Стил Даниэла. Беттина

   Она, повернулась, бросив через плечо:
   — Нет уж, благодарю, — и пошла кухню.
   Едва ступив туда, она чуть не задохнулась от восторга и громко позвала Оливера, который в этот момент помогал Александру занести в свою комнату коробку с игрушками:
   — Олли, иди скорей сюда!
   — Иду! Подожди минуту!
   Когда он вошел в кухню — то тоже присвистнул от радостного удивления. На крытом балконе была устроена настоящая оранжерея — там цвели красные, желтые и розовые тюльпаны.
   — Правда чудо? — спросила очарованная Беттина. — Я бы хотела жить здесь до конца моих дней.
   — Уверен, что Билл хочет того же, — засмеялся Олли. Беттина кивнула:
   — По крайней мере, у нас есть полгода. Но время летело на удивление быстро. К концу мая Беттина закончила пьесу. Главной героиней была женщина, во многом похожая на Беттину, и называлась пьеса «Райская птица». Это название заставило Олли улыбнуться.
   — Тебе понравилось? — с тревогой спросила Беттина, когда во время завтрака Олли вернул ей прочитанную пьесу. Они сидели на кухне, наслаждались весенним солнцем и ясным голубым утренним небом.
   — Она еще лучше, чем первая.
   — Это правда? Он кивнул.
   — Ах, Олли! — она тут же подошла к нему и обвила руками его шею. — Я сделаю ксерокопию и сегодня же пошлю Нортону.
   Но еще не получив пьесу, он сам позвонил ей.
   — Можете зайти ко мне сегодня, Беттина?
   — Конечно, Нортон, а в чем дело?
   — Мне надо с вами кое-что обсудить.
   — Мне тоже. Я только что отправила вам свою новую пьесу.
   — Чудесно. Давайте вместе пообедаем?
   — Сегодня? — удивилась такой спешке Беттина. Торопиться было не в его правилах. За обедом она все узнала — Они сидели в тихом уголке ресторана «21», ели салат из шпината, бифштекс и беседовали. Беттина очень удивилась, услышав то, что он ей сообщил.
   — Итак, вот мое предложение, Беттина. Что вы об этом думаете?
   — Не знаю, что и сказать.
   — Зато я знаю. Поздравляю вас, — и он от души пожал ей руку. — Полагаю, вам придется туда поехать. Но не сразу, у вас еще есть время. Они предполагают приступить к работе в середине июля.
   Все складывалось удачно: к этому времени как раз надо освободить квартиру. Однако Беттина не спешила дать согласие. После слов Нортона у нее в голове все пошло кругом. Она едва дождалась конца обеда, поблагодарила Нортона и помчалась в редакцию. Там она нашла Олли, писавшего театральное обозрение.
   — Мне надо поговорить с тобой, — начала она, не скрывая своего волнения. Олли забеспокоился:
   — Что-нибудь произошло? Что-то с Александром? Беттина, говори скорее… Она отрицательно покачала головой.
   — Нет-нет, ничего плохого не случилось. Я только что обедала с Нортоном. — И, прямо взглянув Оливеру в глаза, она выложила: — Мне предлагают делать фильм по моей пьесе.
   — По какой? По только что написанной? Он был так же ошеломлен, как и она.
   — Нет, по первой.
   Пакстон наконец взял себя в руки и с улыбкой произнес:
   — Не беспокойся, скоро предложат и по второй.
   — Олли! Перестань! Послушай, что мне делать?
   — Как что, глупая? Немедленно соглашаться. Они хотят, чтобы ты написала сценарий?
   Беттина кивнула, а он радостно воскликнул:
   — Слава Богу, свершилось! Сегодня большой день, крошка!
   А ей все хотелось спросить: «А как же ты?» Она печально посмотрела на него и сказала:
   — Но мне придется поехать в Голливуд и оставаться там все время, пока идет работа над фильмом.
   Полгода истинного счастья. Теперь она поняла, как привязалась к Оливеру и что он для нее значит.
   — Не огорчайся, — утешал он ее. — Это же не конец света.
   — Знаю. Но я подумала… — и она замолчала.
   — Что подумала? — Оливер не мог понять, в чем дело.
   — Да так, ничего особенного.
   — Нет уж, скажи. Беттина вскинула голову.
   — Олли, я понимаю, что надо ехать. Но я не хочу разлучаться с тобой.
   — А кто сказал, что мы должны разлучаться? — он говорил почти шепотом, потому что вокруг работали люди.
   — Я ничего не понимаю, — шепнула она в ответ, — как же твоя работа?
   — Брошу работу. Уволюсь. Что такого? Подумаешь, большое дело!
   — Ты спятил? Ведущий театральный критик…
   — Будет тебе. Я же говорил еще полгода назад, что давно оставил все эти мальчишеские амбиции. Перед тобой действительно открывается блестящая карьера, а мне хватает того, что мы любим друг друга. Я с радостью уйду с работы и поеду за тобой.
   Беттина грустно покачала головой.
   — Это несправедливо. Он стиснул ей ладонь.
   — Вспомни строчки своего отца. Нельзя упускать мечту. — И он еще крепче сжал ей руку. — Ты и есть моя мечта.
   Она благодарно посмотрела на него.
   — Но как же твоя работа?
   — Не беспокойся обо мне. Найду себе что-нибудь. Может, вернусь на старое место.
   — Разве ты хочешь этого?
   Он беззаботно пожал плечами и с улыбкой сказал:
   — А почему бы нет?
   Ее поразило, что он с такой легкостью готов был отказаться от теперешней работы, и она была ему очень благодарна. За четыре месяца совместной жизни она успела убедиться в том, что у нее было гораздо больше честолюбия, нежели у него. То, что он ей сказал о своей цели в жизни, оказалось правдой. Он хотел приличную работу, любящую женщину и впоследствии, может быть, детей. В Александре он души не чаял, но Беттина знала, что ему хочется своих детей.
   — Ты думаешь, надо соглашаться?
   — Ты в своем уме, Беттина? Звони Нортону сию же минуту!
   Она кротко наклонила голову и лукаво улыбнулась.
   — Я дала согласие еще за обедом.
   — Ах ты, плутовка. Когда двигаться в путь? — спросил он, понизив голос.
   — В середине июля.
   Пакстон кивнул, она поцеловала его и ушла.
   Тем же вечером Оливер позвонил из дома своему прежнему шефу в Лос-Анджелес, и через два дня последовал ответный звонок. Оливеру предлагали работу в лос-анджелесской газете, причем место явно выигрывало по сравнению с тем, какое у него было до отъезда в Нью-Йорк, но, без сомнений, уступало завидному положению театрального обозревателя «Нью-Йорк Мейл». Беттина чувствовала себя виноватой, но Оливер, заметив это, не позволил ей печалиться. Он усадил ее рядом с собой на диван, стоявший в отделанной деревянными панелями уютной библиотеке, и, поглаживая ее золотисто-каштановые волосы, проникновенно сказал:
   — Беттина, поверь: даже если бы мне не удалось найти никакой работы в Калифорнии, я и тогда поехал бы с тобой.
   — Ах, Олли, но ведь это так несправедливо. — Глаза ее с тревогой смотрели на Оливера. — Ведь то, чем ты занимаешься, так же важно, как и моя работа.
   — Это не так, крошка. Мы оба понимаем это. Перед тобой — блестящая карьера, а у .меня уже никогда не будет ничего, кроме места службы.
   — Ты тоже мог бы сделать карьеру. Ты мог бы стать как Айво… — голос ее упал, потому что он с улыбкой качал головой.
   — Я так не думаю.
   — Но почему?
   — Потому что не хочу никакой карьеры. Беттина, мне сорок три, я не хочу потерять здоровье ради… не знаю чего. Не хочу сидеть в кабинете до полдевятого вечера. Карьера не стоит таких лишений. Мне хочется хорошо пожить.
   Беттине тоже хотелось пожить хорошо, но этого ей было мало.
   — А ты станешь великой и знаменитой, — добавил 0ливер.
   Беттина улыбнулась, услышав это.
   — Ты правда так думаешь? Она загорелась открывшейся перспективой. Это казалось ей жутко заманчивым.
   — Правда.

Глава 44

   В конце июля, за два дня до прибытия Хейла, Оливер, Беттина и Александр с сожалением освободили квартиру и вылетели в Лос-Анджелес, где к тому времени агент по продаже недвижимости уже подобрал для них небольшой меблированный дом.
   — Господи Исусе… — вырвалось у Беттины, когда они добрались до своего нового жилища. — Не знаю, что делать — стоять или падать?
   — Делай и то и другое одновременно, — со смехом посоветовал Оливер.
   Снаружи дом был выкрашен фиолетовой краской, а внутри был преимущественно розовый, хотя хватало и позолоты, и чудовищных шкур каких-то фальшивых леопардов и настенных панно, утыканных ракушками. Единственной радостью было то, что дом располагался на берегу океана, в Малибу. Александра все буквально заворожило, и он немедленно выбежал на песчаный пляж.
   — Ты сумеешь переносить это спокойно?
   — После нашей последней квартиры несколько грубовато, но, думаю, сумею свыкнуться с этим, — сказала Беттина и, помолчав, задала вопрос, который мучил их обоих: — Как они умудрились подобрать нам этакое?
   — Радуйся, что у нас есть хотя бы это, ведь им предоставили всего полтора месяца, чтобы подыскать нам жилище.
   Беттина немного успокоилась, да и времени не хватало думать о том, хороша или плоха квартира, — так много навалилось работы. Оливеру приходилось вновь утверждать себя в новой газете, а Беттина до пятнадцати часов ежедневно проводила в студии, особенно в первый месяц, обсуждая со съемочной группой, что надо и что не надо включать из пьесы в сценарий. В конце августа стало легче, и тогда Беттина обратила взоры к дому. Она позвонила агенту по продаже недвижимости и обрисовала ему то, что ей хотелось бы, но вопрос был в том, насколько быстро удастся подобрать желаемое. Одно несомненно — ей порядком надоела жизнь близ пляжа. Хотелось где-нибудь уединиться и спокойно работать.
   Первые несколько недель они жили надеждой, но потом Беттина стала впадать в отчаяние.
   — Олли, не надо меня успокаивать, — в сердцах сказала как-то Беттина, едва не сев на декоративную ракушку. — Я больше не могу находиться в этом проклятом доме. Мне надо работать, а мне в голову ничего не лезет.
   Она, словно ища поддержки, обернулась к Оливеру, и тот обнял ее.
   — Успокойся, девочка моя. Мы что-нибудь подберем, обещаю.
   Беттина возобновила дружбу с Мэри и Сетом. Однажды в телефонном разговоре она пожаловалась Мэри на то, что никак не может найти подходящее жилище:
   — Я начинаю терять надежду. В этом месте я просто схожу с ума.
   — Ничего, все устроится, дорогая. Зато теперь ты снова стала райской птицей.
   Беттина улыбнулась.
   Отправляясь по адресам, указанным агентом, она перевидала много разных особняков — похожих на палаццо с бассейнами внутри и снаружи, с греческими статуями и даже один с четырнадцатью ваннами из розового мрамора. И наконец вернулась домой с радостным блеском в глазах.
   — Я нашла, Олли! Нашла! Это надо видеть!
   Он увидел и согласился с Беттиной — дом идеальный. Роскошный, но элегантный, на тихой улочке в Беверли-Хиллз. Каким-то образом ему удавалось казаться одновременно величественным и милым. Он выглядел совершенно без претензии, что такая редкость в Беверли-Хиллз. Правда, особняк был несколько больше, нежели хотелось Беттине, но, в конце концов, это не так уж важно, раз в остальном он отвечает всем требованиям. В доме было пять спален на втором этаже и небольшой кабинет; внизу — солярий, библиотека, гостиная, столовая, огромная кухня и еще один небольшой кабинет. По сути дела, все комнаты будут использоваться по назначению. Беттина заняла бы кабинет в верхнем этаже, Олли мог бы работать внизу. Потом надо нанять воспитательницу для Александра, и ей потребуется отдельная комната. Таким образом, оставались незанятыми только две спальни.
   — Что нам делать с этими спальнями, Беттина? — с улыбкой спросил Олли, заводя машину. Они только что осмотрели дом.
   — Будем держать их как комнаты для гостей, — не задумываясь ответила Беттина и тут же обеспокоенно добавила: — Ты находишь, что этот дом слишком велик?
   — Нет, в самый раз. У меня на уме нечто другое.
   — Я уже об этом подумала, — с гордостью сказала Беттина. — Кабинет на первом этаже будет твой.
   Он лишь засмеялся на это.
   — Нет, я имел в виду нечто другое.
   — Другое? — вздрогнула Беттина и смутилась. Машина их мчалась в Малибу. — Что другое?
   Некоторое время Оливер медлил с ответом, а потом мягко затормозил у обочины, внимательно посмотрел на Беттину и рассказал ей о том, что у него давно было на уме:
   — Беттина, я хочу, чтобы у нас был ребенок.
   — Ты серьезно? — спросила Беттина, хотя нетрудно было понять, что Оливер серьезен как никогда.
   — Да, совершенно.
   — Сейчас?
   Ведь ей надо заканчивать сценарий… И потом — вдруг скоро начнут ставить вторую пьесу?
   — Знаю, ты думаешь о работе. Но ведь ты говорила, что чувствовала себя прекрасно, когда носила Александра. За время беременности ты могла бы закончить сценарий, а уж потом я обо всем позабочусь. Мы могли бы нанять кормилицу.
   — Ты считаешь, это справедливо по отношению к малютке?
   — Не знаю. Одно скажу, — он выразительно посмотрел на Беттину, — я отдам этому ребенку всего себя. Каждую минуту моей жизни, всю радость, смех, доброту я посвятил бы ему.
   — Неужели это так важно для тебя? Он кивнул. Беттине было невыносимо трудно отказать, но тем не менее она покачала головой.
   — Почему? — не отставал Оливер. — Из-за работы?
   Бетти на вздохнула и отрицательно покачала головой.
   — Нет, с работой всегда можно справиться.
   — Тогда из-за чего же? — допытывался он, так сильно было у него желание иметь ребенка.
   — Нет, Олли, нет, — опять покачала головой Беттина и подняла на него открытый, прямой взгляд. — Никто на свете не заставит меня вновь пройти через это.
   Установилось долгое молчание. Затем он потянулся и накрыл ее ладонь своею. Олли помнил ту ужасную историю, которую ему как-то рассказала Беттина.
   — Но тебе и не придется проходить через это. Я никому не позволю учинить подобное.
   Однако Беттина, услышав эти слова, подумала о Джоне. Тот ведь тоже обещал быть с нею во время родов.
   — Прости, Олли. Не могу. Ведь мы все прояснили с самого начала.
   Она вздохнула, а Олли завел машину.
   — Да, ты права. Но тогда я и представить себе не мог, до чего захочу иметь ребенка.
   Он обернулся к ней. Его улыбка выражала противоречивые чувства. Оливера огорчил ее отказ, и теперь неприятный осадок сохранится надолго.
   — Беттина, ты такая женщина — необыкновенная. Ничего на свете я так не хочу, как воспитывать нашего ребенка.
   Она понимала, что поступает по-свински, но не сказала в ответ ни слова. Они молчали до самого дома, и только подъезжая к нему, вновь заговорили, но теперь речь шла о новом особняке. На следующий день Беттина внесла требуемую часть стоимости. Через неделю дом был их.
   — Дороговато, конечно, — призналась Беттина в очередном телефонном разговоре с Мэри, — но это надо видеть. Он великолепен. Мы буквально влюбились в него и решили надолго здесь поселиться.
   Мэри очень обрадовалась за Беттину. Она всегда и во всем желала ей удачи.
   — Кстати, как Олли? Как ему его новая работа?
   — По сути дела, это его старая работа, но ничего, ему нравится.
   Последовало молчание, во время которого на глаза Беттины набежала тень. Она какое-то время не решалась завести об этом разговор, но потом устроилась поудобнее, зажав у плеча трубку, в просторной кухне. Дома никого не было, как всегда по утрам.
   — Мэри, у меня возникли трудности.
   — Какие?
   — Да все Олли, — нахмурилась Беттина. — Он хочет ребенка.
   — А ты — нет, — констатировала Мэри.
   — Не то слово, — устало проговорила Беттина.
   — Почему? Мешает карьере? Мэри говорила не как судья. Она все понимала.
   — Нет, дело не в этом, а в…
   — Можешь не продолжать. В Мак-Карни. — Мэри произнесла его имя с неприязнью. Беттина засмеялась:
   — По-моему, ты его ненавидишь больше, чем я.
   — Это уж точно. — И, уже привычным, мягким голосом, Мэри продолжила: — Но это не причина отказываться от ребенка. Пять лет назад мы говорили об этом. Так, как тогда, не будет, поверь, Беттина. Даже если, не дай Бог, возникнут осложнения, тебе дадут лекарство, сделают уколы — и с хорошим врачом ты даже не почувствуешь, что рожаешь. Проснешься наутро, а у тебя на руках — новорожденный ребеночек.
   Беттина слушала, улыбаясь.
   — Звучит как чудо.
   — Это и есть чудо.
   — Знаю. Я люблю Александра и стала бы любить ребенка Олли, но, Мэри, пойми меня, ради Бога… Я не могу.
   — А я тебе помогла бы. Конечно, тебе решать, но если надумаешь, могу приехать и быть рядом до родов.
   — Как медсестра? — спросила Беттина с улыбкой и любопытством.
   — Как хочешь. И как сестра, и как подруга. Буду исполнять все твои желания, и все предписания докторов. Наверно, я тебе больше нужна как подруга, но могу и по медицинской части. И Олли будет с тобой. Знаешь, за пять лет многое переменилось. Кстати, вы вот все спорите насчет ребенка, а когда собираетесь пожениться?
   — Никогда, — засмеялась Беттина.
   — Не разделяю твою точку зрения. Да ничего, это я так спросила.
   — Во всяком случае, в этом вопросе он мне уступил.
   — Так, может быть, и в другом уступит?
   — Может быть,
   Но Беттина в глубине души не была уверена, что ей этого хочется. Ей исполнилось тридцать четыре, и если уж думать о ребенке — то сейчас самое время.

Глава 45

   Они выехали из фиолетового дома близ пляжа раньше, чем подошел к концу срок аренды, и поселились в каменном особняке, но поначалу пришлось жить среди голых стен. Айво завещал Бетти не всю обстановку своей нью-йоркской квартиры, поэтому теперь оставалось лишь позвонить в пакгауз, где хранились вещи, и приказать доставить их на западное побережье. Затем они с Олли сделали закупки, частью в магазинах, частью — на аукционах, приобрели красивые шторы, а потом распаковывали целыми днями то, что купили. Через три недели дом стал похож на жилище. Обстановку нью-йоркской квартиры Олли, от которой ему пришлось отказаться, тоже доставили в Беверли-Хиллз.
   Больше он не заводил разговор о ребенке, но Беттина думала об этом, особенно когда входила в одну из двух незанятых комнат. У нее не хватило времени превратить их в комнаты для гостей, да и гостей принимать было некогда, поскольку она дни и ночи сидела над сценарием. Четыре месяца она не вылезала из-за письменного стола, заваленного заметками, вариантами, набросками. Маленький, залитый солнцем кабинет примыкал к спальне Беттины и Олли, и Олли часто, погружаясь в сон, слышал стук пишущей машинки. Но лишь после Рождества он заметил, что Беттина вся высохла от усталости.
   — Как ты себя чувствуешь?
   — Чудесно. А почему ты спрашиваешь? — удивилась Беттина.
   — Потому что ты отвратительно выглядишь.
   — Благодарю за комплимент, — усмехнулась Беттина. — А чего бы ты хотел? Я работаю почти сутками.
   — Когда закончишь?
   Беттина тяжело вздохнула и села в глубокое кресло.
   — Не знаю. Думаю — вот-вот конец, а опять что-то приходит в голову. Мне хочется отделать сценарий как следует.
   — Ты кому-нибудь его показывала? Беттина отрицательно помотала головой.
   — А зря, следовало бы.
   — Они не поймут, чего я добиваюсь.
   — Это — их профессия, девочка моя. Почему бы не показать? Беттина кивнула:
   — Ладно, покажу.
   Через две недели она последовала его совету и передала сценарий Нортону и продюсерам. Те поздравили Беттину с завершением работы. Но вместо того, чтобы встряхнуться и повеселеть, Беттина становилась все угрюмей.
   — Покажись доктору, — говорил Олли.
   — Я не нуждаюсь в лечении. Сейчас мне надо только выспаться хорошенько, — отвечала Беттина.
   И, видимо, она была права. Целых пять дней она почти не поднималась с постели, даже ела редко и помалу.
   — Неужели это от переутомления? — с заботой спрашивал Олли, но она на самом деле перетрудилась за эти четыре с половиной месяца.
   — Может быть, — соглашалась Беттина. — Когда я просыпаюсь, мое первое желание — поспать еще.
   Прошло еще два дня, и Оливер не выдержал. Он буквально силой потащил ее к доктору. Беттина ворчала.
   — Ну что тут такого — сходить к врачу? — увещевал ее Оливер.
   — В этом нет необходимости, я просто устала.
   Олли заметил, что она стала нетерпимой, раздражительной и что у нее совсем пропал аппетит.
   — Ну тогда хоть он пусть поднимет тебе настроение, — пошутил Олли, но Беттина теперь не реагировала на его юмор. Когда она входила в кабинет врача, Олли показалось, что она чуть не плачет, а когда она вышла оттуда — он не сомневался в этом. Однако Беттина молчала.
   — Ну как?
   — Все в порядке.
   — Не может быть. Почему он так решил? Полюбил твой веселый нрав или ему почудилось, что у тебя радостный взгляд?
   — Не смешно, Оливер. Оставь меня в покое.
   Когда они вернулись домой, он схватил ее за руку и провел в кабинет на первом этаже, чтобы им никто не мешал.
   — Мне все это порядком надоело, Беттина. Я хочу наконец понять, что происходит.
   — Ничего не происходит, — сказала Беттина, но при этом у нее задрожала губа, и глаза наполнились слезами. — Ничего! Все чудесно!
   — Нет, не чудесно. Ты говоришь неправду. Что сказал врач?
   Беттина отвернулась к окну, но Оливер поймал ее руку и ласково произнес:
   — Беттина, девочка… Скажи, ну скажи, пожалуйста…
   Она лишь прикрыла глаза и покачала головой.
   — Оставь меня одну.
   Он осторожно повернул ее голову, заставив посмотреть в глаза. Может быть, что-то страшное. Холодок пробежал у него по спине, и он постарался прогнать эти мысли. Невыносимо думать, что он может потерять ее. Тогда его жизнь уже никогда не выправится.
   — Беттина? — Теперь его голос тоже дрожал.
   Наконец она посмотрела ему в глаза. По щекам у нее сбегали слезы.
   — Я на четвертом месяце беременности. — И, с усилием проглотив слюну, она продолжила: — Олли, я так увлеклась этим сценарием, что не заметила. Работала день и ночь, и вот проворонила… — Она заплакала громко, по-настоящему. — Теперь нельзя даже сделать аборт. Я опоздала на две недели.
   Эти слова повергли Олли буквально в шок.
   — И ты могла бы?
   — Какое это имеет значение? Теперь у меня нет выбора.
   И, освободившись из его объятий, она ушла к себе в комнату. Через минуту после того, как хлопнула дверь спальни, вниз сбежал Александр.
   — Что случилось с мамой?
   — Она просто устала.
   — Значит, шуметь нельзя?
   — Нельзя, тигренок.
   — Ладно, тогда давай здесь поиграем! Олли был очень подавлен, поэтому он как-то неопределенно покачал головой. Ему хотелось побыть одному.
   — Давай попозже.
   Мальчик огорчился, но по совету Оливера отправился рисовать.
   Олли погрузился в тягостные думы. Никак из головы не выходили слова Беттины об аборте. Неужели она действительно могла бы? И его не предупредила бы? Не посоветовалась бы? Однако этого не произошло и теперь уже не произойдет… Главное — она беременна… Она носит его ребенка. Его. Он то улыбался, то хмурился, терзаясь мыслями о Беттине. А вдруг будет так, как с Александром? Что, если она никогда не простит его? Как он мог? Он начал корить себя, а потом вдруг взял записную книжку и нашел там номер телефона в Милл-Вэли. Они с Мэри только слышали друг о друге, но он знал, что. Мэри поможет.
   — Мэри? Это Оливер Пакстон из Лос-Анджелеса.
   — Олли? — И после секундного молчания: — Что-то случилось?
   — Нет… то есть да, — и он, поминутно вздыхая, рассказал ей все как есть. — Не знаю, почему я решил позвонить вам, Мэри но вы ведь все-таки медсестра, и вы — подруга… и в прошлый раз вы были рядом… О Господи, это погубит ее! Не знаю, как ее успокоить. Она в истерике. Я никогда не видел ее такой.
   Мэри спокойно выслушала Оливера:
   — Я ее прекрасно понимаю.
   — В прошлый раз было действительно так плохо, как она рассказывает?
   — Нет, гораздо хуже.
   — О Боже. — И, ненавидя себя за то, что спрашивает, он все-таки спросил: — А могут сделать аборт, если срок беременности — три с половиною месяца?
   — Это очень опасно. — И, помолчав немного: — Вы бы хотели?
   — Не я, она. Так она, по крайней мере сказала, — всхлипывая, произнес Оливер.
   — Это она со страху.
   И Мэри во всех подробностях рассказала Оливеру, как проходили роды Александра. Олли в эту минуту был так восприимчив, что сам чуть не морщился от боли.
   — Роды были сами по себе тяжелые, но по сути дела все страдания Беттина испытала по вине врача. Он сделал все, чтобы ей было как можно хуже.
   — Она понимает это?
   — Умом — да, сердцем — нет. И теперь панически боится. Мы уже говорили с ней как-то об этом. Она решила, что больше никогда не отважится на рождение ребенка. Признаюсь, если бы я прошла через такое, наверное, поступила бы так же. Но, Олли, на этот раз все будет по-другому…
   — Откуда вы знаете?
   — Любой врач скажет вам то же самое. Разве ее врач иного мнения?
   — У нее пока нет акушера.
   — Тогда, умоляю вас, найдите хорошего. Это очень важно. Поговорите с друзьями, наведите справки. То, что произошло в Сан-Франциско, не должно повториться.
   — Не повторится. Я этого не допущу, — вздохнул Оливер. — Спасибо, Мэри. Простите, что побеспокоил вас со своими проблемами.
   — Глупости, — отрезала Мэри и с улыбкой в голосе добавила: — Олли, я очень рада…
   Он опять вздохнул:
   — И я рад. Но просто шалею от мысли, что ей, возможно, вновь придется испытать такие муки.
   — Она скоро успокоится, а вы тем временем найдите ей хорошего доктора.
   Он приступил к поискам, едва положив трубку. Обзвонив нескольких приятелей, жены которых в последние годы рожали в Лос-Анджелесе, он с удивлением обнаружил, что трое из них указали на одного и того же врача и отозвались о нем как о мечте любой женщины. Оливер торопливо записал номер телефона, по которому можно было связаться с удивительным врачом, навел дополнительные справки и дрожащей рукой накрутил диск.