Страница:
Пол не принадлежал к числу сентиментальных мужчин, он наплакался один раз и навсегда, когда потерял отца. Но теперь по его суровому, словно высеченному из камня лицу текли слезы. Зачем они это сделали? Почему не оставили нас беспомощными двуногими животными? Настанет день, и тайну вампиров узнают все. Только тогда человечество придет к истине о самом себе.
Он пошел дальше, углубляясь в лабиринт, полный тайн. Теперь ему попадались пещеры, чьи грубо шлифованные стены свидетельствовали о том, что и здесь потрудился человек. В каком-то невообразимо далеком прошлом люди оказались в буквальном смысле на пороге открытия. Неужели они и умерли здесь, в позабытой всеми попытке освободить человечество от рабского ярма?
С другой стороны, история не знала других свидетельств об охотниках на вампиров. Пол и его команда специально занимались этим вопросом, например пытались выяснить, знали ли египетские жрецы что-нибудь о вампирах. Оказалось – нет, не знали.
Неожиданно впереди по ходу туннеля раздался шорох. Уорд замер на месте, напряженно вглядываясь в клубившуюся пыль, луч фонаря напрасно старался преодолеть эту своеобразную дымовую завесу. От его внимательного взгляда не ускользнуло быстрое движение нескольких теней. И тогда он выстрелил.
Из клубов пыли появился вампир, его грудь была открыта выстрелам, губы шевелились, когда он с шумом втягивал воздух. За его спиной оказался еще один, и еще... Пол стрелял не останавливаясь.
В обойме остался последний патрон, нужно было перезарядить оружие. Пол попятился и, споткнувшись, упал на одного из только что убитых чудовищ, обойма с громким стуком упала на каменный пол. Пока он пытался встать, рука поверженной твари, схватив фонарик, мгновенно раздавила его. Наконец Уорду удалось подняться на ноги и он несколько раз пнул в темноте мягкое тело. Послышалось шипение: монстр не умер, несмотря на обширные раны. Пол сделал несколько шагов назад, опасаясь нападения раненого врага, и присел на корточки. Он шарил вокруг, пытаясь нащупать потерянные обоймы, но безрезультатно. Почти у самого уха низкий мужской голос произнес:
– Подойди сюда, дитя.
Неужели здесь находится детеныш вампира? Пол прижался спиной к стене, чтобы иметь хоть какое-то преимущество при обороне.
– Твой час пробил, дитя.
Он бы потратил последний патрон на себя, но тогда уцелеет книга. Придется уничтожить ее, а самому испытать участь жертвы вампира. Партия, безусловно, проиграна. Уорд вытянул книгу перед собой и прижал к ней ствол оружия.
Но прежде, чем он успел выстрелить, внезапно вспыхнул свет, и оказалось, что толпа вампиров замерла в нескольких шагах от него. При всем разнообразии одежд – и джинсы, и старомодное тряпье, и шорты туристов – их объединяло одно: спокойная неукротимая ненависть на лицах. Здесь, внизу, они не тратили попусту время на грим.
Неожиданно рядом с ним оказалась Бекки, оружие в ее руках послало в толпу чудовищ яркую вспышку. Пол вдогонку ей отправил свой последний патрон. Вампиры ответили беспорядочными выстрелами. Оказывается, у этих тварей были пистолеты – еще одна неприятная неожиданность. Он услышал за спиной тихий стон, а когда обернулся, то де Роше уже стоял на коленях. Рядом с ним полковник хладнокровно вел огонь.
Уорд потянулся за новой обоймой, как вдруг его ключицу пронзила обжигающая боль. Рука, державшая книгу, безжизненно повисла, и книга с шумом упала.
Бекки, не прекращая стрелять, кинулась к нему, чтобы прикрыть собственным телом.
– Ты ранен. – Она осторожно провела пальцем по торчащей рукоятке ножа. – Пол, о Господи!
– Со мной будет все в порядке.
Бекки нежно поцеловала его в щеку, и сердце его буквально перевернулось в груди. В наступившей тишине были слышны хриплое дыхание раненых и шаги Бокажа: двигаясь вдоль противоположной стены, он внимательно рассматривал поверженных чудовищ – не меньше десятка.
– Отлично, – пробормотал Бокаж и вернулся к своему сотруднику. Бледное лицо де Роше было сковано неподвижностью. Его терзала мучительная боль, которую он изо всех сил старался подавить. То же самое сейчас происходило и с Полом.
Вопрос был не в том, смогут ли они выйти из лабиринта и завершить операцию, то есть вернуться сюда, чтобы облить этих тварей кислотой. В состоянии ли кто-нибудь из них дотянуть хотя бы до выхода?
– Бокаж, вы тоже ранены?
Полковник пожал плечами.
– Жить буду. – Его правая нога была в крови до самого бедра. – У де Роше болевой шок.
– А ты, Бекки?
– Со мной все в порядке.
– Мы уничтожили собравшихся на конклав, – сказал Пол. – Наверное, Европа теперь наполовину очищена.
– Немцы проводят такую же операцию в Берлине, – невозмутимым тоном сообщил Бокаж.
– Немцы! Почему нас, американцев, не предупредили об этом? – возмутился Пол.
– Зато у вас есть «Эшелон», – полковник пожал плечами. – Я думал, вы в курсе.
У Пола начался холодный озноб, предвестник шока. Если дышать как можно глубже, возможно удастся его отсрочить.
– Бокаж, – с трудом произнес он, – нужно разнести им головы. Вдруг мы не сумеем вернуться.
Бекки подняла обоймы, которые рассыпал Пол, зарядила их и прошлась вдоль стены, время от времени всаживая пули то в одного, то в другого вампира. «И я люблю женщину, способную на такое», – отрешенно подумал Пол.
Небольшая команда медленно тронулась в обратный путь, каждый из последних сил старался скрывать свои страдания от других. Несмотря на то, что все тело при ходьбе пронизывала жгучая боль, Пол все же чувствовал удовлетворение. Проклятая путешественница находилась теперь среди груды растерзанных останков, и, если операция в Берлине пройдет так же успешно, Европу можно будет считать очищенной от чудовищ. Книга, которую он уносил под мышкой, вскоре освободит и американские континенты – если, конечно, действовать быстро.
Уорд зашелся надсадным кашлем, испытывая такие муки, что Бекки пришлось поддержать его. Девушка до самой больницы так и не выпускала его из объятий.
11
Он пошел дальше, углубляясь в лабиринт, полный тайн. Теперь ему попадались пещеры, чьи грубо шлифованные стены свидетельствовали о том, что и здесь потрудился человек. В каком-то невообразимо далеком прошлом люди оказались в буквальном смысле на пороге открытия. Неужели они и умерли здесь, в позабытой всеми попытке освободить человечество от рабского ярма?
С другой стороны, история не знала других свидетельств об охотниках на вампиров. Пол и его команда специально занимались этим вопросом, например пытались выяснить, знали ли египетские жрецы что-нибудь о вампирах. Оказалось – нет, не знали.
Неожиданно впереди по ходу туннеля раздался шорох. Уорд замер на месте, напряженно вглядываясь в клубившуюся пыль, луч фонаря напрасно старался преодолеть эту своеобразную дымовую завесу. От его внимательного взгляда не ускользнуло быстрое движение нескольких теней. И тогда он выстрелил.
Из клубов пыли появился вампир, его грудь была открыта выстрелам, губы шевелились, когда он с шумом втягивал воздух. За его спиной оказался еще один, и еще... Пол стрелял не останавливаясь.
В обойме остался последний патрон, нужно было перезарядить оружие. Пол попятился и, споткнувшись, упал на одного из только что убитых чудовищ, обойма с громким стуком упала на каменный пол. Пока он пытался встать, рука поверженной твари, схватив фонарик, мгновенно раздавила его. Наконец Уорду удалось подняться на ноги и он несколько раз пнул в темноте мягкое тело. Послышалось шипение: монстр не умер, несмотря на обширные раны. Пол сделал несколько шагов назад, опасаясь нападения раненого врага, и присел на корточки. Он шарил вокруг, пытаясь нащупать потерянные обоймы, но безрезультатно. Почти у самого уха низкий мужской голос произнес:
– Подойди сюда, дитя.
Неужели здесь находится детеныш вампира? Пол прижался спиной к стене, чтобы иметь хоть какое-то преимущество при обороне.
– Твой час пробил, дитя.
Он бы потратил последний патрон на себя, но тогда уцелеет книга. Придется уничтожить ее, а самому испытать участь жертвы вампира. Партия, безусловно, проиграна. Уорд вытянул книгу перед собой и прижал к ней ствол оружия.
Но прежде, чем он успел выстрелить, внезапно вспыхнул свет, и оказалось, что толпа вампиров замерла в нескольких шагах от него. При всем разнообразии одежд – и джинсы, и старомодное тряпье, и шорты туристов – их объединяло одно: спокойная неукротимая ненависть на лицах. Здесь, внизу, они не тратили попусту время на грим.
Неожиданно рядом с ним оказалась Бекки, оружие в ее руках послало в толпу чудовищ яркую вспышку. Пол вдогонку ей отправил свой последний патрон. Вампиры ответили беспорядочными выстрелами. Оказывается, у этих тварей были пистолеты – еще одна неприятная неожиданность. Он услышал за спиной тихий стон, а когда обернулся, то де Роше уже стоял на коленях. Рядом с ним полковник хладнокровно вел огонь.
Уорд потянулся за новой обоймой, как вдруг его ключицу пронзила обжигающая боль. Рука, державшая книгу, безжизненно повисла, и книга с шумом упала.
Бекки, не прекращая стрелять, кинулась к нему, чтобы прикрыть собственным телом.
– Ты ранен. – Она осторожно провела пальцем по торчащей рукоятке ножа. – Пол, о Господи!
– Со мной будет все в порядке.
Бекки нежно поцеловала его в щеку, и сердце его буквально перевернулось в груди. В наступившей тишине были слышны хриплое дыхание раненых и шаги Бокажа: двигаясь вдоль противоположной стены, он внимательно рассматривал поверженных чудовищ – не меньше десятка.
– Отлично, – пробормотал Бокаж и вернулся к своему сотруднику. Бледное лицо де Роше было сковано неподвижностью. Его терзала мучительная боль, которую он изо всех сил старался подавить. То же самое сейчас происходило и с Полом.
Вопрос был не в том, смогут ли они выйти из лабиринта и завершить операцию, то есть вернуться сюда, чтобы облить этих тварей кислотой. В состоянии ли кто-нибудь из них дотянуть хотя бы до выхода?
– Бокаж, вы тоже ранены?
Полковник пожал плечами.
– Жить буду. – Его правая нога была в крови до самого бедра. – У де Роше болевой шок.
– А ты, Бекки?
– Со мной все в порядке.
– Мы уничтожили собравшихся на конклав, – сказал Пол. – Наверное, Европа теперь наполовину очищена.
– Немцы проводят такую же операцию в Берлине, – невозмутимым тоном сообщил Бокаж.
– Немцы! Почему нас, американцев, не предупредили об этом? – возмутился Пол.
– Зато у вас есть «Эшелон», – полковник пожал плечами. – Я думал, вы в курсе.
У Пола начался холодный озноб, предвестник шока. Если дышать как можно глубже, возможно удастся его отсрочить.
– Бокаж, – с трудом произнес он, – нужно разнести им головы. Вдруг мы не сумеем вернуться.
Бекки подняла обоймы, которые рассыпал Пол, зарядила их и прошлась вдоль стены, время от времени всаживая пули то в одного, то в другого вампира. «И я люблю женщину, способную на такое», – отрешенно подумал Пол.
Небольшая команда медленно тронулась в обратный путь, каждый из последних сил старался скрывать свои страдания от других. Несмотря на то, что все тело при ходьбе пронизывала жгучая боль, Пол все же чувствовал удовлетворение. Проклятая путешественница находилась теперь среди груды растерзанных останков, и, если операция в Берлине пройдет так же успешно, Европу можно будет считать очищенной от чудовищ. Книга, которую он уносил под мышкой, вскоре освободит и американские континенты – если, конечно, действовать быстро.
Уорд зашелся надсадным кашлем, испытывая такие муки, что Бекки пришлось поддержать его. Девушка до самой больницы так и не выпускала его из объятий.
11
Королева ночи
Никогда Сара не видела таких глаз – как у загнанного животного. Она осторожно коснулась руки Мириам, а та положила голову на плечо подруги.
Самое невероятное, что они летели в Америку на «Конкорде», хотя Мириам поклялась, что никогда больше не войдет в салон этого самолета. Они многие годы предпочитали «Конкорд», веря в надежность лайнера. Затем произошла катастрофа, и начался затяжной период патологического интереса Мириам к этой машине. Она тысячи раз обдумывала каждую деталь предполагаемой катастрофы: вот она наблюдает в иллюминатор за разгорающимся пожаром, слышит жуткий рев – а затем настает тошнотворный момент свободного падения. Для людей, находившихся в самолете, смерть наступила бы мгновенно. Зато Мириам расставалась бы с жизнью очень медленно, пока пламя поглощало бы ее тело дюйм за дюймом.
Она заставила Сару раздобыть полную документацию по переоснащению самолета, но не перестала бояться летать на этой модели. Тем не менее сейчас настояла на выборе именно этого рейса.
Разумеется, Мириам не Спала -это состояние наступало только после насыщения, иногда – после повышенной дозы любимого наркотика. Рука Властительницы была прохладной и нежной, Сара поднесла ее к своим губам, наслаждаясь вкусом и сладостным ароматом кожи, мягкостью пальцев. Глубоко вздохнув, Мириам прильнула губами к шее своей любовницы, пока женщине не стало больно, и она не отстранилась.
Сара закрыла глаза, прислушалась к реву двигателей, чувствуя, что необыкновенное существо рядом с ней любит ее глубоко и преданно, всей душой... и в то же время от него исходило зло. Возможно, это связано с приключениями Мириам в Париже и Бангкоке, о которых она ничего не рассказывала, Сара даже предположила, что соплеменники не встретили заблудшую душу с распростертыми объятиями. Вот был бы любопытный поворот сюжета для книги о Властителях, которую она втайне писала вот уже в течение двадцати лет своего пленения.
Волк имеет право взять жизнь оленя, и никогда это не будет считаться убийством – Сара часто себе это повторяла. Природа использует хищников для установления баланса. Одна из причин того, что перенаселение уничтожает планету, заключается в том, что Властители не справились со своей миссией. Их слишком мало осталось на земле, чтобы поправить положение. Мириам называла себя частью вселенской справедливости, разве с этим можно было поспорить? А Сара... женщина смотрела в полные слез глаза своих жертв, видела, как они угасают кровь оставляла их тела вместе с жизнью. Зато после насыщения наступала такая легкость, хоть летай по воздуху, на коже исчезали малейшие изъяны и она напоминала девичью своей мягкостью и свежестью. А что касается сердца... оно стучало так радостно, что все происшедшее не казалось больше неправедным. Как будто перепрыгиваешь пропасть, исполнив волю природы.
Да, Саре не предоставили выбора. Когда-то Мириам влюбилась в нее и влила в ее вены собственную кровь, не спрашивая разрешения, предварительно усыпив. Сара проснулась с болью в каждой косточке, не понимая, что случилось.
А потом началась ужасная борьба. Она покупала кровь в коммерческих банках крови, питалась кровью животных... Потом вообще отказалась жить. И тогда ее положили в гроб и отнесли на чердак к другим, отжившим свое, любовникам Мириам.
Она слышала, как гудят в небе реактивные самолеты, как плещется Ист-Ривер[21] и жужжит скоростное шоссе. Сара сотни раз сходила с ума, запертая в останках своего тела. Вокруг нее стояли другие гробы, некоторым из них было по тысяче лет, в них тоже хранились запертые души, потому что человек, которому перелили кровь Властителя, умирает слишком долго.
А потом она услышала стук каблуков по дощатому полу чердака – ив кромешную тьму ворвался свет! Ее замутненные глаза разглядели неясную тень. И жизнь, жизньзатеплилась сначала в одной руке, а затем торжественно объявила о себе в полный голос, словно огромный оркестр, игравший огненную тарантеллу.
Мириам прочла исследования Сары и поставила эксперимент, который оказался удачным. Впервые за две тысячи лет безуспешных попыток ей удалось вернуть к жизни потерянного любовника. Она попыталась испробовать это средство и на других, но было слишком поздно, даже для самого последнего, Джона Блейлока.
Получив вторую жизнь, Сара принялась бродить по улицам нового для нее мира. Ее могла привести в восторг обычная игра солнечного света; детский голосок, неумело напевавший песенку, звучал для нее как мелодичный перезвон небесных колоколов. Каждый глоток воздуха, вдыхаемый обновленными легкими, казался ей ангельским даром. Она научилась жить, радуясь каждой минуте, получая удовольствие от свежего утреннего воздуха и птичьего щебета, и даже от капающего крана на кухне. Она оставила все сомнения и страхи в потерянном прошлом, где у нее был и возлюбленный, и небольшая квартирка, и блестящая карьера врача. Когда сразу после воскрешения Сара взглянула на свою спасительницу, то тут же упала перед ней на колени. Она, доктор Робертс, почувствовала себя Лазарем, закабаленным благодарностью к той, которая вернула ей жизнь. Чтобы хоть как-то оправдать для себя ту покорность и подобострастие, которые она испытывала к Мириам, Сара углубилась в долгое и тщательное изучение литературы по проблемам сексуального порабощения. Она действительно старалась вырваться из плена, даже совершила поездку на Гаити, чтобы побеседовать с жертвой ритуального убийства зомби, возвращенного к жизни шаманом. Этот человек тоже каким-то таинственным образом оказался привязанным к своему спасителю, и, когда он обратил на Сару покорный взгляд, женщина поняла, что у нее с ним общая беда. Мириам прошептала:
– Мне бы нужно тебя как следует наказать.
Повернувшись к ней, Сара заглянула в ее удивительные, полные детской непосредственности глаза. Не было в них ни малейшего признака того, что принадлежат они очень древнему существу. Хотя... наблюдательный человек наверняка заметит, что губная помада маскирует слишком узкие губы, а во рту находятся какие-то пластинки, уменьшающие впалость щек. И все-таки большинству людей Мириам казалась восхитительной, превосходно одетой, состоятельной молодой женщиной, совсем недавно пережившей пору девичества.
– Принеси мне водки, – велела Мириам. Сара поднялась из кресла и направилась по проходу к стюарду, раздававшему подносы с едой.
– Слушаю, мадемуазель.
– Мадам, занимающая место «семь-А», хочет водки, очень холодной водки безо льда.
– Да, мадемуазель, одну минуту.
– Сейчас, если можно.
Стюард понял ее тон и налил большую порцию. Сара отнесла бокал Мириам, которая мгновенно его осушила.
– Хочешь еще?
– Может быть, чуть позже.
– Я знаю, как ты ненавидишь летать.
– Не уверена, хорошо ли они подготовили машину к полету.
– Остается надеяться.
– Еще водки. Принеси бутылку.
Сара вернулась к стюарду.
– Ей нужна бутылка.
– Не угодно порцию икры?
– Нет, только водку.
– Мадемуазель, наверное, мадам боится? Не хочет ли она, чтобы к ней пришел поговорить пилот?
– Об этом я не могу спрашивать.
– Понятно, – кивнул стюард, краем глаза глядя на Сару. Наверное, эта девушка – секретарь богатой дамы, которая не позволит обслуживать себя никому другому. Он передал Саре бутылку водки на маленьком подносе. – Вас позвать, чтобы вы принесли ей поднос с едой?
– Мадам не будет есть.
– Как скажете.
Стюард вернулся к своим обязанностям. Обслуживание во всех трех отсеках «Конкорда» было абсолютно одинаковым, но по традиции третий отсек предоставляли туристам, второй – бизнесменам, а в первом располагались самые важные персоны. Пусть «Эр Франс» не подозревала, насколько выдающейся личностью была именно эта пассажирка, но Сара, как всегда, сделала все возможное чтобы к Мириам относились с величайшим почтением.
Тот факт, что в душе Сара не до конца принимала образ жизни Мириам и даже сомневалась в ее праве на добычу, вовсе не означал, что она не уважала свою госпожу. Мириам была не просто Божьей тварью, а триумфом природы. Для ученого, каковым Сара несомненно являлась, кровь Мириам представляла собой поистине замечательное творение природы: шесть различных типов клеток, способных противостоять вирусам и свободным радикалам, преобразуя их в питательные компоненты.
Сара наблюдала, как эта кровь работает и в ее организме, как после периода привыкания она адаптируется к его потребностям, сохраняя частички человеческой крови, играющие существенную роль в жизнедеятельности, и добавляя к ним свои собственные свойства. Однако кровь вампира не могла изменить структуру человеческих кровяных клеток, поэтому Сара старела. Очень-очень медленно, но старела.
Иногда она отправлялась на чердак и шептала остальным: «Джон, я уже иду к вам. Луллия, скоро я буду рядом». Она рассказывала им о делах Мириам, о своей работе, попытках найти способ вернуть их к жизни. О том, каково это находиться там, в гробу, она старалась не думать. Пребывание в замкнутой темноте всего несколько дней казалось таким ужасным, что ей до сих пор снились кошмары. Но Луллия пролежала там три сотни лет. Были и другие, от которых мало что осталось, кроме зубов и длинных пучков волос.
Саре не раз приходило в голову, что Мириам поступала эгоистично, преподнося себе подарки – человеческих любовников. Это было зло, вне всякого сомнения, и какое-то время Сара верила, что найдет в себе моральные силы противостоять Мириам, взяв за основу этот постулат. За год Властитель забирал жизней двадцать. Сама Сара убивала десятерых... и каждая рыдающая, сопротивляющаяся жертва уносила частичку ее сердца. После убийства Сара обычно плакала несколько дней, давала себе слово никогда больше этого не делать и возобновляла попытки питаться донорской кровью.
Если бы не их ночи, проведенные в общей постели... Если бы не возможность разделить блестящую жизнь Мириам, посещать клуб, смотреть на все глазами Властителя, как смотрят на чистый мир после благословенного дождя, – в общем, у нее не нашлось сил сказать «нет». Истина заключалась в том, что она благоговела перед этим созданием, которое ей полагалось бы ненавидеть. Находись она в услужении у самой Геры или Прозерпины, разницы не было бы никакой. Человеческое существо, полюбившее грозную богиню.
Сознание того, какую значительную роль сыграла ее госпожа в истории человечества, наполняло сердце Сары ликованием и гордостью. Семья Мириам породила египетскую цивилизацию, это ее отец перевел израильтян на Ханаанские земли правда, заботясь лишь о расширении своих владений. Но значение этого поступка для истории человечества было, бесспорно, огромное. Что касается Мириам, то ее образ оставил заметный след в мировой литературе. Она, как Суламифь сначала вдохновив царя Соломона на создание «Песни Песней», затем стала Беатриче для Данте, она была Элоизой Абеляра[22] и Дульсинеей Дон Кихота – точнее, на ее жизненном пути появился Мигель де Сервантес, и она стала прообразом его героини. История жизни матери Мириам, Ламии, передаваемые из уст в уста легенды о ней вдохновили Джона Китса, выпустившего в 1820 году сборник «Ламия и другие поэмы»[23].
Сара вернулась с бутылкой водки и налила Мириам вторую порцию.
– Как бы мне хотелось тебя утешить, – бормотала она. – Я знаю, дело вовсе не в перелете. Прошу тебя, расскажи, что случилось.
Мириам залпом осушила бокал.
– Платишь пять тысяч долларов за билет, а курить все равно воспрещается.
– Покурите в машине. – Сара взглянула на карту вывешенную у изголовья. При их скорости передвижения они сейчас как раз должны находиться над ирландским побережьем. – Потерпите еще два часа, мадам.
– С чего вдруг ты перешла на «вы»?
– Потому что сегодня госпожа исполнена королевского величия.
Мириам повернула ее голову к себе за подбородок. Лежать обнаженной в ее сильных объятиях, ощутить вкус поцелуев рта, который убивает, – подобные удовольствия приводили Сару в упоение и экстаз, сравнимые, как она подозревала, разве только с вознесением на Небеса на руках Господа.
– Я прошла через невероятный ад. Я сержусь, Сара. Сержусь на тебя.
– Знаю. – Сара уезжала на несколько дней на Беркширские холмы, подальше от клуба, подальше от требований и приказов Мириам. Мобильный телефон она с собой не взяла.
– Дорогая, если я не могу рассчитывать на тебя, то на кого еще?
Сара почувствовала, что ее щеки запылали, как совсем недавно в номере отеля, когда она купала Мириам и увидела на теле своей хозяйки огрубелые и покрасневшие участки кожи. Она знала о способности крови Властителей залечивать раны и потому поняла, что Мириам побывала в серьезной переделке.
– Расскажи, что произошло, любовь моя.
Мириам отвернулась к окну.
Сара тронула черный шелковый рукав ее блузки но Мириам молчала. Очень хорошо. Сара давно научилась подстраиваться под любое настроение своей госпожи.
– В этом наряде ты выглядишь потрясающе, – робко начала она, используя не раз опробованный прием. Никакой реакции.
Что бы там ни произошло в Париже, по крайней мере со старомодными тряпками от «Шанель» покончено. Они вместе отправились к Марии-Луизе и отобрали несколько превосходных вещей Эрика Бержера. Мириам вела себя в магазине чрезвычайно уступчиво, безропотно потратила двадцать тысяч долларов, продемонстрировав безукоризненный вкус и выбрав вещи, которые действительно ей шли. И сейчас в этой изумительной блузе из тонкого шелка поверх ярко-красного атласного топа Мириам напоминала фотомодель с обложки журнала. Этот наряд создал человек, любивший женщин и разбиравшийся в них.
– Я чуть не погибла.
Придвинувшись к ней, Сара поцеловала холодную щеку.
– Не говори так, если это неправда.
– Как ты смеешь! – возмутилась Мириам.
– Прости! Я просто... Прошу тебя, прости.
Мириам откинулась на спинку кресла, закрыла глаза.
– С паспортом проблем не будет?
– Никаких.
– Откуда такая уверенность?
Мириам спрашивала про паспорт, наверное, уже в десятый раз. Но документ был безупречен, потому что принадлежал реальному лицу.
– Леонора – мастер маскировки, – пояснила Сара.
– Леонора, – фыркнула Мириам. – Как ты думаешь, она окажется вкусной?
– Мириам, ты же знаешь, я не нахожу подобные шутки смешными.
– В таком случае, она, возможно, заменит тебя, а ты пойдешь на закуску. – Мириам подарила своей подруге очаровательную улыбку. – Так, возможно, будет лучше всего.
– Ради тебя я готова вскрыть вены, – сказала Сара.
– Надо полагать. – Голос Властительницы звучал бесстрастно. – Так ты уверена насчет паспорта?
– Взгляни сама. Это ты.
В ту секунду, когда Сара узнала, что Мириам осталась без паспорта, она тут же отправилась в клуб, где Леонора присматривала за бригадой уборщиц, и велела ей загримироваться под Мириам. Слегка нерезкий снимок отнесли посреднику, заплатив сто долларов за бланк паспорта, еще тысяча ушла на взятку. В тот же день к пяти часам в руках у Сары был новый паспорт на имя Леоноры Паттен. На следующее утро Сара вылетела на «Конкорде», чтобы спасти свою повелительницу, оказавшуюся в беде. Все это происходило вчера.
В высших кругах светского общества Нью-Йорка прошел слух, что в Париже у Мириам возникли проблемы. Так что когда самолет приземлится, то королеву будут встречать около сотни завсегдатаев ее клуба – самых известных людей города.
– Прошу тебя, скажи, что случилось?
Мириам посмотрела ей в глаза, Сара с трудом заставила себя не отвести взгляд.
– В свое время, – холодно ответила она.
– Как бы я хотела, чтобы у тебя было спокойно на душе.
– У меня не может быть спокойно на душе.
Мириам взяла Сару за руку.
– Ты помнишь, я рассказывала о Мартине Суле? – медленно проговорила она, внимательно вглядываясь в лицо своей любовницы, словно желая прочитать ее мысли. – Он погиб.
Сара молчала, не зная что ответить.
Железные пальцы Мириам так сильно сжались, что чуть не сломали кости запястья.
– Ты не опечалена! – прорычала она.
– Я напугана! Что происходит?
– Мне бы следовало вернуть тебя обратно на чердак, к остальным, неблагодарная ты стерва! – Она с брезгливостью отшвырнула руку Сары.
– Мириам! умоляю, скажи, что произошло!
– Мой французский устарел, – отрезала Мириам. – Завтра в десять утра передо мной должен стоять учитель. Ровно в десять.
– Да, – кивнула Сара, сознавая, что голос ее дрожит. – Учитель – в десять.
В наступившей тишине слышно было, как ровно гудят двигатели самолета.
– Ты была мне нужна, но тебя не оказалось на месте.
Сара закрыла глаза. Из-под опущенных век по щекам потекли ручьем слезы.
– Ты плачешь из-за меня?
Сара молча кивнула.
– И тем не менее ты пренебрегаешь аварийной линией. Говоришь о любви, а сама хочешь моей смерти. Это и есть правда.
– Я не хочу твоей смерти.
– Ты ненавидишь меня с тех пор, как я подарила тебе свою кровь. – Мириам скривила губы в зловещей гримасе. – Дар вечной жизни!
– Почему бы не спросить, нуждаюсь ли я в этом.
– Ты идиотка, – Мириам неожиданно улыбнулась, – но ты мне симпатична. К тому же – превосходный ученый!
– А ты убийца.
– Не смеши меня. Кстати, водка согрелась.
Сара как робот поднялась с кресла и скованной походкой двинулась по проходу, машинально отмечая про себя свежий цвет лица у некоторых пассажирок – это не что иное, как первый признак надвигающегося голода. Через неделю ей придется либо выйти на охоту, либо закупить кровь в банке крови на Тринадцатой улице.
– Мне нужна бутылка похолоднее, – обратилась она к стюарду.
– Сию секунду, мадемуазель. – Он достал новую бутылку из холодильного отделения своей тележки.
Сара вернулась на место, налила Мириам следующую порцию и только тогда опустилась в кресло.
– Ты настолько некомпетентна, что это становится опасным, – вряд ли водка улучшила настроение Властительницы.
– Но лучшего помощника у тебя все равно нет!
– Пока нет, – в голосе Мириам было столько безразличия, словно предмет разговора казался ей невыносимо скучным.
Сара испуганно взглянула на нее.
– Если бы ты только сказала, в чем я провинилась...
– Я звонила тебе без конца.
– Ты это говорила раз пятьдесят! Зачем я тебе понадобилась? Мириам, ради всего святого, что произошло?
Гул двигателей изменил свой тон, самолет, видимо, снижался.
– Значит, ты согласна, что я не могу больше полагаться на тебя.
– Мириам, какое бы решение ты ни приняла...
– Все уже решено.
– В такое время, как сейчас, тебе без меня не обойтись. А я... Я смогу исправить свои ошибки и больше их не повторять.
Самое невероятное, что они летели в Америку на «Конкорде», хотя Мириам поклялась, что никогда больше не войдет в салон этого самолета. Они многие годы предпочитали «Конкорд», веря в надежность лайнера. Затем произошла катастрофа, и начался затяжной период патологического интереса Мириам к этой машине. Она тысячи раз обдумывала каждую деталь предполагаемой катастрофы: вот она наблюдает в иллюминатор за разгорающимся пожаром, слышит жуткий рев – а затем настает тошнотворный момент свободного падения. Для людей, находившихся в самолете, смерть наступила бы мгновенно. Зато Мириам расставалась бы с жизнью очень медленно, пока пламя поглощало бы ее тело дюйм за дюймом.
Она заставила Сару раздобыть полную документацию по переоснащению самолета, но не перестала бояться летать на этой модели. Тем не менее сейчас настояла на выборе именно этого рейса.
Разумеется, Мириам не Спала -это состояние наступало только после насыщения, иногда – после повышенной дозы любимого наркотика. Рука Властительницы была прохладной и нежной, Сара поднесла ее к своим губам, наслаждаясь вкусом и сладостным ароматом кожи, мягкостью пальцев. Глубоко вздохнув, Мириам прильнула губами к шее своей любовницы, пока женщине не стало больно, и она не отстранилась.
Сара закрыла глаза, прислушалась к реву двигателей, чувствуя, что необыкновенное существо рядом с ней любит ее глубоко и преданно, всей душой... и в то же время от него исходило зло. Возможно, это связано с приключениями Мириам в Париже и Бангкоке, о которых она ничего не рассказывала, Сара даже предположила, что соплеменники не встретили заблудшую душу с распростертыми объятиями. Вот был бы любопытный поворот сюжета для книги о Властителях, которую она втайне писала вот уже в течение двадцати лет своего пленения.
Волк имеет право взять жизнь оленя, и никогда это не будет считаться убийством – Сара часто себе это повторяла. Природа использует хищников для установления баланса. Одна из причин того, что перенаселение уничтожает планету, заключается в том, что Властители не справились со своей миссией. Их слишком мало осталось на земле, чтобы поправить положение. Мириам называла себя частью вселенской справедливости, разве с этим можно было поспорить? А Сара... женщина смотрела в полные слез глаза своих жертв, видела, как они угасают кровь оставляла их тела вместе с жизнью. Зато после насыщения наступала такая легкость, хоть летай по воздуху, на коже исчезали малейшие изъяны и она напоминала девичью своей мягкостью и свежестью. А что касается сердца... оно стучало так радостно, что все происшедшее не казалось больше неправедным. Как будто перепрыгиваешь пропасть, исполнив волю природы.
Да, Саре не предоставили выбора. Когда-то Мириам влюбилась в нее и влила в ее вены собственную кровь, не спрашивая разрешения, предварительно усыпив. Сара проснулась с болью в каждой косточке, не понимая, что случилось.
А потом началась ужасная борьба. Она покупала кровь в коммерческих банках крови, питалась кровью животных... Потом вообще отказалась жить. И тогда ее положили в гроб и отнесли на чердак к другим, отжившим свое, любовникам Мириам.
Она слышала, как гудят в небе реактивные самолеты, как плещется Ист-Ривер[21] и жужжит скоростное шоссе. Сара сотни раз сходила с ума, запертая в останках своего тела. Вокруг нее стояли другие гробы, некоторым из них было по тысяче лет, в них тоже хранились запертые души, потому что человек, которому перелили кровь Властителя, умирает слишком долго.
А потом она услышала стук каблуков по дощатому полу чердака – ив кромешную тьму ворвался свет! Ее замутненные глаза разглядели неясную тень. И жизнь, жизньзатеплилась сначала в одной руке, а затем торжественно объявила о себе в полный голос, словно огромный оркестр, игравший огненную тарантеллу.
Мириам прочла исследования Сары и поставила эксперимент, который оказался удачным. Впервые за две тысячи лет безуспешных попыток ей удалось вернуть к жизни потерянного любовника. Она попыталась испробовать это средство и на других, но было слишком поздно, даже для самого последнего, Джона Блейлока.
Получив вторую жизнь, Сара принялась бродить по улицам нового для нее мира. Ее могла привести в восторг обычная игра солнечного света; детский голосок, неумело напевавший песенку, звучал для нее как мелодичный перезвон небесных колоколов. Каждый глоток воздуха, вдыхаемый обновленными легкими, казался ей ангельским даром. Она научилась жить, радуясь каждой минуте, получая удовольствие от свежего утреннего воздуха и птичьего щебета, и даже от капающего крана на кухне. Она оставила все сомнения и страхи в потерянном прошлом, где у нее был и возлюбленный, и небольшая квартирка, и блестящая карьера врача. Когда сразу после воскрешения Сара взглянула на свою спасительницу, то тут же упала перед ней на колени. Она, доктор Робертс, почувствовала себя Лазарем, закабаленным благодарностью к той, которая вернула ей жизнь. Чтобы хоть как-то оправдать для себя ту покорность и подобострастие, которые она испытывала к Мириам, Сара углубилась в долгое и тщательное изучение литературы по проблемам сексуального порабощения. Она действительно старалась вырваться из плена, даже совершила поездку на Гаити, чтобы побеседовать с жертвой ритуального убийства зомби, возвращенного к жизни шаманом. Этот человек тоже каким-то таинственным образом оказался привязанным к своему спасителю, и, когда он обратил на Сару покорный взгляд, женщина поняла, что у нее с ним общая беда. Мириам прошептала:
– Мне бы нужно тебя как следует наказать.
Повернувшись к ней, Сара заглянула в ее удивительные, полные детской непосредственности глаза. Не было в них ни малейшего признака того, что принадлежат они очень древнему существу. Хотя... наблюдательный человек наверняка заметит, что губная помада маскирует слишком узкие губы, а во рту находятся какие-то пластинки, уменьшающие впалость щек. И все-таки большинству людей Мириам казалась восхитительной, превосходно одетой, состоятельной молодой женщиной, совсем недавно пережившей пору девичества.
– Принеси мне водки, – велела Мириам. Сара поднялась из кресла и направилась по проходу к стюарду, раздававшему подносы с едой.
– Слушаю, мадемуазель.
– Мадам, занимающая место «семь-А», хочет водки, очень холодной водки безо льда.
– Да, мадемуазель, одну минуту.
– Сейчас, если можно.
Стюард понял ее тон и налил большую порцию. Сара отнесла бокал Мириам, которая мгновенно его осушила.
– Хочешь еще?
– Может быть, чуть позже.
– Я знаю, как ты ненавидишь летать.
– Не уверена, хорошо ли они подготовили машину к полету.
– Остается надеяться.
– Еще водки. Принеси бутылку.
Сара вернулась к стюарду.
– Ей нужна бутылка.
– Не угодно порцию икры?
– Нет, только водку.
– Мадемуазель, наверное, мадам боится? Не хочет ли она, чтобы к ней пришел поговорить пилот?
– Об этом я не могу спрашивать.
– Понятно, – кивнул стюард, краем глаза глядя на Сару. Наверное, эта девушка – секретарь богатой дамы, которая не позволит обслуживать себя никому другому. Он передал Саре бутылку водки на маленьком подносе. – Вас позвать, чтобы вы принесли ей поднос с едой?
– Мадам не будет есть.
– Как скажете.
Стюард вернулся к своим обязанностям. Обслуживание во всех трех отсеках «Конкорда» было абсолютно одинаковым, но по традиции третий отсек предоставляли туристам, второй – бизнесменам, а в первом располагались самые важные персоны. Пусть «Эр Франс» не подозревала, насколько выдающейся личностью была именно эта пассажирка, но Сара, как всегда, сделала все возможное чтобы к Мириам относились с величайшим почтением.
Тот факт, что в душе Сара не до конца принимала образ жизни Мириам и даже сомневалась в ее праве на добычу, вовсе не означал, что она не уважала свою госпожу. Мириам была не просто Божьей тварью, а триумфом природы. Для ученого, каковым Сара несомненно являлась, кровь Мириам представляла собой поистине замечательное творение природы: шесть различных типов клеток, способных противостоять вирусам и свободным радикалам, преобразуя их в питательные компоненты.
Сара наблюдала, как эта кровь работает и в ее организме, как после периода привыкания она адаптируется к его потребностям, сохраняя частички человеческой крови, играющие существенную роль в жизнедеятельности, и добавляя к ним свои собственные свойства. Однако кровь вампира не могла изменить структуру человеческих кровяных клеток, поэтому Сара старела. Очень-очень медленно, но старела.
Иногда она отправлялась на чердак и шептала остальным: «Джон, я уже иду к вам. Луллия, скоро я буду рядом». Она рассказывала им о делах Мириам, о своей работе, попытках найти способ вернуть их к жизни. О том, каково это находиться там, в гробу, она старалась не думать. Пребывание в замкнутой темноте всего несколько дней казалось таким ужасным, что ей до сих пор снились кошмары. Но Луллия пролежала там три сотни лет. Были и другие, от которых мало что осталось, кроме зубов и длинных пучков волос.
Саре не раз приходило в голову, что Мириам поступала эгоистично, преподнося себе подарки – человеческих любовников. Это было зло, вне всякого сомнения, и какое-то время Сара верила, что найдет в себе моральные силы противостоять Мириам, взяв за основу этот постулат. За год Властитель забирал жизней двадцать. Сама Сара убивала десятерых... и каждая рыдающая, сопротивляющаяся жертва уносила частичку ее сердца. После убийства Сара обычно плакала несколько дней, давала себе слово никогда больше этого не делать и возобновляла попытки питаться донорской кровью.
Если бы не их ночи, проведенные в общей постели... Если бы не возможность разделить блестящую жизнь Мириам, посещать клуб, смотреть на все глазами Властителя, как смотрят на чистый мир после благословенного дождя, – в общем, у нее не нашлось сил сказать «нет». Истина заключалась в том, что она благоговела перед этим созданием, которое ей полагалось бы ненавидеть. Находись она в услужении у самой Геры или Прозерпины, разницы не было бы никакой. Человеческое существо, полюбившее грозную богиню.
Сознание того, какую значительную роль сыграла ее госпожа в истории человечества, наполняло сердце Сары ликованием и гордостью. Семья Мириам породила египетскую цивилизацию, это ее отец перевел израильтян на Ханаанские земли правда, заботясь лишь о расширении своих владений. Но значение этого поступка для истории человечества было, бесспорно, огромное. Что касается Мириам, то ее образ оставил заметный след в мировой литературе. Она, как Суламифь сначала вдохновив царя Соломона на создание «Песни Песней», затем стала Беатриче для Данте, она была Элоизой Абеляра[22] и Дульсинеей Дон Кихота – точнее, на ее жизненном пути появился Мигель де Сервантес, и она стала прообразом его героини. История жизни матери Мириам, Ламии, передаваемые из уст в уста легенды о ней вдохновили Джона Китса, выпустившего в 1820 году сборник «Ламия и другие поэмы»[23].
Сара вернулась с бутылкой водки и налила Мириам вторую порцию.
– Как бы мне хотелось тебя утешить, – бормотала она. – Я знаю, дело вовсе не в перелете. Прошу тебя, расскажи, что случилось.
Мириам залпом осушила бокал.
– Платишь пять тысяч долларов за билет, а курить все равно воспрещается.
– Покурите в машине. – Сара взглянула на карту вывешенную у изголовья. При их скорости передвижения они сейчас как раз должны находиться над ирландским побережьем. – Потерпите еще два часа, мадам.
– С чего вдруг ты перешла на «вы»?
– Потому что сегодня госпожа исполнена королевского величия.
Мириам повернула ее голову к себе за подбородок. Лежать обнаженной в ее сильных объятиях, ощутить вкус поцелуев рта, который убивает, – подобные удовольствия приводили Сару в упоение и экстаз, сравнимые, как она подозревала, разве только с вознесением на Небеса на руках Господа.
– Я прошла через невероятный ад. Я сержусь, Сара. Сержусь на тебя.
– Знаю. – Сара уезжала на несколько дней на Беркширские холмы, подальше от клуба, подальше от требований и приказов Мириам. Мобильный телефон она с собой не взяла.
– Дорогая, если я не могу рассчитывать на тебя, то на кого еще?
Сара почувствовала, что ее щеки запылали, как совсем недавно в номере отеля, когда она купала Мириам и увидела на теле своей хозяйки огрубелые и покрасневшие участки кожи. Она знала о способности крови Властителей залечивать раны и потому поняла, что Мириам побывала в серьезной переделке.
– Расскажи, что произошло, любовь моя.
Мириам отвернулась к окну.
Сара тронула черный шелковый рукав ее блузки но Мириам молчала. Очень хорошо. Сара давно научилась подстраиваться под любое настроение своей госпожи.
– В этом наряде ты выглядишь потрясающе, – робко начала она, используя не раз опробованный прием. Никакой реакции.
Что бы там ни произошло в Париже, по крайней мере со старомодными тряпками от «Шанель» покончено. Они вместе отправились к Марии-Луизе и отобрали несколько превосходных вещей Эрика Бержера. Мириам вела себя в магазине чрезвычайно уступчиво, безропотно потратила двадцать тысяч долларов, продемонстрировав безукоризненный вкус и выбрав вещи, которые действительно ей шли. И сейчас в этой изумительной блузе из тонкого шелка поверх ярко-красного атласного топа Мириам напоминала фотомодель с обложки журнала. Этот наряд создал человек, любивший женщин и разбиравшийся в них.
– Я чуть не погибла.
Придвинувшись к ней, Сара поцеловала холодную щеку.
– Не говори так, если это неправда.
– Как ты смеешь! – возмутилась Мириам.
– Прости! Я просто... Прошу тебя, прости.
Мириам откинулась на спинку кресла, закрыла глаза.
– С паспортом проблем не будет?
– Никаких.
– Откуда такая уверенность?
Мириам спрашивала про паспорт, наверное, уже в десятый раз. Но документ был безупречен, потому что принадлежал реальному лицу.
– Леонора – мастер маскировки, – пояснила Сара.
– Леонора, – фыркнула Мириам. – Как ты думаешь, она окажется вкусной?
– Мириам, ты же знаешь, я не нахожу подобные шутки смешными.
– В таком случае, она, возможно, заменит тебя, а ты пойдешь на закуску. – Мириам подарила своей подруге очаровательную улыбку. – Так, возможно, будет лучше всего.
– Ради тебя я готова вскрыть вены, – сказала Сара.
– Надо полагать. – Голос Властительницы звучал бесстрастно. – Так ты уверена насчет паспорта?
– Взгляни сама. Это ты.
В ту секунду, когда Сара узнала, что Мириам осталась без паспорта, она тут же отправилась в клуб, где Леонора присматривала за бригадой уборщиц, и велела ей загримироваться под Мириам. Слегка нерезкий снимок отнесли посреднику, заплатив сто долларов за бланк паспорта, еще тысяча ушла на взятку. В тот же день к пяти часам в руках у Сары был новый паспорт на имя Леоноры Паттен. На следующее утро Сара вылетела на «Конкорде», чтобы спасти свою повелительницу, оказавшуюся в беде. Все это происходило вчера.
В высших кругах светского общества Нью-Йорка прошел слух, что в Париже у Мириам возникли проблемы. Так что когда самолет приземлится, то королеву будут встречать около сотни завсегдатаев ее клуба – самых известных людей города.
– Прошу тебя, скажи, что случилось?
Мириам посмотрела ей в глаза, Сара с трудом заставила себя не отвести взгляд.
– В свое время, – холодно ответила она.
– Как бы я хотела, чтобы у тебя было спокойно на душе.
– У меня не может быть спокойно на душе.
Мириам взяла Сару за руку.
– Ты помнишь, я рассказывала о Мартине Суле? – медленно проговорила она, внимательно вглядываясь в лицо своей любовницы, словно желая прочитать ее мысли. – Он погиб.
Сара молчала, не зная что ответить.
Железные пальцы Мириам так сильно сжались, что чуть не сломали кости запястья.
– Ты не опечалена! – прорычала она.
– Я напугана! Что происходит?
– Мне бы следовало вернуть тебя обратно на чердак, к остальным, неблагодарная ты стерва! – Она с брезгливостью отшвырнула руку Сары.
– Мириам! умоляю, скажи, что произошло!
– Мой французский устарел, – отрезала Мириам. – Завтра в десять утра передо мной должен стоять учитель. Ровно в десять.
– Да, – кивнула Сара, сознавая, что голос ее дрожит. – Учитель – в десять.
В наступившей тишине слышно было, как ровно гудят двигатели самолета.
– Ты была мне нужна, но тебя не оказалось на месте.
Сара закрыла глаза. Из-под опущенных век по щекам потекли ручьем слезы.
– Ты плачешь из-за меня?
Сара молча кивнула.
– И тем не менее ты пренебрегаешь аварийной линией. Говоришь о любви, а сама хочешь моей смерти. Это и есть правда.
– Я не хочу твоей смерти.
– Ты ненавидишь меня с тех пор, как я подарила тебе свою кровь. – Мириам скривила губы в зловещей гримасе. – Дар вечной жизни!
– Почему бы не спросить, нуждаюсь ли я в этом.
– Ты идиотка, – Мириам неожиданно улыбнулась, – но ты мне симпатична. К тому же – превосходный ученый!
– А ты убийца.
– Не смеши меня. Кстати, водка согрелась.
Сара как робот поднялась с кресла и скованной походкой двинулась по проходу, машинально отмечая про себя свежий цвет лица у некоторых пассажирок – это не что иное, как первый признак надвигающегося голода. Через неделю ей придется либо выйти на охоту, либо закупить кровь в банке крови на Тринадцатой улице.
– Мне нужна бутылка похолоднее, – обратилась она к стюарду.
– Сию секунду, мадемуазель. – Он достал новую бутылку из холодильного отделения своей тележки.
Сара вернулась на место, налила Мириам следующую порцию и только тогда опустилась в кресло.
– Ты настолько некомпетентна, что это становится опасным, – вряд ли водка улучшила настроение Властительницы.
– Но лучшего помощника у тебя все равно нет!
– Пока нет, – в голосе Мириам было столько безразличия, словно предмет разговора казался ей невыносимо скучным.
Сара испуганно взглянула на нее.
– Если бы ты только сказала, в чем я провинилась...
– Я звонила тебе без конца.
– Ты это говорила раз пятьдесят! Зачем я тебе понадобилась? Мириам, ради всего святого, что произошло?
Гул двигателей изменил свой тон, самолет, видимо, снижался.
– Значит, ты согласна, что я не могу больше полагаться на тебя.
– Мириам, какое бы решение ты ни приняла...
– Все уже решено.
– В такое время, как сейчас, тебе без меня не обойтись. А я... Я смогу исправить свои ошибки и больше их не повторять.