Страница:
- Есть! - вздохнул Дрюня и схватился за чемоданные лямки...
Работа у них закипела. Сергей сперва отодрал рыхлый истлевший толь и безжалостно побросал его за стенку сарая, а затем они приставили лестницу: Дрюня, забираясь по ней, подавал чуть липнущие свернутые рулоны, а Сергей, распластав их по крыше, прихватывал гвоздиками. Далее он собирался класть рейки и заколачивать намертво. Но и так скаты крыши приобретали новенькую поверхность. Толь лежал опрятными черными прямоугольниками, сколы мелкой слюды блестели на солнце, с крыши открывалось пространство, обрамленное лесом, и от шири, которая не имела пределов, становилось легко на душе. Сергей даже мурлыкал иногда что-нибудь соответствующее. Впрочем, очень негромко, слух у него отсутствовал. Да и Дрюня, надо сказать, тоже повеселел, - то сначала хмурился, как будто взялся за непосильную тяжесть, и Сергей опасался, что вот сейчас он плюнет на все и уйдет, а то вдруг через какое-о время втянулся в работу и на терпеливом лице его появилось некоторое оживление. Вероятно, процесс понемногу его захватывал. Дрюня даже, как и Сергей, принялся что-то такое вполголоса напевать - не по-русски, а по-английски, временами переходя на очевидное трам-пам-пам. Угадать мелодию здесь было трудно. "Ты - давай-давай!", Покрикивал на него Сергей. На что Дрюня без промедления откликался: "За нами не заржавеет!.." Рубашку он, чтобы не выпачкать, снял, и под молодой загорелой кожей играли длинные мускулы. Дрюня будто превратился во взрослого парня. И пора бы, поглядывая на него, думал Сергей. Сколько можно, возраст уже подходящий.
Где-то, видимо, через час к ним присоединилась девочка Муся. И Сергей не заметил, когда она появилась, он лишь вдруг обратил внимание, что Дрюня тоже стучит молотком, а рулончики ему подают уже женские руки. Впрочем, против он ничего не имел. А тем более, что и Дрюня ещё сильней оживился, и теперь уже он покрикивал сверху: "Давай-давай", а спокойная девочка Муся сдержанно улыбалась. Вид у неё был несколько отрешенный. Словно думала она, работая, о чем-то своем. И однако такая её отрешенность создавала спокойствие. Сразу чувствовалось, что она не нервничает понапрасну, и что вывести её из себя - задача почти непосильная. Сергею эта её черта очень нравилась. Он даже в шутку сказал: "А что, Муся, нравится тебе с нами работать? Выходи замуж за Дрюню, примем в семью. Лично я даю отцовское благословение". На ответ он, надо сказать, не рассчитывал, ну какой там ответ: покраснеет девочка, застесняется. Но спокойную Мусю его предложение не смутило, и она сказала, подталкивая очередной рулон: "Я согласна, подождать только надо, регистрируют у нас с восемнадцатилетнего возраста". Никакого стеснения не было и в помине. А разгорячившийся Дрюня, услышавший их, грубовато и недовольно добавил: "Не встревай в это дело, отец, у нас уже все решено". И опять застучал молотком, перемещаясь по крыше. Гвоздики поблескивали у него во рту светлыми шляпками.
Сергей хотел заметить ему, что решено-то, мол, решено, да не рано ли: три года до окончания школы, и потом, неплохо бы поставить в известность родителей, но, взглянув на увлеченную физиономию Дрюни, неожиданно для себя уяснил, что, быть может, и не надо в эти отношения вмешиваться, может быть, им и в самом деле виднее, и пускай все происходит так, как оно происходит. Годы, в крайнем случае, откорректируют. Он только подумал, что с Веткой у них было совсем иначе: не так быстро и без какой-либо определенности, но с другой стороны и время сейчас иное, отплывает в прошлое целая историческая эпоха, и не стоит, наверно, использовать прежние установки. Ему представилось ясно, что их с Веткой жизнь до некоторой степени завершилась, ну, быть может, не завершилась, но перешла в иную категорию измерений, в категорию старшего родительского поколения: образуют ли Дрюня с Мусей семью, не имеет значения, может быть, и расстанутся, учиться ещё три года, но вот с Веткой они точно уже перевалили за середину, и, наверное, следует быть готовым к наступающей осени. Он представил себя седого, с замедленными движениями, как он вечером спускается в сад и вдыхает лиственную прохладу, и как Ветка, чуть горбясь, берет его под руку, и как долго смотрят они на остывшее солнце. Он, конечно, умом понимал, что будет это ещё не скоро, но одновременно и чувствовал, что это все-таки будет, и фатальная неизбежность наполнила его не грустью, а умиротворением. Словно ничего другого ему и не требовалось.
И, заколотив последний, укороченный лист, он с удовлетворением выпрямился, обозревая работу:
- Ну, ребята, я думаю, что на сегодня достаточно. Это надо же: оба ската отремонтировали. Вот, что значит работать с квалифицированными помощниками. А теперь - умываться и ужинать, как положено. Поглядим-поглядим, что нам там приготовила Виктория Александровна...
Он обернулся к дому, где в трех окнах отражался закат, Ветка в этот момент как раз появилась на заднем крыльце и махала рукой, немного поднимаясь на цыпочки:
- Давайте заканчивайте!..
В легких сумерках белел её фартук, обшитый красными петухами.
Дрюня солидно кашлянул.
- А когда будем рейками обивать? Не обить, так после первого же дождя покоробится...
Ему, видимо, нравилось чувствовать себя настоящим хозяином.
- Завтра, завтра, - ответил Сергей. - Не успеем уже сегодня, темнеет. Вообще, любое дело должно быть в охотку. - Он, напрягшись всем телом, потянулся до хруста в суставах. - Эх... сейчас навернем чего-нибудь аппетитного. Муся, ты не откажешься разделить с нами трапезу?
- Не откажусь, - с достоинством ответила Муся.
- Ну и правильно, я считаю, что ужин мы заслужили. Только дома предупреди, чтобы тебя не искали. Сбегай быстренько до родителей. Муся, ты меня слышишь?..
Муся, однако, не отвечала. Она стояла на лестнице, сильно вывернувшись назад, и смотрела куда-то в травяной переулок. Там по тропке между крапивой и лопухами, словно крадучись, передвигалась ссутуленная фигура. Человек ступал, будто ноги его проваливались по щиколотку, и уже отсюда можно было понять, что он основательно нагрузился.
Кажется, это был Евсей.
- Муся, очнись!
Девочка Муся вздрогнула и, как будто во сне, медленно оборотилась к Сергею. Серые пустые глаза казались громадными.
Она словно вдруг впала в состояние летаргии.
- Кажется, мне пора, дядя Сережа...
- Что с тобой, Муся?!. - пугаясь, крикнул Сергей. - И куда ты пойдешь? Дрюня, скажи ей: сейчас будем ужинать!..
Он воззвал к почему-то притихшему Дрюне.
Однако, Дрюня на его призыв не откликнулся, а напротив, припав к черни толя, осторожно, но в то же время и торопливо спускался по скату. Вот он зацепился руками за ободранный край, мягко свесился и спрыгнул в просвет между стенкой и деревянным заборчиком.
Сергей услышал, как зашуршала крапива.
- Куда вы, ребята?..
Ответом ему было молчание.
Евсей между тем подошел и оперся на невысокие колья ограды.
Сумрачная потертая физиономия зашевелилась.
- Николаич, спустись-ка на пару слов!.. Подойди, говорю, разговор намечается...
Рука его призывно махнула.
Сергей в три секунды оказался у задней калитки. Ему очень не хотелось связываться с Евсеем. В самом деле, наверное, на бутылку сшибает.
- Ну. Чего тебе надо?
Евсей, однако, не торопился: почесал грязь щетины и ухмыльнулся, продемонстрировав зубы. Двух передних у него не хватало.
- Невежливо разговариваешь, Николаич, - отметил он. - Ни тебе "здравствуй", ни чтобы здоровьем поинтересоваться. А здоровье, между прочим, у меня неважнецкое. Но - пришел вот, не посмотрел, что голова сегодня отваливается. Постарался, - а тут такое неуважение...
От него несло духом давней немытости, ветхий мягкий пиджак протерся на сгибах до ниток, а засаленный свитер едва прикрывал, по-видимому, незастегнутую прореху.
Сергей сказал резковато:
- Вот, что Евсей, у меня тут совсем нет времени. Излагай свое дело, и давай разойдемся. Но учти, что я в долг тебе уже не поверю...
Евсей снова осклабился.
- А мы в долг и не просим. Насчет "в долг" это я и сам могу поспособствовать. А пришел я сказать, что на этот раз - все, закончили. Было тебе, Николаич, последнее предупреждение. Как в театре, значит, третий звонок. Так что, если чего - пеняй на себя...
Он нахально и угрожающе подмигнул диким глазом, хмыкнул, кашлянул и уже повернулся, чтобы уйти, но придушенно захрипел, потому что суровые пальцы схватили его за лацканы:
- Кто тебя подослал?
Хватка была железная. Евсей дергался, посинев, бил с размаху ладонями, но освободиться не мог и барахтался, словно мышь, придавленная капканом:
- Пусти... пусти...
- Альдина? - спросил Сергей, дыша в щетину грязного подбородка.
- Пусти... Задушишь...
- Я спрашиваю: Альдина?
- Она...
- А Котангенса... учителя Перевертова... тоже - предупреждали?
- Ничего я не знаю... Сумасшедший... Пусти!..
Евсей все же вывернулся из сомкнутых пальцев и, предусмотрительно отскочив метра на полтора, будто тронувшийся, заскреб себя ногтями по горлу.
- Чокнутый... Так же убить недолго... Ничего - скоро отправишься за стариком...
- Каким стариком?
- Который... ну это... по географии...
- Мамонтов?
- Фамилию не докладывали... Ты сходи-сходи, может, попрощаться успеешь...
Он дурашливо чмокнул, как будто целуя, и вдруг ринулся по переулку, топча крапиву. Миг - и опушенные стебли начали расправляться...
9
Разумеется, Сергей опоздал.
Когда он, как и был - в тренировочном рабочем костюме, с перепачканными руками и с гвоздями в кармашке на левой части груди, задыхаясь, подбежал к кирпичному трехэтажному дому, где Мамонт имел квартиру, то увидел, что у дома уже собралась небольшая толпа, окна во всех этажах открыты, а из зева парадной с заклиненной половинкой дверей, санитары в халатах вытаскивают покрытые простыней носилки, Обрисовывались под тканью детали распростертого тела.
Носилки исчезли в фургончике "скорой помощи", и машина начала выбираться из сквера, который опоясывал дом - глухо ухнула и поплыла по направлению к Первой больнице. Синий выхлоп повис в неподвижном воздухе. В толпе сразу же зашептались: Кричал-то как!.." - "Я сначала не понял, жена говорит: "Посмотри, что случилось." - "Дверь закрыта была, пришлось вышибать..." - "Как хотите, товарищи, а что-то здесь не в порядке..." - "Ну конечно, с чего бы он так кричал?" - "Милиция, вон, милиция, они разберутся..."
Из парадной действительно выходил круглый маленький Пекка, потирая в задумчивости раскрасневшийся нос, а за ним озабоченно шествовал участковый сержант, и не менее озабоченный дядя Миша оглядывался, то и дело вздыхая. И живот его надувался и опадал под мундиром. Сразу чувствовалось, что дядя Миша в глубокой растерянности. Он остановился посередине враз сконцентрировавшейся толпы и сказал, ни к кому в особенности не обращаясь:
- Ну идите-идите, ну что вы тут митингуете?.. Ну - сердечный приступ у человека, ну - с каждым может случиться...
Мощные руки его отталкивали любопытных. Тем не менее, уверенности в голосе не доставало. Все присутствующие, наверное, это чувствовали, и из массы собравшихся неслись соответствующие возражения:
- Ты нам баки не забивай!..
- Какой-такой приступ?!.
- От сердца так не кричат!..
- Убили - и вся недолга!..
- За идиотов нас принимают!..
Дядя Миша был стиснут напирающими телами. Особенно бесился старик почему-то в галошах и в полушубке на голое тело: "Ты тут нам, Михаил, зубы не заговаривай! Ты скажи: может народ терпеть таких безобразий? Есть у нас милиция или нет? Ты скажи: за что тебе деньги платят!.." - борода его задиралась, как у раскольника, палка, вытертая на ручке, так и взлетала.
Сергей не стал ждать, а, воспользовавшись суматохой, проскочил в никем не охраняемую парадную и, поднявшись по лестнице, которая пахла гнильем, оказался в забытой, распахнутой настежь квартире. Горел электрический свет, и спокойный эксперт, немного знакомый Сергею, напоследок оглядывался - все ли закончено.
Звали его, кажется, Владимир Савельевич.
Он, не удивляясь, кивнул вошедшему из полумрака Сергею и сказал, по-видимому, предупреждая вопросы:
- Я бы квалифицировал - как естественную кончину. Входная дверь заперта, окно тоже закрыто. Форточка, конечно, оставлена, но ведь кто же полезет в форточку третьего этажа. Вообще - никакого насилия, посторонних в квартире не было. Вероятно, и в самом деле инфаркт, тоже - бывает...
- А ужасный крик перед смертью? - спросил Сергей.
- Какой-такой крик?
- Соседи слышали.
Эксперт пожал плечами.
- А что, собственно, крик? Приснилось что-нибудь человеку. Разве вам, Сережа, кошмаров видеть не доводилось? Нервничал, наверное, волновался, какая-нибудь пустяковина и отказала. Опять же - возраст, вскрытие, конечно, произведем, но скорее всего, - сердечная недостаточность.
Он достал сигареты и закурил, все также оглядываясь. Сразу чувствовалось, что происшедшее нисколько его не волнует. Он, наверное, присмотрелся к подобному за годы службы.
Сергей неловко поинтересовался:
- Извините... Владимир Савельевич... а не заметили ли вы чего-нибудь необычного, что-то, может быть, странное, такое, что никуда не укладывается... Вы меня ещё раз простите за то, что вмешиваюсь...
Эксперт его понял.
- Необычного мы вообще почти никогда не находим. Это все-таки жизнь, а не какие-нибудь детективы. У меня за всю практику был только один странный случай. Представляете: вся квартира заросла паутиной. Но и то потом достаточно вразумительно объяснилось...
- Паутиной? - тупо спросил Сергей.
- Ну да, комнаты, кухня, прихожая - везде паутина. И такие пласты, как будто специально выращивали. Точно войлок. Представляете себе картину?
Сергей представил: пыльные нитчатые наросты. Ему стало нехорошо.
- И какое тут объяснение? - спросил он.
- Какое-какое, - сказал эксперт. - С ума сошел. Разводил пауков какое тут объяснение... - Он нагнулся и что-то бросил в свой саквояж, напоминающий медицинский. Прикрывая его, отчетливо щелкнул замком. Заканчивать надо. Итак весь вечер потерян...
- А человек? - также тупо спросил Сергей.
- Какой человек?
- Хозяин квартиры.
Эксперт выпрямился и посмотрел на Сергея.
- Человек умер, конечно. Высох весь - ещё бы, пролежал две недели...
Руки его вдруг застыли на половине движения. Длинный стонущий скрип раздался у них за спиной - словно от невидимого усилия начала расщепляться какая-то половица.
Оба они обернулись.
В коридорчике, который соединял комнату с кухней, находился, по-видимому, небольшой, ранее незаметный чулан, и теперь прямоугольная дверца чулана медленно отворилась, а из темного пугающего его нутра мрачно высунулось что-то, напоминающее человеческую фигуру. Но - бесформенное какое-то и даже, кажется, безголовое.
У Сергея пересохла гортань. А эксперт побледнел, и лицо вдруг оделось блестящими каплями пота.
- Ч-ч-что т-т-такое?..
Мертвые губы слипались.
Однако дверца чулана продолжала движение - из-за блеклого пластика вывалилось нечто тряпичное и, взмахнув рукавами, безжизненно распласталось по коридору.
И вдруг стало понятно, что это обыкновенный ватник.
Более ничего.
- Фу-у-у... - устало сказал эксперт. - Это надо же, прямо сердце остановилось. Испугался - наверное, от паутины проклятой. Я ведь, честно говоря, её до сих пор вспоминаю...
Он поспешно выщелкнул из упаковки большую таблетку.
Руки у него тряслись.
Чувствуя, как обрывается все в груди, Сергей подошел к чуланчику и распахнул его. Внутри никого не было: висело зачехленное полиэтиленом пальто, висел летний плащ с узенькими цветными погончиками и висела брезентовая лесная куртка, прожженная на боку, а внизу, словно скопище грызунов, теснилась разнообразная обувь. Выделялись среди них большие резиновые сапоги.
Вот и все.
Ни на что иное он, в общем-то, и не рассчитывал.
Тем не менее, было ощущение чьего-то присутствия. Будто что-то губительное, враждебное наполняло чулан - до конца не исчезло, а затаилось в складках одежды.
Сергей это чувствовал.
И он даже вздрогнул, когда, топоча сапогами, в квартиру вошел дядя Миша и, наверное, тоже прикидывая не забыто ли что-нибудь, повернулся, обозревая настороженную комнату.
- Вот такая петрушка... - задумчиво сказал он. - Происшествие. Что теперь делать не представляю...
И, по-видимому, от громкого голоса в тенях что-то дрогнуло.
Сергея словно толкнули.
- Я знаю, что делать - решительно сказал он...
10
Часов в одиннадцать стало ясно, что обыск ничего не дает. К тому времени были уже осмотрены помещения магазина: тщательно исследован склад, отодвинуты стеллажи в торговом зале, а директорский кабинет Альдины ощупан буквально по миллиметру. Нигде ничего. Сейчас группа милиционеров спустилась в подвал и без лишнего рвения ворочалась среди пыльных напластований, а другая группа, всего из двух человек, тоже, кажется, неохотно разбиралась в помойке, которую представлял собой задний двор. Впрочем, эту группу можно было понять: двор уже изучали после смерти Котангенса, и надеяться на что-либо новое не приходилось.
Настроение вообще менялось в худшую сторону, нервный Пекка начинал откровенно скучать и поглядывать на Сергея, который чувствовал себя неуютно. Было видно, что Пекка прикидывает как бы выпутаться. Он во всяком случае то и дело смотрел на часы. Что ж касается первоначально активного дяди Миши, то полазав между контейнерами пыльного склада, саданувшись локтем о неизвестно откуда выпирающую трубу, и нечаянно прислонившись к мазутному сочленению батареи, он заметно утратил кипевшую в нем энергию очень долго кряхтел, счищая мазутную жижу с рубашки, а затем, улучив подходящий момент, осторожно сказал - быстрым шепотом, чтобы не донеслось до начальства:
- Ну и влепят нам, парень, за это мероприятие. Похоже, мы с тобой промахнулись...
Вид его был не слишком приветливый.
Сергей и сам понимал, что хорошего мало. Когда он вчера изложил свои соображения дяде Мише, и когда они оба часа, наверное, полтора уламывали твердолобого Пекку, и когда пришлось звонить Харитону, чтобы тот их со своей стороны поддержал, то ему казалось, что все достаточно просто: сделают в магазине обыск, обнаружат какие-нибудь следы, интенсивно допросят Альдину, а остальное уже дело техники. Ведь на то она и милиция, чтобы расследовать. Так во всяком случае ему представлялось. Но по мере того, как тянулась сама процедура обыска, по отсутствию результатов, о котором докладывали время от времени милиционеры, по прошествии долгих и нудных часов, проведенных в помещении магазина, он вдруг начал осознавать, какая колоссальная глупость допущена. Собственно, на что он рассчитывал? Что за стойками "Детского мира" обнаружат расчлененные трупы? Или что найдут следы свежей крови в сейфе Альдины? Или, может быть, что Альдина не выдержит и признается в преступлении? Какая удручающая наивность. Ведь не уголовником же они занимались - не вульгарным убийством и не похищением с целью выкупа. Какие там трупы, какие там, к чертовой матери, следы свежей крови! Удалось обнаружить - лишь короткий кожаный поводок в кабинете Альдины. Сергей подобрал его среди кучи веревок. То был именно Тотошин ошейник, зрение его не обмануло. Но ведь не подойдешь же с этим ошейником к Пекке, и не скажешь ему, что, мол, от пропавшей собаки. Причем тут собака? Не собакой же они занимаются. И причем тут ошейник? То есть, явный идиотизм. Искать следовало бы другое.
Позор был страшный. Под косыми взглядами Пекки хотелось провалиться сквозь землю. Сергей пытался скрыться за зеркальными стеллажами - отойти и как бы вообще затеряться среди беспорядка. Но куда бы он по магазину ни перемещался, альбиносные белые брови майора подрагивали. Взгляд его, казалось, напоминал, что, товарищ Алкимов, вы вторично уже устраиваете катавасию: будоражите наших сотрудников, отрываете их от дел. И зачем? Чтоб они проверяли ваши странные домыслы? Несерьезно вы поступаете, товарищ Алкимов.
В общем, ужасно.
Сергей ежился и старался выглядеть как-нибудь незаметнее. Утешало его только то, что, по-видимому, дядя Миша собирался взять на себя значительную долю ответственности. Он, наверное, тоже чувствовал себя дураком: весь распаренный, промакивающий лоб и затылок, синяя рубашка его потемнела от пота, а коричневый галстук превратился в помятую тряпочку. Дядя Миша, конечно, сильно переживал, - тем не менее, именно он, сдерживал гнев начальника, и рокочущий бас его заметно приглушал недовольство.
Сергей был ему за это признателен.
И ещё его утешало то, что, быть может, происходящее и не было совершенно напрасным. Альдина встретила их очень любезно: улыбаясь и демонстрируя готовность к сотрудничеству. Она тут же, без возражений согласилась закрыть магазин и немедленно выдала Пекке ключи от всех помещений, она выложила документацию и привела персонал, она даже отперла отделения сейфа, хотя была не обязана. И в течение нудной томительной процедуры осмотра она всем своим видом показывала, что претензий ни к кому не имеет - неизменно доброжелательная и готовая тут же пойти навстречу. Хладнокровие её поражало Сергея. Но как раз в этой явной любезности и заключался просчет: черезчур уж Альдина эту любезность выказывала, ведь не может же человек спокойно относится к обыску и распросам, неестественно это, тут даже Пекка насторожился. А к тому же, как будто ничем не выделяя Сергея среди остальных, она бросила на него такой жгучий взгляд сквозь замысловатые стекла, что Сергей тут же понял: радушие её напускное, она попросту великолепно владеет собой, но с другой стороны - никому и ничего не прощает, приговор уже вынесен, и оправдания бесполезны. Смерть придет за ним в ближайшее время. Значит, все это не напрасно, уверенность её поколеблена.
Слабое это было, надо сказать, утешение. Кроме взгляда Альдины его пока ничто не оправдывало. Через полчаса приехал серьезный начальственный Харитон и, слегка осмотревшись в разгромленном зале, подозвал к себе Пекку.
Сергей видел, как они о чем-то коротко переговорили, причем Пекка пару раз отрицательно качнул головой, а затем оглянувшись через плечо на Сергея, кисло сморщился и что-то буркнул сквозь толстые губы. Вероятно, он выругался, таким образом завершая дискуссию. Слов слышно не было, но по мрачному серьезному лицу Харитона стало ясно, что сообщения его не обрадовали. Он, во всяком случае, быстро и озабоченно покивал, резким жестом прервал сунувшегося к ним дядю Мишу, напряженно подумал о чем-то, что-то такое прикинул и ещё раз кивнул, наверное, принимая решение.
Вероятно, теперь наступала очередь разбираться с Сергеем.
И действительно, Харитон, ещё послушав возбужденного Пекку, оборвал его, как до этого оборвал дядю Мишу, поднял голову, отчетливо втянул воздух в ноздри, и неторопливо приблизился, доставая из кожаного пиджака сигареты.
Как ни странно, но вид у него был скорее сочувствующий.
- Ну, закуришь? - спросил он, вскрывая твердую пачку. - Не стесняйся, Серега, Виктория твоя не узнает... - А когда они закурили (причем, компанию пришлось поддержать), то добавил, обтирая импортную зажигалку. - Ну что скажешь? Какие будут ещё предложения?..
- Надо искать, - немедленно ответил Сергей.
А сглотнувший эти слова Харитон затянулся и выпустил в потолок струйку дыма.
- Что искать, где искать? Может быть, ты подскажешь?
Вопрос был убийственный.
- Не знаю, - честно ответил Сергей.
Лично он разобрал бы здание "Детского мира" до основания: стены, перекрытия, потолки, - снял бы крышу подвала, а задний дворик перекопал бы метров на десять. Должно ведь что-нибудь обнаружиться.
Но другим этого было не объяснить.
- Не знаю...
Харитон поразмыслил.
- Хреновая ситуация, - наконец сказал он. - Ты, надеюсь, догадываешься, что все это - на грани законности. Да и вовсе за гранью может быть грандиозный скандал. Это ты понимаешь?
- Понимаю, - кивнул Сергей.
- А ответит кто, если эта... Альдина... пожалуется прокурору? Кто тогда, скажи мне, ответит?
- Надо искать...
Харитон покачался в раздумье с носков на пятки, поглядел на Сергея, как будто оценивая его, и эффектным щелчком выбросил наружу хабарик.
Губы у него искривились.
- Ладно, - отрезал он. - Ничего не поделаешь. Пойду извиняться.
И, по-видимому, опасаясь, что возникнет конфликт, отвернулся и с полупоклоном переместился к Альдине. Крепкое мужественное лицо выражало раскаяние.
Сергей видел, как он склонился пред ней, предложил сигарету, поднес язычок зажигалки, а потом зажурчал - чуть танцуя и делая округлые жесты. Приносил, вероятно, соответствующие извинения. Вот - кивком головы указал на подошедшего Пекку, и тот тоже закланялся, страдальчески морщась.
На Сергея они не обращали внимания.
Ждать было нечего.
Сергей судорожно затянулся и, не прощаясь, вышел из магазина.
Однако, обернулся в дверях.
Альдина стояла между Пеккой и Харитоном и, наверное, слушала их путаные объяснения. Но на Харитона она не смотрела - смотрела она на Сергея, и во взгляде её, как ему показалось, блеснуло скрытое торжество.
У него появилось ощущение обреченности.
Город был небольшой, расползшийся вдоль гладкой реки, за рекой низлежали обширные болотистые пространства, а за сопками, которые находились с другой стороны - перепаханные поля, засаженные картофелем и капустой. Подступал синий лес, простершийся на тысячи километров, и в лесу караулило случайного путника Топкое Место, и Дом Смерти стоял на окраине, распахивая двери парадных, и высовывались из темноты пальцы Черной Руки, и Пузырь-невидимка слонялся от огородов до Торгового центра.
Работа у них закипела. Сергей сперва отодрал рыхлый истлевший толь и безжалостно побросал его за стенку сарая, а затем они приставили лестницу: Дрюня, забираясь по ней, подавал чуть липнущие свернутые рулоны, а Сергей, распластав их по крыше, прихватывал гвоздиками. Далее он собирался класть рейки и заколачивать намертво. Но и так скаты крыши приобретали новенькую поверхность. Толь лежал опрятными черными прямоугольниками, сколы мелкой слюды блестели на солнце, с крыши открывалось пространство, обрамленное лесом, и от шири, которая не имела пределов, становилось легко на душе. Сергей даже мурлыкал иногда что-нибудь соответствующее. Впрочем, очень негромко, слух у него отсутствовал. Да и Дрюня, надо сказать, тоже повеселел, - то сначала хмурился, как будто взялся за непосильную тяжесть, и Сергей опасался, что вот сейчас он плюнет на все и уйдет, а то вдруг через какое-о время втянулся в работу и на терпеливом лице его появилось некоторое оживление. Вероятно, процесс понемногу его захватывал. Дрюня даже, как и Сергей, принялся что-то такое вполголоса напевать - не по-русски, а по-английски, временами переходя на очевидное трам-пам-пам. Угадать мелодию здесь было трудно. "Ты - давай-давай!", Покрикивал на него Сергей. На что Дрюня без промедления откликался: "За нами не заржавеет!.." Рубашку он, чтобы не выпачкать, снял, и под молодой загорелой кожей играли длинные мускулы. Дрюня будто превратился во взрослого парня. И пора бы, поглядывая на него, думал Сергей. Сколько можно, возраст уже подходящий.
Где-то, видимо, через час к ним присоединилась девочка Муся. И Сергей не заметил, когда она появилась, он лишь вдруг обратил внимание, что Дрюня тоже стучит молотком, а рулончики ему подают уже женские руки. Впрочем, против он ничего не имел. А тем более, что и Дрюня ещё сильней оживился, и теперь уже он покрикивал сверху: "Давай-давай", а спокойная девочка Муся сдержанно улыбалась. Вид у неё был несколько отрешенный. Словно думала она, работая, о чем-то своем. И однако такая её отрешенность создавала спокойствие. Сразу чувствовалось, что она не нервничает понапрасну, и что вывести её из себя - задача почти непосильная. Сергею эта её черта очень нравилась. Он даже в шутку сказал: "А что, Муся, нравится тебе с нами работать? Выходи замуж за Дрюню, примем в семью. Лично я даю отцовское благословение". На ответ он, надо сказать, не рассчитывал, ну какой там ответ: покраснеет девочка, застесняется. Но спокойную Мусю его предложение не смутило, и она сказала, подталкивая очередной рулон: "Я согласна, подождать только надо, регистрируют у нас с восемнадцатилетнего возраста". Никакого стеснения не было и в помине. А разгорячившийся Дрюня, услышавший их, грубовато и недовольно добавил: "Не встревай в это дело, отец, у нас уже все решено". И опять застучал молотком, перемещаясь по крыше. Гвоздики поблескивали у него во рту светлыми шляпками.
Сергей хотел заметить ему, что решено-то, мол, решено, да не рано ли: три года до окончания школы, и потом, неплохо бы поставить в известность родителей, но, взглянув на увлеченную физиономию Дрюни, неожиданно для себя уяснил, что, быть может, и не надо в эти отношения вмешиваться, может быть, им и в самом деле виднее, и пускай все происходит так, как оно происходит. Годы, в крайнем случае, откорректируют. Он только подумал, что с Веткой у них было совсем иначе: не так быстро и без какой-либо определенности, но с другой стороны и время сейчас иное, отплывает в прошлое целая историческая эпоха, и не стоит, наверно, использовать прежние установки. Ему представилось ясно, что их с Веткой жизнь до некоторой степени завершилась, ну, быть может, не завершилась, но перешла в иную категорию измерений, в категорию старшего родительского поколения: образуют ли Дрюня с Мусей семью, не имеет значения, может быть, и расстанутся, учиться ещё три года, но вот с Веткой они точно уже перевалили за середину, и, наверное, следует быть готовым к наступающей осени. Он представил себя седого, с замедленными движениями, как он вечером спускается в сад и вдыхает лиственную прохладу, и как Ветка, чуть горбясь, берет его под руку, и как долго смотрят они на остывшее солнце. Он, конечно, умом понимал, что будет это ещё не скоро, но одновременно и чувствовал, что это все-таки будет, и фатальная неизбежность наполнила его не грустью, а умиротворением. Словно ничего другого ему и не требовалось.
И, заколотив последний, укороченный лист, он с удовлетворением выпрямился, обозревая работу:
- Ну, ребята, я думаю, что на сегодня достаточно. Это надо же: оба ската отремонтировали. Вот, что значит работать с квалифицированными помощниками. А теперь - умываться и ужинать, как положено. Поглядим-поглядим, что нам там приготовила Виктория Александровна...
Он обернулся к дому, где в трех окнах отражался закат, Ветка в этот момент как раз появилась на заднем крыльце и махала рукой, немного поднимаясь на цыпочки:
- Давайте заканчивайте!..
В легких сумерках белел её фартук, обшитый красными петухами.
Дрюня солидно кашлянул.
- А когда будем рейками обивать? Не обить, так после первого же дождя покоробится...
Ему, видимо, нравилось чувствовать себя настоящим хозяином.
- Завтра, завтра, - ответил Сергей. - Не успеем уже сегодня, темнеет. Вообще, любое дело должно быть в охотку. - Он, напрягшись всем телом, потянулся до хруста в суставах. - Эх... сейчас навернем чего-нибудь аппетитного. Муся, ты не откажешься разделить с нами трапезу?
- Не откажусь, - с достоинством ответила Муся.
- Ну и правильно, я считаю, что ужин мы заслужили. Только дома предупреди, чтобы тебя не искали. Сбегай быстренько до родителей. Муся, ты меня слышишь?..
Муся, однако, не отвечала. Она стояла на лестнице, сильно вывернувшись назад, и смотрела куда-то в травяной переулок. Там по тропке между крапивой и лопухами, словно крадучись, передвигалась ссутуленная фигура. Человек ступал, будто ноги его проваливались по щиколотку, и уже отсюда можно было понять, что он основательно нагрузился.
Кажется, это был Евсей.
- Муся, очнись!
Девочка Муся вздрогнула и, как будто во сне, медленно оборотилась к Сергею. Серые пустые глаза казались громадными.
Она словно вдруг впала в состояние летаргии.
- Кажется, мне пора, дядя Сережа...
- Что с тобой, Муся?!. - пугаясь, крикнул Сергей. - И куда ты пойдешь? Дрюня, скажи ей: сейчас будем ужинать!..
Он воззвал к почему-то притихшему Дрюне.
Однако, Дрюня на его призыв не откликнулся, а напротив, припав к черни толя, осторожно, но в то же время и торопливо спускался по скату. Вот он зацепился руками за ободранный край, мягко свесился и спрыгнул в просвет между стенкой и деревянным заборчиком.
Сергей услышал, как зашуршала крапива.
- Куда вы, ребята?..
Ответом ему было молчание.
Евсей между тем подошел и оперся на невысокие колья ограды.
Сумрачная потертая физиономия зашевелилась.
- Николаич, спустись-ка на пару слов!.. Подойди, говорю, разговор намечается...
Рука его призывно махнула.
Сергей в три секунды оказался у задней калитки. Ему очень не хотелось связываться с Евсеем. В самом деле, наверное, на бутылку сшибает.
- Ну. Чего тебе надо?
Евсей, однако, не торопился: почесал грязь щетины и ухмыльнулся, продемонстрировав зубы. Двух передних у него не хватало.
- Невежливо разговариваешь, Николаич, - отметил он. - Ни тебе "здравствуй", ни чтобы здоровьем поинтересоваться. А здоровье, между прочим, у меня неважнецкое. Но - пришел вот, не посмотрел, что голова сегодня отваливается. Постарался, - а тут такое неуважение...
От него несло духом давней немытости, ветхий мягкий пиджак протерся на сгибах до ниток, а засаленный свитер едва прикрывал, по-видимому, незастегнутую прореху.
Сергей сказал резковато:
- Вот, что Евсей, у меня тут совсем нет времени. Излагай свое дело, и давай разойдемся. Но учти, что я в долг тебе уже не поверю...
Евсей снова осклабился.
- А мы в долг и не просим. Насчет "в долг" это я и сам могу поспособствовать. А пришел я сказать, что на этот раз - все, закончили. Было тебе, Николаич, последнее предупреждение. Как в театре, значит, третий звонок. Так что, если чего - пеняй на себя...
Он нахально и угрожающе подмигнул диким глазом, хмыкнул, кашлянул и уже повернулся, чтобы уйти, но придушенно захрипел, потому что суровые пальцы схватили его за лацканы:
- Кто тебя подослал?
Хватка была железная. Евсей дергался, посинев, бил с размаху ладонями, но освободиться не мог и барахтался, словно мышь, придавленная капканом:
- Пусти... пусти...
- Альдина? - спросил Сергей, дыша в щетину грязного подбородка.
- Пусти... Задушишь...
- Я спрашиваю: Альдина?
- Она...
- А Котангенса... учителя Перевертова... тоже - предупреждали?
- Ничего я не знаю... Сумасшедший... Пусти!..
Евсей все же вывернулся из сомкнутых пальцев и, предусмотрительно отскочив метра на полтора, будто тронувшийся, заскреб себя ногтями по горлу.
- Чокнутый... Так же убить недолго... Ничего - скоро отправишься за стариком...
- Каким стариком?
- Который... ну это... по географии...
- Мамонтов?
- Фамилию не докладывали... Ты сходи-сходи, может, попрощаться успеешь...
Он дурашливо чмокнул, как будто целуя, и вдруг ринулся по переулку, топча крапиву. Миг - и опушенные стебли начали расправляться...
9
Разумеется, Сергей опоздал.
Когда он, как и был - в тренировочном рабочем костюме, с перепачканными руками и с гвоздями в кармашке на левой части груди, задыхаясь, подбежал к кирпичному трехэтажному дому, где Мамонт имел квартиру, то увидел, что у дома уже собралась небольшая толпа, окна во всех этажах открыты, а из зева парадной с заклиненной половинкой дверей, санитары в халатах вытаскивают покрытые простыней носилки, Обрисовывались под тканью детали распростертого тела.
Носилки исчезли в фургончике "скорой помощи", и машина начала выбираться из сквера, который опоясывал дом - глухо ухнула и поплыла по направлению к Первой больнице. Синий выхлоп повис в неподвижном воздухе. В толпе сразу же зашептались: Кричал-то как!.." - "Я сначала не понял, жена говорит: "Посмотри, что случилось." - "Дверь закрыта была, пришлось вышибать..." - "Как хотите, товарищи, а что-то здесь не в порядке..." - "Ну конечно, с чего бы он так кричал?" - "Милиция, вон, милиция, они разберутся..."
Из парадной действительно выходил круглый маленький Пекка, потирая в задумчивости раскрасневшийся нос, а за ним озабоченно шествовал участковый сержант, и не менее озабоченный дядя Миша оглядывался, то и дело вздыхая. И живот его надувался и опадал под мундиром. Сразу чувствовалось, что дядя Миша в глубокой растерянности. Он остановился посередине враз сконцентрировавшейся толпы и сказал, ни к кому в особенности не обращаясь:
- Ну идите-идите, ну что вы тут митингуете?.. Ну - сердечный приступ у человека, ну - с каждым может случиться...
Мощные руки его отталкивали любопытных. Тем не менее, уверенности в голосе не доставало. Все присутствующие, наверное, это чувствовали, и из массы собравшихся неслись соответствующие возражения:
- Ты нам баки не забивай!..
- Какой-такой приступ?!.
- От сердца так не кричат!..
- Убили - и вся недолга!..
- За идиотов нас принимают!..
Дядя Миша был стиснут напирающими телами. Особенно бесился старик почему-то в галошах и в полушубке на голое тело: "Ты тут нам, Михаил, зубы не заговаривай! Ты скажи: может народ терпеть таких безобразий? Есть у нас милиция или нет? Ты скажи: за что тебе деньги платят!.." - борода его задиралась, как у раскольника, палка, вытертая на ручке, так и взлетала.
Сергей не стал ждать, а, воспользовавшись суматохой, проскочил в никем не охраняемую парадную и, поднявшись по лестнице, которая пахла гнильем, оказался в забытой, распахнутой настежь квартире. Горел электрический свет, и спокойный эксперт, немного знакомый Сергею, напоследок оглядывался - все ли закончено.
Звали его, кажется, Владимир Савельевич.
Он, не удивляясь, кивнул вошедшему из полумрака Сергею и сказал, по-видимому, предупреждая вопросы:
- Я бы квалифицировал - как естественную кончину. Входная дверь заперта, окно тоже закрыто. Форточка, конечно, оставлена, но ведь кто же полезет в форточку третьего этажа. Вообще - никакого насилия, посторонних в квартире не было. Вероятно, и в самом деле инфаркт, тоже - бывает...
- А ужасный крик перед смертью? - спросил Сергей.
- Какой-такой крик?
- Соседи слышали.
Эксперт пожал плечами.
- А что, собственно, крик? Приснилось что-нибудь человеку. Разве вам, Сережа, кошмаров видеть не доводилось? Нервничал, наверное, волновался, какая-нибудь пустяковина и отказала. Опять же - возраст, вскрытие, конечно, произведем, но скорее всего, - сердечная недостаточность.
Он достал сигареты и закурил, все также оглядываясь. Сразу чувствовалось, что происшедшее нисколько его не волнует. Он, наверное, присмотрелся к подобному за годы службы.
Сергей неловко поинтересовался:
- Извините... Владимир Савельевич... а не заметили ли вы чего-нибудь необычного, что-то, может быть, странное, такое, что никуда не укладывается... Вы меня ещё раз простите за то, что вмешиваюсь...
Эксперт его понял.
- Необычного мы вообще почти никогда не находим. Это все-таки жизнь, а не какие-нибудь детективы. У меня за всю практику был только один странный случай. Представляете: вся квартира заросла паутиной. Но и то потом достаточно вразумительно объяснилось...
- Паутиной? - тупо спросил Сергей.
- Ну да, комнаты, кухня, прихожая - везде паутина. И такие пласты, как будто специально выращивали. Точно войлок. Представляете себе картину?
Сергей представил: пыльные нитчатые наросты. Ему стало нехорошо.
- И какое тут объяснение? - спросил он.
- Какое-какое, - сказал эксперт. - С ума сошел. Разводил пауков какое тут объяснение... - Он нагнулся и что-то бросил в свой саквояж, напоминающий медицинский. Прикрывая его, отчетливо щелкнул замком. Заканчивать надо. Итак весь вечер потерян...
- А человек? - также тупо спросил Сергей.
- Какой человек?
- Хозяин квартиры.
Эксперт выпрямился и посмотрел на Сергея.
- Человек умер, конечно. Высох весь - ещё бы, пролежал две недели...
Руки его вдруг застыли на половине движения. Длинный стонущий скрип раздался у них за спиной - словно от невидимого усилия начала расщепляться какая-то половица.
Оба они обернулись.
В коридорчике, который соединял комнату с кухней, находился, по-видимому, небольшой, ранее незаметный чулан, и теперь прямоугольная дверца чулана медленно отворилась, а из темного пугающего его нутра мрачно высунулось что-то, напоминающее человеческую фигуру. Но - бесформенное какое-то и даже, кажется, безголовое.
У Сергея пересохла гортань. А эксперт побледнел, и лицо вдруг оделось блестящими каплями пота.
- Ч-ч-что т-т-такое?..
Мертвые губы слипались.
Однако дверца чулана продолжала движение - из-за блеклого пластика вывалилось нечто тряпичное и, взмахнув рукавами, безжизненно распласталось по коридору.
И вдруг стало понятно, что это обыкновенный ватник.
Более ничего.
- Фу-у-у... - устало сказал эксперт. - Это надо же, прямо сердце остановилось. Испугался - наверное, от паутины проклятой. Я ведь, честно говоря, её до сих пор вспоминаю...
Он поспешно выщелкнул из упаковки большую таблетку.
Руки у него тряслись.
Чувствуя, как обрывается все в груди, Сергей подошел к чуланчику и распахнул его. Внутри никого не было: висело зачехленное полиэтиленом пальто, висел летний плащ с узенькими цветными погончиками и висела брезентовая лесная куртка, прожженная на боку, а внизу, словно скопище грызунов, теснилась разнообразная обувь. Выделялись среди них большие резиновые сапоги.
Вот и все.
Ни на что иное он, в общем-то, и не рассчитывал.
Тем не менее, было ощущение чьего-то присутствия. Будто что-то губительное, враждебное наполняло чулан - до конца не исчезло, а затаилось в складках одежды.
Сергей это чувствовал.
И он даже вздрогнул, когда, топоча сапогами, в квартиру вошел дядя Миша и, наверное, тоже прикидывая не забыто ли что-нибудь, повернулся, обозревая настороженную комнату.
- Вот такая петрушка... - задумчиво сказал он. - Происшествие. Что теперь делать не представляю...
И, по-видимому, от громкого голоса в тенях что-то дрогнуло.
Сергея словно толкнули.
- Я знаю, что делать - решительно сказал он...
10
Часов в одиннадцать стало ясно, что обыск ничего не дает. К тому времени были уже осмотрены помещения магазина: тщательно исследован склад, отодвинуты стеллажи в торговом зале, а директорский кабинет Альдины ощупан буквально по миллиметру. Нигде ничего. Сейчас группа милиционеров спустилась в подвал и без лишнего рвения ворочалась среди пыльных напластований, а другая группа, всего из двух человек, тоже, кажется, неохотно разбиралась в помойке, которую представлял собой задний двор. Впрочем, эту группу можно было понять: двор уже изучали после смерти Котангенса, и надеяться на что-либо новое не приходилось.
Настроение вообще менялось в худшую сторону, нервный Пекка начинал откровенно скучать и поглядывать на Сергея, который чувствовал себя неуютно. Было видно, что Пекка прикидывает как бы выпутаться. Он во всяком случае то и дело смотрел на часы. Что ж касается первоначально активного дяди Миши, то полазав между контейнерами пыльного склада, саданувшись локтем о неизвестно откуда выпирающую трубу, и нечаянно прислонившись к мазутному сочленению батареи, он заметно утратил кипевшую в нем энергию очень долго кряхтел, счищая мазутную жижу с рубашки, а затем, улучив подходящий момент, осторожно сказал - быстрым шепотом, чтобы не донеслось до начальства:
- Ну и влепят нам, парень, за это мероприятие. Похоже, мы с тобой промахнулись...
Вид его был не слишком приветливый.
Сергей и сам понимал, что хорошего мало. Когда он вчера изложил свои соображения дяде Мише, и когда они оба часа, наверное, полтора уламывали твердолобого Пекку, и когда пришлось звонить Харитону, чтобы тот их со своей стороны поддержал, то ему казалось, что все достаточно просто: сделают в магазине обыск, обнаружат какие-нибудь следы, интенсивно допросят Альдину, а остальное уже дело техники. Ведь на то она и милиция, чтобы расследовать. Так во всяком случае ему представлялось. Но по мере того, как тянулась сама процедура обыска, по отсутствию результатов, о котором докладывали время от времени милиционеры, по прошествии долгих и нудных часов, проведенных в помещении магазина, он вдруг начал осознавать, какая колоссальная глупость допущена. Собственно, на что он рассчитывал? Что за стойками "Детского мира" обнаружат расчлененные трупы? Или что найдут следы свежей крови в сейфе Альдины? Или, может быть, что Альдина не выдержит и признается в преступлении? Какая удручающая наивность. Ведь не уголовником же они занимались - не вульгарным убийством и не похищением с целью выкупа. Какие там трупы, какие там, к чертовой матери, следы свежей крови! Удалось обнаружить - лишь короткий кожаный поводок в кабинете Альдины. Сергей подобрал его среди кучи веревок. То был именно Тотошин ошейник, зрение его не обмануло. Но ведь не подойдешь же с этим ошейником к Пекке, и не скажешь ему, что, мол, от пропавшей собаки. Причем тут собака? Не собакой же они занимаются. И причем тут ошейник? То есть, явный идиотизм. Искать следовало бы другое.
Позор был страшный. Под косыми взглядами Пекки хотелось провалиться сквозь землю. Сергей пытался скрыться за зеркальными стеллажами - отойти и как бы вообще затеряться среди беспорядка. Но куда бы он по магазину ни перемещался, альбиносные белые брови майора подрагивали. Взгляд его, казалось, напоминал, что, товарищ Алкимов, вы вторично уже устраиваете катавасию: будоражите наших сотрудников, отрываете их от дел. И зачем? Чтоб они проверяли ваши странные домыслы? Несерьезно вы поступаете, товарищ Алкимов.
В общем, ужасно.
Сергей ежился и старался выглядеть как-нибудь незаметнее. Утешало его только то, что, по-видимому, дядя Миша собирался взять на себя значительную долю ответственности. Он, наверное, тоже чувствовал себя дураком: весь распаренный, промакивающий лоб и затылок, синяя рубашка его потемнела от пота, а коричневый галстук превратился в помятую тряпочку. Дядя Миша, конечно, сильно переживал, - тем не менее, именно он, сдерживал гнев начальника, и рокочущий бас его заметно приглушал недовольство.
Сергей был ему за это признателен.
И ещё его утешало то, что, быть может, происходящее и не было совершенно напрасным. Альдина встретила их очень любезно: улыбаясь и демонстрируя готовность к сотрудничеству. Она тут же, без возражений согласилась закрыть магазин и немедленно выдала Пекке ключи от всех помещений, она выложила документацию и привела персонал, она даже отперла отделения сейфа, хотя была не обязана. И в течение нудной томительной процедуры осмотра она всем своим видом показывала, что претензий ни к кому не имеет - неизменно доброжелательная и готовая тут же пойти навстречу. Хладнокровие её поражало Сергея. Но как раз в этой явной любезности и заключался просчет: черезчур уж Альдина эту любезность выказывала, ведь не может же человек спокойно относится к обыску и распросам, неестественно это, тут даже Пекка насторожился. А к тому же, как будто ничем не выделяя Сергея среди остальных, она бросила на него такой жгучий взгляд сквозь замысловатые стекла, что Сергей тут же понял: радушие её напускное, она попросту великолепно владеет собой, но с другой стороны - никому и ничего не прощает, приговор уже вынесен, и оправдания бесполезны. Смерть придет за ним в ближайшее время. Значит, все это не напрасно, уверенность её поколеблена.
Слабое это было, надо сказать, утешение. Кроме взгляда Альдины его пока ничто не оправдывало. Через полчаса приехал серьезный начальственный Харитон и, слегка осмотревшись в разгромленном зале, подозвал к себе Пекку.
Сергей видел, как они о чем-то коротко переговорили, причем Пекка пару раз отрицательно качнул головой, а затем оглянувшись через плечо на Сергея, кисло сморщился и что-то буркнул сквозь толстые губы. Вероятно, он выругался, таким образом завершая дискуссию. Слов слышно не было, но по мрачному серьезному лицу Харитона стало ясно, что сообщения его не обрадовали. Он, во всяком случае, быстро и озабоченно покивал, резким жестом прервал сунувшегося к ним дядю Мишу, напряженно подумал о чем-то, что-то такое прикинул и ещё раз кивнул, наверное, принимая решение.
Вероятно, теперь наступала очередь разбираться с Сергеем.
И действительно, Харитон, ещё послушав возбужденного Пекку, оборвал его, как до этого оборвал дядю Мишу, поднял голову, отчетливо втянул воздух в ноздри, и неторопливо приблизился, доставая из кожаного пиджака сигареты.
Как ни странно, но вид у него был скорее сочувствующий.
- Ну, закуришь? - спросил он, вскрывая твердую пачку. - Не стесняйся, Серега, Виктория твоя не узнает... - А когда они закурили (причем, компанию пришлось поддержать), то добавил, обтирая импортную зажигалку. - Ну что скажешь? Какие будут ещё предложения?..
- Надо искать, - немедленно ответил Сергей.
А сглотнувший эти слова Харитон затянулся и выпустил в потолок струйку дыма.
- Что искать, где искать? Может быть, ты подскажешь?
Вопрос был убийственный.
- Не знаю, - честно ответил Сергей.
Лично он разобрал бы здание "Детского мира" до основания: стены, перекрытия, потолки, - снял бы крышу подвала, а задний дворик перекопал бы метров на десять. Должно ведь что-нибудь обнаружиться.
Но другим этого было не объяснить.
- Не знаю...
Харитон поразмыслил.
- Хреновая ситуация, - наконец сказал он. - Ты, надеюсь, догадываешься, что все это - на грани законности. Да и вовсе за гранью может быть грандиозный скандал. Это ты понимаешь?
- Понимаю, - кивнул Сергей.
- А ответит кто, если эта... Альдина... пожалуется прокурору? Кто тогда, скажи мне, ответит?
- Надо искать...
Харитон покачался в раздумье с носков на пятки, поглядел на Сергея, как будто оценивая его, и эффектным щелчком выбросил наружу хабарик.
Губы у него искривились.
- Ладно, - отрезал он. - Ничего не поделаешь. Пойду извиняться.
И, по-видимому, опасаясь, что возникнет конфликт, отвернулся и с полупоклоном переместился к Альдине. Крепкое мужественное лицо выражало раскаяние.
Сергей видел, как он склонился пред ней, предложил сигарету, поднес язычок зажигалки, а потом зажурчал - чуть танцуя и делая округлые жесты. Приносил, вероятно, соответствующие извинения. Вот - кивком головы указал на подошедшего Пекку, и тот тоже закланялся, страдальчески морщась.
На Сергея они не обращали внимания.
Ждать было нечего.
Сергей судорожно затянулся и, не прощаясь, вышел из магазина.
Однако, обернулся в дверях.
Альдина стояла между Пеккой и Харитоном и, наверное, слушала их путаные объяснения. Но на Харитона она не смотрела - смотрела она на Сергея, и во взгляде её, как ему показалось, блеснуло скрытое торжество.
У него появилось ощущение обреченности.
Город был небольшой, расползшийся вдоль гладкой реки, за рекой низлежали обширные болотистые пространства, а за сопками, которые находились с другой стороны - перепаханные поля, засаженные картофелем и капустой. Подступал синий лес, простершийся на тысячи километров, и в лесу караулило случайного путника Топкое Место, и Дом Смерти стоял на окраине, распахивая двери парадных, и высовывались из темноты пальцы Черной Руки, и Пузырь-невидимка слонялся от огородов до Торгового центра.