Страница:

• << Первая
• « Предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• Следующая »
• Последняя >>

Мария Стрельцова
Мертвая невеста

   Настоящий оптимист даже
   на кладбище вместо крестов
   видит плюсы.

http://venetzia.livejournal.com/ и http://zhurnal.lib.ru/s/strelxcowa_m_e/
   E-mail: streltsova@gmail.com

   Если вы не хотите платить карточные долги —
   положите фотографию кредитора в гроб к
   покойнику, и ему тут же станет не до вас.

«Энциклопедия юного картежника».

   Текутьевский некрополь — единственное в Тюмени «правильное» кладбище.
   Невдалеке от центрального входа стоит маленькая церквушка, деревянная и облезлая, да только на других кладбищах и такой нет. Внутри бедненько, тесно, на полу постелены домотканые половички, а священник глуховат и любит выпить.
   Самоубийц тут рядом с честными христианами не хоронят — пожалуйте за оградку.
   Я дремала, пока меня несли к могиле. Гроб пах сосновой стружкой и новой тканью. Немного жали туфельки от Гуччи, что Олеся, моя сестра, в порыве щедрости одела на мое тело. Пока несли по освященной кладбищенской земле — гроб ощутимо нагрелся, мысли заволокло туманом, руки-ноги стали чугунными, я аж забоялась, что днище не выдержит такой тяжести и проломится. Вынесли за оградку — наваждение спало.
   Как сквозь плотный ватный кокон до меня доносились рыдания, да такие громкие да искренние, что даже приятно было. «Сколько раз говорила — вот умру, и вы тогда поплачете, все не верили», — с удовлетворением думала я.
   — Покойся с миром, Алена, — донеслось до меня окончание надгробной речи.
   «Да не дождетесь», — сонно подумала я.
   Днище гроба сильно ударилось об землю, мое мертвое тельце подпрыгнуло внутри. От возмущения я даже слегка проснулась. «Не дрова везете, — злобно думала я. — Где вас учили — разве можно так с дамами обращаться?»
   — Витек, — донесся хриплый голос. — Вроде криво гроб лег? Чё, поправить?
   — Да мертвячке не все ль равно?
   «Меня зовут Алёной, какая я тебе мертвячка!!!», — думала я, все больше злясь.
   Тонкий Олеськин вскрик, что-то глухо стукнулось об крышку гроба, и мужской голос, от которого у живых девчонок наверняка подгибаются коленки:
   — Девушка, осторожнее. Что ж вы прямо на край подошли, а если б упали?
   — Кто-нибудь помог бы выбраться, — всхлипнула сестра.
   — Примета нехорошая.
   — Да неужто мне Алёнка что худого сделает?
   «Напрасно ты так уверена», — пакостно усмехнулась я.
   — Она мертвая. А значит, все привязанности к живым в ней умерли.
   «И ты напрасно такое говоришь», — фотография Андрея ровно холодила мой затылок.
   Лежа в кромешной тьме, я с беспокойством вслушивалась, как на крышку гроба с глухим стуком падает земля. Как же я выйду? Ну Олеська, не могла сообразить, что мне такая глубокая могила совсем не нужна! Ведь понимала, что делает, когда засовывала самоубийце в гроб фотографию. И не зря ты не дала обрядить меня в дешевую покойницкую одежду — нет, я красовалась в закрытом платье из дымчато-серых кружев и в туфельках от Гуччи.
   Вскоре толстый слой земли надежно укрыл меня от мира живых. Пропали звуки и запахи, и я равнодушно подумала: «Вот и все».
   Меня похоронили.
   Я вслушалась в могильную тишину, и с неким удивлением осознала — тут уютно и безопасно. Комфортно. Пришло ощущение, что эта могила — мой дом, мой надежный союзник, который не предаст.
   Поплотнее закрыв глаза, я уснула, пережидая день. Могила обернула меня земляным пуховым одеялом, качала и баюкала, словно нежная мать. Я чувствовала, как червячки осторожно тычутся в крепкие доски, сокрушенно качают головой и отползают прочь. Да, милые, не с вашим счастьем полакомиться моим юным телом.
   А лишь только на небо выкатилась луна и коснулась серебряным лучом моей могилы, я поняла: «Пора». Фотография любимого как-то особенно сильно сковывала затылок льдом, требуя от меня действий.
   «Пора», — согласилась тьма, и я встала из могилы. Крышка гроба легко откинулась, земля вытолкнула меня снова в мир живых. Немного поколебавшись, я в первый раз в смерти открыла глаза и посмотрела вокруг.
   Тихо шуршали в траве букашки, в углу кладбища спал на лавочке какой-то пьянчужка. Вдали тускло светились окна церкви.
   «Ну что ж, поиграем», — лениво подумала я. Ужасно хотелось есть. И одновременно — ощутить в себе жизнь, хоть как-то.
   Внезапно вспомнилось, что Олеська что-то уронила на гроб перед тем, как меня закопали. Ну-ка, посмотрим, что там сестричка мне подарила. И я, встав на колени, опустила руку в могильную землю. Пошарилась в ней — и в ладошку легла какая-то коробочка. При лунном свете оказалось, что мобильник.
   Отлично. Сестра у меня большая умница.
   И тогда я набрала номер телефона, услышала родной голос и тепло сказала непослушными губами:
   — П-поздравляю, любимый.
   — Это кто? — настороженно спросил он, отказываясь верить в то, что это — мой голос говорит с ним. Я. Которую сегодня похоронили.
   Слышно было, что у него шумно. Музыка, нетрезвые выкрики. У моего любимого парня сегодня свадьба, знаменательное событие.
   А у меня похороны.
   — Как кто? Алёна это, н-не узнал, что ли?
   На миг у него явственно пропал дар речи, наступила гнетущая тишина. Я чувствовала его ужас, чувствовала, как на миг его сердце дало сбой — и бессознательно прижала трубку сильнее, впитывая его страх.
   — К-козленочек мой, ку-ку, — ласково позвала я.
   — Ну и шуточки у вас, — выдохнул он и бросил трубку.
   Я удовлетворенно улыбнулась.
   Узнал ты меня, милый, ох как узнал… Хоть и косноязычна теперь моя речь, но голос все тот же.
   Отряхнув платье и вычесав руками из волос комочки земли, я направилась ко входу на кладбище. С неудовольствием отметила, что у меня походка как у пьяного матроса. И туфли немилосердно жали, и ноги сгибались с трудом.
   Едва я сунулась в ворота, как кожу тут же немилосердно ожгло, я отскочила и зашипела разъяренной кошкой. Села на корточки, тщательно облизнула раздвоенным язычком обожженную руку, кляня себя за забывчивость: на кладбище земля освященная, и мне туда ходу нет.
   Крадучись, я добралась вдоль ограды до того угла, где спал пьянчужка. Посмотрела на него и позвала:
   — Иди сюд-да.
   Ветер отнес мой шепот к нему, влил в его уши, и он встрепенулся, с трудом поднял кудлатую голову.
   — Ид-ди сюда, — снова прошептала я, досадуя на то, как трудно мне дается речь.
   — Зачем? — хрипло отозвался он, недоуменно смотря на меня.
   Нежно улыбаясь, я расстегнула верхнюю пуговицу. Потом вторую, третью — ах, а про бюстгальтер-то Олеся и не вспомнила…
   — Ид-ди-и сюд-да…
   — Слышь, девка, замерзнешь ведь, — забеспокоился бомж. — Вон уж, заикаться начала.
   — А т-ты под-дойди и согрей, — ласково предложила я, раздвигая в стороны ткань.
   — Да что я, баб не видел? — отозвался он, равнодушно глядя на меня. — Ты б мне бутылку показала — мигом бы прибежал.
   — Вот т-так Россия и вырождается, — горько сказала я, застегивая пуговички.
   Бомж уронил голову на лавочку и блаженно захрапел, не зная, что только что чудом остался жив.
   На миг я прикрыла глаза, лелея свою злобу к нему. Никчемный человечишко, да будь я жива — я бы на тебя и не посмотрела. И пусть он меня интересовал исключительно с гастрономической целью — все равно было неприятно чувствовать себя отвергнутой.
   «Еще встретимся», — мысленно пообещала я ему и пошла прочь от кладбища.
   Ноги все так же шли с некоторым трудом, трупное окоченение давало о себе знать, но я не беспокоилась — ночь длинна. До рассвета я успею навестить любимого, ведь не могу же я пропустить такое событие — его свадьбу. Такое у большинства людей бывает всего раз в жизни.
   Как и похороны.
   Фотография Андрея в моем гробу даже на расстоянии питала горечью и болью, придавая силы.
   Мне не надо было смотреть на нее, чтобы вспомнить, как он выглядел. Ничего особенного на первый взгляд — русые волосы, правильные, но какие-то незапоминающиеся черты лица. Средний рост, намечающееся брюшко, старше меня на три года. Однако в нашем банке все девицы вздыхали по нему. «Андрей Крылов — это нечто», — задумчиво поведала мне Светка-бухгалтерша в первый же мой рабочий день. Я лишь скептично хмыкнула. У меня за плечами — титул «Мисс Университет» и «Мисс Тюмень», поклонников столько, что глаза разбегаются. Разумеется, власть и богатство манят, и только потому Андрей Крылов в банке своего отца — первый парень на деревне. Так я думала тогда, потому что никогда не любила мажориков.
   А через неделю он заглянул в наш филиал. Я помню, как подняла голову от монитора и натолкнулась на его изумленный взгляд. Помню, что сразу поняла, что это и есть Андрей Крылов — такая от него харизма исходила, что сразу вспомнилась Светкина характеристика. Да, он действительно был особенным.
   Он влюбился в меня с первого взгляда, он оплел меня собой, словно корнями — ну разве я могла сопротивляться такому напору? Мое самолюбие купалось в лучах его обожания, и это было чертовски приятно — что меня настолько любят и добиваются.
   Идиллия длилась полгода, и этого хватило, чтобы он пророс в моем сердце, заполнил мои мысли и стал не то что любимым — бесконечно родным. Он стал даже поговаривать о свадьбе, но я и так понимала, что это неизбежно и то, что я его невеста и будущая жена.
   Все было настолько стабильно, что я не поверила ушам, когда он однажды пришел с работы, взял мои руки в свои и сказал: «Алена, я полюбил другую. Извини». Я не заплакала — я рассмеялась, настолько это нелепо звучало. Я еще не знала, что с этого момента моя жизнь превратится в ад.
   Сердце-оно глупое. Андрей меня разлюбил, а я не смогла. И я звонила ему, унижалась, ждала у подъезда. Все понимала, но выбора у меня не было — без него мне просто жизнь была не мила.
   Олеська злилась. Кричала, что у меня таких Андреев куча будет — только пальчиком помани. А я лишь печально улыбалась — что она понимает? Любовь — она в жизни одна…
   Три дня назад она пришла и злорадно сообщила, что женится мой ненаглядный, свадьба в пятницу. Я недоверчиво посмотрела на нее и позвонила Андрею.
   «Что ты ко мне привязалась?» — как обычно орал он.
   «Я тебя люблю», — спокойно отвечала я.
   «Так разлюби, черт бы тебя побрал!!!»
   «Любовь — она в жизни одна, — изрекала я, — скажи, ты правда женишься?»
   «Да», — сухо ответил он, и у меня в сердце что-то оборвалось.
   «Андрюшенька, любимый, не делай этого, пожалуйста, я ведь без тебя жить не могу…», — забыв о достоинстве, я скулила как побитая собачонка, обезумев от боли.
   Свадьба — это все, конец всем надеждам. Это приговор.
   «Знаешь, это твои проблемы», — грубо ответил он и бросил трубку.
   «Надеюсь, теперь ты одумаешься», — зло сказала мне Олеська, попрощалась и пошла к себе домой.
   Я закрыла за ней дверь, подошла к зеркалу и внимательно всмотрелась в отражение. Отстраненным взглядом я глядела на точеные черты лица, перебирала руками длиннющие бледно-золотые волосы — красиво, как же красиво… Мне часто говорили, что я похожа на сказочную принцессу. Это был не приступ нарциссизма — всего лишь практические сожаления о том, что такая красота — и никому не достанется. Наверняка есть на свете кто-то, кто меня бы любил всю жизнь и лелеял, только вот проблема — у меня сердце истекает кровью. У меня травмы, несовместимые с жизнью.
   Оторвавшись от зеркала, я порылась в бабулиной аптечке, Царствие ей небесное. Она у меня сердечница была, и потому я надеялась найти нечто подходящее и для моего бедного сердца. Клофелин, нозепам — отличный выбор! Посмотрела на свет — пузырьки темно-коричневого стекла были наполовину полны. Мне хватит.
   Я делала это не по глупости. Мой ум не затмевала истерика и обида. Было очень четкое осознание, что из моего сердца вырвали с мясом что-то очень важное, приросшее, родное. И что с такими травмами — не живут. Потому что боль, что разлилась тогда в моей душе — перенести было невозможно.
   «За твою свадебку, любимый», — нежно улыбнулась я и выпила горсть таблеток. Запила прямо из-под крана, расчесала волосы и легла спать.
   А когда я слегка проснулась — Олеська с опухшими от слез глазами засовывала мне в гроб фотографию Андрея.
   Спасибо, сестра, ты всегда у меня была умницей, вот только с туфельками на размер ошиблась.
   Кованые ворота, что окружали особняк Андреева отца, были по случаю свадьбы раскрыты настежь. Я внимательно огляделась — народа во дворе было достаточно много, чтобы на меня не обращали внимания. Да и в доме, судя по теням на шторах, было не протолкнуться.
   Занавесив лицо волосами и низко наклонив голову, я прошла через двор и, немного помедлив, шагнула в дом.
   Огромные часы в холле показывали два ночи. Гости были основательно пьяны. Отлично — моя речь и походка тут не вызовут вопросов.
   — Нев-веста с женихом еще т-тут? — спросила я у какой-то девицы.
   — Чего? — вытаращилась она на меня бессмысленные глаза, в которых явственно плескался коньяк.
   — Под-дарок хочу вручить, — терпеливо разъяснила я, кляня неповоротливый язык. — Брачная ночь у них как, еще н-не началась?
   — Не, там еще, — махнула она в сторону зала.
   Я подошла к огромным дубовым створкам, приподнялась на цыпочки и увидела его. Любимый мой как ни в чем ни бывало сидел во главе стола, целовал невесту, улыбался, и нисколько не печалился по мне.
   Видать, он уже отошел от шока после моего звонка, решив, что это была всего лишь чья-то глупая шутка.
   Зря.
   — Хотите что-нибудь выпить? — раздалось у меня за спиной.
   Я резко обернулась — но то была всего лишь официантка, милая девушка в белом накрахмаленном фартучке. В руке у нее был поднос с бокалами.
   — Коньяк, водка, мартини, — улыбалась она.
   Я наклонилась, понюхала бокалы и отшатнулась. Мерзость-то какая.
   — Горячий ч-чай, — буркнула я. — С сахаром и лим-моном.
   — Минутку, — кивнула она и исчезла, чтобы через пять минут появиться с чашкой чая.
   Я осторожно приняла у нее изящную расписную чашечку, обхватила ладошками, грея об нее мертвые руки — и осторожно пошла сквозь толпу. Было очень забавно, то что я, мертвая, нахожусь среди живых — а они и не подозревают об этом. Что в любой другой ситуации мое лицо вызвало бы внимание — а тут меня просто считают нетрезвой. Как и все остальные.
   Усевшись на стул позади жениха и невесты, я принялась пить обжигающий чай и прислушиваться.
   — Андрей, — шептала невеста, — слушай, я уже спать хочу так, что просто ноги не держат.
   — Так какие проблемы? Пошли в спальню.
   — Ну конечно, мы двух шагов не пройдем, как тут же начнутся пошлые шуточки.
   — Нормальная традиция на свадьбах, Ларис, ты чего?
   — Не, давай лучше по другому. Я сейчас выйду, а ты приходи минут через двадцать, никто и не поймет.
   — Глупенькая ты у меня, — вздохнул он. — Ладно, иди.
   Вот это собственническое «у меня» здорово резануло душу.
   Невеста ушла, я было привстала, чтобы идти за ней, но потом решила — куда торопиться? Есть дела поважнее. Например, допить этот восхитительный чай, который так славно согревает мою застывшую кровь.
   На стул невесты нагло шмякнулась Светка-бухгалтерша и мрачно заявила:
   — Андрей, какой же ты подлец…
   «Тонко подмечено», — согласилась я, блаженно попивая чай.
   — Света, ну давай не сейчас, гости ж могут услышать, — поморщился любимый.
   — Да кто? Все уж перепились, не до того. Впрочем, знаешь что? Меня всю свадебку подмывает встать и все всем рассказать.
   — Дура! — резко бросил он. — Только попробуй!
   — А что ты мне сделаешь? — усмехнулась она. — Ну, потом может быть и ударишь, с тебя не заржавеет. Папашка твой уволит. Только Лариска-то точно от тебя сбежит, когда узнает про меня. Такой удар — и прямо на свадьбе!
   — Светка, тише, — зашептал Андрей. — Ну как ты не поймешь — тут интересы семьи, у Лариски отец — шишка из Газпрома, не маленькая, должна понимать. А между нами все будет как прежде, поняла?
   — Знаешь что… Надоели мне твои выверты. То ты с этой Аленой спутался, то и вовсе жениться решил. А я что, в вечных любовницах на вторых ролях должна ходить?
   — Да какие вторые, коль они уходят и приходят, а ты всегда при мне?
   — Потому что скандалов не устраиваю, — усмехнулась она. — Знаешь, ты меня конечно извини, но я все же испорчу тебе свадебку. Душа требует.
   — Светочка, — панически зашептал Андрей. — Котеночек, ты чего? Я ж одну тебя люблю! Ты ж у меня вся такая сладкая, как бы и откусил. Весь вечер на тебя смотрю, любуюсь.
   — Да что вы говорите? — ехидно улыбнулась Светка, но в голосе ее явственно слышались довольные нотки.
   — А ты разве не знала, что я по тебе с ума схожу?
   «Гад», — мрачно подумала я. Хоть бы репертуар менял, мне он примерно то же самое говорил.
   Светка помолчала, после чего холодно спросила:
   — Слушай, Андрей, а тебе самого-то не коробит? Ты мне говоришь такое, а потом пойдешь в спальню, чтобы заниматься любовью с другой женщиной. Ей тоже будешь говорить, что любишь-с ума сходишь?
   Я одобрительно покивала. Умная Светка баба, что и говорить. Не дала себя лестью опутать.
   — Хочешь, докажу, что ты мне важнее ее? — зашептал любимый.
   — И как же?
   Он пошарился в карманах, в ярком свете блеснул металл.
   — Вот тебе ключ от моей комнаты. Иди туда, только осторожно, чтобы никто не видел. Этой ночью ты будешь на первых ролях, ясно?
   — Интересное предложение, — протянула она, вставая.
   — Я буду минут через пять, поторопись, — шепнул ей Андрей напоследок.
   «Чем больше я узнаю о живых, тем больше мне хочется сделать их мертвыми», — меланхолично подумала я, поставила пустую чашечку прямо на пол и пошла к невесте. На этот раз я шла легко, чай разогрел мое окоченевшее тело.
   Совсем недавно я жила в этом доме и потому знала, куда идти. Наверняка молодым отдали под первую брачную ночь летний домик — крошечный, но изящный особнячок слева от основного корпуса. Никаких соседей, прислушивающихся за стеной. Идеальное место для новобрачных.
   Крадучись, я добралась до домика — так и есть, окна в спальне горели. Прошла сквозь незапертые входные двери, подошла к опочивальне, и только подняла ногу, чтобы пнуть тяжелые створки, как меня обуял приступ воспитанности.
   На мой деликатный стук в дверь невеста тут же отозвалась:
   — Кто там?
   Ах, сколько же было в ее голосе надежды и нежности… Что войдет сейчас любимый, обнимет, поцелует, сказку на ночь расскажет. А это всего лишь свежевыкопавшаяся покойница.
   — Алёна, — глумливо усмехнулась я и вошла в спальню.
   О, как она задохнулась от ужаса, увидев меня. Как же отхлынула кровь с ее лица, перекосившегося в гримасе…
   — Ты же умерла, — выдавила она, еще пытаясь своим умишком опровергнуть факт, что я — и вдруг тут.
   — Умерла, — кивнула я и горечь затопила меня. — А знаешь почему я умерла, ты, тварь ползучая?! Потому что ты у меня его украла! Это я должна была выходить сегодня замуж, понимаешь — я!
   — Он сам выбрал, — пискнула она.
   — Да мне без разницы, — я уже дошла до кровати, на которой она лежала в ожидании моего любимого и склонилась над ней. — Это несправедливо, понимаешь? Я буду гнить в земле, а вы будете жить-поживать да детей наживать.
   — Что ты от меня хочешь? — прошептала она.
   Я заглянула в ее глаза, в которых плескался смертельный ужас, и ласково сказала:
   — Всего лишь послушать, как бьется твое сердце, — и я отодвинула тонкую ткань ее сорочки, скользя мертвой рукой ниже, к сердцу. Живому сердцу.
   Я чувствовала, как стекает с ладони могильный холод на ее кожу. Видела, как закипает ужас в ее глазах, слышала, как она пыталась закричать, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип.
   О, как же мне нравился этот ее ужас, я впитывала его и наслаждалась им, словно изысканным лакомством. Медленно облизнувшись, я приблизила к ней свое лицо, и она не выдержала. Последний всплеск ужаса — и глаза ее закатились, остекленели, напряженное тело резко обмякло.
   Всего лишь обморок. Конечно, я бы предпочла ее задушить своими руками. Чтобы она умерла, глядя мне в глаза, хотелось до последней капли выпить весь ее страх, однако я, даже умерев, не стала идиоткой. Мне ни к чему явно насильственная смерть. Милиция, разбирательства, еще ни дай бог до эксгумации дело дойдет. Нет, я хотела тихо всем отомстить и после этого спокойно и комфортно почивать в своей могилке.
   В ванной меня поджидала неудача. Аптечка была полна, да только лекарства в ней были слишком безобидны. Нахмурившись, я сунула руку под раковину, ощупала — так и есть! — полиэтиленовый пакетик был приклеен на своем обычном месте. Еще когда я тут жила, то обнаружила, что именно так прячет героин Костя, беспутный брат Андрея.
   О своем открытии я никому не сказала, посчитав глупым ссориться с будущим родственником. Порошка оказалось много, примерно с чайную ложку. Неторопливо приготовила раствор, набрала в шприц и спокойно впрыснула его невесте в вену.
   — Все, покойся с миром, — пробормотала я и небрежно спихнула так и не очнувшуюся девицу с кровати.
   Потушив ночник и сняв платье, я залезла под одеяло. Андрей задерживался. Текли минуты, в полуметре умирала невеста, а я равнодушно глядела в темноту и ждала.
   Он явился минут через сорок, может, чуть больше — видать, Светка оторвалась вволю.
   — Котеночек мой, ты тут ? — игриво пробасил он с порога.
   — Я уже в постели, — прошептала я, скрывая свой голос.
   — Умная у меня жена! — похвалил он и принялся лениво раздеваться.
   — Свет не включай и быстрей ко мне, — снова шепнула я.
   — Сейчас, — невнятно пробормотал он, борясь с застежками. Наконец он молодецки ухнул, запрыгнул ко мне в кровать и руки его жадно зашарили по телу, губы принялись целовать: — Ларуська, ты чего такая холодная? Ну да мы тебя сейчас согреем, сейчас-сейчас… Слушай, а чем это от тебя пахнет?
   — Могилой, — сказала я своим обычным голосом.
   — А, могилой, — деловито отозвался он. — Ну и шуточки у тебя, Ларуська.
   — А я не Ларуська, — прошипела я. — Забыл Алёну?
   Он замер. Нетрезвый ум никак не мог сообразить, что случилось. Рука его провела по спине, наткнулась на длинные волосы, и он раздумчиво согласился:
   — Точно не Ларуська, у той волосы покороче. А где жена моя?
   — Там, — я небрежно спихнула его прямо на девичье безжизненное тело и, протянув руку, включила свет.
   Он мигом протрезвел и тонко, по-бабьи завизжал. О, сколько ж в этом крике было неизбывной муки, сколько ж было страдания и ужаса. Изысканнейшее блюдо, которое следовало смаковать, но пришлось концерт прервать — могли услышать.
   — Заткнись! — рявкнула я и метнула в него вазу с фруктами.
   Он замолчал, но ненадолго. Принялся отплевываться и жалко скулить:
   — Господи, и я это целовал, Господи-и… То-то я сразу почуял — мертвечиной пахнет…
   Я встала с кровати — и он задохнулся от ужаса.
   — Это что? — простонал он, указывая на безобразный шов, что рассекал мое туловище надвое.
   — Патологоанатом в морге разрезал меня и вытащил все внутренности, — любезно пояснила я, надвигаясь на него.
   — Какой кошм… — начал он, но тут же спохватился. — Аленка, ну не при жене, не при ней, она ж только спит, хоть и нетрезвая, а вдруг проснется?
   Дрожащей рукой он впился в руку Ларисы, выставил ее перед собой, словно это могло меня остановить. Я коснулась ее и равнодушно произнесла:
   — Она уже мертва и ей глубоко без разницы.
   Он мгновенно бросил безжизненную кисть, вытер руку об ковер и внезапно как-то криво улыбнулся.
   — Алёна, у тебя такая талия зато стала, тебе ужасно идет.
   — Правда? — подняла я бровь.
   — Аленочка, котеночек ты мой, — вдруг горячо заговорил он, клацая зубами от ужаса. — Я ж тебя одну любил, как ты не поймешь? На Лариске мне пришлось жениться в интересах семьи, у нее папаша из Газпрома. Но я же тебя бы не бросил. Да ты сама посмотри — ну как ты можешь с ней сравниться? К тому же мне никогда брюнетки не нравились.
   Я внимательно посмотрела на девочку, которую я только что убила. Высокая, с потрясающей фигурой и силиконовой грудью, тонкие черты лица, темные волосы до плеч. Молоденькая, лет восемнадцать, совсем ребенок.
   — Конечно я лучше, — самодовольно тряхнула я золотистыми локонами.
   — А я тебе про что? — обрадовался он, решив, что его тактика опять возымела успех. — Аленочка, ты беги обратно, рассвет уж скоро, а уж я позабочусь, чтобы и семья твоя ни в чем не нуждалась, и на могилку к тебе буду ходить каждый день…
   — Светке так, значит, секс, а мне так — визиты на могилку…, — задумчиво посмотрела я на него.
   — Какая Светка? — прошептал он, взглянул мне в глаза и понял, что я все знаю…
   — Козленочек мой, я уйду, — ласково шепнула я, — Только для начала займись со мной любовью. Ты же помнишь, как нам было хорошо, а, милый?
   Я надвигалась на него, он весьма шустро отползал в сторону, в ужасе глядя на мое мертвое синевато-серое тело с неровным швом посредине.
   — Ну куда же ты? — снисходительно шептала я. — Ты ж одну меня любишь… Наврал, что ли?
   — А? Нет, что ты, — лепетал он. — Я понимаю, что такой шикарный шанс снова увидеть тебя и восхититься твоей красотой… Просто я слегка растерян и не в форме, давай ты завтра придешь, а? Или лучше через месяцок?
   Он с разбега врезался в стену спиной, затравленно оглянулся по сторонам — бежать было некуда.