Столяров Андрей
'Детский мир'
Андрей Столяров
"ДЕТСКИЙ МИР"
(повесть)
1
Сергей поставил кактус на полку и, отступив на шаг, полюбовался колючими пупырчатыми шарами, налезающими друг на друга.
Какой ты у меня красивый, подумал он. Крепенький такой, со свеженькими иголочками. Хорошо, что я не послушал "Садовода-юбителя" и не рассадил тебя в марте, как там советовали. Что бы сейчас из этого было? Ничего хорошего из этого не было бы. А так - вон какой симпатичный. Тесно тебе, конечно, мало земли. Ну так что ж, тесно? Зато и будешь высовываться из горшка, как задумано. Подкормил я тебя, свежего песочку добавил - расти, радуйся. Ты ещё у меня зацветешь где-нибудь в сентябре. Вон, бутончики на двух макушках уже намечаются. Правда, цветешь ты не очень красиво, но я рядом для контраста поставлю бегонию. И тогда вы оба у меня заиграете. Чудненькая будет картинка. Элегантное и вместе с тем яркое цветовое решение.
Он представил себе, как осенью, когда бегония зацветет, будут багроветь над наростами кактуса крупные, мясистые, алые изнутри кувшинчики. Впечатляющая композиция. Надо будет добавить сюда ещё что-нибудь стреловидное. Например, акорус какой-нибудь. Или нет: сансивьера молоденькая будет тут в самый раз. Значит, решено. На нижнюю полочку сансивьеру. Надо только повернуть её к свету щучьими ребрами.
Он набрал в ложечку немного спитой заварки и уже собирался подсыпать её на узловатые, бледные, как турнепс, корни бегонии, но стеклянная дверь на веранду опасно задребезжала и из комнаты появилась Ветка, ощеренная, как зверек.
- Я так больше не могу, - сказала она. - Он мне хамит все время. Я к нему - вежливо пытаюсь, по-человечески, а в ответ одни: "чего?", Да "не буду". Тут у кого хочешь терпение лопнет...
- Ну что там опять? - мельком спросил Сергей.
Ветка немедленно вспыхнула.
- Тебя это, конечно, не беспокоит. Ты тут погружен в мировые проблемы. Надо ли подрезать пелею или не надо? А вот то, что ребенок растет дубиной пусть жена занимается. Глухой какой-то. Надоели вы мне оба - бездельники!..
Пряди выбившихся волос прилипли у неё ко лбу, а дрожащие щеки приобрели синеватый оттенок. В тон лиловому тренику, которым она была обтянута.
Сергей отвернулся.
Как она разговаривает с читателями, подумал он. Ничего удивительного, что в библиотеку никто не ходит. Кому это надо - иметь дело с фурией. А ведь была симпатичная девушка, танцевала на школьном балу. Интересно, куда все это выветривается?
- Ты меня слышишь?!.
- Ладно...
Он поставил банку с остатками чая и через порожек, обитый войлоком для тепла, шагнул в комнату, где подсвеченный мельканием телевизора притулился у кресла на толстом ковре какой-то скорченный Дрюня - в рваных джинсах и желтой футболке, украшенной оскалом чудовища.
Вид у него был подавленный.
- Ну так что? - сурово поинтересовался Сергей.
Он сообразил вдруг, что понятия не имеет, в чем тут дело.
Ветка, однако, была наготове.
- В булочную попросила сходить, - пояснила она. - Хлеб кончается, а завтра магазины закрыты. Что ты думаешь, не может он, видите ли.
- Аргументы? - спросил Сергей.
- Лень и хамство - такие у него аргументы... Телевизор он хочет смотреть. Я для него - пустое место.
- Неправда, - вдруг сказал Дрюня мальчишеским хриплым голосом.
Сергей повернулся.
- А в чем тогда затруднение?
- Поздно уже...
Сергей посмотрел на часы.
- Сейчас половина восьмого. Булочная закрывается ровно в восемь. Ходьбы здесь десять минут. Ты вполне успеваешь.
Дрюня скорчился на ковре ещё больше.
- Я не в том смысле...
- А в каком?
- Ну... вообще поздно... - Я тебя что-то не понимаю, - сказал Сергей. - То тебя с улицы не докличешься, то тебе - поздно, хотя ещё восьми нет. Как-то не очень связывается... - Он вдруг запнулся, вспомнив, что как раз последние вечера Дрюня почему-то присутствовал дома - либо изнывая от скуки, либо приклеившись к телевизору. Добавил не очень уверенно. - Или, может быть, ты темноты боишься?
Шутка не получилась. Дрюня поднял на него упрямый затравленный взгляд, и Сергей неожиданно понял, что он и в самом деле боится. Темноты ли, не темноты, но из дома его сейчас не вытолкаешь, разве что с превеликим скандалом - через крики и применение силы.
Он быстро сказал:
- Хорошо, а со мной пойдешь? Все равно мне надо прогуляться с Тотошей. Мы тогда погуляем полчасика, а ты - в булочную. Устраивает?
Тотчас из укромного закутка за шкафом вылез рыжеватый, в подпалинах, какой-то продолговатый Тотоша и, как бешеный, задергал остатком хвоста, реагируя, видимо, на магическое - "погуляем".
С плюша морды у него свисали седые усики.
- Конечно, папа!..
Ветка раздраженно сказала:
- Вечно ты ему потакаешь. Разумеется, он никого слушать не будет.
- Веточка... - нежно сказал Сергей.
- И не называй меня Веткой!
- Ну, положим, Виктория... Так мы почапали?
- И не застревайте на два часа!
- Постараемся...
- Ужин вас ждать не будет!
- Понял, - кивнул Сергей.
По пути в булочную он сказал:
- Слушай, Андрон, а, может быть, имеет смысл пересмотреть какие-то принципы поведения? Может быть, не следует каждый раз доводить до конфликта? Если Ветка к тебе обращается, то - сделай, и все. Ветка, в общем, не так уж часто к тебе обращается.
- Мама не любит, когда её называют Веткой, - заметил Андрон.
- Ладно, не в этом суть. Только легче выполнить просьбу, чем ввязываться в дискуссию. Делать-то все равно приходится. Ну а если уж совсем нет желания, тогда - объяснись. Но - спокойно и вежливо, я не думаю, что Виктория будет настаивать. Женщины вообще довольно покладисты. Как ты считаешь?
Некоторое время Андрон молчал, а потом вдруг нагнулся и подхватил с земли увесистую длинную палку - покрутил её, видимо, примеряя к руке, и понес - словно меч, выставленный для защиты.
- Так как ты считаешь? - спросил Сергей недовольно.
Андрон вздохнул.
- Папа, ты говорил мне недавно, что бывают ситуации, когда ничего объяснить нельзя. И когда приходится полагаться только на... словесное утверждение. Если ты человеку веришь, то значит, веришь. Извини, но это именно та самая ситуация...
- А мне ты можешь сказать, в чем дело? - поинтересовался Сергей.
- Именно тебе?
- Да.
- Нет, не получится...
Сергей промолчал.
У ребенка крупные неприятности, подумал он. Впрочем, ну какие у него могут быть неприятности? Должен, верно, кому-ибудь, а попросить денег стесняется. Или, может быть, рассорился с Мусей: что-то её последнее время не видно. Ладно, через несколько дней образуется.
- Шагай веселее, - сказал он.
Они прошли огородами и через переулок, утоптанный до черноты, повернули на вечернюю тихую улицу, левый край которой через овраг спускался к реке, а на правом, за площадью трепетали огни Торгового центра.
Здесь Сергей остановился и расстегнул поводок.
- В самом деле, не задерживайся, - сказал он. - Ветка ждет, не надо обострять ситуацию.
Дрюня как бы заколебался.
- А разве ты не пойдешь вместе со мной?
- А зачем?
- Ну не знаю... Ты же хотел - до булочной.
Сергей слегка рассердился:
- Что тебя за ручку водить как маленького? Взрослый же человек, давай, Андрон, не томи, - и добавил, показывая, что пререкаться далее не намерен. - Жду тебя через пятнадцать минут. Усвоил?
Дрюня судорожно вздохнул.
- Иди, Андрончик...
Он смотрел, как Дрюня неуверенно пересекает пустынный в это время проспект, останавливается, словно на что-то наткнувшись, у противоположного тротуара, - осторожно, дугой, обходит сияющий витринами "Детский мир", а затем, махнув сумкой, скрывается за поворотом.
Стало как-то тоскливо.
Несчастный ребенок, подумал Сергей. Ветка на него орет я - не обращаю никакого внимания. Половина друзей разъехалась - мается от безделья. Кто это сказал, что детство - самое счастливое время? Ни хрена оно не счастливое, если разобраться по-настоящему. Бестолковое - это ещё может быть. Бестолковое, мучительное, угнетающее. Это они - того. Это они что-то напутали.
Он пнул камешек. На секунду ему показалось, что он уже никогда больше не увидится с Дрюней. Тот вот так - исчезнет за поворотом и растает в удушливом вечере августа. Он не знал, откуда взялось это чувство. Вроде бы, все выглядело, как обычно: страшненькие обшарпанные пятиэтажки, вытянутые вдоль улицы, низкая уродливая коробка "Детского мира", красные скупые огни Торгового центра. Звенели редкие комары, радостно взвизгивал в лопухах Тотоша, чующий мышиные норы, на другой стороне реки лениво перебрехивались собаки. Благолепие, дрема, умиротворение. О чем, собственно, беспокоиться? Разве что багровое солнце, наполовину скрывшееся в лесу, протянуло вдоль улицы вечерние красные тени. Улица из-за этого выглядела как-то зловеще. Да ещё почему-то не видно было окрест ни одного человека.
Сергей вдруг понял, что дело именно в этом. В той пустынности, которая и порождала тревожное ощущение. Ведь действительно - ни единой живой души. Как все вымерло. Странно. И ладно бы - взрослое население. Вероятно, взрослое население поглощено сейчас очередным сериалом. В том числе Ветка, хоть она и торопила их с ужином. Но почему не видно ребят, которые должны копошиться у каждого дома? Время - детское, не спят же они. И когда это было, чтоб ребятню удавалось загнать так рано. Я уже не говорю о подростках.
Он попытался вспомнить, а как было вчера, когда он точно так же прогуливался с Тотошей? Кажется - никого. А позавчера? А третьего дня?
Ему вдруг стало не по себе, потому что он понял, что ни позавчера, ни даже на прошлой неделе он не видел, гуляя по вечерам, никого из соседей. Ни ребят, ни девчонок, ни даже рослых парней, которые допоздна торчали на улице.
Действительно странно.
Похолодело в груди, и в ушах зашуршало, словно от нахлынувшей крови.
Лопухи как будто затрепетали.
Только спокойно. Только без паники. Только не надо нервничать.
Однако, ноги уже тащили его через улицу, - вдоль пятиэтажных домов и мимо яркой витрины. А удивленный таким оборотом терьер несся вслед, обиженно и возмущенно потявкивая.
Впрочем, торопились они недолго.
Потому что из-за поворота, ведущего к булочной, показался живой, никуда не пропавший Дрюня и недоуменно остановился, взирая на подбегающего Сергея.
- Вот хлеб, папа...
Сергей еле затормозил.
- Ну ты, вообще, как?.. Вообще - ничего?.. Все в порядке?..
Он не мог, задыхаясь, выразиться яснее. Однако, Дрюня его, кажется, понял - поднял голову и внимательно посмотрел в глаза.
- Да, конечно, - с каменным лицом сказал он.
Вечером он дождался, пока все улягутся, пока Дрюня перестанет шуршать бумагой, из которой он что-то клеил в последние дни, пока домоет посуду и успокоится уставшая Ветка, пока задремлет Тотоша, положив на лапы плюшевый кирпич головы, - после чего осторожно прошел на кухню, из настенного бара достал бутылку водки, купленную для гостей, набуровил себе примерно половину стакана, выпил, морщась, и с трудом продышался - так что выступили нехорошие слезы из глаз. А потом из того же бара извлек распечатанные веткины сигареты и, почиркав о коробок, закурил - часто-часто, как школьник, неумело затягиваясь.
Было тихо, в черной глади стекла он видел свое отражение, городок уже, видимо, спал, и лишь гукала в отдалении какая-то птица: тырк... тырк... тырк... - словно кашляла в пустотелую емкость.
Сергей развалился на стуле.
В этом городе, как в ловушке, подумал он. Слева - реки и лес на четыреста километров, справа - сопки и тоже лес до самого горизонта. Поля колхозной капусты. Природа, ломать ей не обломаться. Самолеты, и те не летают. Осенью, значит, грибы, зимой - санки, лыжи, летом - рыбалка. Простая спокойная жизнь. Ружьишко бы надо приобрести, буду охотиться. Пошлю Гришке шкуру какого-нибудь четвероногого... Он вспомнил письмо, полученное на прошлой неделе. "Жизнь есть жизнь, писал Гришка, находясь, по-видимому, в приподнятом настроении. И её не переделаешь никакими героическими усилиями. В общем, старичок, мы тут организовали кооператив, заработки пока небольшие, но стремительно расширяемся. Перспективы очень хорошие. Если хочешь, присоединяйся, нам как раз нужен дилер в вашем районе. Я за тебя слово замолвлю"... А ведь хотел заниматься происхождением звездных систем, галактические облака, переворот в космогонии. И вот, пожалуйста, кооператив. Гришка не стал астрономом, я не стал педагогом, как собирался, а Харитон не стал великим писателем. Впрочем, Харитоша стал - мэром, в политику погрузился...
Он подумал, что, может быть, засадить ещё полстакана, отправляться в постель так вот, сразу пока не хотелось: сна ни в одном глазу, - не вставая, потянулся было к проклятому бару, но тут дверь в кухню скрипнула и, помаргивая спросонок от света, появился из коридора взлохмаченный Дрюня - одной рукой поддергивая трусы, а другой - почесывая выпирающую под кожей ключицу.
Рожица у него была помятая.
- Чего тебе? - нелюбезно поинтересовался Сергей.
- Воды попить...
Шлепая босыми ногами, Дрюня прошел к серванту, где стоял кувшинчик малинового стекла и, все так же почесываясь, запрокинул посуду выше острого подбородка.
Капли яркой воды соскакивали на грудь.
Сергей подождал, пока он закончит.
- Слушай, Дрюня, а ты кем собираешься стать, когда вырастешь? Только не говори мне, что - космонавтом или исследователем Антарктиды. Ты мне по-человечески объясни. Есть у тебя какое-нибудь желание?
Дрюня поставил кувшинчик и вытер мокрые губы.
- Я хочу быть взрослым, - тихо сказал он.
Сергей даже крякнул.
- Взрослый - это не профессия. Взрослый - это... состояние возраста. А вот ты мне скажи, что тебя, предположим, как взрослого интересует. Может быть, ты стихи тайком пишешь? Или, может быть, потихоньку рисуешь? Хотя для стихов ещё рановато. А вот руки у тебя, кажется, есть. Кого это ты мастеришь последнее время?
- "Заместителя", - тихо сказал Дрюня.
- Кого-кого?
- "Заместителя"...
- Ну и по каким же вопросам он будет тебя замещать?
- Пока я не вырасту...
Сергей загасил сигарету.
- Знаешь, Дрюня, у тебя, по-моему, крыша перекосилась. Разумеется, все ребята хотят вырасти поскорей, но ведь не зацикливаются же на этом - ты меня удивляешь... Или, может быть, это игра такая?.. А?.. Дрюня?..
Дрюня, однако, не отвечал. Он как будто окостенел, уставясь в пространство, и глаза его на сонном помятом лице выглядели неживыми.
Сергей стремительно обернулся.
Обрисованная по суставам луной, прижималась к оконной раме ладонь невероятных размеров. Проступили - негритянская кожа, фиолетовые прожилки на сгибах фаланг. Мякоть сплющенных пальцев слегка выделялась белесостью.
Точно спавший в земле исполин пробудился и высунул пятерню из почвы.
Она немного подрагивала.
И вдруг все исчезло.
- А... Дрюня?..
Дрюня молчал.
Тогда Сергей подскочил и, будто бешеный, распахнул оконные рамы.
Свежей вечерней сыростью рвануло из сада. Мерцали флоксы на клумбе, обнимали ограду сумрачные кусты малины. Желтый прямоугольник света лежал на траве.
Сразу же зазвенел комар.
- Дрюня, ты меня слышишь?..
За окном никого не было...
2
Утро было чудесное.
Солнце чуть-чуть припекало, от реки поднимался туман, и, умытые ранней прохладой, зеленели в садах тяжеловесные яблони. Пламенели пионы. Лопухи под заборами, как будто заново родились на свет. Небо было бездонное, дымчато-голубое, и такая пронзительная новизна лежала на всем, что хотелось немедленно сотворить какую-нибудь бессмыслицу - запустить камнем в реку или порубать тонкой вицей раскинувшийся меж заборами чертополох.
Что ж, если хочется? Сергей подхватил с земли длинный прут и с отчаянным свистом рубанул им по зарослям, которые повалились, как скошенные. А затем перемахнул через доски, загораживающие проход и, спугнув соседскую кошку, двинулся к центру города.
Вицу, конечно, пришлось сразу бросить. Не к лицу учителю прыгать и свистеть, как разбойник. Тем не менее, он чувствовал в себе энергию, бьющую через край, и поэтому преувеличенно-адостно обращался к каждому встречному: "Здравствуйте, Иван Никодимович... Доброе утро, Анжелика Порфирьевна"... И ему тоже преувеличенно-радостно отвечали: "Здравствуйте, Сержик... Сережа, мое почтение"... Известное дело - учитель. Не ответила только одна пожилая женщина - повернулась и посмотрела, как будто не видя его. И лицо у неё было какое-то выплаканное. Точно она рыдала всю ночь. Впрочем, довольно знакомое, наверное, кто-нибудь из родителей. Сергей тут же забыл о ней. Он боялся лишь, чтобы в него никто не вцепился. Есть такие любители побеседовать о собственных отпрысках. О проблемах образования и о том, "что бы вы, Сережа, здесь посоветовали?".
Он терпеть не мог таких разговоров.
К счастью, без этого обошлось. Задержал его только дядя Миша, который поманил через площадь властной рукой.
Впрочем, дядя Миша кого угодно притормозит.
Был он в форме, и фуражка, как обруч, стягивала его крупную голову, а передние пуговицы едва удерживали живот, и ещё - почти двухметровый рост, не сержант, а языческий бог, обозревающий подданных.
К такому не захочешь, а подойдешь.
Даже Тотоша присел и, не решаясь обнюхать, скосился на лаковые голенища.
- Куда спешите, Сережа?
- Да вот, выходные, - бестолково объяснил Сергей. - То да се. На рыбалку, а, может быть, и за грибами. Сами понимаете, надо все подготовить...
Дядя Миша неторопливо отклинил фуражку и громадным махровым платком вытер лоб, на котором околыш оставил заметную полосу.
Спрятал платок в карман.
- Да... Погода имеется подходящая... И клевать, как я понимаю, должно, и моховички - уже побежали. Вы, Сережа, куда именно собираетесь?
- Так - на Грязи, естественно. Куда каждое лето.
Дядя Миша водрузил фуражку на место.
- Грязи - дело хорошее, - веско сказал он. - Я и сам, бывало, на Грязи по субботам закатывался. Возьмешь, значит, удочку, выйдешь с утра на берег... Болотце там, вот, что меня беспокоит...
- Так в болотце мы не полезем, - бодро ответил Сергей. - Мы - с другой стороны, там, где березняк и обрывы. Да и что за болотце: корова перейдет не заметит...
Он томился натужной необязательностью разговора.
Дядя Миша, однако, не собирался его отпускать: обозрел пустошь площади, где скучали на остановке несколько сельских жителей, по привычке сверил часы, потому что как раз еле слышно бибикнуло, погрозил толстым пальцем Евсею, который в потертом своем пиджачке направлялся неверной походкой куда-о в сторону магазина, объяснил, отдуваясь, как уставший гиппопотам: "Уже нагрузился. Сейчас свалится где-нибудь в переулке", - и продолжил, словно по служебному долгу:
- Корова-то корова, Сережа. Да вот, говорят, там подземные воды проклевываются. Значит, два раза пройдешь, на третий - провалишься. Такая механика...
- Ладно, дядя Миша, я буду иметь в виду.
- Вообще там посматривайте: следы, может, какие-нибудь, обрывок одежды...
- Вы, дядя Миша, о чем?
- Так мальчишку-то до сих пор не нашли, - ответил милиционер. - Так его туда и растак!.. С утра прочесываем окрестности.
- Какого мальчишку?
Дядя Миша повернулся всем телом и впервые с начала беседы внимательно посмотрел на Сергея.
- Байкалов Вася. Вечером вчера ушел и до сих пор не вернулся. Мать - в истерике. Главное, вообще непонятно, куда он мог деться. Если бы с ребятами, ну - кто-нибудь бы проговорился. А так - как в воду. Неужели, Сережа, не слышали? То-то я гляжу, вы - разгуливаете...
- Вася Байкалов?
Сергей вдруг вспомнил заплаканную пожилую женщину, которая ему не ответила. Вероятно, мать. Байкалова он не знал. Представляю каково сейчас Ирине Владимировне. Тоже - мечется, наверное, по кварталам. Классный воспитатель всегда и за все в ответе.
Он сказал неуверенно:
- Мальчишки, все-таки, дядя Миша. Ну, играют в каких-нибудь там индейских разведчиков. Или дома поссорился, убежал, чтобы характер продемонстрировать. Или, может быть, поспорил с ребятами... Объявится к вечеру. Есть захочет - вернется.
Он в это не слишком верил.
А дядя Миша, который слушал его тираду, вновь достал платок и неторопливо утерся.
- Может быть, и объявится, - рассеянно сказал он. - Вы, конечно, учителя, вам - привычней... Нет, не так все просто, Сережа. Было месяц назад аналогичное происшествие. Помните - четвертая школа, мальчик Володин? На окраине это, но мы принимали участие. Так вот, его не нашли.
- Преступная группа?
Дядя Миша вздохнул.
- Насчет группы вам Пекка все объяснит. И насчет группы и насчет мер, принимаемых им лично. Он как раз сейчас выступает у вас на собрании.
- Каком собрании? - не понял Сергей.
- Ну, у вас, значит, в школе. Собрание там, педсовет. Пекка попросил, чтоб ему дали выступить.
У Сергея отвисла челюсть. Прекратилось дыхание и глаза полезли на лоб.
Вдруг вскочил и звонко тявкнул Тотоша.
- Неужели запамятовали?..
- Елки-палки! - потрясенно сказал Сергей.
Тотошу он привязал за углом, чтобы не мозолить глаза. Тот вертелся всем телом, чувствуя, что его оставляют, - жалобно и тонко скулил, пару раз слабо гавкнул, словно пробуя голос. Умоляющий взгляд его так и приклеивался к Сергею, а обрубок хвоста мотался, как будто жестикулируя. Было, однако, не до него. Сергей лишь сказал: "Сиди тихо", - после чего обогнул здание, выпирающее торцом, и буквально взлетел на второй этаж, где находилась учительская.
Сердце у него гулко стучало, и в груди нарастала тоска, что сейчас влепят выговор. Как же так я мог позабыть, в отчаянии думал он. Ведь ещё на прошлой неделе специально предупреждали. В пятницу, в десять утра педсовет. В понедельник и Зиночка заходила, напоминала. Ну - растяпа, ну катастрофическое невезение.
Ему было неловко. Елки-палки, проштрафился, теперь Семядоля будет скрипеть: "Что же вы, уважаемый Сергей Николаевич..." А Герасим, чтобы подольститься, добавит насчет ответственности.
Герасим своего не упустит.
Сергей даже застонал от обиды: осторожно ступая, приблизился к открытым светлым дверям и, увидев у задней стены учительской свободное место, просочился, надеясь, что, быть может, его не заметят.
Конечно, не тут-то было. Стул предательски скрипнул, и лица присутствующих оборотились к нему. Семядоля, сидящая рядом с Пеккой, демонстративно нахмурилась, а Герасим в переднем ряду так даже развел руками. Не укладывалось у него в голове, как можно опаздывать на важное совещание.
Пекка тоже был недоволен.
Он покашлял, призывая слушателей к порядку, а затем, насупившись, как кабан, произнес:
- Значит так. Повторяю для опоздавших. Принимаются все необходимые меры. Поселковые уполномоченные извещены. В настоящее время милиция прочесывает окрестности. Мы связались с военными, нам обещано, что вылетит вертолет. Истекло всего двенадцать часов с момента исчезновения. Я надеюсь, что мальчик жив и будет в скором времени обнаружен. Но учитывая, с одной стороны, что данный случай не первый, а с другой стороны - чрезвычайно тяжелый рельеф прилегающей к городу местности, мы решили, что нам следует обратиться к общественности. Разумеется, прежде всего к коллективу учителей. Любая помощь будет сейчас полезна. Может быть, мальчик что-то сказал кому-нибудь из друзей. Может быть, его приятели заметили что-то сами. С учителями ребята будут говорить откровеннее, чем с милицией. Я надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь. Нам сейчас важна буквально каждая мелочь... - Пекка сел, но тут же опять поднялся и короткой растопыренной пятерней зачесал назад волосы тускло-белого цвета, было видно, что он определенно волнуется. - Только я просил бы не истолковывать мои слова в том смысле, что милиция здесь бессильна. Не надо обвинений, товарищи. Милиция активно работает...
Он уселся уже окончательно и бесцельно потрогал массивную медную пепельницу, начищенную до блеска.
- Вопросы имеются?
Сразу же поднялся Котангенс - держа левую руку в кармане. В правой же у него торчала незажженная трубка.
- Правильно ли я понял, уважаемый... товарищ майор... что в предложенной ситуации мы имеем дело с так называемой "серией преступлений"? Согласитесь, что два одинаковых случая могут рассматриваться как "серия".
- Возможно, - сказал Пекка сквозь зубы.
- Правильно ли я понял, опять же... товарищ майор... что в обоих случаях исчезновения имели одинаковые характеристики? Ну - внезапность, неподготовленность, отсутствие каких бы то ни было очевидцев. Что свидетельствует не о добровольном исчезновении, а о насильственном?
- Ну, в общем - так... - подтвердил Пекка не слишком охотно.
- Тогда не кажется ли вам... товарищ майор... что причиной исчезновения может быть определенное патологическое вмешательство. Например, психическая аномалия, обостряющаяся в зависимости от сезона. Или вспышка болезни, которая проявилась таким неожиданным образом. Занималась ли милиция медицинским аспектом проблемы?..
- Милиция этот вопрос исследует...
- Благодарю вас. Достаточно.
Котангенс сел и картинно закинул ногу на ногу, вставив в рот трубку.
Вдруг заговорили все разом:
- Маньяк на улицах города!..
- Безобразие!..
- Мэру нужно объявить чрезвычайное положение!..
- А зачем?
- Просмотреть медицинские карточки во всех поликлиниках!..
- Много вам дадут ваши карточки!..
- Ну не знаю - а вдруг обнаружится...
- Сумасшедшие на свободе!...
- Спокойно, спокойно, товарищи!..
Семядоля, привстав, колотила по столу авторучкой. Брови у неё сильно сдвинулись, а над круглыми, близко посаженными глазами появились вертикальные складки.
- Я прошу порядка, товарищи!.. От нас требуются не эмоции. От нас требуются дисциплина и выдержка!.. Мирра Абрамовна, сядьте на место!.. Николай Поликарпович, вы же пожилой человек!..
"ДЕТСКИЙ МИР"
(повесть)
1
Сергей поставил кактус на полку и, отступив на шаг, полюбовался колючими пупырчатыми шарами, налезающими друг на друга.
Какой ты у меня красивый, подумал он. Крепенький такой, со свеженькими иголочками. Хорошо, что я не послушал "Садовода-юбителя" и не рассадил тебя в марте, как там советовали. Что бы сейчас из этого было? Ничего хорошего из этого не было бы. А так - вон какой симпатичный. Тесно тебе, конечно, мало земли. Ну так что ж, тесно? Зато и будешь высовываться из горшка, как задумано. Подкормил я тебя, свежего песочку добавил - расти, радуйся. Ты ещё у меня зацветешь где-нибудь в сентябре. Вон, бутончики на двух макушках уже намечаются. Правда, цветешь ты не очень красиво, но я рядом для контраста поставлю бегонию. И тогда вы оба у меня заиграете. Чудненькая будет картинка. Элегантное и вместе с тем яркое цветовое решение.
Он представил себе, как осенью, когда бегония зацветет, будут багроветь над наростами кактуса крупные, мясистые, алые изнутри кувшинчики. Впечатляющая композиция. Надо будет добавить сюда ещё что-нибудь стреловидное. Например, акорус какой-нибудь. Или нет: сансивьера молоденькая будет тут в самый раз. Значит, решено. На нижнюю полочку сансивьеру. Надо только повернуть её к свету щучьими ребрами.
Он набрал в ложечку немного спитой заварки и уже собирался подсыпать её на узловатые, бледные, как турнепс, корни бегонии, но стеклянная дверь на веранду опасно задребезжала и из комнаты появилась Ветка, ощеренная, как зверек.
- Я так больше не могу, - сказала она. - Он мне хамит все время. Я к нему - вежливо пытаюсь, по-человечески, а в ответ одни: "чего?", Да "не буду". Тут у кого хочешь терпение лопнет...
- Ну что там опять? - мельком спросил Сергей.
Ветка немедленно вспыхнула.
- Тебя это, конечно, не беспокоит. Ты тут погружен в мировые проблемы. Надо ли подрезать пелею или не надо? А вот то, что ребенок растет дубиной пусть жена занимается. Глухой какой-то. Надоели вы мне оба - бездельники!..
Пряди выбившихся волос прилипли у неё ко лбу, а дрожащие щеки приобрели синеватый оттенок. В тон лиловому тренику, которым она была обтянута.
Сергей отвернулся.
Как она разговаривает с читателями, подумал он. Ничего удивительного, что в библиотеку никто не ходит. Кому это надо - иметь дело с фурией. А ведь была симпатичная девушка, танцевала на школьном балу. Интересно, куда все это выветривается?
- Ты меня слышишь?!.
- Ладно...
Он поставил банку с остатками чая и через порожек, обитый войлоком для тепла, шагнул в комнату, где подсвеченный мельканием телевизора притулился у кресла на толстом ковре какой-то скорченный Дрюня - в рваных джинсах и желтой футболке, украшенной оскалом чудовища.
Вид у него был подавленный.
- Ну так что? - сурово поинтересовался Сергей.
Он сообразил вдруг, что понятия не имеет, в чем тут дело.
Ветка, однако, была наготове.
- В булочную попросила сходить, - пояснила она. - Хлеб кончается, а завтра магазины закрыты. Что ты думаешь, не может он, видите ли.
- Аргументы? - спросил Сергей.
- Лень и хамство - такие у него аргументы... Телевизор он хочет смотреть. Я для него - пустое место.
- Неправда, - вдруг сказал Дрюня мальчишеским хриплым голосом.
Сергей повернулся.
- А в чем тогда затруднение?
- Поздно уже...
Сергей посмотрел на часы.
- Сейчас половина восьмого. Булочная закрывается ровно в восемь. Ходьбы здесь десять минут. Ты вполне успеваешь.
Дрюня скорчился на ковре ещё больше.
- Я не в том смысле...
- А в каком?
- Ну... вообще поздно... - Я тебя что-то не понимаю, - сказал Сергей. - То тебя с улицы не докличешься, то тебе - поздно, хотя ещё восьми нет. Как-то не очень связывается... - Он вдруг запнулся, вспомнив, что как раз последние вечера Дрюня почему-то присутствовал дома - либо изнывая от скуки, либо приклеившись к телевизору. Добавил не очень уверенно. - Или, может быть, ты темноты боишься?
Шутка не получилась. Дрюня поднял на него упрямый затравленный взгляд, и Сергей неожиданно понял, что он и в самом деле боится. Темноты ли, не темноты, но из дома его сейчас не вытолкаешь, разве что с превеликим скандалом - через крики и применение силы.
Он быстро сказал:
- Хорошо, а со мной пойдешь? Все равно мне надо прогуляться с Тотошей. Мы тогда погуляем полчасика, а ты - в булочную. Устраивает?
Тотчас из укромного закутка за шкафом вылез рыжеватый, в подпалинах, какой-то продолговатый Тотоша и, как бешеный, задергал остатком хвоста, реагируя, видимо, на магическое - "погуляем".
С плюша морды у него свисали седые усики.
- Конечно, папа!..
Ветка раздраженно сказала:
- Вечно ты ему потакаешь. Разумеется, он никого слушать не будет.
- Веточка... - нежно сказал Сергей.
- И не называй меня Веткой!
- Ну, положим, Виктория... Так мы почапали?
- И не застревайте на два часа!
- Постараемся...
- Ужин вас ждать не будет!
- Понял, - кивнул Сергей.
По пути в булочную он сказал:
- Слушай, Андрон, а, может быть, имеет смысл пересмотреть какие-то принципы поведения? Может быть, не следует каждый раз доводить до конфликта? Если Ветка к тебе обращается, то - сделай, и все. Ветка, в общем, не так уж часто к тебе обращается.
- Мама не любит, когда её называют Веткой, - заметил Андрон.
- Ладно, не в этом суть. Только легче выполнить просьбу, чем ввязываться в дискуссию. Делать-то все равно приходится. Ну а если уж совсем нет желания, тогда - объяснись. Но - спокойно и вежливо, я не думаю, что Виктория будет настаивать. Женщины вообще довольно покладисты. Как ты считаешь?
Некоторое время Андрон молчал, а потом вдруг нагнулся и подхватил с земли увесистую длинную палку - покрутил её, видимо, примеряя к руке, и понес - словно меч, выставленный для защиты.
- Так как ты считаешь? - спросил Сергей недовольно.
Андрон вздохнул.
- Папа, ты говорил мне недавно, что бывают ситуации, когда ничего объяснить нельзя. И когда приходится полагаться только на... словесное утверждение. Если ты человеку веришь, то значит, веришь. Извини, но это именно та самая ситуация...
- А мне ты можешь сказать, в чем дело? - поинтересовался Сергей.
- Именно тебе?
- Да.
- Нет, не получится...
Сергей промолчал.
У ребенка крупные неприятности, подумал он. Впрочем, ну какие у него могут быть неприятности? Должен, верно, кому-ибудь, а попросить денег стесняется. Или, может быть, рассорился с Мусей: что-то её последнее время не видно. Ладно, через несколько дней образуется.
- Шагай веселее, - сказал он.
Они прошли огородами и через переулок, утоптанный до черноты, повернули на вечернюю тихую улицу, левый край которой через овраг спускался к реке, а на правом, за площадью трепетали огни Торгового центра.
Здесь Сергей остановился и расстегнул поводок.
- В самом деле, не задерживайся, - сказал он. - Ветка ждет, не надо обострять ситуацию.
Дрюня как бы заколебался.
- А разве ты не пойдешь вместе со мной?
- А зачем?
- Ну не знаю... Ты же хотел - до булочной.
Сергей слегка рассердился:
- Что тебя за ручку водить как маленького? Взрослый же человек, давай, Андрон, не томи, - и добавил, показывая, что пререкаться далее не намерен. - Жду тебя через пятнадцать минут. Усвоил?
Дрюня судорожно вздохнул.
- Иди, Андрончик...
Он смотрел, как Дрюня неуверенно пересекает пустынный в это время проспект, останавливается, словно на что-то наткнувшись, у противоположного тротуара, - осторожно, дугой, обходит сияющий витринами "Детский мир", а затем, махнув сумкой, скрывается за поворотом.
Стало как-то тоскливо.
Несчастный ребенок, подумал Сергей. Ветка на него орет я - не обращаю никакого внимания. Половина друзей разъехалась - мается от безделья. Кто это сказал, что детство - самое счастливое время? Ни хрена оно не счастливое, если разобраться по-настоящему. Бестолковое - это ещё может быть. Бестолковое, мучительное, угнетающее. Это они - того. Это они что-то напутали.
Он пнул камешек. На секунду ему показалось, что он уже никогда больше не увидится с Дрюней. Тот вот так - исчезнет за поворотом и растает в удушливом вечере августа. Он не знал, откуда взялось это чувство. Вроде бы, все выглядело, как обычно: страшненькие обшарпанные пятиэтажки, вытянутые вдоль улицы, низкая уродливая коробка "Детского мира", красные скупые огни Торгового центра. Звенели редкие комары, радостно взвизгивал в лопухах Тотоша, чующий мышиные норы, на другой стороне реки лениво перебрехивались собаки. Благолепие, дрема, умиротворение. О чем, собственно, беспокоиться? Разве что багровое солнце, наполовину скрывшееся в лесу, протянуло вдоль улицы вечерние красные тени. Улица из-за этого выглядела как-то зловеще. Да ещё почему-то не видно было окрест ни одного человека.
Сергей вдруг понял, что дело именно в этом. В той пустынности, которая и порождала тревожное ощущение. Ведь действительно - ни единой живой души. Как все вымерло. Странно. И ладно бы - взрослое население. Вероятно, взрослое население поглощено сейчас очередным сериалом. В том числе Ветка, хоть она и торопила их с ужином. Но почему не видно ребят, которые должны копошиться у каждого дома? Время - детское, не спят же они. И когда это было, чтоб ребятню удавалось загнать так рано. Я уже не говорю о подростках.
Он попытался вспомнить, а как было вчера, когда он точно так же прогуливался с Тотошей? Кажется - никого. А позавчера? А третьего дня?
Ему вдруг стало не по себе, потому что он понял, что ни позавчера, ни даже на прошлой неделе он не видел, гуляя по вечерам, никого из соседей. Ни ребят, ни девчонок, ни даже рослых парней, которые допоздна торчали на улице.
Действительно странно.
Похолодело в груди, и в ушах зашуршало, словно от нахлынувшей крови.
Лопухи как будто затрепетали.
Только спокойно. Только без паники. Только не надо нервничать.
Однако, ноги уже тащили его через улицу, - вдоль пятиэтажных домов и мимо яркой витрины. А удивленный таким оборотом терьер несся вслед, обиженно и возмущенно потявкивая.
Впрочем, торопились они недолго.
Потому что из-за поворота, ведущего к булочной, показался живой, никуда не пропавший Дрюня и недоуменно остановился, взирая на подбегающего Сергея.
- Вот хлеб, папа...
Сергей еле затормозил.
- Ну ты, вообще, как?.. Вообще - ничего?.. Все в порядке?..
Он не мог, задыхаясь, выразиться яснее. Однако, Дрюня его, кажется, понял - поднял голову и внимательно посмотрел в глаза.
- Да, конечно, - с каменным лицом сказал он.
Вечером он дождался, пока все улягутся, пока Дрюня перестанет шуршать бумагой, из которой он что-то клеил в последние дни, пока домоет посуду и успокоится уставшая Ветка, пока задремлет Тотоша, положив на лапы плюшевый кирпич головы, - после чего осторожно прошел на кухню, из настенного бара достал бутылку водки, купленную для гостей, набуровил себе примерно половину стакана, выпил, морщась, и с трудом продышался - так что выступили нехорошие слезы из глаз. А потом из того же бара извлек распечатанные веткины сигареты и, почиркав о коробок, закурил - часто-часто, как школьник, неумело затягиваясь.
Было тихо, в черной глади стекла он видел свое отражение, городок уже, видимо, спал, и лишь гукала в отдалении какая-то птица: тырк... тырк... тырк... - словно кашляла в пустотелую емкость.
Сергей развалился на стуле.
В этом городе, как в ловушке, подумал он. Слева - реки и лес на четыреста километров, справа - сопки и тоже лес до самого горизонта. Поля колхозной капусты. Природа, ломать ей не обломаться. Самолеты, и те не летают. Осенью, значит, грибы, зимой - санки, лыжи, летом - рыбалка. Простая спокойная жизнь. Ружьишко бы надо приобрести, буду охотиться. Пошлю Гришке шкуру какого-нибудь четвероногого... Он вспомнил письмо, полученное на прошлой неделе. "Жизнь есть жизнь, писал Гришка, находясь, по-видимому, в приподнятом настроении. И её не переделаешь никакими героическими усилиями. В общем, старичок, мы тут организовали кооператив, заработки пока небольшие, но стремительно расширяемся. Перспективы очень хорошие. Если хочешь, присоединяйся, нам как раз нужен дилер в вашем районе. Я за тебя слово замолвлю"... А ведь хотел заниматься происхождением звездных систем, галактические облака, переворот в космогонии. И вот, пожалуйста, кооператив. Гришка не стал астрономом, я не стал педагогом, как собирался, а Харитон не стал великим писателем. Впрочем, Харитоша стал - мэром, в политику погрузился...
Он подумал, что, может быть, засадить ещё полстакана, отправляться в постель так вот, сразу пока не хотелось: сна ни в одном глазу, - не вставая, потянулся было к проклятому бару, но тут дверь в кухню скрипнула и, помаргивая спросонок от света, появился из коридора взлохмаченный Дрюня - одной рукой поддергивая трусы, а другой - почесывая выпирающую под кожей ключицу.
Рожица у него была помятая.
- Чего тебе? - нелюбезно поинтересовался Сергей.
- Воды попить...
Шлепая босыми ногами, Дрюня прошел к серванту, где стоял кувшинчик малинового стекла и, все так же почесываясь, запрокинул посуду выше острого подбородка.
Капли яркой воды соскакивали на грудь.
Сергей подождал, пока он закончит.
- Слушай, Дрюня, а ты кем собираешься стать, когда вырастешь? Только не говори мне, что - космонавтом или исследователем Антарктиды. Ты мне по-человечески объясни. Есть у тебя какое-нибудь желание?
Дрюня поставил кувшинчик и вытер мокрые губы.
- Я хочу быть взрослым, - тихо сказал он.
Сергей даже крякнул.
- Взрослый - это не профессия. Взрослый - это... состояние возраста. А вот ты мне скажи, что тебя, предположим, как взрослого интересует. Может быть, ты стихи тайком пишешь? Или, может быть, потихоньку рисуешь? Хотя для стихов ещё рановато. А вот руки у тебя, кажется, есть. Кого это ты мастеришь последнее время?
- "Заместителя", - тихо сказал Дрюня.
- Кого-кого?
- "Заместителя"...
- Ну и по каким же вопросам он будет тебя замещать?
- Пока я не вырасту...
Сергей загасил сигарету.
- Знаешь, Дрюня, у тебя, по-моему, крыша перекосилась. Разумеется, все ребята хотят вырасти поскорей, но ведь не зацикливаются же на этом - ты меня удивляешь... Или, может быть, это игра такая?.. А?.. Дрюня?..
Дрюня, однако, не отвечал. Он как будто окостенел, уставясь в пространство, и глаза его на сонном помятом лице выглядели неживыми.
Сергей стремительно обернулся.
Обрисованная по суставам луной, прижималась к оконной раме ладонь невероятных размеров. Проступили - негритянская кожа, фиолетовые прожилки на сгибах фаланг. Мякоть сплющенных пальцев слегка выделялась белесостью.
Точно спавший в земле исполин пробудился и высунул пятерню из почвы.
Она немного подрагивала.
И вдруг все исчезло.
- А... Дрюня?..
Дрюня молчал.
Тогда Сергей подскочил и, будто бешеный, распахнул оконные рамы.
Свежей вечерней сыростью рвануло из сада. Мерцали флоксы на клумбе, обнимали ограду сумрачные кусты малины. Желтый прямоугольник света лежал на траве.
Сразу же зазвенел комар.
- Дрюня, ты меня слышишь?..
За окном никого не было...
2
Утро было чудесное.
Солнце чуть-чуть припекало, от реки поднимался туман, и, умытые ранней прохладой, зеленели в садах тяжеловесные яблони. Пламенели пионы. Лопухи под заборами, как будто заново родились на свет. Небо было бездонное, дымчато-голубое, и такая пронзительная новизна лежала на всем, что хотелось немедленно сотворить какую-нибудь бессмыслицу - запустить камнем в реку или порубать тонкой вицей раскинувшийся меж заборами чертополох.
Что ж, если хочется? Сергей подхватил с земли длинный прут и с отчаянным свистом рубанул им по зарослям, которые повалились, как скошенные. А затем перемахнул через доски, загораживающие проход и, спугнув соседскую кошку, двинулся к центру города.
Вицу, конечно, пришлось сразу бросить. Не к лицу учителю прыгать и свистеть, как разбойник. Тем не менее, он чувствовал в себе энергию, бьющую через край, и поэтому преувеличенно-адостно обращался к каждому встречному: "Здравствуйте, Иван Никодимович... Доброе утро, Анжелика Порфирьевна"... И ему тоже преувеличенно-радостно отвечали: "Здравствуйте, Сержик... Сережа, мое почтение"... Известное дело - учитель. Не ответила только одна пожилая женщина - повернулась и посмотрела, как будто не видя его. И лицо у неё было какое-то выплаканное. Точно она рыдала всю ночь. Впрочем, довольно знакомое, наверное, кто-нибудь из родителей. Сергей тут же забыл о ней. Он боялся лишь, чтобы в него никто не вцепился. Есть такие любители побеседовать о собственных отпрысках. О проблемах образования и о том, "что бы вы, Сережа, здесь посоветовали?".
Он терпеть не мог таких разговоров.
К счастью, без этого обошлось. Задержал его только дядя Миша, который поманил через площадь властной рукой.
Впрочем, дядя Миша кого угодно притормозит.
Был он в форме, и фуражка, как обруч, стягивала его крупную голову, а передние пуговицы едва удерживали живот, и ещё - почти двухметровый рост, не сержант, а языческий бог, обозревающий подданных.
К такому не захочешь, а подойдешь.
Даже Тотоша присел и, не решаясь обнюхать, скосился на лаковые голенища.
- Куда спешите, Сережа?
- Да вот, выходные, - бестолково объяснил Сергей. - То да се. На рыбалку, а, может быть, и за грибами. Сами понимаете, надо все подготовить...
Дядя Миша неторопливо отклинил фуражку и громадным махровым платком вытер лоб, на котором околыш оставил заметную полосу.
Спрятал платок в карман.
- Да... Погода имеется подходящая... И клевать, как я понимаю, должно, и моховички - уже побежали. Вы, Сережа, куда именно собираетесь?
- Так - на Грязи, естественно. Куда каждое лето.
Дядя Миша водрузил фуражку на место.
- Грязи - дело хорошее, - веско сказал он. - Я и сам, бывало, на Грязи по субботам закатывался. Возьмешь, значит, удочку, выйдешь с утра на берег... Болотце там, вот, что меня беспокоит...
- Так в болотце мы не полезем, - бодро ответил Сергей. - Мы - с другой стороны, там, где березняк и обрывы. Да и что за болотце: корова перейдет не заметит...
Он томился натужной необязательностью разговора.
Дядя Миша, однако, не собирался его отпускать: обозрел пустошь площади, где скучали на остановке несколько сельских жителей, по привычке сверил часы, потому что как раз еле слышно бибикнуло, погрозил толстым пальцем Евсею, который в потертом своем пиджачке направлялся неверной походкой куда-о в сторону магазина, объяснил, отдуваясь, как уставший гиппопотам: "Уже нагрузился. Сейчас свалится где-нибудь в переулке", - и продолжил, словно по служебному долгу:
- Корова-то корова, Сережа. Да вот, говорят, там подземные воды проклевываются. Значит, два раза пройдешь, на третий - провалишься. Такая механика...
- Ладно, дядя Миша, я буду иметь в виду.
- Вообще там посматривайте: следы, может, какие-нибудь, обрывок одежды...
- Вы, дядя Миша, о чем?
- Так мальчишку-то до сих пор не нашли, - ответил милиционер. - Так его туда и растак!.. С утра прочесываем окрестности.
- Какого мальчишку?
Дядя Миша повернулся всем телом и впервые с начала беседы внимательно посмотрел на Сергея.
- Байкалов Вася. Вечером вчера ушел и до сих пор не вернулся. Мать - в истерике. Главное, вообще непонятно, куда он мог деться. Если бы с ребятами, ну - кто-нибудь бы проговорился. А так - как в воду. Неужели, Сережа, не слышали? То-то я гляжу, вы - разгуливаете...
- Вася Байкалов?
Сергей вдруг вспомнил заплаканную пожилую женщину, которая ему не ответила. Вероятно, мать. Байкалова он не знал. Представляю каково сейчас Ирине Владимировне. Тоже - мечется, наверное, по кварталам. Классный воспитатель всегда и за все в ответе.
Он сказал неуверенно:
- Мальчишки, все-таки, дядя Миша. Ну, играют в каких-нибудь там индейских разведчиков. Или дома поссорился, убежал, чтобы характер продемонстрировать. Или, может быть, поспорил с ребятами... Объявится к вечеру. Есть захочет - вернется.
Он в это не слишком верил.
А дядя Миша, который слушал его тираду, вновь достал платок и неторопливо утерся.
- Может быть, и объявится, - рассеянно сказал он. - Вы, конечно, учителя, вам - привычней... Нет, не так все просто, Сережа. Было месяц назад аналогичное происшествие. Помните - четвертая школа, мальчик Володин? На окраине это, но мы принимали участие. Так вот, его не нашли.
- Преступная группа?
Дядя Миша вздохнул.
- Насчет группы вам Пекка все объяснит. И насчет группы и насчет мер, принимаемых им лично. Он как раз сейчас выступает у вас на собрании.
- Каком собрании? - не понял Сергей.
- Ну, у вас, значит, в школе. Собрание там, педсовет. Пекка попросил, чтоб ему дали выступить.
У Сергея отвисла челюсть. Прекратилось дыхание и глаза полезли на лоб.
Вдруг вскочил и звонко тявкнул Тотоша.
- Неужели запамятовали?..
- Елки-палки! - потрясенно сказал Сергей.
Тотошу он привязал за углом, чтобы не мозолить глаза. Тот вертелся всем телом, чувствуя, что его оставляют, - жалобно и тонко скулил, пару раз слабо гавкнул, словно пробуя голос. Умоляющий взгляд его так и приклеивался к Сергею, а обрубок хвоста мотался, как будто жестикулируя. Было, однако, не до него. Сергей лишь сказал: "Сиди тихо", - после чего обогнул здание, выпирающее торцом, и буквально взлетел на второй этаж, где находилась учительская.
Сердце у него гулко стучало, и в груди нарастала тоска, что сейчас влепят выговор. Как же так я мог позабыть, в отчаянии думал он. Ведь ещё на прошлой неделе специально предупреждали. В пятницу, в десять утра педсовет. В понедельник и Зиночка заходила, напоминала. Ну - растяпа, ну катастрофическое невезение.
Ему было неловко. Елки-палки, проштрафился, теперь Семядоля будет скрипеть: "Что же вы, уважаемый Сергей Николаевич..." А Герасим, чтобы подольститься, добавит насчет ответственности.
Герасим своего не упустит.
Сергей даже застонал от обиды: осторожно ступая, приблизился к открытым светлым дверям и, увидев у задней стены учительской свободное место, просочился, надеясь, что, быть может, его не заметят.
Конечно, не тут-то было. Стул предательски скрипнул, и лица присутствующих оборотились к нему. Семядоля, сидящая рядом с Пеккой, демонстративно нахмурилась, а Герасим в переднем ряду так даже развел руками. Не укладывалось у него в голове, как можно опаздывать на важное совещание.
Пекка тоже был недоволен.
Он покашлял, призывая слушателей к порядку, а затем, насупившись, как кабан, произнес:
- Значит так. Повторяю для опоздавших. Принимаются все необходимые меры. Поселковые уполномоченные извещены. В настоящее время милиция прочесывает окрестности. Мы связались с военными, нам обещано, что вылетит вертолет. Истекло всего двенадцать часов с момента исчезновения. Я надеюсь, что мальчик жив и будет в скором времени обнаружен. Но учитывая, с одной стороны, что данный случай не первый, а с другой стороны - чрезвычайно тяжелый рельеф прилегающей к городу местности, мы решили, что нам следует обратиться к общественности. Разумеется, прежде всего к коллективу учителей. Любая помощь будет сейчас полезна. Может быть, мальчик что-то сказал кому-нибудь из друзей. Может быть, его приятели заметили что-то сами. С учителями ребята будут говорить откровеннее, чем с милицией. Я надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь. Нам сейчас важна буквально каждая мелочь... - Пекка сел, но тут же опять поднялся и короткой растопыренной пятерней зачесал назад волосы тускло-белого цвета, было видно, что он определенно волнуется. - Только я просил бы не истолковывать мои слова в том смысле, что милиция здесь бессильна. Не надо обвинений, товарищи. Милиция активно работает...
Он уселся уже окончательно и бесцельно потрогал массивную медную пепельницу, начищенную до блеска.
- Вопросы имеются?
Сразу же поднялся Котангенс - держа левую руку в кармане. В правой же у него торчала незажженная трубка.
- Правильно ли я понял, уважаемый... товарищ майор... что в предложенной ситуации мы имеем дело с так называемой "серией преступлений"? Согласитесь, что два одинаковых случая могут рассматриваться как "серия".
- Возможно, - сказал Пекка сквозь зубы.
- Правильно ли я понял, опять же... товарищ майор... что в обоих случаях исчезновения имели одинаковые характеристики? Ну - внезапность, неподготовленность, отсутствие каких бы то ни было очевидцев. Что свидетельствует не о добровольном исчезновении, а о насильственном?
- Ну, в общем - так... - подтвердил Пекка не слишком охотно.
- Тогда не кажется ли вам... товарищ майор... что причиной исчезновения может быть определенное патологическое вмешательство. Например, психическая аномалия, обостряющаяся в зависимости от сезона. Или вспышка болезни, которая проявилась таким неожиданным образом. Занималась ли милиция медицинским аспектом проблемы?..
- Милиция этот вопрос исследует...
- Благодарю вас. Достаточно.
Котангенс сел и картинно закинул ногу на ногу, вставив в рот трубку.
Вдруг заговорили все разом:
- Маньяк на улицах города!..
- Безобразие!..
- Мэру нужно объявить чрезвычайное положение!..
- А зачем?
- Просмотреть медицинские карточки во всех поликлиниках!..
- Много вам дадут ваши карточки!..
- Ну не знаю - а вдруг обнаружится...
- Сумасшедшие на свободе!...
- Спокойно, спокойно, товарищи!..
Семядоля, привстав, колотила по столу авторучкой. Брови у неё сильно сдвинулись, а над круглыми, близко посаженными глазами появились вертикальные складки.
- Я прошу порядка, товарищи!.. От нас требуются не эмоции. От нас требуются дисциплина и выдержка!.. Мирра Абрамовна, сядьте на место!.. Николай Поликарпович, вы же пожилой человек!..