Страница:
Выхватывая на бегу пушку, я ворвался во двор и увидел то, что увидел: лежащего ничком на площадке возле гаража Нигматулина трепал огромных размеров волк.
Зверь на самом деле был крупный. В холке, пожалуй, выше откормленной кавказской овчарки. Грудь широкая. Лапы мощные. Клыки – штыри, которыми рельсу к шпалам приколачивают.
И такое вот чудище вцепилось мертвой хваткой несчастному в горло. Выжить у того не было никаких шансов. И хотя он сжимал в руках невесть откуда взявшийся нож и даже пытался ткнуть волчаре лезвием в бок, но это больше походило на агонию. Собственно, это и была агония.
Я начал стрелять прямо от калитки. Точно видел, что три первые пули вошли зверю в бок. Но отреагировал он только на четвертую. На ту, что попала ему в голову.
Нет, он не повалился набок. Не взвыл от боли. Ничего такого. Он просто прекратил рвать горло жертвы (там голова уже практически отделилась от тела) и с холодным недоумением глянул на меня. Потом принял в грудь пятую пулю, увернулся, ловко отскочив в сторону, от шестой и седьмой, а когда я полез за новой обоймой, сам перешел в наступление.
Он не бежал. Приближался шагом. Замер метрах в трех и, зловеще виляя хвостом, медленно и плавно наклонил голову влево, а затем – со столь же изуверской пластичностью – вправо. Казалось, он хотел повнимательней рассмотреть своими горящими глазами, что это за чудило такой шмаляет в него всякой ерундой. А когда рассмотрел, стал поджимать задние лапы, готовясь к прыжку. Все это он делал безмолвно – ни рыка, ни лязга зубов, ни утробного рычания. Жутковатое зрелище.
Попадись ты мне в Ночь Полета, разорвал бы я тебя, зверь, как бобик грушу для клизмы, подумал я, не отводя взгляда от его желтых глаз.
К той секунде уже понял, что пули мне не помогут. Что здесь они не катят. Пусть серебряные они, пусть заговоренные – но не катят. Нужно было пробовать что-то другое.
И я попробовал.
Отшвырнув в клумбу безотказный, но в данной ситуации бесполезный кольт, провернул медное кольцо на левом безымянном, после чего, наложив друг на друга ладони с растопыренными пальцами, сотворил Решетку Зигмунда.
Зверь пробил это магическое препятствие с ходу. Легко пробил. С такой легкостью ребенок пробивает каблучком корку льда на луже после первого ночного заморозка. Тем не менее, когда волк пролетел сквозь дыру, я, провернув кольцо теперь уже на правом безымянном, поднял от земли до неба точно такую же решетку.
На этот раз сработало.
Волк на излете движения ткнулся в препятствие перемазанной в крови мордой и рухнул наземь.
– Схлопотал! – обрадованно воскликнул я и показал ему средний палец.
А волк ничего – вскочил, тряхнул головой, как боксер после нокаута, отошел чуть назад и повторил прыжок.
Я не стал горячиться. Дождался мгновения, когда он разорвет грудью сияющие прутья, и только тогда, что есть сил сжимая в ладони заколку для галстука, на одном дыхании проорал:
Зависший в воздухе зверь сопротивлялся яростно, он, пытаясь вырваться, изо всех своих недюжинных сил перебирал лапами, но с затягивающей бездной ему было не совладать.
Миг.
Другой.
И Запредельное всосало его без остатка.
Я сперва разыскал среди георгинов пистолет, сунул в кобуру, только потом подошел к трупу.
Первая мысль, которая пришла в голову: хорошо, что не завтракал. А вторая была такой: славно он умер – как воин, с оружием в руках.
Как только я подумал об оружии, сразу посмотрел на правую руку покойного. А ножа-то в ней как раз и не оказалось. Я не поверил собственным глазам, закрыл их, открыл – нет ножа. Пропал куда-то. Приличный такой тесак с широким лезвием. То ли десантный, то ли охотничий. Я не мог ошибиться – был нож. Был, а теперь не стало. Раскрытая ладонь мертвеца была пуста. Но, правда, не совсем – в ней что-то блестело. Что-то мелкое и круглое, похожее на чешуйку крупной рыбы. Уже догадавшись, что это такое, я присел на корточки. И убедился в очевидном. Это действительно была монета. Советская. Двухкопеечная. Лежала решкой вверх.
Почему-то мне в тот миг подумалось о том, что, когда кто-то получает в подарок нечто колющее или режущее, он должен обязательно сунуть дарителю монету. Таков обычай.
Подумал, выкинул из головы и направился к машине.
Рассиживаться было некогда – мертвому уже не поможешь, нужно живых спасать. В первую очередь Леру. Домбровского – во вторую. Он, конечно, клиент и все такое, но все же – его после Леры. Он-то сам во всем виноват: полез, куда не звали, соврал, когда правду требовалась сказать. Кругом виноват. А вот девушка, которой я сдуру всучил краденый амулет, может стать невинной жертвой. И это было бы несправедливо.
Я, конечно, надеялся на то колечко-оберег, которое Лера приняла от меня на Восьмое марта да в пупок пристроила, но все равно переживал.
По дороге в город пытался понять, кем именно был канувший в Запредельное волк. Уж точно не натуральным волком. Натуральный бы сдох после первых же выстрелов. Как, впрочем, и Наказанный – человек, навсегда превращенный в волка. Классическим вервольфом этот зверь тоже не мог быть. Ведь что такое классический верфольф? Это существо Пределов с обликом волка и сознанием человека. Да, с каждым очередным превращением сознание человека все больше вытесняется звериным, но тем не менее этот озверевший человек остается посюсторонним существом и магия, под воздействием которой он находится, запросто разрушается серебряными пулями. Мои пули были из серебра. Волку вреда они не причинили. Вывод – это был не вервольф.
И тогда уже – не гексенвольф.
Как известно, разница между вервольфами и гексенвольфами заключается в том, что последние находятся под воздействием силы особых колдовских талисманов: кольца или амулета, но чаще всего пояса из шкуры волка, который крепкой цепью удерживает вызванного заклятием духа звериной злобы. Это отвратительное создание из темных глубин Запредельного обвивается вокруг души человека и своей энергией держит ее в неволе. Но такой отвратительный симбиоз духа и человека разрушается заговоренными пулями. В данном случае этого не произошло. Значит, не гексенвольф.
Оставалось грешить на преданного проклятию демона в образе волка. Вот кто действительно силен, вот для кого заколдованные пули не страшны. Правда, и тут есть один непонятный нюанс. Наказанный демон охотится на людские души после заката и до третьих петухов. С первыми лучами уходит туда, откуда вырвался. А тот, который перегрыз горло Нигматулину, шустрил при свете солнца. Это как понять? С ходу – трудно. Нужно думать.
Проезжая мимо музыкального театра, я глянул на часы. Было уже пять минут одиннадцатого, и я позвонил в офис. К телефону моя распрекрасная помощница не подошла. Мне это не понравилось, но паниковать раньше времени не стал, решив, что до сих пор еще работает в музее по моему заданию. Успокаивая себя этим, набрал номер ее сотового. Но и тут меня ожидала неудача – Лера не отозвалась. Тогда я позвонил Домбровскому. Красивый женский голос ответил, что телефон абонента отключен. На похоронах абонент, сообразил я и сунул трубу в карман.
В общем, прибыл я в офис, находясь в полном неведении о состоянии здоровья своих подопечных, и около получаса метался по кабинету, как разъяренный лев по клетке. Потом взял себя в руки и занялся кольцом Альбины. Окурил его коркой апельсиновой и прочитал ему тот добрый стишок поэта Хмельницкого, который когда-то давно читал Альбининому племяннику Мишке:
Был бы мой кабинет кабинетом какого-нибудь адвоката, стоматолога или финансового аналитика – случился бы конкретный тарарах. Но мой кабинет – это кабинет с приличным уровнем магической защиты. Никогда не ленюсь и после всякой Ночи Полета добросовестно накладываю на стены кабинета новый слой Силы. Двенадцать лет подряд – слой за слоем. Если бы Сила была штукатуркой, то стены стали бы толще, пожалуй, уже раза в два. Короче говоря, уровень защиты моего кабинета оказался достаточным, чтобы влетевшая граната не разорвалась. Она и не взорвалась. Так и зависла в двух метрах от пола.
Представив, как лихо бы наехали на нее кинокамерой братья Шоу и как красиво бы закружили вокруг нее с той же самой камерой братья Вачовски, я выдернул пистолет из кобуры и с криком «Какая падла!» побежал на выход.
Но во дворе уже никого не застал. Успел увидеть лишь «запаску» черного «лендкрузера», нырнувшего в арку между домами напротив. Стрелять не решился. Во-первых, не пойман – не вор. Во-вторых, детвора по двору шастала косяками. Заденет невзначай какого-нибудь короеда шальная пуля – горя потом не оберешься. Спрятал пистолет от греха подальше, обозвал неведомых врагов козлами и взялся за поиски скобы с чекой. Скобу сразу обнаружил, а чеку искал-искал – да так и не нашел. Решил: черт с ней, из канцелярской скрепки сооружу.
Вернувшись в кабинет, стал ладить скобу на место. Помучился, но присобачил. И только тогда сообразил, что зря старался. Дошло, что взрыватель-то уже сработал и, только лишь ступлю с гранатой за порог кабинета, рванет к такой-то матери. Как только я это понял, с моих губ сорвалось все то же сакраментальное:
– Козлы! – И следом: – Поубиваю!
Разрулить ситуацию можно было двумя способами.
Первый такой: дождаться Ночи Полета и уже потом, став полноценным магом, обратить гранату в прах. Но в таком случае она будет висеть в кабинете еще несколько дней. Я-то ладно, переживу. А если кто другой войдет? Например, Лера. Что тогда? Как объяснить? А – не дай Сила! – заденет? К тому же я не знал, насколько хватит предохранительной Силы кабинета. В общем, этот способ не подходил.
Еще один был таким: используя Силу боевого браслета, наложить на гранату заклинание «Остановись, Мгновение» (я называю его «Паузой Гете») и тем самым заморозить процесс. А потом уже взорвать где-нибудь на пустыре.
Боевой браслет был последним заряженным артефактом, и, честно говоря, меня жаба давила его расходовать, но ничего другого не оставалось.
И я это сделал.
Только сунул обезвреженную лимонку в карман, позвонила Лера.
– Шеф, это я, – совершенно убитым голосом произнесла она, после чего жалобно всхлипнула.
Я никогда не слышал, чтобы она ревела, поэтому вскрикнул:
– Лера, что случилось?!
В ответ она разрыдалась в голос. Тогда я подпустил в голос успокаивающие интонации и спросил:
– Где ты, девочка моя?
– И… и… и… – раздавалось из трубки какое-то время, но потом Лера сумела взять себя в руки и в промежутках между всхлипами сообщила: – В… в… в… Торговом. У… у… у… банкомата.
– Жди там и с места не сходи, – приказал я, бросил трубку на аппарат и выбежал из офиса.
Она выполнила приказ – я нашел ее на первом этаже Торгового комплекса недалеко от эскалатора. Зареванную и потухшую. Это была не Лера, это была какая-то тряпичная кукла. Я взял ее за руку и потащил на выход.
– Рассказывай, – приказал я, затолкав девушку в машину.
– Кулон, – тихо сказала она.
– Что «кулон»?
– Украли.
– Кто?
– Цыганка.
– Какая еще, черт возьми, цыганка?
– Гадалка.
Я минуты три пытал девушку, прежде чем сумел выяснить, что же на самом деле случилось.
А случилась, как оказалось, банальнейшая вещь.
Возвращаясь из музея, Лера решила зайти на Центральный рынок. Плюшек свежих, видите ли, ей захотелось ко второму завтраку. Взять решила там, где обычно берет, – как войдешь, так сразу направо. Только не дошла она на этот раз до хлебобулочных рядов. По дороге, в районе трамвайной остановки, привязалась к ней цыганка. «Сроду не цеплялись, а тут вдруг как репейник какой». Ну а дальше по известной программе: вопрос-ответ, предложение погадать и провал в памяти. Очнулась Лера через час на лавке возле главного входа в Торговый комплекс. Без денег. Без сережек. Без древнего кулона. И – что самое обидное – без обещанной информации о суженом.
Упрекать Леру я не стал. В таких случаях не слова нужны, но решительные и быстрые действия. Оставив девушку в машине, немедленно отправился восстанавливать бесстыже порушенный статус-кво.
Найти цыганку особого труда не составило, та даже и не думала прятаться. Чего ей прятаться? Свободный человек в свободной стране. Как ни в чем не бывало вязалась к прохожим, шурша пестрыми юбками, на пятачке между автостоянкой и трамвайной остановкой.
Приняв вид лоха педального, я двинул цыганке навстречу. Шел неторопливо, с нарочитой беспечностью пялился по сторонам и глуповато лыбился.
Гадалка клюнула.
– Ай, молодой красивый, дай погадаю, – затрещала она, ухватившись за рукав. – Всю правду скажу-расскажу, ничего не утаю.
Я остановился, широко улыбнулся и спросил:
– Умеешь, что ли?
– Ай, как не уметь, дорогой. Дай денежку, скажу, что было, что будет, как дело повернется.
Я сунул ей сотку. Цыганка спрятала банкноту в складках многочисленных юбок и попросила:
– Дай руку, яхонтовый.
– Золотой, – поправил я, но руку протянул.
Взглянув на мою ладонь, гадалка вскрикнула от страха и даже попятилась. Еще бы. Линии моей судьбы шли из ниоткуда и терялись в бездне.
Я сжал смуглую руку у запястья, с силой потянул к себе и, когда лицо перепуганной женщины оказалось возле моего, тихо сказал на языке вольного народа:
– На дар, румны.
Она удивленно вскинула брови, но совету ничего не бояться вняла. А чуть успокоившись, сама поинтересовалась подрагивающим голосом, чего бес от нее хочет:
– Со ту камэс, бэнг?
– Сумнакай, ченя дрэ кана, ловэ, – перечислил я.
– Какое золото, какие серьги, какие деньги?! – заохала она, перейдя с цыганского на русский.
И я тоже перешел:
– Ты полтора часа назад гадала девушке. Светлой такой. Было? Не было?
Видимо, мое шипение внушало ужас, поскольку уже в следующую секунду гадалка во всем созналась и незамедлительно вернула добычу. Все вернула. Даже брошенный в траву газона спичечный коробок и тот нашла.
– Лера, когда на улице цыганка у тебя что-нибудь спрашивает, беги ее, – поучал я, заводя двигатель. – А не можешь бежать – отвечай на каком-нибудь иноземном.
– На каком именно? – уточнила девушка.
– Какой лучше знаешь?
– Английский.
– Вот на нем и отвечай.
– А что отвечать?
Похоже, моя помощница еще не совсем вышла из состояния гипноза и дружбу со своей головой восстановила не до конца. Но я и не думал потешаться, объяснил, как доктор пациенту – неторопливо и внятно:
– Отвечать, Лера, можно что угодно. Что в голову придет, то и выдавай на-гора.
– Я, шеф, экспромтом не могу. Я блондинка. Мне нужно заранее текст подготовить.
– Ну и подготовь.
– А например?
– Не знаю… – Я посмотрел на магнитолу, которая в ту минуту передавала на стереоколонки песню группы «Орлы», и предложил: – Ну, например, зазывай в следующий раз приставшую цыганку в отель «Калифорния».
– Вот это вот? Welcome to the Hotel «California»? Да?
– Именно. Such a lovely place, such a lovely face. Она тебе такое: «Ай, красавица, дай погадаю», а ты ей по-английски: «Тюрьма по тебе плачет, тетя».
– Какая тюрьма? – не поняла Лера.
Я сначала аккуратно повернул, разогнав сигналом лезущих под колеса смельчаков, с Декабрьских Событий на Карла Маркса и только потом растолковал:
– «Отелем «Калифорния» называют Лос-Анджелесскую городскую тюрьму.
– Да вы что?!
– Точно.
– Не знала.
– Теперь знаешь. Ладно, все об этом. Расскажи лучше, что тебе в музее сказали?
– Ага, сейчас.
«Сейчас» растянулось на целую минуту.
Лера вытащила помаду, поправила, заглядывая в зеркальце заднего вида, линию губ, закинула помаду в сумочку, еще раз осмотрела себя в зеркале и только после всех этих манипуляций стала наконец докладывать:
– Меня, шеф, там к одному дядечке послали, он у них что-то вроде научного консультанта. Так вот он сказал, что этот кулон – нагрудный знак старшего кхама рода.
– Старшего? – не поверил я.
– Ну да, старшего, – подтвердила Лера. – Главный шаман-кхам, сидя в этой лодке, путешествует по Реке забвения в миры духов. Либо по течению в Нижний Мир спускается, либо против течения поднимается до Верхнего. Смотря какие духи в него вселяются.
Они разрыли могилу последнего шамана! – мысленно ахнул я.
В глубине души догадывался, что парни потревожили могилу колдуна высокого уровня, но гнал от себя эту страшную мысль. Надеялся на лучшее. Теперь же догадка нашла свое подтверждение, и отрицать очевидное стало невозможно. Но, мало того что они ограбили могилу самого сильного шамана рода, оказывается, они ограбили могилу последнего шамана рода (это очевидно – некому было знак старшинства передать, раз унес с собой в могилу). Хуже этого представить ничего было нельзя. С моих губ сорвалось:
– Не слышно птиц. Бессмертник не цветет. В сухой реке пустой челнок плывет.
– Что, говорите? – не расслышала Лера.
– Ничего, – мотнул я головой, стряхивая оцепенение. – Что еще интересного поведал тебе консультант?
– Да много всякого разного. Дядечка разговорчивым оказался.
«Этот дядечка так раздухарился оттого, что ты вся такая аппетитная, – подумал я. – Приди я со своей небритой рожей, был бы слив информации в режиме «по чайной ложке в час».
Лера тем временем вытащила из сумочки блокнот и, заглядывая в записи, сказала:
– Лично меня вот что заинтересовало. Оказывается, довалары считают, что шаманы-кхамы, в отличие от обычных людей, обладают четырьмя душами. Первая душа – могильная – представляет собой тень. Она так и называется «душа-тень». На языке доваларов «камс ич». При жизни она редко покидает тело, а после смерти следует за хозяином в могилу. Но когда хочет, уходит. А потом вновь возвращается. Когда тело истлевает, могильная душа превращается в змею и спускается в Нижний Мир.
– В змею, говоришь, превращается?
– Ага, в змею.
– Понятно, – кивнул я и спросил: – А вторая душа?
– Вторая – это душа-призрак, – ответила Лера, сверившись с записями. – На языке доваларов «хорманг илти ич», что означает «душа, плывущая вниз по течению реки». Она практически ничем не отличается от души-тени, а временами как бы сливается с ней. Вместилищем души-призрака, как и родственной ей души-тени, является кровь. Душа-призрак чаще всего принимает облик птицы. Считается, что она меньше связана с телом, чем душа-тень, и во время сна способна улетать. Она может покинуть тело за несколько часов до смерти и существовать отдельно. А после смерти кхама его душа-призрак некоторое время путешествует по дорогим ей местам, а затем улетает в Верхний Мир.
– А третья душа кхама, надо полагать, превращается в волка? – предположил я.
Лера удивилась:
– Откуда знаете, шеф?
– Догадался.
– Правильно догадались. Третья душа кхама действительно имеет вид волка. Она живет отдельно от своего хозяина. В глухой тайге. К шаману приходит лишь во время сна, поэтому довалары и называют ее «олгорд астм шоно» – «волк, прибегающий во сне». Что с ней происходит после смерти шамана, неизвестно. Говорят, что она продолжает жить в этом мире и охраняет могилу хозяина.
– А что там у нас с четвертой душой? – спросил я, надеясь узнать, с чем же именно мне предстоит встретиться в недалеком будущем.
Но Лера огорчила меня.
– Что касается четвертой души, то ее содержание и функции не вполне ясны, – сказала девушка. – Считается, что четвертая душа – это чародейская сущность шамана. Случается, что даже после смерти шамана она стучит в бубен, призывая остальные три души прийти к ней для совместного действа. Вот такая вот телега.
– Забавная телега, – сказал я и задумался над тем, почему духи-мстители пропустили один день. Убили одного, потом второго, потом день пропустили и только на следующий день убили третьего.
Пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что по каким-то запредельным правилам в третий день очередь умереть была не Эдуарда Нигматулина, а Домбровского или Зои Крыловой. Но первого я защитил оберегом, а у второй отнял вещицу из могилы и спрятал в Лабиринт. Поэтому все обошлось. Видимо, так.
– Шеф, что с плюшками? – прервала мои размышления Лера.
– С какими плюшками? – не понял я.
– Плюшки-то я ведь так и не купила.
– И что?
– С чем кофе будете пить?
Это серьезно. Война войной, а к кофе должны быть поданы плюханы. Я кивнул – понял тебя, детка, – и стал выискивать глазами место, где можно встать. Все было забито. Тогда я повернул на Сухэ-Батора и припарковал тачку напротив адвокатской конторы.
Лера рвалась в бой, но я на нее цыкнул:
– Охраняй машину, сам управлюсь.
Вообще-то собирался отовариться там, где и обычно, – в супермаркете «Гастроном номер раз»: нормальный выбор, приличный сервис, дисконтные скидки. От добра добра искать не в привычках дракона.
Но до магазина я не дошел.
Только повернул за угол и сразу – стоять, не двигаться! – встал как вкопанный. Почувствовал неладное. Думаю, что именно такое чувство испытывает опытный боец спецназа в миллиметрах от растяжки.
Огляделся и увидел.
На подрезанной ветке старого тополя, что растет неподалеку от входа в магазин, сидел ворон. Не просто какой-то там ворон, а гордый ворон старых дней, ворон по имени Никогда, ворон Охотника. Выследил-таки меня, гад лупоглазый. Впрочем, задачу я ему сам облегчил – с вечера разгуливаю без Шляпы Птицелова.
Надо было уходить. Причем уходить хитро. Так уходить, чтобы ворон не увязался.
Перебрав все варианты, решил воспользоваться уверткой Расходящихся Копий. Силы на сотворение такого приема у меня, конечно, не было, но всякий маг имеет право раз в году взять ее из Десятинного Котла. А для чего же еще мы на пике своей магической мощи скидываем в него часть Силы, как не для того, чтобы черпнуть в минуту крайней опасности? Именно для этого. Случай был как раз тот – почва и судьба дышали через раз. Поэтому, памятуя о шестом правиле дракона: «Лучший способ победить Охотника – избежать встречи с ним», я пробормотал заклинание:
Погубленным – время, спасенному – час.
Пусть Сила прибудет во Взгляде.
Тени мои, к вам мой приказ:
Вон из зеркальной глади.
В следующую секунду я почувствовал, что где-то рядом несколько тонких линий Силы сплелись в тугой пульсирующий узел. А потом меня накрыло мощной энергетической волной. Ощутив прилив, я кинул Взгляд в зеркало заднего вида стоящей рядом «тойоты». Отразившись, Взгляд попал на солнечные очки водителя. Оттуда – в лужу. Из лужи – на витрину.
Все.
Дело было сделано.
Я и четыре моих зеркальных клона, как гопники по свистку милиционера, рванули в разные стороны.
Крылатый шпион, следящий за мной одним глазом, вышел из своего полусонного состояния, удивленно гаркнул, взмыл и заметался. Он не знал, за кем из нас пятерых лететь. Его проблемы.
Не знаю, куда побежали мои копии, которым суждено было сгинуть на закате, но сам я, перебравшись на другую сторону улицы, ворвался в почтовое отделение № 11. Пересек зал и, пройдя под возмущенные крики бдительных теток служебными коридорами, выбрался через черный вход на Богдана Хмельницкого. На этом не успокоился. Пробежал два квартала, вынырнул на перекрестке Маркса – Урицкого и направился к Центральному телеграфу. И уже оттуда вернулся дворами-подворотнями к машине.
То, что я увидел на месте, меня ошарашило: двери тачки нараспашку, а Леры внутри нет. И рядом с машиной нет. И нигде нет.
Безрезультатно пошарив взглядом по округе, я вытащил из фиксатора трубку и позвонил на ее номер. Телефон заверещал из сумочки, оставленной на заднем сиденье.
А счастье было так возможно, подумал я и грязно выругался.
ГЛАВА 15
Зверь на самом деле был крупный. В холке, пожалуй, выше откормленной кавказской овчарки. Грудь широкая. Лапы мощные. Клыки – штыри, которыми рельсу к шпалам приколачивают.
И такое вот чудище вцепилось мертвой хваткой несчастному в горло. Выжить у того не было никаких шансов. И хотя он сжимал в руках невесть откуда взявшийся нож и даже пытался ткнуть волчаре лезвием в бок, но это больше походило на агонию. Собственно, это и была агония.
Я начал стрелять прямо от калитки. Точно видел, что три первые пули вошли зверю в бок. Но отреагировал он только на четвертую. На ту, что попала ему в голову.
Нет, он не повалился набок. Не взвыл от боли. Ничего такого. Он просто прекратил рвать горло жертвы (там голова уже практически отделилась от тела) и с холодным недоумением глянул на меня. Потом принял в грудь пятую пулю, увернулся, ловко отскочив в сторону, от шестой и седьмой, а когда я полез за новой обоймой, сам перешел в наступление.
Он не бежал. Приближался шагом. Замер метрах в трех и, зловеще виляя хвостом, медленно и плавно наклонил голову влево, а затем – со столь же изуверской пластичностью – вправо. Казалось, он хотел повнимательней рассмотреть своими горящими глазами, что это за чудило такой шмаляет в него всякой ерундой. А когда рассмотрел, стал поджимать задние лапы, готовясь к прыжку. Все это он делал безмолвно – ни рыка, ни лязга зубов, ни утробного рычания. Жутковатое зрелище.
Попадись ты мне в Ночь Полета, разорвал бы я тебя, зверь, как бобик грушу для клизмы, подумал я, не отводя взгляда от его желтых глаз.
К той секунде уже понял, что пули мне не помогут. Что здесь они не катят. Пусть серебряные они, пусть заговоренные – но не катят. Нужно было пробовать что-то другое.
И я попробовал.
Отшвырнув в клумбу безотказный, но в данной ситуации бесполезный кольт, провернул медное кольцо на левом безымянном, после чего, наложив друг на друга ладони с растопыренными пальцами, сотворил Решетку Зигмунда.
Зверь пробил это магическое препятствие с ходу. Легко пробил. С такой легкостью ребенок пробивает каблучком корку льда на луже после первого ночного заморозка. Тем не менее, когда волк пролетел сквозь дыру, я, провернув кольцо теперь уже на правом безымянном, поднял от земли до неба точно такую же решетку.
На этот раз сработало.
Волк на излете движения ткнулся в препятствие перемазанной в крови мордой и рухнул наземь.
– Схлопотал! – обрадованно воскликнул я и показал ему средний палец.
А волк ничего – вскочил, тряхнул головой, как боксер после нокаута, отошел чуть назад и повторил прыжок.
Я не стал горячиться. Дождался мгновения, когда он разорвет грудью сияющие прутья, и только тогда, что есть сил сжимая в ладони заколку для галстука, на одном дыхании проорал:
Его морда была от меня уже на расстоянии вытянутой руки, когда, разорвав ткань Пределов, посреди двора возник круговорот Волчьей Ямы.
Моя мысль иного толка
Остановит злыдня-волка.
Клин кругом, куда ни кинь.
Заклинаю зверя: сгинь!
Зависший в воздухе зверь сопротивлялся яростно, он, пытаясь вырваться, изо всех своих недюжинных сил перебирал лапами, но с затягивающей бездной ему было не совладать.
Миг.
Другой.
И Запредельное всосало его без остатка.
Я сперва разыскал среди георгинов пистолет, сунул в кобуру, только потом подошел к трупу.
Первая мысль, которая пришла в голову: хорошо, что не завтракал. А вторая была такой: славно он умер – как воин, с оружием в руках.
Как только я подумал об оружии, сразу посмотрел на правую руку покойного. А ножа-то в ней как раз и не оказалось. Я не поверил собственным глазам, закрыл их, открыл – нет ножа. Пропал куда-то. Приличный такой тесак с широким лезвием. То ли десантный, то ли охотничий. Я не мог ошибиться – был нож. Был, а теперь не стало. Раскрытая ладонь мертвеца была пуста. Но, правда, не совсем – в ней что-то блестело. Что-то мелкое и круглое, похожее на чешуйку крупной рыбы. Уже догадавшись, что это такое, я присел на корточки. И убедился в очевидном. Это действительно была монета. Советская. Двухкопеечная. Лежала решкой вверх.
Почему-то мне в тот миг подумалось о том, что, когда кто-то получает в подарок нечто колющее или режущее, он должен обязательно сунуть дарителю монету. Таков обычай.
Подумал, выкинул из головы и направился к машине.
Рассиживаться было некогда – мертвому уже не поможешь, нужно живых спасать. В первую очередь Леру. Домбровского – во вторую. Он, конечно, клиент и все такое, но все же – его после Леры. Он-то сам во всем виноват: полез, куда не звали, соврал, когда правду требовалась сказать. Кругом виноват. А вот девушка, которой я сдуру всучил краденый амулет, может стать невинной жертвой. И это было бы несправедливо.
Я, конечно, надеялся на то колечко-оберег, которое Лера приняла от меня на Восьмое марта да в пупок пристроила, но все равно переживал.
По дороге в город пытался понять, кем именно был канувший в Запредельное волк. Уж точно не натуральным волком. Натуральный бы сдох после первых же выстрелов. Как, впрочем, и Наказанный – человек, навсегда превращенный в волка. Классическим вервольфом этот зверь тоже не мог быть. Ведь что такое классический верфольф? Это существо Пределов с обликом волка и сознанием человека. Да, с каждым очередным превращением сознание человека все больше вытесняется звериным, но тем не менее этот озверевший человек остается посюсторонним существом и магия, под воздействием которой он находится, запросто разрушается серебряными пулями. Мои пули были из серебра. Волку вреда они не причинили. Вывод – это был не вервольф.
И тогда уже – не гексенвольф.
Как известно, разница между вервольфами и гексенвольфами заключается в том, что последние находятся под воздействием силы особых колдовских талисманов: кольца или амулета, но чаще всего пояса из шкуры волка, который крепкой цепью удерживает вызванного заклятием духа звериной злобы. Это отвратительное создание из темных глубин Запредельного обвивается вокруг души человека и своей энергией держит ее в неволе. Но такой отвратительный симбиоз духа и человека разрушается заговоренными пулями. В данном случае этого не произошло. Значит, не гексенвольф.
Оставалось грешить на преданного проклятию демона в образе волка. Вот кто действительно силен, вот для кого заколдованные пули не страшны. Правда, и тут есть один непонятный нюанс. Наказанный демон охотится на людские души после заката и до третьих петухов. С первыми лучами уходит туда, откуда вырвался. А тот, который перегрыз горло Нигматулину, шустрил при свете солнца. Это как понять? С ходу – трудно. Нужно думать.
Проезжая мимо музыкального театра, я глянул на часы. Было уже пять минут одиннадцатого, и я позвонил в офис. К телефону моя распрекрасная помощница не подошла. Мне это не понравилось, но паниковать раньше времени не стал, решив, что до сих пор еще работает в музее по моему заданию. Успокаивая себя этим, набрал номер ее сотового. Но и тут меня ожидала неудача – Лера не отозвалась. Тогда я позвонил Домбровскому. Красивый женский голос ответил, что телефон абонента отключен. На похоронах абонент, сообразил я и сунул трубу в карман.
В общем, прибыл я в офис, находясь в полном неведении о состоянии здоровья своих подопечных, и около получаса метался по кабинету, как разъяренный лев по клетке. Потом взял себя в руки и занялся кольцом Альбины. Окурил его коркой апельсиновой и прочитал ему тот добрый стишок поэта Хмельницкого, который когда-то давно читал Альбининому племяннику Мишке:
Таким вот образом сделал я кольцо своим. Ушло у меня на это пять минут. Всего лишь пять минут. И я снова задергался. Снова заметался. И до тех пор метался, пока в форточку не влетела граната. Обычная такая граната. Ф-1. В простонародье – «лимонка».
А еще зверей
Пробивает дрожь
Оттого,
Что мы с ними
Поладили!
Вон Черепаха…
Говорят,
Это Еж,
Которого часто
Гладили.
Был бы мой кабинет кабинетом какого-нибудь адвоката, стоматолога или финансового аналитика – случился бы конкретный тарарах. Но мой кабинет – это кабинет с приличным уровнем магической защиты. Никогда не ленюсь и после всякой Ночи Полета добросовестно накладываю на стены кабинета новый слой Силы. Двенадцать лет подряд – слой за слоем. Если бы Сила была штукатуркой, то стены стали бы толще, пожалуй, уже раза в два. Короче говоря, уровень защиты моего кабинета оказался достаточным, чтобы влетевшая граната не разорвалась. Она и не взорвалась. Так и зависла в двух метрах от пола.
Представив, как лихо бы наехали на нее кинокамерой братья Шоу и как красиво бы закружили вокруг нее с той же самой камерой братья Вачовски, я выдернул пистолет из кобуры и с криком «Какая падла!» побежал на выход.
Но во дворе уже никого не застал. Успел увидеть лишь «запаску» черного «лендкрузера», нырнувшего в арку между домами напротив. Стрелять не решился. Во-первых, не пойман – не вор. Во-вторых, детвора по двору шастала косяками. Заденет невзначай какого-нибудь короеда шальная пуля – горя потом не оберешься. Спрятал пистолет от греха подальше, обозвал неведомых врагов козлами и взялся за поиски скобы с чекой. Скобу сразу обнаружил, а чеку искал-искал – да так и не нашел. Решил: черт с ней, из канцелярской скрепки сооружу.
Вернувшись в кабинет, стал ладить скобу на место. Помучился, но присобачил. И только тогда сообразил, что зря старался. Дошло, что взрыватель-то уже сработал и, только лишь ступлю с гранатой за порог кабинета, рванет к такой-то матери. Как только я это понял, с моих губ сорвалось все то же сакраментальное:
– Козлы! – И следом: – Поубиваю!
Разрулить ситуацию можно было двумя способами.
Первый такой: дождаться Ночи Полета и уже потом, став полноценным магом, обратить гранату в прах. Но в таком случае она будет висеть в кабинете еще несколько дней. Я-то ладно, переживу. А если кто другой войдет? Например, Лера. Что тогда? Как объяснить? А – не дай Сила! – заденет? К тому же я не знал, насколько хватит предохранительной Силы кабинета. В общем, этот способ не подходил.
Еще один был таким: используя Силу боевого браслета, наложить на гранату заклинание «Остановись, Мгновение» (я называю его «Паузой Гете») и тем самым заморозить процесс. А потом уже взорвать где-нибудь на пустыре.
Боевой браслет был последним заряженным артефактом, и, честно говоря, меня жаба давила его расходовать, но ничего другого не оставалось.
И я это сделал.
Только сунул обезвреженную лимонку в карман, позвонила Лера.
– Шеф, это я, – совершенно убитым голосом произнесла она, после чего жалобно всхлипнула.
Я никогда не слышал, чтобы она ревела, поэтому вскрикнул:
– Лера, что случилось?!
В ответ она разрыдалась в голос. Тогда я подпустил в голос успокаивающие интонации и спросил:
– Где ты, девочка моя?
– И… и… и… – раздавалось из трубки какое-то время, но потом Лера сумела взять себя в руки и в промежутках между всхлипами сообщила: – В… в… в… Торговом. У… у… у… банкомата.
– Жди там и с места не сходи, – приказал я, бросил трубку на аппарат и выбежал из офиса.
Она выполнила приказ – я нашел ее на первом этаже Торгового комплекса недалеко от эскалатора. Зареванную и потухшую. Это была не Лера, это была какая-то тряпичная кукла. Я взял ее за руку и потащил на выход.
– Рассказывай, – приказал я, затолкав девушку в машину.
– Кулон, – тихо сказала она.
– Что «кулон»?
– Украли.
– Кто?
– Цыганка.
– Какая еще, черт возьми, цыганка?
– Гадалка.
Я минуты три пытал девушку, прежде чем сумел выяснить, что же на самом деле случилось.
А случилась, как оказалось, банальнейшая вещь.
Возвращаясь из музея, Лера решила зайти на Центральный рынок. Плюшек свежих, видите ли, ей захотелось ко второму завтраку. Взять решила там, где обычно берет, – как войдешь, так сразу направо. Только не дошла она на этот раз до хлебобулочных рядов. По дороге, в районе трамвайной остановки, привязалась к ней цыганка. «Сроду не цеплялись, а тут вдруг как репейник какой». Ну а дальше по известной программе: вопрос-ответ, предложение погадать и провал в памяти. Очнулась Лера через час на лавке возле главного входа в Торговый комплекс. Без денег. Без сережек. Без древнего кулона. И – что самое обидное – без обещанной информации о суженом.
Упрекать Леру я не стал. В таких случаях не слова нужны, но решительные и быстрые действия. Оставив девушку в машине, немедленно отправился восстанавливать бесстыже порушенный статус-кво.
Найти цыганку особого труда не составило, та даже и не думала прятаться. Чего ей прятаться? Свободный человек в свободной стране. Как ни в чем не бывало вязалась к прохожим, шурша пестрыми юбками, на пятачке между автостоянкой и трамвайной остановкой.
Приняв вид лоха педального, я двинул цыганке навстречу. Шел неторопливо, с нарочитой беспечностью пялился по сторонам и глуповато лыбился.
Гадалка клюнула.
– Ай, молодой красивый, дай погадаю, – затрещала она, ухватившись за рукав. – Всю правду скажу-расскажу, ничего не утаю.
Я остановился, широко улыбнулся и спросил:
– Умеешь, что ли?
– Ай, как не уметь, дорогой. Дай денежку, скажу, что было, что будет, как дело повернется.
Я сунул ей сотку. Цыганка спрятала банкноту в складках многочисленных юбок и попросила:
– Дай руку, яхонтовый.
– Золотой, – поправил я, но руку протянул.
Взглянув на мою ладонь, гадалка вскрикнула от страха и даже попятилась. Еще бы. Линии моей судьбы шли из ниоткуда и терялись в бездне.
Я сжал смуглую руку у запястья, с силой потянул к себе и, когда лицо перепуганной женщины оказалось возле моего, тихо сказал на языке вольного народа:
– На дар, румны.
Она удивленно вскинула брови, но совету ничего не бояться вняла. А чуть успокоившись, сама поинтересовалась подрагивающим голосом, чего бес от нее хочет:
– Со ту камэс, бэнг?
– Сумнакай, ченя дрэ кана, ловэ, – перечислил я.
– Какое золото, какие серьги, какие деньги?! – заохала она, перейдя с цыганского на русский.
И я тоже перешел:
– Ты полтора часа назад гадала девушке. Светлой такой. Было? Не было?
Видимо, мое шипение внушало ужас, поскольку уже в следующую секунду гадалка во всем созналась и незамедлительно вернула добычу. Все вернула. Даже брошенный в траву газона спичечный коробок и тот нашла.
– Лера, когда на улице цыганка у тебя что-нибудь спрашивает, беги ее, – поучал я, заводя двигатель. – А не можешь бежать – отвечай на каком-нибудь иноземном.
– На каком именно? – уточнила девушка.
– Какой лучше знаешь?
– Английский.
– Вот на нем и отвечай.
– А что отвечать?
Похоже, моя помощница еще не совсем вышла из состояния гипноза и дружбу со своей головой восстановила не до конца. Но я и не думал потешаться, объяснил, как доктор пациенту – неторопливо и внятно:
– Отвечать, Лера, можно что угодно. Что в голову придет, то и выдавай на-гора.
– Я, шеф, экспромтом не могу. Я блондинка. Мне нужно заранее текст подготовить.
– Ну и подготовь.
– А например?
– Не знаю… – Я посмотрел на магнитолу, которая в ту минуту передавала на стереоколонки песню группы «Орлы», и предложил: – Ну, например, зазывай в следующий раз приставшую цыганку в отель «Калифорния».
– Вот это вот? Welcome to the Hotel «California»? Да?
– Именно. Such a lovely place, such a lovely face. Она тебе такое: «Ай, красавица, дай погадаю», а ты ей по-английски: «Тюрьма по тебе плачет, тетя».
– Какая тюрьма? – не поняла Лера.
Я сначала аккуратно повернул, разогнав сигналом лезущих под колеса смельчаков, с Декабрьских Событий на Карла Маркса и только потом растолковал:
– «Отелем «Калифорния» называют Лос-Анджелесскую городскую тюрьму.
– Да вы что?!
– Точно.
– Не знала.
– Теперь знаешь. Ладно, все об этом. Расскажи лучше, что тебе в музее сказали?
– Ага, сейчас.
«Сейчас» растянулось на целую минуту.
Лера вытащила помаду, поправила, заглядывая в зеркальце заднего вида, линию губ, закинула помаду в сумочку, еще раз осмотрела себя в зеркале и только после всех этих манипуляций стала наконец докладывать:
– Меня, шеф, там к одному дядечке послали, он у них что-то вроде научного консультанта. Так вот он сказал, что этот кулон – нагрудный знак старшего кхама рода.
– Старшего? – не поверил я.
– Ну да, старшего, – подтвердила Лера. – Главный шаман-кхам, сидя в этой лодке, путешествует по Реке забвения в миры духов. Либо по течению в Нижний Мир спускается, либо против течения поднимается до Верхнего. Смотря какие духи в него вселяются.
Они разрыли могилу последнего шамана! – мысленно ахнул я.
В глубине души догадывался, что парни потревожили могилу колдуна высокого уровня, но гнал от себя эту страшную мысль. Надеялся на лучшее. Теперь же догадка нашла свое подтверждение, и отрицать очевидное стало невозможно. Но, мало того что они ограбили могилу самого сильного шамана рода, оказывается, они ограбили могилу последнего шамана рода (это очевидно – некому было знак старшинства передать, раз унес с собой в могилу). Хуже этого представить ничего было нельзя. С моих губ сорвалось:
– Не слышно птиц. Бессмертник не цветет. В сухой реке пустой челнок плывет.
– Что, говорите? – не расслышала Лера.
– Ничего, – мотнул я головой, стряхивая оцепенение. – Что еще интересного поведал тебе консультант?
– Да много всякого разного. Дядечка разговорчивым оказался.
«Этот дядечка так раздухарился оттого, что ты вся такая аппетитная, – подумал я. – Приди я со своей небритой рожей, был бы слив информации в режиме «по чайной ложке в час».
Лера тем временем вытащила из сумочки блокнот и, заглядывая в записи, сказала:
– Лично меня вот что заинтересовало. Оказывается, довалары считают, что шаманы-кхамы, в отличие от обычных людей, обладают четырьмя душами. Первая душа – могильная – представляет собой тень. Она так и называется «душа-тень». На языке доваларов «камс ич». При жизни она редко покидает тело, а после смерти следует за хозяином в могилу. Но когда хочет, уходит. А потом вновь возвращается. Когда тело истлевает, могильная душа превращается в змею и спускается в Нижний Мир.
– В змею, говоришь, превращается?
– Ага, в змею.
– Понятно, – кивнул я и спросил: – А вторая душа?
– Вторая – это душа-призрак, – ответила Лера, сверившись с записями. – На языке доваларов «хорманг илти ич», что означает «душа, плывущая вниз по течению реки». Она практически ничем не отличается от души-тени, а временами как бы сливается с ней. Вместилищем души-призрака, как и родственной ей души-тени, является кровь. Душа-призрак чаще всего принимает облик птицы. Считается, что она меньше связана с телом, чем душа-тень, и во время сна способна улетать. Она может покинуть тело за несколько часов до смерти и существовать отдельно. А после смерти кхама его душа-призрак некоторое время путешествует по дорогим ей местам, а затем улетает в Верхний Мир.
– А третья душа кхама, надо полагать, превращается в волка? – предположил я.
Лера удивилась:
– Откуда знаете, шеф?
– Догадался.
– Правильно догадались. Третья душа кхама действительно имеет вид волка. Она живет отдельно от своего хозяина. В глухой тайге. К шаману приходит лишь во время сна, поэтому довалары и называют ее «олгорд астм шоно» – «волк, прибегающий во сне». Что с ней происходит после смерти шамана, неизвестно. Говорят, что она продолжает жить в этом мире и охраняет могилу хозяина.
– А что там у нас с четвертой душой? – спросил я, надеясь узнать, с чем же именно мне предстоит встретиться в недалеком будущем.
Но Лера огорчила меня.
– Что касается четвертой души, то ее содержание и функции не вполне ясны, – сказала девушка. – Считается, что четвертая душа – это чародейская сущность шамана. Случается, что даже после смерти шамана она стучит в бубен, призывая остальные три души прийти к ней для совместного действа. Вот такая вот телега.
– Забавная телега, – сказал я и задумался над тем, почему духи-мстители пропустили один день. Убили одного, потом второго, потом день пропустили и только на следующий день убили третьего.
Пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что по каким-то запредельным правилам в третий день очередь умереть была не Эдуарда Нигматулина, а Домбровского или Зои Крыловой. Но первого я защитил оберегом, а у второй отнял вещицу из могилы и спрятал в Лабиринт. Поэтому все обошлось. Видимо, так.
– Шеф, что с плюшками? – прервала мои размышления Лера.
– С какими плюшками? – не понял я.
– Плюшки-то я ведь так и не купила.
– И что?
– С чем кофе будете пить?
Это серьезно. Война войной, а к кофе должны быть поданы плюханы. Я кивнул – понял тебя, детка, – и стал выискивать глазами место, где можно встать. Все было забито. Тогда я повернул на Сухэ-Батора и припарковал тачку напротив адвокатской конторы.
Лера рвалась в бой, но я на нее цыкнул:
– Охраняй машину, сам управлюсь.
Вообще-то собирался отовариться там, где и обычно, – в супермаркете «Гастроном номер раз»: нормальный выбор, приличный сервис, дисконтные скидки. От добра добра искать не в привычках дракона.
Но до магазина я не дошел.
Только повернул за угол и сразу – стоять, не двигаться! – встал как вкопанный. Почувствовал неладное. Думаю, что именно такое чувство испытывает опытный боец спецназа в миллиметрах от растяжки.
Огляделся и увидел.
На подрезанной ветке старого тополя, что растет неподалеку от входа в магазин, сидел ворон. Не просто какой-то там ворон, а гордый ворон старых дней, ворон по имени Никогда, ворон Охотника. Выследил-таки меня, гад лупоглазый. Впрочем, задачу я ему сам облегчил – с вечера разгуливаю без Шляпы Птицелова.
Надо было уходить. Причем уходить хитро. Так уходить, чтобы ворон не увязался.
Перебрав все варианты, решил воспользоваться уверткой Расходящихся Копий. Силы на сотворение такого приема у меня, конечно, не было, но всякий маг имеет право раз в году взять ее из Десятинного Котла. А для чего же еще мы на пике своей магической мощи скидываем в него часть Силы, как не для того, чтобы черпнуть в минуту крайней опасности? Именно для этого. Случай был как раз тот – почва и судьба дышали через раз. Поэтому, памятуя о шестом правиле дракона: «Лучший способ победить Охотника – избежать встречи с ним», я пробормотал заклинание:
Погубленным – время, спасенному – час.
Пусть Сила прибудет во Взгляде.
Тени мои, к вам мой приказ:
Вон из зеркальной глади.
В следующую секунду я почувствовал, что где-то рядом несколько тонких линий Силы сплелись в тугой пульсирующий узел. А потом меня накрыло мощной энергетической волной. Ощутив прилив, я кинул Взгляд в зеркало заднего вида стоящей рядом «тойоты». Отразившись, Взгляд попал на солнечные очки водителя. Оттуда – в лужу. Из лужи – на витрину.
Все.
Дело было сделано.
Я и четыре моих зеркальных клона, как гопники по свистку милиционера, рванули в разные стороны.
Крылатый шпион, следящий за мной одним глазом, вышел из своего полусонного состояния, удивленно гаркнул, взмыл и заметался. Он не знал, за кем из нас пятерых лететь. Его проблемы.
Не знаю, куда побежали мои копии, которым суждено было сгинуть на закате, но сам я, перебравшись на другую сторону улицы, ворвался в почтовое отделение № 11. Пересек зал и, пройдя под возмущенные крики бдительных теток служебными коридорами, выбрался через черный вход на Богдана Хмельницкого. На этом не успокоился. Пробежал два квартала, вынырнул на перекрестке Маркса – Урицкого и направился к Центральному телеграфу. И уже оттуда вернулся дворами-подворотнями к машине.
То, что я увидел на месте, меня ошарашило: двери тачки нараспашку, а Леры внутри нет. И рядом с машиной нет. И нигде нет.
Безрезультатно пошарив взглядом по округе, я вытащил из фиксатора трубку и позвонил на ее номер. Телефон заверещал из сумочки, оставленной на заднем сиденье.
А счастье было так возможно, подумал я и грязно выругался.
ГЛАВА 15
Мысль, что девушку похитили, пришла мне в голову сразу. А что же это еще могло быть, как не похищение? Я не допускал варианта, что Лера вот так вот запросто бросила открытую машину с ключом в замке и ушла куда-то по своим делам. Например, в парикмахерскую. Типа, вспомнила, что записалась на три, и тут же сорвалась. Девушка ответственная (других не держим) – не позволила бы себе такого. Исключено. Ведь она не в курсе, что завести мою таратайку можно, лишь зная волшебное слово. А потом – не могла она никуда уйти без телефона. Современной девушке по городу ходить без мобильного – это все равно как Наташе Ростовой прийти на первый свой бал топлесс. Невозможно даже представить подобное. Тут и думать нечего – похитили девчонку. Но кто? Зачем?
Первым делом я почему-то подумал об Альбине.
– Твоя работа? – спросил я суровым голосом, когда она подняла трубку.
– Ты о чем, дракон? – не поняла ведьма.
– Это ты, ведьма старая, Леру выкрала?
– Какую еще Леру?
– Помощницу мою.
Альбина хмыкнула, дескать, тоже мне придумал, после чего спросила:
Первым делом я почему-то подумал об Альбине.
– Твоя работа? – спросил я суровым голосом, когда она подняла трубку.
– Ты о чем, дракон? – не поняла ведьма.
– Это ты, ведьма старая, Леру выкрала?
– Какую еще Леру?
– Помощницу мою.
Альбина хмыкнула, дескать, тоже мне придумал, после чего спросила: