Страница:
К Рождеству отец так ослаб, что не мог вставать с постели, и Кристел не приходила к Вебстерам в течение нескольких недель. И когда в конце января она наконец пришла, лицо у нее было отсутствующим. Тэд Уайтт умирал. Она сидела в маленькой кухоньке и безутешно рыдала, а старшая подруга обнимала ее за плечи. Кристел казалось, что ее сердце разорвется на части, – отец слабел с каждым днем. Все на ранчо целыми днями плакали. Бабушка Оливия, Бекки. А Джед вообще не появлялся, он не мог видеть, как отец умирает. Кристел просиживала около отца часами, заставляя его есть и шепотом разговаривая с ним. Иногда, когда он спал, она молча сидела, глядя на него, и слезы беззвучно катились у нее по щекам. Он хотел, чтобы Кристел была рядом с ним, именно Кристел он звал в бреду; открывая глаза, он тут же принимался искать Кристел. Редко он видел около себя жену и почти никогда – Бекки. Они стали для него чужими, такими же чужими, какой была для них Кристел. И именно она все это время нежно ухаживала за отцом, даже помогала матери купать его. Но эта привязанность злила Оливию. Она считала существующую между ними любовь ненормальной, и если бы муж не был болен, то она не преминула бы сказать ему об этом. Вместо этого она вообще перестала разговаривать с Кристел, но дочь это нисколько не волновало. Она продолжала заботиться только об отце. В эти дни она даже совсем забыла о Спенсере.
Бекки снова забеременела, а Том иногда пытался следить за ранчо, хотя большую часть времени пьянствовал. Кристел клокотала в душе от ярости, она готова была разорвать его на части, когда он приезжал к ним в дом. Она еле сдерживалась, чтобы не сказать ему все, что она думает, но ради отца приходилось молчать. Она не хотела беспокоить его, надеясь, что все изменится, но к февралю стало ясно, что перемен к лучшему не будет.
Кристел сидела неподвижно день и ночь у его постели, держа его за руку, не отходила от него ни на шаг, она не видела его, только когда он был в ванной или когда она сама бегала на кухню, чтобы быстренько что-нибудь перекусить. Она ужасно боялась, что в ее отсутствие он умрет. Она не ходила в школу и вообще не выходила из дому, только иногда выскакивала на крыльцо подышать свежим воздухом. Несколько раз вечером, перед тем как стемнеет, она бегала на реку. Один раз Том проследил за ней и видел, как она сидела с отсутствующим видом, погруженная в свои мысли, думая об отце, о Спенсере. Она ничего о нем не слышала с тех пор, как он приезжал на крестины маленького Вилли. Но она и не надеялась услышать. Бойд получил от него письмо на Рождество, в котором он писал, что доволен своей жизнью в Нью-Йорке и ему нравится работа. Он пообещал дать им знать, если соберется приехать в Калифорнию. Но сейчас он слишком далеко, чтобы помочь ей. Теперь ей никто не мог помочь, кроме Господа. И она постоянно молилась, прося Его о том, чтобы Он оставил ей отца. Но в глубине души она знала, что этого не произойдет.
7
7
8
Бекки снова забеременела, а Том иногда пытался следить за ранчо, хотя большую часть времени пьянствовал. Кристел клокотала в душе от ярости, она готова была разорвать его на части, когда он приезжал к ним в дом. Она еле сдерживалась, чтобы не сказать ему все, что она думает, но ради отца приходилось молчать. Она не хотела беспокоить его, надеясь, что все изменится, но к февралю стало ясно, что перемен к лучшему не будет.
Кристел сидела неподвижно день и ночь у его постели, держа его за руку, не отходила от него ни на шаг, она не видела его, только когда он был в ванной или когда она сама бегала на кухню, чтобы быстренько что-нибудь перекусить. Она ужасно боялась, что в ее отсутствие он умрет. Она не ходила в школу и вообще не выходила из дому, только иногда выскакивала на крыльцо подышать свежим воздухом. Несколько раз вечером, перед тем как стемнеет, она бегала на реку. Один раз Том проследил за ней и видел, как она сидела с отсутствующим видом, погруженная в свои мысли, думая об отце, о Спенсере. Она ничего о нем не слышала с тех пор, как он приезжал на крестины маленького Вилли. Но она и не надеялась услышать. Бойд получил от него письмо на Рождество, в котором он писал, что доволен своей жизнью в Нью-Йорке и ему нравится работа. Он пообещал дать им знать, если соберется приехать в Калифорнию. Но сейчас он слишком далеко, чтобы помочь ей. Теперь ей никто не мог помочь, кроме Господа. И она постоянно молилась, прося Его о том, чтобы Он оставил ей отца. Но в глубине души она знала, что этого не произойдет.
7
В ту ночь она как всегда сидела около старика, глядя, как он дремлет. После полуночи он вдруг открыл глаза и огляделся. Сознание вернулось к нему, и он улыбнулся Кристел. Мать спала на кушетке в гостиной, а Кристел вот уже много ночей подряд дремала на стуле возле его кровати. Сейчас она тут же проснулась, как только он пошевелился, и поднесла к его губам чашку с водой.
– Спасибо, малышка. – Он заговорил, и его голос звучал немного тверже, чем раньше. – А теперь тебе надо идти спать.
– Я не устала, – проговорила она сквозь дремоту, хотя ей действительно очень хотелось спать. Но если она уйдет, он может умереть, а пока она сидит здесь, может быть, он будет жить... может быть, пока она здесь... – Хочешь немного супа? Сегодня вечером бабушка сварила суп из индюшки, очень вкусный.
Ее белокурые волосы рассыпались по плечам, как белое покрывало, и он смотрел на нее с любовью. Он бы хотел жить вечно только ради того, чтобы защищать ее. Он знал, как все вокруг не любят ее, даже ее собственная мать. А все из-за ее красоты. Даже все мальчишки в долине боятся ее – она им кажется слишком красивой, чтобы быть настоящей, и все-таки она слишком, слишком реальна. Он очень хорошо ее знал и гордился своей дочерью. Она настолько же смелая, естественная и умная, насколько красивая. Уже несколько месяцев он подозревал, что она ходит в гости к Хироко, и, хотя ему не очень нравилось, что они дружат, он не пытался отговорить ее. Ему хотелось спросить ее, что она находит в этой дружбе, но в конце концов решил не делать этого. Она имела право на свою собственную жизнь и на свои тайны. У нее так мало удовольствий. Он отказался от супа и лежал, откинувшись на подушки и просто глядя на дочь. Умирающий отец молился о том, чтобы жизнь была добра к ней и чтобы когда-нибудь она встретила хорошего человека и была с ним счастлива.
– Никогда не покидай этих мест навсегда... – Он произнес эти слова почти шепотом, и она сначала не поняла его.
– Что, папочка? – Ее голос был таким же тихим, как и его, но пальцы, сплетенные с пальцами старика, были намного сильнее.
– Ранчо... долину... Ты родилась здесь, и конечно, я хочу, чтобы ты увидела мир... но это... – казалось, что ему тяжело дышать, – но это ранчо... знай, оно всегда принадлежит тебе... и всегда будет принадлежать.
– Я знаю об этом, папочка. – Она не хотела говорить об этом. Похоже, он прощается с ней, а она не могла этого ему позволить. – А теперь постарайся уснуть.
Но он покачал головой. На это у него уже не оставалось времени. Скоро он уснет навечно, а сейчас ему нужно поговорить в последний раз со своей младшей дочерью, со своей любимицей, со своей малышкой.
– Том не знает, как управляться с ранчо. – Она и сама это уже давно поняла, но не стала говорить об этом отцу, а только кивнула. – И в один прекрасный день Джед захочет заниматься чем-нибудь другим, он не любит землю... так, как любим ее мы... ты и я... Когда ты посмотришь мир и когда не станет твоей матери, Кристел, я хочу, чтобы ты вернулась сюда... Найди хорошего человека, который не станет обижать тебя, мою маленькую девочку... – Он улыбнулся ей, и ее глаза наполнились слезами, в то время как пальцы сжимали его руку. – И живите с ним здесь счастливо...
– Не говори так, папочка... – Она едва могла говорить сквозь душившие ее слезы и, прижавшись щекой к его щеке, поцеловала его в лоб. Он был холодный и влажный. Она поднялась и посмотрела на него. – Ты единственный человек, с кем я хочу быть рядом. – Но на какой-то безумный миг она вдруг захотела сказать ему о Спенсере, о том, что она встретила человека, который ей понравился... очень понравился... так что она даже влюбилась в него... Но он был для нее только мечтой, подобной тем, которые висели на стене в ее комнате. Спенсер Хилл никогда не станет реальностью в жизни Кристел Уайтт. – Тебе действительно необходимо поспать, папочка. – Ей оставалось сказать ему только одно, прежде чем он, совершенно измученный, перестанет дышать. – Я люблю тебя, папочка, – прошептала она, когда его глаза уже почти закрылись, но он вдруг снова открыл их и, глядя на нее, улыбнулся.
– Я тоже люблю тебя, малышка. Ты всегда была моей малышкой... моей любимой, самой любимой Кристел... – С этими словами его глаза закрылись, и лицо сделалось спокойным, он уснул, а она все держала его руку в своей и смотрела на него. Потом, не выпуская его руки, откинулась на спинку стула и тоже заснула, совершенно измученная долгими ночами, проведенными у его постели. Проснувшись, она увидела, что небо уже светлеет, в комнате холодно и ее отец умер, не выпуская ее руки из своей. Его последние слова, его последние мысли и его прощание были для Кристел. Она аккуратно освободилась от его руки, полными слез глазами в последний раз посмотрела на него, вышла из комнаты и закрыла дверь. Не говоря никому ни слова, она со всех ног выбежала из дома и бросилась к реке. Она плакала навзрыд, ее тело сотрясалось от рыданий, пока она стояла на берегу. Вернувшись домой, она увидела, что мать громко рыдает на кухне, а бабушка молча готовит кофе. Они уже видели его.
– Твой отец умер, – произнесла Минерва почти грубо, когда Кристел вошла в кухню с заплаканным лицом. Эти слова прозвучали как обвинение, а не как сожаление, как будто Кристел могла что-то сделать, чтобы помешать этому. Она кивнула, боясь показать им, что она знала об этом еще до того, как ушла из дома. Она вспомнила его слова, которые он сказал ей ночью: «Я хочу, чтобы ты когда-нибудь вернулась сюда...»
Он знал, как сильно она любит ранчо, она сама – часть этого уголка земли и останется здесь навсегда. И ее отец всегда будет для нее жить здесь, в этом доме, но еще реальнее он будет с ней среди этих холмов, скачущий на лошади или сидящий за рулем своего трактора, ползущего по виноградникам.
Джеда послали в город, чтобы он привез похоронного агента. Друзья и соседи Тэда приходили все утро, чтобы выказать соболезнования, жена и теща покойного стояли возле него, пожимали всем руки и плакали. Оливия сквозь слезы ласково смотрела на Тома, в то время как Кристел изо всех сил старалась не показать своей ненависти к нему. Мысль о том, что он теперь владелец ранчо, заставляла ее содрогаться от отвращения. Но сейчас она об этом не думала. Она думала только об одном человеке, которого она так любила. О своем отце. Теперь его не стало, и она чувствовала себя брошенной, одинокой и напуганной среди чужих людей.
Похороны состоялись на следующий день. Его похоронили прямо на берегу реки. Это место Кристел хорошо знала. Она часто приходила сюда, чтобы посидеть и подумать, и ей стало немного легче от мысли, что отец будет здесь, рядом с ней, всегда сможет наблюдать за ней. Она знала, что он навсегда остался с ней. И в тот же день после обеда она решила ненадолго отлучиться и проведать Хироко. Ребенок должен был родиться через несколько недель, и японка медленно поднялась ей навстречу, когда Кристел бесшумно вошла к ним в гостиную. Ее глаза были полны сожаления: Бойд уже сказал, что Тэд Уайтт умер. Ей очень хотелось тут же пойти к подруге, но она знала, что не может этого сделать. Ее бы просто не пустили к ней. Но теперь она сама здесь, похожая на растерянного ребенка, и тут же начала всхлипывать, обняв Хироко. Кристел плакала, и сердце у нее ныло. Она знала, что теперь, без отца, жизнь круто изменилась. Он оставил ее одну среди людей, которые не любили ее никогда.
Кристел пробыла в доме Вебстеров несколько часов, и когда вернулась домой, было уже темно. Ее ждала мать. Она с каменным лицом сидела на кушетке гостиной и зло уставилась на дочь, когда та вошла, печальная и уставшая.
– Где ты была?
– Я не могла оставаться здесь. – Это было правдой. Она не могла выносить той угнетающей атмосферы и присутствия тех людей, которые все приходили и приходили, час за часом, неся подарки и продукты, чтобы поддержать их в горе. Но никакие подарки и продукты не могли заменить ей отца.
– Я спросила тебя, где именно ты была.
– На улице, мама. Это не имеет значения где. – Она ездила к Вебстерам верхом, так как жили они довольно далеко, а Кристел очень устала, чтобы идти пешком.
– Ты спишь с каким-нибудь мальчишкой, так?
Кристел в изумлении уставилась на мать. Она не выходила никуда последние несколько недель и вообще не покидала комнату отца.
– Конечно, нет. Как ты можешь такое говорить? – Ее глаза наполнились слезами от обиды за эти жестокие слова.
– Я знаю, ты чем-то занимаешься, Кристел Уайтт. Я прекрасно знаю, в каком часу ты должна возвращаться из школы. А ты целыми днями шляешься где-то до темноты. Думаешь, я совсем дура? – Оливию душила ярость, по ее виду нельзя было сказать, что она только что похоронила мужа. Из скорбящей вдовы она в один момент превратилась в ведьму.
– Мама, не надо... пожалуйста. – Только утром они похоронили отца, и тут же вся ненависть и незаслуженные обвинения вышли наружу.
– Ты закончишь так же, как Джинни Вебстер. Ей еще повезло, что она успела выйти замуж, когда была на седьмом месяце.
– Но это же неправда. – Кристел едва могла говорить, слезы душили ее, она думала об отце, которого потеряла, и не могла поверить, что собственная мать может так жестоко обвинять ее. Конечно, она замечала отсутствие Кристел, когда та ходила к Бойду с Хироко.
– Твоего отца уже нет, это он вечно позволял тебе беззастенчиво лгать. И не думай, что тебе удастся так же дурачить меня. Если будешь злить меня, Кристел Уайтт, то живо уберешься отсюда. Я не позволю, чтобы ты носилась как бешеная! Это приличный дом, нечего забывать об этом!
Кристел невидящими глазами смотрела, как мать вошла в комнату, в которой умер ее отец. Отца нет, и никто на свете не заступится за нее. Она стояла посреди гостиной и вслушивалась в тишину, царящую в доме. И как никогда она жалела в эту минуту, что потеряла отца. Потом она медленно вошла в свою комнату и легла на кровать, которую когда-то делила со своей сестрой. Она продолжала думать о том, почему же они ненавидят ее так сильно. Ей никогда бы не пришло в голову, что, может быть, это оттого, что отец ее так любил. Но не только из-за этого, а еще и оттого, как она выглядела... как двигалась... и как она на них смотрела. Лежа на кровати, она понимала, что теперь ее жизнь никогда не будет уже такой, как раньше. Отец оставил ее одну. И в тишине комнаты она начала плакать, ей было страшно.
– Спасибо, малышка. – Он заговорил, и его голос звучал немного тверже, чем раньше. – А теперь тебе надо идти спать.
– Я не устала, – проговорила она сквозь дремоту, хотя ей действительно очень хотелось спать. Но если она уйдет, он может умереть, а пока она сидит здесь, может быть, он будет жить... может быть, пока она здесь... – Хочешь немного супа? Сегодня вечером бабушка сварила суп из индюшки, очень вкусный.
Ее белокурые волосы рассыпались по плечам, как белое покрывало, и он смотрел на нее с любовью. Он бы хотел жить вечно только ради того, чтобы защищать ее. Он знал, как все вокруг не любят ее, даже ее собственная мать. А все из-за ее красоты. Даже все мальчишки в долине боятся ее – она им кажется слишком красивой, чтобы быть настоящей, и все-таки она слишком, слишком реальна. Он очень хорошо ее знал и гордился своей дочерью. Она настолько же смелая, естественная и умная, насколько красивая. Уже несколько месяцев он подозревал, что она ходит в гости к Хироко, и, хотя ему не очень нравилось, что они дружат, он не пытался отговорить ее. Ему хотелось спросить ее, что она находит в этой дружбе, но в конце концов решил не делать этого. Она имела право на свою собственную жизнь и на свои тайны. У нее так мало удовольствий. Он отказался от супа и лежал, откинувшись на подушки и просто глядя на дочь. Умирающий отец молился о том, чтобы жизнь была добра к ней и чтобы когда-нибудь она встретила хорошего человека и была с ним счастлива.
– Никогда не покидай этих мест навсегда... – Он произнес эти слова почти шепотом, и она сначала не поняла его.
– Что, папочка? – Ее голос был таким же тихим, как и его, но пальцы, сплетенные с пальцами старика, были намного сильнее.
– Ранчо... долину... Ты родилась здесь, и конечно, я хочу, чтобы ты увидела мир... но это... – казалось, что ему тяжело дышать, – но это ранчо... знай, оно всегда принадлежит тебе... и всегда будет принадлежать.
– Я знаю об этом, папочка. – Она не хотела говорить об этом. Похоже, он прощается с ней, а она не могла этого ему позволить. – А теперь постарайся уснуть.
Но он покачал головой. На это у него уже не оставалось времени. Скоро он уснет навечно, а сейчас ему нужно поговорить в последний раз со своей младшей дочерью, со своей любимицей, со своей малышкой.
– Том не знает, как управляться с ранчо. – Она и сама это уже давно поняла, но не стала говорить об этом отцу, а только кивнула. – И в один прекрасный день Джед захочет заниматься чем-нибудь другим, он не любит землю... так, как любим ее мы... ты и я... Когда ты посмотришь мир и когда не станет твоей матери, Кристел, я хочу, чтобы ты вернулась сюда... Найди хорошего человека, который не станет обижать тебя, мою маленькую девочку... – Он улыбнулся ей, и ее глаза наполнились слезами, в то время как пальцы сжимали его руку. – И живите с ним здесь счастливо...
– Не говори так, папочка... – Она едва могла говорить сквозь душившие ее слезы и, прижавшись щекой к его щеке, поцеловала его в лоб. Он был холодный и влажный. Она поднялась и посмотрела на него. – Ты единственный человек, с кем я хочу быть рядом. – Но на какой-то безумный миг она вдруг захотела сказать ему о Спенсере, о том, что она встретила человека, который ей понравился... очень понравился... так что она даже влюбилась в него... Но он был для нее только мечтой, подобной тем, которые висели на стене в ее комнате. Спенсер Хилл никогда не станет реальностью в жизни Кристел Уайтт. – Тебе действительно необходимо поспать, папочка. – Ей оставалось сказать ему только одно, прежде чем он, совершенно измученный, перестанет дышать. – Я люблю тебя, папочка, – прошептала она, когда его глаза уже почти закрылись, но он вдруг снова открыл их и, глядя на нее, улыбнулся.
– Я тоже люблю тебя, малышка. Ты всегда была моей малышкой... моей любимой, самой любимой Кристел... – С этими словами его глаза закрылись, и лицо сделалось спокойным, он уснул, а она все держала его руку в своей и смотрела на него. Потом, не выпуская его руки, откинулась на спинку стула и тоже заснула, совершенно измученная долгими ночами, проведенными у его постели. Проснувшись, она увидела, что небо уже светлеет, в комнате холодно и ее отец умер, не выпуская ее руки из своей. Его последние слова, его последние мысли и его прощание были для Кристел. Она аккуратно освободилась от его руки, полными слез глазами в последний раз посмотрела на него, вышла из комнаты и закрыла дверь. Не говоря никому ни слова, она со всех ног выбежала из дома и бросилась к реке. Она плакала навзрыд, ее тело сотрясалось от рыданий, пока она стояла на берегу. Вернувшись домой, она увидела, что мать громко рыдает на кухне, а бабушка молча готовит кофе. Они уже видели его.
– Твой отец умер, – произнесла Минерва почти грубо, когда Кристел вошла в кухню с заплаканным лицом. Эти слова прозвучали как обвинение, а не как сожаление, как будто Кристел могла что-то сделать, чтобы помешать этому. Она кивнула, боясь показать им, что она знала об этом еще до того, как ушла из дома. Она вспомнила его слова, которые он сказал ей ночью: «Я хочу, чтобы ты когда-нибудь вернулась сюда...»
Он знал, как сильно она любит ранчо, она сама – часть этого уголка земли и останется здесь навсегда. И ее отец всегда будет для нее жить здесь, в этом доме, но еще реальнее он будет с ней среди этих холмов, скачущий на лошади или сидящий за рулем своего трактора, ползущего по виноградникам.
Джеда послали в город, чтобы он привез похоронного агента. Друзья и соседи Тэда приходили все утро, чтобы выказать соболезнования, жена и теща покойного стояли возле него, пожимали всем руки и плакали. Оливия сквозь слезы ласково смотрела на Тома, в то время как Кристел изо всех сил старалась не показать своей ненависти к нему. Мысль о том, что он теперь владелец ранчо, заставляла ее содрогаться от отвращения. Но сейчас она об этом не думала. Она думала только об одном человеке, которого она так любила. О своем отце. Теперь его не стало, и она чувствовала себя брошенной, одинокой и напуганной среди чужих людей.
Похороны состоялись на следующий день. Его похоронили прямо на берегу реки. Это место Кристел хорошо знала. Она часто приходила сюда, чтобы посидеть и подумать, и ей стало немного легче от мысли, что отец будет здесь, рядом с ней, всегда сможет наблюдать за ней. Она знала, что он навсегда остался с ней. И в тот же день после обеда она решила ненадолго отлучиться и проведать Хироко. Ребенок должен был родиться через несколько недель, и японка медленно поднялась ей навстречу, когда Кристел бесшумно вошла к ним в гостиную. Ее глаза были полны сожаления: Бойд уже сказал, что Тэд Уайтт умер. Ей очень хотелось тут же пойти к подруге, но она знала, что не может этого сделать. Ее бы просто не пустили к ней. Но теперь она сама здесь, похожая на растерянного ребенка, и тут же начала всхлипывать, обняв Хироко. Кристел плакала, и сердце у нее ныло. Она знала, что теперь, без отца, жизнь круто изменилась. Он оставил ее одну среди людей, которые не любили ее никогда.
Кристел пробыла в доме Вебстеров несколько часов, и когда вернулась домой, было уже темно. Ее ждала мать. Она с каменным лицом сидела на кушетке гостиной и зло уставилась на дочь, когда та вошла, печальная и уставшая.
– Где ты была?
– Я не могла оставаться здесь. – Это было правдой. Она не могла выносить той угнетающей атмосферы и присутствия тех людей, которые все приходили и приходили, час за часом, неся подарки и продукты, чтобы поддержать их в горе. Но никакие подарки и продукты не могли заменить ей отца.
– Я спросила тебя, где именно ты была.
– На улице, мама. Это не имеет значения где. – Она ездила к Вебстерам верхом, так как жили они довольно далеко, а Кристел очень устала, чтобы идти пешком.
– Ты спишь с каким-нибудь мальчишкой, так?
Кристел в изумлении уставилась на мать. Она не выходила никуда последние несколько недель и вообще не покидала комнату отца.
– Конечно, нет. Как ты можешь такое говорить? – Ее глаза наполнились слезами от обиды за эти жестокие слова.
– Я знаю, ты чем-то занимаешься, Кристел Уайтт. Я прекрасно знаю, в каком часу ты должна возвращаться из школы. А ты целыми днями шляешься где-то до темноты. Думаешь, я совсем дура? – Оливию душила ярость, по ее виду нельзя было сказать, что она только что похоронила мужа. Из скорбящей вдовы она в один момент превратилась в ведьму.
– Мама, не надо... пожалуйста. – Только утром они похоронили отца, и тут же вся ненависть и незаслуженные обвинения вышли наружу.
– Ты закончишь так же, как Джинни Вебстер. Ей еще повезло, что она успела выйти замуж, когда была на седьмом месяце.
– Но это же неправда. – Кристел едва могла говорить, слезы душили ее, она думала об отце, которого потеряла, и не могла поверить, что собственная мать может так жестоко обвинять ее. Конечно, она замечала отсутствие Кристел, когда та ходила к Бойду с Хироко.
– Твоего отца уже нет, это он вечно позволял тебе беззастенчиво лгать. И не думай, что тебе удастся так же дурачить меня. Если будешь злить меня, Кристел Уайтт, то живо уберешься отсюда. Я не позволю, чтобы ты носилась как бешеная! Это приличный дом, нечего забывать об этом!
Кристел невидящими глазами смотрела, как мать вошла в комнату, в которой умер ее отец. Отца нет, и никто на свете не заступится за нее. Она стояла посреди гостиной и вслушивалась в тишину, царящую в доме. И как никогда она жалела в эту минуту, что потеряла отца. Потом она медленно вошла в свою комнату и легла на кровать, которую когда-то делила со своей сестрой. Она продолжала думать о том, почему же они ненавидят ее так сильно. Ей никогда бы не пришло в голову, что, может быть, это оттого, что отец ее так любил. Но не только из-за этого, а еще и оттого, как она выглядела... как двигалась... и как она на них смотрела. Лежа на кровати, она понимала, что теперь ее жизнь никогда не будет уже такой, как раньше. Отец оставил ее одну. И в тишине комнаты она начала плакать, ей было страшно.
7
Ребенок у Хироко родился позже назначенного срока. Она родила его не в марте, а только третьего апреля. Кристел пришла в тот день проведать ее. Хироко выглядела усталой и больной, но в отличие от Бекки никогда не жаловалась и оставалась дружелюбной и ласковой, всегда приветливо встречала подругу. Прошло уже шесть недель со смерти отца Кристел, и она теперь приходила к Хироко почти каждый день. На ранчо ей было неуютно и одиноко, мать срывалась по всяким пустякам. Кристел думала, что мать очень переживает смерть Тэда и не знает, как выразить свою боль. Она поделилась своими мыслями с Хироко, и та согласилась, что это возможно, но Бойд по секрету сказал жене, что Оливия никогда не любила свою младшую дочь, даже когда та была еще маленькой. Он не раз замечал, что она могла отлупить Кристел из-за какого-нибудь пустяка, в то время как всегда открыто баловала Ребекку. Видимо, ей не нравилось, что Тэд души не чаял в Кристел, и об этом знали все, даже дети их друзей. Это был как бы всеобщий секрет в долине.
Хироко с Кристел спокойно провели послеобеденное время, и девушка вернулась домой в сумерках. Матери не было на ранчо – она с Бекки уехала в город, – и Кристел помогала бабушке накрывать на стол. С тех пор как умер отец, Кристел сильно похудела, ей никогда не хотелось есть. Так было и в тот вечер. Она почти не притронулась к еде и рано ушла спать. Проснувшись на рассвете, она оседлала лошадь и решила прогуляться по окрестностям, а заодно навестить Вебстеров. Была суббота, и девушке не надо было идти в школу, кроме того, она знала, что ее друзья – тоже ранние пташки. Когда она добралась до их дома, Бойд встретил ее на пороге. Он выглядел уставшим и очень встревоженным. Роды у Хироко начались еще ночью, но ребенок никак не появлялся. Он позвонил местному врачу, но тот отказался прийти, заявив, что миссис Вебстер не его пациентка. Это был тот самый доктор, который отказался осматривать ее восемь месяцев назад, и с тех пор он не изменил своего решения. Бойд понял, что ему придется самому принимать у жены роды. У него не было никакой возможности отвезти ее в Сан-Франциско. Доктор Йошикава в свое время дал ему на всякий случай книгу, но, к сожалению, с родами было не все в порядке. У Хироко начались сильные схватки, он видел головку ребенка, но, как она ни тужилась, ребенок не выходил. Он быстро объяснил все это Кристе, и она услышала, как японка стонет в доме.
– А как насчет доктора Чандлера?
Чандлер не практиковал уже много лет и был почти слепой, но все-таки это был хоть какой-то специалист. В Кали-стоге жила повитуха, но она тоже давно отказалась иметь дело с Хироко.
– Он уехал в Техас навестить дочь. Я пытался дозвониться до него со станции этой ночью. – Бойд уже серьезно подумывал о том, чтобы отвезти жену в Сан-Франциско, но боялся, что она может потерять ребенка.
– Можно я взгляну на нее? – Кристел не раз видела, как рожают животные, но никогда не видела рожавшей женщины. И, следуя за Бойдом в гостиную, она почувствовала, как у нее по спине от страха бегают мурашки.
Хироко корчилась на кровати, страдая от невыносимой боли, ей казалось, что ребенок набухает у нее внутри. Она беспомощно посмотрела на Кристел и опять зарылась в подушки.
– Ребенок не выходит... – Следующая волна боли подбросила ее, в то время как Кристел молча смотрела, а Бойд подошел и взял жену за руку. Кристел охватило чувство невыносимой жалости. Она испугалась, что ребенок может умереть или, что еще хуже, может умереть Хироко.
Не говоря ни слова, Кристел вымыла руки и вернулась с несколькими чистыми полотенцами. Постель вся была пропитана кровью, а длинные черные волосы Хироко прилипли к лицу. Кристел заговорила с твердостью, которой сама от себя не ожидала:
– Хироко, давай мы поможем тебе...
Она взглянула в глаза подруги, умоляя ее, чтобы она осталась жива, и молясь про себя, чтобы ребенок тоже остался жив. Она вспомнила, как они с отцом принимали роды у лошадей, и, закусив губу, молила Господа, чтобы этих знаний ей хватило. Но все равно им больше не на кого надеяться. Ни один человек в городе не придет сюда.
По щекам Хироко градом катились слезы, но она не издала ни звука, пока Кристел осматривала ее и разглядывала головку ребенка. На ней были темно-рыжие волосики, как бы смешанный цвет волос Бойда и Хироко.
– Ребенок не выходит... – Она всхлипывала от боли, а Бойд посоветовал ей попробовать еще раз. И когда она все это сделала, Кристел вдруг увидела, что головка ребенка продвинулась еще на один дюйм.
– Давай, Хироко, продолжай... теперь он двигается... поднатужься еще раз...
Но Хироко была слишком слаба, боль совершенно измотала ее, и тут Кристел поняла, в чем дело. Ребенок двигался лицом вверх, а должен был – вниз. Необходимо перевернуть его. Она не раз это делала, когда принимала роды у лошадей, но сейчас ее привела в ужас мысль, что ей придется это делать с подругой.
Она посмотрела на Бойда и объяснила ему. Она знала, что если они не перевернут ребенка, то он скорее всего умрет или умрет Хироко. Кристел поняла, что действовать надо немедленно.
Еще одна схватка скрючила тело Хироко, но на этот раз Кристел не стала просить ее тужиться. Вместо этого она аккуратно засунула руки в ее лоно и, нащупав ребенка, затаив дыхание осторожно перевернула его. Хироко вскрикнула, но Бойд крепко держал ее. Последовала еще одна схватка, и Хироко напряглась, как бы пытаясь освободиться от рук Кристел. И как только девушка убрала руки, головка начала медленно продвигаться. Хироко напряглась изо всех сил, как только могла. Боль была невыносимой, но малыш начал двигаться, и Кристел радостно вскрикнула – показалась вся головка, и, хотя тело было еще в лоне матери, ребенок уже заплакал. Слезы катились по щекам Кристел, когда она помогала Хироко освободиться от ребенка.
В комнате на секунду воцарилась тишина, а затем Хироко снова почувствовала схватки, но теперь она уже плакала и смеялась от радости, слыша, как кричит ее малыш. И вдруг ребенок вылетел из нее. Это была девочка. Все трое смотрели на нее в немом изумлении. Следом за ней появилась плацента, и Бойд избавился от нее, как было написано в книге. Но вообще-то книга им не пригодилась. Ребенка, без всякого сомнения, спасла Кристел, и теперь она смотрела на девочку с благоговением. Она очень походила на мать, и Хироко со слезами на глазах прижала ее к себе.
– Спасибо... спасибо... – Она была слишком слаба для того, чтобы сказать что-то еще, ее глаза закрылись, она заснула, но во сне продолжала прижимать к себе малышку, а Бойд смотрел на них и плакал.
– Ты спасла ее... ты спасла их обеих... – На глазах у него были слезы радости и облегчения.
Кристел медленно вышла из комнаты. Солнце поднялось уже высоко в небе, и она поняла, как долго продолжались роды. Прошло несколько часов, в течение которых она старалась спасти подругу и ее малышку.
Через некоторое время вышел Бойд и приблизился к ней. Девушка сидела на траве и думала о том, как все-таки замечательно устроен мир и малышка такая красивая! Цвет кожи у нее был такой же, как у Хироко, и такой же, как у нее, восточный разрез глаз, но в ее облике было что-то и от Бойда. Улыбнувшись про себя, Кристел подумала, появятся ли у нее когда-нибудь веснушки. Новоиспеченный отец выглядел повзрослевшим. Он, переминаясь с ноги на ногу, стоял рядом с Кристел и подбирал слова, которыми мог бы отблагодарить ее.
– Как она? – Кристел все еще волновалась и настаивала, чтобы они позвонили доктору. Ведь может возникнуть опасность инфекции.
– Они обе спят, – улыбнулся он, усаживаясь рядом с ней. – И обе такие красивые.
Кристел улыбнулась в ответ. Они оба повзрослели этим утром. Для них обоих жизнь стала другой, и это чудо рождения ребенка, которое они пережили, будет для них незабываемым в жизни.
– Как вы хотите ее назвать?
– Джейн Кейко Вебстер. Я хотел бы назвать ее просто Кейко, но Хироко хочет, чтобы у нее было американское имя. Может быть, она и права. – Сказав это, он вдруг погрустнел и оглядел долину, в которой они оба выросли. – Кейко, так звали ее сестру, которая погибла в Хиросиме.
Кристел кивнула, Хироко рассказывала ей об этом.
– Она красивая хорошенькая малышка, не обижай ее, Бойд. – Посмотрев на него, она вдруг поняла, что ей незачем было говорить это. Ему двадцать четыре года, и они знали друг друга с самого детства. Когда-то Бекки отказала ему, но сейчас это забылось. А Кристел всегда жалела об этом. Он был добрым, мягким человеком, совсем не таким, как Том Паркер. Разговаривая с ним, она мечтательно смотрела на холмы, это был чудесный весенний день, солнце вовсю светило на небе. – Мой отец всегда был очень добр со мной. Он был самым лучшим человеком, которого я когда-либо знала. – Ее глаза наполнились слезами, и, повернувшись к Бойду, она вытерла их уголком рубашки.
– Ты, наверное, очень скучаешь без него.
– Да, конечно. И... не только это, сейчас все стало по-другому. Мы с мамой никогда не были близки. Она всегда больше любила Бекки. – Кристел сказала это прямо и с легким вздохом улеглась на теплую траву. Вдруг вспомнив о хорошем, снова улыбнулась. – Мне кажется, она всегда думала, что отец балует меня. Наверное, так оно и было. Но я никогда не обращала на это внимания. – Она тихонько рассмеялась и на мгновение сделалась совсем юной.
– Мне пора вернуться к ним. Может, нужно заставить ее поесть, как ты думаешь? – Бойд не знал, что ему делать, и Кристел улыбнулась.
– Когда она проголодается. Мама говорила, что Бекки после родов ела как лошадь, но она родила Вилли гораздо легче. Скажи ей, чтобы она относилась к этому проще. – Она тоже поднялась. – Я постараюсь прийти и навестить вас сегодня или завтра, если меня отпустят. – Мать всегда находила для нее работу. А сейчас, когда Бекки ждала ребенка, она постоянно просила, чтобы Кристел убиралась дома у сестры или помогала со стиркой. Она иногда чувствовала себя рабыней, вылизывая гостиную Бекки, в то время как та с матерью пила на кухне кофе.
– Береги себя, Кристел. – Бойд стоял, растерянно глядя, как она отвязывает лошадь. И потом, застенчиво покраснев, подошел и поцеловал ее в щеку. – Спасибо тебе, Кристел, – его голос был хриплым от переполнявших его чувств, – я этого никогда не забуду.
– Я тоже. – Она посмотрела ему прямо в глаза, они были почти одного роста, в руках у нее были поводья. – Поцелуй от меня Джейн. – Потом она легко вскочила в седло и еще раз посмотрела на него. В этот момент она вдруг вспомнила о Спенсере. Они с Бойдом стали намного ближе друг к другу после родов, и ей даже захотелось рассказать ему все. Но рассказать о чем? Что она влюблена в человека, который наверняка уже давно забыл о ней? В конце концов, они видели друг друга только два раза в жизни. Но все-таки она ехала домой, улыбаясь про себя, думая о малышке, спящей на руках Хироко, и о Спенсере. Это было все, что у нее оставалось: мечты о нем и память об отце, да еще фотографии кинозвезд, висящие в ее комнате.
Хироко с Кристел спокойно провели послеобеденное время, и девушка вернулась домой в сумерках. Матери не было на ранчо – она с Бекки уехала в город, – и Кристел помогала бабушке накрывать на стол. С тех пор как умер отец, Кристел сильно похудела, ей никогда не хотелось есть. Так было и в тот вечер. Она почти не притронулась к еде и рано ушла спать. Проснувшись на рассвете, она оседлала лошадь и решила прогуляться по окрестностям, а заодно навестить Вебстеров. Была суббота, и девушке не надо было идти в школу, кроме того, она знала, что ее друзья – тоже ранние пташки. Когда она добралась до их дома, Бойд встретил ее на пороге. Он выглядел уставшим и очень встревоженным. Роды у Хироко начались еще ночью, но ребенок никак не появлялся. Он позвонил местному врачу, но тот отказался прийти, заявив, что миссис Вебстер не его пациентка. Это был тот самый доктор, который отказался осматривать ее восемь месяцев назад, и с тех пор он не изменил своего решения. Бойд понял, что ему придется самому принимать у жены роды. У него не было никакой возможности отвезти ее в Сан-Франциско. Доктор Йошикава в свое время дал ему на всякий случай книгу, но, к сожалению, с родами было не все в порядке. У Хироко начались сильные схватки, он видел головку ребенка, но, как она ни тужилась, ребенок не выходил. Он быстро объяснил все это Кристе, и она услышала, как японка стонет в доме.
– А как насчет доктора Чандлера?
Чандлер не практиковал уже много лет и был почти слепой, но все-таки это был хоть какой-то специалист. В Кали-стоге жила повитуха, но она тоже давно отказалась иметь дело с Хироко.
– Он уехал в Техас навестить дочь. Я пытался дозвониться до него со станции этой ночью. – Бойд уже серьезно подумывал о том, чтобы отвезти жену в Сан-Франциско, но боялся, что она может потерять ребенка.
– Можно я взгляну на нее? – Кристел не раз видела, как рожают животные, но никогда не видела рожавшей женщины. И, следуя за Бойдом в гостиную, она почувствовала, как у нее по спине от страха бегают мурашки.
Хироко корчилась на кровати, страдая от невыносимой боли, ей казалось, что ребенок набухает у нее внутри. Она беспомощно посмотрела на Кристел и опять зарылась в подушки.
– Ребенок не выходит... – Следующая волна боли подбросила ее, в то время как Кристел молча смотрела, а Бойд подошел и взял жену за руку. Кристел охватило чувство невыносимой жалости. Она испугалась, что ребенок может умереть или, что еще хуже, может умереть Хироко.
Не говоря ни слова, Кристел вымыла руки и вернулась с несколькими чистыми полотенцами. Постель вся была пропитана кровью, а длинные черные волосы Хироко прилипли к лицу. Кристел заговорила с твердостью, которой сама от себя не ожидала:
– Хироко, давай мы поможем тебе...
Она взглянула в глаза подруги, умоляя ее, чтобы она осталась жива, и молясь про себя, чтобы ребенок тоже остался жив. Она вспомнила, как они с отцом принимали роды у лошадей, и, закусив губу, молила Господа, чтобы этих знаний ей хватило. Но все равно им больше не на кого надеяться. Ни один человек в городе не придет сюда.
По щекам Хироко градом катились слезы, но она не издала ни звука, пока Кристел осматривала ее и разглядывала головку ребенка. На ней были темно-рыжие волосики, как бы смешанный цвет волос Бойда и Хироко.
– Ребенок не выходит... – Она всхлипывала от боли, а Бойд посоветовал ей попробовать еще раз. И когда она все это сделала, Кристел вдруг увидела, что головка ребенка продвинулась еще на один дюйм.
– Давай, Хироко, продолжай... теперь он двигается... поднатужься еще раз...
Но Хироко была слишком слаба, боль совершенно измотала ее, и тут Кристел поняла, в чем дело. Ребенок двигался лицом вверх, а должен был – вниз. Необходимо перевернуть его. Она не раз это делала, когда принимала роды у лошадей, но сейчас ее привела в ужас мысль, что ей придется это делать с подругой.
Она посмотрела на Бойда и объяснила ему. Она знала, что если они не перевернут ребенка, то он скорее всего умрет или умрет Хироко. Кристел поняла, что действовать надо немедленно.
Еще одна схватка скрючила тело Хироко, но на этот раз Кристел не стала просить ее тужиться. Вместо этого она аккуратно засунула руки в ее лоно и, нащупав ребенка, затаив дыхание осторожно перевернула его. Хироко вскрикнула, но Бойд крепко держал ее. Последовала еще одна схватка, и Хироко напряглась, как бы пытаясь освободиться от рук Кристел. И как только девушка убрала руки, головка начала медленно продвигаться. Хироко напряглась изо всех сил, как только могла. Боль была невыносимой, но малыш начал двигаться, и Кристел радостно вскрикнула – показалась вся головка, и, хотя тело было еще в лоне матери, ребенок уже заплакал. Слезы катились по щекам Кристел, когда она помогала Хироко освободиться от ребенка.
В комнате на секунду воцарилась тишина, а затем Хироко снова почувствовала схватки, но теперь она уже плакала и смеялась от радости, слыша, как кричит ее малыш. И вдруг ребенок вылетел из нее. Это была девочка. Все трое смотрели на нее в немом изумлении. Следом за ней появилась плацента, и Бойд избавился от нее, как было написано в книге. Но вообще-то книга им не пригодилась. Ребенка, без всякого сомнения, спасла Кристел, и теперь она смотрела на девочку с благоговением. Она очень походила на мать, и Хироко со слезами на глазах прижала ее к себе.
– Спасибо... спасибо... – Она была слишком слаба для того, чтобы сказать что-то еще, ее глаза закрылись, она заснула, но во сне продолжала прижимать к себе малышку, а Бойд смотрел на них и плакал.
– Ты спасла ее... ты спасла их обеих... – На глазах у него были слезы радости и облегчения.
Кристел медленно вышла из комнаты. Солнце поднялось уже высоко в небе, и она поняла, как долго продолжались роды. Прошло несколько часов, в течение которых она старалась спасти подругу и ее малышку.
Через некоторое время вышел Бойд и приблизился к ней. Девушка сидела на траве и думала о том, как все-таки замечательно устроен мир и малышка такая красивая! Цвет кожи у нее был такой же, как у Хироко, и такой же, как у нее, восточный разрез глаз, но в ее облике было что-то и от Бойда. Улыбнувшись про себя, Кристел подумала, появятся ли у нее когда-нибудь веснушки. Новоиспеченный отец выглядел повзрослевшим. Он, переминаясь с ноги на ногу, стоял рядом с Кристел и подбирал слова, которыми мог бы отблагодарить ее.
– Как она? – Кристел все еще волновалась и настаивала, чтобы они позвонили доктору. Ведь может возникнуть опасность инфекции.
– Они обе спят, – улыбнулся он, усаживаясь рядом с ней. – И обе такие красивые.
Кристел улыбнулась в ответ. Они оба повзрослели этим утром. Для них обоих жизнь стала другой, и это чудо рождения ребенка, которое они пережили, будет для них незабываемым в жизни.
– Как вы хотите ее назвать?
– Джейн Кейко Вебстер. Я хотел бы назвать ее просто Кейко, но Хироко хочет, чтобы у нее было американское имя. Может быть, она и права. – Сказав это, он вдруг погрустнел и оглядел долину, в которой они оба выросли. – Кейко, так звали ее сестру, которая погибла в Хиросиме.
Кристел кивнула, Хироко рассказывала ей об этом.
– Она красивая хорошенькая малышка, не обижай ее, Бойд. – Посмотрев на него, она вдруг поняла, что ей незачем было говорить это. Ему двадцать четыре года, и они знали друг друга с самого детства. Когда-то Бекки отказала ему, но сейчас это забылось. А Кристел всегда жалела об этом. Он был добрым, мягким человеком, совсем не таким, как Том Паркер. Разговаривая с ним, она мечтательно смотрела на холмы, это был чудесный весенний день, солнце вовсю светило на небе. – Мой отец всегда был очень добр со мной. Он был самым лучшим человеком, которого я когда-либо знала. – Ее глаза наполнились слезами, и, повернувшись к Бойду, она вытерла их уголком рубашки.
– Ты, наверное, очень скучаешь без него.
– Да, конечно. И... не только это, сейчас все стало по-другому. Мы с мамой никогда не были близки. Она всегда больше любила Бекки. – Кристел сказала это прямо и с легким вздохом улеглась на теплую траву. Вдруг вспомнив о хорошем, снова улыбнулась. – Мне кажется, она всегда думала, что отец балует меня. Наверное, так оно и было. Но я никогда не обращала на это внимания. – Она тихонько рассмеялась и на мгновение сделалась совсем юной.
– Мне пора вернуться к ним. Может, нужно заставить ее поесть, как ты думаешь? – Бойд не знал, что ему делать, и Кристел улыбнулась.
– Когда она проголодается. Мама говорила, что Бекки после родов ела как лошадь, но она родила Вилли гораздо легче. Скажи ей, чтобы она относилась к этому проще. – Она тоже поднялась. – Я постараюсь прийти и навестить вас сегодня или завтра, если меня отпустят. – Мать всегда находила для нее работу. А сейчас, когда Бекки ждала ребенка, она постоянно просила, чтобы Кристел убиралась дома у сестры или помогала со стиркой. Она иногда чувствовала себя рабыней, вылизывая гостиную Бекки, в то время как та с матерью пила на кухне кофе.
– Береги себя, Кристел. – Бойд стоял, растерянно глядя, как она отвязывает лошадь. И потом, застенчиво покраснев, подошел и поцеловал ее в щеку. – Спасибо тебе, Кристел, – его голос был хриплым от переполнявших его чувств, – я этого никогда не забуду.
– Я тоже. – Она посмотрела ему прямо в глаза, они были почти одного роста, в руках у нее были поводья. – Поцелуй от меня Джейн. – Потом она легко вскочила в седло и еще раз посмотрела на него. В этот момент она вдруг вспомнила о Спенсере. Они с Бойдом стали намного ближе друг к другу после родов, и ей даже захотелось рассказать ему все. Но рассказать о чем? Что она влюблена в человека, который наверняка уже давно забыл о ней? В конце концов, они видели друг друга только два раза в жизни. Но все-таки она ехала домой, улыбаясь про себя, думая о малышке, спящей на руках Хироко, и о Спенсере. Это было все, что у нее оставалось: мечты о нем и память об отце, да еще фотографии кинозвезд, висящие в ее комнате.
8
– Где ты была целый день? Я искала тебя повсюду. – Мать ждала ее на кухне. И вдруг на какой-то безумный миг Кристел захотелось рассказать матери о том, что произошло. Это было так здорово и необычно и очень, очень страшно для нее. Для девочки, которой еще не было и семнадцати. Она вдруг поняла, что такое быть женщиной.
– Я ездила верхом. Я ведь не знала, что понадоблюсь тебе.
– Твоя сестра плохо себя чувствует. Я хочу, чтобы ты пошла и помогла ей. – Кристел кивнула. Бекки никогда не чувствовала себя хорошо, во всяком случае, Кристел об этом не слышала. – Она хочет, чтобы ты посидела с Вилли. – Все та же старая история.
В раковине Оливия оставила грязную посуду. Кристел помыла ее и пошла через поле к коттеджу. Том слушал радио, комната вся пропахла запахом пива. Маленький Вилли ползал по полу в распашонке и ползунках. В комнате царил страшный беспорядок, а Бекки лежала в спальне на кровати и курила сигарету. Кристел спросила, будет ли она завтракать, и сестра кивнула, даже не взглянув на нее. Кристел пошла назад в кухню, чтобы приготовить ей сандвич.
– Я ездила верхом. Я ведь не знала, что понадоблюсь тебе.
– Твоя сестра плохо себя чувствует. Я хочу, чтобы ты пошла и помогла ей. – Кристел кивнула. Бекки никогда не чувствовала себя хорошо, во всяком случае, Кристел об этом не слышала. – Она хочет, чтобы ты посидела с Вилли. – Все та же старая история.
В раковине Оливия оставила грязную посуду. Кристел помыла ее и пошла через поле к коттеджу. Том слушал радио, комната вся пропахла запахом пива. Маленький Вилли ползал по полу в распашонке и ползунках. В комнате царил страшный беспорядок, а Бекки лежала в спальне на кровати и курила сигарету. Кристел спросила, будет ли она завтракать, и сестра кивнула, даже не взглянув на нее. Кристел пошла назад в кухню, чтобы приготовить ей сандвич.