Столяров Андрей. 'Детский мир'

   Можно было, конечно, уехать из этого города, можно было, как предлагала Виктория, пока перебраться в Красницы, но и в Красницах тоже спускается по ночам темнота и кошмарные призраки просовываются в сновидения.
   От темноты не уедешь.
   Сергей догадывался об этом, и, шагая домой после неудачного обыска в магазине, с обостренным вниманием вглядывался в привычный пейзаж: ломкий старый асфальт, покрытый зигзагообразными трещинами, лопухи и крапива по периметру зданий. Удар мог быть нанесен отовсюду, - быстрый смертельный удар, не оставляющий времени для защиты. Он это чувствовал. Но такой жаркий полдень разлит был среди кварталов, такая знойная дымка дрожала над раскаленными крышами, так блестела река, проглядывающая в створе улиц, что совсем не хотелось думать об этом. Не было никакой Черной Руки, следящей из мрака, не было Мамонта и Котангенса, которые задохнулись от ужаса, не было постаревшей, с мертвенными кудряшками Семядоли - не сияла зрачками Альдина сквозь стекла очков, и не скрипела в насторожившейся тишине дверца чулана.
   Ничего этого не было.
   Были лень и апатия, которые сковали сознание. Заниматься чем-либо не было ни малейшей охоты, и, вернувшись домой, Сергей побродил по гостиной, наполненной солнцем, полежал на тахте, через десять минут отбросив неинтересную книгу, поболтал о чем-то несущественном с Веткой, которая занималась хозяйством, а затем без какой-либо цели прошел на веранду, где казалось прохладней.
   Он подумал, что хорошо бы надраться сейчас с Харитоном, чтобы загудела как следует одурманенная голова - завалиться к Григорию, прямо в офис, и опять же - надраться до чертиков средь бела дня. Это бы, наверное, помогло. Только вряд ли теперь Харитон согласится куда-нибудь с ним завалиться. Харитоша рассержен - улаживает неприятности.
   Вариант с "завалиться", по-видимому, отпадает.
   Нечем было заняться в этот августовский бессмысленный день, шелестело на кухне радио, позвякивала чем-то Ветка, доносился из сада удушливый запах цветов. Сергей посмотрел на бегонию, набухающую бутонами, быстрым точным щипком уничтожил проклюнувшийся из земли сорняк, снял волосья с пелеи, которую требовалось опрыснуть, и в задумчивости прикоснулся к коричневой бородавке на пармаките. За последние дни бородавка значительно подросла. Разбухала она в межузлии, где ствол разделялся, и содрать её, не повредив цветок, было бы затруднительно. Вероятно, придется смазывать марганцовкой. Или мыльным раствором, тоже иногда помогает.
   Этим можно было заняться прямо сейчас, но совсем не хотелось возиться ни с баночками, ни с тряпочками. Почему-то сегодня работа с цветами удовольствия не доставляла, и Сергей, как ни странно, поймал себя на мысли о том, что неплохо бы собрать все горшочки по дому и выбросить. Выбросить, Харитоша же предлагал. В самом деле, придумал себе занятие: пересаживать, добавлять удобрения, поливать, - трепыхаться над каждым росточком, опять пересаживать. Это, видимо, просто заполнение пустоты. Жизнь, наверное, не имеет внятного смысла. Сергей, точно приговоренный, поднялся к себе, на второй этаж и, усевшись, задумался: не найдется ли каких-нибудь срочных занятий.
   Ему надо было разобраться с нагрузкой на первую четверть - сделать планы уроков, намеченных в сентябре, и желательно было прикинуть, какие он на себя возьмет общественные обязанности. Работы хватало. Но Сергей вместо этого только поморщился, глядя на календарь, - бросил ручку, смахнул со стола бумаги, и, спустившись через садовый участок к реке, влез в прогалины ивняка, который затрещал сухостоем.
   На поляну он вышел практически сразу, и нисколько не удивился, увидев там печальную серьезную девочку, и в свою очередь опустился на гладкий валун, и спросил - тихим голосом, как будто продолжая беседу:
   - Что будем делать, Муся?..
   На совет он, честно говоря, не рассчитывал, но спокойная Муся передернула худыми плечами и ответила, глядя в пепельное кострище:
   - Вам, наверное, следует изготовить себе "заместителя"...
   - "Заместителя"? - не сразу понял Сергей.
   - Ну да, куклу. За вами скоро придут. Вы, пожалуйста, поторопитесь, Сергей Николаевич...
   И сама она походила на куклу: неестественно бледная, с редкими, как из ваты, бровями, костяные ладони были засунуты под колени, а носком старых кед она подталкивала головешку.
   На Сергея она даже не посмотрела.
   Тот спросил - запинаясь и от смущения мелко покашливая:
   - Муся, слушай, а откуда ты знаешь все это? Что за мною придут и что мне теперь требуется "заместитель"? Кстати, я тут на днях услышал имя Ведьмака. Извини меня, Муся, это не тебя так зовут?..
   - Меня, - ответила Муся после некоторого молчания.
   - Почему?
   - Потому что через меня она отдает приказания, потому что именно я говорю им, что делать и потому что я рассказываю "ночные истории"...
   - Ты с ней общаешься - непосредственно? - вздрогнул Сергей.
   - Нет, со мной она даже ни разу не разговаривала...
   - Тогда как же?
   - Я просто догадываюсь обо всем. Иногда, бывает, что - снится и повторяется. А бывает, что - раз, и вдруг какое-то озарение... Может быть, она мне внушает, а быть может, я - сама. Ничего, Сергей Николаевич, скоро это закончится...
   - Как закончится? - не понял Сергей.
   - Ну в том смысле, что скоро я повзрослею. Постепенно привыкну, и она от меня отвяжется. Это - только для маленьких, для недоростков, для мелюзги. А к привыкшим она уже относится равнодушно. Если сами они, разумеется, не восстанут против нее. Вообще - она не такая уж злая, как кажется.
   Сергей резко спросил:
   - А учитель Мамонтов и Котангенс - я имею в виду Арнольда Петровича её работа?..
   Муся кивнула.
   - А пропавшие двое ребят: из третьей школы и Вася Байкалов?..
   - По-видимому...
   - Вот, - заметил тогда Сергей. - А ты говоришь: не злая...
   Девочка Муся ударила кедом по угольной головешке:
   - Ну как вы не понимаете?! Она и в самом деле не злая. Она просто не любит, когда ей в чем-то препятствуют, - когда кто-то не слушается или кто-то выступает против нее. Вот тогда она, разумеется, бывает жестокой. Но ведь если её не трогать, она никому не мешает. Ну - пугает, ну - иногда кого-о наказывает. Но ведь с возрастом отстает и забывается постепенно. Главное - не надо её раздражать. Пусть она сама по себе, а мы - как-нибудь. И потом тут все равно ничего нельзя сделать!..
   Муся кричала, но - шепотом, у неё сильно сморщился лоб, а большие глаза растворяли лицо во влажном отчаянии.
   - Я вас очень прошу, Сергей Николаевич, не надо её сердить, а то кончится тем, что она рассердится по-настоящему и тогда заберет у вас что-нибудь дорогое...
   - Тотошу, ты хочешь сказать. Так Тотошу она уже забрала, противная гадина. Тотошу я ей никогда не прощу...
   Девочка Муся молчала. Только скулы её болезненно заострились, и прорезались складки, ведущие от носа к губам.
   Она точно осунулась.
   Сергей - понял.
   - Дрюня!.. - выдавил он жутким голосом. И вдруг заорал - так, что разлетелись из ивняка какие-то птицы. - Когда ты в последний раз видела Дрюню?!.
   Он готов был куда-то бежать - что-то делать, крушить, что ему подвернется. Сердце у него катастрофически разбухало, а в затылке как будто лопались тонкие жилочки.
   - Дрюня!!.
   Однако, Дрюня уже вылезал из зарослей ивы, и угрюмое замкнутое лицо его выглядело недовольным.
   - Ну что ты кричишь, папа?
   - Домой, немедленно!..
   - Папа!..
   - Я тебе говорю: домой!..
   Удар должен был быть нанесен, и протискиваясь в ивняк вслед за Дрюней, Сергей оглянулся: среди пепла костра, будто серые змеи, зашевелились прогоревшие головни...
   11
   Все было достаточно привлекательно. Сначала ели жареного судака, к судаку подавался чеснок, приправленный майонезом. Можно было с ума сойти от этого судака. Затем появилось мясо: запеченное в тесте и представляющее собой подрумяненные язычки. К мясу тоже был подан какой-то особенный соус. А когда все отдулись и наступило некоторое осоловение, то неутомимая Ветка внесла громадный "наполеон" - весь пропитанный кремом и разукрашенный кусочками шоколада.
   Вид у этого "наполеона" был потрясающий.
   - Ой, девки... - в притворном ужасе простонала Татьяна. - Пощадите простую советскую женщину. Растолстею - мужики не будут любить...
   Она замахала руками.
   - Ничего, - спокойно ответила Лидочка, придвигая розетку. - Мужики лишь прикидываются, что любят спортивных и тощих, а на самом деле им подавай - побольше и попышнее. Что-бы было к чему приложить усилия. Правда, Сереженька?..
   - Ну... бывает по-разному, - дипломатично ответил Сергей.
   - Нет, ты нам как специалист объясни!
   - Какой я специалист...
   - Девки, он просто признаваться не хочет. А ведь - любит, любит, чтобы всего было много!
   - Любишь, Сережа?..
   - Мы никому не расскажем!..
   Обе они игриво подталкивали Сергея. Лица у них раскраснелись, и виновата в этом была бутылка "Твиши", которую уже опорожнили.
   Ветка с некоторым пристуком опустила "наполеон" на середину стола.
   - Ладно, ладно, - сказала она грубовато. - Между прочим у вас свои мужики имеются. Нечего тут на чужого мужа наваливаться. Лидка, я кому говорю: отодвинься!..
   Впрочем, до серьезного инцидента все-таки не дошло: Лидочка тут же отпрянула от смущающегося Сергея и, мгновенно получив за это кремовый огромный кусок, принялась уплетать его, прихлебывая кофе из чашки. Выражение глаз у неё стало сосредоточенное. Вероятно, это занятие поглощало её целиком. Татьяна же, оставшаяся без напарницы, не решилась одна продолжать рискованную беседу, а, вздохнув и какое-то время поколебавшись, в свою очередь погрузилась в слоено-кремовое великолепие.
   Таким образом, ситуация разрядилась. Воцарилось молчание, лишь изредка прерываемое - "Ах"! и "Ох"! - да из комнаты Дрюни докатывалась музыка магнитофона.
   Дрюня, видно, "балдел" - или как это у них называется.
   Впрочем, долго так продолжаться, естественно, не могло, Лидочка несмотря на субтильность мгновенно управилась с тортом, и, пока отказавшись от предложенной ей тут же добавки, закурила, пуская под потолок волны рыхлого дыма.
   - А что, девки, - небрежно сказала она. - А вы слышали самые последние новости? Ну - насчет того, что нашли растерзанный манекен? Ну, быть может, не манекен, а куклу - мне Харитоша рассказывал...
   - Это - нынешней ночью? - спросила Татьяна. - Девки, просто жуть, что у нас происходит!
   У Сергея задрожала в руках чашечка с кофе.
   - Какой манекен?
   А Татьяна от этих слов даже подпрыгнула.
   - Разве ты не слыхал?..
   - Постовые наткнулись...
   - Думали, что - убийство...
   - Весь город гудит...
   Они обе обрадовались, что появился, наконец, свежий слушатель, и, перебивая друг друга, выложили подробности.
   Прошлой ночью, оказывается, милицейский патруль, регулярно теперь прочесывающий городские кварталы, обнаружил неподалеку от "Универсама" тело мужчины, у которого была оторвана голова, а часть туловища - расплющена и превращена в ужасное месиво. Находился он на проезжей части дороги и, наверное, брошен был здесь совсем недавно. В общем, зрелище удручающее, поначалу предполагалось, что мужчина убит, и патруль даже вызвал подмогу, чтобы начать поиск преступника, но при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что лежащее тело представляет собой не человека, а куклу, - сделанную из разных тряпок и старых газет и раскрашенную, между прочим, с большим искусством. Кукла была одета в рубашку и джинсы и издалека действительно походила на человека. Она даже была обута в ботинки, зашнурованные и прибитые к деревянной основе. Работа - чудовищная. Оставалось лишь непонятным: то ли кто-то бездарно и легкомысленно пошутил, то ли куклу изготовил убийца и дает таким образом знать о готовящемся преступлении. Эту версию Татьяна считала более вероятной. К сожалению, скрыть происшедшее не удалось, население взбудоражено, милиция пребывает в растерянности. В общем, девки, на улицу страшно выйти.
   Закипела сумбурная и длительная дискуссия. Лидочка, опираясь на мнение Харитона, полагала, что все это - ерунда, неудачное стечение обстоятельств, бывает, а Татьяна утверждала с пеной у рта, что какие-то там обстоятельства здесь не при чем, просто власть растерялась, не могут обеспечить порядок, идиоту понятно, что в городе появился маньяк, и пока его не посадят, никто от нападения не застрахован. Посмотри, говорила она: уже два человека убиты, стечение обстоятельств? Нет, моя дорогая, беспомощность городских властей! Не умеют работать, и нечего сваливать на обстоятельства. Она была в этом полностью убеждена. Однако, Лидочка тоже не собиралась сдаваться. Под сомнение ставилась честь Харитона, тут нельзя было отступать. И, наверное, возникло бы нечто вроде скандала, потому пошло на принцип: кто все-таки прав - чрезвычайно разгорячились и говорили повышенными тонами, но тут Ветка опять разложила им по розеткам толстенный "наполеон", долила крепкий кофе и, разделив остатки "Твиши", предложила, показывая, что дальнейшая дискуссия неуместна:
   - Девочки, давайте выпьем за нас. Все-таки хорошо, что мы пока ещё вместе.
   В результате конфликт был погашен без осложнений. Танька с Лидочкой чокнулись, презрев разногласия, и, прожевывая мякоть торта, без какой-либо логики объединились на общей платформе. Лидочка поругивала Харитона за то, что не разрешает уехать - дескать, мэр, его семья должна быть примером, а Татьяна - за то, что не дают хотя бы неделю в отгул: раз работаешь в горсовете, изволь соблюдать дисциплину. Горсовет считает, что обстановка нормальная. Тем не менее, неприятное что-то в атмосфере осталось. Ссора, может быть, и не ссора, а некий неуловимый оттенок. Это чувствовалось, и Ветка, обтерев губы, сказала:
   - Но вы, девочки, не беспокойтесь, Сережа вас развезет. Развезет и посмотрит, чтобы с вами ничего не случилось. Сидите, сколько хотите.
   Сергей кивнул.
   - Н-да, история...
   У него в мелком тике задергалось веко. Потому что обнаружили прошлой ночью не куклу, - обнаружили "заместителя", как это теперь называлось. И не просто какого-нибудь, а того, что был изготовлен Дрюней. Значит, "заместитель" растерзан, теперь они беззащитны. Он смотрел на сгущающуюся за окнами темноту - солнце село, деревья в саду казались купами мрака - и буквально всем сердцем угадывал пробуждающуюся силу полуночи. Тьма неукоснительно надвигалась. Наступало время расплаты. Он не знал, откуда именно будет нанесен новый удар, но он чувствовал, что такой удар последует непременно. Завтра, или, быть может, сегодня, сейчас. И поэтому когда Лидочка вместе с Татьяной все-таки начали собираться, то в отличие от Виктории он не стал уговаривать их ещё посидеть, а, поднявшись, прошел к чуланчику, в котором хранились разные инструменты, и, ни слова не говоря, прихватил небольшой удобный топорик, блеснувший металлическим лезвием.
   Именно у чуланчика застал его Дрюня, выглянувший из комнаты.
   - Едешь? - после выразительной паузы спросил он.
   - Еду, - стеснительно пряча оружие, ответил Сергей.
   - Ты бы не ездил, папа...
   - Ладно. Ничего со мной не случится...
   Он хотел добавить еще, что, может быть, не так все и страшно: половина девятого, Альдина вряд ли в такое время покажется, но уже накатились Татьяна и Лидочка с поцелуйным обрядом, недовольная Ветка вручила ему ворох игрушек: "Это для татьяниного цурепопика!" - Дрюня благоразумно исчез, Сергей бросил ему сквозь двери: "На улицу не высовывайтесь!.." и, лишь разворачивая в переулке машину и оглядываясь, чтобы не зацепить близлежащий валун, он вдруг с замиранием сердца сообразил - что игрушки игрушками, а топорик он позабыл на полу у чуланчика...
   Лидочку они доставили благополучно. Она жила сравнительно недалеко, в новом высотном доме, вздымающемся над Торговым центром, чистая ухоженная парадная была щедро освещена, правда, Харитон из мэрии ещё не вернулся, но на звук открываемой двери, выглянула в прихожую лидочкина Натали и, состроив недовольную мину, предупредила, что у неё сейчас сидит пара приятелей. Ну там - музыку послушать, поговорить. Так что ты, мамхен, знаешь, того, не слишком отсвечивай. У тебя своя жизнь, у нас - своя. После чего втянулась обратно в комнату и оттуда послышался звук поворачиваемого ключа, а потом действительно - завывания, обозначающие современную музыку, причем громкость была такая, что Лидочка всплеснула ладонями.
   - Вот, что тут сделаешь, - беспомощно сказала она. - Хоть ругай, хоть проси - абсолютно никакого внимания. Врубит так, что прямо уши закладывает. Хоть милицию вызывай, отца только и слушается...
   Она расстроилась.
   - Ладно, - сказала Татьяна. - У меня с моим Генкой - нисколько не лучше. Как начнет чем-то там колотить - люстра подскакивает. Ну и что? Ну, и мы такие же были...
   Лидочка махнула рукой.
   В общем, так или иначе, но за неё можно было не волноваться. Зато с Татьяной все оказалось намного сложнее. И проблема заключалась не в том, что жила она на окраине города, но и том, что для неё действительно многое заключалось в в решительном "ну и что"?
   Во всяком случае, едва Сергей снова двинулся с места и едва, выжав скорость, погнал по проспекту, открывшемуся пустотой, как Татьяна, заметно взбодрившись и закурив сигарету, повела рискованную беседу на известные темы. Начала она с исторического предназначения женщины, но мгновенно съехала к тяготе общественных норм, а закончила тем, что поскольку Генка сегодня ушел с ночевкой, то квартира свободна и можно добавить по рюмочке.
   Намек был более чем прозрачный. А к тому же Татьяна для убедительности закинула ногу на ногу, и короткое платье её поехало выше бедер. Сергей невольно туда поглядел. И нельзя сказать, что увиденное ему не понравилось. У него даже дрогнул руль в напряженных руках, и машина вильнула довольно-аки заметно. А Татьяна эту его слабину немедленно просекла и придвинулась, насколько позволяли сиденья.
   - Ночь какая-то сумасшедшая, - сообщила она. - Тишь, теплынь, так и хочется покуролесить...
   - Младший-то у тебя где? - на всякий случай поинтересовался Сергей.
   - Младший? Младший сейчас у тещи. Задушевная женщина: взяла его к себе на неделю. - И она откровенно прогнулась, чуть не вылезая из платья. - Ну что, заглянешь?..
   Сергей смотрел на дорогу.
   - Татьяна, вы же с Веткой подруги, - неловко сказал он. - Вместе бегаете по магазинам, она тебя в дом приглашает. И вдруг - с её мужем...
   - А что? - настороженно спросила Татьяна.
   - А то, что это не принято.
   Тогда Татьяна откинулась и с ужасной силой пустила дым в боковое окошечко.
   - Дурак ты, Сережа, - спокойно сказала она. - Осуждаешь, учитель, а, собственно, за что осуждаешь? Мужик-то мне все же нужен. Не в столице живем: я не могу приглашать первого встречного. Разговоры, и все такое, Генка узнает. А с тобой - что привлекает - надежно. Между прочим, от Ветки-то твоей не убудет. Ветка, знаешь, у тебя - огнеупорная...
   Сергей сказал жестко:
   - Дело здесь не в Виктории, просто, видимо, что-то этакое не позволяет. Ты, наверное, обидишься на меня, - не могу. Как я после этого буду с вами общаться?..
   В его голосе прозвучала некая назидательность. Татьяна хладнокровно молчала. Лишь когда асфальтированная часть проспекта закончилась и "старичок" подскочил на ухабе, то она затянулась в последний раз и выбросила сигарету:
   - Ух, как я вас всех ненавижу!..
   Больше они на эту тему не сказали ни слова. "Старичок" повернул между зданий, которые казались заброшенными, и, скользнув светом фар по кустам, заполняющим двор, с мягким шелестом остановился у одного из подъездов.
   Освещение в нем отсутствовало, поднимался до самой крыши чернильный оконный пролет, и разболтанная наружная дверь образовывала громадные щели в проеме.
   Впечатление было не слишком радостное.
   - Ну хоть до квартиры меня проводишь? - спросила Татьяна. - Опять у нас лампочки выбиты. Неприятно.
   - Конечно, - сказал Сергей. - До квартиры, и вообще прослежу, чтоб все было в порядке. Можешь не беспокоиться...
   Он собрал ворох игрушек на заднем сиденье. Ворох, надо сказать, получился необычайно громоздкий. Вероятно, Виктория добавила что-то самостоятельно. Нагрузился он поэтому под завязку, а пластмассовую короткую саблю просто сунул в карман. Тем не менее, рук, чтобы все держать, не хватало, беспокоило то, что движения у него теперь были скованные, возникало поэтому некоторое чувство беспомощности, и однако зловещую темную лестницу они миновали спокойно, - без каких-ибо происшествий поднялись на площадку нужного этажа, и Татьяна, повозившись с ключами, дернула ручку. А потом, исчезнув внутри, зажгла электричество.
   Сразу стало понятно, что бояться в общем-то нечего: на площадке хабарики и мусорное ведро. Сергей сгрузил игрушки в прихожей, а Татьяна, дождавшись, пока он освободится, спросила:
   - Может, все же зайдешь? Не вина - так на чашку чая с вареньем. За варенье Виктория тебе устраивать сцены не будет...
   - Извини, поздновато, - ответил Сергей.
   А Татьяна вдруг глянула на него с какой-то печальной сосредоточенностью.
   - Ну смотри, а лучше бы ты зашел. - И добавила, словно они прощались надолго. - Береги себя, я буду за тебя волноваться...
   Сергей тихо вздохнул. Почему-то ему стало очень жалко Татьяну. Энергичная, вроде бы, женщина, могла бы многое сделать, а вот - крутится, крутится, и никаких результатов.
   Впрочем, о Татьяне с её проблемами он тут же забыл, потому что, спустившись по лестнице до середины пролета, он вдруг обостренным за последние две недели чутьем, будто суслик, почувствовал, что на площадке первого этажа кто-то топчется.
   Сергей замер. От досады и дикого страха у него чуть не брызнули слезы из глаз. Это надо же было так по-дурацки попасться. Ведь и помнил про осторожность, и Дрюня предупреждал. И вот на тебе - действительно, будто суслик.
   Он перевел дыхание.
   Вероятно, можно было вернуться обратно к Татьяне - отсидеться, тем более, что она приглашала, это было бы, наверное, самое подходящее, но едва он представил, что надо подниматься наверх, как немедленно понял, что добежать он никуда не успеет, трех шагов не пройдет, как получит смертельный удар, повернуться - это значит оставить незащищенную спину.
   Внизу что-то быстро переместилось.
   Звук был легкий, будто двигалось привидение. Различить хоть какие-нибудь детали во мраке было нельзя. Лишь немного угадывались косые щели парадной. И угадывалось пространство бетонной лестничной клетки. Там, наверное, были ступеньки, спускающиеся в подвал, и обычный дворницкий закуток, где хранились лопаты и метлы. И оттуда, от предполагаемого дворницкого закутка, от коробки дверей, которая проявлялась, как фотография, от бетона, вознесшего слева и справа шершавость стены, вдруг повеяло холодом, как из промерзшей могилы, и по холоду этому стало ясно, что о н о приближается.
   Далее произошло что-то невнятное. Черная огромная тень вдруг надвинулась, вырастая до балок, темнокожие пальцы её угрожающе шевелились, резкий мертвенный холод, казалось, проник до костей, было в нем, как в уколе, нечто парализующее. Сергей отшатнулся. Он сжимал в руке пластмассовую рукоятку сабли. Кожа ощущала пупырышки. Он не помнил, откуда эта сабля взялась, - вероятно, игрушки, забыл оставить Татьяне. Впрочем, что могла сделать тупая легкая загогулина - это было смешно. Тем не менее, Сергей ткнул толстым клинком вперед: что-то чмокнуло, клинок погрузился, как в студень, и вдруг женский отчаянный крик заметался в парадной. Боль, и злоба, и изумление звучали одновременно. Отраженное эхо запрыгало по этажам. Многопалая тень неожиданно выгнулась и опрокинулась. Падала она куда-то к дворницкому закутку, и, шурша, осыпалась, по-видимому, сцарапываемая побелка. Совершенно не разбирая ступенек, Сергей ринулся вниз и, едва не свернув себе шею, выкатился на улицу.
   Он действительно не понимал, что, собственно, произошло. Неужели отбился, или, может быть, ему все это почудилось? Но - сияли во внутренности двора туманные фонари, дверь парадной ещё немного покачивалась, а с пластмассового игрушечного клинка тихо капала на асфальт ужасная жидкость - несомненно тягучая и напоминающая машинную смазку.
   Клинок был перепачкан ею до половины.
   А когда он, слегка отдышавшись, затравленно поднял глаза, то увидел за стеклами третьего этажа неясные бледные очертания. Вероятно, Татьяна сильно прижималась к окну, и лицо её вместе с ладонями казалось расплющенным...
   12
   Разумеется, не обошлось и без некоторых накладок. Неизвестно, кому пришла в голову мысль провести церемонии с разрывом всего в полчаса, но в итоге, отстояв среди крестов и оград необходимое время, претерпев официальные речи Герасима и Семядоли, посмотрев, как вырастает над зевом могилы свежий холмик земли, а потом в одиночестве, под крики ворон пошатавшись по кладбищу, Сергей вынужден был просмотреть все это как бы по второму заходу: те же речи и тот же торжественный ритуал, повторившийся неподалеку от первого до мельчайших деталей. Только в этот раз хоронили уже не Котангенса, а учителя Мамонтова, и помимо школьного коллектива присутствовала ещё и кучка родни, и сама церемония была несомненно короче, и натужные речи сопровождались тихими разговорами. Перешептывались, в основном, насчет последних событий, сообщали подробности - по большей части невероятные. Например, что это действует организация бывших учеников, в свое время обиженных и вознамерившихся расквитаться. Или что маньяк, например, из учительского состава - погибают-то, как ни крути, сплошные учителя, и, наверное, он таким образом, стремится занять место директора. Ну а что ж вы, товарищи, думаете, это - вполне. Сергея от таких шепотков передергивало. В остальном же вторая церемония не отличалась от первой. Разве что на отдельной подушечке присутствовали медали и ордена, скромный Мамонтов был когда-то артиллеристом, и поэтому временами казалось, что хоронят солдата.