Страница:
— Ах ты господи! Сожительствует… вот бедная девка.
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что удар у него, как у молотобойца, а сам тупой, как кувалда.
— Это я уже понял. Когда мы в первый раз их посещали, года три-четыре назад, он чуть было не бросился на нас.
— Похоже на него. Опасный у парня темперамент.
— А на что ты намекал-то?
— В смысле?
— По телефону. Ты сказал, что в неофициальной обстановке расскажешь.
— А. Ну это, конечно, только слухи, которые бродят у нас, в журналистской среде. Что тут правда, а что нет — сказать не могу. Было такое дело о контрабанде спиртного в Суннфьорде с год назад. В начале семьдесят третьего. Таможенный катер потопил шхуну в одном из проливов между Верландет и Атлёй. Шхуна по самый планширь была загружена спиртным, которое, судя по всему, должны были продать тут же — жителям фьорда. Один из причастных к этому делу был найден пару дней спустя убитым. Застрелили его то ли из ружья, то ли из чего-то еще. Говорили, что он и был стукач, а уж с ним разобрался именно Терье Хаммерстен. Специально за этим вроде из Бергена и приезжал. Чисто Чикаго, как видишь.
— А почему они сами его не пристрелили? Те, кто за всем этим стоял?
— Так почти все уже сидели к тому времени. И по своим каналам отправили на волю сообщение. Довольно прозрачного свойства — мол, кое-кого надо вскрыть. Но самое забавное… — Пауль глотнул пива.
— Ну?
— Этот парень, которого пристрелили… — Пауль выложил на стол блокнот и открыл его. — Некто Ансгар Твейтен… Короче, это его родственник.
— Чей? Хаммерстена?
— Ага. Муж его сестры, Труды.
— Ах вот как. И что она на это сказала?
— История об этом умалчивает, — хитро улыбнулся он, — но на такие вещи Терье никогда особого внимания не обращал.
— Ну что ж, спрошу его самого при следующей встрече.
— Давай. А я тебе на могилку цветочки принесу.
— А ты знаешь, с кем он тут дружбу водит, в городе?
Пауль оглянулся вокруг:
— Вон там, в углу, видишь? Готовые головорезы. Вот таких ребят набрал себе в группировку Биргер Бьелланд, новая шишка. Сам он из портового города Ставангера. Поговаривают, что Хаммерстен входит в число его людей. Думаю, так оно и есть.
— Биргер Бьелланд?
— Да. Тут про него ничего никто не слышал, но в Ставангере он известен всякими милыми делами вроде липовых фирм с липовой же бухгалтерией. Понимаешь, о чем речь?
— Не очень, но основной смысл ухватил. Только вот как в эту картину вписывается Хаммерстен?
— Он у них что-то вроде сборщика дани. Отправь за деньгами Терье Хаммерстена, и народ на коленях будет умолять тебя забрать наличку.
— Надеюсь, ко мне он вряд ли заявится.
— Я тоже на это надеюсь, Варг.
Мы заказали еще пива и выпили. После чего прямая дорога мне была к адвокату Лангеланду.
11
12
13
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что удар у него, как у молотобойца, а сам тупой, как кувалда.
— Это я уже понял. Когда мы в первый раз их посещали, года три-четыре назад, он чуть было не бросился на нас.
— Похоже на него. Опасный у парня темперамент.
— А на что ты намекал-то?
— В смысле?
— По телефону. Ты сказал, что в неофициальной обстановке расскажешь.
— А. Ну это, конечно, только слухи, которые бродят у нас, в журналистской среде. Что тут правда, а что нет — сказать не могу. Было такое дело о контрабанде спиртного в Суннфьорде с год назад. В начале семьдесят третьего. Таможенный катер потопил шхуну в одном из проливов между Верландет и Атлёй. Шхуна по самый планширь была загружена спиртным, которое, судя по всему, должны были продать тут же — жителям фьорда. Один из причастных к этому делу был найден пару дней спустя убитым. Застрелили его то ли из ружья, то ли из чего-то еще. Говорили, что он и был стукач, а уж с ним разобрался именно Терье Хаммерстен. Специально за этим вроде из Бергена и приезжал. Чисто Чикаго, как видишь.
— А почему они сами его не пристрелили? Те, кто за всем этим стоял?
— Так почти все уже сидели к тому времени. И по своим каналам отправили на волю сообщение. Довольно прозрачного свойства — мол, кое-кого надо вскрыть. Но самое забавное… — Пауль глотнул пива.
— Ну?
— Этот парень, которого пристрелили… — Пауль выложил на стол блокнот и открыл его. — Некто Ансгар Твейтен… Короче, это его родственник.
— Чей? Хаммерстена?
— Ага. Муж его сестры, Труды.
— Ах вот как. И что она на это сказала?
— История об этом умалчивает, — хитро улыбнулся он, — но на такие вещи Терье никогда особого внимания не обращал.
— Ну что ж, спрошу его самого при следующей встрече.
— Давай. А я тебе на могилку цветочки принесу.
— А ты знаешь, с кем он тут дружбу водит, в городе?
Пауль оглянулся вокруг:
— Вон там, в углу, видишь? Готовые головорезы. Вот таких ребят набрал себе в группировку Биргер Бьелланд, новая шишка. Сам он из портового города Ставангера. Поговаривают, что Хаммерстен входит в число его людей. Думаю, так оно и есть.
— Биргер Бьелланд?
— Да. Тут про него ничего никто не слышал, но в Ставангере он известен всякими милыми делами вроде липовых фирм с липовой же бухгалтерией. Понимаешь, о чем речь?
— Не очень, но основной смысл ухватил. Только вот как в эту картину вписывается Хаммерстен?
— Он у них что-то вроде сборщика дани. Отправь за деньгами Терье Хаммерстена, и народ на коленях будет умолять тебя забрать наличку.
— Надеюсь, ко мне он вряд ли заявится.
— Я тоже на это надеюсь, Варг.
Мы заказали еще пива и выпили. После чего прямая дорога мне была к адвокату Лангеланду.
11
Контора Йенса Лангеланда находилась в самом центре, на Торнпласс — площади Башни, через улицу от бергенской ратуши — Тингхюсета. Так что, когда башенные часы отбивали первый час, он, видно, смотрел на ручной хронометр, спускался вниз по лестнице, пересекал площадь и оказывался в зале заседаний прямо пред светлыми очами окружного судьи.
Рабочий день заканчивался. Я поднялся на третий этаж, где находился офис, который он делил с двумя коллегами и одной секретаршей. Секретарша как раз направлялась к выходу, одетая как будто для похода на верблюдах по Восточной Монголии. Заглянув ей под капюшон, я убедился, что она блондинка.
— Адвокат Лангеланд на месте?
— Мы уже закрылись, — сказала она не без раздражения.
— Ничего. Думаю, он изменит свои планы.
Она скептически посмотрела на меня и произнесла:
— Он наверху. С клиентом.
— Не могли бы вы позвонить и сказать, что я хотел бы видеть его. Буквально на пару слов. Скажите, речь идет о Яне-малыше.
— Ну… — раздираемая непреодолимыми противоречиями, она подошла к столу и набрала номер. — Тут с вами мужчина пришел поговорить. О каком-то, как он выразился, Яне-малыше. Да. Нет. Я спрошу.
Она повернулась ко мне:
— Как ваше имя?
— Веум. Из службы охраны детства.
Она сообщила Лангеланду, выслушала, что он ей сказал, а потом метнула на меня слегка удивленный взгляд:
— Он сейчас выйдет.
— Спасибо большое.
— Не за что, — ответила она ледяным тоном.
У двери раздались шаги, Лангеланд вышел в приемную и закрыл за собой дверь. На нем был темный твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях и темно-коричневые брюки.
Секретарша обратилась к нему:
— Можно мне уйти? Я должна успеть на пятичасовой автобус.
— Да-да, Бригитта. До свидания. Увидимся завтра утром.
Она попрощалась со мной коротким кивком и ушла.
— Так в чем дело? — спросил Лангеланд. — Вам наверняка сказали, что я занят с клиентом.
— Да… Надеюсь, это не Метте Ольсен?
— Метте Ольсен? О чем вы?
— Или ее гражданский муж, Терье Хаммерстен, он собирался вас навестить.
— Я даже не слышал ни о нем, ни о ней.
— Речь о Яне-малыше.
— Это я уже понял.
— Вы не сказали мне вчера, что вы адвокат его матери. Его настоящей матери, я имею в виду.
— А почему это я должен перед вами отчитываться? И что все это вообще означает? Охрана детства уже и уголовными расследованиями занимается? Знаете, есть четкие разграничения полномочий, так что давайте их соблюдать. Ваше дело — благополучие ребенка. Вот им и занимайтесь.
— Вы связались с Хаукедаленом?
— Да. Я разговаривал с Хансом, — ответил он натянуто. — Ваш коллега, какой-то там Странд, находился там неотлучно, пытался за мальчиком ухаживать, но без особого успеха, как Ханс мне сказал. Так что я предложил, пока не поздно, отправить ребенка к медикам.
— Мы уже пригласили психолога. Доктора Стуретведт.
— Ну да, конечно. Секретарь сообщила, что вы хотели мне что-то сказать?
— Да. Все о той же Метте Ольсен.
— И что же?
— Она сказала, что вы отговорили ее подавать в суд. Отговорили бороться за право остаться матерью ее ребенка.
Он задумался.
— Ну… это не совсем так. Впрочем, я имею право давать конкретные советы своим клиентам.
— Так почему вы все-таки отсоветовали идти в суд?
— У нее не было никаких шансов. Никаких. Да и о благополучии мальчика я не мог не думать. Там, куда его отправили, ему было намного лучше.
— Она сказала, что вы были ее адвокатом еще раз. Много лет назад. Она была замешана в каком-то деле в шестидесятые.
— Да-да. Это было во время моей адвокатской практики.
— Она так и сказала, что вы тогда только закончили учиться.
— Ну да. Она тоже была совсем другой, знаете, молодая, хорошенькая. И впуталась тогда в такие дела…
— В какие?
— Ее и еще одного человека арестовали при попытке ввезти большую партию гашиша. Но нам удалось добиться ее освобождения. Она потом прочно подсела на наркотики, а когда случилась эта история с Яном-малышом, снова обратилась к нашей конторе. Дело досталось мне. Но дело это было такого свойства… в общем, интересы мальчика я изначально ставил выше, чем интересы его матери.
— И к тому же вы в то время были адвокатом Свейна и Вибекке Скарнес.
— Нет-нет. Тогда еще нет. Я был знаком со Свейном и Вибекке с университета. Это Свейн обратился к нам — тут это могут подтвердить. У него было сложное дело о возмещении ущерба, и ему посоветовали обратиться ко мне. Простая случайность.
— А чем он занимался?
— Копировальными машинами. Не то чтобы крупный бизнес, но его фирма составляла неплохую конкуренцию тут на рынке. И в Бергене, и во всем Вестланде.
— И то, что вы были адвокатом Метте Ольсен, не помешало вам работать на Скарнесов?
— Нет конечно. С какой стати? Это было дело об установлении прав… Сегодня, конечно, ситуация изменилась. Для обеих сторон. И все же главное для меня — сделать так, чтобы Яну-малышу было лучше. На этом, Веум, позвольте попрощаться, времени у меня больше на вас нет. Я должен вернуться к…
— А Вибекке Скарнес с вами связалась?
На мгновение в его глазах промелькнуло что-то вроде паники, но он быстро овладел собой.
— Я не понимаю, Веум, вам-то какая разница?
— Такая, что ее разыскивает полиция и хочет задать несколько вопросов.
— В таком случае пусть полицейские обратятся ко мне с запросом, пока не поздно.
— Пока не поздно? Значит, она все-таки с вами связалась?
— Веум! Я вынужден вас выставить вон. — С этими словами он схватил меня за плечо и подтолкнул к двери.
— Постойте, еще один вопрос… — протестовал я по дороге к выходу.
— Нет, Веум, нет. — Он покачал головой, выпроводил меня за дверь и, перед тем как захлопнуть ее, произнес: — Займитесь, Веум, своими делами.
Я, конечно, услышал, что он сказал. Но в этот день я по разным причинам был несговорчив. Так что я прошел немного вперед по направлению к улице Кристиана Михельсена, устроился в ближайшей подворотне и приготовился ждать — я твердо решил поиграть еще немного в сыщиков.
Долго ждать не пришлось. Меньше чем через полчаса Лангеланд вышел на улицу, и был он не один. С ним была женщина, так что секретарша не соврала, когда сказала, что он наверху беседует с клиентом. На ней была светло-коричневая дубленка, волосы убраны под вязаную шапку. Я без труда узнал Вибекке Скарнес, потому что видел ее фотографию у нее в прихожей.
Рабочий день заканчивался. Я поднялся на третий этаж, где находился офис, который он делил с двумя коллегами и одной секретаршей. Секретарша как раз направлялась к выходу, одетая как будто для похода на верблюдах по Восточной Монголии. Заглянув ей под капюшон, я убедился, что она блондинка.
— Адвокат Лангеланд на месте?
— Мы уже закрылись, — сказала она не без раздражения.
— Ничего. Думаю, он изменит свои планы.
Она скептически посмотрела на меня и произнесла:
— Он наверху. С клиентом.
— Не могли бы вы позвонить и сказать, что я хотел бы видеть его. Буквально на пару слов. Скажите, речь идет о Яне-малыше.
— Ну… — раздираемая непреодолимыми противоречиями, она подошла к столу и набрала номер. — Тут с вами мужчина пришел поговорить. О каком-то, как он выразился, Яне-малыше. Да. Нет. Я спрошу.
Она повернулась ко мне:
— Как ваше имя?
— Веум. Из службы охраны детства.
Она сообщила Лангеланду, выслушала, что он ей сказал, а потом метнула на меня слегка удивленный взгляд:
— Он сейчас выйдет.
— Спасибо большое.
— Не за что, — ответила она ледяным тоном.
У двери раздались шаги, Лангеланд вышел в приемную и закрыл за собой дверь. На нем был темный твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях и темно-коричневые брюки.
Секретарша обратилась к нему:
— Можно мне уйти? Я должна успеть на пятичасовой автобус.
— Да-да, Бригитта. До свидания. Увидимся завтра утром.
Она попрощалась со мной коротким кивком и ушла.
— Так в чем дело? — спросил Лангеланд. — Вам наверняка сказали, что я занят с клиентом.
— Да… Надеюсь, это не Метте Ольсен?
— Метте Ольсен? О чем вы?
— Или ее гражданский муж, Терье Хаммерстен, он собирался вас навестить.
— Я даже не слышал ни о нем, ни о ней.
— Речь о Яне-малыше.
— Это я уже понял.
— Вы не сказали мне вчера, что вы адвокат его матери. Его настоящей матери, я имею в виду.
— А почему это я должен перед вами отчитываться? И что все это вообще означает? Охрана детства уже и уголовными расследованиями занимается? Знаете, есть четкие разграничения полномочий, так что давайте их соблюдать. Ваше дело — благополучие ребенка. Вот им и занимайтесь.
— Вы связались с Хаукедаленом?
— Да. Я разговаривал с Хансом, — ответил он натянуто. — Ваш коллега, какой-то там Странд, находился там неотлучно, пытался за мальчиком ухаживать, но без особого успеха, как Ханс мне сказал. Так что я предложил, пока не поздно, отправить ребенка к медикам.
— Мы уже пригласили психолога. Доктора Стуретведт.
— Ну да, конечно. Секретарь сообщила, что вы хотели мне что-то сказать?
— Да. Все о той же Метте Ольсен.
— И что же?
— Она сказала, что вы отговорили ее подавать в суд. Отговорили бороться за право остаться матерью ее ребенка.
Он задумался.
— Ну… это не совсем так. Впрочем, я имею право давать конкретные советы своим клиентам.
— Так почему вы все-таки отсоветовали идти в суд?
— У нее не было никаких шансов. Никаких. Да и о благополучии мальчика я не мог не думать. Там, куда его отправили, ему было намного лучше.
— Она сказала, что вы были ее адвокатом еще раз. Много лет назад. Она была замешана в каком-то деле в шестидесятые.
— Да-да. Это было во время моей адвокатской практики.
— Она так и сказала, что вы тогда только закончили учиться.
— Ну да. Она тоже была совсем другой, знаете, молодая, хорошенькая. И впуталась тогда в такие дела…
— В какие?
— Ее и еще одного человека арестовали при попытке ввезти большую партию гашиша. Но нам удалось добиться ее освобождения. Она потом прочно подсела на наркотики, а когда случилась эта история с Яном-малышом, снова обратилась к нашей конторе. Дело досталось мне. Но дело это было такого свойства… в общем, интересы мальчика я изначально ставил выше, чем интересы его матери.
— И к тому же вы в то время были адвокатом Свейна и Вибекке Скарнес.
— Нет-нет. Тогда еще нет. Я был знаком со Свейном и Вибекке с университета. Это Свейн обратился к нам — тут это могут подтвердить. У него было сложное дело о возмещении ущерба, и ему посоветовали обратиться ко мне. Простая случайность.
— А чем он занимался?
— Копировальными машинами. Не то чтобы крупный бизнес, но его фирма составляла неплохую конкуренцию тут на рынке. И в Бергене, и во всем Вестланде.
— И то, что вы были адвокатом Метте Ольсен, не помешало вам работать на Скарнесов?
— Нет конечно. С какой стати? Это было дело об установлении прав… Сегодня, конечно, ситуация изменилась. Для обеих сторон. И все же главное для меня — сделать так, чтобы Яну-малышу было лучше. На этом, Веум, позвольте попрощаться, времени у меня больше на вас нет. Я должен вернуться к…
— А Вибекке Скарнес с вами связалась?
На мгновение в его глазах промелькнуло что-то вроде паники, но он быстро овладел собой.
— Я не понимаю, Веум, вам-то какая разница?
— Такая, что ее разыскивает полиция и хочет задать несколько вопросов.
— В таком случае пусть полицейские обратятся ко мне с запросом, пока не поздно.
— Пока не поздно? Значит, она все-таки с вами связалась?
— Веум! Я вынужден вас выставить вон. — С этими словами он схватил меня за плечо и подтолкнул к двери.
— Постойте, еще один вопрос… — протестовал я по дороге к выходу.
— Нет, Веум, нет. — Он покачал головой, выпроводил меня за дверь и, перед тем как захлопнуть ее, произнес: — Займитесь, Веум, своими делами.
Я, конечно, услышал, что он сказал. Но в этот день я по разным причинам был несговорчив. Так что я прошел немного вперед по направлению к улице Кристиана Михельсена, устроился в ближайшей подворотне и приготовился ждать — я твердо решил поиграть еще немного в сыщиков.
Долго ждать не пришлось. Меньше чем через полчаса Лангеланд вышел на улицу, и был он не один. С ним была женщина, так что секретарша не соврала, когда сказала, что он наверху беседует с клиентом. На ней была светло-коричневая дубленка, волосы убраны под вязаную шапку. Я без труда узнал Вибекке Скарнес, потому что видел ее фотографию у нее в прихожей.
12
Из своей подворотни на Торнпласс я проследил взглядом за Йенсом Лангеландом и Вибекке Скарнес, пока они не пересекли площадь по направлению к улице Фортунен. Они прошли будто между Сциллой и Харибдой: по одну руку от них находился Тингхюсет, а по другую — Винная монополия.
[5]В ратуше сидит городская администрация и управляет твоей жизнью, в монополии торгуют тем, что выбивает почву из-под ног, да так, что ты летишь кувырком. Конечно, все зависит от личного выбора и прочих обстоятельств.
Странная это была пара. Он высокий, похожий на цаплю, она — маленькая и быстрая, с целеустремленной походкой. Глядя на нее, никогда и не подумаешь, что ее разыскивает полиция.
Я проследил за ними, пока они не остановились у машины, припаркованной в самом начале улицы Марквеен. Машину я узнал сразу — это был апельсиновый «БМВ» Лангеланда. Он открыл спутнице дверь, и она села, он обошел машину с другой стороны и оглянулся по сторонам.
Он как будто медлил, прежде чем сесть в машину. Мне даже показалось на мгновенье, что он меня увидел. Я спрятал лицо в воротник и отвернулся. А когда повернулся обратно, машины уже не было.
Я дошел до ближайшей телефонной будки на Страндкайен и открыл справочник. Йенс Лангеланд жил в шикарном месте, в районе Фьелльсиден. (Профессор теологии Уле Иргенс был заметной общественной фигурой, видным членом Общества озеленения, да и вообще — душой и сердцем всей Фьелльвейен. В благодарность за это его именем назвали одну из улочек, поднимающихся от Фьелльвейен в респектабельный район Старефоссен. Там и жил Йенс Лангеланд.)
Я доехал до Скансемюрена и прошелся дальше пешком. Дойдя до улицы Уле Иргенса, я нашел нужный дом и увидел, что не ошибся: у подъезда коричневого с белым цокольным этажом дома стоял оранжевый автомобиль.
В доме было шесть квартир. Судя по табличкам с именами жильцов, Лангеланд жил на втором этаже. Я посмотрел на окна. Шторы были слегка приоткрыты, но света в квартире не было. Только с торца дома светилось одно окно, освещая по-зимнему темные кусты. Я догадался, что обитатели расположились в кухне.
Я открыл калитку и прошел по лестнице к главному входу с задней стороны дома. Дверь была открыта. Я поднялся на второй этаж. Перед квартирой Йенса Лангеланда я немного помедлил: стоял и прислушивался, но кругом было тихо. Тогда я позвонил в дверь.
В следующее мгновение лицом к лицу со мной стоял Йенс Лангеланд, и конечно, увидев меня на пороге своей квартиры, он совсем не обрадовался, мало того, его лицо выражало крайнюю степень неприязни, что, правда, нисколько не поколебало мою уверенность.
— Веум…
— Я бы хотел поговорить с фру Скарнес.
— Да как вы себе позволили сюда явиться!
— Предупреждаю, Лангеланд! Я видел вас на Торнпласс и знаю, что она здесь. — Я кивнул в глубь квартиры.
— Да, — ответил он с прежним выражением лица, — у меня сейчас встреча с клиентом. Но я не обязан вам докладывать, кто это.
— Конечно нет. Но, как только я позвоню в полицию, она тут же перестанет быть вашим клиентом.
— Это почему же?
— Она свидетель преступления, непреднамеренного убийства.
— Ошибаетесь, Веум. Это был несчастный случай. Человек упал с лестницы и сломал себе шею.
Я криво усмехнулся:
— Так вы отрицаете, что она имеет отношение к этому делу? — Он не ответил. — Но не отрицаете, что в вашей квартире сейчас находится Вибекке Скарнес? — Он молча смотрел на меня. — Вы же понимаете, что если вы сейчас меня не впустите, то у меня останется единственный выход — позвонить в полицию. Разрешите воспользоваться вашим телефоном? Или мне побеспокоить соседей?
Он тяжело вздохнул, развел руками и отошел в сторону:
— Заходите. Я никак не могу взять в толк, что вам нужно, но… Она на кухне.
Прихожая была небольшая. Кажется, недавно тут был ремонт. Квартира вообще производила такое впечатление, будто хозяин только что сюда переехал. В гостиной стояло совсем мало мебели, картин на стене еще не было, книги лежали большими стопками прямо на полу.
Кухня была отделана в светлых тонах и на современный лад. На красной лаковой плите скворчала сковорода. У стола стояла Вибекке Скарнес с большим ножом в руке. Перед ней лежала разделочная доска и гора овощей: порей, морковка и корень сельдерея. На Вибекке была рубашка в сине-белую полоску, которую она, вероятней всего, прихватила из больницы, и черная юбка, облегавшая стройные бедра.
— Привет, — сказал я и кивнул на сковородку, — хорошего гостя принято встречать хорошей едой.
Она непонимающе переводила взгляд с меня на Лангеланда и не ответила.
— Это парень из охраны детства, Веум. Я тебе говорил о нем…
Она кивнула и изумленно посмотрела на меня.
Я ободряюще улыбнулся и представился полным именем, после чего сразу перешел к делу:
— Я хочу заверить вас, что Ян-малыш в надежных руках.
— В надежных? — Казалось, она не вполне понимает, о чем речь.
— Да, но нам всем очень бы помогло, если бы вы рассказали, что все-таки произошло.
— Произошло? — Она по-прежнему была в шоке.
— Я имею в виду…
Йенс Лангеланд сделал шаг вперед и встал рядом с ней:
— Моя клиентка вовсе не должна рассказывать вам о чем бы то ни было.
— Нет, я расскажу! — вдруг с жаром отозвалась она. — Я должна…
Лангеланд вздохнул, на лице его читалось: «Я умываю руки». Она отложила нож и села на стул. Я остался стоять напротив кухонного окна, в котором виднелось мое отражение.
Лангеланд отвернулся и демонстративно принялся собирать нарезанные овощи в миску, а потом снял со сковородки крышку. Запах горохового рагу напомнил мне, что я ужасно голоден.
— Ян-малыш несколько дней был совершенно невыносим. Он отказывался идти гулять, а мне непременно нужно было съездить по делам, так что Свейн…
Она замолчала, и из ее глаз покатились слезы.
— Не надо, Вибекке! — вмешался Лангеланд. — У него нет никакого права тебя допрашивать. Я твой адвокат, дай мне…
— Вы сами знаете, что это единственный возможный выход, Лангеланд, — сказал я. — Нет никакой уверенности, что они проявят такое же понимание. Я знаю, — добавил я, повернувшись опять к Вибекке, — как тяжело вам об этом сейчас говорить.
— Да, — кивнула она, — ужасно… представить, что этот малыш…
Лангеланд снова сделал ей знак, чтобы она прекратила рассказ. Я молчал. Через минуту она продолжила:
— Свейн остался с ним дома до моего возвращения. Я всегда старалась поскорее вернуться, но тогда… я думала, что раз уж они оба дома… Когда я пришла, то позвонила в дверь. Однако мне не открыли, так что я отперла дверь своим ключом, и вот… — Она подняла голову и смотрела прямо перед собой невидящим взглядом. — Первым я увидела Яна-малыша. Он стоял в коридоре прямо перед… — Она перевела дыхание и продолжила: — …перед лестницей в подвал. Я ничего не могла понять: у него был такой странный вид. Он просто стоял и смотрел на меня, как будто не узнавал. Совершенно без всякого выражения, я бы сказала. И тогда я спросила: «Ян-малыш, что случилось? Где папа?» — подошла к нему и тут увидела, что дверь в подвал открыта. Я догадалась: что-то произошло, спустилась на несколько ступенек… и тут заметила его. Он лежал на последней ступеньке, скрюченный, а затылок… — Она непроизвольно дотронулась до своего затылка, а потом договорила из последних сил: — Он… Я тотчас поняла… по тому, как он лежал… Он был мертв. Я бросилась вниз, попробовала его поднять, перевернула, но уже поняла: он умер. Умер, умер, умер…
Она разрыдалась, и я решил не мешать ей выплакаться. Йенс Лангеланд негодующе посмотрел на меня, склонился над ней и обнял. Она повернулась к нему и уткнулась лицом в его плечо, продолжая плакать. Он успокаивающе похлопывал ее по спине:
— Ну-ну, Вибекке… ну-ну…
Что я мог сделать? Только подойти к плите и заглянуть в сковородку, чтобы убедиться, что еда не пригорела. Там все было в порядке.
Когда я снова повернулся к Лангеланду и Вибекке Скарнес, она уже сидела за столом, подперев голову руками и уставившись в столешницу пустым взглядом.
— Думаю, что вы можете идти, Веум, — сказал Лангеланд.
Я кивнул:
— Наверное, нам стоит поговорить в другой раз.
Она молча наклонила голову, соглашаясь.
Лангеланд проводил меня до выхода. У двери я тихо спросил его:
— А… полиция?
— Я сам с ними свяжусь, Веум. Вам незачем об этом беспокоиться. Я просто хочу дать ей время прийти в себя. Вы же видите, в каком она состоянии.
— И не без причины, я боюсь. — Он вопрошающе уставился на меня. — Когда мы увозили Яна-малыша вчера… Прямо перед тем как сесть в автомобиль… Единственная фраза, которую он сказал за весь день… «Это мама сделала».
Он оглянулся, как будто хотел проверить, не подслушивает ли нас Вибекке, а потом переспросил, понизив голос:
— Что?
— И он не мог иметь в виду свою другую маму, ведь так?
— Не знаю. Так же как и не могу быть уверенным в том, что это Вибекке…
— Может, вернемся и спросим?
— Нет. Не теперь. Если она что-нибудь скажет, я вам позвоню. Обещаю.
— Положа руку на адвокатское сердце?
— Да.
Я помедлил секунду, а потом сказал:
— Есть еще одна вещь, на которую я обратил внимание. Наверняка вы тоже.
— О чем вы?
— Она не спросила, как там Ян-малыш. Ни разу.
Он молча кивнул и задумался. Затем пожал плечами, подошел к двери, открыл и выпустил меня на улицу. Оказавшись в саду, я глубоко вздохнул и стал думать, что мне теперь делать. Но прежде всего нужно было перекусить.
Из телефонной будки в Скансемюрен я позвонил Сесилии. Но ее дома не было. Тогда я позвонил в Хаукендален и услышал голос Ханса Ховика. Она была там. Поговорить с Яном-малышом ей все еще не удалось.
— Может, приедешь и сам попробуешь с ним поболтать, Варг? — спросил Ханс и добавил фразу, которая определила мое решение: — У нас тут, между прочим, от ужина кое-что осталось.
Странная это была пара. Он высокий, похожий на цаплю, она — маленькая и быстрая, с целеустремленной походкой. Глядя на нее, никогда и не подумаешь, что ее разыскивает полиция.
Я проследил за ними, пока они не остановились у машины, припаркованной в самом начале улицы Марквеен. Машину я узнал сразу — это был апельсиновый «БМВ» Лангеланда. Он открыл спутнице дверь, и она села, он обошел машину с другой стороны и оглянулся по сторонам.
Он как будто медлил, прежде чем сесть в машину. Мне даже показалось на мгновенье, что он меня увидел. Я спрятал лицо в воротник и отвернулся. А когда повернулся обратно, машины уже не было.
Я дошел до ближайшей телефонной будки на Страндкайен и открыл справочник. Йенс Лангеланд жил в шикарном месте, в районе Фьелльсиден. (Профессор теологии Уле Иргенс был заметной общественной фигурой, видным членом Общества озеленения, да и вообще — душой и сердцем всей Фьелльвейен. В благодарность за это его именем назвали одну из улочек, поднимающихся от Фьелльвейен в респектабельный район Старефоссен. Там и жил Йенс Лангеланд.)
Я доехал до Скансемюрена и прошелся дальше пешком. Дойдя до улицы Уле Иргенса, я нашел нужный дом и увидел, что не ошибся: у подъезда коричневого с белым цокольным этажом дома стоял оранжевый автомобиль.
В доме было шесть квартир. Судя по табличкам с именами жильцов, Лангеланд жил на втором этаже. Я посмотрел на окна. Шторы были слегка приоткрыты, но света в квартире не было. Только с торца дома светилось одно окно, освещая по-зимнему темные кусты. Я догадался, что обитатели расположились в кухне.
Я открыл калитку и прошел по лестнице к главному входу с задней стороны дома. Дверь была открыта. Я поднялся на второй этаж. Перед квартирой Йенса Лангеланда я немного помедлил: стоял и прислушивался, но кругом было тихо. Тогда я позвонил в дверь.
В следующее мгновение лицом к лицу со мной стоял Йенс Лангеланд, и конечно, увидев меня на пороге своей квартиры, он совсем не обрадовался, мало того, его лицо выражало крайнюю степень неприязни, что, правда, нисколько не поколебало мою уверенность.
— Веум…
— Я бы хотел поговорить с фру Скарнес.
— Да как вы себе позволили сюда явиться!
— Предупреждаю, Лангеланд! Я видел вас на Торнпласс и знаю, что она здесь. — Я кивнул в глубь квартиры.
— Да, — ответил он с прежним выражением лица, — у меня сейчас встреча с клиентом. Но я не обязан вам докладывать, кто это.
— Конечно нет. Но, как только я позвоню в полицию, она тут же перестанет быть вашим клиентом.
— Это почему же?
— Она свидетель преступления, непреднамеренного убийства.
— Ошибаетесь, Веум. Это был несчастный случай. Человек упал с лестницы и сломал себе шею.
Я криво усмехнулся:
— Так вы отрицаете, что она имеет отношение к этому делу? — Он не ответил. — Но не отрицаете, что в вашей квартире сейчас находится Вибекке Скарнес? — Он молча смотрел на меня. — Вы же понимаете, что если вы сейчас меня не впустите, то у меня останется единственный выход — позвонить в полицию. Разрешите воспользоваться вашим телефоном? Или мне побеспокоить соседей?
Он тяжело вздохнул, развел руками и отошел в сторону:
— Заходите. Я никак не могу взять в толк, что вам нужно, но… Она на кухне.
Прихожая была небольшая. Кажется, недавно тут был ремонт. Квартира вообще производила такое впечатление, будто хозяин только что сюда переехал. В гостиной стояло совсем мало мебели, картин на стене еще не было, книги лежали большими стопками прямо на полу.
Кухня была отделана в светлых тонах и на современный лад. На красной лаковой плите скворчала сковорода. У стола стояла Вибекке Скарнес с большим ножом в руке. Перед ней лежала разделочная доска и гора овощей: порей, морковка и корень сельдерея. На Вибекке была рубашка в сине-белую полоску, которую она, вероятней всего, прихватила из больницы, и черная юбка, облегавшая стройные бедра.
— Привет, — сказал я и кивнул на сковородку, — хорошего гостя принято встречать хорошей едой.
Она непонимающе переводила взгляд с меня на Лангеланда и не ответила.
— Это парень из охраны детства, Веум. Я тебе говорил о нем…
Она кивнула и изумленно посмотрела на меня.
Я ободряюще улыбнулся и представился полным именем, после чего сразу перешел к делу:
— Я хочу заверить вас, что Ян-малыш в надежных руках.
— В надежных? — Казалось, она не вполне понимает, о чем речь.
— Да, но нам всем очень бы помогло, если бы вы рассказали, что все-таки произошло.
— Произошло? — Она по-прежнему была в шоке.
— Я имею в виду…
Йенс Лангеланд сделал шаг вперед и встал рядом с ней:
— Моя клиентка вовсе не должна рассказывать вам о чем бы то ни было.
— Нет, я расскажу! — вдруг с жаром отозвалась она. — Я должна…
Лангеланд вздохнул, на лице его читалось: «Я умываю руки». Она отложила нож и села на стул. Я остался стоять напротив кухонного окна, в котором виднелось мое отражение.
Лангеланд отвернулся и демонстративно принялся собирать нарезанные овощи в миску, а потом снял со сковородки крышку. Запах горохового рагу напомнил мне, что я ужасно голоден.
— Ян-малыш несколько дней был совершенно невыносим. Он отказывался идти гулять, а мне непременно нужно было съездить по делам, так что Свейн…
Она замолчала, и из ее глаз покатились слезы.
— Не надо, Вибекке! — вмешался Лангеланд. — У него нет никакого права тебя допрашивать. Я твой адвокат, дай мне…
— Вы сами знаете, что это единственный возможный выход, Лангеланд, — сказал я. — Нет никакой уверенности, что они проявят такое же понимание. Я знаю, — добавил я, повернувшись опять к Вибекке, — как тяжело вам об этом сейчас говорить.
— Да, — кивнула она, — ужасно… представить, что этот малыш…
Лангеланд снова сделал ей знак, чтобы она прекратила рассказ. Я молчал. Через минуту она продолжила:
— Свейн остался с ним дома до моего возвращения. Я всегда старалась поскорее вернуться, но тогда… я думала, что раз уж они оба дома… Когда я пришла, то позвонила в дверь. Однако мне не открыли, так что я отперла дверь своим ключом, и вот… — Она подняла голову и смотрела прямо перед собой невидящим взглядом. — Первым я увидела Яна-малыша. Он стоял в коридоре прямо перед… — Она перевела дыхание и продолжила: — …перед лестницей в подвал. Я ничего не могла понять: у него был такой странный вид. Он просто стоял и смотрел на меня, как будто не узнавал. Совершенно без всякого выражения, я бы сказала. И тогда я спросила: «Ян-малыш, что случилось? Где папа?» — подошла к нему и тут увидела, что дверь в подвал открыта. Я догадалась: что-то произошло, спустилась на несколько ступенек… и тут заметила его. Он лежал на последней ступеньке, скрюченный, а затылок… — Она непроизвольно дотронулась до своего затылка, а потом договорила из последних сил: — Он… Я тотчас поняла… по тому, как он лежал… Он был мертв. Я бросилась вниз, попробовала его поднять, перевернула, но уже поняла: он умер. Умер, умер, умер…
Она разрыдалась, и я решил не мешать ей выплакаться. Йенс Лангеланд негодующе посмотрел на меня, склонился над ней и обнял. Она повернулась к нему и уткнулась лицом в его плечо, продолжая плакать. Он успокаивающе похлопывал ее по спине:
— Ну-ну, Вибекке… ну-ну…
Что я мог сделать? Только подойти к плите и заглянуть в сковородку, чтобы убедиться, что еда не пригорела. Там все было в порядке.
Когда я снова повернулся к Лангеланду и Вибекке Скарнес, она уже сидела за столом, подперев голову руками и уставившись в столешницу пустым взглядом.
— Думаю, что вы можете идти, Веум, — сказал Лангеланд.
Я кивнул:
— Наверное, нам стоит поговорить в другой раз.
Она молча наклонила голову, соглашаясь.
Лангеланд проводил меня до выхода. У двери я тихо спросил его:
— А… полиция?
— Я сам с ними свяжусь, Веум. Вам незачем об этом беспокоиться. Я просто хочу дать ей время прийти в себя. Вы же видите, в каком она состоянии.
— И не без причины, я боюсь. — Он вопрошающе уставился на меня. — Когда мы увозили Яна-малыша вчера… Прямо перед тем как сесть в автомобиль… Единственная фраза, которую он сказал за весь день… «Это мама сделала».
Он оглянулся, как будто хотел проверить, не подслушивает ли нас Вибекке, а потом переспросил, понизив голос:
— Что?
— И он не мог иметь в виду свою другую маму, ведь так?
— Не знаю. Так же как и не могу быть уверенным в том, что это Вибекке…
— Может, вернемся и спросим?
— Нет. Не теперь. Если она что-нибудь скажет, я вам позвоню. Обещаю.
— Положа руку на адвокатское сердце?
— Да.
Я помедлил секунду, а потом сказал:
— Есть еще одна вещь, на которую я обратил внимание. Наверняка вы тоже.
— О чем вы?
— Она не спросила, как там Ян-малыш. Ни разу.
Он молча кивнул и задумался. Затем пожал плечами, подошел к двери, открыл и выпустил меня на улицу. Оказавшись в саду, я глубоко вздохнул и стал думать, что мне теперь делать. Но прежде всего нужно было перекусить.
Из телефонной будки в Скансемюрен я позвонил Сесилии. Но ее дома не было. Тогда я позвонил в Хаукендален и услышал голос Ханса Ховика. Она была там. Поговорить с Яном-малышом ей все еще не удалось.
— Может, приедешь и сам попробуешь с ним поболтать, Варг? — спросил Ханс и добавил фразу, которая определила мое решение: — У нас тут, между прочим, от ужина кое-что осталось.
13
Окна Хаукендаленского детского центра уютно светились. Я вышел из машины и двинулся к подъезду. Снова начал падать снег, теперь хлопья были покрупнее. Эдакое лживое обещание, которое зима рассыпала перед местными любителями лыжных прогулок. Но настоящего холода так и не было, так что снег мог в любой момент превратиться в дождь.
Ханс Ховик встретил меня в вестибюле. Он выглядел встревоженным.
— Никаких изменений, Варг. Думаю, нам не обойтись без врачей.
Я кивнул.
— А Сесилия все еще здесь?
— Она там, — он показал на дверь в столовую.
Мимо нас прошли несколько подростков со своим воспитателем. Они с любопытством взглянули на меня и скрылись в гостиной. А я в сопровождении Ханса отправился в столовую.
Там сиял яркий свет. Сесилия и Ян-малыш сидели за тем же столом, что и вчера вечером. Перед ними стояли тарелки с едой: вареная картошка, овощное рагу, цветная капуста, запеченная свинина с соусом. Рядом — кувшин с водой.
Сесилия ела. Ян-малыш сидел без движения на стуле, скрестив руки.
Я подошел к ним.
— Привет, Ян-малыш. Как дела?
Что-то мелькнуло в его глазах. Он слегка повел головой и, не оборачиваясь, посмотрел в моем направлении. Веки его задрожали, как будто он передавал зашифрованное послание: «Помогите! Я в плену! Освободите меня!..»
Я взглянул на его тарелку с нетронутой едой.
— Знаешь, ты лучше поешь. На улице идет снег, так что, когда подкрепишься, мы сможем пойти поиграть в снежки или во что-нибудь в этом роде.
Он беззвучно открывал и закрывал рот, как пойманная рыба. А у меня внезапно пересохло в горле — от жалости к этому крошечному существу, жизнь которого начиналась так непросто.
Я сел на стул, предназначенный для меня.
— Не знаю, как ты, а я голоден как волк!
С этими словами я принялся наполнять свою тарелку. Сесилия и Ханс следили за мной с видом оскорбленных диетологов. Но я продолжал:
— А знаешь, что такое быть голодным как волк? Серый волк — зубами щелк! Да и имя у меня подходящее. Варг. Поэтому я и голодный как волк.
Тут он мной слегка заинтересовался, даже смотрел на меня не так отчужденно, как прежде.
— А ты… Ты, я уверен, голодный как маленький волк. Волчонок. Да?
Он кивнул.
Сесилия разулыбалась, а Ханс одобрительно закивал головой.
— Ну тогда я просто-напросто положу тебе по-новой. Так… Вот горячая свинина. Горячий соус. Вот… где наши мохнатые волчьи лапы? Ничего нет лучше для голодных волков и волчат, чем немного картошечки к мясу. А теперь бери нож и вилку. Ты же уже достаточно взрослый, чтобы уметь обращаться с ножом и вилкой. Вот еще немного подрастешь — и машину будешь водить. А это посложнее будет, чем ножом и вилкой-то орудовать. Все, кто умеет водить машину, — все до единого умеют есть с ножом и вилкой. Для них это пара пустяков.
Осторожным движением он взял сначала нож, потом вилку, медленно отрезал кусочек картошки, обмакнул его в соус и поднес ко рту как заправский дегустатор.
Так, по-прежнему не говоря ни слова, он начал потихоньку есть. Постепенно, кусок за куском, исчезла с его тарелки свинина, и я положил ему еще порцию.
— Ребята, которые голодны как волки, всегда съедают две порции, — сказал я при этом. — А иногда и побольше!
Теперь я мог и сам приниматься за еду, пока он уплетал второй, а потом и третий кусок свинины. Ханс присел за соседний столик с чашкой кофе. Сесилия поймала украдкой мой взгляд и тепло улыбнулась:
— Ни дать ни взять веселая семейка, а, Варг?
— А то!
Она была права. Если бы кто-нибудь заглянул в окно, то наверняка подумал бы, что перед ним семья: мать, отец и дядюшка Ханс, заглянувший в гости и присоединившийся к ужину. Больше никто из нас не произнес ни слова, но, боюсь, так обычно и бывает за семейным столом. Когда мы с Беатой и Томасом ели вместе, мы тоже не часто разговаривали. Еда была вкусная, а больше нам ничего в тот момент и не надо было.
Наконец мальчик наелся. Он тяжело отвалился от стола, и на его лице промелькнуло удовлетворение. У нас появилась надежда, что к нему скоро вернется душевное равновесие.
— Десерт? — предложил Ханс.
— А что у нас на десерт?
— Кисель из чернослива с молоком и сахаром.
— Звучит приятно. Что скажешь, Ян-малыш?
Он кивнул, и его плотно сжатые губы растянулись в улыбке.
— Слышали, что Ян-малыш сказал? — спросил я. — От киселя мы не откажемся!
Принесли кисель, мы с Сесилией быстро с ним справились. Даже Ханс попросил себе тарелку. Потом, уже не спрашивая, он налил мне и Сесилии кофе из термоса. Семейная идиллия была такой совершенной, что все катастрофы, о которых твердит статистика, были от нас невероятно далеки.
Мы трое сидели и беседовали, пока Ян-малыш доедал свой кисель. А когда он закончил, я спросил:
— Ну а теперь чем займемся, Ян-малыш?
На этот раз он повернул голову и даже посмотрел мне прямо в глаза, обиженный на то, что я мог забыть свое обещание.
— Ты же сам сказал… — тихо произнес он. — Поиграем в снежки…
— Ну конечно! Ты правда хочешь?
Он кивнул.
— А можно Ханс с Сесилией с нами пойдут?
Он перевел взгляд сначала на него, потом на нее и снова кивнул. Они широко улыбнулись, обрадовавшись, что их приняли в игру.
Мы вышли на улицу. Снегопад уже закончился, но снега было достаточно. Снежки, правда, получались некрепкие и разваливались, когда их кидали. Но это нам не помешало играть, пока Ян-малыш не устал. А уж когда ему удалось угодить снежком мне прямо в нос, он громко расхохотался и, по всему видать, остался очень доволен.
Когда игра сама собой закончилась и мы вернулись в здание, я положил ему руку на плечо и спросил:
— Здорово было?
— Угу, — ответил он и кивнул
— Ну а теперь чего ты хочешь?
Внезапно он серьезно посмотрел на меня:
— Я хочу домой.
Ханс и Сесилия затаили дыхание, а я сказал:
— Я вот думаю, а не найдется ли у Ханса для нас чашечки хорошего горячего какао, а?
Ханс утвердительно закивал головой.
— Ну так пошли, выпьем какао и заодно обо всем поговорим, идет?
Ханс Ховик встретил меня в вестибюле. Он выглядел встревоженным.
— Никаких изменений, Варг. Думаю, нам не обойтись без врачей.
Я кивнул.
— А Сесилия все еще здесь?
— Она там, — он показал на дверь в столовую.
Мимо нас прошли несколько подростков со своим воспитателем. Они с любопытством взглянули на меня и скрылись в гостиной. А я в сопровождении Ханса отправился в столовую.
Там сиял яркий свет. Сесилия и Ян-малыш сидели за тем же столом, что и вчера вечером. Перед ними стояли тарелки с едой: вареная картошка, овощное рагу, цветная капуста, запеченная свинина с соусом. Рядом — кувшин с водой.
Сесилия ела. Ян-малыш сидел без движения на стуле, скрестив руки.
Я подошел к ним.
— Привет, Ян-малыш. Как дела?
Что-то мелькнуло в его глазах. Он слегка повел головой и, не оборачиваясь, посмотрел в моем направлении. Веки его задрожали, как будто он передавал зашифрованное послание: «Помогите! Я в плену! Освободите меня!..»
Я взглянул на его тарелку с нетронутой едой.
— Знаешь, ты лучше поешь. На улице идет снег, так что, когда подкрепишься, мы сможем пойти поиграть в снежки или во что-нибудь в этом роде.
Он беззвучно открывал и закрывал рот, как пойманная рыба. А у меня внезапно пересохло в горле — от жалости к этому крошечному существу, жизнь которого начиналась так непросто.
Я сел на стул, предназначенный для меня.
— Не знаю, как ты, а я голоден как волк!
С этими словами я принялся наполнять свою тарелку. Сесилия и Ханс следили за мной с видом оскорбленных диетологов. Но я продолжал:
— А знаешь, что такое быть голодным как волк? Серый волк — зубами щелк! Да и имя у меня подходящее. Варг. Поэтому я и голодный как волк.
Тут он мной слегка заинтересовался, даже смотрел на меня не так отчужденно, как прежде.
— А ты… Ты, я уверен, голодный как маленький волк. Волчонок. Да?
Он кивнул.
Сесилия разулыбалась, а Ханс одобрительно закивал головой.
— Ну тогда я просто-напросто положу тебе по-новой. Так… Вот горячая свинина. Горячий соус. Вот… где наши мохнатые волчьи лапы? Ничего нет лучше для голодных волков и волчат, чем немного картошечки к мясу. А теперь бери нож и вилку. Ты же уже достаточно взрослый, чтобы уметь обращаться с ножом и вилкой. Вот еще немного подрастешь — и машину будешь водить. А это посложнее будет, чем ножом и вилкой-то орудовать. Все, кто умеет водить машину, — все до единого умеют есть с ножом и вилкой. Для них это пара пустяков.
Осторожным движением он взял сначала нож, потом вилку, медленно отрезал кусочек картошки, обмакнул его в соус и поднес ко рту как заправский дегустатор.
Так, по-прежнему не говоря ни слова, он начал потихоньку есть. Постепенно, кусок за куском, исчезла с его тарелки свинина, и я положил ему еще порцию.
— Ребята, которые голодны как волки, всегда съедают две порции, — сказал я при этом. — А иногда и побольше!
Теперь я мог и сам приниматься за еду, пока он уплетал второй, а потом и третий кусок свинины. Ханс присел за соседний столик с чашкой кофе. Сесилия поймала украдкой мой взгляд и тепло улыбнулась:
— Ни дать ни взять веселая семейка, а, Варг?
— А то!
Она была права. Если бы кто-нибудь заглянул в окно, то наверняка подумал бы, что перед ним семья: мать, отец и дядюшка Ханс, заглянувший в гости и присоединившийся к ужину. Больше никто из нас не произнес ни слова, но, боюсь, так обычно и бывает за семейным столом. Когда мы с Беатой и Томасом ели вместе, мы тоже не часто разговаривали. Еда была вкусная, а больше нам ничего в тот момент и не надо было.
Наконец мальчик наелся. Он тяжело отвалился от стола, и на его лице промелькнуло удовлетворение. У нас появилась надежда, что к нему скоро вернется душевное равновесие.
— Десерт? — предложил Ханс.
— А что у нас на десерт?
— Кисель из чернослива с молоком и сахаром.
— Звучит приятно. Что скажешь, Ян-малыш?
Он кивнул, и его плотно сжатые губы растянулись в улыбке.
— Слышали, что Ян-малыш сказал? — спросил я. — От киселя мы не откажемся!
Принесли кисель, мы с Сесилией быстро с ним справились. Даже Ханс попросил себе тарелку. Потом, уже не спрашивая, он налил мне и Сесилии кофе из термоса. Семейная идиллия была такой совершенной, что все катастрофы, о которых твердит статистика, были от нас невероятно далеки.
Мы трое сидели и беседовали, пока Ян-малыш доедал свой кисель. А когда он закончил, я спросил:
— Ну а теперь чем займемся, Ян-малыш?
На этот раз он повернул голову и даже посмотрел мне прямо в глаза, обиженный на то, что я мог забыть свое обещание.
— Ты же сам сказал… — тихо произнес он. — Поиграем в снежки…
— Ну конечно! Ты правда хочешь?
Он кивнул.
— А можно Ханс с Сесилией с нами пойдут?
Он перевел взгляд сначала на него, потом на нее и снова кивнул. Они широко улыбнулись, обрадовавшись, что их приняли в игру.
Мы вышли на улицу. Снегопад уже закончился, но снега было достаточно. Снежки, правда, получались некрепкие и разваливались, когда их кидали. Но это нам не помешало играть, пока Ян-малыш не устал. А уж когда ему удалось угодить снежком мне прямо в нос, он громко расхохотался и, по всему видать, остался очень доволен.
Когда игра сама собой закончилась и мы вернулись в здание, я положил ему руку на плечо и спросил:
— Здорово было?
— Угу, — ответил он и кивнул
— Ну а теперь чего ты хочешь?
Внезапно он серьезно посмотрел на меня:
— Я хочу домой.
Ханс и Сесилия затаили дыхание, а я сказал:
— Я вот думаю, а не найдется ли у Ханса для нас чашечки хорошего горячего какао, а?
Ханс утвердительно закивал головой.
— Ну так пошли, выпьем какао и заодно обо всем поговорим, идет?