Страница:
Велико было искушение отправиться прямо в Нейтик и начать брать пробы там. Хотя городок лежит чуть в стороне от нашей местной «Силиконовой долины», там истинный заповедник местных корпораций. Но оставался шанс, что кто-то открывал колодцы между Нейтиком и дорчестерским ККЗ. Если мы заберемся так далеко, проведем тест и ничего не найдем, то потратим лишний час на дорогу туда и обратно. Поэтому я проследил туннель на восток и выбрал многообещающий колодец на бостонской улочке. Начнем с него.
– Роксбери, Дживс.
– Хорошо, сэр. Начинаем у самого музея, так?
– Что, тайный ход найти хочешь? Нет, в миле к югу отсюда.
– А, так ты про настоящий Роксбери.
– Извини, туннель именно там.
Давайте объясню вам кое-что про Барта: он не такой тупой, как кажется. В жизни он руководствуется иронией, она же не позволяет ему использовать немалые мозги для какой-либо серьезной работы. Мы с ним чем-то похожи.
Мы не знали, как попасть в нужное место, поэтому пришлось искать его по репутации («Дальше по этому переулку не ездите, не то попадете прямо в Роксбери»). Мы проехали по десятку подобных улочек.
Но наконец нашли-таки свой колодец. Он находился посреди четырехполосного шоссе. Я велел Барту проехать чуть вперед, потом открыл задние дверцы фургона, подцепил подъемником люк и потянул. Потребовалось приложить усилия, но я его поднял. Потом с ведром на веревке спустился в колодец и крикнул Барту, пусть сдаст назад, чтобы спрятать отверстие. Закрыв задние дверцы, он включил аварийные огни.
Главное – не вести себя как испуганные, потерявшиеся белые мальчики. Барт хорошо это умеет. В черной кожаной куртке, с черным фургоном, отросшими волосами и грохочущей музыкой он никак не похож на адвоката, у которого лопнула шина.
Плюс свою часть я отработал до виртуозности. Я слезаю вниз по скобам, упираюсь, чтобы освободить себе руки, опускаю на веревке ведро и беру пробу. Ну, может, еще отолью. Работы на двадцать секунд. Потом снова наверх.
На сей раз я услышал шум вентилятора в радиаторе, увидел свет фар на подвеске фургона. Кто-то подъехал к нам сзади, и пока фургон не сдвинется, я застрял в колодце.
Стук захлопываемой дверцы. Шаги. Тук-тук. Музыку приглушили, опустилось окно.
– Чем могу помочь, офицер?
Как это понимать? Откуда тут копы?
– У вас проблема?
Выговор урожденного бостонца. Я мог бы нарисовать его, даже не видя: под пятьдесят, волосы стального цвета стрижены «ежиком», отвислое брюхо.
– Мотор заглох, и аккумулятор сел, так что прямо сейчас не заведусь. Я знаю, это плохой район, офицер, поэтому просто поднял окна, запер двери и стал ждать, пока кто-нибудь из вас, ребята, появится.
– Хорошая мысль, сынок, ты правильно поступил. Эй, Фредди! Давай сюда.
Фредди подогнал патрульную машину, и они завели Барту мотор, перекинув провода от своего аккумулятора. Я расслабился. Над головой у меня – новые доказательства скрытого интеллекта Барта: оказывается, он обзавелся магнитной ключницей и спрятал запасные ключи под шасси.
– О'кей, езжай отсюда, дружок!
– Спасибо! Только посижу пару минут, пока аккумулятор не подзарядится, ладно?
– Если ты не против, сынок, я бы предпочел проводить тебя прямо из этого района.
По мне, так отличная мысль.
– Спасибо за предложение, офицер, но все в порядке. У меня есть «уравнитель».
– Хорошо, но не испытывай судьбу. Ты здесь чужой.
– Спасибо большое!
А потом – избавление. Барт сдал фургон вперед, я выбрался и задвинул люк на место, и мы поскорее свалили. Ни одна банда на нас даже не взглянула. Барт так раздухарился, что его пришлось физически удержать от попытки заскочить в местную забегаловку пообедать среди ночи луизианским сомом.
Я велел ему двигать на запад, в сторону Бруклина, а сам провел тест на наличие органического хлора. Результат положительный. Мерзавцы находятся к западу от нас. Мои предубеждения вполне обоснованы.
Для полной научности мне следовало бы останавливаться возле каждого люка между Роксбери и Нейтиком, но иногда не стоит воспринимать науку чересчур уж серьезно. Второй остановкой стал Бруклин. Не паршивые его кварталы с кондоминиумами по двести тысяч долларов, а престижные – с особняками на пятьдесят комнат и черепичными крышами. Есть еще Ньютон, где живет Роскоммон и где все до единой входные двери обрамлены греческими колоннами. Жители Бруклина и Ньютона не сбрасывают в канализацию хлорсодержащие вещества, они наживаются на том, что их производят.
Еще одну проверку мы совершили в Южном Ньютоне. Тут брать пробы еще труднее, так как копов здесь больше, а одно только владение черным фургоном считается поводом для пожизненного заключения. Но раньше мне тут везло – я выезжал на чистом нахальстве. «Офицер, я Сэнгеймон Тейлор из “ЭООС Интернэшнл”. Мы ведем санкционированное исследование [что бы это выражение ни значило], прослеживая нелегальные сбросы в канализацию [вставьте название пригорода или городка]. Вы здесь живете, офицер? Не заметили в последнее время каких-либо перемен в своем поведении, странной сыпи на нижней части живота? Хорошо. Приятно слышать. Ну, кажется, мой ассистент почти закончил, спасибо за помощь».
Понадобилось проверить еще три колодца, прежде чем мы попали в точку. У Ньютона своя система канализации с собственными колодцами, что несколько запутывает ситуацию. Я даже пустил в ход процитированную выше речь, пока Барт проверял второй. Обычно полицию непросто убедить в том, что ты действительно работаешь на организацию экологов, но благодаря «Зодиаку» на крыше и названию «ЭООС» оранжевыми буквами выглядели мы убедительно. Нужно будет взять этот трюк на вооружение. О нас передали по рации, и у третьего колодца уже ждал коп, который, махая жезлом, отправлял машины в объезд, пока мы работали.
Нет, копов мы не одурачили, но они видели, что мы не нарываемся на неприятности, и когда они стояли рядом со своими мигалками, все шло гораздо быстрее. Собственно говоря, это полиции и нужно: чтобы все шло гладко.
Опять органический хлор. Мы направились на запад и, как только добрались в Уэллесли, стали брать пробы чаще. Это привело нас на окраину Нейтика, и тут моя задача по-настоящему осложнилась. До сих пор мы двигались по единой линии, но тут трубы разветвлялись во всех направлениях, и на каждом узле приходилось проверять колодцы.
Этого городка на моих планах не было, поэтому я прибег к примитивному методу: медленно катить, высматривая на мостовой люки, и чесать в затылке. Едва проехав озеро Уэйбен, мы заблудились, много разворачивались и рисовали схемы на обороте старой салфетки из «Макдоналдса». И решили, что имеем дело с главным руслом: множество канализационных труб Нейтика обрывалось у большого туннеля.
– У нас гребаная вечность уйдет, – логично указал Барт. К тому времени было три утра, и оставалось проверить около восьми колодцев.
– Подожди-ка секундочку.
Впереди маячил круглосуточный универсам, и, потопав туда, я открыл телефонную книгу. Там имелись только «белые страницы», поэтому пришлось искать наугад. Я пытался вспомнить все префиксы, какие берут себе хай-тек-компании. «Электро-», «Тек-», «Дина-», «Мега-», «Микро-». Минут через десять я нашел с полдюжины подобных фирм, а у последней был любопытный адрес – 100 Техдейл.
«Техдейл», вероятно, какая-то промышленная зона. Я поискал по названию: «ТЕХДЕЙЛ РАЗРАБОТКИ», а ниже адрес офиса в центре Уэллесли, и еще один – в Нейтике.
А после, да простят меня боги Науки, не удержался. Зовите это предубеждением, но я просто ничего не мог с собой поделать. Я поискал «Биотроникс Инкорпорейтед». У них тоже была лаборатория в Нейтике, да еще какая: по адресу 204 Техдейл.
В универсаме продавали подробные карты городка и окрестностей. Техдейл была такой новой, что на карты еще не попала, но продавец показал мне, где она: в паре миль по Кочитуейт-авеню в сторону озера с тем же названием. Развернув карту на прилавке, я проследил Кочитуейт-авеню до того места, где мы находились. Наш путь она пересекала примерно через четверть мили. Мы уже несколько раз по ней проезжали и видели там колодец.
Я вернулся в фургон.
– Нам нужен колодец на Кочитуейт-авеню. Вон там.
– С чего ты взял?
– Предубеждение. Чистейшее слепое предубеждение.
– Ты думаешь, негры виноваты? За этим мы ездили в Роксбери?
Мы проверили колодец. Он оказался тем самым, что мы искали. И хлор в нем еще был.
Или так я себя убедил, потому что устал и время поджимало. В тестовой пробирке у меня была жидкость, которая становилась красной при наличии соединений органического хлора. Когда я использовал ее в Дорчестер-бей и Роксбери, она приобрела цвет бургундского вина. Последняя проба вышла скорее как столовое розовое. Концентрация уменьшалась по мере того, как мы приближались к источнику. Где тут логика, черт бы меня побрал? Должно же быть прямо наоборот. Я мог бы привести в объяснение пару сумасбродных гипотез, но все они выглядели как ухищрения патологического лжеца.
А это, мальчики и девочки, вгоняло в чернейшую депрессию. По мере того как мы продвигались на север по Кочитуейт-авеню, концентрация все падала и падала. Токсины в пробах еще присутствовали и в явно противозаконном количестве, но вели себя не так, как следовало.
Мы проверили отрезок перед жилыми районами, и уровень был достаточно высок, чтобы бить в колокола. Мы выехали за черту города, и токсины вообще исчезли. Мы потеряли след.
– Значит, они не сбрасывают прямо с территории компании. Наверное, заливают в цистерны, отвозят на пару миль в городок с извилистыми улочками, а после через шланги спускают в колодцы.
Мы проехали по всем до одной улочкам этого проклятого городка и ничего не увидели. Мы проверили его канализацию и не нашли даже следов.
– Объясни мне, черт побери! – кричал я на Барта. – За домами никакого хлора. Перед домами его полно. Мы проверяем там, где изломов сбрасывают фекалии, там тоже ничего. Откуда же он берется?
Барт только смотрел в ветровое стекло и барабанил в такт музыке по рулевому колесу. Он устал.
– Давай посмотрим, что еще есть на Кочитуейт-авеню, – сказал я.
Он молча завел мотор. Проехав около мили, мы оказались в Техдейле.
Знаю я такие места: промышленная зона похожа на район новостроек в пригороде со знакомым, раздражающим лабиринтом улочек, только вместо домов здесь – огромные коробки промышленных зданий, а вместо газонов – парковки. Мы сбросили скорость, остановились и прочли логотипы на зданиях: приблизительно половина гласила одно и то же – «Биотроникс».
– Чтоб мне в дерьмо нырнуть, – сказал Барт.
– Это я уже пробовал, – пробормотал я, глядя на горизонт, раздумывающий, не позволить ли солнцу встать.
Вместо того чтобы колесить по чисто выскобленной промзоне в четыре утра на побитом черном фургоне с «Зодиаком» гринписовцев на крыше, мы остановились у кафе при бензоколонке, всего в паре кварталов от Техдейла.
Мы долили бензина в фургон и заправили баки «Зодиака» на золотую карточку «ЭООС», потом пошли пить кофе. А, какого черта! Мы умяли плотный завтрак и бросили пару-тройку монет в музыкальный автомат. Мы подружились с официанткой, которую звали Марлин. Когда мы спросили про промышленную зону, она начала сыпать названиями фирм-арендаторов.
– … и еще «Биотроникс». Но их людей мы редко видим.
– Почему? Что такого в «Биотроникс»?
– Меры безопасности. Им предписано принимать душ по приходе на работу, оттирать себя дезинфектантами, и то же самое проделывать перед выходом. Кто захочет тратить столько сил, лишь бы пойти на ленч?
– Хочешь туда проникнуть до того, как рассветет? – спросил Барт, когда Марлин исчезла. Мое уважение к этому человеку возросло: он готов почти на все что угодно!
– Из тебя выйдет отличный террорист, – сказал я, – или преступник.
– Кто бы говорил.
– Нет, я туда не полезу. Если меня поймают, у нас не будет никаких доказательств, чтобы подтвердить свои слова. Черт! Поверить не могу. Я уже был готов позвонить всем знакомым журналистам. Происходит то же, что и с ПХБ в омарах. У меня есть твердые факты, я пытаюсь собрать новые, и они ускользают у меня меж пальцев. Словно взял пригоршню слизи: сожми слишком сильно и не удержишь.
– Звучит заманчиво. Я про то, чтобы позвонить во все газеты и начать крестовый поход.
– Проблема доверия, дружище. Я годами медленно и тщательно его завоевывал. Если я что-нибудь скажу сейчас, то все потеряю.
Я подумал, не остаться ли тут, пока мимо не проедет Дольмечер. Но стоит ли так долго ждать сиюминутного удовлетворения? Мне хотелось посмотреть, какое у него будет лицо, когда он увидит, что наш фургон, точно колесница Мрачного Жнеца, стоит у ворот его завода Грааля. Но подкрепить угрозу мне было нечем. Пора вставать, чтобы еще до часа пик без спешки вернуться домой.
23
24
– Роксбери, Дживс.
– Хорошо, сэр. Начинаем у самого музея, так?
– Что, тайный ход найти хочешь? Нет, в миле к югу отсюда.
– А, так ты про настоящий Роксбери.
– Извини, туннель именно там.
Давайте объясню вам кое-что про Барта: он не такой тупой, как кажется. В жизни он руководствуется иронией, она же не позволяет ему использовать немалые мозги для какой-либо серьезной работы. Мы с ним чем-то похожи.
Мы не знали, как попасть в нужное место, поэтому пришлось искать его по репутации («Дальше по этому переулку не ездите, не то попадете прямо в Роксбери»). Мы проехали по десятку подобных улочек.
Но наконец нашли-таки свой колодец. Он находился посреди четырехполосного шоссе. Я велел Барту проехать чуть вперед, потом открыл задние дверцы фургона, подцепил подъемником люк и потянул. Потребовалось приложить усилия, но я его поднял. Потом с ведром на веревке спустился в колодец и крикнул Барту, пусть сдаст назад, чтобы спрятать отверстие. Закрыв задние дверцы, он включил аварийные огни.
Главное – не вести себя как испуганные, потерявшиеся белые мальчики. Барт хорошо это умеет. В черной кожаной куртке, с черным фургоном, отросшими волосами и грохочущей музыкой он никак не похож на адвоката, у которого лопнула шина.
Плюс свою часть я отработал до виртуозности. Я слезаю вниз по скобам, упираюсь, чтобы освободить себе руки, опускаю на веревке ведро и беру пробу. Ну, может, еще отолью. Работы на двадцать секунд. Потом снова наверх.
На сей раз я услышал шум вентилятора в радиаторе, увидел свет фар на подвеске фургона. Кто-то подъехал к нам сзади, и пока фургон не сдвинется, я застрял в колодце.
Стук захлопываемой дверцы. Шаги. Тук-тук. Музыку приглушили, опустилось окно.
– Чем могу помочь, офицер?
Как это понимать? Откуда тут копы?
– У вас проблема?
Выговор урожденного бостонца. Я мог бы нарисовать его, даже не видя: под пятьдесят, волосы стального цвета стрижены «ежиком», отвислое брюхо.
– Мотор заглох, и аккумулятор сел, так что прямо сейчас не заведусь. Я знаю, это плохой район, офицер, поэтому просто поднял окна, запер двери и стал ждать, пока кто-нибудь из вас, ребята, появится.
– Хорошая мысль, сынок, ты правильно поступил. Эй, Фредди! Давай сюда.
Фредди подогнал патрульную машину, и они завели Барту мотор, перекинув провода от своего аккумулятора. Я расслабился. Над головой у меня – новые доказательства скрытого интеллекта Барта: оказывается, он обзавелся магнитной ключницей и спрятал запасные ключи под шасси.
– О'кей, езжай отсюда, дружок!
– Спасибо! Только посижу пару минут, пока аккумулятор не подзарядится, ладно?
– Если ты не против, сынок, я бы предпочел проводить тебя прямо из этого района.
По мне, так отличная мысль.
– Спасибо за предложение, офицер, но все в порядке. У меня есть «уравнитель».
– Хорошо, но не испытывай судьбу. Ты здесь чужой.
– Спасибо большое!
А потом – избавление. Барт сдал фургон вперед, я выбрался и задвинул люк на место, и мы поскорее свалили. Ни одна банда на нас даже не взглянула. Барт так раздухарился, что его пришлось физически удержать от попытки заскочить в местную забегаловку пообедать среди ночи луизианским сомом.
Я велел ему двигать на запад, в сторону Бруклина, а сам провел тест на наличие органического хлора. Результат положительный. Мерзавцы находятся к западу от нас. Мои предубеждения вполне обоснованы.
Для полной научности мне следовало бы останавливаться возле каждого люка между Роксбери и Нейтиком, но иногда не стоит воспринимать науку чересчур уж серьезно. Второй остановкой стал Бруклин. Не паршивые его кварталы с кондоминиумами по двести тысяч долларов, а престижные – с особняками на пятьдесят комнат и черепичными крышами. Есть еще Ньютон, где живет Роскоммон и где все до единой входные двери обрамлены греческими колоннами. Жители Бруклина и Ньютона не сбрасывают в канализацию хлорсодержащие вещества, они наживаются на том, что их производят.
Еще одну проверку мы совершили в Южном Ньютоне. Тут брать пробы еще труднее, так как копов здесь больше, а одно только владение черным фургоном считается поводом для пожизненного заключения. Но раньше мне тут везло – я выезжал на чистом нахальстве. «Офицер, я Сэнгеймон Тейлор из “ЭООС Интернэшнл”. Мы ведем санкционированное исследование [что бы это выражение ни значило], прослеживая нелегальные сбросы в канализацию [вставьте название пригорода или городка]. Вы здесь живете, офицер? Не заметили в последнее время каких-либо перемен в своем поведении, странной сыпи на нижней части живота? Хорошо. Приятно слышать. Ну, кажется, мой ассистент почти закончил, спасибо за помощь».
Понадобилось проверить еще три колодца, прежде чем мы попали в точку. У Ньютона своя система канализации с собственными колодцами, что несколько запутывает ситуацию. Я даже пустил в ход процитированную выше речь, пока Барт проверял второй. Обычно полицию непросто убедить в том, что ты действительно работаешь на организацию экологов, но благодаря «Зодиаку» на крыше и названию «ЭООС» оранжевыми буквами выглядели мы убедительно. Нужно будет взять этот трюк на вооружение. О нас передали по рации, и у третьего колодца уже ждал коп, который, махая жезлом, отправлял машины в объезд, пока мы работали.
Нет, копов мы не одурачили, но они видели, что мы не нарываемся на неприятности, и когда они стояли рядом со своими мигалками, все шло гораздо быстрее. Собственно говоря, это полиции и нужно: чтобы все шло гладко.
Опять органический хлор. Мы направились на запад и, как только добрались в Уэллесли, стали брать пробы чаще. Это привело нас на окраину Нейтика, и тут моя задача по-настоящему осложнилась. До сих пор мы двигались по единой линии, но тут трубы разветвлялись во всех направлениях, и на каждом узле приходилось проверять колодцы.
Этого городка на моих планах не было, поэтому я прибег к примитивному методу: медленно катить, высматривая на мостовой люки, и чесать в затылке. Едва проехав озеро Уэйбен, мы заблудились, много разворачивались и рисовали схемы на обороте старой салфетки из «Макдоналдса». И решили, что имеем дело с главным руслом: множество канализационных труб Нейтика обрывалось у большого туннеля.
– У нас гребаная вечность уйдет, – логично указал Барт. К тому времени было три утра, и оставалось проверить около восьми колодцев.
– Подожди-ка секундочку.
Впереди маячил круглосуточный универсам, и, потопав туда, я открыл телефонную книгу. Там имелись только «белые страницы», поэтому пришлось искать наугад. Я пытался вспомнить все префиксы, какие берут себе хай-тек-компании. «Электро-», «Тек-», «Дина-», «Мега-», «Микро-». Минут через десять я нашел с полдюжины подобных фирм, а у последней был любопытный адрес – 100 Техдейл.
«Техдейл», вероятно, какая-то промышленная зона. Я поискал по названию: «ТЕХДЕЙЛ РАЗРАБОТКИ», а ниже адрес офиса в центре Уэллесли, и еще один – в Нейтике.
А после, да простят меня боги Науки, не удержался. Зовите это предубеждением, но я просто ничего не мог с собой поделать. Я поискал «Биотроникс Инкорпорейтед». У них тоже была лаборатория в Нейтике, да еще какая: по адресу 204 Техдейл.
В универсаме продавали подробные карты городка и окрестностей. Техдейл была такой новой, что на карты еще не попала, но продавец показал мне, где она: в паре миль по Кочитуейт-авеню в сторону озера с тем же названием. Развернув карту на прилавке, я проследил Кочитуейт-авеню до того места, где мы находились. Наш путь она пересекала примерно через четверть мили. Мы уже несколько раз по ней проезжали и видели там колодец.
Я вернулся в фургон.
– Нам нужен колодец на Кочитуейт-авеню. Вон там.
– С чего ты взял?
– Предубеждение. Чистейшее слепое предубеждение.
– Ты думаешь, негры виноваты? За этим мы ездили в Роксбери?
Мы проверили колодец. Он оказался тем самым, что мы искали. И хлор в нем еще был.
Или так я себя убедил, потому что устал и время поджимало. В тестовой пробирке у меня была жидкость, которая становилась красной при наличии соединений органического хлора. Когда я использовал ее в Дорчестер-бей и Роксбери, она приобрела цвет бургундского вина. Последняя проба вышла скорее как столовое розовое. Концентрация уменьшалась по мере того, как мы приближались к источнику. Где тут логика, черт бы меня побрал? Должно же быть прямо наоборот. Я мог бы привести в объяснение пару сумасбродных гипотез, но все они выглядели как ухищрения патологического лжеца.
А это, мальчики и девочки, вгоняло в чернейшую депрессию. По мере того как мы продвигались на север по Кочитуейт-авеню, концентрация все падала и падала. Токсины в пробах еще присутствовали и в явно противозаконном количестве, но вели себя не так, как следовало.
Мы проверили отрезок перед жилыми районами, и уровень был достаточно высок, чтобы бить в колокола. Мы выехали за черту города, и токсины вообще исчезли. Мы потеряли след.
– Значит, они не сбрасывают прямо с территории компании. Наверное, заливают в цистерны, отвозят на пару миль в городок с извилистыми улочками, а после через шланги спускают в колодцы.
Мы проехали по всем до одной улочкам этого проклятого городка и ничего не увидели. Мы проверили его канализацию и не нашли даже следов.
– Объясни мне, черт побери! – кричал я на Барта. – За домами никакого хлора. Перед домами его полно. Мы проверяем там, где изломов сбрасывают фекалии, там тоже ничего. Откуда же он берется?
Барт только смотрел в ветровое стекло и барабанил в такт музыке по рулевому колесу. Он устал.
– Давай посмотрим, что еще есть на Кочитуейт-авеню, – сказал я.
Он молча завел мотор. Проехав около мили, мы оказались в Техдейле.
Знаю я такие места: промышленная зона похожа на район новостроек в пригороде со знакомым, раздражающим лабиринтом улочек, только вместо домов здесь – огромные коробки промышленных зданий, а вместо газонов – парковки. Мы сбросили скорость, остановились и прочли логотипы на зданиях: приблизительно половина гласила одно и то же – «Биотроникс».
– Чтоб мне в дерьмо нырнуть, – сказал Барт.
– Это я уже пробовал, – пробормотал я, глядя на горизонт, раздумывающий, не позволить ли солнцу встать.
Вместо того чтобы колесить по чисто выскобленной промзоне в четыре утра на побитом черном фургоне с «Зодиаком» гринписовцев на крыше, мы остановились у кафе при бензоколонке, всего в паре кварталов от Техдейла.
Мы долили бензина в фургон и заправили баки «Зодиака» на золотую карточку «ЭООС», потом пошли пить кофе. А, какого черта! Мы умяли плотный завтрак и бросили пару-тройку монет в музыкальный автомат. Мы подружились с официанткой, которую звали Марлин. Когда мы спросили про промышленную зону, она начала сыпать названиями фирм-арендаторов.
– … и еще «Биотроникс». Но их людей мы редко видим.
– Почему? Что такого в «Биотроникс»?
– Меры безопасности. Им предписано принимать душ по приходе на работу, оттирать себя дезинфектантами, и то же самое проделывать перед выходом. Кто захочет тратить столько сил, лишь бы пойти на ленч?
– Хочешь туда проникнуть до того, как рассветет? – спросил Барт, когда Марлин исчезла. Мое уважение к этому человеку возросло: он готов почти на все что угодно!
– Из тебя выйдет отличный террорист, – сказал я, – или преступник.
– Кто бы говорил.
– Нет, я туда не полезу. Если меня поймают, у нас не будет никаких доказательств, чтобы подтвердить свои слова. Черт! Поверить не могу. Я уже был готов позвонить всем знакомым журналистам. Происходит то же, что и с ПХБ в омарах. У меня есть твердые факты, я пытаюсь собрать новые, и они ускользают у меня меж пальцев. Словно взял пригоршню слизи: сожми слишком сильно и не удержишь.
– Звучит заманчиво. Я про то, чтобы позвонить во все газеты и начать крестовый поход.
– Проблема доверия, дружище. Я годами медленно и тщательно его завоевывал. Если я что-нибудь скажу сейчас, то все потеряю.
Я подумал, не остаться ли тут, пока мимо не проедет Дольмечер. Но стоит ли так долго ждать сиюминутного удовлетворения? Мне хотелось посмотреть, какое у него будет лицо, когда он увидит, что наш фургон, точно колесница Мрачного Жнеца, стоит у ворот его завода Грааля. Но подкрепить угрозу мне было нечем. Пора вставать, чтобы еще до часа пик без спешки вернуться домой.
23
Что мы и сделали. На подъездной дорожке красовалась симпатичная голубоватая горка битого стекла, как раз в том месте, где Барт вскрыл микроавтобус Роскоммона. Машина Тесс отсутствовала, что было неплохо: значит, она решила держаться подальше от неприятностей – от нашего дома.
Я немного нервничал, не подложил ли нам кто бомбу или еще что-нибудь, но это просто заявляла о своих правах паранойя. Мы давно уже укрепили все окна и двери, чтобы обезопасить дом. Разумеется, сюда мог вломиться кто угодно, но по ходу дела повредил бы косяки или рамы, а ничего такого мы не заметили. Поэтому мы вошли и наполнили себе пару мешков «веселящим». На автоответчике мигала лампочка. С мешками в руках мы стояли бок о бок над телефоном, дышали из пакетов и слушали, одними губами вторя словам с пленки.
– С.Т., это Тесс. Что, черт побери, происходит? Пожалуйста, позвони мне, я у Салли. Номер на обороте телефонной книжки.
Пи-ип.
– Э-э… это Роскоммон. Ненавижу автоответчики. Не спускайтесь в подвал. М-м-м… Теперь это опасно, там оголенные провода и на полу полно воды. Поэтому я забил дверь. Не пытайтесь ее вышибить, поняли? Иначе вам здесь не жить. Я, мать вашу, вас отсюда вышвырну.
Пи-ип.
– Я звоню из «Домино». Барт здесь? Он заказывал пиццу, и мы хотим подтвердить заказ.
Пи-ип.
– Это Дебби. Сейчас час ночи. Слушай, я взяла «омни» и поехала на вечеринку, а оттуда домой, и кто-то его угнал. Поверить не могу, что так вышло! Я услышала какой-то шум на улице, выглянула в окно, а там был здоровенный тип – в деловом костюме! – и его ждала большая черная машина. Тип просто сел в «омни», завел его и уехал. У него даже ключи были!
Пи-ип.
– В подвале вашего дома гребаная бомба. Убирайтесь оттуда.
Пи-ип.
– Привет, это Дольмечер… – Но остальное я пропустил, поскольку Барт как раз бросил стулом в окно.
Секунд через десять мою железную дорогу разнесло по всему Брайтону и окрестностям. Мы же с Бартом лежали на Самом Большом Заднем Дворе Бостона за горой битых бетонных блоков. На спину нам приземлилось несколько листов дурацкого винилового сайдинга Роскоммона, но не более того.
У меня была пятерка по химии, и я без труда понял, что это не газовая труба взорвалась. Тут была взрывчатка. И заложили ее вчера вечером. Иными словами, с ведома Роскоммона. Но почему он согласился? Потому что к нему пришли большие дяди. Достаточно богатые, чтобы сделать ему предложение, от которого он не смог отказаться. Скажем, организация уровня «Баско». А еще потому, что он давно хотел избавиться от этого дома.
– Круто, – сказал он.
Выдернув у него из-за пояса пушку Роскоммона, я перехватил ее за ствол и врезал Барту по лбу. Цапнул ключи и рванул к фургону.
Так я, во всяком случае, думал, пока за кормой у меня не показался бронированный вертолет.
Именно этого я и боялся. Как только на меня навесят ярлык террориста, отпадет необходимость беспокоиться из-за ордеров и копов. Жизнь в условиях военного времени.
Этот вертолет был из новых: с невероятно узким корпусом, и люди в нем сидели практически другу друга на головах. За штурвалом наверху – пилот, и внизу – стрелок, чтобы управляться со всякими пулеметами, боеголовками и ракетами.
В шторм они ни за что не полетят. Дождь уже превратился в ливень, и ветер был в сорок или пятьдесят узлов. Но мне вспомнилась спасательная операция весной, когда мы сняли несколько русских с сухогруза как раз в такую погоду.
Разумеется, сухогруз стоял на месте. А я, черт побери, нет. Я давно уже перестал прорезать волны и теперь качался вверх-вниз по ним. На самом деле вода не двигается, так только кажется, потому что ее поверхность поднимается и опускается. Поэтому если ты на «Зодиаке» и направляешься в тридцатифутовый вал, как тот, что сейчас вырос передо мной, то взлетаешь в небеса. Быстро. А когда опускаешься, то… Ну, свободное падение тебе обеспечено. Как только оказываешься в самом низу параболы, ускорение вдавливает тебя в днище, и ты опять на пути наверх – желудок при этом проваливается в мошонку. Если судно у тебя достаточно прочное, чтобы выдержать такие перепады гравитации, тебе ничего не грозит. В противном случае его затащит под воду и разломает. Но с «Зодиаком» такого не случится.
Внезапно мне показалось, что рядом со мной ударила красная молния, но нет, это поток огня из пулемета «гатлинг» прорезал волну передо мной – или она была надо мной? Когда нет горизонта, ничего не знаешь наверняка. Это называется «стрелять перед носом». Предупреждающий огонь.
Но «поток» это слишком хорошо сказано. Их стрельба скорее напоминала серию неуверенных струек – вроде моего первого оргазма. Одна из них пришлась в тридцати футах подо/за мной, и я задумался, а вдруг это вовсе не предупреждение. Может, просто непрофессионализм?
Ради любопытства я попытался прицелиться вдоль указательного пальца, проверить, смогу ли удержать его достаточно ровно, чтобы попасть воображаемой ракетой в вертолет. Не вышло, я не смог удержать вертолет даже взглядом. Бедолаги просто не способны в меня попасть. У них и тени надежды нет.
Это я сообразил, пока вода то забрасывала меня в вышину, то отпускала с жидкой скалы в свободное падение. Наверху в меня ударил порыв ветра и едва не перевернул. С высоты я увидел стену черного дождя и следующий вал – он был гораздо больше всех предыдущих. Вертолет завис всего в нескольких ярдах, так что я мог взглянуть гадам прямо в авиаторские очки. Потом его подхватило ветром, завертело, и я едва не потерял его из виду. А это означало, что и они, возможно, меня потеряли. Поэтому я попытался уйти по диагонали.
Впрочем, это не имело значения, потому что дать по мне очередь они все равно не сумели бы. Только не в такой шторм. Итак, я показал им палец (надеюсь, они увидели мой жест в инфракрасном) и взял курс на Мэн. Баки у меня заправлены под завязку, на пятьдесят миль бензина хватит. Капли с неба внезапно слились в единую стену. Больше я вертолета не видел.
Бензин у меня кончился в полумиле от берега незадолго до полудня. Пришло время ЛСД. Я не спал больше суток, у меня болело все тело, я надорвал спину, когда дергал за шнур мотора, а сейчас еще придется грести через проливной дождь. По счастью, прилив упал футов на пять. Кислоту я держу в бумажнике – на листке промокашки с фиктивной картой, заткнутой за выпускную фотографию Дебби. Достав фотографию, я некоторое время смотрел на нее, а потом вдруг заплакал. Несчастный, оклеветанный эколог-изгой качается по волнам Атлантического океана, мокнет под дождем, рыдает над фотографией своей девушки.
Так продолжалось минут десять, а потом я сунул в рот уголок промокашки, рассосал его и стал ждать. Минут через двадцать мне уже удалось грести, не постанывая от боли. Через полчаса я вообще ничего не чувствовал. Через сорок минут получал удовольствия больше, чем от чего-либо с тех пор, как любил ту самую девушку, поэтому я рассосал еще половинку. Через час я готов был схватиться с гадами на «сигарете». Зубы у меня болели, потому что через холодный ливень я греб, оскалясь в «накося-выкуси» ухмылке. Раз в час или около того я вспоминал, что надо свериться с компасом и определить, к берегу ли направляюсь.
Беглецу-террористу глупо приходить на бензоколонку, но чтобы быть беглецом, нужно на чем-то бежать, а без бензина такое не провернуть. Поэтому я заполнил баки. Работавший на бензоколонке мужик оказался зомби-двойником бывшего вице-президента Спиро Агню, и я никак не мог сдержать смеха. Разозлившись, он велел мне убираться. Что я с радостью и сделал: увидь я Никсона, в штаны наложил бы.
Наверное, чтобы добраться до бензоколонки, мне нужно было сперва выйти на берег, так? Ведь там находятся бензоколонки. Выходит, я догреб до Мэна. До суши штата Мэн. Теперь пришло время бежать вглубь, вернуться к прежнему ремеслу, но на пресной воде. Как викинги, которые на кораблях с плоским днищем поднимались к селениям нищим (ну надо же, стихами заговорил!), которые до того считались неуязвимыми, поскольку стояли на слишком уж мелких реках. «Зодиак» – современный эквивалент дракара. Когда-нибудь я установлю на носу драконью голову. О Господи, вот и дракон! Или это чайка?
Было какое-то озеро. Какая-то протока вывела меня к реке, оттуда – к другому озеру поменьше. Кончился бензин. Я затопил «Зодиак», грузом стал его же мотор. Пушку бросил следом, ничем мне она не помогла. Затем, помню, я очутился в горах Уайт-Маунтис на западе Мэна, где блуждал сорок дней и сорок ночей. Пока меня не нашли индейцы.
Я немного нервничал, не подложил ли нам кто бомбу или еще что-нибудь, но это просто заявляла о своих правах паранойя. Мы давно уже укрепили все окна и двери, чтобы обезопасить дом. Разумеется, сюда мог вломиться кто угодно, но по ходу дела повредил бы косяки или рамы, а ничего такого мы не заметили. Поэтому мы вошли и наполнили себе пару мешков «веселящим». На автоответчике мигала лампочка. С мешками в руках мы стояли бок о бок над телефоном, дышали из пакетов и слушали, одними губами вторя словам с пленки.
– С.Т., это Тесс. Что, черт побери, происходит? Пожалуйста, позвони мне, я у Салли. Номер на обороте телефонной книжки.
Пи-ип.
– Э-э… это Роскоммон. Ненавижу автоответчики. Не спускайтесь в подвал. М-м-м… Теперь это опасно, там оголенные провода и на полу полно воды. Поэтому я забил дверь. Не пытайтесь ее вышибить, поняли? Иначе вам здесь не жить. Я, мать вашу, вас отсюда вышвырну.
Пи-ип.
– Я звоню из «Домино». Барт здесь? Он заказывал пиццу, и мы хотим подтвердить заказ.
Пи-ип.
– Это Дебби. Сейчас час ночи. Слушай, я взяла «омни» и поехала на вечеринку, а оттуда домой, и кто-то его угнал. Поверить не могу, что так вышло! Я услышала какой-то шум на улице, выглянула в окно, а там был здоровенный тип – в деловом костюме! – и его ждала большая черная машина. Тип просто сел в «омни», завел его и уехал. У него даже ключи были!
Пи-ип.
– В подвале вашего дома гребаная бомба. Убирайтесь оттуда.
Пи-ип.
– Привет, это Дольмечер… – Но остальное я пропустил, поскольку Барт как раз бросил стулом в окно.
Секунд через десять мою железную дорогу разнесло по всему Брайтону и окрестностям. Мы же с Бартом лежали на Самом Большом Заднем Дворе Бостона за горой битых бетонных блоков. На спину нам приземлилось несколько листов дурацкого винилового сайдинга Роскоммона, но не более того.
У меня была пятерка по химии, и я без труда понял, что это не газовая труба взорвалась. Тут была взрывчатка. И заложили ее вчера вечером. Иными словами, с ведома Роскоммона. Но почему он согласился? Потому что к нему пришли большие дяди. Достаточно богатые, чтобы сделать ему предложение, от которого он не смог отказаться. Скажем, организация уровня «Баско». А еще потому, что он давно хотел избавиться от этого дома.
ДВОЕ ПОГИБШИХ ПРИ ВЗРЫВЕ БОМБЫ В БРАЙТОНЕБарт перекатился на спину.
ФБР ОБВИНЯЕТ ТЕЙЛОРА В ТЕРРОРИЗМЕ
КАМПАНИИ «ПРЯМОГО ДЕЙСТВИЯ» – ПРИКРЫТИЕ ДЛЯ НАСИЛИЯ?
– Круто, – сказал он.
Выдернув у него из-за пояса пушку Роскоммона, я перехватил ее за ствол и врезал Барту по лбу. Цапнул ключи и рванул к фургону.
«Я ДУМАЛ, С.Т. ЗА МИР», ГОВОРИТ ПОТРЯСЕННЫЙ СОСЕД.Пока я пересекал город, пошел дождь. В центре есть прибрежный сквер, и там я собрал «Зодиак». В гавани катер береговой охраны тащил восьмидесятифутовый «дворец наслаждений» от яхт-клуба в открытые воды.
БЕГСТВО ТЕРРОРИСТА ИЗ «ЭООС» С МЕСТА ТРАГЕДИИ
ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ: Сэнгеймон Тейлор: Джекилл и Хайд нашего города?
МАШИНА «ЭООС» НАЙДЕНА ВОЗЛЕ ЯХТ-КЛУБАЯ узнал буксируемое судно: с него любил рыбачить Олвин Плеши. Вокруг кружила пара пожарных катеров, палубы яхты кишели копами.
БРОШЕНА ПРИ ПОПЫТКЕ ЗАЛОЖИТЬ ВТОРУЮ БОМБУ?
КРУИЗ УЖАСАЯ неспешно отчалил, не набирал скорость, пока мимо не промелькнул аэропорт, а после понесся на всех парах, пока вокруг меня не осталось ничего, кроме дождя и волн – из Гренландии надвигался шторм. Огромный, жутковатого вида сукин сын. В «Зодиаке» имелся оранжевый защитный костюм, который я надел, а поверх с трудом натянул «ливайсы», чтобы поменьше бросаться в глаза. Я взял курс на север, на штормовые облака, на волны. Тут меня никто не найдет. Ни «сигареты», ни катера береговой охраны, ни вертолеты, ни спутники.
С.Т. ВЗРЫВАЕТ ЯХТУ ВИДНОГО ПОЛИТИКА
«Он всю жизнь ненавидел Плеши»
Так я, во всяком случае, думал, пока за кормой у меня не показался бронированный вертолет.
Именно этого я и боялся. Как только на меня навесят ярлык террориста, отпадет необходимость беспокоиться из-за ордеров и копов. Жизнь в условиях военного времени.
Этот вертолет был из новых: с невероятно узким корпусом, и люди в нем сидели практически другу друга на головах. За штурвалом наверху – пилот, и внизу – стрелок, чтобы управляться со всякими пулеметами, боеголовками и ракетами.
В шторм они ни за что не полетят. Дождь уже превратился в ливень, и ветер был в сорок или пятьдесят узлов. Но мне вспомнилась спасательная операция весной, когда мы сняли несколько русских с сухогруза как раз в такую погоду.
Разумеется, сухогруз стоял на месте. А я, черт побери, нет. Я давно уже перестал прорезать волны и теперь качался вверх-вниз по ним. На самом деле вода не двигается, так только кажется, потому что ее поверхность поднимается и опускается. Поэтому если ты на «Зодиаке» и направляешься в тридцатифутовый вал, как тот, что сейчас вырос передо мной, то взлетаешь в небеса. Быстро. А когда опускаешься, то… Ну, свободное падение тебе обеспечено. Как только оказываешься в самом низу параболы, ускорение вдавливает тебя в днище, и ты опять на пути наверх – желудок при этом проваливается в мошонку. Если судно у тебя достаточно прочное, чтобы выдержать такие перепады гравитации, тебе ничего не грозит. В противном случае его затащит под воду и разломает. Но с «Зодиаком» такого не случится.
Внезапно мне показалось, что рядом со мной ударила красная молния, но нет, это поток огня из пулемета «гатлинг» прорезал волну передо мной – или она была надо мной? Когда нет горизонта, ничего не знаешь наверняка. Это называется «стрелять перед носом». Предупреждающий огонь.
Но «поток» это слишком хорошо сказано. Их стрельба скорее напоминала серию неуверенных струек – вроде моего первого оргазма. Одна из них пришлась в тридцати футах подо/за мной, и я задумался, а вдруг это вовсе не предупреждение. Может, просто непрофессионализм?
Ради любопытства я попытался прицелиться вдоль указательного пальца, проверить, смогу ли удержать его достаточно ровно, чтобы попасть воображаемой ракетой в вертолет. Не вышло, я не смог удержать вертолет даже взглядом. Бедолаги просто не способны в меня попасть. У них и тени надежды нет.
Это я сообразил, пока вода то забрасывала меня в вышину, то отпускала с жидкой скалы в свободное падение. Наверху в меня ударил порыв ветра и едва не перевернул. С высоты я увидел стену черного дождя и следующий вал – он был гораздо больше всех предыдущих. Вертолет завис всего в нескольких ярдах, так что я мог взглянуть гадам прямо в авиаторские очки. Потом его подхватило ветром, завертело, и я едва не потерял его из виду. А это означало, что и они, возможно, меня потеряли. Поэтому я попытался уйти по диагонали.
Впрочем, это не имело значения, потому что дать по мне очередь они все равно не сумели бы. Только не в такой шторм. Итак, я показал им палец (надеюсь, они увидели мой жест в инфракрасном) и взял курс на Мэн. Баки у меня заправлены под завязку, на пятьдесят миль бензина хватит. Капли с неба внезапно слились в единую стену. Больше я вертолета не видел.
Бензин у меня кончился в полумиле от берега незадолго до полудня. Пришло время ЛСД. Я не спал больше суток, у меня болело все тело, я надорвал спину, когда дергал за шнур мотора, а сейчас еще придется грести через проливной дождь. По счастью, прилив упал футов на пять. Кислоту я держу в бумажнике – на листке промокашки с фиктивной картой, заткнутой за выпускную фотографию Дебби. Достав фотографию, я некоторое время смотрел на нее, а потом вдруг заплакал. Несчастный, оклеветанный эколог-изгой качается по волнам Атлантического океана, мокнет под дождем, рыдает над фотографией своей девушки.
Так продолжалось минут десять, а потом я сунул в рот уголок промокашки, рассосал его и стал ждать. Минут через двадцать мне уже удалось грести, не постанывая от боли. Через полчаса я вообще ничего не чувствовал. Через сорок минут получал удовольствия больше, чем от чего-либо с тех пор, как любил ту самую девушку, поэтому я рассосал еще половинку. Через час я готов был схватиться с гадами на «сигарете». Зубы у меня болели, потому что через холодный ливень я греб, оскалясь в «накося-выкуси» ухмылке. Раз в час или около того я вспоминал, что надо свериться с компасом и определить, к берегу ли направляюсь.
Беглецу-террористу глупо приходить на бензоколонку, но чтобы быть беглецом, нужно на чем-то бежать, а без бензина такое не провернуть. Поэтому я заполнил баки. Работавший на бензоколонке мужик оказался зомби-двойником бывшего вице-президента Спиро Агню, и я никак не мог сдержать смеха. Разозлившись, он велел мне убираться. Что я с радостью и сделал: увидь я Никсона, в штаны наложил бы.
Наверное, чтобы добраться до бензоколонки, мне нужно было сперва выйти на берег, так? Ведь там находятся бензоколонки. Выходит, я догреб до Мэна. До суши штата Мэн. Теперь пришло время бежать вглубь, вернуться к прежнему ремеслу, но на пресной воде. Как викинги, которые на кораблях с плоским днищем поднимались к селениям нищим (ну надо же, стихами заговорил!), которые до того считались неуязвимыми, поскольку стояли на слишком уж мелких реках. «Зодиак» – современный эквивалент дракара. Когда-нибудь я установлю на носу драконью голову. О Господи, вот и дракон! Или это чайка?
Было какое-то озеро. Какая-то протока вывела меня к реке, оттуда – к другому озеру поменьше. Кончился бензин. Я затопил «Зодиак», грузом стал его же мотор. Пушку бросил следом, ничем мне она не помогла. Затем, помню, я очутился в горах Уайт-Маунтис на западе Мэна, где блуждал сорок дней и сорок ночей. Пока меня не нашли индейцы.
24
В наказание – сны о серебряном индейце, который стоит в отдалении с лицом как томагавк и отказывается взглянуть в мою сторону. Потом я очнулся в чьем-то жилом трейлере, больной, как собака, и слабый, как рукопожатие Плеши. Когда я перестал пытаться сесть и откинулся на подушку, передо мной маячила щель между занавесками, а в нее я увидел припаркованный под окном пикап Джима Грандфазера, украшенный головой индейца.
Неделю мне не давали газет. Здесь получали только «Ю-эс-эй тудей», но та уже перестала обо мне печатать, и местную газетенку, которую не слишком интересовало происходящее в Бостоне. Я много времени провел пялясь на собственный спасательный костюм, который висел на стене, порванный в клочья и заляпанный грязью. Джиму не требовалось говорить, что костюм спас мне жизнь.
Меня выхаживала семья Синглтари и – опосредованно – все племя, к которому она принадлежала. Либо они не понимали, каким зловредным может быть американское правительство, когда считает, что борется с терроризмом, либо им было наплевать.
Скорее последнее. Что может им сделать правительство? Отобрать их земли? Заразить оспой? Согнать в резервацию?
Первые несколько дней все силы у меня уходили на сухие позывы к рвоте. Потом я понемногу дошел до воды, затем спрайта и, наконец, бульона из утки и рыбы. Время от времени я просыпался и всякий раз видел рядом Джима, который, ссутулившись над коробкой для обуви, мастерил наконечники для стрел. Чик, чик, чик. Маленькие полумесяцы вулканического стекла рикошетили от всего вокруг, когда он их обтачивал.
– Этот будет в стиле зуни. Видишь, как обработано основание?
– Тебе следовало бы вернуться к Анне, – сказал я ему однажды после обеда. – Не связывайся со мной, приятель, я отрава. В настоящий момент я токсичный отход.
– Добро пожаловать в племя.
– Меня искали?
– Считают, что ты свалил в Канаду.
– Я сам так думал.
– Нет. Ты еще у дяди Сэма. Формально. А на самом деле в… – Он оттарабанил двадцатисложное индейское название.
– Замечательно, Джим. Можно купить несколько хлопушек?
Неделю мне не давали газет. Здесь получали только «Ю-эс-эй тудей», но та уже перестала обо мне печатать, и местную газетенку, которую не слишком интересовало происходящее в Бостоне. Я много времени провел пялясь на собственный спасательный костюм, который висел на стене, порванный в клочья и заляпанный грязью. Джиму не требовалось говорить, что костюм спас мне жизнь.
Меня выхаживала семья Синглтари и – опосредованно – все племя, к которому она принадлежала. Либо они не понимали, каким зловредным может быть американское правительство, когда считает, что борется с терроризмом, либо им было наплевать.
Скорее последнее. Что может им сделать правительство? Отобрать их земли? Заразить оспой? Согнать в резервацию?
Первые несколько дней все силы у меня уходили на сухие позывы к рвоте. Потом я понемногу дошел до воды, затем спрайта и, наконец, бульона из утки и рыбы. Время от времени я просыпался и всякий раз видел рядом Джима, который, ссутулившись над коробкой для обуви, мастерил наконечники для стрел. Чик, чик, чик. Маленькие полумесяцы вулканического стекла рикошетили от всего вокруг, когда он их обтачивал.
– Этот будет в стиле зуни. Видишь, как обработано основание?
– Тебе следовало бы вернуться к Анне, – сказал я ему однажды после обеда. – Не связывайся со мной, приятель, я отрава. В настоящий момент я токсичный отход.
– Добро пожаловать в племя.
– Меня искали?
– Считают, что ты свалил в Канаду.
– Я сам так думал.
– Нет. Ты еще у дяди Сэма. Формально. А на самом деле в… – Он оттарабанил двадцатисложное индейское название.
– Замечательно, Джим. Можно купить несколько хлопушек?