Страница:
Разворачиваемся назад и мы. Досадно! Мне так и не удалось встретиться в эту ночь с фашистом. Но другим повезло: сам видел, как вспыхивали вражеские машины и, объятые пламенем, сыпались на землю.
На следующее утро стали поступать сведения о найденных останках фашистских самолетов - "хейнкелей", "юнкерсов", "дорнье". Наши истребители превратили их в металлолом. В ту первую боевую ночь авиация ПВО одержала в московском небе более сорока побед. Только в зоне ПВО было найдено двадцать две сбитых вражеских машины. Потом наземные части сообщили, что, не долетая линии фронта, упало пятнадцать самолетов противника. Спустя некоторое время поступило донесение от партизан - в тылу врага разбилось три покалеченных немецких бомбардировщика. А сколько поврежденных немецких самолетов еле дотянуло до своих аэродромов!
Дорогой ценой заплатили фашисты за попытку "прогуляться над Арбатом", но от своих кровавых намерений не отказались. Слишком привыкли выкормыши Геринга к легким победам на Западе, там они безнаказанно превращали в руины европейские города.
С каждым налетом фашисты несли все более ощутимые потери. Защитники столичного неба сбили с них былую самоуверенность и наглость. Вражеские летчики становились все осторожнее. Если вначале они ходили на Москву на высоте не более трех тысяч метров, то спустя один - два месяца стали уже забираться на предельный потолок для своих самолетов - на 7000-9000 тысяч метров.
Но враг был все еще силен. В октябре 1941 года, прорвав в нескольких местах нашу оборону, его механизированные части снова начали продвигаться к советской столице.
* * *
Советское Верховное Главнокомандование приказало шестому авиакорпусу ПВО выделить самолеты для участия в ликвидации вражеского прорыва в районе города Белый. Мы образовали специальную авиагруппу. В нее вошли: авиаполк двухмоторных Пе-3, имевших мощное пулеметно-пушечное и бомбовое вооружение; полк истребителей И-153, оснащенных кроме обычного оружия восемью 75-миллиметровыми реактивными снарядами; полк самолетов И-16, имевших пушки и частично реактивные снаряды; две эскадрильи самолетов МиГ-3. Всего в группе насчитывалось около ста машин. Ее командиром назначили меня.
Самолеты находились на четырех аэродромах: Чкаловском, Алферовском, Сычевском и Ржевском. После взлета они должны были собраться над Сычевкой и на восходе солнца нанести массированный удар по войскам противника западнее города Белый. После выполнения задания всей группе, кроме полка Пе-3, надлежало сесть на Ржевском аэродроме для подготовки к повторному вылету...
Ясное осеннее утро. Погодка как по заказу.
С группой "мигов" взлетаю с Ржевского аэродрома. Берем курс на юг, правее Сычевки. Где-то слева от нас находится передовая площадка полка самолетов И-16, возглавляемого капитаном Ампилоговым. Отлично замаскировались, сколько ни напрягал зрение, обнаружить не смог.
На запад проплыли самолеты Пе-3. Сверху над ними идут истребители прикрытия И-16. Вдали собрался сорокасамолетный авиаполк лихого бородатого майора Писанко.
Можно и нам разворачиваться на боевой курс. Замечательная вначале горизонтальная видимость при подходе к линии фронта сильно ухудшилась. На земле идет яростная артиллерийская перестрелка. Горят деревни.
Первыми атаковали вражескую пехоту двухмоторные Пе-3, обрушивая на нее серии стокилограммовых бомб. За ними плотными звеньями стали пикировать "чайки", И-16 и "миги", выпуская огнехвостые реактивные снаряды.
Одновременно идут упорные воздушные бои. Падают на землю наши и вражеские самолеты. Внизу там и сям белеют парашюты. Это летчики сбитых машин.
Все. Первая часть задачи выполнена. Вокруг море огня и дыма. Полки собираются в группы и берут курс на Ржев. Вдали, сливаясь с горизонтом, показался город Сычевка. Оттуда на высоте тысячи метров спокойно идут мне навстречу два вражеских бомбардировщика До-215. Судя по всему, они уже отбомбились, летят налегке. Но нет, не видать вам своего аэродрома! Двигатель на форсаж, боевой разворот. После второй атаки немецкая машина, раскрашенная под цвет пустыни, пошла на снижение, оставляя за собой шлейф густого дыма. Хорошо!
А где другой "дорнье"? Ого, уже километрах в десяти, улепетывает, даже не попытался помочь своему ведомому. Вояка...
Расстояние между нашими машинами быстро сокращается. Догоняю. Открыл огонь из всех трех пулеметов. Левый мотор До-215 выбросил клуб дыма, бомбардировщик, подобно змее, заюлил из стороны в сторону.
Теперь ручку от себя. Но самолет, приобретший на пикировании огромную скорость, продолжает сближаться с горящим немецким бомбардировщиком. Десять... пять... один метр! Невольный и бессмысленный таран?! Страшная отрицательная перегрузка. Вот-вот выбросит меня из кабины. Всем телом жму на ручку, от себя ее, от себя! В предчувствии удара даже зажмурил глаза.
Столкновения не последовало. Почему "миг" не сразу послушался рулей? Из-за большой скорости возникла огромная сила инерции? Может быть, и так. Во всяком случае, есть над чем поразмыслить летчику-испытателю. А пока надо вывести из глубокого пикирования свою "свихнувшуюся" машину. Перешел в горизонтальный полет, сориентировался. Мотор начал давать перебои. Сигнализирует - бензин в основных баках выработан. Его осталось на десять, максимум пятнадцать минут. А до аэродрома лететь не менее двадцати...
Свалиться в лесу или сесть на вынужденную после успешно проведенной сложной воздушной операции и двух побед в воздухе... А ведь предстоит организовать еще один групповой вылет.
Вспоминаю, где-то поблизости Сычевка. А там - посадочная площадка. Во что бы то ни стало разыскать ее! Никаких признаков посадочной площадки сверху невозможно заметить. Маскировка, прямо скажем, завидная. Значит, придется идти на вынужденную. Бензин кончается. Внизу большое и, кажется, ровное поле. Шасси на выпуск. Закрылки тоже. Посадка. Томительные секунды ожидания капота. Но нет, самолет благополучно закончил пробег.
Рулю к опушке леса, выключаю мотор. Что же дальше?
И тут, осторожно раздвинув кусты, показались две головы в темно-синих пилотках.
- Сычевская площадка? - спрашиваю.
- Так точно, сычевская. А вы кто? Сообщаю. Приказываю найти инженера. Он оказался неподалеку.
- Можно срочно заправиться у вас бензином, боеприпасами, воздухом?
- Бензином и боеприпасами - да, - отвечает инженер, - а воздухом... придется ждать часа три, пока ПАРМ сделает переходник от нашей воздушной трубки к вашему "мигу".
Переходник... Когда еще летчики-испытатели говорили конструкторам о необходимости унификации подобных вещей на всех самолетах... Говорили. Требовать надо было. Эх...
- Связь с Москвой или Ржевом есть? - интересуюсь.
- Связи пока никакой нет, - последовал ответ. - Площадка подготовлена недавно.
- Ну что ж, готовьте самолет как можно быстрее. Кончите - разбудите.
Улегся в тени молодого березняка и мгновенно уснул. Нервное напряжение дало о себе знать.
В Ржев прилетел часа в два дня. И сразу - к телефону. Докладываю командиру авиакорпуса: возвратился о боевого задания, сбил один "дорнье" и серьезно повредил второй, вынужден был сесть на полевой аэродром Сычевка - не хватило горючего.
В ответ слышу недоумевающий голос полковника Климова:
- Это кто говорит? Кто?
- Ваш заместитель полковник Стефановский.
- Ты?! Мне же доложили, что тебя... это, ну... сбили и ты приземлился с парашютом по ту сторону фронта. Я так и доложил по команде. За твое личное участие в боевой операции меня крепенько отстегали... Ну, смотри у меня! Командир уже явно разозлился. - Если еще раз полетишь без разрешения, голову оторву!
Мне нечего было ответить, и я молча положил трубку. Эх, Иван Дмитриевич... Когда-то вместе начинали летную службу, вместе поступали в военно-теоретическую школу ВВС. Затем совместная учеба в летной школе. Годы работы летчиками-испытателями. И на тебе - "голову оторву"! А может, и прав комкор-то? Отчасти, пожалуй, да. Не следовало бросаться на пару "дорнье", да еще одному. Не стерпел вот. Но в том, что полетел с группой, моей вины нет. Убежден: авиационный командир должен быть всегда, в воздухе, если половина и более его подчиненных выполняют боевое задание.
Ладно, о месте командира в бою еще поговорим. Сейчас нужно интенсивно готовить второй вылет. Время бежит невероятно быстро. К тому же Ржевский аэродром не приспособлен для обслуживания такой большой группы разнотипных самолетов.
К вечеру все-таки все части соединения были готовы к очередному вылету. Командиром сводной группы назначил майора Писанко. "
Как-то пройдет боевой вылет без меня?" - размышляю, следя за последним взлетающим звеном "мигов". Нет, все-таки командир должен быть в воздухе сам! Прыгаю в кабину, запускаю мотор и прямо с капонира иду на взлет...
Линия фронта за день вплотную приблизилась к городу Белый. Наземные части с беззаветным героизмом защищают небольшой, малоизвестный городок, стоящий на дальних подступах к Москве. Все сильнее давит на нашу обессилевшую, истекающую кровью пехоту вражеская механизированная лавина.
На западе в лучах заходящего солнца засверкали многочисленные черточки вражеских самолетов. Куда они держат путь? Заметят ли они нас? Воздушный бой в данной обстановке крайне нежелателен. Он может серьезно помешать выполнению основной задачи. "
Чайки" уже начали штурмовку вражеской колонны. За ними ринулись остальные. Летящее со мной звено прикрытия штурмующей группы начало плавный разворот вправо. Ввожу "миг" в левый вираж. Хочу лучше осмотреть чуть было не забытую восточную полусферу. На выходе встречаюсь со своим звеном. Обстановка в воздухе усложняется. Слева от меня, почти на одной высоте и несколько впереди - не более полукилометра, - в кильватерном строю летят шесть новейших немецких истребителей Ме-109Ф. В трехстах метрах сзади первой группы и чуть ниже в точно таком же строю идет еще одна группа из шести "мессеров".
Мой "миг", сделав разворот на девяносто градусов, оказался между двумя немецкими группами. Один против двенадцати? Атаковать, немедленно атаковать, захватить инициативу. Только это даст время подоспеть нашим. Цель - вон тот "мессер", идущий в хвосте первой шестерки. Форсаж! Обе руки на гашетке пулеметов. Огонь. Трассы пуль уткнулись в крылья и фюзеляж вражеского истребителя. Сбил!
В следующий же момент закипел воздушный бой, напряженный, беспощадный. "Мессеры" не выдержали, россыпью устремились в свой тыл. Осеннее солнце, скрывающееся за горизонтом, заставило и нас подумать о предстоящей посадке.
При уточнении результатов вылета оказалось: мы потеряли два самолета, причем один из них был сбит во время штурмовки, одержали победу над тремя "мессершмиттами". А самое главное - успешно проштурмовали вражеские войска.
* * *
В начале зимы очень тяжелого для нас 1941 года фронт вплотную приблизился к столице. Эвакуировались в глубокий тыл советские учреждения и оборонные заводы. Основные улицы города ощетинились стальными "ежами", сваренными из железнодорожных рельсов. В окнах первых этажей появились штабеля мешков с песком. Грозно выглядывали из-за укрытий стволы противотанковых орудий. На бульварах кольца "А" разместились танковые резервы.
Столица превратилась в типичный фронтовой город, готовый к самым беспощадным уличным боям.
Авиация ПВО оставила свои передовые аэродромы: Спас-Деменск, Юхнов, Ржев, Калинин, Клин, Алферово, Чертаново, Вязьму, Ватулино, Кубинку и другие. Последний, окруженный с трех сторон противником, постоянно подвергался воздействию немецкого минометного огня. Несмотря на это, мы сохранили здесь свой наблюдательный пост, имевший прямую телефонную связь с Центральным командным пунктом ПВО Москвы. В дальнейшей обороне столицы с воздуха этот маленький пост сыграл немаловажную роль.
Передовыми аэродромами западного сектора ПВО стали Внуково, Фили, Тушино, Химки и Центральный имени М. В. Фрунзе. Там, уплотнившись до предела, разместились поредевшие в непрерывных воздушных боях наши истребительные авиационные полки.
И вот когда извилистая линия фронта наиболее близко подошла к советской столице, немецко-фашистское командование, не добившись успеха в ночных налетах, решило днем нанести по Москве массированный бомбовый удар. Пренебрегая элементарными тактическими приемами, вражеские бомбардировщики большими группами на малой высоте ринулись на восток, вдоль Можайского шоссе. Противник, несомненно, был уверен, что короткое расстояние от фронта до целей бомбометания (местами менее 50 километров) практически не позволит советской авиации своевременно поднять истребителей противовоздушной обороны.
Наш наблюдательный пункт в Кубинке сразу сигнализировал о появлении больших групп бомбардировщиков противника. Самолеты, находившиеся в готовности номер один, немедленно поднялись навстречу врагу. Следом за ними с небольшими промежутками взлетели летчики, бывшие в готовности номер два и три. Аэродромы опустели в считанные минуты. Около шестисот истребителей 6-го авиакорпуса "миги", "яки", "лагги", И-16, И-153, "харрикейны", "китти-хауки", "томагауки", Пе-3 - перерезали курс вражеской армаде. Разгорелся беспримерный по своим масштабам и ожесточенности воздушный бой. Ураганный огонь открыла по противнику зенитная артиллерия.
Я нахожусь в просторном укрытом подземелье - командном пункте обороны Москвы. Здесь кроме непосредственных руководителей собралось много совсем сейчас ненужных должностных лиц. Командир арткорпуса генерал Даниил Арсентьевич Журавлев то и дело передает своим зенитным частям:
- По-плот-ней огонь!
Полковник Климов, внимательно следивший за сообщениями о ходе воздушного боя, вдруг бросает мне:
- У тебя еще есть готовые самолеты?
Солнце уже склонялось к закату. Конечно, часть самолетов И-153 вернулась на свои аэродромы, но в полках имеется летный состав, не летавший ночью. Так и докладываю комкору.
- Выпускай немедленно в бой все готовые к вылету самолеты! - распоряжается он. - Прикажи, кто не уверен в ночной посадке, тот после боя пусть покидает самолет на парашюте. Действуй, Михалыч.
Эскадрильи "чаек" снова поднялись в воздух.
Потери немцев росли, но они лезли и лезли. Гибли и наши герои истребители. Враг не ожидал такого ожесточенного сопротивления. Тяжелые немецкие бомбы кромсали подмосковные леса, пустые поля. Наступившие сумерки, близость переднего края, почти пустые баки и полностью расстрелянные боекомплекты у советских истребителей - все это, вместе взятое, спасло от гибели немало неприятельских машин и летчиков.
Единственная попытка немцев совершить дневной налет на Москву потерпела полный крах. Гитлеровское командование оставило свою бредовую идею разрушить советскую столицу с воздуха.
Вскоре после этого воздушного сражения истребителями ПВО был сбит Ю-88, проводивший с большой высоты фотографирование наших наземных войск. Летчик спустился на парашюте и был взят в плен. На вопрос, почему прекратились налеты на Москву, он отвечал: "На Москву летать невозможно. Немецкая авиация понесла здесь колоссальные потери. У вас неприступная противовоздушная оборона..."
* * *
Решающие события, конечно, развертывались на наземном театре военных действий. Авиацию ПВО стали все чаще бросать на прикрытие наших общевойсковых резервов, штурмовку вражеских войск, охрану с воздуха окруженных немцами кавалерийских частей.
Руководство одной из таких операций командование корпуса опять поручило мне. Предстояло одновременно прикрыть с воздуха высадку на станции Ряжск ста пяти воинских эшелонов 61-й резервной армии генерал-полковника М. М. Попова и патрулировать вдоль железнодорожного полотна на участке Кораблино - Ряжск Богоявленск. Для проведения операции выделялись полк "мигов" и два полка "яков".
Прилетели на аэродром юго-западнее города Ряжск. Распределяю места для стоянок полков. К моему "мигу" подкатывает легковая машина "эмка". Шофер лихо докладывает:
- Начальник гарнизона генерал-лейтенант авиации Кравченко просит вас прибыть к нему на командный пункт.
Григорий Пантелеевич Кравченко - в прошлом летчик-испытатель НИИ ВВС из подразделения Томаса Сузи. Он находился в числе добровольцев в Китае, затем опять испытывал самолеты в НИИ, уже в моем подразделении. Потом жаркие бои с японскими самураями на реке Халхин-Гол сделали его нашим национальным героем.
Ознакомившись с моей задачей, генерал остался весьма доволен новым соседством. Сам он командовал сильно потрепанной в боях штурмовой дивизией Ил-2 и нуждался в прикрытии аэродрома от воздушных налетов.
- Обстановка здесь весьма неутешительная, - говорил генерал. - Немцы обошли Тулу с юго-востока и двигаются на Каширу. Так-то, Петр Михайлович.
Так не так, а задачу выполнять надо. Истребители приступили к работе немедленно, полки тщательно охраняли железнодорожные пути. Наши соседи на своих Ил-2 упорно штурмовали передний край противника и его ближние тылы.
Кравченко уже не так, как прежде, опасался за свой аэродром. В светлое время мы надежно прикрывали его. Ночами же положение обоих авиасоединений становилось весьма незавидным. Если бы гитлеровцы попытались продвинуться немного на восток, туго бы нам пришлось, до крайности туго.
Так продолжалось неделю, пока на командный пункт не явился пожилой моряк. Он доложил начальнику гарнизона:
- Товарищ генерал, Уссурийская бригада прибыла для прикрытия железнодорожного узла. - И представился: - Полковник Молев.
От такого известия можно и в пляс пуститься! Шутка ли - целая бригада. Да и какая бригада! Она имела кадровый морской командный состав, рядовые - сплошь сибиряки. Уже через два дня они доставили первых пленных, трофейные бронемашины и мотоциклы. Не имея противотанкового вооружения, герои-пехотинцы в декабрьский тридцатиградусный мороз дружно бросались в атаки, улучив удобный момент, бесстрашно захватывали вражеские бронеавтомобили.
- Фриц, сдавайся, а то капут! - обычно кричали они при этом.
И фрицы, видя бессмысленность сопротивления, сдавались.
В дальнейшем Уссурийская бригада была переброшена на волоколамское направление, где показала истинные образцы храбрости и массового героизма. Сам полковник Молев, ведя в наступление своих подчиненных, пал смертью храбрых, но его соединение, понеся тяжелые потери, все же захватило намеченные рубежи.
Вслед за бригадой Молева начали прибывать и эшелоны резервной армии. Истребители ПВО полностью обеспечили безопасность выгрузки войск.
Поставленные перед авиагруппой задачи были выполнены. Мы расстались с Григорием Пантелеевичем, но теперь уже навсегда. 23 февраля 1943 года он погиб в жесточайшем неравном бою... Урна с прахом дважды Героя Советского Союза, депутата Верховного Совета СССР генерал-лейтенанта авиации Кравченко замурована в Кремлевской стене.
* * *
Первое крупное с начала войны наступление советских войск под Москвой началось. Миф о непобедимости немецких войск стал развенчиваться в глубоких снегах Подмосковья зимой 1941/42 г. Дрогнули хваленые немецкие дивизии, оставляя на наших заснеженных полях мерзлые трупы, изуродованную технику и... огромные соломенные "галоши". Немецкая армия на Московском театре повсеместно отступает!
На сорок втором километре большой проселочной дороги, идущей из города Клин в юго-западном направлении, есть деревня Теряево. Пересекаемая рекой Большая Сестра, она широко раскинулась вдоль большака. Справа, несколько выше деревни, в Большую Сестру впадает ее приток. Тут - высокие деревянные мосты. По ним движутся автоколонны немецких частей, оставивших под натиском наших войск город Клин. Летчики 6-го авиакорпуса ПВО, прикрывавшие наступление соединений Красной Армии, обнаружили скопление противника и немедленно сообщили об этом на центральный командный пункт противовоздушной обороны Москвы. Тут же докладываю данные разведки командующему ВВС генерал-полковнику авиации П. Ф. Жигареву. Спустя несколько минут он сам вызывает меня по телефону:
- У Западного фронта сейчас нет никакого авиарезерва. Нанести удар по колоннам противника поручается вам.
К этому времени уже стало известно - в автоколонне около пятисот машин. Голова ее приближается к населенному пункту Теряево. В воздух срочно поднимается авиаполк двухмоторных истребителей Пе-3. Летчики сбрасывают бомбовый груз на оба моста, из пушек и пулеметов обстреливают отступающего врага.
Отступающего! Начал пятиться немец. Блицкриг лопнул окончательно. Мы наступаем! Нам еще много и долго наступать. Но ведь первый шаг самый трудный. И самый радостный.
Вслед за Пе-3 на цель направляются полки пушечных истребителей, за ними имеющие реактивное вооружение. Не даем противнику ни минуты передышки. Работаем "колесом": полки сменяют в воздухе друг друга. Глубокие снега не позволяют неприятелю сколько-нибудь существенно рассредоточить части, попавшие под авиаштурмовку. И мы громим их с ожесточением, непрерывно, вплоть дотемна.
Вечером на центральный командный пункт привозят фотоснимок. Сравниваем его с тем, что получили утром. Отлично поработали соколы! Вместо грозной колонны, отходившей утром в таком образцовом, чисто немецком порядке, - повсюду искореженные бронемашины, изувеченные пушки, сгоревшие автомобили. И трупы. Их много. На снимке они видны хорошо. Снимок сделан с малой высоты над Теряевом.
Итак, советские войска продвигаются на запад. Приободрились наши люди, повеселели. Боевое напряжение отнюдь не снизилось, но как посветлели лица! 6-й авиакорпус по-прежнему зорко оберегает столичное небо. Вместе с тем его полки все чаще привлекаются к обеспечению боевых действий наземных войск. Приходится сразу решать по нескольку совершенно разнохарактерных задач. А усталости как-то не чувствуется. Иногда неожиданно ловлю себя: стал мурлыкать что-то, так это - полушепотом.
За этим явно не командирским занятием и застал меня почтальон:
- Поете, товарищ полковник? Фронтовики, говорят, в таких случаях пляшут, протягивает треугольничек - письмо.
- Мне?
- Так точно, вам.
И верно мне. Читаю: полевая почта... Шокун... Уж не галлюцинация ли? Шокун - командир эскадрильи 34 иап погиб смертью храбрых на глазах у своих летчиков. Хорошо, во всех деталях помню, как это случилось.
Во время очередного дежурства на центральном командном пункте обороны я получил приказ командования ВВС: произвести воздушную разведку лесного массива на волоколамском направлении. Там, по донесениям армейских разведчиков, сосредоточилась хорошо замаскированная крупная механизированная часть противника.
Разведка для летчиков ПВО стала уже обычным делом. Отдал распоряжение командиру 34-го авиаполка - выслать в указанный район звено "мигов".
Звено "мигов" слетало в указанный район. Капитан Алексей Николаевич Шокун, оставшийся на командном пункте за командира полка, доложил:
- Противник не обнаружен.
- Что? Не может быть! Сведения поступали с разных направлений. Наверное, пронеслись над лесом и курс на сто восемьдесят? Сейчас же повторить вылет. И чтобы звено повел настоящий командир. Понятно?
- Так точно, понятно, - капитан несколько помедлил, видать, прикидывал, кого послать, потом произнес: - Разрешите мне лично возглавить разведку?
- Разрешаю, - крайне необходимо иметь эти сведения.
Шокун человек надежный. Мы с ним уже не раз вместе, крыло к крылу участвовали в воздушных боях. Я знал, что он выполнит задачу.
Прошло пятьдесят долгих минут. Меня подозвали к телефону. Докладывал командир 34-го авиаполка майор Н. А. Александров, недавно сменивший на этом посту майора Рыбкина:
- Механизированная группа немцев в указанном районе обнаружена. Капитан Шокун с боевого задания не вернулся.
- Как не вернулся?
Николай Александрович рассказал: самолет Шокуна, обстреливавшего немцев с пикирования, врезался в землю, объятый еще в воздухе пламенем. Два других истребителя получили повреждения.
Погиб капитан Шокун, лучший командир эскадрильи 34-го... Погоревали. Помянули. Исключили из списков части... Война уносила много одаренных молодых летчиков. Почти каждые два-три месяца в частях сектора летный состав обновлялся процентов на девяносто. Атмосфера под Москвой продолжала накаляться.
Как бы там ни было, а от капитана Шокуна действительно пришло письмо из прифронтового госпиталя. "Скоро поправлюсь, товарищ командир, - писал он, приеду в полк и все подробно доложу".
Примерно через месяц мне позвонил командир 34 иап:
- В часть прибыл капитан Шокун. Просит разрешения явиться к вам.
- Сейчас приеду сам, - отвечаю. В гибели Шокуна, тьфу ты, мнимой конечно гибели, я считал повинным и себя. А он - жив-живехонек!
Как радостна была встреча. Шокун все тот же - боевой, подтянутый, с этакими бесенятами в глазах. Вот только на левой руке осталось всего два пальца - большой и указательный. "
Воскресший из мертвых" капитан рассказал.
Лесной массив не подавал никаких признаков нахождения в нем неприятельских войск вообще, не то что механизированных. Ни одного дымка не поднималось над верхушками деревьев, хотя погода стояла довольно холодная. Может, и в самом деле лес пустой, - подумалось Шокуну. Но он отогнал эту соблазнительную мысль: донесения наземной разведки поступали ведь из разных мест. Нет, фрицы просто притаились. И капитан пошел па хитрость. Сделав вид, что разыскал в лесу что-то важное, он набрал высоту, перевел звено в крутое пикирование, приказал открыть сосредоточенный огонь по опушке леса. Противник ответил ураганной зенитной стрельбой. Один из снарядов разорвался за мотором истребителя комэска. Самолет сразу загорелся. Летчик потерял сознание...
На следующее утро стали поступать сведения о найденных останках фашистских самолетов - "хейнкелей", "юнкерсов", "дорнье". Наши истребители превратили их в металлолом. В ту первую боевую ночь авиация ПВО одержала в московском небе более сорока побед. Только в зоне ПВО было найдено двадцать две сбитых вражеских машины. Потом наземные части сообщили, что, не долетая линии фронта, упало пятнадцать самолетов противника. Спустя некоторое время поступило донесение от партизан - в тылу врага разбилось три покалеченных немецких бомбардировщика. А сколько поврежденных немецких самолетов еле дотянуло до своих аэродромов!
Дорогой ценой заплатили фашисты за попытку "прогуляться над Арбатом", но от своих кровавых намерений не отказались. Слишком привыкли выкормыши Геринга к легким победам на Западе, там они безнаказанно превращали в руины европейские города.
С каждым налетом фашисты несли все более ощутимые потери. Защитники столичного неба сбили с них былую самоуверенность и наглость. Вражеские летчики становились все осторожнее. Если вначале они ходили на Москву на высоте не более трех тысяч метров, то спустя один - два месяца стали уже забираться на предельный потолок для своих самолетов - на 7000-9000 тысяч метров.
Но враг был все еще силен. В октябре 1941 года, прорвав в нескольких местах нашу оборону, его механизированные части снова начали продвигаться к советской столице.
* * *
Советское Верховное Главнокомандование приказало шестому авиакорпусу ПВО выделить самолеты для участия в ликвидации вражеского прорыва в районе города Белый. Мы образовали специальную авиагруппу. В нее вошли: авиаполк двухмоторных Пе-3, имевших мощное пулеметно-пушечное и бомбовое вооружение; полк истребителей И-153, оснащенных кроме обычного оружия восемью 75-миллиметровыми реактивными снарядами; полк самолетов И-16, имевших пушки и частично реактивные снаряды; две эскадрильи самолетов МиГ-3. Всего в группе насчитывалось около ста машин. Ее командиром назначили меня.
Самолеты находились на четырех аэродромах: Чкаловском, Алферовском, Сычевском и Ржевском. После взлета они должны были собраться над Сычевкой и на восходе солнца нанести массированный удар по войскам противника западнее города Белый. После выполнения задания всей группе, кроме полка Пе-3, надлежало сесть на Ржевском аэродроме для подготовки к повторному вылету...
Ясное осеннее утро. Погодка как по заказу.
С группой "мигов" взлетаю с Ржевского аэродрома. Берем курс на юг, правее Сычевки. Где-то слева от нас находится передовая площадка полка самолетов И-16, возглавляемого капитаном Ампилоговым. Отлично замаскировались, сколько ни напрягал зрение, обнаружить не смог.
На запад проплыли самолеты Пе-3. Сверху над ними идут истребители прикрытия И-16. Вдали собрался сорокасамолетный авиаполк лихого бородатого майора Писанко.
Можно и нам разворачиваться на боевой курс. Замечательная вначале горизонтальная видимость при подходе к линии фронта сильно ухудшилась. На земле идет яростная артиллерийская перестрелка. Горят деревни.
Первыми атаковали вражескую пехоту двухмоторные Пе-3, обрушивая на нее серии стокилограммовых бомб. За ними плотными звеньями стали пикировать "чайки", И-16 и "миги", выпуская огнехвостые реактивные снаряды.
Одновременно идут упорные воздушные бои. Падают на землю наши и вражеские самолеты. Внизу там и сям белеют парашюты. Это летчики сбитых машин.
Все. Первая часть задачи выполнена. Вокруг море огня и дыма. Полки собираются в группы и берут курс на Ржев. Вдали, сливаясь с горизонтом, показался город Сычевка. Оттуда на высоте тысячи метров спокойно идут мне навстречу два вражеских бомбардировщика До-215. Судя по всему, они уже отбомбились, летят налегке. Но нет, не видать вам своего аэродрома! Двигатель на форсаж, боевой разворот. После второй атаки немецкая машина, раскрашенная под цвет пустыни, пошла на снижение, оставляя за собой шлейф густого дыма. Хорошо!
А где другой "дорнье"? Ого, уже километрах в десяти, улепетывает, даже не попытался помочь своему ведомому. Вояка...
Расстояние между нашими машинами быстро сокращается. Догоняю. Открыл огонь из всех трех пулеметов. Левый мотор До-215 выбросил клуб дыма, бомбардировщик, подобно змее, заюлил из стороны в сторону.
Теперь ручку от себя. Но самолет, приобретший на пикировании огромную скорость, продолжает сближаться с горящим немецким бомбардировщиком. Десять... пять... один метр! Невольный и бессмысленный таран?! Страшная отрицательная перегрузка. Вот-вот выбросит меня из кабины. Всем телом жму на ручку, от себя ее, от себя! В предчувствии удара даже зажмурил глаза.
Столкновения не последовало. Почему "миг" не сразу послушался рулей? Из-за большой скорости возникла огромная сила инерции? Может быть, и так. Во всяком случае, есть над чем поразмыслить летчику-испытателю. А пока надо вывести из глубокого пикирования свою "свихнувшуюся" машину. Перешел в горизонтальный полет, сориентировался. Мотор начал давать перебои. Сигнализирует - бензин в основных баках выработан. Его осталось на десять, максимум пятнадцать минут. А до аэродрома лететь не менее двадцати...
Свалиться в лесу или сесть на вынужденную после успешно проведенной сложной воздушной операции и двух побед в воздухе... А ведь предстоит организовать еще один групповой вылет.
Вспоминаю, где-то поблизости Сычевка. А там - посадочная площадка. Во что бы то ни стало разыскать ее! Никаких признаков посадочной площадки сверху невозможно заметить. Маскировка, прямо скажем, завидная. Значит, придется идти на вынужденную. Бензин кончается. Внизу большое и, кажется, ровное поле. Шасси на выпуск. Закрылки тоже. Посадка. Томительные секунды ожидания капота. Но нет, самолет благополучно закончил пробег.
Рулю к опушке леса, выключаю мотор. Что же дальше?
И тут, осторожно раздвинув кусты, показались две головы в темно-синих пилотках.
- Сычевская площадка? - спрашиваю.
- Так точно, сычевская. А вы кто? Сообщаю. Приказываю найти инженера. Он оказался неподалеку.
- Можно срочно заправиться у вас бензином, боеприпасами, воздухом?
- Бензином и боеприпасами - да, - отвечает инженер, - а воздухом... придется ждать часа три, пока ПАРМ сделает переходник от нашей воздушной трубки к вашему "мигу".
Переходник... Когда еще летчики-испытатели говорили конструкторам о необходимости унификации подобных вещей на всех самолетах... Говорили. Требовать надо было. Эх...
- Связь с Москвой или Ржевом есть? - интересуюсь.
- Связи пока никакой нет, - последовал ответ. - Площадка подготовлена недавно.
- Ну что ж, готовьте самолет как можно быстрее. Кончите - разбудите.
Улегся в тени молодого березняка и мгновенно уснул. Нервное напряжение дало о себе знать.
В Ржев прилетел часа в два дня. И сразу - к телефону. Докладываю командиру авиакорпуса: возвратился о боевого задания, сбил один "дорнье" и серьезно повредил второй, вынужден был сесть на полевой аэродром Сычевка - не хватило горючего.
В ответ слышу недоумевающий голос полковника Климова:
- Это кто говорит? Кто?
- Ваш заместитель полковник Стефановский.
- Ты?! Мне же доложили, что тебя... это, ну... сбили и ты приземлился с парашютом по ту сторону фронта. Я так и доложил по команде. За твое личное участие в боевой операции меня крепенько отстегали... Ну, смотри у меня! Командир уже явно разозлился. - Если еще раз полетишь без разрешения, голову оторву!
Мне нечего было ответить, и я молча положил трубку. Эх, Иван Дмитриевич... Когда-то вместе начинали летную службу, вместе поступали в военно-теоретическую школу ВВС. Затем совместная учеба в летной школе. Годы работы летчиками-испытателями. И на тебе - "голову оторву"! А может, и прав комкор-то? Отчасти, пожалуй, да. Не следовало бросаться на пару "дорнье", да еще одному. Не стерпел вот. Но в том, что полетел с группой, моей вины нет. Убежден: авиационный командир должен быть всегда, в воздухе, если половина и более его подчиненных выполняют боевое задание.
Ладно, о месте командира в бою еще поговорим. Сейчас нужно интенсивно готовить второй вылет. Время бежит невероятно быстро. К тому же Ржевский аэродром не приспособлен для обслуживания такой большой группы разнотипных самолетов.
К вечеру все-таки все части соединения были готовы к очередному вылету. Командиром сводной группы назначил майора Писанко. "
Как-то пройдет боевой вылет без меня?" - размышляю, следя за последним взлетающим звеном "мигов". Нет, все-таки командир должен быть в воздухе сам! Прыгаю в кабину, запускаю мотор и прямо с капонира иду на взлет...
Линия фронта за день вплотную приблизилась к городу Белый. Наземные части с беззаветным героизмом защищают небольшой, малоизвестный городок, стоящий на дальних подступах к Москве. Все сильнее давит на нашу обессилевшую, истекающую кровью пехоту вражеская механизированная лавина.
На западе в лучах заходящего солнца засверкали многочисленные черточки вражеских самолетов. Куда они держат путь? Заметят ли они нас? Воздушный бой в данной обстановке крайне нежелателен. Он может серьезно помешать выполнению основной задачи. "
Чайки" уже начали штурмовку вражеской колонны. За ними ринулись остальные. Летящее со мной звено прикрытия штурмующей группы начало плавный разворот вправо. Ввожу "миг" в левый вираж. Хочу лучше осмотреть чуть было не забытую восточную полусферу. На выходе встречаюсь со своим звеном. Обстановка в воздухе усложняется. Слева от меня, почти на одной высоте и несколько впереди - не более полукилометра, - в кильватерном строю летят шесть новейших немецких истребителей Ме-109Ф. В трехстах метрах сзади первой группы и чуть ниже в точно таком же строю идет еще одна группа из шести "мессеров".
Мой "миг", сделав разворот на девяносто градусов, оказался между двумя немецкими группами. Один против двенадцати? Атаковать, немедленно атаковать, захватить инициативу. Только это даст время подоспеть нашим. Цель - вон тот "мессер", идущий в хвосте первой шестерки. Форсаж! Обе руки на гашетке пулеметов. Огонь. Трассы пуль уткнулись в крылья и фюзеляж вражеского истребителя. Сбил!
В следующий же момент закипел воздушный бой, напряженный, беспощадный. "Мессеры" не выдержали, россыпью устремились в свой тыл. Осеннее солнце, скрывающееся за горизонтом, заставило и нас подумать о предстоящей посадке.
При уточнении результатов вылета оказалось: мы потеряли два самолета, причем один из них был сбит во время штурмовки, одержали победу над тремя "мессершмиттами". А самое главное - успешно проштурмовали вражеские войска.
* * *
В начале зимы очень тяжелого для нас 1941 года фронт вплотную приблизился к столице. Эвакуировались в глубокий тыл советские учреждения и оборонные заводы. Основные улицы города ощетинились стальными "ежами", сваренными из железнодорожных рельсов. В окнах первых этажей появились штабеля мешков с песком. Грозно выглядывали из-за укрытий стволы противотанковых орудий. На бульварах кольца "А" разместились танковые резервы.
Столица превратилась в типичный фронтовой город, готовый к самым беспощадным уличным боям.
Авиация ПВО оставила свои передовые аэродромы: Спас-Деменск, Юхнов, Ржев, Калинин, Клин, Алферово, Чертаново, Вязьму, Ватулино, Кубинку и другие. Последний, окруженный с трех сторон противником, постоянно подвергался воздействию немецкого минометного огня. Несмотря на это, мы сохранили здесь свой наблюдательный пост, имевший прямую телефонную связь с Центральным командным пунктом ПВО Москвы. В дальнейшей обороне столицы с воздуха этот маленький пост сыграл немаловажную роль.
Передовыми аэродромами западного сектора ПВО стали Внуково, Фили, Тушино, Химки и Центральный имени М. В. Фрунзе. Там, уплотнившись до предела, разместились поредевшие в непрерывных воздушных боях наши истребительные авиационные полки.
И вот когда извилистая линия фронта наиболее близко подошла к советской столице, немецко-фашистское командование, не добившись успеха в ночных налетах, решило днем нанести по Москве массированный бомбовый удар. Пренебрегая элементарными тактическими приемами, вражеские бомбардировщики большими группами на малой высоте ринулись на восток, вдоль Можайского шоссе. Противник, несомненно, был уверен, что короткое расстояние от фронта до целей бомбометания (местами менее 50 километров) практически не позволит советской авиации своевременно поднять истребителей противовоздушной обороны.
Наш наблюдательный пункт в Кубинке сразу сигнализировал о появлении больших групп бомбардировщиков противника. Самолеты, находившиеся в готовности номер один, немедленно поднялись навстречу врагу. Следом за ними с небольшими промежутками взлетели летчики, бывшие в готовности номер два и три. Аэродромы опустели в считанные минуты. Около шестисот истребителей 6-го авиакорпуса "миги", "яки", "лагги", И-16, И-153, "харрикейны", "китти-хауки", "томагауки", Пе-3 - перерезали курс вражеской армаде. Разгорелся беспримерный по своим масштабам и ожесточенности воздушный бой. Ураганный огонь открыла по противнику зенитная артиллерия.
Я нахожусь в просторном укрытом подземелье - командном пункте обороны Москвы. Здесь кроме непосредственных руководителей собралось много совсем сейчас ненужных должностных лиц. Командир арткорпуса генерал Даниил Арсентьевич Журавлев то и дело передает своим зенитным частям:
- По-плот-ней огонь!
Полковник Климов, внимательно следивший за сообщениями о ходе воздушного боя, вдруг бросает мне:
- У тебя еще есть готовые самолеты?
Солнце уже склонялось к закату. Конечно, часть самолетов И-153 вернулась на свои аэродромы, но в полках имеется летный состав, не летавший ночью. Так и докладываю комкору.
- Выпускай немедленно в бой все готовые к вылету самолеты! - распоряжается он. - Прикажи, кто не уверен в ночной посадке, тот после боя пусть покидает самолет на парашюте. Действуй, Михалыч.
Эскадрильи "чаек" снова поднялись в воздух.
Потери немцев росли, но они лезли и лезли. Гибли и наши герои истребители. Враг не ожидал такого ожесточенного сопротивления. Тяжелые немецкие бомбы кромсали подмосковные леса, пустые поля. Наступившие сумерки, близость переднего края, почти пустые баки и полностью расстрелянные боекомплекты у советских истребителей - все это, вместе взятое, спасло от гибели немало неприятельских машин и летчиков.
Единственная попытка немцев совершить дневной налет на Москву потерпела полный крах. Гитлеровское командование оставило свою бредовую идею разрушить советскую столицу с воздуха.
Вскоре после этого воздушного сражения истребителями ПВО был сбит Ю-88, проводивший с большой высоты фотографирование наших наземных войск. Летчик спустился на парашюте и был взят в плен. На вопрос, почему прекратились налеты на Москву, он отвечал: "На Москву летать невозможно. Немецкая авиация понесла здесь колоссальные потери. У вас неприступная противовоздушная оборона..."
* * *
Решающие события, конечно, развертывались на наземном театре военных действий. Авиацию ПВО стали все чаще бросать на прикрытие наших общевойсковых резервов, штурмовку вражеских войск, охрану с воздуха окруженных немцами кавалерийских частей.
Руководство одной из таких операций командование корпуса опять поручило мне. Предстояло одновременно прикрыть с воздуха высадку на станции Ряжск ста пяти воинских эшелонов 61-й резервной армии генерал-полковника М. М. Попова и патрулировать вдоль железнодорожного полотна на участке Кораблино - Ряжск Богоявленск. Для проведения операции выделялись полк "мигов" и два полка "яков".
Прилетели на аэродром юго-западнее города Ряжск. Распределяю места для стоянок полков. К моему "мигу" подкатывает легковая машина "эмка". Шофер лихо докладывает:
- Начальник гарнизона генерал-лейтенант авиации Кравченко просит вас прибыть к нему на командный пункт.
Григорий Пантелеевич Кравченко - в прошлом летчик-испытатель НИИ ВВС из подразделения Томаса Сузи. Он находился в числе добровольцев в Китае, затем опять испытывал самолеты в НИИ, уже в моем подразделении. Потом жаркие бои с японскими самураями на реке Халхин-Гол сделали его нашим национальным героем.
Ознакомившись с моей задачей, генерал остался весьма доволен новым соседством. Сам он командовал сильно потрепанной в боях штурмовой дивизией Ил-2 и нуждался в прикрытии аэродрома от воздушных налетов.
- Обстановка здесь весьма неутешительная, - говорил генерал. - Немцы обошли Тулу с юго-востока и двигаются на Каширу. Так-то, Петр Михайлович.
Так не так, а задачу выполнять надо. Истребители приступили к работе немедленно, полки тщательно охраняли железнодорожные пути. Наши соседи на своих Ил-2 упорно штурмовали передний край противника и его ближние тылы.
Кравченко уже не так, как прежде, опасался за свой аэродром. В светлое время мы надежно прикрывали его. Ночами же положение обоих авиасоединений становилось весьма незавидным. Если бы гитлеровцы попытались продвинуться немного на восток, туго бы нам пришлось, до крайности туго.
Так продолжалось неделю, пока на командный пункт не явился пожилой моряк. Он доложил начальнику гарнизона:
- Товарищ генерал, Уссурийская бригада прибыла для прикрытия железнодорожного узла. - И представился: - Полковник Молев.
От такого известия можно и в пляс пуститься! Шутка ли - целая бригада. Да и какая бригада! Она имела кадровый морской командный состав, рядовые - сплошь сибиряки. Уже через два дня они доставили первых пленных, трофейные бронемашины и мотоциклы. Не имея противотанкового вооружения, герои-пехотинцы в декабрьский тридцатиградусный мороз дружно бросались в атаки, улучив удобный момент, бесстрашно захватывали вражеские бронеавтомобили.
- Фриц, сдавайся, а то капут! - обычно кричали они при этом.
И фрицы, видя бессмысленность сопротивления, сдавались.
В дальнейшем Уссурийская бригада была переброшена на волоколамское направление, где показала истинные образцы храбрости и массового героизма. Сам полковник Молев, ведя в наступление своих подчиненных, пал смертью храбрых, но его соединение, понеся тяжелые потери, все же захватило намеченные рубежи.
Вслед за бригадой Молева начали прибывать и эшелоны резервной армии. Истребители ПВО полностью обеспечили безопасность выгрузки войск.
Поставленные перед авиагруппой задачи были выполнены. Мы расстались с Григорием Пантелеевичем, но теперь уже навсегда. 23 февраля 1943 года он погиб в жесточайшем неравном бою... Урна с прахом дважды Героя Советского Союза, депутата Верховного Совета СССР генерал-лейтенанта авиации Кравченко замурована в Кремлевской стене.
* * *
Первое крупное с начала войны наступление советских войск под Москвой началось. Миф о непобедимости немецких войск стал развенчиваться в глубоких снегах Подмосковья зимой 1941/42 г. Дрогнули хваленые немецкие дивизии, оставляя на наших заснеженных полях мерзлые трупы, изуродованную технику и... огромные соломенные "галоши". Немецкая армия на Московском театре повсеместно отступает!
На сорок втором километре большой проселочной дороги, идущей из города Клин в юго-западном направлении, есть деревня Теряево. Пересекаемая рекой Большая Сестра, она широко раскинулась вдоль большака. Справа, несколько выше деревни, в Большую Сестру впадает ее приток. Тут - высокие деревянные мосты. По ним движутся автоколонны немецких частей, оставивших под натиском наших войск город Клин. Летчики 6-го авиакорпуса ПВО, прикрывавшие наступление соединений Красной Армии, обнаружили скопление противника и немедленно сообщили об этом на центральный командный пункт противовоздушной обороны Москвы. Тут же докладываю данные разведки командующему ВВС генерал-полковнику авиации П. Ф. Жигареву. Спустя несколько минут он сам вызывает меня по телефону:
- У Западного фронта сейчас нет никакого авиарезерва. Нанести удар по колоннам противника поручается вам.
К этому времени уже стало известно - в автоколонне около пятисот машин. Голова ее приближается к населенному пункту Теряево. В воздух срочно поднимается авиаполк двухмоторных истребителей Пе-3. Летчики сбрасывают бомбовый груз на оба моста, из пушек и пулеметов обстреливают отступающего врага.
Отступающего! Начал пятиться немец. Блицкриг лопнул окончательно. Мы наступаем! Нам еще много и долго наступать. Но ведь первый шаг самый трудный. И самый радостный.
Вслед за Пе-3 на цель направляются полки пушечных истребителей, за ними имеющие реактивное вооружение. Не даем противнику ни минуты передышки. Работаем "колесом": полки сменяют в воздухе друг друга. Глубокие снега не позволяют неприятелю сколько-нибудь существенно рассредоточить части, попавшие под авиаштурмовку. И мы громим их с ожесточением, непрерывно, вплоть дотемна.
Вечером на центральный командный пункт привозят фотоснимок. Сравниваем его с тем, что получили утром. Отлично поработали соколы! Вместо грозной колонны, отходившей утром в таком образцовом, чисто немецком порядке, - повсюду искореженные бронемашины, изувеченные пушки, сгоревшие автомобили. И трупы. Их много. На снимке они видны хорошо. Снимок сделан с малой высоты над Теряевом.
Итак, советские войска продвигаются на запад. Приободрились наши люди, повеселели. Боевое напряжение отнюдь не снизилось, но как посветлели лица! 6-й авиакорпус по-прежнему зорко оберегает столичное небо. Вместе с тем его полки все чаще привлекаются к обеспечению боевых действий наземных войск. Приходится сразу решать по нескольку совершенно разнохарактерных задач. А усталости как-то не чувствуется. Иногда неожиданно ловлю себя: стал мурлыкать что-то, так это - полушепотом.
За этим явно не командирским занятием и застал меня почтальон:
- Поете, товарищ полковник? Фронтовики, говорят, в таких случаях пляшут, протягивает треугольничек - письмо.
- Мне?
- Так точно, вам.
И верно мне. Читаю: полевая почта... Шокун... Уж не галлюцинация ли? Шокун - командир эскадрильи 34 иап погиб смертью храбрых на глазах у своих летчиков. Хорошо, во всех деталях помню, как это случилось.
Во время очередного дежурства на центральном командном пункте обороны я получил приказ командования ВВС: произвести воздушную разведку лесного массива на волоколамском направлении. Там, по донесениям армейских разведчиков, сосредоточилась хорошо замаскированная крупная механизированная часть противника.
Разведка для летчиков ПВО стала уже обычным делом. Отдал распоряжение командиру 34-го авиаполка - выслать в указанный район звено "мигов".
Звено "мигов" слетало в указанный район. Капитан Алексей Николаевич Шокун, оставшийся на командном пункте за командира полка, доложил:
- Противник не обнаружен.
- Что? Не может быть! Сведения поступали с разных направлений. Наверное, пронеслись над лесом и курс на сто восемьдесят? Сейчас же повторить вылет. И чтобы звено повел настоящий командир. Понятно?
- Так точно, понятно, - капитан несколько помедлил, видать, прикидывал, кого послать, потом произнес: - Разрешите мне лично возглавить разведку?
- Разрешаю, - крайне необходимо иметь эти сведения.
Шокун человек надежный. Мы с ним уже не раз вместе, крыло к крылу участвовали в воздушных боях. Я знал, что он выполнит задачу.
Прошло пятьдесят долгих минут. Меня подозвали к телефону. Докладывал командир 34-го авиаполка майор Н. А. Александров, недавно сменивший на этом посту майора Рыбкина:
- Механизированная группа немцев в указанном районе обнаружена. Капитан Шокун с боевого задания не вернулся.
- Как не вернулся?
Николай Александрович рассказал: самолет Шокуна, обстреливавшего немцев с пикирования, врезался в землю, объятый еще в воздухе пламенем. Два других истребителя получили повреждения.
Погиб капитан Шокун, лучший командир эскадрильи 34-го... Погоревали. Помянули. Исключили из списков части... Война уносила много одаренных молодых летчиков. Почти каждые два-три месяца в частях сектора летный состав обновлялся процентов на девяносто. Атмосфера под Москвой продолжала накаляться.
Как бы там ни было, а от капитана Шокуна действительно пришло письмо из прифронтового госпиталя. "Скоро поправлюсь, товарищ командир, - писал он, приеду в полк и все подробно доложу".
Примерно через месяц мне позвонил командир 34 иап:
- В часть прибыл капитан Шокун. Просит разрешения явиться к вам.
- Сейчас приеду сам, - отвечаю. В гибели Шокуна, тьфу ты, мнимой конечно гибели, я считал повинным и себя. А он - жив-живехонек!
Как радостна была встреча. Шокун все тот же - боевой, подтянутый, с этакими бесенятами в глазах. Вот только на левой руке осталось всего два пальца - большой и указательный. "
Воскресший из мертвых" капитан рассказал.
Лесной массив не подавал никаких признаков нахождения в нем неприятельских войск вообще, не то что механизированных. Ни одного дымка не поднималось над верхушками деревьев, хотя погода стояла довольно холодная. Может, и в самом деле лес пустой, - подумалось Шокуну. Но он отогнал эту соблазнительную мысль: донесения наземной разведки поступали ведь из разных мест. Нет, фрицы просто притаились. И капитан пошел па хитрость. Сделав вид, что разыскал в лесу что-то важное, он набрал высоту, перевел звено в крутое пикирование, приказал открыть сосредоточенный огонь по опушке леса. Противник ответил ураганной зенитной стрельбой. Один из снарядов разорвался за мотором истребителя комэска. Самолет сразу загорелся. Летчик потерял сознание...