Стивенсон Нил. Зодиак

   – Дольмечера нет под рукой.
   – У нас есть одна идея. Кажется, мы знаем, как его найти. Если мы сумеем это сделать, возможно, удастся его успокоить, уговорить помочь нам убить его бактерии.
   – Когда он от меня уехал, то, кажется, направился на север.
   – А ты как догадался, Шерлок? На нем были унты?
   – Он позаимствовал мою карту Нью-Гэмпшира.
   Отлично, теперь Кельвин станет соучастником в попытке покушения. Я не стал ему этого говорить. Вероятно, он и сам давно понял. Бесхитростность Дольмечера не знает пределов.
   – И еще одно, – сказал Кельвин, выходя с нами на подъездную дорожку. – Это ты взорвал на прошлой неделе скоростной катер?
   – Я.
   – Так я и думал, – улыбнулся он.
   – Почему?
   – Потому что это было у самого «Корабля Бостонского чаепития». В том месте, где зародилась идея кампаний прямого действия.
   – Удачи, Кельвин.
   – Хорошей охоты.
   Они с малышом стояли на своей славной бельмонтской улочке, держались за руки и махали нам вслед.

28

   У нашего Дольмечера – никакого представления об ответственности. Он нам нужен, черт бы его побрал! Никогда бы не подумал, что доведется такое сказать, но факт остается фактом. Он изобрел треклятые бактерии, выкормил их, вырастил, знал все про их жизненный цикл и что им нужно по части пищи, температуры и кислотности. Если его успокоить, расспросить, мы сумеем найти простой способ с ними расправиться. Но нет, ему понадобилось свалить в край охотников, чтобы поквитаться с Плеши. И чтобы его самого при этом грохнули.
   Наш путь лежал на север. Был час ночи, пятница. Через пару часов мы разыскали штаб-квартиру «Игры на выживание», сравнительно новый сруб, притулившийся у края какого-то частного леса. Когда мы свернули на стоянку, свет наших фар прошелся по кабинам нескольких припаркованных машин, в основном семидесятых годов, и мы увидели, как внутри посмотреть на нас приподнимаются люди в бейсболках. Мы с Джимом тихонько развернули на земле пару спальников и улеглись. Бун поехал раздобыть какие-нибудь газеты и узнать, нельзя ли вычислить программу Плеши на следующие несколько дней.
   Мне не спалось. Джим с полчаса делал вид, будто спит, потом пошел к платному телефону на стене сруба и позвонил Анне.
   – Как у нее дела? – спросил я, когда он вернулся.
   – Так и думал, что ты не спишь.
   – Ну уж нет. От спальников Буна пахнет мазью «Бен-Гей» и сероводородом. Вот лежу и пытаюсь себе представить, в каких акциях нужно участвовать, чтобы заработать растяжение суставов и столкнуться с таким газом. Да, а еще жду последней сводки новостей от прямой кишки.
   – У Анны все в порядке, – сказал Джим. – Сегодня ездила в Рочестер посмотреть обои.
   – Ремонт в доме?
   – Постепенно, сам понимаешь.
   – Тогда спрошу, почему ты тут, а не там?
   – Если бы я знал. Тут белый человек напортачил, да так, что хуже не придумаешь. Но однажды ты мне помог, и теперь я должен помочь тебе.
   – Освобождаю тебя от обязательств.
   – Ты тут ни при чем. Это внутреннее, оно во мне сидит. Я должен остаться с вами, иначе перестану себя уважать. А кроме того, черт, ну… весело с вами.
   Незадолго до рассвета вернулся Бун – совершенно взвинченный. Он останавливался в каждом кафе в радиусе двадцати миль, пил огромными чашками кофе и собирал оставленные на стойках газеты.
   – Плеши на Празднике Лесорубов, – объявил он. – К северу отсюда. Меньше часа езды.
   – Сегодня там ночует?
   – Кто, черт побери, знает? Такое в газетах не печатают.
   – Будет там весь день?
   – Только утром. Потом поедет в Нашуа. Осматривать какие-то хай-тек-фирмы. С твоим другом Логлином.
   – Два сапога пара. – Я обеими руками ворошил его чертовы газеты. – Гад, ты что, комиксов не привез?
   Бун был за то, чтобы двигать прямиком на Праздник Лесорубов, но Джим его отговорил, мол, в темноте мы мало что можем сделать. Мне показалось любопытным, что игроки потрудились приехать загодя и спят теперь в машинах – наверное, на тропу войны тут выходят с первым светом.
   И точно, в пять утра на единственное место с табличкой «ЗАРЕЗЕРВИРОВАНО» свернул огромный полноприводный джип. Высокий и черный, он был снабжен всем необходимым, чтобы преодолеть снежный буран или зону ядерного поражения. Из джипа вылез мужик – вопреки моим ожиданиям не худощавый ветеран Вьетнама с запавшими глазами, а более плотный тип постарше, скорее поколения Кореи. Я услышал, как люди в машинах вокруг нас зашевелились.
   Мы с Джимом нагнали его, когда он отпирал три внушительных замка на входной двери сруба.
   – Здравствуйте, – сказал он, решительно игнорируя меня, но очень заинтересовавшись Джимом. Впрочем, я так и знал, за этим и выманил Джима из теплого спальника.
   – Здравствуйте, – ответили мы, а я добавил:
   – Вы, ребята, тут рано встаете.
   Поджав губы, он просиял. Есть люди, генетически предрасположенные к тому, чтобы подниматься в четыре утра и будить ближних. Обычно они становятся начальниками отряда бойскаутов или вожатыми в лагере.
   – Интересуетесь «Игрой на выживание»?
   – Один мой друг, Дольмечер, мне про нее рассказывал.
   – Дольмечер! Ух ты! Да он сущий дьявол! Странно, что тут нет его машины.
   Он провел нас в сруб, зажег свет и включил керосиновый обогреватель. Потом запустил кофеварку. Я уловил ироничный взгляд Джима. М-да, наш новый знакомый из тех, кто кофеварку заряжает с вечера, чтобы утром только щелкнуть клавишей. Прирожденный лидер.
   – А Дольмечер хорошо играет? – спросил Джим. Мужик рассмеялся.
   – Поверьте, мистер, если бы мы выдавали черные пояса, у него был бы, ну, не знаю, пятый или шестой дан. Однажды он ох как меня одурачил! – Мужик смерил Джима взглядом и кивнул. – Хотя вам, возможно, больше повезет.
   – Ага, – согласился Джим. – За пятнадцать лет работы ремонтником стиральных машин я отточил навыки.
   Мужик сердечно хохотнул, сочтя это дружеской шуткой.
   – В подобных играх уже участвовали?
   – Только охотился с луком, – сказал Джим, что стало для меня новостью – я-то думал, он ходит на дичь со своей разукрашенной винтовкой.
   – Ну, тут много общего. Нужно подобраться близко, потому что оружие у нас ближнего боя. А это значит, надо быть ловким и хитрым. Как Дольмечер.
   Я подавил стон. Похоже, Дольмечер здесь считается Эйнштейном.
   – Я думал, вы огнестрельным оружием пользуетесь, – сказал Джим.
   – Ручным. И только на углекислом газе. Поэтому радиус эффективного действия у него невелик. Вот, посмотрите.
   Он открыл шкаф полный массивных пистолетов. Показал, как вставляется баллончик с углекислым газом и патроны: мягкий резиновый шарик с красной краской.
   – Стоит ему в тебя попасть, – плюх! – ты помечен. Видите? Никакого насилия. Это стратегическая игра. Вот почему Дольмечер в ней так хорош. Он талантливый стратег.
   Мы сказали мужику, что еще к нему вернемся. На стоянке Буна окружала кучка восхищенных игроков, а он объяснял, как одолеть в рукопашной доберман-пинчера, при этом его не поранив.
   – Приятно знать, что ты возвращаешься к прежнему себе, – сказал я, когда мы наконец утащили его назад в пикап.
   – Эти парни сущие троглодиты, – отозвался Бун. – У них на все один ответ: винтовка побольше.
   – Может, нам стоит основать школу ненасильственного терроризма?
   – Броское название. Но без насилия нет и террора.
   – Ты говоришь, как те парни, Бун. В жизни есть много больше, чем стрельба. Думаю, можно сеять ужас, лишь предъявляя людям их грешки.
   – Да что с тобой? Ты в католической семье вырос? На грехи сейчас всем плевать. Думаешь, глав корпораций волнует проблема греха?
   – Ну, они отравили людей, нарушили закон. И стоит предъявить это журналистам, они занервничают.
   – Только потому, что это вредно для бизнеса. Виноватыми-то они себя не считают.
   К тому времени Джим уже вывел пикап на трассу. Обратив лицо серебряного индейца на север, он вдавил педаль газа.
   – А как насчет Плеши? – не унимался Бун. – Ты думаешь, он чувствует себя виноватым? Ты думаешь, он боится? Черта с два!
   – Он тоже человек, Бун. Готов поспорить, он в штаны наложил от страха. Он же развязал катастрофу.
   – Ага, и у него налицо все симптомы человека, парализованного страхом, – сказал Бун, шурша одной из газет. – Давай посмотрим. Десять часов: участие в состязании по метанию топора. Десять тридцать: старший судья конкурса по катанию стволов. Да уж, просто трясется от ужаса.
   – А что, по-твоему, ему делать, бежать в Бостон и прятаться? Подумай, Бун, он не дурак. Он знает, что послал решать проблему подчиненных. Вроде Логлина. Проклятие! Интересно, что же замышляет Логлин? Задача Плеши показываться на людях и выглядеть храбрым. Но если кто-то бросит ему вызов перед телекамерами…
   Мы с Буном бодались еще четверть мили, пока Джим не занервничал и не начал на нас оглядываться.
   – Вы чокнутые, ребята, – сказал он. – Вас сцапают. Или пристрелят.
   – Но в самом крайнем случае он вспотеет, – сказал я.
   – Готов в это поверить, – отозвался Бун.
   – И мы могли бы предать дело огласке.
   Мне вспомнилась последняя операция в Нью-Гэмпшире – несколько лет назад в Сибруке, где строили ядерную электростанцию. Мы даже на стройку не сумели проникнуть, нас арестовали. Кое-кого избили. Но в новости мы попали. И реактор так и стоит незаконченный, а ведь десять лет прошло.
   – Нужно подобраться совсем близко, – говорил тем временем Джим. – Спецслужбы, сами понимаете.
   – Они там уши развесили, – возразил Бун. – Чего им бояться? Какая-то мелкая сошка вроде Плеши, никто даже имени его не помнит, кампания в самом начале. Состязание по метанию топора в глухом захолустье. Черт, если бы я устраивал на него покушение, сам бы это место выбрал.
 
   Машину Дольмечера мы нашли без труда. Состязание устраивали в одном из мелких заповедников (множество таких «оазисов дикой природы» размером с почтовую марку разбросано по всему Нью-Гэмпширу), и путей подхода к нему было не так уж много. Мы знали, что Дольмечер не бросит машину на видном месте или там, где парковка запрещена. Он поведет себя как законопослушный массачусетец, а после растворится среди деревьев. Именно так он и поступил. Машину мы засекли на площадке для пикников возле шоссе, недалеко от начала прогулочной дорожки по заповеднику.
   – Умно, – похвалил Джим. – Отсюда его никто не ждет.
   Я заглянул в окно, но ничего особенного не увидел. Никаких патронташей или открытых тюбиков камуфляжной краски. Только высовывающийся из-под сиденья аптечный пузырек. К своей безумной миссии Дольмечер подошел на удивление здраво и деловито.
   Может, бактерии воздействуют на голову? В средствах массовой информации целую неделю шла дискуссия о том, не повредили ли токсические отходы мой головной мозг, превратив меня в слюнявого террориста. Я ничего особенного за собой не замечал и истерического беспокойства не испытывал, но Дольмечер получил много большую дозу, да и вообще был менее стабильным. Он вел себя скорее как психопат, о которых пишут в газетах: спокойный, методичный, незаметный.
   Джим возился с чем-то в пикапе, а Бун напряженно за ним наблюдал. Вернувшись, я встал на подножку и заглянул внутрь. Оказывается, Джим извлек из-под сиденья один из своих самодельных луков.
   – Эта модель в стиле нез-персэ, – объяснял он. – Видишь, концы усилены мембраной, которую добывают из рога барана. Они брали от диких чубуков, а мне пришлось от домашних овец.
   – Что, черт побери, ты собираешься с ним делать, Джим?
   – А ты, черт побери, что собираешься делать, когда найдешь Дольмечера, С.Т.? Ты что, забыл? Твоя пушка на дне озера.
   – Я все равно не собирался в него стрелять.
   – Ты просто нечто, С.Т., тебе это говорили? Как по-твоему, зачем мы сюда приехали? Насколько я понял, мы ищем психа с пушкой.
   – Только потому, что нам нужны его знания. А если ты нашпигуешь его стрелами, мы их не получим.
   – Ты меня недооцениваешь, С.Т.
   Из-под сиденья Джим вытащил связку стрел. Древки у них были прямыми, оперение самым обычным, только вот наконечники отсутствовали.
   – Рыболовные стрелы, – сказал Бун.
   Кивнув, Джим протянул мне одну. На конце имелся короткий, загнутый назад шип, а за ним, на расстоянии приблизительно трех дюймов перпендикулярно к древку была привязана короткая дощечка-перекладина.
   – Она не позволяет стреле пройти рыбу насквозь, а шип не дает ей выпасть. Так вот, охотничья стрела с серьезным наконечником убивает, перерезая множество кровяных сосудов. Животное истекает кровью. А эта в крупном животном только застрянет, причиняя ему неудобство.
   Наверное, вид у меня был все еще скептический.
   – Послушай, тот тип сказал, что у Дольмечера черный пояс в этой игре. Если ты думаешь, что он позволит подобраться к себе достаточно близко и вырвать из рук пистолет, ты совсем спятил.
   – Ладно. Но если за нами погонятся спецслужбы, выбросишь все в кусты.
   – Само собой. Черт, лук вообще для покушения не годится. Он же как пистолет с краской.

29

   Бун настаивал, что пойдет он.
   – Черт, ты же всего неделю назад пытался его взорвать, – твердил он мне. – Твоя физиономия – на плакатах «Его разыскивают…» Тебя сразу сцапают. А про меня все забыли. Разве только Плеши тайком промышляет китобойством.
   С таким аргументом не поспоришь. В конечном итоге договорились, что мы с Джимом пойдем по пешему маршруту, а Бун поедет на пикапе. Он покатается вокруг Праздника Лесорубов, разведает обстановку. Планировать что-либо не имело смысла, все зависело от случая. Если повезет и Плеши окажется рядом, Бун ухватится за возможность завести разговор о бактериях и привлечь внимание журналистов к реакции Плеши. Если подобраться будет невозможно, он плюнет на эту затею, растворится в толпе и станет высматривать высокого бледного психопата, который прячет руку под плащом.
   – Может, вызвать полицию и рассказать про Дольмечера? – в последнюю минуту предложил Джим.
   Такая мысль мне в голову не приходила. Честно говоря, если Плеши схлопочет пару пуль, я нисколечко не расстроюсь. Меня беспокоил Дольмечер, вероятно, единственный человек на свете, кто знает, как остановить надвигающуюся глобальную катастрофу. Его же могут пристрелить в заварушке! И даже если нет, увезут в какую-нибудь психушку, где от него никому не будет проку.
   – Плевать на Плеши. Нужно захватить Дольмечера.
   – Если предупредить копов, усилят охрану, – вмешался Бун. – К Плеши мы тогда и близко не подберемся.
   – У нас уйма времени изловить Дольмечера, – объяснил Джим. – И если мы дадим копам подробное описание, они все усилия направят на его поиски. А тогда любому, кто на Дольмечера не похож, будет проще подойти к Плеши.
   – Джим прав, – согласился Бун. – Если все провалится и нас повяжут, а Дольмечера найдут, то полиция поинтересуется, почему мы их не предупредили. Скажут, что мы действовали заодно. А если предупредим, то окажемся на стороне закона.
   Поэтому мы проехали полмили по шоссе до бензоколонки с телефоном, и я позвонил в полицию. Мы решили, что лучше это сделать мне, так как любое мое слово запишут на пленку, а полезно иметь доказательство того, что меня ужасно беспокоит благополучие Плеши.
   – Не могу назвать вам мою фамилию, потому что на меня пытаются повесить преступление, которого я не совершал, а поверить в это может только последний идиот… – сказал я в трубку, и Бун тут же пнул меня ногой. – Но сейчас я докажу свою невиновность. Думаю, на Олвина Плеши будет совершено покушение сегодня, на Празднике Лесорубов.
   Я подробно описал Дольмечера, подчеркивая все мелочи, в которых он отличался от Буна, а их набралось немало.
   – Хорошо… понятно… хорошо… – твердила весь разговор женщина на том конце провода. Определенно из робких. Явно не обучена ловить профессиональных убийц.
   Наконец Бун высадил нас у начала пешего маршрута и поехал на праздник.
   В этих лесах я был полным географическим кретином, совершенно не знал, как действовать, поэтому просто последовал за Джимом. Перед выходом он облачился в объемистый поношенный плащ, который держал в багажнике для замены масла, например. Под ним он спрятал свой лук. Выглядело глуповато, но все лучше, чем размахивать примитивным оружием перед носом у спецслужб. Он почти бежал по тропе, присогнув ноги и повернув голову в сторону. Я радовался, что он умеет охотиться с луком – это нам на руку. Но невольно думал о черном поясе Дольмечера в «игре на выживание» и спрашивал себя, насколько тот все-таки хитер и параноидален. От поляны праздника нас отделяла миля, ну может, полторы леса: по равнине, затем на высокую скальную гряду и вниз по склону на той стороне. Разве, с точки зрения Дольмечера, не логично было бы пройти немного вперед, а после дать кругаля и вернуться на тропу, чтобы посмотреть, не идет ли кто за ним?
   Едва ли. Кто может за ним идти? С чего бы ему волноваться?
   А с того, что он ограбил несколько аптек. Возможно, кто-то запомнил номера его машины. Возможно (я просто поставил себя на его место), его машину заметили здесь и послали за ним копов.
   И что сделают копы? Пойдут в лобовую атаку. Десяток человек растянутся цепью и начнут прочесывать лес. Всех ему не перестрелять.
   Впрочем, имея пистолет с глушителем, он-то, возможно, такое провернет. Не удивлюсь, если у Дольмечера есть глушитель или даже автомат. Он еще в университете был одержим «узи» и «мак-10» и, кажется, сохранил свое навязчивое увлечение, а сейчас – помоги нам, Господи! – достаточно зарабатывает, чтобы собрать целый арсенал.
   Бедный Дольмечер. Все его бесценное знание, вся информация, способная спасти мир, – довесок к увечной личности. Если мы сумеем его остановить (нет, черт побери, никаких «если», мы сумеем его остановить!), следующие несколько дней нам придется иметь дело с этой личностью. Безрадостная перспектива, как ни крути.
   Следующий вопрос: что он сделает, если за ним пойдут всего двое? Во-первых, без собак им его ни за что не отыскать. Джим кое-что знает про выслеживание, но я сомневался, что он так уж хорош. А если эти двое его найдут, им самим грозит опасность. Вспомните про типа в ванне.
   Да и вообще где, черт побери, Джим? Стоило мне отвести взгляд, как он исчез. Я прошел еще несколько ярдов и остановился. Звать его по имени – не самая лучшая идея. В кустах вдоль тропы имелся просвет, куда я и нырнул, забрел на несколько ярдов в лес – и вот вам, пожалуйста, Джим мочится на дерево.
   – Он скорее всего здесь прошел, – сказал Джим.
   – С чего ты взял? – Я никогда не понимал следопытов. Пожав плечами, он продолжил свое дело: похоже, предвидится мочеиспускание эпических масштабов.
   – Ни с чего. Но праздник в той стороне. Это – очевидный проход через подлесок, самый легкий путь к гряде. И отпечатки вон там как будто свежие.
   Я проследил взглядом, куда он кивнул. Земля в том месте раскисла от влаги. Там определенно прошел кто-то с тринадцатым размером обуви. Нет, Дольмечер далеко не каланча. Запястья и колени у него как связки палочек, но руки и ноги – как у баскетболиста-профессионала. И тот, кто тут прошел, был в крепких ботинках на шипованной подошве, которые состоятельные люди наших дней предпочитают тяжеленным сапогам на рифленке.
   Либо ему было плевать, идет за ним кто-то или нет, либо он хотел, чтобы мы нашли эти следы. Я оглядел лес вокруг, и внезапно каждое дерево показалось мне подозрительным. Подлесок не такой уж густой. Если присесть и спрятаться, можно видеть на сотню ярдов вокруг, а тебя и с десяти не заметят. Нечестно!
   – Меняем план, – сказал я. – Что, если Дольмечер нас подкарауливает?
   – Не я же учился с этим типом, а ты.
   – Это как раз в его духе. Пробежать через лес и всадить пару пуль в Плеши для него слишком просто. Ему надо превратить все в военную игру.
   – Ну и? Я думал, ты говорил, что умнее его.
   – Спасибо, Джим! Я сейчас расплачусь.
   Джим только пожал плечами.
   – Давай просто пойдем на праздник. Но кружным путем. У нас еще час в запасе. Нам не обязательно его выслеживать, мы и так знаем, куда он направляется. А двинувшись по его следу, только попадем в ловушку.
   – Можем зайти подальше в сторону и не подниматься на скалы, – предложил Джим.
   – Тогда окажемся на шоссе.
   Он вздохнул.
   – Или поднимемся прямо здесь.
   – Ты в состоянии?
   – Придется.
   – У тебя часы есть, Джим?
   – А у тебя?
   – Черт, нет.
   – Великолепно. Значит, надо поторапливаться.
   Когда ты в лесу и спешишь, время растягивается. Кажется, что прошло два часа, а на самом деле только один. Поэтому если у тебя есть крайний срок, ты всегда немного на взводе. И обычно приходишь раньше времени.
   Во всяком случае, так я себя утешал, но лучше от этого не становилось. Если честно, я чувствовал себя круглым идиотом. Мы с Джимом настроились выслеживать Дольмечера, но сообразили, что сами можем превратиться в дичь. А Бун тем временем там совсем один. Он способен потягаться и с десятком спецагентов, но мне хотелось бы на это поглядеть.
   Когда мы добрались до того места, где равнина вдруг переходила в почти вертикальную скалу, у нас все болело. Меня подташнивало, и желудок начало сводить спазмами, а Джим угодил ногой в яму и вывихнул лодыжку.
   Я открыл было рот, чтобы предложить пойти на шоссе и там поймать машину до поляны, когда услышал шорох. Джим разворачивал пакетик из фольги, который достал из кармана.
   – Уже ленч? – спросил я.
   – У большинства людей галлюциногенные грибы связаны с юго-западом, но северным племенам известно четырнадцать разновидностей. Я навестил там кое-кого прошлым летом.
   – Изучал их культуру?
   – Это занятие для белых. Я возил семью на «Международную выставку» в Ванкувер. А по дороге кое-где останавливался, и смотри, что оттуда привез. – Он забросил в рот что-то сухое и бурое. – Мне закон позволяет, а тебе нет.
   – Плевать, еще большим преступником в глазах закона я все равно не стану.
   Первую часть подъема грибы не слишком помогали, но на последнем отрезке сотворили чудо. Мы по-прежнему чувствовали себя скверно, зато думали о другом. Окружающее стало очень ярким (ну да, мы же поднимались!), и все чувства словно бы обострились. Мы утратили представление о времени. Впрочем, как я уже говорил, такое всегда случается, когда ты в лесу и спешишь. Особенно если приходится то и дело возвращаться или обходить препятствия. Но со временем мы добрались до вершины, а там уже было на все плевать. Без наркотика меня бы парализовал страх перед Дольмечером, но под его действием мы просто побежали вниз с пологого склона, когда же он стал крутым, то покрепче уперлись ногами в землю и заскользили по прелым листьям. Имелось тут и несколько земляных холмиков – с них мы съехали на пятой точке.
   Наконец земля под ногами выровнялась, лес снова стал густым, и мы сообразили, что безнадежно заблудились. В отличие от меня Джим сохранил присутствие духа и заставил меня постоять, пока сердцебиение и одышка не уймутся. Наконец мы различили гул с шоссе. Сверившись с картой и положением солнца, мы прикинули, где находится поляна праздника, а после разошлись на сотню футов и попытались двигаться тихо.
   Но, когда бредешь по колено в прошлогодней листве, это пустая затея. В кронах шелестел ветер, несколько скрывая наш шум, но я все равно чувствовал себя слишком уж заметным – точно еду по лесу на танке. Тонкие деревья стояли здесь далеко друг от друга, и я был почти уверен, что уж здесь-то не мог притаиться Дольмечер, готовый выскочить из укрытия, сжимая обеими руками пистолет и целясь в меня. Очень бы не хотелось, чтобы он оказался последним, кого я увижу в этой жизни.
   Становилось все хуже и хуже. Впереди показался просвет, очевидно, искомая поляна. Мы услышал шум толпы и звон кассового аппарата. Дольмечер, вероятно, где-то между нами и опушкой. Подлесок тут был гораздо гуще, и, зазевавшись, я угодил в овраг. Мне пришлось съехать с одного склона и карабкаться на другой – чувствовал я себя беспомощным и глупым бледнолицым. Мне невольно вспомнились старые фотографии времен Второй мировой войны, на которых военнопленные стоят вдоль оврага в ожидании расстрела.
   Корешок у меня под рукой оборвался, и я скатился назад на дно. Теперь я стоял по колено в вязкой жиже, прикрытой грязью и листьями. Я прошел несколько ярдов по оврагу – приблизительно туда, где должен был красться Джим. Но я уже десять минут его не видел и не слышал. Наконец стенки оврага немного раздвинулись, и я нашел легкий путь, как из него выбраться.
   Но Дольмечер меня опередил. Застыв в полном изумлении, я до самого верха проследил взглядом отпечатки его ботинок. И плеть дикой малины на краю оврага еще подрагивала.
   Наверху кто-то двигался. На фоне гудения толпы и монотонного бормотания ведущего я слышал чьи-то шаги. Кто там? Джим? Дольмечер? Или они оба? А после все звуки потонули в аплодисментах.
   Их я счел бесплатным билетом из оврага. Большую часть пути я прополз, забыв про шум ради скорости, а выбравшись, бросился ничком. Нет смысла изображать из себя мишень: если Дольмечер знает, что я наступаю ему на пятки, то будет начеку.
   Но он не знал. Я увидел, как всего в пятидесяти футах этот гад осторожно подбирается к поляне. В просветы между деревьями я разглядел навес над сложенной из бревен трибуной и развевающийся американский флаг, а когда поднялся на ноги, то – даже автостоянку. Ее я точно запомнил, потому что, когда некоторое время идешь напролом через горы листьев и грязи, блеск начищенных машин кажется самой странной вещью на свете.