Степанычев Виктор. Мастер боя

   – Ну-у-у... – неопределенно протянул Павел Иванович.
   – Значит, не вхожу, – констатировал Петр. – Или как...
   – Ты не обижайся, – хлопнул его по коленке Бурнаш. – Мы с тобой еще и договоримся, и передоговоримся.
   – Ты сказал, что любишь, когда конкретно. Тогда не тяни, просвети, зачем я тебе нужен. А еще интересно, за какую сумму прохожу по прейскуранту выкупа из психушек.
   – Не сказать, что много, но и не мало, – наморщил лоб Бурнаш. – Десять штук Илье Сергеевичу, пять – Луке, ну и две штуки ушло на минздравовских клерков, чтобы документы на липовый перевод оформить. Еще примерно тысячи три-четыре потянет паспорт и прочие страховые и пенсионные ксивы. Итого в сальде-бульде порядка двадцати штук на тебя потратим.
   – Надо полагать, долларов, – уточнил Петр. – Или евро?
   Прослушивание радиоприемника, которым его снабдила Лидия Анфимовна в диспансере с целью набора информации, дало свои результаты. Он уже разобрался, что серьезные расчеты по России идут в валюте.
   – Ну не тугриков же, – ухмыльнулся Павел Иванович. – Счет на «зеленые».
   – Итак, чиновники оформили липовые документы на перевод психа в Москву, главврач, соответственно, был в курсе и закрыл на это глаза. А Егорыч, или, как ты его называешь, Лука, при каких делах?
   – Старая формация, отживший менталитет, – неожиданно и правильно выдал сложные словосочетания и поморщился Бурнаш. – Он же тогда заявил, что берет тебя под свою «крышу». Можно было бы просто послать законника, но ведь обидится, начнет права качать, типа – на ножи ставить. Лука хоть и отошел от конкретных дел, но вес имеет. А мне лишние хлопоты ни к чему. Проще откупиться. Правда, я Луке предлагал процент с прибыли, но он предпочел бабло кучкой.
   – Прибыль с меня? – удивился Петр. – И с каких ежиков? Это мы вернулись к вопросу номер один: зачем я тебе понадобился?
   – Ты понимаешь, Петруша, я в дела пришел из спорта, – посерьезнел Бурнаш. – И братва... ну... В общем, коллеги по бизнесу, тоже оттуда...
   – Это Колян с Винтом, значит, коллеги, – ухмыльнулся Петр. – Тоже спортсмены. Типа того...
   – И они тоже, – жестко сказал и нахмурился Бурнаш. – Только у них свой шесток, а у меня – свой.
   – То есть ты меня хочешь с ними рядом посадить на жердь? – попытался догадаться Петр. – Только какая тогда от меня будет прибыль? Твое тело охранять?
   – У меня другая задумка насчет тебя, – покачал головой Павел Иванович. – Свое тело я и сам охраню. Что касается ребят, так это больше для картинки. По должности положено. Или от дурака прикрыть. Потому как, ежели кто серьезный захочет меня заказать опять же серьезным, пришьют на раз, и я в этом не сомневаюсь. Сколько случаев было, как круто ни охраняли, один шиш, по заказу жмурились. Надо по возможности со всеми жить дружно. Вот как с Лукой: отстегнул каплюшку, он и доволен. Опять же в кругах пройдет слух, что по понятиям дело развели. Можно сказать, к авторитету плюс ма-а-хонький такой поимели.
   – Тогда какие же задумки насчет меня созрели? Если не охрана, то что? Доля в бизнесе, маркетинговые исследования, логистика? – припомнил Петр термины из передачи «Финансовый час».
   – Этим у меня есть кому заниматься. И торговый дом башляет, и заводик коптится, бензин гонит – все тип-топ. А вот к спорту душу тянет, спасу нет. Держу я команду бойцов для десятиугольника. Правда, какая команда – всего двое. Да и уровень у них средний, хотя и стараются парни. С ними в «премьеру», может, и выйдешь, а вот на «элит» они точно не потянут...
   – А с этого момента, если можно, поподробнее, – попросил Петр. – Что такое «десятиугольник», «премьера» и особенно «элит»?
   – Почему – особенно? – удивился Бурнаш.
   – Да так, к слову пришлось. А еще сердце подсказывает, что ты на меня определенные виды имеешь именно по поводу этого самого «элита».
   – Догадлив, однако, – хмыкнул Павел Иванович. – В общем, десятиугольник – это ринг такой конфигурации, обнесенный сеткой. А «премьера» – это премьер-лига, то есть – высшая.
   – И что из этого следует? – спросил Петр. – При чем здесь ринг и какая-то лига? Моя роль во всем этом какая?
   – Ты что, Петруша, не врубился, что ли? – удивленно поднял брови Бурнаш, но тут же опустил их, врубившись сам, что его собеседник действительно ничего не ведает о предмете разговора. – Ну да, тебе же надо все по новой объяснять.
   – Я и по-старому не особенно в курсе, – признался Петр. – Если я что-то знал в прошлой жизни, то достаточно малого напоминания, чтобы это знание пробудилось в моей памяти. А насчет твоих десятиугольников и премьеров, кроме фигуры из геометрии и кабинета министров, других ассоциаций в мозгах не возникает.
   – То есть ты, Петруша, ничего не знаешь о боях без правил? – подозрительно спросил Бурнаш. – И это при твоей-то квалификации...
   – На слуху вроде есть, а непосредственно... Нет, толком не припоминаю. А из этого следует, что не был, не участвовал и не привлекался, – отрицательно покачал головой Петр.
   В его сознании на активатор «бои без правил» возникли не более чем смутные картинки бойцов в боксерских перчатках, молотящих друг друга руками и ногами. И точно, ринг был не обычный квадратный с четырьмя углами, а поокруглее, может, и десятиугольный. Ну, а раз Бурнаш заговорил о спорте и премьер-лиге, следовало, что по «боям без правил» идут соревнования. И догадаться о задумках авторитета по поводу его персоны трудности не составляло...
   – И что дальше? – прикинулся непонятливым Петр.
   – В общем, когда ты Коляна с Винтом сделал, а они бойцы не из последних, у меня первые задумки появились, чтобы тебя к этому делу приставить, – доверчиво сообщил Бурнаш. – А уж когда ты на равных с Леоном поработал, тут мысль даже не о «премьере» появилась, а об «элите». И Леон с этим согласен.
   – А что это за зверь такой «элит»? – вопросительно глянул Петр.
   – Ну, это тоже бои без правил, но... как бы тебе объяснить получше – более профессиональные и без огласки.
   – Без правил, на выживание, а возможно – с оружием... – уточнил Петр.
   Эту информацию мозг услужливо ему выдал. Причем не более чем на уровне стороннего наблюдателя за событиями на экране телевизора. А из этого следовало: за той чертой, где жило его прошлое, Петр имел понятие о таких боях, но сам в них не участвовал.
   – Ну, видишь, начинаешь вспоминать, – обрадовался Бурнаш. – Но об элитных боях говорить пока рано, надо войти в «премьеру». А там, если у тебя дело пойдет, а оно должно пойти, будем ждать приглашения.
   – Ты говоришь так, будто вопрос с моим участием в этих боях без правил уже решен, – удивился Петр.
   – А как же иначе, Петруша? – изумился Павел Иванович. – За тебя же деньги заплачены...
   – А я просил это делать? Мне, может, психдиспансер больше по душе, чем десятиугольник, который ты предлагаешь. Да и из пацанов я вроде бы вышел, чтобы по рингу скакать. И врач лечащий, Лидия Анфимовна, мне строго наказала, чтобы я голову берег от сотрясений.
   – Слышь, Петруша, ты не по делу базаришь, – недоуменно повысил голос Бурнаш. – И голову точно не бережешь. Я бабки кидал направо и налево, тебя вытаскивал из психушки, а ты в несознанку идешь...
   – А я еще раз повторяю, что об этом не просил, – пожал плечами Петр. – Отправляй обратно, мне и там неплохо было. А с деньгами – твои проблемы, нечего было их раздавать.
   – Да за такую кучу «зеленых»... – бизнесмен Павел Иванович Бурлаков растопырил пальцы, показывая размер этой кучи, одновременно двигая их по направлению к шее оппонента, – да я...
   – А вот этого делать не стоит, – сузив глаза, холодно произнес Петр.
   Бурнаш на мгновение застыл, видимо, обдумывая ситуацию. При всей своей «авторитетности», соответствующем опыте и навыках беспредельных девяностых годов прошлого века Павел Иванович умел добиваться своего не только напором, но и рассудком. Он скоро прикинул расклад и понял, что силой или запугиванием Петра не взять. К тому же Бурнаш просчитал, что в его колоде есть один козырек – причем немаленький.
   – Ты не сердись, Петруша, – голос Бурнаша прозвучал почти ласково. – Давай отложим непонятки на потом, а сейчас распишем все «за» и «против».
   – Ты думаешь, в этом есть какой-то прок? – поднял на него спокойные глаза Петр.
   – Есть, не сомневайся, – кивнул в ответ Павел Иванович. – Мы можем вернуть все назад. Ты отправишься в психушку, а я отобью деньги, что на тебя потратил. Может, не все, но отобью. И на этом мы забудем друг друга и даже на улице встретимся и не узнаем, кто такие. Но будет ли нам от этого в кайф? Давай рассудим, какие у нас интересы.
   – И что ты предлагаешь, если без наезда? Чем я могу быть заинтересованным?
   – А тем, Петруша, что я, может быть, твой единственный шанс пожить человеком, а не психом. Я наводил справки, так эта самая амнезия, которая твою башку заклинила, хворость практически неизлечимая. Нет для нее у лепил ни лекарств, ни методик возвращения памяти. На тысячу случаев максимум трое выздоравливают. И я сомневаюсь, что ты из их списка. И какая тогда рисуется картинка? Ты застреваешь в психушке на долгие годы, причем не в отдельной палате, а в общей. Если сейчас ты, в принципе, нормальный, то годика через два, если не повесишься от тоски или тебя какой-нибудь шиз не придушит, сам станешь реальным психом. И деваться тебе некуда – нет у тебя ни ксивы, ни крыши над головой. А я тебе даю и то, и другое, да еще и обеспечиваю достойную житуху.
   – Если можно, поясни, Павел Иванович, поконкретнее насчет житухи, и что я должен понимать под тем, что она будет достойной, – более заинтересованно спросил Петр.
   – Вот это другой базар, – изобразил улыбку Бурнаш. – А то сразу в отказ... В общем, Петруша, райские кущи и липовый мед цистернами я тебе не обещаю. Однако на первое время, пока мы будем пробиваться в премьер-лигу, будет тебе полный пансион по высшему разряду и лавэ на карманные расходы. Соответственно, делаем твои документы, так как без них ты выступать не сможешь.
   – То есть работа за харчи... – уточнил Петр.
   – Погоди и послушай, – перебил его Бурнаш. – Выходим в «премьеру», гасим твой долг наполовину...
   – Я ни под какими долгами не подписывался, – отрицательно покачал головой Петр.
   – Пусть так, – поморщился Павел Иванович. – Просто будем считать, что я покрываю свои затраты. – С этим согласен, – утвердил терминологию Петр. – Выступаем в премьер-лиге и попадаем в тройку призеров, я списываю весь... все свои затраты. Ну, а если не берем первых мест, но остаемся в лиге, садимся, перетираем с тобой за жизнь и, наверное, опять же выходим на ноль. А там и о дальнейшей жизни подумаем.
   – Об участии в прибыли? – усмехнулся Петр.
   – А че, нет? – согласился Бурнаш. – Об этом и побазарим. К тому времени, думаю, свои бабки отобью. Я же не живоглот какой, не Рокфеллер и не Пиночет.
   Если Рокфеллера еще можно было как-то пристегнуть к их торгу, то насчет Пиночета Павел Иванович явно перегибал. Категории штатовского миллиардера и чилийского диктатора даже в замороженном мозге Петра никак не могли смешаться в единый образ «живоглота». Его сознание вытащило на свет общие и не слишком подробные сведения об этих личностях, и они как-то мало соединялись в столь яркий портрет. Однако у Бурнаша могли иметься свои суждения и своя точка зрения...
   – Согласен, – неожиданно для себя выдал Петр. – По окончании сезона садимся и обсуждаем наше дальнейшее сотрудничество. Одно условие: при любом раскладе, даже если не пойдет работа, документы остаются у меня.
   – Какой базар, Петруша? – радостно хлопнул его по плечу Бурнаш так, что Петр едва не слетел со стула. – Ксивы твои, как то ребро у Адама.
   Тезис об Адамовом ребре заставил Петра еще раз крепко задуматься. Однако случившаяся ранее аналогия Рокфеллера и Пиночета, проведенная Павлом Ивановичем, несколько притушила его сомнения.

Глава 12
Нет страшнее зверя

   В душе, сквозь шум воды, Петр услышал доносившийся из раздевалки радостный бас Павла Ивановича Бурлакова, официального спонсора команды «драконов». Бурнашу было чему радоваться. Они взяли первое командное место в премьер-лиге по очкам. И в личном зачете за звание чемпиона года боев без правил Петр только что выиграл финальный бой. Суперфинал сезона должен был состояться через две недели в Москве. Ему предстоит сразиться за звание абсолютного чемпиона премьер-лиги с держателем этого титула, который три года подряд выигрывал суперфиналы.
   – Петруша, ты бы видел, как Осман с ума сходил, когда ты его бойца, как пацана, сделал. Он, конечно, пацан и есть, но ведь до тебя никто его завалить не мог. Вся толпа от твоей присядки причумела и на бабки круто подсела. А Осман чуть мобильник от злости не сгрыз. В начале сезона, помнишь, как пальцы веером круто ставил, типа, мой Азамат будет в этом году чемпионом. Щас, побыл...
   Петр аккуратно уклонился от объятий возбужденного Бурнаша.
   Он помнил и начало сезона, и отборочные бои. Осман с его самородком Азаматом также хорошо запомнились. Жгучий брюнет с тонкими миллиметровыми усиками над губой и «гайкой»-перстнем с огромным изумрудом, не вызывающим сомнений в его неподлинности, Осман именовал себя курдом, бежавшим в Россию от турецкого геноцида. Правда, Леон однажды, проходя мимо, бросил ему пару обидных фраз, причем одну произнес по-курдски, а вторую – на турецком языке. На этот наглый демарш «представитель» гордого народа лишь вытаращил глаза и промычал нечто невнятное.
   Потом, уже в раздевалке, Леон ворчливо буркнул под нос что-то необидное про цыган. Самое интересное, сказанное им на турецком Петр понял очень даже ясно и без проблем мог бы ответить, своему тренеру и секунданту. А вот курдскую речь он разобрал, но с трудом. Знание языков его не удивляло, как и не несло новых знаний о себе. Вернее, знания являлись, но не вскрывали того глубинного пласта сознания, который хранил его истинную сущность. Свободное владение английским, испанским, чуть хуже – немецким и французским, а позже – открытие знаний и восточных языков Петр скрывал от окружающих. Так, на всякий случай.
   А вот языковые познания Леона, как правило, неглубокие, за исключением французского, на уровне бытового общения, никого не удивляли. Их, как и имя, сокращение Леонида, он принес из французского Иностранного легиона. Об этом Петру поведали «дракончики» Стас и Костя, его коллеги по бурнашовской команде. Правда, сведения о биографии тренера были туманны и приблизительны. Будто бы он из семьи эмигрантов какой-то ранней волны и родился в Бельгии. Служил в Иностранном легионе и дослужился до капитана. А когда уволился, неизвестно с какого переляка возвратился на историческую родину. На гребне умиления демократией и бардака девяностых Леон сумел скоро получить российское гражданство, на чем его везение и закончилось. Помыкавшись по городам и весям «могучей и необъятной», он осел тренером у Бурнаша. Отлично владел рукопашным боем, в чем Петр убедился на собственном опыте. Опять же по слухам, бывший капитан был неоднократным чемпионом Легиона в этом виде спорта. Вот, пожалуй, и все, что было известно Петру о Леоне.
   «Курд» Осман – Петр так и не разобрался, настоящее это имя или кличка, – если не принимать во внимание отсутствие вкуса в одежде, внешнем виде и проблемы в воспитании, заслуживал уважения как искренний поклонник боев без правил. Уже года четыре его команда болталась в самом низу турнирной таблицы, и каждый раз в начале сезона Осман заявлял, что уж на этот раз его бойцы обязательно возьмут первое место.
   Команда Османа с трудом удерживалась в премьер-лиге, и все межсезонье он рыскал по клубам и спортсекциям боксеров, борцов и рукопашников, выискивая по-настоящему талантливого бойца. В этом году ему, похоже, повезло. Где-то в предгорьях Кавказа, то ли в Адыгее, то ли в Кабарде, Осман отыскал Азамата.
   Парень если и занимался борьбой, то не более чем какой-то ее местной горско-аульной разновидностью. Также и о боксе имел смутное представление. Однако держал удар, как тот бык, которого в лоб кувалдой не возьмешь, и шел в атаку воистину психическую, тараном, неистово молотя противника. Кулаки размером с хорошую дыню, широченная грудная клетка, ноги-столбы и иссиня-черная небритая физиономия абрека мирно сосуществовали с детской непосредственностью. Дитя гор в первозданной чистоте и неистовстве – такую характеристику выдал Азамату Леон.
   За весь сезон Петру не пришлось встретиться с юным горцем – так сложилось расписание. Из «драконов» поимел удовольствие биться с ним лишь Стас. Он продержался всего полтора раунда и был послан Азаматом в глубокий нокаут. Его определение боя вышло коротким, но емким: «Как будто паровоз наехал...»
   Готовясь к полуфиналу, бывший легионер и Петр просмотрели пленки с записями боев Азамата. «Паровозный» стиль парня не менялся от схватки к схватке, от каратиста и боксера до рукопашника и ушуиста. Всех он брал мощью, молотобойным натиском и абсолютной невосприимчивостью к ударам соперника. Леон, который раньше мог деликатно и профессионально посоветовать Петру, как ему строить схватку с тем или иным противником, лишь пожимал плечами и скептически качал головой. О каком построении боя можно было говорить, если его строил Азамат – незатейливо и победно. С первых секунд он бросался на противника и бил его с неутомимостью машины. Парень не давал возможности сопернику сконцентрироваться, перевести дух, отработать свою технику. Он принуждал лишь защищаться и в конце концов пробивал защиту, как тот лом, против которого приемов нет и быть не может.
   Петр помнил слова врача Лидии Анфимовны, что ему надо беречь от сотрясений голову. И во всех схватках именно так и делал. Он мог пропустить удар в корпус, но голову берег. Однако просмотренный материал не давал иллюзий, что Петр избежит этого в предстоящем бою. Азамат работал в основном в голову, что для Петра было чревато серьезными неприятностями.
   Канва предстоящего боя, стиль, если его можно так было назвать, сложились в сознании Петра, когда он уже вышел на ринг и почувствовал десятиугольник. Его тело, органы чувств дали понять, что им не тесно на этом пятачке. Хватит места и сопернику, а главное – есть достаточно пространства для маневра.
   Представление бойцов прошло под рев трибун. Петр, в отличие от молодого соперника, не обращал на крики внимания. В то время, когда он сосредоточенно примерял ринг – именно так можно было определить подобный уход в себя, – Азамат раскланивался перед зрителями, принимая знаки внимания с простодушием ребенка. Он был молод, силен и уверен в том, что победит «старика», уступавшего ему по всем внешним показателям. Буря сломает тростник.
   Леон перед выходом на ринг как бы мимоходом сообщил Петру, что «черный» тотализатор принял ставки в пропорции один к пяти, естественно, в пользу Азамата.
   Начало боя показало, что тростник ломаться не собирается. Он гнулся, неистово качался из стороны в сторону и просто исчезал... Лобовая атака Азамата, в которую тот ринулся в первые секунды после удара гонга, пришлась в пустоту.
   Перчатки яростно пробили по воздуху. Петр неуловимо легко шагнул под удары и ускользнул в сторону. Трибуны недовольно загудели. Они ждали другого боя: жесткого, контактного и кровавого.
   Азамат, поймав таки движение Петра, резко развернулся и рванулся за ушедшим от его кулаков противником. Тот был совсем рядом, на расстоянии не более метра. Он стоял вполоборота к сопернику, опустив руки. Мощнейший выпад с разворота в височную часть головы, проведенный мгновенно среагировавшим Азаматом, не достиг цели и в этот раз. Ситуация повторилась, только с качественным продолжением. Тело, потянувшееся за перчаткой, на доли секунды сместило центр тяжести и заставило, теряя равновесие, сделать короткий шаг вперед. Кулак поймал воздух, глаза – гибкий, почти змеиный бросок тела «старика» влево, а грудная клетка приняла мощнейший удар его голени.
   Парень устоял и даже презрительно скривил губы, несмотря на то, что его легкие сковал спазм. С детства Азамат ведал истину, что нельзя показывать противнику, что тебе больно, что ты устал, изможден. Так его учил отец. Не показал этого он и сейчас. За секунды восстановив дыхание, Азамат зло ударил перчаткой о перчатку и двинулся к Петру, оказавшемуся в результате перемещений в центре десятиугольника.
   Снова атака, и опять неудача. Петр как бы играючи убегал от молодого горца. Шаг назад, в сторону, «пляска» с уходом... недовольный гул трибун... изящный пируэт... полушажки... бросок тела вправо, влево... пара шагов назад... Дальше отступать некуда – спина уперлась в сетку. В боксе можно загнать противника в угол. А здесь углов поболее, однако запереть в них такого бойца, как Петр, мудрено. Ускользает словно вьюн, которых в детстве Азамат ловил в тинистой речушке, протекавшей рядом с аулом. Ускользнул и на этот раз.
   Азамат атаковал соперника с настойчивостью и монотонностью автомата, потихоньку тесня его. А вот и ноги в ход пошли – голень раз-другой пробила по бедру. Только ощущение такое, будто дубовое полено по металлу врезало.
   Петр, казалось, лишь пассивно защищался, редко огрызаясь отдельными выпадами. Казалось, все так и есть, однако Азамат чувствовал, что ни один его удар не причинял противнику ни малейшего вреда – так мастерски они были парированы. Зато редкие и, как казалось со стороны, совсем несерьезные уколы – контратаки Петра, чувствительно сотрясали тело соперника.
   Удар гонга, извещающий о конце первого раунда, развел бойцов. Леон, приняв капу и брызнув в рот Петру воды, стал обмахивать его полотенцем.
   – Как ты? – деловито спросил он.
   – Нормально, – сухо ответил Петр.
   – Есть мысли? – коротко поинтересовался о дальнейшем построении боя Леон.
   – Есть чувства, – доложил Петр.
   – Понял, – не стал вдаваться в подробности замыслов Петра бывший легионер.
   Звук гонга вызвал бойцов на середину десятиугольника. Горец вновь ринулся в лобовую атаку. Петр, как и раньше, легким пируэтом скользнул по кругу. Азамат ринулся за ним. Очередное почти балетное па – и опять гибкое тело ушло от молотобойных ударов противника.
   Рисунок танца менялся, но суть оставалась прежней: молодой боец нападал, старый – мастерски ускользал от него. Зал возмущался, свистел, гудел, ругался и требовал зрелища. И получил его.
   Неожиданно для зрителей, а главное – для Азамата и самого себя, Петр опустился на корточки и уперся руками в пол. Его тело напружинилось и быстрым маятником заходило из стороны в сторону. Прыжок вправо, вверх... звериный оскал зубов... «Боевая техника обезьяны», – констатировал мозг, а мышцы клеточной памятью сообщили, что они прекрасно владеют этим сложным и специфическим стилем борьбы.
   Разновеликими непредсказуемыми прыжками рыская вдоль сетки, Петр пошел по кругу, обходя изумленного горца. Зал притих. Подобного зрелища он еще не видел.
   В движении Петр внимательно наблюдал за парнем. Он различил, как первоначальное удивление в глазах Азамата сменилось холодным и злым недоверием к происходящему. Петр уловил в гримасе, пробежавшей по лицу парня, снисходительность к ужимкам и прыжкам противника.
   «Настоящий мужчина так не дерется», – прочитал он мысли горца и усмехнулся: – «Зелен ты, вьюноша. Мужчина дерется, чтобы победить. А как он это сделает – неважно. Ты умеешь сражаться на ринге, но не ведаешь, что такое настоящий бой, где поражение – смерть. И не знаешь, какой страшный зверь обезьяна...»
   После пройденного на четвереньках круга Петр ощутил, как мышцы обрели необходимую свободу и гибкость. Опомнившийся Азамат шагнул к застывшему на мгновение противнику и не понял, что произошло дальше, не сумел среагировать. На его шаг скорчившийся комок тела развернулся пружиной и мощно выстрелил в соперника. Азамат не успел даже поставить защиту от стремительной атаки. Нога «манки» пяткой вонзилась в его живот. Вторая нога с разницей в доли секунды, за которые корпус от удара двинулся в естественном поклоне вперед, тараном врезалась в грудь горца.
   Азамат почувствовал, как неведомая сила отрывает его от настила ринга и кидает на спину. Он даже не сгруппировался, так как не понял, что произошло, да и не умел этого делать, потому что никто и никогда не сбивал его с ног. Азамат рухнул во весь рост, сотрясая пол. Краем глаза боец успел различить, как его противник все тем же стремительным комком метнулся назад к сетке.
   Зал, словно по команде, разочарованно ахнул. Зрители, а больше – сам Азамат, не могли поверить, что он повержен. Сотрясение тела о доски настила отозвалось сильной болью, которая, правда, не помешала ему в следующий момент вскочить на ноги. Взбешенный Азамат впился глазами в Петра, по-прежнему по-обезьяньи сидевшего на корточках и мерно качавшегося телом.
   – Шайтан! Шайтан! – ненавистно прохрипел горец. Его лицо словно слиняло, приобретя грязно-серый оттенок. Даже иссиня-вороная щетина выцвела, слившись с проявившимся землистым цветом скул. Только глаза, налившиеся кровью и крайней яростью, сверлили взглядом скорчившегося посередине ринга соперника.
   «Не умеешь ты проигрывать, парень, – посочувствовал ему Петр. – И затягивать бой не стоит. Если им еще парочку раз вытереть пол, трибуны поднимут свист. А это для мальца будет смертельным оскорблением. И обидчик, то есть я, станет врагом горцу. И нужно это? А скорое поражение – вовсе не оскорбление, а право сильнейшего. Надо заканчивать...»