— Больно было? Беттина лежала на диване вся в поту.
   Она не могла громко говорить, лишь кивнула и прошептала:
   — Да.
   И, широко раскрыв искаженные ужасом глаза, хрипло позвала:
   — Джон.
   — Не волнуйся, Беттина, я ему позвоню. Ты только лежи спокойно. Когда боль усилится, старайся правильно дышать.
   — Ты куда? — в страхе вымолвила Беттина.
   — На кухню, к телефону. Позвоню Джону, пусть он свяжется с врачом. Потом позвоню Нэнси, что живет напротив, попрошу ее посидеть с детьми. — Мэри ободряюще улыбнулась Беттине. — Как только Нэнси придет сюда, мы поедем в больницу.
   Беттина хотела кивнуть, но боль вновь пронзила ее и она крепче вцепилась в руку Мэри. Последний приступ оказался самым продолжительным, невыносимым.
   — О, Мэри… Мэри… Очень больно…
   — Ш-ш-ш-ш… возьми себя в руки, Бетти. Успокойся.
   Без лишних слов она сходила на кухню и вернулась с влажным полотенцем, которое положила на лоб Беттине.
   — Держись, а я пойду позвоню. Она возвратилась через две минуты, уже в футболке, джинсах и с сумкой через плечо. Она велела Нэнси по пути захватить сумку, что стояла в гостиной у Беттины. Уже через пять минут они подошли к машине. Мэри помогла Беттине сесть в автомобиль.
   — А если мы не успеем? — испуганно спросила Беттина.
   Мэри предпочла бы, чтобы так и случилось. Уж лучше она сама примет роды в машине, нежели отдавать ее в руки этого изверга доктора Мак-Карни. Поэтому, включая зажигание, она сказала:
   — Не бойся, если не успеем, я о тебе позабочусь. Подумай, сколько денег ты сэкономишь!
   Некоторое время они ехали молча. Беттина трудно и часто дышала, хватая ртом воздух. Боли становились все нестерпимее, и Мэри заметила это по глазам подруги. Наверно, роды будут непродолжительными, решила она. Может, ей повезет. Ведь это у нее не первые. Мэри поймала себя на том, что все еще думает о недавнем разговоре с Беттиной. Удивительно, вроде бы прекрасно знаешь человека, а, оказывается, не знаешь о нем ничего.
   — Ну, как ты?
   Беттина ничего не ответила. Слышалось лишь ее прерывистое дыхание. Мэри подождала, пока боль не утихла, и осторожно дотронулась до ее руки.
   — Бетти, любимая, не корчи из себя героиню. Я знаю, ты хорошо подготовилась к естественным родам, но если станет совсем худо — не стесняйся, сразу же попроси дать обезболивающее. Не жди до последнего.
   Ей не хотелось добавлять, что слишком большое терпение чревато тяжелыми последствиями.
   Но Беттина в страхе замотала головой.
   — Джон не позволит… Он сказал, что это может повредить ребенку… скажется на мозге…
   Вновь стало нестерпимо больно. Мэри ждала, когда боль отступит, после чего продолжила свои попытки:
   — Он не прав. Поверь мне. Я не один год отработала в родильном отделении. Тебе могут дать такое средство, которое полностью отключает чувствительность в тазовой области. Может, дадут немного демерола. Сделают укол, боль станет не такой острой. Медики располагают целой гаммой препаратов, безвредных для ребенка. Ты попросишь об этом, когда станет невмоготу?
   — Ладно, — сказала Беттина, лишь бы отвязаться. Ей не хватало дыхания, тут не до споров. Однако она знала мнение Джона на этот счет и была убеждена, что он от своего не отступит. Нельзя принимать обезболивающее, это нанесет непоправимый вред ребенку.
   Через пятнадцать минут они подъехали к больнице, но Беттина уже не могла выйти из машины самостоятельно. Быстро подкатили тележку. Мэри не отходила от Беттины ни на шаг и все сжимала ей руку.
   — О, Мэри… скажи им… Пусть остановятся! Нет! — крикнула Беттина и, вцепившись в санитара, привстала на тележке, но тут же со стоном повалилась. Санитар терпеливо ждал, когда она отпустит его, но Мэри всячески пыталась успокоить ее. Она была уверена, что роды вступили в решающую стадию. Если это так, то скоро к схваткам присоединятся потуги.
   Джон уже ждал их у входа в родильное отделение. Он очень волновался, но выглядел счастливым, улыбнулся Мэри, потом Беттине, на лбу и щеках которой крупными каплями выступила испарина. Она схватилась за рукав белого халата Джона и громко закричала:
   — О, Джон… больно! Мне очень больно! Он спокойно взял ее за руку и посмотрел на часы. Мэри вдруг что-то пришло в голову и она знаком позвала Джона. Тот подождал прекращения схватки и подошел к Мэри.
   — В чем дело? — как ни в чем не бывало спросил он.
   — Я вот о чем подумала. Я здесь работала, поэтому никто не станет возражать, если я буду рядом с вами. Я не могу ассистировать, просто побуду рядом с Беттиной. Ей очень тяжело, — не могла не добавить она.
   Джон благодарно улыбнулся Мэри, похлопал ее по плечу и покачал головой.
   — Не беспокойся, все идет как нельзя лучше. Взгляни на нее, — он кивнул через плечо, — думаю, скоро появится головка.
   — Согласна. Но это не означает, что все трудное уже позади.
   — Да не беспокойся ты так. Все сестры одинаковы.
   Мэри попыталась настоять на своем, но Джон решительно отказался. Вместо того чтобы принять предложение Мэри, он знаком велел медсестре отвезти Беттину в смотровую. Мэри проводила их до дверей, на ходу утешая Беттину:
   — Все будет хорошо. Ты держишься молодцом. Теперь осталось потерпеть совсем немного. Она наклонилась и поцеловала подругу.
   — Все хорошо, все хорошо.
   Слезы струились по щекам Беттины, пока сестра осторожно везла ее по больничному коридору.
   Вскоре в смотровую вошел доктор Мак-Карни в сопровождении Джона. Мэри недовольно посмотрела на Мак-Карни. Бедная Беттина, она и не предполагала, что ее станут осматривать в такую минуту! Мэри чуть не плакала от досады, а чуть позже из смотровой вышла сестра. Когда она открыла дверь, послышался крик Беттины.
   — Мне не позволили остаться, — как бы оправдываясь, сказала сестра и пожала плечами.
   Мэри кивнула.
   — Знаю. Я работала здесь когда-то. Как там дела?
   Не знаю, все идет очень медленно.
   — Почему ей не вводят питоцин внутривенно?
   — Мак-Карни не видит в этом нужды. Он говорит, все идет нормально.
   Впоследствии Мэри справлялась у суетливо пробегавших медсестер, как там, родильной палате. Она узнала, что Джон и Мак-Карни согласились не давать пока ни каких обезболивающих средств. Они пред полагали, что все скоро и так завершится а если и нет, лучше Беттине обойтись без стимуляторов. Медсестры входили в родильную так же часто, как и выходил оттуда, а Мэри нетерпеливо шагала взад и вперед по коридору в состоянии, близком к истерике. Она мерила шагами длинный коридор и ругала на чем свет стоит великого Мак-Карни, предпочитавшего до последнего момента обходиться без ассистентов и без лекарств, которые могли бы уменьшить страдания роженицы. Мэри хотелось, чтобы сейчас рядом с ней был Сет чтобы у Беттины был другой акушер, чтобы все-все сложилось с самого начала иначе. Время от времени в коридор проникали страшные вопли Беттины.
   — Ну, как она там? — с горестным видом спросила Мэри у хорошо ей знакомой старшей сестры.
   — Не везет бедняжке. Быстро дошла до восьми сантиметров, и дальше никак, — ответила та и, нерешительно помявшись, добавила: — Мак-Карни велел привязать ее.
   — Боже мой.
   Все такой же, каким его запомнила Мэри. Надо позвонить Сету. Но оказалось, что он не может подъехать раньше шести.
   Когда Сет приехал, Мэри была вся в слезах. Она сбивчиво объяснила, что они сделали с Беттиной. Сет обнял жену и как мог начал успокаивать ее:
   — Джон с ней рядом, он не позволит старому ослу обойтись с ней слишком грубо.
   — Что-то незаметно. Ее привязали три часа назад. А Джон все твердит, что не допустит никакой анестезии, чтобы не повредить мозг ребенка. Сет, я ведь знаю — это предрассудки. И ты знаешь.
   Сет кивнул. Они оба вспомнили, как легко прошли у Мэри роды десять месяцев тому назад. И даже с первым ребенком не было таких мук.
   — Он делает все, чтобы ей было как можно хуже, — в сердцах добавила Мэри.
   — Не нервничай, — ласково сказал Сет. — Езжай домой.
   Однако она решительно отказалась.
   — Я не уеду отсюда, покуда этот старый козел не освободит ее.
   Проходившая мимо старшая сестра прыснула со смеху.
   — Ну, ты даешь, Уотерсон! — сказала она и в шутку погрозила пальцем.
   — Как она? — спросила Мэри.
   — Почти без изменений. Девять сантиметров.
   Один сантиметр — за семь часов усилий. Шел одиннадцатый час.
   — Может быть, ей дадут стимуляторы?
   Старшая сестра покачала головой и пошла по своим делам.
   Наконец, через четыре часа, то есть в третьем часу ночи, дверь родильной палаты открылась и оттуда торопливо вышли Мак-Карни и Джон в сопровождении двух сестер. Одна из сестер толкала перед собой каталку, к которой была привязана дергавшаяся, измученная Беттина, почти потерявшая рассудок от дикой боли. Полсуток ей никто не сказал ни слова, не успокоил, не утешил, ничего не объяснил. Никто не сжал ей руку, не ободрил. Ее просто привязали и предоставили мучиться, сходить с ума от страха, биться, испытывать боли, которые пронзали ее тело и мозг. Сначала Джон подошел к ней и хотел помочь взять верное дыхание, но Мак-Карни немедля отправил его в дальний угол.
   — Я знаю свое дело, — отрезал он. Беттина была распластана на каталке так, что Мак-Карни мог с большим удобством наблюдать за происходящим. Он не вмешивался в природный процесс. Беттина в первое время хотела пожаловаться на сильные судороги в спине, но потом она их уже не замечала. Когда Джон подбежал к ней из своего угла, видя, как она мучается и кричит, Мак-Карни решительно остановил его.
   — Оставь ее одну. Все женщины через это проходят. Сейчас она тебя даже не услышит.
   Джон поступил так, как ему велел Мак-Карни.
   — О Боже, Сет, ты видишь, что с ней сделали! — чуть не плакала Мэри.
   — Все в порядке, дорогая, — приговаривал Сет.
   Мэри отшатнулась от него.
   — Да ты знаешь, что это такое? Ты представляешь себе, каково женщине в такие минуты? Что они с ней сделали! Двенадцать часов с ней обращаются как с животным. Она больше никогда не решится заиметь ребенка. Будь они прокляты! Они сломали ее!
   Мэри уткнулась в плечо мужа и начала беззвучно рыдать. Сет гладил ее по голове, но ничего не мог сказать в утешение. Он знал, что Мэри права, но что можно было сделать? Сет не понимал, как Джон решился доверить жену Мак-Карни. Наверно, он опытный врач, но у него нет сердца.
   — С ней все будет в порядке, Мэри. Завтра она обо всем забудет.
   Мэри печально посмотрела на мужа. — Она всю жизнь будет помнить об этом.
   Сет знал — Мэри права. Они простояли в коридоре, беспомощные и несчастные, еще два часа. Наконец полпятого утра на свет появился Александр Джон Филдз, здоровый мальчуган, огласивший своим криком родильную палату. Отец гордо смотрел на сына, а мать лежала без сил, ничего не видя перед собой.

Глава 31

   — Беттина! — негромко позвала Мэри. Входная дверь была открыта, но было непонятно, есть ли кто-нибудь дома. Сначала никто не ответил, а потом со второго этажа послышался веселый голос:
   — Я убираюсь в комнате Алекса, поднимайся ко мне!
   Мэри тяжело поднялась по лестнице и улыбнулась, увидев Беттину.
   — Целую вечность забиралась! Где наш принц?
   — Сегодня он первый раз пошел в детский сад, и мне стало так грустно, не знаю, чем заняться, вот и решила привести в порядок его комнату.
   Мэри с пониманием кивнула:
   — Со мной всегда то же самое.
   — И как же ты справляешься с этим? — с улыбкой спросила Беттина и села на кровать, убранную ярким покрывалом. Вся комната была очень пестрая, и, казалось, повсюду маршировали оловянные солдатики.
   Мэри рассмеялась в ответ:
   — Как? Опять жду ребенка.
   — Не может быть! Мэри, ты в положении?
   — Да.
   Два года назад у них родился третий ребенок, а сейчас, выходит, Мэри беременна в четвертый раз.
   — Мне только что позвонили из лаборатории. Вот Уотерсон обрадуется-то! Ведь мне в этом месяце стукнет тридцать девять. Ты по сравнению со мной просто девочка.
   — Если бы так, — сказала Беттина. Ей исполнился тридцать один год. — Я для себя, во всяком случае, беременность исключаю.
   Беттина многозначительно посмотрела на Мэри, и та печально кивнула.
   — Понимаю.
   Рождение Александра доконало ее, и Беттина прямо сказала об этом Джону. Больше у них детей не будет. Но Джон сам был единственным ребенком в семье, и один сын его вполне устраивал.
   — Ты еще. передумаешь, Беттина. Помнишь, три года назад я тебе говорила? Совсем не обязательно рожать так, как рожала ты.
   Беттина помнила их беседу вскоре после рождения Александра. Мэри то плакала, то негодовала. Приходила в бешенство, стоило лишь подумать о том, как обошлись с Беттиной Мак-Карни и Джон. Мэри безоговорочно встала на сторону Беттины.
   — Я достаточно намучилась с Александром. Больше не хочется, — призналась Беттина.
   Но Мэри не верила ей. Непохоже, чтобы женщина, не желающая иметь детей, была так добра к сыну. Алекс стал для Беттины всем. И самое главное — она была для него лучшим другом.
   — Должна признаться, — с улыбкой продолжала Беттина, — что сегодня я безумно скучаю без него.
   — Съезди в город, походи по магазинам. Я бы составила тебе компанию, да мы с Сетом договорились поехать за новой машиной, когда он вернется с работы.
   — Какую решили купить? — поинтересовалась Беттина, медленно спускаясь по лестнице вслед за подругой.
   — Не знаю, что-нибудь попроще и побольше. С четырьмя детьми разве купишь что-то элегантное? Наверно, мы сможем купить красивую машину, когда уже не сумеем сесть за руль.
   — Подожди, глазом моргнуть не успеешь, как дети разлетятся из гнезда.
   Старшей было уже шесть, да и сама Беттина не заметила как подрос Александр. Не верится, что ему уже три. Вдруг она прыснула и сказала Мэри:
   — Конечно, если вовремя остановишься, а не станешь рожать еще лет пятнадцать.
   — Да ну, Сет убьет меня.
   Однако обе они знали, что это не так. Уотерсоны любили друг друга и обожали своих детей. Они были женаты уже восемь лет, но любовь их нисколько не угасла. У Джона и Беттины сложилось иначе, они были близки, но не так, как Мэри и Сет. Кроме того, Беттина очень изменилась. Что-то в ней словно наглухо замкнулось после рождения ребенка. Мэри знала, что так бывает, когда тебя предают люди, которым доверяешь. И впредь такой веры этим людям уже не будет. Мэри часто с беспокойством размышляла об этом, но завести разговор с Беттиной не смела, равно как не решалась спросить о пьесе. Теперь, когда Александр пошел в детский сад, у Беттины появится много свободного времени — так, может, хоть теперь она засядет за пьесу?
   — Ну так как, Беттина? Поедешь в город?
   — Не знаю, — пожала плечами Беттина. — Наверно, поеду. Тебе захватить что-нибудь?
   — Нет, Бетти, спасибо. Я просто так зашла, поделиться известием.
   — И правильно сделала, спасибо, — улыбнулась Беттина. — Когда ждешь?
   — К апрелю. Пасхальное дитя.
   — По крайней мере не будешь изнывать от жары.
   Беттина проводила подругу взглядом и начала собираться в город. Она оделась во все серое: слаксы и свитер, перекинула через руку плащ и вышла из дома. Стоял переменчивый осенний день, когда голубое небо мгновенно затягивается тучами и начинает моросить заунывный дождь и дали окутывает туман. Некоторое время Беттина колебалась, звонить или не звонить Джону на службу. Они могли бы пообедать вместе. В детском саду, или скорее в начальной школе, куда они отдали Александра, занятия продолжались с полудня до четырех. Потом она решила позвонить Джону из города, когда окончательно спланирует свой день.
   Припарковавшись близ Юнион-сквер, Беттина перешла дорогу и направилась к величественному зданию отеля «Сент-фрэнсис». Она вошла в просторный, роскошный вестибюль и позвонила оттуда мужу. Оказалось, что он уже ушел обедать. Теперь оставалось решить за себя: отправиться за покупками, не поев, или зайти в какую-нибудь закусочную, съесть сэндвич. Есть, вроде бы, не хотелось, и Беттина стояла в нерешительности. Вдруг кто-то схватил ее за руку. Она оглянулась в испуге и увидела того, кого никак не рассчитывала повстречать здесь.
   — Здравствуй, Беттина.
   За пять лет, что она не видела его, он мало изменился. И вновь, как раньше, она почувствовала себя рядом с ним маленькой девочкой. Это был Айво, высокий, элегантный, стройный и красивый — такой, каким он был всегда, с белоснежной шапкой густых волос. Конечно, он немного постарел. Беттина сообразила, что ему уже семьдесят три.
   — Айво…
   Больше она ничего не могла вымолвить, просто во все глаза смотрела на него, а потом молча протянула ему обе руки. Глаза застилали слезы. Беттина заметила, что Айво тоже растрогался до слез.
   — Крошка, ну, как ты? Все в порядке? Я каждый день думаю о тебе.
   Беттина кивнула и попыталась улыбнуться:
   — Все хорошо, Айво. А ты, ты как?
   — Становлюсь старше, но не умнее. — И потом: — Да, любимая, у меня все хорошо. Ты по-прежнему замужем?
   Он взглянул на ее левую руку и там нашел ответ.
   — Да. У меня замечательный сынишка.
   — Очень рад.
   Голос Айво звучал очень мягко. Они стояли в многолюдном вестибюле, и Беттине было чуть-чуть стыдно от встречи с Айво. Три мужа. Она посмотрела на него и вздохнула.
   — Ты счастлива? — спросил Айво. Беттина кивнула. Во многом она и правда была счастлива. Ее жизнь не такая, как когда-то с Айво. Больше она не маленькая девочка, живущая своими фантазиями. У нее настоящая семейная жизнь. Бывает и одиноко, и тяжело. Но всегда утешает мысль, что тебя уважают. И всегда радует сын.
   — Да, счастлива.
   — Очень рад.
   — А ты?
   Беттине хотелось знать, женился ли Айво после нее. Он засмеялся, угадав по ее глазам вопрос.
   — Нет, любимая, я не женат. Но мне и так очень хорошо. Я по-своему счастлив. Твой отец был прав: мужчина должен окончить жизнь холостяком. В этом немало здравого смысла. — Айво засмеялся, однако было непохоже, что он отрекается от того, что было между ним и Беттиной. Он обнял ее и привлек к себе. — Я все никак в толк не возьму, почему ты отказалась от денег. Еле удержался тогда, чтобы не отправить по твоим следам частного детектива, но решил, что ты имеешь полное право на собственную жизнь. Помнишь, я обещал тебе…
   Беттина кивнула. Она чувствовала себя так спокойно в его объятиях, и вместе с тем ее переполняли эмоции.
   — Айво, — посмотрела она на него со счастливой улыбкой, — я так рада видеть тебя.
   Словно вернулась домой. За последние годы она почти забыла, кто она и откуда, и вот она стоит рядом с Айво, обнимающим ее за плечи.
   — У тебя есть время? Может, пообедаем вместе? — спросила она.
   — Для тебя, крошка, у меня всегда есть время.
   Айво посмотрел на часы, извинился и отошел к телефону. Вернувшись, с улыбкой сказал:
   — Я приехал сюда навестить старого друга. Помнишь Роусона? Редактор одной из местных газет? Мне надо дать ему несколько советов. У нас есть два часа. Достаточно?
   — Вполне. Потом мне надо ехать домой, мой маленький человечек придет из школы.
   — Сколько ему?
   — Три. Его зовут Александр. Айво неожиданно спросил:
   — Ты окончательно рассталась с театром?
   — Да, — с легким вздохом сказала Беттина.
   — Почему?
   — Мой муж не одобряет этого.
   — Но ты пишешь?
   — Нет, Айво, — мягко сказала Беттина, — не пишу.
   Они расположились в дальнем углу ресторана. Айво, не скрывая, изучал Беттину, а потом тяжело вздохнув, спросил:
   — Но писать-то почему нельзя?
   — Не хочется.
   — С каких это пор?
   — С тех пор, как вышла замуж.
   — Что, и это муж не одобряет?
   — Да, — после минутного колебания сказала Беттина.
   — И ты смирилась? Беттина кивнула:
   — Да, — и, призадумавшись, добавила: — Джон хочет, чтобы у нас была нормальная жизнь. Он считает мои литературные занятия ненормальным явлением.
   Больно сознаваться в этом, но это правда.
   Айво не сводил с нее глаз. Он начал понимать. Осторожно взяв ее за руку, он сказал:
   — Все было бы так, когда бы ты с рождения вела «нормальную» жизнь. Если бы у тебя были нормальные родители, которые воспитали бы тебя нормальной девочкой. Но вышло иначе, и теперь что говорить. До сих пор в твоей жизни не было ничего «нормального». — Он улыбнулся. — Нормальным не назовешь даже наш брак. Но часто нормальным зовут обыденное и даже банальное. Тебе посчастливилось не столкнуться с этим в пору детства и юности. Ты всегда была необыкновенной и осталась такой до сих пор. И не надо пытаться стать другой, дорогая. Нельзя быть тем, кем не можешь быть. А ведь именно это сейчас с тобой происходит, не так ли? Ты пытаешься играть роль заурядной жены хорошего, но обыкновенного человека. Ведь правда же, он только этого от тебя и хочет?
   Беттина молча кивнула, и Айво с сожалением отпустил ее руку.
   — В таком случае, Беттина, он не любит тебя, — продолжал Айво, — он любит женщину, которую сам себе придумал. Он заточил тебя в клетку. Но ты не выдержишь долго, Беттина. И не стоит терпеть. У тебя есть право быть самой собой. Отец не оставил тебе богатство, но он подарил тебе часть своего гения, часть своей души. А ты оставляешь втуне эти драгоценные дары, играя не свою роль и отказываясь писать. — После продолжительного молчания он сказал: — А разве нельзя заниматься творчеством и оставаться женой этого человека?
   — Я не задумывалась над такой возможностью, — призналась Беттина и по-детски озорно улыбнулась. — Но я непременно подумаю. Как у тебя со здоровьем?
   — Ничего. Та моя слабость объяснялась анемией, которую, к счастью, подлечили. Я написал книгу, и теперь пишу вторую. Но не как Джастин, естественно. Это — не художественная литература, — улыбнулся Айво, с любовью глядя на Беттину.
   — Мне бы очень хотелось прочесть.
   — Непременно вышлю тебе экземпляр. — Тут он с сожалением посмотрел на часы. Два часа уже прошло, пора уходить. — Я вылетаю в Нью-Йорк сегодня вечером. Ты бываешь в Нью-Йорке?
   Беттина медленно покачала головой.
   — Я не была там пять лет.
   — Значит, пора.
   — Не думаю. Муж не любит слишком больших городов.
   — Так приезжай одна.
   Беттина сделала круглые глаза и расхохоталась. Айво обрадовался, заметив в ее взгляде прежнюю искорку. Когда они встретились в отеле, у нее были потухшие глаза.
   — Может быть, я и напишу пьесу. Видимо, пришла пора.
   Разговор с Айво помог понять ей, скольким она пожертвовала ради пьесы. Так неужели все это пройдет впустую?
   Айво согласно кивнул.
   — Ты скажешь мужу о том, что мы виделись?
   Беттина задумалась и печально опустила голову.
   — Думаю, нет. — Она потянулась к Айво и шепнула на ухо: — Ты словно ангел слетел с небес, чтобы все в моей жизни переменилось.
   Айво засмеялся:
   — Прекрасно, если ты так обо мне думаешь. Верь в себя. Дорогая, больше никаких кивков на домохозяйку, не то я опять прилечу и примерно накажу тебя.
   Они оба рассмеялись.
   — Обещай мне первому прислать свою пьесу.
   — Обещаю, — важно произнесла Беттина.
   Они поднялись из-за столика и вышли в вестибюль. Как приятно идти с ним рядом и чувствовать себя маленькой и хрупкой. На мгновение ей захотелось вернуть прежний шикарный гардероб, изысканные европейские наряды, захотелось надеть драгоценности. Айво, словно угадав ее мысли, наклонился к ней и осторожно спросил:
   — Ты не продала то кольцо?
   Беттина знала, что он имеет в виду кольцо с огромным бриллиантом. Она полуприкрыла глаза.
   — Конечно, нет, Айво. Я его не ношу, но оно по-прежнему у меня. Хранится в банке.
   — Ну и славно. Я бы не хотел, чтобы оно досталось кому-нибудь другому. Не расставайся с ним, пока не придет крайняя нужда.
   Вдруг он сообразил, что так и не спросил ее адрес и новое имя. Она быстро нацарапала адрес на листочке и передала Айво со словами:
   — Теперь все зовут меня Бетти Филдз. Бетти Филдз, — повторила она.
   Айво это не слишком понравилось.
   — Тебе не идет это имя.
   — Знаю, — смущенно вымолвила Беттина.
   — Надеюсь, ты подпишешь свою пьесу «Беттина Дэниелз»?
   Она кивнула и этим очень обрадовала Айво. Он еще раз крепко обнял ее и ничего не сказал. Наконец Беттина нарушила молчание:
   — Айво… Спасибо за все. Он посмотрел на нее сверху вниз, и глаза его заблестели.
   — Береги себя, крошка. Я позвоню тебе. Он поцеловал ее в лоб и отпустил, но сам не двигался с места, пока она не вышла из отеля и не исчезла в уличной толчее. После, чуть вздохнув, повернулся и пошел к себе в номер. Как она изменилась за последние пять лет. И какое, должно быть, влияние имеет на нее этот человек, раз сумел заставить ее отречься от своей жизни, от себя, от прошлого. «Но теперь я не дам ей так легко исчезнуть», — подумал Айво. Ожидая лифта, он достал записную книжку в черной кожаной обложке и сделал несколько пометок.

Глава 32

   — Как жизнь, Бетти? — с улыбкой спросила Мэри, заглянув во двор к Филдзам. Стоял теплый, солнечный апрельский день.
   — Неплохо. А как ты?
   — По-прежнему.
   Они дружески улыбнулись друг другу и стали прогуливаться около дома. Мэри опять была беременна, но как всегда, спокойна и добродушна. Несмотря на то, что она жаловалась и подшучивала над собой, ей нравилось ее состояние.
   — Когда ты закончишь? — поинтересовалась она. Только ей да Айво было известно, что Беттина работает над пьесой. Дело продвигалось успешно.