Страница:
К этому времени произошло четыре убийства, одно – уже после убийства Бобби Фрица. Женщины, остающиеся одни в доме, стали очень осторожно открывать двери, спрашивая, кто пришел; шоферы, развозящие молоко, и разносчики почты теперь часто даже не звонили в двери хэмпстедских домов – они просовывали продукты и газеты в квадратное отверстие во входных дверях, громко стучали и уходили. Никто теперь даже не отваживался в одиночку гулять, предпочитали прохаживаться вдвоем или группками по три человека. Иногда посреди Мэйн-стрит можно было увидеть стройную, элегантную женщину, которая внезапно начинала рыдать; и вы не могли понять, то ли она находится в разгаре бракоразводного процесса, то ли кто-то из ее детей отправился в плавание, из которого уже не возвращаются, то ли просто ей уже не под силу выносить все хэмпстедские волнения.
Да, все еще проходили теннисные матчи и собирались по воскресеньям в Загородном клубе на ленч завсегдатаи; и люди ходили к Гринблату и в Гранд-Юнион и покупали пиво, запасные шпангоуты и брикеты древесного угля так, словно шло самое обыкновенное лето. Но теперь разговоры на теннисных кортах и в клубе были скорее посвящены смертям и самоубийствам, нежели Уимблдонскому турниру, рынку ценных бумаг и колледжам, в которые должны были отправиться дети, – близилась осень. Теперь разговоры велись о том, насколько быстро вы сможете выбраться из Хэмпстеда и сможете ли вы продать ваш особняк с тремя акрами леса, отстроенный шестьдесят пять лет назад в колониальном стиле и заложенный более двадцати лет назад. Но иногда беседа перескакивала на совершенно загадочные вещи, которые никто не понимал и, более того, не хотел понимать. Арчи Монаген пытался намекнуть своему адвокату и одновременно партнеру по гольфу Тому Флину, что вскоре после аварии Леса Макклауда на шоссе 1-95 ему показалось, что он чувствует странный запах, исходящий от тех самых кустов, которые так беспокоили Леса.
Ронни Ригли могла бы ответить на вопросы о продаже этих домов с тремя акрами земли: если быть до конца откровенной, то стоимость дома в Хэмпстеде не превышала сейчас цены коробки крекеров, но продать любой из них совершенно невозможно. С тех пор как было обнаружено четвертое тело и произошли самоубийства всех этих детей, их даже нельзя сдать в аренду.
Грем Вильямс заметил объявление "Продается" на лужайке Эвелин Хугхарт, но он ни разу не видел ни Ронни, ни другого агента по продаже недвижимости, демонстрирующих панораму около хугхартовского дома; вместо этого в один прекрасный день он увидел на Бич-трэйл грузовой фургон и Эвелин, наблюдающую за рабочими, которые выносили мебель из ее дома.
– Ты нашла покупателя, Эви? – спросил он.
Она отрицательно покачала головой:
– Нет, тем не менее я уезжаю в Виргинию. Я больше не чувствую себя спокойно в Хэмпстеде, – она, обернувшись, посмотрела на дом, где было видно, как за входной дверью рабочий укладывает картины в рамах. – Вы понимаете меня, мистер Вильямс?
– Прекрасно понимаю, – подтвердил Грем.
Он знал, что так поступает не она одна. Как и Черным Летом 1873 года, многие просто уезжали отсюда. Одни вдруг решали пораньше отправиться в отпуск, другие неожиданно вспоминали, что давно хотели показать детям Дымные Горы или что те же дети уже полтора года не видели своих дедушек и бабушек. Теперь в каждом из кварталов уже был пустующий дом, иногда на нем было помещено объявление о продаже, иногда – нет. Грем был готов поспорить, что к августу в каждом квартале будет три или четыре пустых дома, и людей не будет волновать, купят их или нет, – они просто захотят убраться подальше от этого места.
Эвелин Хугхарт внимательно смотрела на него, золотисто-медовая загорелая кожа казалась бледной, в глазах застыло странное выражение, которого не должно быть у такой красивой женщины, как Эвелин Хугхарт.
– Хотелось бы знать, что вы обо всем этом думаете, – сказала она.
– Я думаю, что это дело рук только одного убийцы, – ответил он, считая, что ее интересует именно это. В Хэмпстеде многие люди предполагали, что Гарри Старбек совершил первые два преступления, а две следующие жертвы убиты каким-то "подражателем".
– Я не это имею в виду, мистер Вильямс. Вы заметили, что в Хэмпстеде не видно больше птиц, во всяком случае живых птиц? Они все похожи на этих, – носком ноги она показала на кучку перьев, валяющуюся в канаве на другой стороне улицы. В десяти метрах от нее лежала другая мертвая птица. – И знаете, кого еще вы больше никогда не увидите в этом городе? Кошек и собак. Их больше нет. Все собаки убежали, кошки просто исчезли.., может, они все тоже убежали отсюда. Что вы думаете?
– Это загадка, Эви. Я думаю, этих птиц просто уничтожили кошки.
– И в то же время вы прекрасно понимаете, почему я уезжаю из города. Я повторю. Интересно было бы знать, что вы думаете?
– Единственное, что я знаю, это что нечто подобное уже происходило когда-то раньше – примерно лет сто назад; население города уменьшилось наполовину.
– Сто лет назад, – ему послышалось какое-то отвращение в ее голосе. – Сто лет назад люди слышали такие вещи, которых не должны были бы слышать?
Он поднял брови, не понимая, куда она клонит, а Эви продолжала:
– Или видели вещи, которых не должны были видеть?
Разрешите поделиться с вами кое-какой информацией, мистер Вильямс. В этом городе есть люди, неплохо разбирающиеся в электронном оборудовании. Существуют приборы, которые могут записывать голоса, а потом с помощью дистанционного управления вновь прослушивать их. Эти приборы могут записывать и воспроизводить голоса так, словно они звучат прямо рядом с вами, в соседней комнате, мистер Вильямс. И я думаю, они умеют проделывать такие же штучки с изображением. Мистер Вильямс.., не просто голоса, но и изображение! Движущееся изображение! Проецируемое прямо в вашу спальню! Не похоже ли это на то, что наши "друзья" в Москве хотели бы испытать на нас, мистер Вильямс?
Так политическая деятельность мужа и его взгляд на события на Бич-трэйл подействовали на Эви Хугхарт.
– Доктор Хугхарт объяснил мне многое, – продолжала она. – Они просто пробуют на мне свою технику, правда?
Я для них подопытная свинка. Они испытывают какие-то лучи. Или направленное излучение – как там вы его называете? Вы один из их полковников, да? Вот какими они обычно бывают, не так ли, особенно высокопоставленные!
Эвелин Хугхарт что-то услышала, подумала, что что-то видит, и с тех пор ее сознание восприняло эту навязчивую идею.
– Вы должны оставить в покое наших кошек и собак, – проговорила она и, повернувшись, побежала по направлению к дому.
Именно эту вторую статью на установке "Телпро" в Монтане читали на экранах компьютеров Тед Вайс и Билл Пирс.
13-9"Телпро" платила за доступ к материалам "Тайме" и за телеграфную службу, чтобы как-то разнообразить их изоляцию.
– Мы должны рассказать, – заявил Пирс, и Вайс согласился, но одного он не понимал: сообщение в "Тайме" об утопившихся детях, похоже, совершенно не связано с действием ДРК-16.
Хэмпстед был, казалось, проклят, и не только потому, что престиж города был потерян; то, что там происходило, походило на почти библейские потрясения. Тревоги Хэмпстеда вышли за рамки обычного страха о собственной безопасности или параноической подозрительности к незнакомым людям, которые вошли в привычку, – они превратились в тревогу души. Казалось, что город карает сам себя, словно сумасшедший, который убил и изувечил четырех человек, был создан какими-то самыми глубинными и самыми тайными побуждениями Хэмпстеда, – и это было наказанием за богатство. Богатство, да. Наказанием за нечестное, не праведное богатство.
Жители Хэмпстеда, которые двадцать второго июня не пошли в церковь, могли увидеть интересное зрелище: съемочная группа медленно ехала по середине Саутвил-роад, транслируя репортаж корреспондента Си-Би-Эс в студию Нью-Йорка. Хэмпстед и его страшные волнения – вот о чем рассказывал Чарльз Куралт в "Санди морнинг". Корреспондент в очках с толстыми стеклами выглядел одновременно и очень доброжелательно, и взволнованно. Он вышел на Саутвил-бич и, глядя через плечо на спокойно плещущуюся воду, произнес:
– В этом месте встретили смерть Томас и Мартин О'Хара и девять других детей – здесь, на этом уютном берегу.
А наверху, на Блуфиш-хилл, в доме стоимостью триста тысяч долларов, буквально в ста ярдах от того места, где снимается наш репортаж, погибла Эстер Гудолл, вторая жертва массового убийства в этом городе. Смерть не выбирает людей, ей все равно, какое положение они занимают. И сейчас здесь, в Хэмпстеде, Коннектикут, всех волнует, почему все складывается так ужасно, почему страшные сны становятся трагической явью.
Еще один взгляд на тихо подкатывающийся прибой.
– Двигайся на меня, Чарльз.
2
Да, все еще проходили теннисные матчи и собирались по воскресеньям в Загородном клубе на ленч завсегдатаи; и люди ходили к Гринблату и в Гранд-Юнион и покупали пиво, запасные шпангоуты и брикеты древесного угля так, словно шло самое обыкновенное лето. Но теперь разговоры на теннисных кортах и в клубе были скорее посвящены смертям и самоубийствам, нежели Уимблдонскому турниру, рынку ценных бумаг и колледжам, в которые должны были отправиться дети, – близилась осень. Теперь разговоры велись о том, насколько быстро вы сможете выбраться из Хэмпстеда и сможете ли вы продать ваш особняк с тремя акрами леса, отстроенный шестьдесят пять лет назад в колониальном стиле и заложенный более двадцати лет назад. Но иногда беседа перескакивала на совершенно загадочные вещи, которые никто не понимал и, более того, не хотел понимать. Арчи Монаген пытался намекнуть своему адвокату и одновременно партнеру по гольфу Тому Флину, что вскоре после аварии Леса Макклауда на шоссе 1-95 ему показалось, что он чувствует странный запах, исходящий от тех самых кустов, которые так беспокоили Леса.
Ронни Ригли могла бы ответить на вопросы о продаже этих домов с тремя акрами земли: если быть до конца откровенной, то стоимость дома в Хэмпстеде не превышала сейчас цены коробки крекеров, но продать любой из них совершенно невозможно. С тех пор как было обнаружено четвертое тело и произошли самоубийства всех этих детей, их даже нельзя сдать в аренду.
Грем Вильямс заметил объявление "Продается" на лужайке Эвелин Хугхарт, но он ни разу не видел ни Ронни, ни другого агента по продаже недвижимости, демонстрирующих панораму около хугхартовского дома; вместо этого в один прекрасный день он увидел на Бич-трэйл грузовой фургон и Эвелин, наблюдающую за рабочими, которые выносили мебель из ее дома.
– Ты нашла покупателя, Эви? – спросил он.
Она отрицательно покачала головой:
– Нет, тем не менее я уезжаю в Виргинию. Я больше не чувствую себя спокойно в Хэмпстеде, – она, обернувшись, посмотрела на дом, где было видно, как за входной дверью рабочий укладывает картины в рамах. – Вы понимаете меня, мистер Вильямс?
– Прекрасно понимаю, – подтвердил Грем.
Он знал, что так поступает не она одна. Как и Черным Летом 1873 года, многие просто уезжали отсюда. Одни вдруг решали пораньше отправиться в отпуск, другие неожиданно вспоминали, что давно хотели показать детям Дымные Горы или что те же дети уже полтора года не видели своих дедушек и бабушек. Теперь в каждом из кварталов уже был пустующий дом, иногда на нем было помещено объявление о продаже, иногда – нет. Грем был готов поспорить, что к августу в каждом квартале будет три или четыре пустых дома, и людей не будет волновать, купят их или нет, – они просто захотят убраться подальше от этого места.
Эвелин Хугхарт внимательно смотрела на него, золотисто-медовая загорелая кожа казалась бледной, в глазах застыло странное выражение, которого не должно быть у такой красивой женщины, как Эвелин Хугхарт.
– Хотелось бы знать, что вы обо всем этом думаете, – сказала она.
– Я думаю, что это дело рук только одного убийцы, – ответил он, считая, что ее интересует именно это. В Хэмпстеде многие люди предполагали, что Гарри Старбек совершил первые два преступления, а две следующие жертвы убиты каким-то "подражателем".
– Я не это имею в виду, мистер Вильямс. Вы заметили, что в Хэмпстеде не видно больше птиц, во всяком случае живых птиц? Они все похожи на этих, – носком ноги она показала на кучку перьев, валяющуюся в канаве на другой стороне улицы. В десяти метрах от нее лежала другая мертвая птица. – И знаете, кого еще вы больше никогда не увидите в этом городе? Кошек и собак. Их больше нет. Все собаки убежали, кошки просто исчезли.., может, они все тоже убежали отсюда. Что вы думаете?
– Это загадка, Эви. Я думаю, этих птиц просто уничтожили кошки.
– И в то же время вы прекрасно понимаете, почему я уезжаю из города. Я повторю. Интересно было бы знать, что вы думаете?
– Единственное, что я знаю, это что нечто подобное уже происходило когда-то раньше – примерно лет сто назад; население города уменьшилось наполовину.
– Сто лет назад, – ему послышалось какое-то отвращение в ее голосе. – Сто лет назад люди слышали такие вещи, которых не должны были бы слышать?
Он поднял брови, не понимая, куда она клонит, а Эви продолжала:
– Или видели вещи, которых не должны были видеть?
Разрешите поделиться с вами кое-какой информацией, мистер Вильямс. В этом городе есть люди, неплохо разбирающиеся в электронном оборудовании. Существуют приборы, которые могут записывать голоса, а потом с помощью дистанционного управления вновь прослушивать их. Эти приборы могут записывать и воспроизводить голоса так, словно они звучат прямо рядом с вами, в соседней комнате, мистер Вильямс. И я думаю, они умеют проделывать такие же штучки с изображением. Мистер Вильямс.., не просто голоса, но и изображение! Движущееся изображение! Проецируемое прямо в вашу спальню! Не похоже ли это на то, что наши "друзья" в Москве хотели бы испытать на нас, мистер Вильямс?
Так политическая деятельность мужа и его взгляд на события на Бич-трэйл подействовали на Эви Хугхарт.
– Доктор Хугхарт объяснил мне многое, – продолжала она. – Они просто пробуют на мне свою технику, правда?
Я для них подопытная свинка. Они испытывают какие-то лучи. Или направленное излучение – как там вы его называете? Вы один из их полковников, да? Вот какими они обычно бывают, не так ли, особенно высокопоставленные!
Эвелин Хугхарт что-то услышала, подумала, что что-то видит, и с тех пор ее сознание восприняло эту навязчивую идею.
– Вы должны оставить в покое наших кошек и собак, – проговорила она и, повернувшись, побежала по направлению к дому.
***
"МАССОВЫЕ УБИЙСТВА В КОННЕКТИКУТЕ" – гласил заголовок в "Нью-Йорк пост" после четвертого убийства, а "Нью-Йорк тайме" вопрошала: "ХЭМПСТЕД: ПРОКЛЯТИЕ БОГАТСТВА?"Именно эту вторую статью на установке "Телпро" в Монтане читали на экранах компьютеров Тед Вайс и Билл Пирс.
13-9"Телпро" платила за доступ к материалам "Тайме" и за телеграфную службу, чтобы как-то разнообразить их изоляцию.
– Мы должны рассказать, – заявил Пирс, и Вайс согласился, но одного он не понимал: сообщение в "Тайме" об утопившихся детях, похоже, совершенно не связано с действием ДРК-16.
Хэмпстед был, казалось, проклят, и не только потому, что престиж города был потерян; то, что там происходило, походило на почти библейские потрясения. Тревоги Хэмпстеда вышли за рамки обычного страха о собственной безопасности или параноической подозрительности к незнакомым людям, которые вошли в привычку, – они превратились в тревогу души. Казалось, что город карает сам себя, словно сумасшедший, который убил и изувечил четырех человек, был создан какими-то самыми глубинными и самыми тайными побуждениями Хэмпстеда, – и это было наказанием за богатство. Богатство, да. Наказанием за нечестное, не праведное богатство.
Жители Хэмпстеда, которые двадцать второго июня не пошли в церковь, могли увидеть интересное зрелище: съемочная группа медленно ехала по середине Саутвил-роад, транслируя репортаж корреспондента Си-Би-Эс в студию Нью-Йорка. Хэмпстед и его страшные волнения – вот о чем рассказывал Чарльз Куралт в "Санди морнинг". Корреспондент в очках с толстыми стеклами выглядел одновременно и очень доброжелательно, и взволнованно. Он вышел на Саутвил-бич и, глядя через плечо на спокойно плещущуюся воду, произнес:
– В этом месте встретили смерть Томас и Мартин О'Хара и девять других детей – здесь, на этом уютном берегу.
А наверху, на Блуфиш-хилл, в доме стоимостью триста тысяч долларов, буквально в ста ярдах от того места, где снимается наш репортаж, погибла Эстер Гудолл, вторая жертва массового убийства в этом городе. Смерть не выбирает людей, ей все равно, какое положение они занимают. И сейчас здесь, в Хэмпстеде, Коннектикут, всех волнует, почему все складывается так ужасно, почему страшные сны становятся трагической явью.
Еще один взгляд на тихо подкатывающийся прибой.
– Двигайся на меня, Чарльз.
2
Через день после того, как репортер Си-Би-Эс предположил, что Хэмпстед заслужил все неприятности, потому что это богатый город, Сара Спрай в шесть вечера все еще работала в редакции, пытаясь написать статью для "Газеты".
Сара хотела назвать эту заметку "Страницы раздумий" и намеревалась продемонстрировать, что действительно много думала над происшедшим. Она видела передачу "Санди морнинг" – передачу, которую весьма уважала. К сожалению, у Сары возникли сложности с обычными бессознательными действиями: она хотела изложить на бумаге определенные идеи, но привычная, не требующая усилий связь между сознанием Сары и ее пишущей машинкой на этот раз подвела.
Обдумывая фразу, что обычно заставляло ее сконцентрироваться, она автоматически застучала по клавишам пишущей машинки, но спустя несколько минут увидела, что большая часть текста выглядит так, словно она пребывала в лунатическом состоянии: напечатано было совсем не то, что она хотела. Первый абзац звучал так:
"Получаем ли мы отказ от Оригона ? Этта позорный риззулътат отсутствия контроля за звездами и девушками. Так много разных слоняются взад и вперед дикломируя стихи про чуму перед пьяным взором садовника Роберта Фрица. Лесная ветьма снова устрашала и сомневалась".
Сара взглянула на эти строки: какое-то мгновение она видела в них те предложения, которые, ей казалось, она печатала, но уже в следующую секунду перед ней всплыла ужасная белиберда, которую она напечатала в действительности. Сара потрясла головой – как будто туман стоит в глазах. Она вновь попробовала печатать, ее пальцы начали выстукивать "Теперь мы должны плыть против течения вины, которую…" Сара поднесла страницу к глазам:
«Голые пловцы над плыть ротив, говоря которые…»
Конечно, благодаря "Газете" произошло ее первое столкновение с трагедией. Ей тогда исполнилось двадцать пять, и как самого молодого сотрудника ее послали в 1952 году в саутвильский Загородный клуб сделать репортаж о самоубийстве Джона Сэйра. Она захватила фотоаппарат и записную книжку. Когда она появилась на берегу за зданием клуба, там все еще лежало тело мистера Сэйра. Сара сделала снимки полицейского, официанта, обнаружившего труп, Бонни Сэйр и Грема Вильямса и, наконец, уняв спазмы, сжимающие желудок, сфотографировала мертвого адвоката. Джой Клетцки, по прозвищу Гвоздь, потому что до того, как стать полицейским, он двадцать лет проработал плотником, стоял неподалеку на берегу, положив руки на большой толстый живот, и рассказывал о мальчике, которого звали Джон Рэй, мальчике, который утонул на этом месте четыре дня назад… Клетцки было шестьдесят три года, через два года он ушел на пенсию, а через три покончил с собой. Череп Джона Сэйра раскололся, мозги вытекли на землю, лицо почернело. Сара сделала фотографию, потому что этого требовал редактор, но ей не хотелось даже смотреть на него. Она обошла тело, чтобы поговорить с Бонни Сэйр, которую поддерживал Грем Вильямс. Ночь была жаркой и влажной. На рубашке Вильямса под мышками выступили огромные пятна пота.
– Не сейчас, Сара, – мягко сказал он и этим заслужил ее уважение. А потом вызвал даже некоторое расположение, сказав:
– Завтра мы, наверное, пойдем в офис Джона. Может быть, вы могли бы встретиться там с нами? Бонни не в состоянии сейчас о чем-нибудь говорить.
И она пошла в офис и в телефонной книжке записала имена: Принц Грин, Бейтс Крелл.
Работы в газете становилось все больше, и роль Сары в деятельности округа Патчин становилась все более важной – Сара была целеустремленной и полностью преданной своему делу. Когда бывала закончена работа в "Газете", она охотно посещала встречи женщин-специалистов, работающих в газетах и журналах, вечеринки, посвященные созданию какого-либо фонда, и благотворительные балы… Дело в том, что за те тридцать лет, что прошли с того момента, когда она пыталась сфотографировать тело Джона Сэйра, Сара стала обязательной частью социальной и профессиональной жизни округа Патчин.
Она отодвинула от себя машинку, еще раз пробежала глазами напечатанную чепуху и вздрогнула. "Голые пловцы" – эти слова вновь бросились ей в глаза. Она видела маленьких О'Хара так, словно знала их. Томас улыбался, а крошка Мартин сердито хмурился, волнуясь из-за очередных перипетий "Звездных войн". Сара подошла к одному из столов, стоящих в офисе "Газеты", и взяла обычный карандаш и бумагу.
– Спокойной ночи, миссис Спрай, – попрощался Ларри, журналист, который уходил домой, и отдал ей позвякивающую связку ключей. – Вы последняя остались сейчас… проверьте, когда будете запирать.
– Я не забуду, Ларри, – ответила она. – Спокойной ночи.
Ларри вышел, открыв входную дверь, на Мэйн-стрит, и Сара оглядела пустой офис. Она задумчиво постукивала карандашом по столу. Что-то произошло с ней.., что-то произошло с целым городом, но странное состояние, охватившее ее, может стать инструментом, который поможет определить, что же действительно нанесло удар Хэмпстеду.
"Неразборчивая писанина, – написала она на бумаге или, во всяком случае, надеялась, что написала. – Похоже на дислексию.
Что могло бы послужить причиной этого? Другие симптомы: тяжелая голова, звон в ушах – у некоторых раздваивается зрение. Усталость. Эта болезнь общая для всего города. Расстройство функций мозга ?
Солнечные пятна ?
Ядерная утечка – лучевая болезнь ?
Химическое воздействие?
Распространение химикатов, возможно, в результате дорожной аварии?"
Она еще раз проглядела перечень, который набросала на листке, кивнула и, проведя под ним две толстые жирные линии, набросала вторую колонку:
"Что знаем о предыдущей истории – истории города.
Предыдущие массовые убийства. Было ли такое?
Предыдущие самоубийства детей. Были ли?
Необходимы связи, а также сведения по м.у, и д.с.".
Сара поднесла листок к самому лицу и внимательно перечитала каждое написанное слово. Вместо "массовых убийств" получились "маковые убийства". Она исправила предложение. Все остальное выглядело именно так, как она и хотела написать, что лишний раз подтверждало, что письмо от руки и в более медленном темпе в большинстве случаев решает проблему.
Она решила потратить немного времени, чтобы проверить еще раз второй столбец; это было характерно для нее: если что-то не получалось, она умела сконцентрироваться на чем-нибудь еще, до тех пор пока то, что она хотела сказать, не складывалось само по себе. Сара очень внимательно приглядывалась к вещам – это было принципом ее жизни. И сегодня вечером ей повезло: газета, в которой она работала, издавалась в Хэмпстеде с 1875 года; тогда она имела вид маленькой двухстраничной брошюрки, а до того вообще представляла собой большой лист бумаги, на котором текст печатался только на одной стороне. (В 1873-м и 1874-м в Хэмпстеде вообще не издавались никакие газеты, но Сара не знала об этом.) Ранние издания, начиная с номера, вышедшего 3 января 1965 года, копировались на микропленку.
В 1968 году старый наборщик по имени Билл Биксби в качестве личной инициативы начал составление гигантского рукописного указателя всех выпусков "Газеты". Биксби работал по ночам, уик-эндам и выходным – по-видимому, это стало основным делом его жизни. Даже после того как наборщик вышел на пенсию, он все равно продолжал каждый день приходить в редакцию, чтобы работать над указателем.
Он очень гордился тем, что создал. Сара вспомнила, как однажды он сказал ей, что в этом указателе собраны такие сведения о Хэмпстеде, о которых никогда не знала ни она, ни Стен Блокетт; и действительно, в указателе рассказывалось о Хэмпстеде несравнимо больше, чем рассказывалось о нем в самой "Газете".
В настоящее время существовало две копии указателя Биксби: одна находилась в Хиллхэвене в Историческом обществе Патчина, а вторая в редакции, в комнате с микропленками, на полке над проектором.
Указатель в редакции называли просто "Биксби". И если журналисту нужно было сделать статью о необходимости сохранения болотистых местностей и о том, как городские власти относятся к проблемам осушения, Блокетт советовал ему "заглянуть в Биксби". Старый наборщик заслуживал доверия.
Сара прошла в комнату, расположенную в дальнем конце здания, включила свет и сняла с полки тяжелый том "Биксби". Она положила его на стол и листала до тех пор, пока не добралась до буквы "У". Перевернув еще несколько страниц, она наконец нашла столбец с заголовком "Убийства".
Сара окинула его взглядом, поначалу он показался ей длиннее, чем она ожидала, но тут Сара обнаружила, что большинство статей в основном имеют отношение к трем датам.
Первая группа рассказывала о событиях 1898 года, вторая – о происшествиях осени 1924-го, третья приходилась на сентябрь 1952 года.
Видимо, это был "вклад" Биксби в историю города, потому что в 1952 году в Хэмпстеде не было никаких убийств.
Иногда старый наборщик использовал указатель, чтобы сделать некоторые заключения, которых никогда не делала газета. Если, например, вы просматривали раздел "Фонды, незаконное присвоение…", то приводилась ссылка на статью о начале работ по расширению шоссе номер 7, в которой рассказывалось о том, в какую кругленькую сумму обошлось городу строительство. Вторая ссылка указывала на заметку, повествующую о том, что строятся новые трибуны на крытом стадионе на Рекс-роад. В обеих статьях фигурировало одно и то же имя подрядчика и упоминалось, что он приходится братом известному члену городского управления. Далее еще один указатель приводил к маленькому сообщению светской хроники, в котором рассказывалось, что этот член городского управления недавно за триста тысяч долларов приобрел новый особняк. Это и был тот вид непрямых комментариев, благодаря которым "Биксби" содержал больше данных о жизни Хэмпстеда, чем сама газета.
Сара поставила в проектор катушку микрофильма. Она прокручивала ее до тех пор, пока не увидела первую полосу первого выпуска "Хэмпстедской газеты", затем сфокусировала изображение так, чтобы можно было различить даты, не напрягая зрение и не прищуриваясь, после чего начала листать страницы, пока не дошла до 1898 года.
"Житель Хэмпстеда обвиняется в смертях в Вудвилле", прочла она. Тремя номерами позже была опубликована статья под заголовком "Тайная жизнь Грина: разврат после семинарии". И шестью месяцами позднее – "Грин приговорен".
Из помещенных в газетах статей следовало, что Робертсон Грин совершал убийства проституток в Норрингтоне и Вудвилле.
Следующая статья касалась фермера, жившего на окраине Олд-Сарума и зарубившего топором свою жену. Сара не стала делать заметки об этом случае; она извлекла катушку из проектора и вставила следующую. Теперь она перенеслась в лето 1924 года. "Газета" изменилась, стала больше, и шрифт читался значительно легче. На первой странице по-прежнему публиковалось много рекламы и объявлений, но уже появились фотографии и рисунки.
В экземпляре, включенном Биксби в указатель, на первой странице были напечатаны фотографии женщин – трех женщин, найденных мертвыми на болотистом западном берегу реки Наухэ, Тен в первую неделю лета. "Волна смертей продолжается" – гласили крупные черные буквы заголовка статьи, помещенной в номере газеты от 21 июня 1924 года.
"Другая жертва?" – вопрошал заголовок от 10 июля, и под ним помещалась фотография женщины по имени миссис Делл Клейбрук. Миссис Клейбрук исчезла из своего дома вечером 8 июля. "И еще одна?" – опять волновалась "Газета" от 21 июля. Под заголовком была напечатана фотография дерзкого, с пренебрежительно вздернутым носом лица миссис Артур Флетчер, которая также исчезла из дома, в то время как ее муж находился в Нью-Йорке. "Шестая жертва?" – спрашивала "Газета" у читателей 9 августа. Миссис Клейбрук и миссис Флетчер все еще числились в пропавших без вести, когда Гораций Вест, вернувшись домой из поездки на мельницу на Фолл-Ривер, обнаружил необъяснимое исчезновение жены Дейзи. Два дня спустя Дейзи Вест все еще отсутствовала, и мистер Вест, явившись в полицейский участок, обвинил начальника полиции Клетцки в бездействии. Начальник полиции Клетцки был вынужден применить к крайне возбужденному мистеру Весту меры физического воздействия. Ни один из участников конфликта не возбудил судебного дела против другого.
Следующая включенная в указатель статья совершенно сбивала с толку, так как она не имела ничего общего с убийствами. Это было небольшое сообщение на шестнадцатой странице относительно конфискации рыболовного судна, принадлежащего мистеру Бейтсу Креллу. Совершенно очевидно, что мистер Крелл покинул Хэмпстед весьма внезапно; как намекала статья, как раз перед тем как кредиторы собирались упрятать его в тюрьму.
"Бейтс Крелл? – подумала Сара. – Так, так…" Давал ли Биксби понять, что Крелл был последней жертвой неизвестного убийцы 1924 года? Сара полагала, что так оно и было, но она никак не могла понять, почему имя этого незадачливого рыбака казалось ей таким знакомым.
Когда Сара добралась до номеров газеты за 1952 год, включенных Биксби в указатель, она обнаружила свою первую серьезную статью, написанную для "Газеты": "Джон Сэйр покончил с собой". Здесь же были две фотографии, сделанные ею в тот ужасный день: рыдающая Бонни Сэйр, закрывшая лицо затянутыми в перчатки руками, и задний двор Загородного клуба – небольшая полоска комфортабельно оборудованного пляжа.
Да, все так! Но при чем здесь убийство? Эта статья, без всякого сомнения, должна находиться в разделе "Самоубийства". В "Биксби" так много разделов, почему же он поместил этот совершенно ясный случай под рубрикой "Убийства"?
Никто никогда не предполагал, что кто-то, кроме самого Джона Сэйра, лишил его жизни. Сара машинально перелистала страницы, дошла до раздела "Самоубийства" и проверила даты – так и есть, здесь она и находилась, эта статья.
Она взглянула на сделанные заметки. На левой стороне желтого листка отдельно от более подробных описаний ее рукой было написано:
"1898, Р. Грин.
1924, второй случай массовых убийств,
(исчез Б. Крелл)".
Теперь она добавила:
«1952, Дж. Сэйр (?)».
И под этим:
«1980, Фрайдгуд, Гудолл и др.».
И, глядя на эти краткие заметки, она вспомнила… Она вспомнила, как стояла в офисе Джона Сэйра, а его жена и секретарша в это время рыдали в объятиях друг друга; она вспомнила, как подошла вместе с Гремом Вильямсом к столу адвоката и они увидели нацарапанные в блокноте фамилии: Грин и Крелл. Рассказывала ли она об этом старому Биксби, расспрашивала ли его об этих людях? Сара не могла припомнить, но, во всяком случае, Биксби поместил их в указателе вместе. Убийца проституток, сбежавший из города рыбак (возможно, убитый) и респектабельный адвокат – какая связь может быть между ними? И какая связь может существовать между ними и событиями, происходящими в Хэмпстеде в 1980 году?
Сара обвела имена и даты кружками и выпрямилась в кресле перед проектором. Она заметила, что между каждым из инцидентов прошло приблизительно тридцать лет. За исключением периода 1950 – 1952 годов, каждые тридцать лет в Хэмпстеде возникала серия убийств. Да нет, не совсем так, поправила она себя, ведь Грин совершал убийства в Норрингтоне. Таким образом, убийства вблизи Хэмпстеда или в самом Хэмпстеде случались на протяжении жизни каждого поколения.
Сара хотела назвать эту заметку "Страницы раздумий" и намеревалась продемонстрировать, что действительно много думала над происшедшим. Она видела передачу "Санди морнинг" – передачу, которую весьма уважала. К сожалению, у Сары возникли сложности с обычными бессознательными действиями: она хотела изложить на бумаге определенные идеи, но привычная, не требующая усилий связь между сознанием Сары и ее пишущей машинкой на этот раз подвела.
Обдумывая фразу, что обычно заставляло ее сконцентрироваться, она автоматически застучала по клавишам пишущей машинки, но спустя несколько минут увидела, что большая часть текста выглядит так, словно она пребывала в лунатическом состоянии: напечатано было совсем не то, что она хотела. Первый абзац звучал так:
"Получаем ли мы отказ от Оригона ? Этта позорный риззулътат отсутствия контроля за звездами и девушками. Так много разных слоняются взад и вперед дикломируя стихи про чуму перед пьяным взором садовника Роберта Фрица. Лесная ветьма снова устрашала и сомневалась".
Сара взглянула на эти строки: какое-то мгновение она видела в них те предложения, которые, ей казалось, она печатала, но уже в следующую секунду перед ней всплыла ужасная белиберда, которую она напечатала в действительности. Сара потрясла головой – как будто туман стоит в глазах. Она вновь попробовала печатать, ее пальцы начали выстукивать "Теперь мы должны плыть против течения вины, которую…" Сара поднесла страницу к глазам:
«Голые пловцы над плыть ротив, говоря которые…»
***
Она отдернула пальцы от пишущей машинки.***
Сара Хендерсон Спрай никогда не думала о том, чтобы стать журналистом, ведущим колонку слухов и светских новостей. И несмотря на это, именно так воспринимало ее большинство читателей, хотя "Что Сара видела" было только маленькой частью ее обязанностей в "Газете". Она редактировала и готовила макет для второй половины газеты, она писала об открытии художественных выставок, о спектаклях, поставленных в театре Хэмпстеда и театре Глена, и она все еще делала основные репортажи – то, что было ее первоначальной работой в "Газете", когда Сара Хендерсон закончила Патчинский университет. Репортажи и только репортажи – вот то, чем она хотела заниматься. Желание понять, как все происходит, было у нее в крови. "Газета" превратилась в ее дом, и она никогда не хотела ничего другого, кроме того, что она ей давала.Конечно, благодаря "Газете" произошло ее первое столкновение с трагедией. Ей тогда исполнилось двадцать пять, и как самого молодого сотрудника ее послали в 1952 году в саутвильский Загородный клуб сделать репортаж о самоубийстве Джона Сэйра. Она захватила фотоаппарат и записную книжку. Когда она появилась на берегу за зданием клуба, там все еще лежало тело мистера Сэйра. Сара сделала снимки полицейского, официанта, обнаружившего труп, Бонни Сэйр и Грема Вильямса и, наконец, уняв спазмы, сжимающие желудок, сфотографировала мертвого адвоката. Джой Клетцки, по прозвищу Гвоздь, потому что до того, как стать полицейским, он двадцать лет проработал плотником, стоял неподалеку на берегу, положив руки на большой толстый живот, и рассказывал о мальчике, которого звали Джон Рэй, мальчике, который утонул на этом месте четыре дня назад… Клетцки было шестьдесят три года, через два года он ушел на пенсию, а через три покончил с собой. Череп Джона Сэйра раскололся, мозги вытекли на землю, лицо почернело. Сара сделала фотографию, потому что этого требовал редактор, но ей не хотелось даже смотреть на него. Она обошла тело, чтобы поговорить с Бонни Сэйр, которую поддерживал Грем Вильямс. Ночь была жаркой и влажной. На рубашке Вильямса под мышками выступили огромные пятна пота.
– Не сейчас, Сара, – мягко сказал он и этим заслужил ее уважение. А потом вызвал даже некоторое расположение, сказав:
– Завтра мы, наверное, пойдем в офис Джона. Может быть, вы могли бы встретиться там с нами? Бонни не в состоянии сейчас о чем-нибудь говорить.
И она пошла в офис и в телефонной книжке записала имена: Принц Грин, Бейтс Крелл.
Работы в газете становилось все больше, и роль Сары в деятельности округа Патчин становилась все более важной – Сара была целеустремленной и полностью преданной своему делу. Когда бывала закончена работа в "Газете", она охотно посещала встречи женщин-специалистов, работающих в газетах и журналах, вечеринки, посвященные созданию какого-либо фонда, и благотворительные балы… Дело в том, что за те тридцать лет, что прошли с того момента, когда она пыталась сфотографировать тело Джона Сэйра, Сара стала обязательной частью социальной и профессиональной жизни округа Патчин.
Она отодвинула от себя машинку, еще раз пробежала глазами напечатанную чепуху и вздрогнула. "Голые пловцы" – эти слова вновь бросились ей в глаза. Она видела маленьких О'Хара так, словно знала их. Томас улыбался, а крошка Мартин сердито хмурился, волнуясь из-за очередных перипетий "Звездных войн". Сара подошла к одному из столов, стоящих в офисе "Газеты", и взяла обычный карандаш и бумагу.
– Спокойной ночи, миссис Спрай, – попрощался Ларри, журналист, который уходил домой, и отдал ей позвякивающую связку ключей. – Вы последняя остались сейчас… проверьте, когда будете запирать.
– Я не забуду, Ларри, – ответила она. – Спокойной ночи.
Ларри вышел, открыв входную дверь, на Мэйн-стрит, и Сара оглядела пустой офис. Она задумчиво постукивала карандашом по столу. Что-то произошло с ней.., что-то произошло с целым городом, но странное состояние, охватившее ее, может стать инструментом, который поможет определить, что же действительно нанесло удар Хэмпстеду.
"Неразборчивая писанина, – написала она на бумаге или, во всяком случае, надеялась, что написала. – Похоже на дислексию.
Что могло бы послужить причиной этого? Другие симптомы: тяжелая голова, звон в ушах – у некоторых раздваивается зрение. Усталость. Эта болезнь общая для всего города. Расстройство функций мозга ?
Солнечные пятна ?
Ядерная утечка – лучевая болезнь ?
Химическое воздействие?
Распространение химикатов, возможно, в результате дорожной аварии?"
Она еще раз проглядела перечень, который набросала на листке, кивнула и, проведя под ним две толстые жирные линии, набросала вторую колонку:
"Что знаем о предыдущей истории – истории города.
Предыдущие массовые убийства. Было ли такое?
Предыдущие самоубийства детей. Были ли?
Необходимы связи, а также сведения по м.у, и д.с.".
Сара поднесла листок к самому лицу и внимательно перечитала каждое написанное слово. Вместо "массовых убийств" получились "маковые убийства". Она исправила предложение. Все остальное выглядело именно так, как она и хотела написать, что лишний раз подтверждало, что письмо от руки и в более медленном темпе в большинстве случаев решает проблему.
Она решила потратить немного времени, чтобы проверить еще раз второй столбец; это было характерно для нее: если что-то не получалось, она умела сконцентрироваться на чем-нибудь еще, до тех пор пока то, что она хотела сказать, не складывалось само по себе. Сара очень внимательно приглядывалась к вещам – это было принципом ее жизни. И сегодня вечером ей повезло: газета, в которой она работала, издавалась в Хэмпстеде с 1875 года; тогда она имела вид маленькой двухстраничной брошюрки, а до того вообще представляла собой большой лист бумаги, на котором текст печатался только на одной стороне. (В 1873-м и 1874-м в Хэмпстеде вообще не издавались никакие газеты, но Сара не знала об этом.) Ранние издания, начиная с номера, вышедшего 3 января 1965 года, копировались на микропленку.
В 1968 году старый наборщик по имени Билл Биксби в качестве личной инициативы начал составление гигантского рукописного указателя всех выпусков "Газеты". Биксби работал по ночам, уик-эндам и выходным – по-видимому, это стало основным делом его жизни. Даже после того как наборщик вышел на пенсию, он все равно продолжал каждый день приходить в редакцию, чтобы работать над указателем.
Он очень гордился тем, что создал. Сара вспомнила, как однажды он сказал ей, что в этом указателе собраны такие сведения о Хэмпстеде, о которых никогда не знала ни она, ни Стен Блокетт; и действительно, в указателе рассказывалось о Хэмпстеде несравнимо больше, чем рассказывалось о нем в самой "Газете".
В настоящее время существовало две копии указателя Биксби: одна находилась в Хиллхэвене в Историческом обществе Патчина, а вторая в редакции, в комнате с микропленками, на полке над проектором.
Указатель в редакции называли просто "Биксби". И если журналисту нужно было сделать статью о необходимости сохранения болотистых местностей и о том, как городские власти относятся к проблемам осушения, Блокетт советовал ему "заглянуть в Биксби". Старый наборщик заслуживал доверия.
Сара прошла в комнату, расположенную в дальнем конце здания, включила свет и сняла с полки тяжелый том "Биксби". Она положила его на стол и листала до тех пор, пока не добралась до буквы "У". Перевернув еще несколько страниц, она наконец нашла столбец с заголовком "Убийства".
Сара окинула его взглядом, поначалу он показался ей длиннее, чем она ожидала, но тут Сара обнаружила, что большинство статей в основном имеют отношение к трем датам.
Первая группа рассказывала о событиях 1898 года, вторая – о происшествиях осени 1924-го, третья приходилась на сентябрь 1952 года.
Видимо, это был "вклад" Биксби в историю города, потому что в 1952 году в Хэмпстеде не было никаких убийств.
Иногда старый наборщик использовал указатель, чтобы сделать некоторые заключения, которых никогда не делала газета. Если, например, вы просматривали раздел "Фонды, незаконное присвоение…", то приводилась ссылка на статью о начале работ по расширению шоссе номер 7, в которой рассказывалось о том, в какую кругленькую сумму обошлось городу строительство. Вторая ссылка указывала на заметку, повествующую о том, что строятся новые трибуны на крытом стадионе на Рекс-роад. В обеих статьях фигурировало одно и то же имя подрядчика и упоминалось, что он приходится братом известному члену городского управления. Далее еще один указатель приводил к маленькому сообщению светской хроники, в котором рассказывалось, что этот член городского управления недавно за триста тысяч долларов приобрел новый особняк. Это и был тот вид непрямых комментариев, благодаря которым "Биксби" содержал больше данных о жизни Хэмпстеда, чем сама газета.
Сара поставила в проектор катушку микрофильма. Она прокручивала ее до тех пор, пока не увидела первую полосу первого выпуска "Хэмпстедской газеты", затем сфокусировала изображение так, чтобы можно было различить даты, не напрягая зрение и не прищуриваясь, после чего начала листать страницы, пока не дошла до 1898 года.
"Житель Хэмпстеда обвиняется в смертях в Вудвилле", прочла она. Тремя номерами позже была опубликована статья под заголовком "Тайная жизнь Грина: разврат после семинарии". И шестью месяцами позднее – "Грин приговорен".
Из помещенных в газетах статей следовало, что Робертсон Грин совершал убийства проституток в Норрингтоне и Вудвилле.
Следующая статья касалась фермера, жившего на окраине Олд-Сарума и зарубившего топором свою жену. Сара не стала делать заметки об этом случае; она извлекла катушку из проектора и вставила следующую. Теперь она перенеслась в лето 1924 года. "Газета" изменилась, стала больше, и шрифт читался значительно легче. На первой странице по-прежнему публиковалось много рекламы и объявлений, но уже появились фотографии и рисунки.
В экземпляре, включенном Биксби в указатель, на первой странице были напечатаны фотографии женщин – трех женщин, найденных мертвыми на болотистом западном берегу реки Наухэ, Тен в первую неделю лета. "Волна смертей продолжается" – гласили крупные черные буквы заголовка статьи, помещенной в номере газеты от 21 июня 1924 года.
"Другая жертва?" – вопрошал заголовок от 10 июля, и под ним помещалась фотография женщины по имени миссис Делл Клейбрук. Миссис Клейбрук исчезла из своего дома вечером 8 июля. "И еще одна?" – опять волновалась "Газета" от 21 июля. Под заголовком была напечатана фотография дерзкого, с пренебрежительно вздернутым носом лица миссис Артур Флетчер, которая также исчезла из дома, в то время как ее муж находился в Нью-Йорке. "Шестая жертва?" – спрашивала "Газета" у читателей 9 августа. Миссис Клейбрук и миссис Флетчер все еще числились в пропавших без вести, когда Гораций Вест, вернувшись домой из поездки на мельницу на Фолл-Ривер, обнаружил необъяснимое исчезновение жены Дейзи. Два дня спустя Дейзи Вест все еще отсутствовала, и мистер Вест, явившись в полицейский участок, обвинил начальника полиции Клетцки в бездействии. Начальник полиции Клетцки был вынужден применить к крайне возбужденному мистеру Весту меры физического воздействия. Ни один из участников конфликта не возбудил судебного дела против другого.
Следующая включенная в указатель статья совершенно сбивала с толку, так как она не имела ничего общего с убийствами. Это было небольшое сообщение на шестнадцатой странице относительно конфискации рыболовного судна, принадлежащего мистеру Бейтсу Креллу. Совершенно очевидно, что мистер Крелл покинул Хэмпстед весьма внезапно; как намекала статья, как раз перед тем как кредиторы собирались упрятать его в тюрьму.
"Бейтс Крелл? – подумала Сара. – Так, так…" Давал ли Биксби понять, что Крелл был последней жертвой неизвестного убийцы 1924 года? Сара полагала, что так оно и было, но она никак не могла понять, почему имя этого незадачливого рыбака казалось ей таким знакомым.
Когда Сара добралась до номеров газеты за 1952 год, включенных Биксби в указатель, она обнаружила свою первую серьезную статью, написанную для "Газеты": "Джон Сэйр покончил с собой". Здесь же были две фотографии, сделанные ею в тот ужасный день: рыдающая Бонни Сэйр, закрывшая лицо затянутыми в перчатки руками, и задний двор Загородного клуба – небольшая полоска комфортабельно оборудованного пляжа.
Да, все так! Но при чем здесь убийство? Эта статья, без всякого сомнения, должна находиться в разделе "Самоубийства". В "Биксби" так много разделов, почему же он поместил этот совершенно ясный случай под рубрикой "Убийства"?
Никто никогда не предполагал, что кто-то, кроме самого Джона Сэйра, лишил его жизни. Сара машинально перелистала страницы, дошла до раздела "Самоубийства" и проверила даты – так и есть, здесь она и находилась, эта статья.
Она взглянула на сделанные заметки. На левой стороне желтого листка отдельно от более подробных описаний ее рукой было написано:
"1898, Р. Грин.
1924, второй случай массовых убийств,
(исчез Б. Крелл)".
Теперь она добавила:
«1952, Дж. Сэйр (?)».
И под этим:
«1980, Фрайдгуд, Гудолл и др.».
И, глядя на эти краткие заметки, она вспомнила… Она вспомнила, как стояла в офисе Джона Сэйра, а его жена и секретарша в это время рыдали в объятиях друг друга; она вспомнила, как подошла вместе с Гремом Вильямсом к столу адвоката и они увидели нацарапанные в блокноте фамилии: Грин и Крелл. Рассказывала ли она об этом старому Биксби, расспрашивала ли его об этих людях? Сара не могла припомнить, но, во всяком случае, Биксби поместил их в указателе вместе. Убийца проституток, сбежавший из города рыбак (возможно, убитый) и респектабельный адвокат – какая связь может быть между ними? И какая связь может существовать между ними и событиями, происходящими в Хэмпстеде в 1980 году?
Сара обвела имена и даты кружками и выпрямилась в кресле перед проектором. Она заметила, что между каждым из инцидентов прошло приблизительно тридцать лет. За исключением периода 1950 – 1952 годов, каждые тридцать лет в Хэмпстеде возникала серия убийств. Да нет, не совсем так, поправила она себя, ведь Грин совершал убийства в Норрингтоне. Таким образом, убийства вблизи Хэмпстеда или в самом Хэмпстеде случались на протяжении жизни каждого поколения.