Стил Даниэла. Беттина

   — Имеет смысл, Беттина, — сказал он с обезоруживающей улыбкой. — Взгляни на это с другой стороны, ведь ты сможешь ездить на моей машине.
   Однако она даже не улыбнулась. Джон настаивал:
   — Я люблю тебя, ты словно родилась для того, чтобы стать моей женой.
   «И женой Айво и Энтони…» — подумала про себя Беттина.
   — Я хочу быть с тобой, Беттина. А она думала о другом — он знает, что одной ей не справиться с жизненными трудностями. И, в общем-то, он прав. Она неумеха. До опасного. Вот, чуть не убила человека… Отныне ее жертва всегда будет стоять у нее перед глазами.
   — Беттина?
   Джон смотрел на нее сверху вниз, потом нагнулся и начал целовать ей пальцы, губы и глаза.
   — Выйдешь за меня, Беттина? Он услышал ее глубокий вздох и одно слово, которое она произнесла, не открывая глаз:
   — Да.
   В конце концов, может быть, он и прав.

Глава 29

   Опираясь на руку Сета Уотерсона, Беттина мелкими размеренными шагами подходила к алтарю. Он не отказал ей в просьбе быть посаженным отцом на ее свадьбе. В церкви собралось не меньше ста человек, с доброй улыбкой наблюдавших за церемонией. При каждом шаге муаровое платье Беттины издавало чуть слышное шуршание. Сет добродушно смотрел на нее — ей так шла изящная шляпка и тонкая вуаль. Беттина была прекрасна и полна достоинства, но все-таки ей было немного не по себе в белом свадебном наряде — ей все казалось, будто она надела театральный костюм, будто обманывает публику. Она до последнего противилась настоянию Джона надеть на свадьбу все белое, но в конце концов уступила. Ведь это было так важно для него. Он так долго ждал этого дня после окончания университета, что она должна была уступить. Она сделала это для него. Получив ее согласие, Джон обещал все устроить за две недели и сдержал слово. Беттине пришлось лишь съездить в салон на примерку свадебного платья, все остальное стало заботой Джона. Он организовал церемонию в маленькой протестантской церкви на Юнион-стрит и свадебный прием на сто двадцать пять человек в здании яхт-клуба, из окон которого открывался чарующий вид на бухту. О такой свадьбе мечтала бы любая девчонка, но Беттина предпочла бы скромный обряд в мэрии. Разводные бумаги оформили лишь за два дня до свадьбы, и Беттина, проходя по главному нефу, думала об Энтони и об Айво. Ей вдруг безумно захотелось расхохотаться и крикнуть в лицо гостям, которые смотрели на нее мыльными глазами: «Не умиляйтесь уж так, это у меня третий!» Однако перед алтарем она напустила на себя кротость и взяла Джона под руку. На Джоне была визитка, которую он сшил специально для этого события, с букетиком ландышей в петлице. Беттина держала букет из белых роз, а к корсажу Мэри Уотерсон прикололи кремовые орхидеи. Родители Джона умерли, поэтому среди приглашенных не было родственников, только друзья.
   Священник, с любовью глядя на жениха и невесту, монотонно произносил нескончаемые слова, необходимые в таких случаях.
   — А вы, Джон?..
   Беттина вслушивалась в слова и вновь испытывала дранное ощущение. Вдруг она неправильно назовет имя, когда будет давать обет? «Я, Беттина, беру в мужья тебя, Айво… Энтони… Джон…» Не дать бы маху. Сегодня ее последний шанс переменить жизнь. И это ясно как день.
   — Да, согласен…
   — А вы, Беттина?
   — Согласна, — сказала она и едва расслышала свой, как ей показалось, шепот. Ей предоставлен последний шанс. Беттина быстро глянула на Джона, а тот в ответ строго посмотрел на Беттину и громко, четко повторил формулу обета. Слова его долетели до самого отдаленного уголка церкви. Он берет в жены ее, Беттину, чтобы никогда не расставаться с нею — ни в здравии, ни в болезни, ни в богатстве, ни в нужде, чтобы любить и лелеять ее, пока смерть не разлучит их. Не будет скуки и непонимания, не будет гастролей и зеленой карты, не будет разницы в возрасте. Пока смерть не разлучит их. В ту минуту как священник произнес эти слова, Беттина почувствовала сильный запах роз. Теперь всю жизнь она будет помнить эти слова — стоит лишь почувствовать благоухание роз.
   — Объявляю вас мужем и женой, — закончил священник и улыбнулся новобрачным. Потом, обратившись к Джону, сказал: — Поцелуйте жену.
   Джон торопливо поцеловал Беттину, не выпуская ее руки из своих ладоней. Теперь на правой руке у нее было массивное обручальное кольцо, а на левой — колечко с маленьким бриллиантом, подаренное Джоном в знак помолвки. Она хотела еще до свадьбы показать ему свои драгоценности, но, получив в подарок это колечко, отказалась от своего намерения, поскольку до сих пор хранила кольцо с бриллиантом в девять каратов, подаренное Айво. Потом она все-таки показала остальные драгоценности, спрятав кольцо. Коллекцию, состоявшую в основном из подарков отца и Айво, она никому никогда не показывала и уже давно ничего из нее не надевала. Драгоценности хранились в банковском сейфе. Это — единственное, что у нее осталось, запас на черный день. Желая показать коллекцию Джону, она стремилась, чтобы между ними не стояло больше никакой тайны, никакой лжи. Однако Джон сразу сделался подозрительным и даже рассердился, когда услышал от Беттины, что она хочет показать ему нечто, положенное на хранение в банк. Беттина поспешила успокоить его:
   — Ничего особенного, милый. Это всего лишь мои драгоценности. Последняя память о прежней жизни.
   Она усмехнулась и кротко посмотрела на него, но Джон буквально взорвался, чем немало удивил и огорчил Беттину:
   — Это отвратительно! Это неслыханно! Сколько денег ты держишь под спудом! Это… это… — он просто задыхался от гнева. — Это как подношение от старого сластолюбца, прости Господи! Я хочу, чтобы ты немедля избавилась от этого!
   Но тут уж Беттина взорвалась. Если ему не по нраву, это его дело, она впредь не станет носить эти драгоценности. Но камни очень красивы и много значат для нее. Они стояли друг напротив друга разъяренные и непримиримые. Беттина поклялась себе, что больше никогда не станет говорить ему о своем прошлом. Все это, подобно драгоценностям, принадлежит ей, и останется с ней навсегда.
   Правда, она успела рассказать Джону о содержании, которое аккуратно поступало от Айво. Джон окончательно вышел из себя. Но что плохого, спросила Беттина, в том, что у нее есть возможность рассчитывать на дополнительные деньги, ведь заработок в картинной галерее очень невелик? Джон и слышать ничего не хотел. После того, как мы поженились, это совершенно невозможно, заявил он. Для него это словно пощечина. Беттине так не казалось, она попыталась объяснить Джону свою точку зрения, но безуспешно. Она пыталась убедить его, что Айво во многом заменил ей ушедшего отца, — все напрасно, Джон и слушать ничего не хотел. Теперь ты взрослая, сказал он, и не нуждаешься в эрзац-отце. И, в отличие от их стычки по поводу драгоценностей, разговор о содержании от Айво на этом не закончился. Джон направил письмо адвокату Айво, в котором заявил, что миссис Стюарт — он скрепя сердце вывел эту фамилию — отныне не может принимать ежемесячные алименты. Беттина, вздохнув, поставила под этим письмом свою подпись. Так была порвана последняя ниточка, связывавшая ее с Айво, Теперь она принадлежала одному Джону.
   Однако вернемся к свадьбе. После церемонии в церкви к Джону и Беттине в течение получаса подходили с поздравлениями улыбающиеся приглашенные, пожимали руки, целовали. Глядя на них — друзей Джона, его пациентов, бывших одноклассников, — Беттина отметила, как они похожи друг на друга: цветущий, бодрый вид, молодость, улыбчивость. Глядя на них, ей и самой хотелось улыбаться.
   — Ты счастлива? — спросил Джон, когда они садились в машину. Джон не стал нанимать лимузин. Он сказал, что это дорого и глупо. Он сам сядет за руль.
   Беттина кивнула и благодарно посмотрела на Джона. Она действительно чувствовала себя счастливой. В этом мире, к которому принадлежал Джон, все радовало ее новизной. В нем не надо блистать остроумием, вообще не надо блистать. Не надо очаровывать и давать обеды. Надо просто быть приветливой к людям, стоять рядом с Джоном и отвечать на добрые пожелания его друзей ни к чему не обязывающими любезностями. После долгих лет светской жизни Беттина должна была привыкать к простоте, но это оказалось совсем не трудно.
   — Я люблю тебя, доктор, — шепнула Беттина.
   — Я тоже люблю тебя, — улыбнулся он ей в ответ.
   На медовый месяц они отправились в Кармел, бродили по магазинам, гуляли по бесконечным пляжам, взявшись за руки, бесстрашно устремлялись навстречу прибою. По вечерам они ужинали в романтичных ресторанчиках, а утром долго не поднимались с постели. Все было так, как и положено в медовый месяц. Через две недели, уже в Сан-Франциско, Беттина почувствовала себя нехорошо. Она ушла из картинной галереи пораньше и дома сразу легла, укрывшись с головой одеялом. Такой ее и застал Джон, вернувшись с работы. Он нахмурился, недовольный ее болезненным видом, расспросил о самочувствии и присел к ней на кровать.
   — Бетти, можно я тебя осмотрю? Она так и не привыкла к тому, что он называл ее Бетти.
   — Конечно.
   Она приподнялась на постели и попыталась улыбнуться:
   — Хотя что тут смотреть? У меня обычная простуда. Мэри сказала, что сейчас в городе грипп.
   Он кивнул, но тем не менее тщательно осмотрел ее: легкие у нее оказались чистые, лихорадки не было. Тогда он с улыбкой предположил:
   — Не исключено, что ты беременна. Беттина удивленно сказала:
   — Как, уже?
   Это невозможно. Ведь они всего две недели назад перестали предохраняться, по настоянию Джона.
   — Посмотрим.
   — Когда мы можем знать наверняка? — в тревоге спросила Беттина.
   Джон улыбнулся, радуясь про себя.
   — Через две недели. Я сделаю анализ у себя в больнице, и если результат окажется положительным, дам тебе направление в женскую консультацию.
   — Можно в ту, где работает Мэри? Беттина не на шутку встревожилась. Неужели правда? Ей совсем не хотелось этого. Джон поцеловал ее в лоб и вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся с чашкой чая и крекерами.
   — Поешь.
   Беттина так и поступила, и ей стало немного лучше, но все равно она очень боялась и не смела признаться в этом Джону.
   Через две недели Джон принес домой специальную маленькую, бутылочку и передал ее Беттине со словами:
   — Утром собери в нее первую мочу и оставь в холодильнике. Я возьму это с собой в больницу.
   — Ты мне позвонишь, когда будет известен результат? — мрачно спросила Беттина.
   Джон похлопал ее по руке и с улыбкой сказал:
   — Я понимаю, что ты очень взволнована. Потерпи. Обещаю сразу же позвонить. — Он поцеловал ее и признался: — Я тоже очень волнуюсь.
   Беттина не сомневалась, что это так. Последние две недели он словно на крыльях летал. Из-за этого было невозможно рассказать ему о своих страхах. Однако ночью, не в силах больше терпеть, Беттина обратилась к мужу, лежавшему рядом в темноте:
   — Джон!
   — Да, Бетти?
   Она потянулась и крепко прижалась к нему.
   — Я боюсь, — сказала Беттина.
   — Чего? — удивился Джон.
   — Ну как же?.. Ты же знаешь… — и она почувствовала себя полной дурой, ведь для него это кажется самым нормальным — «быть беременной».
   — Чего тут бояться, глупенькая? — он повернулся на другой бок, лицом к Беттине, хотя в темноте лица было не разглядеть.
   — А вдруг… будет так же, как тогда? — ей было трудно произнести эти слова.
   — Ты боишься потерять ребенка? Беттина кивнула, хотя, по правде сказать, она боялась не только этого.
   — Да, немного… но… я не знаю, Джон, я просто боюсь. Что если будет так же больно, так же ужасно — я не вынесу этого. Что если я не выдержу боли?
   На глазах у нее появились слезы. Джон крепко сжал ей плечи обеими руками.
   — Прекрати, Бетти. Прекрати сейчас же. Роды — вполне нормальное явление. Это прекрасно, и нечего тут пугаться. Посмотри на Мэри. Что, разве она умерла от боли? Нет, конечно, — ответил он сам себе и улыбнулся. — Ты должна мне верить. Я всегда буду рядом с тобой, и, вот увидишь, все будет хорошо. Я тебе обещаю. Все, что рассказывают о родовых муках, сильно преувеличено. Это не так страшно.
   Беттина успокоилась, но где-то внутри страх остался. Она поцеловала Джона и сказала:
   — Спасибо. Спасибо за то, что ты хочешь этого ребенка. Мы будем жить здесь?
   После свадьбы она переехала в его квартиру, довольно просторную и уютную, но в ней была всего одна спальня и маленький кабинет Джона, который он вовсю использовал. После ее вопроса он долго молчал, а потом с его стороны послышался сдавленный смех.
   — Что это значит? — удивилась Беттина. Джон не любил розыгрыши.
   — Да это я так, о своем… — и, не выдержав, признался: — Бетти, прошу отнестись к тому, что я скажу, спокойно. Еще рано загадывать, но, — он выдержал театральную паузу, во время которой Беттина с улыбкой ждала продолжения, — но вчера я сделал заявку на приобретение дома.
   Беттина удивилась.
   — Что же ты мне не сказал? В каком районе? Джон Филдз, ты бесподобен! Он довольно ухмыльнулся.
   — Погоди, послушай сначала. Дом в пригороде Милл-Вэли, рядом с домом Сета и Мэри, — закончил он с победным видом, а Беттина радостно воскликнула:
   — Это сказка!
   — Еще бы! Скрести пальцы, а то не сбудется.
   — А может не сбыться?
   — Думаю, нет. Но сначала надо убедиться, что ты в положении. Это гораздо важнее, по крайней мере, для меня, — и с этими словами он обвил ее рукой, устроившись в постели поудобнее.
   Прежняя жизнь забыта — ушли в небытие пентхаусы, мансарды. Скромный дом в пригороде стал пределом ее мечтаний. Собственный дом в Милл-Вэли, ребенок, муж, новая жизнь.

Глава 30

   — Представляешь, в этом году июнь такой же знойный, как в тысяча девятьсот двенадцатом году? Вчера я слышала это по радио, — проговорила Беттина капризным голосом, обмахиваясь полотенцем. Она сидела в кухне у Мэри, своей соседки и подруги.
   — Признаюсь, нет ничего хуже быть на девятом месяце в такое пекло, — подхватила Мэри и добавила, сочувственно посмотрев на Беттину: — Хотя я оба раза рожала летом.
   Ее дочке было уже три, а сынишке исполнилось десять месяцев. К счастью, они мирно спали после обеда.
   Беттина вяло ковыряла салат из тунца.
   — Позволь мне тебя поправить — у меня уже девять с половиной месяцев беременности. — Она с отвращением посмотрела в тарелку и сказала: — Все, больше не могу.
   Отодвинув салат, Беттина села в кресло поудобнее.
   Мэри с сочувствием произнесла:
   — Может, на диван ляжешь?
   — Тогда уж я не встану.
   — Не беспокойся, если мы не сможем тебя поднять, Сет перетащит тебя вместе с диваном, — благо, живем по соседству. Беттина улыбнулась:
   — Как хорошо, правда? Мэри улыбнулась в ответ:
   — Правда.
   Беттина и Джон переехали в Милл-Вэли полгода назад. Сначала Беттине приходилось тратить очень много времени на дорогу в галерею, но четыре месяца спустя Джон настоял на том, чтобы она ушла с работы и занялась домом. Джон постепенно становился мягче, и Беттина радовалась своей свободе. Однако радость не продолжалась и двух месяцев, поскольку беременность становилась для Беттины все тягостнее. Она сильно уставала, хотя в последнее время и ничего не делала по дому.
   Вот и сейчас она лежала на диване, глядя на подругу. Они живут совсем рядом, дверь в дверь, а не видятся целыми неделями.
   — Мэри, и ты так же тяжело вынашивала?
   Та ненадолго задумалась, потом сказала:
   — У всех ведь по-разному, Бетти. Даже у одной женщины каждая беременность протекает иначе.
   Беттина улыбнулась.
   — Сразу видно, что ты медсестра.
   — Надеюсь, я еще не забыла профессию. Стоит мне только увидеть тебя, как сразу хочется расспросить о самочувствии, не распухли ли лодыжки, нет ли головных болей, но стараюсь не приставать — знаю, как Джон надоедает тебе со всем этим.
   Беттина с улыбкой помотала головой.
   — А вот и нет, он удивительно добр ко мне и много не говорит. Его мнение простое: беременность — это нормальный процесс, и не надо на нем зацикливаться.
   — А что говорит врач из женской консультации?
   Беттине было приятно отвечать на этот вопрос. Потребовалось девять месяцев, чтобы расстаться со своими страхами. Теперь она знала, что для тревог нет никаких оснований. Она хорошо подготовилась.
   — Примерно то же самое.
   — И ты думаешь так же? — озабоченно поинтересовалась Мэри.
   — Конечно. Зря, что ли, ходила на дыхательную гимнастику? Уверена, что все пройдет как надо, только скорей бы, — она беспокойно зашевелилась и поморщилась. — Спина болит, сил нет.
   Мэри протянула ей еще две подушки и поставила в ногах стул.
   — Спасибо, дорогая, — благодарно улыбнулась Беттина и осторожно положила ноги на стул. Но даже подушки не помогали. Спина болела целыми днями.
   — Тебя что-нибудь беспокоит? — спросила Мэри.
   — Спина.
   Мэри кивнула и подошла поближе.
   — А знаешь, как я боялась в первый раз? Да и во второй, честно признаюсь, боялась не меньше.
   — А как все прошло? — с любопытством спросила Беттина.
   — Не так уж плохо, — улыбнулась Мэри. — Во второй раз я хорошо подготовилась, и Сет был рядом, — и добавила, многозначительно посмотрев на Беттину: — А в первый раз я была совсем не готова.
   — Почему? — спросила снедаемая любопытством Беттина.
   — Ты знаешь, я работала с роженицами и видела это тысячу раз, но пока сама не почувствуешь — не узнаешь. Это больно, Бетти. Не старайся обманывать себя. Это страшно больно. Это похоже на марафонский забег, и вот до финиша остаются считанные метры. Начинаются схватки, и ты думаешь только о том, что рано или поздно все должно кончиться. Это очень изматывает.
   Мэри хотела поинтересоваться, почему Джон в качестве консультанта и в будущем акушера Беттины выбрал доктора Мак-Карни. Мэри запомнила его как самого бессердечного и жестокого врача родильного отделения. Дважды она в слезах убегала из зала для родов, когда ребенок наконец появлялся на свет, и с тех пор всячески уклонялась от ассистирования Мак-Карни. Собравшись с духом, Мэри все-таки спросила:
   — Как тебе Мак-Карни? Беттина не сразу ответила.
   — Я ему доверяю. Мне кажется, он опытный врач, но я его… не полюбила, — проговорила она и виновато улыбнулась. — Правда, Джон его очень хвалит. Он преподает в университете, выпускает много научных статей и даже изобретает какое-то новое медицинское оборудование. Джон говорит, что это врач экстра-класса. Но ему не хватает теплоты, хотя, наверно, это неважно. Если акушер опытный, и Джон будет рядом, какая разница?
   Мэри призадумалась, но решила не пугать Беттину понапрасну. Все равно уже слишком поздно.
   — Да, Мак-Карни все уважают, правда, он не такой дружелюбный, как тот акушер, с которым я в последнее время работала. Но ничего, Джон будет рядом.
   Слава Богу.
   — Однако не строй иллюзий насчет первых родов. Это может продолжаться почти целые сутки.
   Беттина долго молчала, уставившись в потолок, а когда заговорила, голос ее был ровный и тихий, и в глазах застыла боль прожитых лет.
   — У меня это не первые роды.
   — Не первые? — потрясение спросила Мэри. — У тебя был ребенок? Но когда? От кого? Что с ним случилось? Он умер, да?
   Она наконец прекратила поток вопросов, и Беттина продолжила:
   — Полтора года назад у меня был выкидыш на четвертом месяце. Это случилось еще до переезда в Калифорнию. — На самом деле ей очень хотелось поделиться с подругой именно сейчас, — благодаря этому я познакомилась с Джоном. После выкидыша я приехала в Сан-Франциско. Прошла всего неделя, я испытывала глубокую депрессию и сделала попытку покончить жизнь самоубийством. После промывания желудка очнулась и увидела перед собой Джона.
   — Надо же! А он никогда не рассказывал об этом.
   Беттина грустно улыбнулась.
   — Знаю. Он и мне не велел. Но Сет знает.
   — Сет? — недоверчиво воскликнула Мэри.
   Беттина засмеялась:
   — Конечно, он оформлял мне развод.
   — Так ты была замужем за отцом того ребенка? Господи, ты кладезь тайн. Расскажи еще что-нибудь!
   Беттина засмеялась и пожала плечами.
   — На самом деле тайн не так уж много. Разве что…
   И ей безумно захотелось обнажить перед лучшей подругой свою душу. Никогда еще они не разговаривали так откровенно.
   — Я дважды была замужем.
   — Ну да: за тем и за Джоном, — догадалась Мэри.
   — Нет, до Джона, — спокойно проговорила Беттина. — Один раз за человеком много старше меня, другой — за актером. Я служила в театре, в последнее время — вторым режиссером…
   — Ты? — поразилась Мэри.
   — Да, а отец у меня был писателем. Очень известным.
   Беттина улыбнулась и присела, откинувшись на подушки.
   — Кто он? — спросила Мэри. — Я его знаю?
   — Может быть. — Беттина знала, что Мэри любила читать. — Это Джастин Дэниелз.
   — Как же… конечно, Беттина Дэниелз, а я-то и не подумала. Господи, Беттина, почему ты нам раньше ничего не рассказывала? — И с этими словами Мэри ласково погладила Беттину по ноге. — Или Сет все знает?
   Беттина твердо покачала головой.
   — Он знает только о моем втором браке и понятия не имеет обо всем остальном.
   — Но почему ты нам не сказала? Беттина пожала плечами.
   — Джон не слишком одобряет мое богатое прошлое. Я не хотела делать ему больно
   — Делать больно? — не поняла Мэри. — Но почему? Потому что ты дочь Джастина Дэниелза? Ему бы гордиться. А два замужества, ну так что, значит, так было суждено Настоящие друзья из-за этого не станут меньше любить тебя. Тот, кто любит, — всегда поймет. Во всяком случае, попытается. А остальные… какое им дело? Твоему отцу наверняка это было хорошо известно. Уверена, что люди не одобряли его привычки.
   — Это совсем другое. Все-таки он талант. От таких, как он, всегда ждут чего-то не обычного.
   — Тогда и ты берись за книгу, твое прошлое такое экзотичное.
   Беттина засмеялась и, прежде чем заговорить, грустно наклонила голову.
   — Я хотела написать пьесу.
   — Да? — изумилась Мэри и уселась поудобнее, подвернув под себя ноги. — Боже Милосердный, Бетти, а я-то думала, что ты — такая же, как все, а оказалось — нет. Когда ты собираешься начать пьесу?
   — Возможно, никогда. Джона это выводит из себя. Не знаю, ах, не знаю, Мэри… Театральный мир не слишком респектабельный, — сказала Беттина, причем последние слова дались ей с трудом. — Может быть, мне повезло, что я вырвалась оттуда.
   — Может быть. Но ты вырвалась, не потеряв таланта. Разве нельзя взяться за свое дело и оставаться респектабельной?
   — Когда-нибудь я хотела бы попробовать, — мечтательно призналась Беттина и опять наклонила голову. — Но, видимо, не получится. Джон мне этого не простит. Ему покажется, что я вношу что-то враждебное в нашу жизнь.
   — А тебе не приходило в голову, что это — его, и только его, мнение? Что он, возможно, ошибается? Люди иногда ревнуют, сами того не сознавая. Мы влачим обычное земное существование, и вот рядом пролетает райская птица, Я мы — боимся. Потому что мы не такие, как она, наши перья не отливают красным и зеленым, у нас — скучная серая расцветка. Глядя на райскую птицу, мы замечаем, насколько сами безобразны рядом с ней, нам кажется, будто мы неудачники. Некоторым нравится смотреть на райскую птицу, они тешат себя мыслью, что однажды станут такими же. Другие же хотят подстрелить ее, или, в лучшем случае, прогнать с глаз подальше.
   — Ты хочешь сказать, что Джон — из таких? — огорчилась Беттина. Мэри поспешила успокоить ее:
   — Нет, но, судя по всему, ему хотелось бы, чтобы ты сменила яркий наряд на серенькое оперение, чтобы ты стала как все. А ты не такая, Беттина. Ты прекрасна, экзотична и непохожа на нас. Ты — редкостная птица. Сбрось серые перышки, Бетти… Пусть все увидят богатство твоей расцветки. Ты — дочь Джастина Дэниелза, и это само по себе — редкий дар. Подумай, как бы отнесся отец к тому, что ты прячешься здесь? И делаешь вид, будто ты — не его дитя.
   Беттина болезненно поморщилась, услыхав это из уст Мэри, и на глазах у нее выступили слезы. Слова подруги возымели действие, сравнимое с ударом электрическим током. Мэри наклонилась к Беттине, поцеловала ее в щеку и с нежностью произнесла:
   — А теперь давай поговорим о твоем самочувствии. У тебя боли в пояснице?
   Беттина была ошеломлена тем, что сказала Мэри. Значит, ее принимают такой, как есть, несмотря на ее прошлое. Это тронуло Беттину. Как внимательна к ней Мэри.
   — Откуда ты знаешь все про мои боли?
   — Потому что я занималась этим, разве ты забыла? Не всем же быть райскими птицами, кто-то должен быть полицейским, кто-то — пожарным, а кто-то медсестрой, — улыбнулась Мэри, а Беттина опять поморщилась, но на этот раз от физической боли.
   — Я рада, — с трудом произнесла она.
   — Хочешь заняться дыхательными упражнениями? Если, конечно, тебе не трудно.
   — Трудно.
   Беттина удивлялась, насколько быстро усиливается боль. Еще час назад это было всего лишь неясным ощущением, десять минут назад — периодическими приступами, а сейчас боль пронзала ее так, что нельзя было даже вздохнуть как следует.
   Мэри сразу оценила ситуацию и не выпускала руку Беттины из своих ладоней. Следующий приступ боли пронзил, словно лезвие, уже не спину, а живот. Беттина с силой вцепилась Мэри в ладонь. Через минуту боль стихла. Мэри все это время следила за секундной стрелкой часов.