
— Не тревожься, Виви, — сказала она, — я Позабочусь о тебе.
— А у вас… у вас есть дом? — спросил Стеттон.
— У меня? Нет. — Тон был суровым.
— А друзья?
— У меня никого нет.
— Тогда… если вы позволите… я был бы очень счастлив…
— Подождите минутку. — Алина сняла руку с плеча девушки и шагнула к Стеттону: — Вы собираетесь предложить нам вашу поддержку, месье?
— Да, — кивнул Стеттон.
— Тогда, прежде чем вы продолжите, я хотела бы кое-что сказать. Покинь комнату, Виви.
Девушка, казалось, была удивлена, но, встретив взгляд Алины, без слова пошла к дверям и, закрыв за собой дверь, исчезла в передней. Стеттон, оставшись наедине с Алиной, ожидал, что она скажет.
Какое-то мгновение молодая женщина хранила молчание, разглядывая Стеттона и что-то обдумывая. Потом внезапно сказала:
— Я полагаю, нам с Виви лучше остаться одним.
— Но почему? — Он запнулся, искренне озадаченный. — Я хотел сказать…
— Я знаю, что вы могли бы сказать, но давайте будем искренни, вы думаете о многих разных вещах.
— У меня нет причины быть неискренним.
— Что ж, тогда… что вы хотели сказать?
— Только то, что я к вашим услугам. Вы одни, друзей у вас нет, пойти вам некуда. Я мог бы быть вам полезен. Я сделаю все, что вы скажете.
— А почему?
— Вам нужно, чтобы я назвал причины? — Стеттон начинал чувствовать некоторое раздражение. — Вы — женщина и в затруднении. А я — мужчина.
Алина, улыбнувшись, подошла к нему ближе:
— Не сердитесь на меня. Если я задаю вопросы, то лишь потому, что по опыту знаю, насколько они необходимы. Значит, вы совершенно бескорыстны?
— Да, уверяю вас…
Алина подошла еще ближе, все еще улыбаясь. Ее глаза смотрели прямо на Стеттона так же, как вечером, не то с призывом, не то с вызовом. Было нечто такое в их глубине, что пугало его. Ему хотелось отвести глаза, но он не мог. Женщина, подойдя к нему вплотную, пробормотала:
— Совсем бескорыстны?
— Нет! — вдруг взорвался он и, схватив женщину за руку, крепко стиснул ее. — Нет!
— А, значит, в вас все-таки есть живая душа! Я начала было сомневаться. Возможно, после всего… Но на что вы рассчитывали?
— А что вы дадите? — откликнулся Стеттон, поощренный ее тоном. Он все еще держал ее за руку.
— Я не даю, — сказала Алина, продолжая улыбаться, — я плачу… всегда.
Теперь она была совсем рядом. Он мог бы почувствовать ее дыхание на своем лице. Ее губы раздвинула улыбка, но прекрасные глаза оставались холодными, а Стеттон ощущал непреодолимое желание увидеть в них теплый отклик. В то же время он чувствовал какое-то странное беспокойство; было что-то пугающее в том пристальном, неподвижном взгляде, который, казалось, взвешивал его на каких-то тайных весах.
— Вы можете верить мне, — сказал он дрожащим голосом и поднес ее руку к губам.
Повсюду висели на петлях разбитые окна и двери; улицы были усыпаны мусором и домашней утварью, брошенной в спешке солдатами, опасавшимися после приказа о прекращении грабежей наказания своего генерала. На тротуарах здесь и там растеклись большие бурые лужи, как свидетельство неудавшегося сопротивления кого-то из горожан; в деловой части города многие дома были разрушены или повреждены огнем.
К этим последним принадлежал и женский монастырь, полностью опустошенный. То, что от него осталось, представляло собой каменный скелет, выглядевший еще более мрачно в лучах утреннего солнца.
Но вид разрушенного монастыря скорее обрадовал Стеттона, чем опечалил. Он стоял на углу узкой улицы, как раз напротив забранного решеткой окна, в которое влез и через которое бежал накануне вечером.
Полчаса тому назад он оставил Алину Солини и Виви Жанвур в доме, где они нашли убежище от солдат, с целью установить., может ли монастырь принять их обратно. Было очевидно, что не может. Удовлетворенная улыбка появилась на лице Стеттона. Его приключение, сказал он себе, не закончилось волнениями прошедшей ночи.
По дороге обратно в приютивший их дом он попытался раздобыть что-нибудь на завтрак своим спутницам, но оставшиеся магазины были закрыты, к тому же все, что хоть сколько-нибудь напоминало съестное, солдаты забрали для собственных нужд.
Алина встретила его в дверях комнаты, в которой, как она сказала, спала Виви.
В нескольких словах Стеттон поведал ей о разрушенном монастыре и невозможности найти там приют и кров. Она спокойно выслушала его рассказ, с улыбкой подала ему руку и пригласила в комнату. Когда он вошел, Виви, сидевшая в кресле у окна, поднялась с робким приветственным поклоном.
— Монастырь прекратил свое существование, — сообщила Алина, повернувшись к ней. — Мы не можем вернуться туда.
— Прекратил существование! — воскликнула девушка, ее лицо побледнело. — Но как… Вы уверены?
— Я там был, — сказал Стеттон. — Там ничего нет.
Одни руины.
— Что же нам делать? — спросила Виви, нерешительно глядя на Алину. — Куда мне идти? У меня нет ни друзей, ни дома — ничего.
— У вас есть я.
Стеттон попытался боковым зрением увидеть, как на это отреагировала Алина, но ему не удалось. Алина подошла к девушке и обняла ее за плечи.
— Не тревожься, Виви, — сказала она, — я Позабочусь о тебе.
— А у вас… у вас есть дом? — спросил Стеттон.
— У меня? Нет. — Тон был суровым.
— А друзья?
— У меня никого нет.
— Тогда… если вы позволите… я был бы очень счастлив…
— Подождите минутку. — Алина сняла руку с плеча девушки и шагнула к Стеттону: — Вы собираетесь предложить нам вашу поддержку, месье?
— Да, — кивнул Стеттон.
— Тогда, прежде чем вы продолжите, я хотела бы кое-что сказать. Покинь комнату, Виви.
Девушка, казалось, была удивлена, но, встретив взгляд Алины, без слова пошла к дверям и, закрыв за собой дверь, исчезла в передней. Стеттон, оставшись наедине с Алиной, ожидал, что она скажет.
Какое-то мгновение молодая женщина хранила молчание, разглядывая Стеттона и что-то обдумывая. Потом внезапно сказала:
— Я полагаю, нам с Виви лучше остаться одним.
— Но почему? — Он запнулся, искренне озадаченный. — Я хотел сказать…
— Я знаю, что вы могли бы сказать, но давайте будем искренни, вы думаете о многих разных вещах.
— У меня нет причины быть неискренним.
— Что ж, тогда… что вы хотели сказать?
— Только то, что я к вашим услугам. Вы одни, друзей у вас нет, пойти вам некуда. Я мог бы быть вам полезен. Я сделаю все, что вы скажете.
— А почему?
— Вам нужно, чтобы я назвал причины? — Стеттон начинал чувствовать некоторое раздражение. — Вы — женщина и в затруднении. А я — мужчина.
Алина, улыбнувшись, подошла к нему ближе:
— Не сердитесь на меня. Если я задаю вопросы, то лишь потому, что по опыту знаю, насколько они необходимы. Значит, вы совершенно бескорыстны?
— Да, уверяю вас…
Алина подошла еще ближе, все еще улыбаясь. Ее глаза смотрели прямо на Стеттона так же, как вечером, не то с призывом, не то с вызовом. Было нечто такое в их глубине, что пугало его. Ему хотелось отвести глаза, но он не мог. Женщина, подойдя к нему вплотную, пробормотала:
— Совсем бескорыстны?
— Нет! — вдруг взорвался он и, схватив женщину за руку, крепко стиснул ее. — Нет!
— А, значит, в вас все-таки есть живая душа! Я начала было сомневаться. Возможно, после всего… Но на что вы рассчитывали?
— А что вы дадите? — откликнулся Стеттон, поощренный ее тоном. Он все еще держал ее за руку.
— Я не даю, — сказала Алина, продолжая улыбаться, — я плачу… всегда.
Теперь она была совсем рядом. Он мог бы почувствовать ее дыхание на своем лице. Ее губы раздвинула улыбка, но прекрасные глаза оставались холодными, а Стеттон ощущал непреодолимое желание увидеть в них теплый отклик. В то же время он чувствовал какое-то странное беспокойство; было что-то пугающее в том пристальном, неподвижном взгляде, который, казалось, взвешивал его на каких-то тайных весах.
— Вы можете верить мне, — сказал он дрожащим голосом и поднес ее руку к губам.