Страница:
Не уверен, можно ли создать такой союз. Здесь нет империи, хотя мы говорим о “царстве” уруба, нет вампиров-правителей, к которым европейские князья могли посылать своих эмиссаров. Если верить слухам, у Алафина, царя племени уруба, двор не меньше европейского, но Алафин, его вожди и чиновники — обычные люди. Много попов и колдунов Огбоне — тайного общества на службе вампиров — тоже обычные люди. Роду Аттилы сложнее понять земли, где вампиры не правят в открытую, чем народ, где правят обычные люди, потому что они безжалостно уничтожают вампиров-пришельцев. Хотя я живу здесь уже много лет, мне трудно понять, что происходит в этих местах.
Я только трижды видел черных вампиров — они не испытывают интереса к торговле. У большинства кожа похожа на полированный черный янтарь, иногда украшенный выцветшими узорами татуировки. Они, все без исключения, кажутся людьми преклонного возраста, потому что обыкновенный человек не может стать вампиром, пока не покажет себя в течение длительного времени настоящим священником-колдуном. Уруба называют вампиров “элеми”, что значит “вдыхающие жизнь”. Название указывает на прямую связь с богами: небесного бога Олоруна часто называют Олорун-элеми.
Говорят, что элеми — мудрецы, но нам также доказывают, что их не интересуют металлы, механизмы или вообще новое. Их мудрость не любознательна, в основном касается магии, свойств лекарств. Мы слышали множество рассказов о целительской силе вампиров, их умении составлять смеси зельев, чтобы сделать мужчин храбрыми, а женщин — плодовитыми. Они убивают проклятиями, если верить слухам. У местных племен нет элеми, последние из них умерли от эпидемии двадцать лет назад, и об этом сожалеют. Если бы их мудрецы жили вечно, говорят они, народ стал бы лучше и сильнее.
Обычным туземцам кажется, что элеми поддерживают тесную связь с отдаленным прошлым предков. Туземцы здесь очень уважают предков, верят, что их отцы и деды обитают рядом, в родных деревнях, даже будучи мертвыми, живо интересуясь делами потомков. Нам сказали, что в центре земли уруба, в большом поселении Ойо, новые цари должны есть сердца своих мертвых предшественников, чтобы олицетворять их. Считают, что души предков могут награждать и наказывать, неся ответственность за события, которые мы приписываем Божьей воле или случаю. Их присутствие обычно не замечают, но по определенным дням в деревни приходит Эгунгун, воскресший мертвец, чтобы наказать нарушивших табу. Ни я, ни К. не видели этого, но незаменимый Нтикима описал все это в деталях. Роль Эгунгуна обычно играет переодетый священник в большой уродливой маске, но для уруба и для подвластных им племен такие переодевания священны, и актер действительно является той сверхъестественной силой, которую представляет. По-видимому, в задачу Эгунгуна входит суд над теми, чьи действия, оскорбляя предков, принесли несчастье. К счастью, вину за неудачи нечасто валят на невиновных; во многом обвиняют ведьм, известных как непримиримые враги Огбоне — общества, к которому принадлежат элеми и священники-колдуны.
Эпидемию, бушевавшую здесь двадцать лет назад, все еще вспоминают как ужаснейшую трагедию. Если бы нашим черным рабочим сказали, что мой отец умышленно заразил вампира этой болезнью, они бы подумали, что он был безумным, — не порочным, ибо они не смогли бы представить, что кто-либо, кроме сумасшедшего, мог совершить такое странное преступление. Но они бы не поняли любви к вампиру-женщине, потому что элеми всегда мужчины. Огбоне — исключительно мужское дело, хотя у женщин могут быть собственные частные общества, они занимаются только приемом родов, ритуалами обрезания женщин.
Мне сложно примирить здешнее положение с теориями моего отца о природе и создании вампиров. Нтикима, являющийся незаменимым источником информации, несмотря на юные годы, — я думаю, ему примерно семнадцать, — убеждает, что обычных людей, которые станут элеми, берут в Адамавару — легендарную страну на континенте. Они вкушают от сердца богов на церемонии, очень похожей на ритуалы человеческого жертвоприношения, о которых нам рассказывали. Белым людям обычно не позволяют наблюдать даже обычные ритуалы, хотя Нтикима описал нам икеику — его посвящение в зрелость. Это род обрезания каменным ножом, часто сделанного так грубо, что постоянно нарушаются функции полового органа. Как всегда красноречиво, Нтикима рассказывал нам, что однажды Огбоне приедет, чтобы взять бабалаво в Адамавару, где он отведает сердце богов и в него вдохнут жизнь, но пока таких случаев не было.
Многое из того, что мы знаем об элеми, мы слышали от путешественников, и трудно сказать, чему верить. Чем дальше страны, тем курьезнее рассказы о местных племенах, силе элеми. Существование Адамавары доказать невозможно. Многое в рассказах повторяет историю о садах Эдема, где Бог вдохнул жизнь в Адама. Огбоне так тщательно хранит свои тайны, что создание вампиров — такая же тайна для африканцев, как для обычных людей в Галлии. У нас есть григорианские рассказы о дьявольских шабашах, у них — истории о небесных богах, спускающихся на землю в Адамаваре. Мне думается, что к этим сказкам нужно относиться с большим скепсисом.
Элеми, видимо, пьют кровь обычных людей, как наши вампиры, но отношение к этому не такое, как в Галлии. То, что делают галльские вампиры, кажется извращенным и чудовищным, но то же самое легко вписывается в африканское мышление. Туземцы часто совершают жертвоприношения и ритуальные дарения своим богам, например, мелют муку или извлекают пальмовое масло, немного рассыпают на землю. От каждого блюда оставляют немного своим богам. Это делают, не задумываясь, как христиане осеняют себя крестом. Все это называют жертвоприношением, как и приношения животных, иногда людей, какие совершают по святым дням. Кровь, что охотно предлагают обыкновенные люди вампирам, — это тоже приношение самому элеми Олоруну. Это легко понять африканцу, хотя он вряд ли поймет причащение, когда христианин отведает от крови и тела Христова.
Туземцы не думают, что ими правят элеми, несомненно, что истинная власть в этой стране принадлежит Огбоне. Огбоне наблюдает за всеми ритуалами, особенно икеика, за порядком. Огбоне — голос предков, прорицатель, целитель. Все цари держат перед ним ответ, и, хотя они главенствуют в судах, обвинить человека или оправдать его могут только бабалаво. Цари определяют наказание, но его применение решается колдунами и “вставшими мертвецами”. Цари объявляют войну, ведут свои армии в битву, но это колдуны подсказывают им, когда подходит время воевать и против кого.
К. хотел бы узнать правду о странах. Он подсчитал, сколько провизии понадобится для путешествия вверх по реке. Уверен, в скором времени он будет побуждать меня следовать за ним. Меня мало интересуют такие мифическими края, как Адамавара, но я пойду с ним, если это будет познавательное путешествие. Знаю, что это рискованно, но ни по природе, ни по характеру я не торговец, и будни нашей жизни здесь начинают мне надоедать.
Жива ли все еще в Большой Нормандии пиратская легенда о Л.? Он ежегодно навещает нас. Он ослаб после болезни и не такой красавец. Л. больше не пиратствует, хотя гордится славой корсара и божится, что для него нет большей радости, чем орудийная канонада. Пушки на фактории были одно время под его командой, и он дважды помог нам спасаться от марокканских мародеров. Его цыганская красотка все еще с ним, как и безносый турок. Вероятно, он приезжает сюда по настоянию женщины. Л. не очень меня любит, как и я его, но цыганка относится ко мне хорошо, и я рад быть ей другом. Она стала крепкой и красивой женщиной, процветает в тропиках, где люди с более светлой кожей чахнут, увядают. Как однажды сказал мне Есперсен, единственное, что приводит ее сюда так часто, — это досада из-за моего безбрачия, и что если бы я уложил ее в свою постель, то избавил бы от этой ужасной зависимости. Но я привык к монашескому образу жизни. Если К. умрет — унаследую его сутану, сам стану ангелом-меченосцем.
Л. делает вид, что ему безразлична симпатия его любовницы ко мне, но, напившись, обвиняет меня в преступлении — любви к вампирше в диком Уэльсе и коварно утверждает, что из-за нее я больше не могу любить. Хотя он говорит это, чтобы досадить любовнице, я иногда задумываюсь, не прав ли он. Конечно, во мне не возникает желание при виде цыганки, тем более от обнаженных черных женщин племен побережья или поселения. Иногда думаю, что в моей крови, может быть, есть что-либо, унаследованное от отца и несущее печать его истинной любви. Микроскоп всегда напоминает мне то, что произошло в те последние дни в Лондоне. Даже сейчас эти воспоминания тревожат меня.
Иногда думаю, не переоценивал ли отец то, чем занимался, и страх вампиров перед этим: возможно, его самоубийство было бесцельным, Ричард не хотел нас убивать. Но теперь ваш подарок рядом со мной, и я вспоминаю, что мой отец полагал его оружием более мощным, чем большая пушка. Сегодня ночью мне приснилось, будто я смотрел в микроскоп, стремясь различить то, что подсказывал мне отец, но, как ни пытался, не смог ничего увидеть. Возможно, туземцы все же правы — наши предки остаются с нами, навязывая обязанности, которые мы не выполняем. Теперь с присланным вами микроскопом я надеюсь приблизиться к выполнению моего обязательства.
Я надеюсь однажды вернуться в Британию. Чувствую, что это моя обязанность и судьба. Очень хочу нанести удар галльской ватаге вампиров, прежде чем умру, так что мое имя пополнит легион смертных, которые в конечном счете победят бессмертных. Несмотря на скуку здесь, сообщаю вам, что не покинул ту коллегию, которой вы служите, или ее дело, и надеюсь однажды занять свое место на поле битвы, на моей родине. В этот день, с Божьей помощью, я опять увижу друга и пожму вашу руку.
Передам это письмо с капитаном “Розы Тюдоров”, надежнейшим из английских моряков. Надеюсь, что вы обязательно его получите. Прошу вас помолиться за меня, и, если сможете, попросить Божьей милости для неверующего.
Всего доброго. Н.
1
Это был “аджо аво”, день тайны, священный для ифа. Нтикима знал об этом дне по его названию, потому что уруба не отмечают, как белые, дни числами.
Белый, Ноэл Кордери, на веранде большого дома, стоявшего в центре основного частокола, смотрел, как часто это делал, в трубу медного прибора, привезенного капитаном одного из торговых судов. Правой рукой он набрасывал куском угля рисунок быстрыми точными движениями. Его работа шла в странном ритме: он временами отрывал глаз от объектива, мигал, привыкая к свету дня, критически разглядывал рисунок, дополнял его новыми линиями и опять вглядывался в объектив. Иногда он откладывал уголь, подстраивал маленькое зеркальце, улавливающее солнечный свет и направляющее его в линзы микроскопа, затем поворачивал колесико настройки фокуса, добиваясь максимальной резкости. Нтикима знал, для чего служил прибор, потому что Ноэл разрешал смотреть в него.
Другие черные, наблюдавшие Ноэла за работой, думали, что он совершает ритуал, настолько тщательно были отработаны его движения, но Нтикима знал, в чем тут дело. Он понимал белых, хотя племена эдау и ибо не могли их понять. Нтикима был уруба. Более того, принадлежал Огбоне, хотя и не мог признаться в этом. Даже ибо Нгадзе, живший здесь много лет, думал, что странный высокий белый ищет медной штукой богов, живущих в деревянном ящике со стеклянными прямоугольниками и маленькими стальными лезвиями. Ибо часто рассказывали своим братьям с верховьев реки о магических приборах белых и о духах с волшебной силой, воодушевлявших их. Нтикима никогда не участвовал в таких разговорах: он принадлежал Огбоне, умел хранить тайны.
Черные не вмешивались в ритуал, только когда Ноэл, сделав перерыв, посмотрел на них, — хотя, казалось, не видел никого, настолько был увлечен миром, увиденным в микроскопе, — Нтикима крикнул, что к берегу подходит судно.
— “Феникс”? — спросил белый. “Феникс” ждали с нетерпением. Но Нтикима покачал головой и показал, что не знает.
Ноэл вздохнул и стал убирать микроскоп. Он не спешил: нужно было сложить прибор правильно, разобрав его на части. Микроскоп был очень дорог Ноэлу — значительно дороже, чем подзорная труба, которую он отдал наблюдателям на стене, выходящей к морю.
Нтикима последовал за ним, когда закончил работу.
Судно прошло значительное расстояние с тех пор, как Нтикима углядел его, и он опознал его сразу, но зрение Ноэла Кордери не было таким острым. Белый приставил подзорную трубу к глазу, стал наблюдать, как подходит судно. Это была каравелла “Стингрей” капитана Лангуасса. Нтикима не любил громкого хвастливого Лангуасса и не без удовольствия заметил, что судно было в плохом состоянии. С истрепанными парусами и порванным такелажем, оно глубоко сидело в воде. Нтикима плохо знал море и не мог отгадать, было ли судно в сражении или его потрепали грозы Шанго в сильной буре.
Лангуасс с трудом пришвартовал судно к стоянке, хотя ветер не мешал ему. Буруту находился в десяти милях от берега, поэтому суда всегда с трудом достигали причала, особенно в сезон дождей, когда течения становились сильными. Иногда туземным каноэ приходилось буксировать торговцев к причалу. Хотя честным торговцам было сложно, зато частокол в Буруту защищал не только от местных мародеров, но и от непрошеных гостей из-за океана. Опасность чаще всего приходила оттуда. Шесть пушек форта смотрели в море, а не на внутреннюю дельту.
Белый бабалаво по имени Квинтус подошел к лестнице вместе с Яаном де Гротом, чтобы узнать новости, но когда Нтикима крикнул: “Стингрей!”, де Грот свернул в сторону. Он, как Нтикима, не любил Лангуасса и знал, что от его визитов толку мало. Но Квинтус подошел к Ноэлу Кордери и Нтикиме, встал за ними, пока те смотрели на судно, боровшееся с течением.
На каравелле не подавали сигналов, но Нтикима увидел женщину, любившую Ноэла Кордери, она стояла на мостике и махала рукой. Нтикима не мог понять, почему Ноэл не купит ее у Лангуасса себе в жены, но было сложно представить отношение белых к женщинам, которое отличалось от их отношения к другим видам собственности.
— Надо зарезать хорошего теленка, — вздохнув, сказал Квинтус. — Блудный сын опять вернулся.
Это была бессмыслица, так как в Буруту не было коров, и ужин будет состоять из горсти муки, хлеба из пшена, супа из земляных орехов. Нтикима, однако, знал, что Лангуасс всегда привозил бутылки с экзотическим вином и с друзьями обычно напивался им, не притрагиваясь к пальмовому вину, пшенному пиву, сделанным черными.
— Помочь им причалить? — спросил Квинтус Ноэла Кордери.
— Они войдут с приливом, — сказал Ноэл. — У них достаточно парусов, чтобы взять бриз.
Квинтус потрепал Ноэла по плечу с наигранным энтузиазмом:
— Они привезут небылицы, ничего больше. В течение недели обязательно придет “Феникс” с товарами для нас и увезет наши запасы слоновой кости, пальмового масла, каучука.
Нтикима прислушивался к разговору. Квинтус проявлял большой интерес к обещанному приходу “Феникса” и в последние недели был очень внимателен к подсчету, накоплению запасов, как перед осадой или путешествием. Возможно, был более предусмотрителен и знал, что скоро Огбоне пришлет за ним. Еще до прихода Нтикимы он начал держать ослов за внешним частоколом, Нтикима угадал, что это для грузового каравана. Квинтус, очевидно, знал, что ему предначертано судьбой идти в Адамавару. Нтикима не был удивлен: бабалаво всегда должен знать что-то о будущем.
Пока население фактории встречало Лангуасса и его команду, Нтикима наблюдал, слушал. Белые редко обращали на него внимание, его интерес к ним забавлял, но не тревожил. Он всегда был на побегушках, с удовольствием учил английский язык, слушал рассказы о дальних странах. Ноэл Кордери и Квинтус любили его, помогали учиться.
Нтикима постоянно улавливал любые нюансы отношений белых. Он заметил, например, что Квинтус организовал встречу, а Ноэл Кордери был сдержан. Это определенно не нравилось смуглой женщине — Лейле, которая ожидала более теплого приема от того, кто был ее любовью. Казалось, она жила надеждой, что Ноэл однажды научится смотреть на нее с большим желанием.
Когда она спрыгнула на причал, он спокойно принял ее поцелуй в щеку и не ответил поцелуем. Сдержанность Ноэла не пришлась по вкусу и Лангуассу, но у него были собственные причины. Нтикима уже раньше заметил, что так называемый пират всегда придерживался оптимистического мнения о том, что все должны быть в восторге от его компании. Нтикиму не удивляло, что празднику, который торговцы устроили гостям, не очень радовались участники, хотя было ясно, что свежая пища пришлась по вкусу изголодавшимся Лангуассу и его команде.
Единственным человеком за столом, путавшим молодого уруба, был обезображенный турок Селим, всегда пребывавший в дурном настроении. Нтикима ненавидел его обезображенное лицо, напоминавшее об Эгунгуне, вставшем мертвеце, или о видении, посланном Шигиди, пугающем людей во сне. Лангуасс всегда приглашал своего верного слугу к столу, хотя некоторые хотели, конечно, чтобы он приказал турку есть с матросами на судне. Нтикима был рад, когда обед закончился и турок ушел. Женщина ушла тоже, правда, не совсем охотно.
Оставшись за столом с Квинтусом и Ноэлом Кордери, Лангуасс выставил подарок, которым явно надеялся завоевать расположение хозяев, — бутыль мадеры, — и принялся развлекать компанию рассказами о последнем шторме и портах, в которых бросал якорь. Нтикима молча сидел на полу в углу комнаты. Он не все понимал из сказанного, но жаждал узнать названия заморских стран и услышать рассказы о них.
Время от времени Нтикима плыл на своем каноэ в лес, где рассказывал колдуну или странствующему рассказчику акпало все, что слышал. Даже не совсем понимая его рассказы, они важно качали головой и хвалили. Несомненно, Огбоне понимало больше него смысл всех рассказов.
Сегодня Лангуасс говорил о Марокко, Испании, о стране за океаном по имени Атлантида. Эти названия Нтикима уже слышал, в них не было ничего нового, но он насторожился, когда Лангуасс спросил Квинтуса, слышал ли тот о царстве под правлением Пресвитера Иоанна.
— Это легендарное христианское царство в Азии, объяснил Квинтус Лангуассу, — говорят, что оно нахoдится за Валашским княжеством, в пустыне на краю Китая. Византийцы посылали людей, чтобы найти его и приобрести там союзников, когда мусульмане прогнали армии вампиров из Малой Азии, но назад никто не вернулся, позже Влад Цепеш самостоятельно вернул утраченные земли.
Мысли Нтикимы путались, когда он старался запомнить эти странные имена.
— Вампиры — правители Гранады сейчас убеждены, что царство находится в Африке, — сказал Лангуасс. — Они говорят, что это то же, что и страна под названием Адамавара, о которой вы мне говорили раньше, где в начале мира были сады Эдема. По слухам, туда выводит большая река, Кварра может быть одной из этих рек. Зимой испанцы собираются послать в Сенегал три судна, если французы им позволят, с ротой солдат, лошадьми. Они надеются на успех, хотя французы говорят, что там ничего нет, кроме пустынь и безводных гор. Арабы смеются над испанцами за их спиной. Как вы думаете, может Кварра привести к этому чудесному царству?
— Я не могу поверить этому, — покачал головой Квинтус. — Не верю, что существует царство Пресвитера Иоанна, и, конечно, это не та страна, которую уруба называют Адамаварой.
Лангуасс пожал плечами:
— Кто-то пустил слух о белом царе в Адамаваре. К тому же где-то якобы написано, что христиане давно пришли туда. Возможно, в эту страну ведет третья река, упоминаемая в легендах, — ее устье лежит много южнее.
— Там река побольше Кварры, — согласился Кринтус. — Представители племени оба в Бенине утверждают, что суда их предка Эвуаре Великого пошли туда двести лет назад. Может быть, это правда, хотя суда Бенина не очень хороши.
Нтикима слышал все истории о Эвуаре Великом. Он знал, что далеко, за землями, признающими мудрость элеми, есть еще одна большая река. Тем не менее белые ошибались. Кварра была одной из трех рек, по которым можно достичь Адамавары, и хотя там действительно жили белые, они не правили. И никакого Джона там не было.
— Как вы думаете, придут ли сюда испанцы? — спросил Ноэл Кордери.
— Возможно, — сказал белый бабалаво. — В поисках легенд люди путешествуют дальше, чем для практических потребностей. Капитан “Розы Тюдоров” рассказал нам о судах, выходящих из Бристоля в поисках Атлантиды через великий океан, в надежде найти путь в Китай. Иногда я боялся, что истории об Адамаваре, которые мы рассказывали мореходам, привлекут сюда исследователей, выполняющих приказ какого-нибудь любопытствующего князя-вампира. Это только вопрос времени — наш мир уменьшается, и интересы Галльской империи выходят за ее пределы.
— Возможно, пришло время нам самим предпринять исследовательский поход, — сказал Ноэл.
— Возможно, — согласился Лангуасс. — Подобные мне и тебе никогда не станут купцами. Море уже устало от моего бедного “Стингрея”, лучше мне пойти в поисках удачи вверх по Кварре. Интересно, какое удовольствие сидеть здесь в деревянной клетке, когда вы слышите так много рассказов о богатых землях вокруг. Почему вам не поехать в Ойо или Ифе, или же в Адамавару? Зачем вам сидеть здесь, выменивая хорошую сталь за скудные горсти золотой пыли или случайные самоцветы из их сундуков? Я не могу довольствоваться торговлей слоновой костью, маслом и каучуком, когда люди получают сокровища в стране Джона или в любых других в центре континента. Разве вы не знаете, как мир жаждет золота?
Кордери эти слова не понравились, и он резко сказал:
— Континент опасен. Там больше болезней, нищеты, чем золота и славы.
Белый бабалаво ответил спокойнее:
— Не думаю, что черные роют золото. Они используют самородки, как медь в своих украшениях, которую легче переплавить, чем найти. С тех пор как мы стали покупать золото, камни, они отыскали для нас все, что могли, потому что железо и жесть для них важнее. Сомневаюсь, что у них есть набитые золотом тайные сундуки. Все путешественники рассказывают истории о сказочных сокровищах в странах, где никогда не бывали. Думают, что если континент загадочен, он должен быть богат. Вы, как и мы, знаете, что многие ушли вверх по реке, но не вернулись.
— У них не было твоих знаний, — возразил Лангуасс. — Если я кому поверю как проводнику в этой языческой стране, так это только тебе. Обещаю, что если ты пойдешь на континент, я пойду с тобой — не ради золота, но чтобы увидеть страны, где вампиры живут и не правят, страны, откуда они пришли в Европу.
Квинтус повернулся к Нтикимe и встретился с ним взглядом.
— Здесь есть человек, — сказал он, — который расскажет вам об Адамаваре. — Он махнул рукой, Нтикима встал, подошел к бабалаво, ощущая враждебный взгляд моряка.
— Но это еще мальчик, — проговорил Лангуасс небрежно.
— Он — уруба, — быстро сказал Ноэл, — и он мужчина, прошел обряд икеика, заслужил свое место в мире. Его родители умерли от болезни, но он в лесу встретил бога, и мальчика отдали на воспитание колдунам. Он очень умен, и за три года узнал английский язык лучше, чем Нгадзе за десять. Расскажи нам, Нтикима, что ты знаешь об Адамаваре.
— Адамавара — это страна тигу, — послушно начал Нтикима. — Она находится в стране мкумке, откуда пришел первый элеми, когда мир был молод. Ее создали, когда Шанго пустил молнию, так что Олорун смог предложить свое сердце самому мудрому человеку.
Лангуасс стал выказывать признаки нетерпения, но Ноэл Кордери жестом остановил его.
— Тигу, — объяснил он, — значит “законченный”. Элеми являются тигу, потому что прошли ритуал перехода: как икеика превращает юношей в мужчин, этот ритуал, называемый Ого-Эйодун, превращает людей в вампиров. Эйодун — значит “сезон крови” и так уруба называют кровавые жертвоприношения. Верно, Нтикима?
Нтикима кивнул в ответ.
— Где находится Адамавара? — спросил Ноэл.
— На закате солнца, — ответил Нтикима, — но чтобы добраться туда, нужно плыть по рекам — сначала по Кварре, потом по Бенуаи, потом по Логоне. Это опасное путешествие, потому что будущие элеми должны выжить в мертвом лесу, где серебряная болезнь валит их и куда приходит Эгунгун судить их.
— Центр страны уруба — на западе, — прибавил Ноэл Кордери, — но уруба полагают, что их предки сначала пришли в Ифе и Ойо из другой страны, ведомые Огбоне, так же как дети Израиля пересекли пустыню во времена Моисея.
— В Адамаваре есть золото? — саркастически спросил Лангуасс.
— О нет, — сказал Нтикима, — совсем нет.
— Откуда ты это знаешь?
Нтикима пожал плечами. Он знал, потому что входил в Огбоне, но сказать не мог.
— Как делают элеми в Адамаваре? — спросил Ноэл Кордери.
— Их делает Они-Олорун, мудрейший из старейшин. Они готовят сердце Олоруна, его дают мудрейшему и лучшему, вдыхают в него жизнь, а недостойные умирают.
Ноэл посмотрел на Лангуасса и сделал жест, как бы говоря: вот оно.
— Белые были в Адамаваре? — прохрипел пират.
Этот вопрос никогда не задавали ни Квинтус, ни Ноэл Кордери.
— О да, — сказал Нтикима, — уже давно. Теперь там всего несколько человек.
Все трое с удивлением смотрели на него.
— Как давно? — спросил Ноэл Кордери. Нтикима пожал плечами.
Белый, Ноэл Кордери, на веранде большого дома, стоявшего в центре основного частокола, смотрел, как часто это делал, в трубу медного прибора, привезенного капитаном одного из торговых судов. Правой рукой он набрасывал куском угля рисунок быстрыми точными движениями. Его работа шла в странном ритме: он временами отрывал глаз от объектива, мигал, привыкая к свету дня, критически разглядывал рисунок, дополнял его новыми линиями и опять вглядывался в объектив. Иногда он откладывал уголь, подстраивал маленькое зеркальце, улавливающее солнечный свет и направляющее его в линзы микроскопа, затем поворачивал колесико настройки фокуса, добиваясь максимальной резкости. Нтикима знал, для чего служил прибор, потому что Ноэл разрешал смотреть в него.
Другие черные, наблюдавшие Ноэла за работой, думали, что он совершает ритуал, настолько тщательно были отработаны его движения, но Нтикима знал, в чем тут дело. Он понимал белых, хотя племена эдау и ибо не могли их понять. Нтикима был уруба. Более того, принадлежал Огбоне, хотя и не мог признаться в этом. Даже ибо Нгадзе, живший здесь много лет, думал, что странный высокий белый ищет медной штукой богов, живущих в деревянном ящике со стеклянными прямоугольниками и маленькими стальными лезвиями. Ибо часто рассказывали своим братьям с верховьев реки о магических приборах белых и о духах с волшебной силой, воодушевлявших их. Нтикима никогда не участвовал в таких разговорах: он принадлежал Огбоне, умел хранить тайны.
Черные не вмешивались в ритуал, только когда Ноэл, сделав перерыв, посмотрел на них, — хотя, казалось, не видел никого, настолько был увлечен миром, увиденным в микроскопе, — Нтикима крикнул, что к берегу подходит судно.
— “Феникс”? — спросил белый. “Феникс” ждали с нетерпением. Но Нтикима покачал головой и показал, что не знает.
Ноэл вздохнул и стал убирать микроскоп. Он не спешил: нужно было сложить прибор правильно, разобрав его на части. Микроскоп был очень дорог Ноэлу — значительно дороже, чем подзорная труба, которую он отдал наблюдателям на стене, выходящей к морю.
Нтикима последовал за ним, когда закончил работу.
Судно прошло значительное расстояние с тех пор, как Нтикима углядел его, и он опознал его сразу, но зрение Ноэла Кордери не было таким острым. Белый приставил подзорную трубу к глазу, стал наблюдать, как подходит судно. Это была каравелла “Стингрей” капитана Лангуасса. Нтикима не любил громкого хвастливого Лангуасса и не без удовольствия заметил, что судно было в плохом состоянии. С истрепанными парусами и порванным такелажем, оно глубоко сидело в воде. Нтикима плохо знал море и не мог отгадать, было ли судно в сражении или его потрепали грозы Шанго в сильной буре.
Лангуасс с трудом пришвартовал судно к стоянке, хотя ветер не мешал ему. Буруту находился в десяти милях от берега, поэтому суда всегда с трудом достигали причала, особенно в сезон дождей, когда течения становились сильными. Иногда туземным каноэ приходилось буксировать торговцев к причалу. Хотя честным торговцам было сложно, зато частокол в Буруту защищал не только от местных мародеров, но и от непрошеных гостей из-за океана. Опасность чаще всего приходила оттуда. Шесть пушек форта смотрели в море, а не на внутреннюю дельту.
Белый бабалаво по имени Квинтус подошел к лестнице вместе с Яаном де Гротом, чтобы узнать новости, но когда Нтикима крикнул: “Стингрей!”, де Грот свернул в сторону. Он, как Нтикима, не любил Лангуасса и знал, что от его визитов толку мало. Но Квинтус подошел к Ноэлу Кордери и Нтикиме, встал за ними, пока те смотрели на судно, боровшееся с течением.
На каравелле не подавали сигналов, но Нтикима увидел женщину, любившую Ноэла Кордери, она стояла на мостике и махала рукой. Нтикима не мог понять, почему Ноэл не купит ее у Лангуасса себе в жены, но было сложно представить отношение белых к женщинам, которое отличалось от их отношения к другим видам собственности.
— Надо зарезать хорошего теленка, — вздохнув, сказал Квинтус. — Блудный сын опять вернулся.
Это была бессмыслица, так как в Буруту не было коров, и ужин будет состоять из горсти муки, хлеба из пшена, супа из земляных орехов. Нтикима, однако, знал, что Лангуасс всегда привозил бутылки с экзотическим вином и с друзьями обычно напивался им, не притрагиваясь к пальмовому вину, пшенному пиву, сделанным черными.
— Помочь им причалить? — спросил Квинтус Ноэла Кордери.
— Они войдут с приливом, — сказал Ноэл. — У них достаточно парусов, чтобы взять бриз.
Квинтус потрепал Ноэла по плечу с наигранным энтузиазмом:
— Они привезут небылицы, ничего больше. В течение недели обязательно придет “Феникс” с товарами для нас и увезет наши запасы слоновой кости, пальмового масла, каучука.
Нтикима прислушивался к разговору. Квинтус проявлял большой интерес к обещанному приходу “Феникса” и в последние недели был очень внимателен к подсчету, накоплению запасов, как перед осадой или путешествием. Возможно, был более предусмотрителен и знал, что скоро Огбоне пришлет за ним. Еще до прихода Нтикимы он начал держать ослов за внешним частоколом, Нтикима угадал, что это для грузового каравана. Квинтус, очевидно, знал, что ему предначертано судьбой идти в Адамавару. Нтикима не был удивлен: бабалаво всегда должен знать что-то о будущем.
Пока население фактории встречало Лангуасса и его команду, Нтикима наблюдал, слушал. Белые редко обращали на него внимание, его интерес к ним забавлял, но не тревожил. Он всегда был на побегушках, с удовольствием учил английский язык, слушал рассказы о дальних странах. Ноэл Кордери и Квинтус любили его, помогали учиться.
Нтикима постоянно улавливал любые нюансы отношений белых. Он заметил, например, что Квинтус организовал встречу, а Ноэл Кордери был сдержан. Это определенно не нравилось смуглой женщине — Лейле, которая ожидала более теплого приема от того, кто был ее любовью. Казалось, она жила надеждой, что Ноэл однажды научится смотреть на нее с большим желанием.
Когда она спрыгнула на причал, он спокойно принял ее поцелуй в щеку и не ответил поцелуем. Сдержанность Ноэла не пришлась по вкусу и Лангуассу, но у него были собственные причины. Нтикима уже раньше заметил, что так называемый пират всегда придерживался оптимистического мнения о том, что все должны быть в восторге от его компании. Нтикиму не удивляло, что празднику, который торговцы устроили гостям, не очень радовались участники, хотя было ясно, что свежая пища пришлась по вкусу изголодавшимся Лангуассу и его команде.
Единственным человеком за столом, путавшим молодого уруба, был обезображенный турок Селим, всегда пребывавший в дурном настроении. Нтикима ненавидел его обезображенное лицо, напоминавшее об Эгунгуне, вставшем мертвеце, или о видении, посланном Шигиди, пугающем людей во сне. Лангуасс всегда приглашал своего верного слугу к столу, хотя некоторые хотели, конечно, чтобы он приказал турку есть с матросами на судне. Нтикима был рад, когда обед закончился и турок ушел. Женщина ушла тоже, правда, не совсем охотно.
Оставшись за столом с Квинтусом и Ноэлом Кордери, Лангуасс выставил подарок, которым явно надеялся завоевать расположение хозяев, — бутыль мадеры, — и принялся развлекать компанию рассказами о последнем шторме и портах, в которых бросал якорь. Нтикима молча сидел на полу в углу комнаты. Он не все понимал из сказанного, но жаждал узнать названия заморских стран и услышать рассказы о них.
Время от времени Нтикима плыл на своем каноэ в лес, где рассказывал колдуну или странствующему рассказчику акпало все, что слышал. Даже не совсем понимая его рассказы, они важно качали головой и хвалили. Несомненно, Огбоне понимало больше него смысл всех рассказов.
Сегодня Лангуасс говорил о Марокко, Испании, о стране за океаном по имени Атлантида. Эти названия Нтикима уже слышал, в них не было ничего нового, но он насторожился, когда Лангуасс спросил Квинтуса, слышал ли тот о царстве под правлением Пресвитера Иоанна.
— Это легендарное христианское царство в Азии, объяснил Квинтус Лангуассу, — говорят, что оно нахoдится за Валашским княжеством, в пустыне на краю Китая. Византийцы посылали людей, чтобы найти его и приобрести там союзников, когда мусульмане прогнали армии вампиров из Малой Азии, но назад никто не вернулся, позже Влад Цепеш самостоятельно вернул утраченные земли.
Мысли Нтикимы путались, когда он старался запомнить эти странные имена.
— Вампиры — правители Гранады сейчас убеждены, что царство находится в Африке, — сказал Лангуасс. — Они говорят, что это то же, что и страна под названием Адамавара, о которой вы мне говорили раньше, где в начале мира были сады Эдема. По слухам, туда выводит большая река, Кварра может быть одной из этих рек. Зимой испанцы собираются послать в Сенегал три судна, если французы им позволят, с ротой солдат, лошадьми. Они надеются на успех, хотя французы говорят, что там ничего нет, кроме пустынь и безводных гор. Арабы смеются над испанцами за их спиной. Как вы думаете, может Кварра привести к этому чудесному царству?
— Я не могу поверить этому, — покачал головой Квинтус. — Не верю, что существует царство Пресвитера Иоанна, и, конечно, это не та страна, которую уруба называют Адамаварой.
Лангуасс пожал плечами:
— Кто-то пустил слух о белом царе в Адамаваре. К тому же где-то якобы написано, что христиане давно пришли туда. Возможно, в эту страну ведет третья река, упоминаемая в легендах, — ее устье лежит много южнее.
— Там река побольше Кварры, — согласился Кринтус. — Представители племени оба в Бенине утверждают, что суда их предка Эвуаре Великого пошли туда двести лет назад. Может быть, это правда, хотя суда Бенина не очень хороши.
Нтикима слышал все истории о Эвуаре Великом. Он знал, что далеко, за землями, признающими мудрость элеми, есть еще одна большая река. Тем не менее белые ошибались. Кварра была одной из трех рек, по которым можно достичь Адамавары, и хотя там действительно жили белые, они не правили. И никакого Джона там не было.
— Как вы думаете, придут ли сюда испанцы? — спросил Ноэл Кордери.
— Возможно, — сказал белый бабалаво. — В поисках легенд люди путешествуют дальше, чем для практических потребностей. Капитан “Розы Тюдоров” рассказал нам о судах, выходящих из Бристоля в поисках Атлантиды через великий океан, в надежде найти путь в Китай. Иногда я боялся, что истории об Адамаваре, которые мы рассказывали мореходам, привлекут сюда исследователей, выполняющих приказ какого-нибудь любопытствующего князя-вампира. Это только вопрос времени — наш мир уменьшается, и интересы Галльской империи выходят за ее пределы.
— Возможно, пришло время нам самим предпринять исследовательский поход, — сказал Ноэл.
— Возможно, — согласился Лангуасс. — Подобные мне и тебе никогда не станут купцами. Море уже устало от моего бедного “Стингрея”, лучше мне пойти в поисках удачи вверх по Кварре. Интересно, какое удовольствие сидеть здесь в деревянной клетке, когда вы слышите так много рассказов о богатых землях вокруг. Почему вам не поехать в Ойо или Ифе, или же в Адамавару? Зачем вам сидеть здесь, выменивая хорошую сталь за скудные горсти золотой пыли или случайные самоцветы из их сундуков? Я не могу довольствоваться торговлей слоновой костью, маслом и каучуком, когда люди получают сокровища в стране Джона или в любых других в центре континента. Разве вы не знаете, как мир жаждет золота?
Кордери эти слова не понравились, и он резко сказал:
— Континент опасен. Там больше болезней, нищеты, чем золота и славы.
Белый бабалаво ответил спокойнее:
— Не думаю, что черные роют золото. Они используют самородки, как медь в своих украшениях, которую легче переплавить, чем найти. С тех пор как мы стали покупать золото, камни, они отыскали для нас все, что могли, потому что железо и жесть для них важнее. Сомневаюсь, что у них есть набитые золотом тайные сундуки. Все путешественники рассказывают истории о сказочных сокровищах в странах, где никогда не бывали. Думают, что если континент загадочен, он должен быть богат. Вы, как и мы, знаете, что многие ушли вверх по реке, но не вернулись.
— У них не было твоих знаний, — возразил Лангуасс. — Если я кому поверю как проводнику в этой языческой стране, так это только тебе. Обещаю, что если ты пойдешь на континент, я пойду с тобой — не ради золота, но чтобы увидеть страны, где вампиры живут и не правят, страны, откуда они пришли в Европу.
Квинтус повернулся к Нтикимe и встретился с ним взглядом.
— Здесь есть человек, — сказал он, — который расскажет вам об Адамаваре. — Он махнул рукой, Нтикима встал, подошел к бабалаво, ощущая враждебный взгляд моряка.
— Но это еще мальчик, — проговорил Лангуасс небрежно.
— Он — уруба, — быстро сказал Ноэл, — и он мужчина, прошел обряд икеика, заслужил свое место в мире. Его родители умерли от болезни, но он в лесу встретил бога, и мальчика отдали на воспитание колдунам. Он очень умен, и за три года узнал английский язык лучше, чем Нгадзе за десять. Расскажи нам, Нтикима, что ты знаешь об Адамаваре.
— Адамавара — это страна тигу, — послушно начал Нтикима. — Она находится в стране мкумке, откуда пришел первый элеми, когда мир был молод. Ее создали, когда Шанго пустил молнию, так что Олорун смог предложить свое сердце самому мудрому человеку.
Лангуасс стал выказывать признаки нетерпения, но Ноэл Кордери жестом остановил его.
— Тигу, — объяснил он, — значит “законченный”. Элеми являются тигу, потому что прошли ритуал перехода: как икеика превращает юношей в мужчин, этот ритуал, называемый Ого-Эйодун, превращает людей в вампиров. Эйодун — значит “сезон крови” и так уруба называют кровавые жертвоприношения. Верно, Нтикима?
Нтикима кивнул в ответ.
— Где находится Адамавара? — спросил Ноэл.
— На закате солнца, — ответил Нтикима, — но чтобы добраться туда, нужно плыть по рекам — сначала по Кварре, потом по Бенуаи, потом по Логоне. Это опасное путешествие, потому что будущие элеми должны выжить в мертвом лесу, где серебряная болезнь валит их и куда приходит Эгунгун судить их.
— Центр страны уруба — на западе, — прибавил Ноэл Кордери, — но уруба полагают, что их предки сначала пришли в Ифе и Ойо из другой страны, ведомые Огбоне, так же как дети Израиля пересекли пустыню во времена Моисея.
— В Адамаваре есть золото? — саркастически спросил Лангуасс.
— О нет, — сказал Нтикима, — совсем нет.
— Откуда ты это знаешь?
Нтикима пожал плечами. Он знал, потому что входил в Огбоне, но сказать не мог.
— Как делают элеми в Адамаваре? — спросил Ноэл Кордери.
— Их делает Они-Олорун, мудрейший из старейшин. Они готовят сердце Олоруна, его дают мудрейшему и лучшему, вдыхают в него жизнь, а недостойные умирают.
Ноэл посмотрел на Лангуасса и сделал жест, как бы говоря: вот оно.
— Белые были в Адамаваре? — прохрипел пират.
Этот вопрос никогда не задавали ни Квинтус, ни Ноэл Кордери.
— О да, — сказал Нтикима, — уже давно. Теперь там всего несколько человек.
Все трое с удивлением смотрели на него.
— Как давно? — спросил Ноэл Кордери. Нтикима пожал плечами.