Стил Даниэла. Беттина

   — Он был другом вашего отца? Она кивнула, по-прежнему улыбаясь, а потом, вздохнув, решила рассказать ему все. Теперь ей было легко рассказывать об этом. Она больше не стыдилась своей жизни, напротив — вспоминала с гордостью и нежностью.
   — Да, он был папиным другом. Но не только: мы шесть лет были мужем и женой… Давно это было…
   Оливеру не удалось скрыть своего крайнего удивления:
   — Как же это? Почему вы расстались?
   — Ему хотелось думать, что я выросла из этого брака. Но это не так. А теперь мы просто друзья.
   — Какая необыкновенная история. Никогда ничего подобного не слышал. Я даже предположить не мог. — Он внимательно посмотрел на Беттину. — Вы по-прежнему… встречаетесь? — спросил он и густо покраснел, а Беттина улыбнулась. — То есть, я не имел в виду… Вы думаете, он рассердился, когда я предложил проводить вас?
   Видно было, как он смущен, но Беттина не могла сдержать смех.
   — Да нет же! Конечно, нет.
   На самом деле она предполагала, что Айво не случайно познакомил ее с Пакстоном. Или он хотел заранее обеспечить благоприятный отзыв о спектакле, или решил, что ей нужен ухажер на время пребывания в Нью-Йорке?
   Они долго шли молча, Беттина запросто держала Оливера за руку. Наконец он нарушил молчание и с улыбкой обратился к Беттине:
   — Как вы смотрите на то, чтобы нам немного потанцевать?
   Теперь настал ее черед удивляться:
   — Сейчас? Почти в час ночи?
   — Конечно, ведь, как сказал Айво, в Нью-Йорке все иначе. Всю ночь все открыто. Не возражаете?
   Беттина хотела отказаться от такого нелепого предложения, но непосредственность Пакстона так восхитила ее, что она согласилась. Они тут же взяли такси и поехали в какой-то бар в Ист-Сайде. Там играла музыка и в такт ей двигались танцующие, почти вплотную прижимаясь друг к другу. В баре пили, смеялись, беседовали, и, конечно же, он был совсем не похож на изысканную «Лютецию», но Беттина радовалась тому, что они пришли сюда, и с сожалением покидала этот бар час спустя.
   По дороге в отель они разговорились о предстоящей премьере.
   — Не сомневаюсь: пьеса прекрасная, — сказал Пакстон, тепло улыбаясь Беттине.
   — Почему вы так решили?
   — Потому что ее написали вы, а, значит, она не может быть плохой.
   Беттина благодарно посмотрела на Оливера.
   — Жаль, что вы критик.
   — Почему? — удивился он.
   — Потому что я хотела пригласить вас на репетиции и узнать, что вы на самом деле думаете о пьесе, но у вас такая профессия, Олли, — она улыбнулась, назвав его уменьшительным именем, — что продюсера хватит удар, когда он вас увидит. — Подумав немного, она спросила: — А отзыв о спектакле будете писать тоже вы?
   — Скорее всего.
   — Это совсем плохо, — удрученно произнесла Беттина.
   — Почему?
   — Потому что вы от него камня на камне не оставите, и мне станет неловко, и вы будете смущаться, то есть все пойдет прахом…
   Оливер улыбнулся, услышав столь мрачный прогноз.
   — Тогда остается только один выход.
   — Какой, мистер Пакетом?
   — Стать друзьями до премьеры. Тогда будет неважно, что я напишу. Ну как, подходит?
   — Действительно, другого выхода нет, — согласилась Беттина.
   В вестибюле отеля он предложил ей зайти куда-нибудь выпить. Беттина сказала, что в номере у нее остался сын и ей хочется посмотреть, как он там.
   — Сын? У вас с Айво есть сын? Простите мое любопытство.
   — Нет, этот ребенок — от моего третьего брака.
   — Вы пользуетесь огромным успехом. И сколько лет сыну?
   Кажется, на него не произвело большого впечатления то, что Беттина трижды была замужем. Ей это понравилось, и почему-то она вздохнула с облегчением.
   — Ему четыре года, а зовут его Александр. Он чудесный мальчик.
   — И он — ваш единственный ребенок. Угадал? — доброжелательно улыбнулся Оливер. Беттина кивнула:
   — Да.
   Оливер внимательно посмотрел на нее и спросил:
   — И кто отец молодого человека? Вы от него вовремя отделались или притащили с собой в Нью-Йорк?
   То, как он это произнес, вызвало у Беттины смех, хотя из головы не выходили мысли о Джоне.
   — Мои муж не одобрил нашу поездку в Нью-Йорк, который он считает чем-то вроде Содома и Гоморры. И пьеса вызывает у него почти что бешенство, но мы по-прежнему муж и жена, если вас это интересует. Он остался в Сан-Франциско, а сына я сама захотела взять с собой.
   — Мы с ним увидимся? — спросил он, имея в виду, конечно же, Александра. Что еще оставалось сказать, чтобы найти путь к ее сердцу?
   — А вам хотелось бы?
   — Очень. Завтра мы можем вместе поужинать пораньше, а потом завезем его в отель, а сами сходим куда-нибудь. Ну, как идея?
   — Идея замечательная. Благодарю вас, Олли.
   — Всегда к вашим услугам, — с этими словами он отвесил низкий поклон и пошел ловить такси.
   Только в номере Беттину начали одолевать сомнения. Правильно ли она поступает? Она — замужняя женщина, она обещала ни с кем никуда не ходить в Нью-Йорке. Правда, Оливер — друг Айво.
   От Джона не было никаких известий. Он не отвечал ни на телефонные звонки, ни на письма, а его секретарша неизменно сообщала, что в данный момент его нет на месте. Телефон у них дома в Милл-Вэли, должно быть, надорвался, но без толку. Джон или не подходил к телефону, или его не было дома. Так, может быть, нет ничего плохого в том, что она поужинает с Оливером Пакстоном? Ведь, нравится он ей или не нравится, все равно она не собирается вступать с ним в серьезные отношения.
   Об этом она довольно грубо сказала ему на следующий день, когда вечером они пошли в русскую чайную на блины.
   — А разве я дал вам повод так думать? — изумленно спросил Оливер. — Речь шла не о вас, а о вашем сыне.
   — Вы были женаты?
   — Нет, — с улыбкой ответил Оливер. — Мне никто не делал предложения.
   — Я серьезно, Олли.
   Они быстро становились друзьями, и оба понимали, что, несмотря на растущую привязанность, дальше дружбы дело не пойдет. Беттина считала это невозможным, и Оливер уважал ее точку зрения.
   Подали блины, и он, улыбнувшись Беттине, приступил к ним, продолжая разговор.
   — Я тоже серьезно. Правда, я никогда не был женат.
   — Почему?
   — Не нашел никого, с кем бы мог связать всю свою жизнь.
   — Прекрасно сказано.
   Беттина состроила гримасу и попробовала блин.
   — Значит, номер третий не одобряет вашу деятельность? — вдруг спросил Пакстон.
   Беттина медленно покачала головой:
   — Нет.
   — Это не удивительно.
   — Почему?
   — Потому что большинству мужчин трудно примириться с тем, что у женщины есть другая жизнь. Прошлая или будущая. А у вас есть и то, и другое. Но вы поступили так, как должны были поступить.
   — С чего вы взяли?
   Она спросила это так серьезно, что Оливер не удержался и взъерошил ее каштановые волосы.
   — Не знаю, помните ли вы, — улыбнулся он, — но в одном романе вашего отца есть замечательное место. Я наткнулся на него, когда мучительно обдумывал — соглашаться ли поступать в «Нью-Йорк Мейл». Ваш отец одобрил бы ваш выбор.
   Он прочитал, слово в слово, знакомый фрагмент. Беттина от удивления широко раскрыла глаза.
   — Боже мой, Олли, именно это я прочла в тот день, когда решила приехать сюда. Именно это место определило мой выбор.
   — И мой тоже, — сказал он и как-то странно посмотрел на нее.
   Они выпили водки в память о Джастине, доели блины и, держась за руки, возвратились в отель. Оливер не стал подниматься к ней в номер, но назначил встречу на субботу. Они решили сводить Александра в зоопарк.

Глава 38

   В конце октября Беттине приходилось работать дни и ночи. После бесконечных репетиций в театре она допоздна засиживалась у себя в комнате, внося поправки в текст пьесы. Рано утром она отправлялась в театр, а вечером возникала необходимость вновь вносить изменения. С Айво она вообще не виделась, с Олли очень редко, а сыну могла уделить не более получаса в день. Иногда с Александром играл Оливер Пакстон. Беттина не возражала: как-никак, сыну требовалось общение с мужчиной. От Джона по-прежнему не было никаких известий.
   — Не понимаю, почему он мне не звонит, — сказала она как-то, в сердцах положив телефонную трубку. — С ним могло что-нибудь случиться, или с нами, а он не узнает. Это странно, Олли. Он не отвечает ни на письма, ни на звонки. Не берет трубку.
   — А ты уверена, что, расставаясь с тобой, он не сказал тебе ничего более определенного?
   Беттина отрицательно помотала головой, но Оливер, несмотря на многозначительное начало, не стал продолжать свою мысль. Он понимал, что она по-прежнему считает себя замужней женщиной, и уважал ее чувства. Разговор перешел на сомнения и трудности, связанные с постановкой.
   — Мы никогда не откроемся, — пожаловалась Беттина. Она выглядела утомленной и стала как будто еще тоньше, но глаза были на удивление живыми. Ей нравилось то, чем она занималась, и она всем видом показывала это. Олли всегда старался ободрить ее, когда она делилась с ним своими сомнениями.
   — Вы обязательно сделаете спектакль, и премьера состоится во что бы то ни стало. Каждый проходит через это. Вот увидите.
   С каждой неделей все ближе становился заветный день. Наконец наступил момент, когда никаких поправок вносить уже не требовалось. Было решено дать два пробных спектакля в Бостоне и три — в Нью-Хейвене. После прогонов Беттина внесла несколько последних корректив, и они с режиссером пришли к полному согласию: сделано все, что возможно. Теперь оставалось только хорошенько выспаться перед премьерой и провести мучительный день в ожидании спектакля. Олли позвонил ей довольно рано, но Беттина уже была на ногах. Она встала пятнадцать минут седьмого.
   — Почему? — удивился Оливер. — Из-за Александра?
   — Нет, из-за моих нервов, — засмеялась Беттина.
   — Вот поэтому-то я тебе и звоню. Сегодня я весь день буду развлекать тебя.
   Как раз сегодня и нельзя. На один день и один вечер он стал ее Врагом — критиком, театральным обозревателем. Невыносимо быть с ним весь день, а потом прочитать разгромный отзыв о спектакле, а в том, что отзыв будет разгромным, Беттина не сомневалась.
   — Нет, лучше я проведу этот день в гостинице, одинокая и несчастная. Мне так нравится.
   — Подумай о том, что завтра уже все будет позади.
   — И мне придется забыть о карьере драматурга, — угрюмо добавила Беттина.
   — Почему же, глупенькая? Все идет так хорошо.
   Но она не верила Оливеру. Весь день она в волнении мерила шагами гостиничный номер и все никак не могла дождаться вечера. Наконец, не выдержав, отправилась в театр и прибыла туда в семь пятнадцать, то есть почти за час до начала спектакля. Она постояла за кулисами, прошлась по фойе, посидела в зрительном зале, походила по проходам между рядами, вновь отправилась за кулисы, побыла на сцене, вернулась в зрительный зал, но и там ей не сиделось. Наконец она решила обойти близлежащий квартал, ничуть не боясь уличных грабителей, которые, к счастью, не попались ей на пути. Она постояла рядом с театром, дождалась, когда в здание вошли последние опоздавшие, и потом вошла сама. Незаметно скользнув в зрительный зал, она заняла место в последнем ряду, чтобы в случае каких-либо непредвиденных обстоятельств легко выйти из зала, не привлекая к себе внимания зрителей и не давая им повод думать, что она покидает театр из-за того, что спектакль плох.
   В фойе она старалась не встретиться с Олли, а после спектакля отказалась ехать в отель в лимузине Айво. Она всех избегала, вышла на улицу как можно скорее, поймала такси и, добравшись до гостиницы, быстро поднялась к себе в номер, предупредив дежурного, что ее ни для кого нет. Всю ночь она просидела в кресле, вслушиваясь в тишину. Она ждала, когда хлопнет дверь лифта и служащий отеля оставит у ее двери утренние газеты. Это произошло в полпятого утра. Беттина бегом побежала к двери, взяла газеты и поспешно начала разворачивать их. Больше всего ее интересовало, что написал он… Она должна знать… что он написал?..
   Беттина прочла отзыв раз, потом второй, потом заплакала. Вся дрожа, она подошла к телефону и набрала его номер, Оливера.
   — Ох, Олли, дрянь ты этакая… Вот мерзавец… Я люблю тебя… Скажи, тебе действительно понравилось? О Боже, Олли… Правда?
   Она кричала, плакала, обзывала его всячески, смеялась, умоляла…
   — Ты ненормальная, Дэниелз, ты знаешь это? Совсем помешалась. Сейчас четыре утра, я звоню тебе всю ночь и никак не могу дозвониться, а сейчас вот недавно заснул, бросив бесплодные попытки, и ты меня разбудила.
   — Но я ждала утренней газеты.
   — Идиотка, я мог тебе прочитать свой отзыв пятнадцать минут первого.
   — А что бы со мной было, если бы тебе не понравился спектакль?
   — Глупенькая, он не мог не понравиться. Это великолепно, вне всяких сомнений!
   — Знаю, — мурлыкала Беттина, сияя от радости. — Читала.
   Оливер смеялся, он был счастлив. Они договорились вместе позавтракать, после того, как немного поспят.
   Прежде чем раздеться и отправиться в спальню, Беттина набрала еще один номер. Может быть, в это время она застанет его дома, и он, утратив бдительность, поднимет трубку? Однако в трубке по-прежнему звучали заунывные гудки. А ей так хотелось сказать Джону, что премьера прошла успешно. Тогда она решила позвонить Сету и Мэри и поделиться с ними своей радостью. Они от души поздравили Бетти ну, несмотря на то, что та подняла их с постели. Наконец с восходом солнца Беттина заснула. На ее губах застыла улыбка, а поперек кровати лежала газета.

Глава 39

   — Ну что, девочка моя, теперь ты на пути к славе.
   Олли счастливо улыбался, глядя на Беттину, которая казалась утомленной, ликующей и испуганной одновременно. К запоздалому завтраку в отеле они заказали яйца и бутылку шампанского.
   — Ах, не знаю. Наверно, я задержусь здесь еще на пару недель, а потом поеду домой. Надо вернуться к Рождеству, как и обещала Джону.
   Последние слова она произнесла как-то неуверенно. Почти три месяца она не получала никаких известий от мужа и теперь с беспокойством думала, что скажет Александру, если Джон их не примет.
   — А работа, Беттина? Задумала что-нибудь новенькое?
   — Да так, — задумчиво произнесла Беттина, — пока ничего определенного. Есть одна идея, но еще не сложилась окончательно.
   — Когда будет готово, дашь почитать?
   — Конечно. А ты на самом деле хочешь?
   — Очень.
   Беттина поняла, что, уехав из Нью-Йорка, она станет сильно скучать по Пакстону. За то время, что она провела в Нью-Йорке, они часто и подолгу беседовали — за обедом, иногда за ужином в компании Айво и почти ежедневно по телефону. Оливер стал ей как брат, и уехать от него — все равно что уехать из родного дома.
   — Почему ты вдруг так помрачнела? — спросил Пакстон, от которого не укрылось выражение муки на лице Беттины.
   — Я подумала о том, что скоро нам предстоит расставание.
   — Не печалься, Беттина. Ты вернешься в Нью-Йорк скорее, чем думаешь, и я еще успею тебе надоесть. Кроме того, несколько раз в год я смогу прилетать к тебе на западное побережье.
   — Тогда ладно. Кстати, Айво устраивает для меня прощальный ужин. Приходи.
   — Замечательно. Куда?
   — Разве это имеет значение? — засмеялась Беттина. — Потом скажу.
   — Нет, но могу себе вообразить — Айво выберет нечто потрясающее.
   — У него и не может быть по-другому. Так и было. Они ужинали в «Ля Кот Баск», за излюбленным столиком Айво, а меню, как всегда, отличалось изысканностью и великолепием: для начала подали кнели, затем — шампанское и икру, салат из пальмовых листьев, шатобриан и необыкновенные грибочки, доставленные самолетом из Франции, и на десерт — суфле гранмарьнье. Все трое отдали должное превосходным кушаньям и после еды откинулись на спинки кресел, попивая кофе с ликером.
   — Итак, крошка, ты нас покидаешь, — произнес Айво с доброй улыбкой.
   — Надеюсь, ненадолго. Я скоро вернусь.
   — Дай Бог.
   После ужина Олли провожал Беттину до отеля. Она никак не могла понять, почему в этот вечер Айво был такой грустный, и решила заговорить об этом с Олли:
   — Ты слышал, что он мне сказал на прощание? «Удачного полета, птичка». И, поцеловав, сразу сел к себе в машину.
   — Видимо, он просто устал. И ему грустно расставаться с тобой, — тут Олли с улыбкой добавил: — Как, впрочем, и мне.
   Беттина молча наклонила голову. Ей тоже очень не хотелось уезжать. Не хотелось разлучаться с ними обоими. За последние три месяца она успела вновь пустить корни в Нью-Йорке. Да, здесь холодно, жутковато, чересчур многолюдно, здесь грубые таксисты и мужчины никогда не придерживают перед женщиной дверь, но здесь кипит жизнь, здесь хочется работать и любить. Как скучно будет в Милл-Вэли: утром проводишь Александра в школу, днем — встретишь. Даже Александр чувствовал это, и, если бы не желание увидеть отца, он бы не особенно стремился домой.
   Олли отвез их в аэропорт. Он долго махал рукой, пока они шли к самолету. Александр, оглядываясь назад, уныло плелся за Беттиной, которая вела его за руку. Оливер посылал Беттине воздушные поцелуи и провожал их взглядом, пока они не скрылись из виду, а, вернувшись домой, напился до потери чувств. Беттина же не могла себе этого позволить. Она должна была предстать перед Джоном в трезвом уме. Ей хотелось приехать неожиданно, поэтому она не предупредила ни Джона, ни Сета с Мэри. В сумке у нее лежали рождественские подарки для Уотерсонов и для мужа.
   В Сан-Франциско было тепло и безветренно. Они прилетели в аэропорт полшестого вечера, сразу же взяли такси и поехали в Милл-Вэли. Чем ближе становился дом; тем сильней волновался Александр. Наконец-то он увидит папу и расскажет ему о Нью-Йорке, о зоопарке в Бронксе, о новых друзьях, о школе, в которой учился целых три месяца. В такси он не мог усидеть спокойно, донимал Беттину разговорами, а она терпеливо улыбалась, выслушивая то, что он собирался рассказать отцу.
   Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они добрались до знакомой улицы. Беттина не могла удержаться от улыбки — как хорошо, что они наконец-то возвратились домой. Водитель начал вынимать из багажника сумки, а она поспешила к входной двери, вставила ключ, но дверь не отпиралась. Беттина пробовала и так, и этак, упиралась плечом, толкала дверь, теребила дверную ручку, но ничего не получалось, и тогда она поняла, что произошло. Джон поменял замок. Это казалось ребяческой выходкой.
   Беттина, расплатившись с таксистом, велела ему отнести сумки в гараж, и сама, страшась неизвестности, побежала к соседнему дому. Она держала за руку Александра и стучалась в дверь к Уотерсонам.
   — Господи, Бетти! — воскликнула Мэри. — Как я по тебе соскучилась!
   Подруги обнялись, а Александр, расцеловавшись с тетей Мэри, побежал к своим старым друзьям, маленьким Уотерсонам.
   — Сет! — позвала Мэри. — Они вернулись.
   В прихожую вошел улыбающийся Сет и раскрыл Беттине объятия.
   Однако теплые дружеские приветствия продолжались недолго. Беттина отстранилась и, глядя то на Мэри, то на Сета, рассказала им про ключ.
   — Я ничего не понимаю, — сказала она уже в гостиной, куда они прошли из прихожей, и добавила, посмотрев через плечо на Уотерсонов: — Думаю, что Джон поменял замок.
   Видно было, что Мэри все знает, но ей тяжело это объяснять. Наконец Сет поднял глаза и произнес:
   — Бетти, сядь, дорогая. У меня для тебя плохие новости.
   Господи, что случилось? Неужели что-то с Джоном? Но почему ей не позвонили? Беттина страшно побледнела.
   — Нет, ничего такого не произошло. Просто как его адвокат я обязан выполнить его волю. Сразу после твоего отъезда Джон пришел ко мне и потребовал, чтобы я ничего тебе не сообщал о наших действиях. — После неловкой паузы Сет продолжал: — Мне очень тяжело говорить тебе правду.
   — Ничего, Сет, ничего. Теперь ты должен сказать, что бы то ни было.
   Он кивнул, переглянулся с Мэри и, обратившись к Беттине, сказал:
   — Знаю. Должен. На следующий день после твоего отъезда Джон потребовал развода.
   — Но я не получала никаких бумаг.
   — И не должна была, — твердо сказал Сет. — Помнишь, как ты разводилась с Энтони. В нашем штате требуется желание только одного из супругов, каковое имело место со стороны Джона. Вот так вот.
   — Как просто и легко, — горько усмехнулась Беттина.. — Когда же будут завершены все формальности?
   — Точно сказать не могу, думаю, месяца через три.
   — И поэтому он поменял замок? Теперь стало понятно, почему он не отвечал на звонки и телеграммы. Сет покачал головой.
   — Он продал дом, Беттина. Теперь он здесь не живет.
   Беттина обомлела от неожиданности.
   — А как же наши вещи? Мои… те, что мы покупали вместе?
   — Он оставил несколько коробок и чемоданов с твоей одеждой и все игрушки и вещи Александра.
   У Беттины все поплыло перед глазами.
   — А Александр? Он не собирается отсуживать права на сына?
   Беттина возблагодарила судьбу за то, что догадалась взять мальчика с собой в Нью-Йорк. Что, если бы Джон исчез вместе с Александром? Она бы не пережила. Сет, поколебавшись, вымолвил:
   — Он… Он больше не хочет видеть ребенка, Бетти. Он сказал — это твой сын.
   — Господи.
   Она медленно поднялась и направилась к дверям. Там она встретилась глазами с сыном.
   Александр посмотрел на мать. В его глазах застыл вопрос.
   — Где папа?
   Беттина лишь покачала головой:
   — Он уехал, милый. В путешествие.
   — Как мы? Тоже в Нью-Йорк? — живо, с любопытством спросил Александр.
   — Нет, любимый, не в Нью-Йорк. Тогда он посмотрел на нее совсем не по-детски, словно обо всем догадался, и сказал:
   — Значит, теперь мы опять поедем в Нью-Йорк?
   — Не знаю, может быть. Ты хотел бы?
   — Да, — во весь рот улыбнулся Александр. — Я только что рассказывал им про зоопарк, какой он большой.
   Беттину поразило, насколько быстро умерилось его нетерпение встретиться с отцом, но, может, оно и к лучшему. Она со слезами на глазах и с искаженным горем лицом обратилась к Мэри и Сету:
   — Вот видите: нет больше Бетти Филдз. — Наверно, ее нет уже три месяца. В Нью-Йорке она обрела известность как Беттина Дэниелз, драматург. Видимо, ей суждено остаться Беттиной Дэниелз. — Можно у вас остановиться на несколько дней?
   — Живи сколько надо, — сказала Мэри и обняла ее. — Прости нас за Джона. Он просто дурак.
   Ему не нужна была райская птица. Он хотел птичку скромной серенькой расцветки. В глубине души Беттина давно понимала это.

Глава 40

   В первый день святок, предварительно отправив багаж, Беттина вылетела вместе с Александром в Нью-Йорк. Ей нелегко далось это решение.
   — Понимаешь, Мэри, я ведь прожила здесь шесть лет.
   — Понимаю. Но признайся, ты же не хочешь больше оставаться в Сан-Франциско?
   Беттина размышляла об этом все две недели, что прожила до Рождества в доме Уотерсонов. Теперь ей было ясно, что Мэри имеет в виду не только город, где жить, но и то, что все ее знакомые в Сан-Франциско — друзья Джона, которые при встрече на улице делали вид, будто они не замечают Беттину. На нее лег позор не только развода, но и успеха.
   Поэтому в первый день святок они улетели в Нью-Йорк, где их встречал Олли. Странно, но Беттина не сознавала, что она навсегда покинула свой дом. Напротив, у нее было такое чувство, словно она возвращается домой. Олли поднял Александра над головой, потом поставил рядом с собой и набросил ему на плечо роскошную енотовую шубку.
   — А это что такое? — засмеялась Беттина.
   — Рождественский подарок. Тебе. На заднем сиденье лимузина, который он нанял, чтобы отвезти Беттину в отель, лежали еще подарки: для нее и для Александра. В сочельник весь день сыпал снег, и до сих пор по обочинам лежали пушистые сугробы.
   Поскольку прошло всего две недели со времени их отъезда из Нью-Йорка, Беттина сразу заметила перемену в Олли, он стал тихий и какой-то напряженный. Подождав, когда Александр, возившийся на полу лимузина с плюшевым медвежонком, пожарной машиной с сиреной и радиоуправляемым вездеходом, забудет о них, Беттина обратилась к Оливеру:
   — Что случилось?
   Он, словно не понимая, почему она спрашивает, беспечно помотал головой и, в свою очередь, спросил:
   — А у тебя как?
   Она пожала плечами и улыбнулась:
   — Все хорошо. Я очень рада, что вернулась.
   — Правда?
   Она кивнула, но глаза не оставляла печаль.
   — Что, с мужем нелады? Беттина призналась:
   — Что-то в этом роде. Просто я не ожидала. — Она немного помолчала. — Когда мы подъехали от аэропорта к дому, мне не удалось открыть дверь. Я подумала, что он поменял замок.
   — А он?
   — Продал дом.
   Она угрюмо уставилась в пол.
   — И не предупредил тебя? — ужаснулся Олли. — Как же он после этого тебе в глаза посмотрел? Что сказал?
   — Ничего, — горько усмехнулась Беттина. — Соседи сказали. — Она долго и пристально глядела на Олли. — Я с ним вообще не говорила. Очевидно, он три с лишним месяца назад подал на развод и сразу же продал дом. Вскоре после нашего отъезда в Нью-Йорк.
   — О Боже… И не известил тебя? Беттина покачала головой.
   — А что насчет…? — и Оливер жестом показал на Александра.
   Беттина понимающе кивнула.
   — Он говорит, что тут тоже все кончено.
   — И он не хочет видеться с сыном? — изумленно спросил Пакстон.
   — Говорит, что нет.
   — Как ты это объясняешь? Беттина призадумалась.
   — Вообще-то теперь мне все ясно. — Она вздохнула и продолжила: — За эти две недели я много узнала. Новости в основном плохие. Хорошие еще хуже плохих. Встречая старых знакомых, даже тех, кого я считала друзьями, я всякий раз с удивлением обнаруживала, что мне или намеренно говорят всякие гадости, намекают на что-то, или в открытую обрушиваются на меня, или вовсе проходят мимо. — Раздался нервный смешок Беттины, а потом она, облегченно вздохнув, добавила: — Ужасные были эти две недели.