Страница:
Робард закашлялся и подвинул прикроватный столик с тостом и яичницей, поставив его перед адмиралом.
– Инспектор ООН – дама, ваше превосходительство.
Курц пораженно заморгал водянистыми глазами.
– Как! Разрази меня гром, вот это сюрприз! – Он потянулся за чашкой, но рука его так тряслась, что даже чуть приподняв чашку, он расплескал ее содержимое. – Я так и думал. Я так и знал! – произнес адмирал тоном обвинителя.
– Наверное, ваше превосходительство. Вам станет лучше, когда вы примете лекарство.
– Но если он девчонка, а еще он был на Первом Лампрее, значит… – У Курца стало недоуменное лицо. – Ты в ангелов веришь, Робард?
– Никак нет, господин адмирал.
– Ну, тогда все в порядке, значит, она дьявол. А с этим я разберусь. Где бумаги?
– Я их сразу после завтрака принесу, господин адмирал. Контр-адмирал Бауэр велел сказать, что он за всем присмотрит.
– Вот и отлично.
Курц сосредоточенно атаковал яичницу. Когда вскоре он признал свое поражение, Робард убрал столик.
– Вам бы одеться и встать, ваше превосходительство. Заседание штаба через тридцать минут.
Через тридцать пять минут адмирал был готов принимать свой штаб в большом зале для совещаний рядом с его каютой. Натянув мундир и приняв лекарство, он будто сбросил десять лет с плеч и зашаркал в зал, тяжело опираясь на трости. Правда, Робард почтительно ему помог, когда адмирал попытался отдать честь в ответ собравшимся офицерам и чуть не выбил себе тростью глаз.
– Добрый вечер, господа! – начал адмирал. – Насколько я понимаю, пакетный почтов… Пардон, почтовый пакет получен. Лейтенант Косов, что там пришло?
– Э-гм… – Косов позеленел. – Ваше превосходительство, там трудности у нас…
– У нас? – попытался загреметь адмирал. – Трудности у врагов должны быть, а не у нас!
– В капсуле пакет из двадцати дисков…
– Вы мне не диски давайте, а ответы! Что там говорится о противнике?
Контр-адмирал Бауэр наклонился вперед.
– Лейтенант хочет сказать, – перебил он, – что пакет поврежден.
Косов глянул на контр-адмирала с неизъяснимой благодарностью.
– Точно так, ваше превосходительство. Частная почта цела, в основном, но в капсуле есть пробоина от микрометеорита, и три диска раскололись. Мы сумели получить частичную копию приказов с оставшихся дисков, но там только ведомость поставок для хозчасти и предлагаемое меню празднования тезоименитства Его Величества. Отсутствуют подробные сведения о противнике, боевой приказ, диспозиция сил, дипломатический анализ, данные разведки и вообще любые полезные сведения – они разбиты.
– Понятно. – Адмирал выглядел настолько внешне спокойным, что Косов задрожал. – Значит, данных о диспозиции противника мы не имеем. – Он повернулся к Бауэру. – А т-тогда это нам сильно облегчает жизнь. Мы, следовательно, должны действовать по плану «Б», и наша атака принесет успех! Каждый да выполнит свой долг, ибо наше дело правое. Н-надеюсь, у вас есть планы, как разобраться с бунтовщиками на планете? Отлично. Фестиваль мы перехватываем на орбите, уничтожаем его корабли, а далее исходим из предположения, что бунтовщики и их пособники из вражеского лагеря лелеют гнусные планы низложить Его Величество. Контр-адмирал, возлагаю на вас руководство подходом к системе противника. Полковник фон Унгерн-Штернберг! Планы высадки вашей морской пехоты на планету и восстановления порядка, будьте добры. Капитан первого ранга Мирский, вы будете координировать маневры… э-э… флотилии. Докладывать будете курсанту Бауэру.
Адмирал поднялся, пошатнулся и не возразил, когда Робард поддержал его под локоть.
– В-все св-вободны! – объявил он, повернулся и захромал прочь из зала.
Почти два месяца своей жизни Василий убил, чтобы собрать вот эти крохи информации. Большую часть этого времени он скучал так, что рисковал вывихнуть скулы. Матросы и офицеры старались с ним не разговаривать – он был из людей Куратора, долженствующих охранять общество, и это, как любая полицейская должность, вызывало некоторые подозрения. Жалкую библиотеку кают-компании он истощил быстро. И занять время было совершенно нечем, кроме как строить фантазии о будущей встрече на планете Рохард. Но он мог придумать очень ограниченное число слов, которые нужно будет сказать отцу, и никакого удовольствия представлять себе, как он их скажет, тоже не было.
Тем не менее как-то вечером Василию пришло в голову, что он может пойти и другим путем в исследовании действий объекта. Разве Спрингфилд не проводит излишне много времени в компании этой тетки-дипломата?
Вот уж подозрительное дело! У Василия каждый раз ноздри раздувались, когда он о ней думал. Не будь при ней письма великого князя, он бы ее мигом сволок в допросную. Ладно, пусть там Спрингфилд – радикал, но полковник Мансур ходит в брюках, что уже достаточно было бы для ареста за непристойное поведение на улицах столицы, пусть даже и с дипломатическими документами. Эта женщина, опасная вырожденка с извращенными вкусами, носящая мужскую одежду, наверняка развращает всякого, кто с ней общается. Да само ее присутствие на корабле – угроза моральному здоровью экипажа! Инженер проводит с ней столько времени, что очевидно (Василий видел записи наблюдения, как он шастает в ее каюту и обратно), где он хранит все улики. Спрингфилд – опасный шпион-анархист, а она его пособница, мастер тайного искусства дипломатического соблазна, коварная, жестокая и опасная.
Вот почему Василий собирался взломать ее каюту и поискать, как следует. Почти две недели у него вызревало это решение, с тех пор, как он решил, что нестандартный модуль в ЛП Мартина – на самом деле липа, если особо не уточнять.
Полторы недели прошло, как флот начал свое судьбоносное возвращение домой – сперва прыжком через ненаселенную систему двойной звезды с кодовым именем «Терминал-бета», потом от звезды к звезде, каждый день откручивая обратно более ста лет. Еще четыре недели – и флот прибудет к месту назначения, но Василий не спешил. Он понял, что действовать надо тонко. Без доказательств измены он против никого из них не мог предпринять действий, а доказательства – явно под дипломатическим замком. Что тут ни делай, это будет в высшей степени предосудительно: если поймают за взломом – ну, багажа дипломата, – опустят ниже плинтуса, не сомневайся. Найдут доказательства сами – бросят волкам. Может быть, не в буквальном смысле, но долгая служебная карьера наблюдателя за лояльностью пингвинов на южной полярной станции ему обеспечена.
Для налета Василий выбрал ранний вечер. Мартин был в кают-компании, пил шнапс и играл в домино с инженер-капитаном третьего ранга Крупкиным. Василий, сидя в служебном помещении лейтенанта безопасности Зауэра, ждал, когда полковник Мансур не выйдет зачем-то из своей каюты. Мониторы проследили ее путь по коридору к офицерским удобствам. Отлично. Значит, она пробудет в душе не меньше десяти минут, если будет придерживаться своего стандартного режима. Младший прокуратор тихонько вышел и направился к лифту, а оттуда – в коридор к офицерским каютам.
Закрывая за собой дверь каюты Мансур, он тщательно огляделся. Две койки, как полки в вагонах, верхняя опущена для сна, а нижняя поворачивается на шарнирах, превращаясь в стол. Два ящика, крохотный умывальник, зеркало и телефон. Из-под стола торчит угол большого чемодана. Инспектор не налегке путешествует, как офицеры флота.
Прежде всего Василий потратил минуту на осмотр чемодана – никаких волосков, проволочек поперек щели, замки тоже ничем не блокированы. Обычный, несколько потрепанный чемодан из дерева с кожей. Попытавшись вытащить его, Василий сразу понял, что там что-то неправдоподобно тяжелое. Тогда молодой прокуратор отпустил задвижки койки-стола и поднял ее к переборке. Извлеченный на свет чемодан будто улыбнулся ему, страшный и безликий.
Василий понюхал воздух и вытащил пистолет-отмычку. Еще один совершенно незаконный инструмент ведомства Куратора, это было чудо инженерной мысли: зонды с электромагнитным управлением, электронные датчики, трансмиттеры и даже компактный лазерный передатчик. Любой замок вскрывался за считанные секунды. Василий нагнулся над чемоданом и вскоре подтвердил, что дипломатический багаж представителя ООН обладает не большим иммунитетом от пистолета-отмычки, чем любой восьмисувальдный замок с кодовой резонансной частотой опознания и неоправданной верой в многозначные простые числа. Крышка щелкнула и отскочила.
В ней лежали туалетные принадлежности и зеркало. После беглого осмотра Василий перешел к самому чемодану и оказался лицом к лицу со слоем одежды. Он сглотнул слюну. Неназываемые предметы издевались над ним: сложенные нижние юбки, женские спортивные трусы, кружевные перчатки. Все это он осторожно отложил в сторону. Под ними лежало желтое шелковое платье. Василий покраснел, сконфузившись до глубины души. Платье он поднял, развернул. Смущаясь, поднялся и встряхнул его. Очень красивое платье и женственное, совсем не то, что ожидал он увидеть у этой испорченной развращенной агентши с Земли. Вся разведка шла не так, как он себе представлял. Василий покачал головой и положил платье на верхнюю койку, потом нагнулся к чемодану.
Под платьем лежал черный тренировочный костюм и восьмиугольная шляпная картонка. Василий попытался приподнять ее – коробка не шевельнулась. Сплошная и тяжелая, как свинец! Ободренный, Мюллер взял тренировочный костюм и накинул его на спинку стула. Под ним оказалась гладкая пластиковая поверхность, а в ней горели огоньки. Сам чемодан был всего шесть дюймов глубины! А вся нижняя его половина расположилась под поверхностью, на которой лежала фальшивая картонка, и была, конечно же, набита всякой контрабандой и шпионской аппаратурой.
Василий вгляделся в пластиковую панель. Похожа на клавиатуру, только клавиш нет – ни белых, ни черных, и бумажные ленты некуда вставлять. Все это было непривычно чужое. Василий ткнул пальцем в панель, в явно приподнятый участок. Мигнули руны: «В ДОСТУПЕ ОТКАЗАНО. ОТПЕЧАТОК НЕ РАСПОЗНАН».
Черт!
По спине потекли струйки пота. Василий стал рассматривать возможности, и тут его взгляд упал на выгруженное из чемодана барахло. Этой штуке нужен знакомый рисунок кожи? А вот, перчатки. Он их взял. Длинные женские перчатки. Чем-то они пахли едва слышно – да. Василий натянул одну из них на правую руку и снова коснулся приподнятого участка.
«ОБРАБОТКА… ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ДОСТУПА».
Человеческое тело теряет пять миллионов частичек кожи в час; эти перчатки Рашель носила, следовательно…
Появилось меню. Василий ткнул в него наудачу. Первая опция гласила: «КАТАЛОГ МОДЕЛЕЙ ЗИРС ФАУНДЕЙШН», что бы это ни значило. Под ней: «КУТЮРЬЕ МОДЕЛЕЙ АППАРАТУРЫ ГНУ 15.6». Дальше: «ИСТОРИЧЕСКИЙ КАТАЛОГ ДИОР». Василий почесал в затылке. Никаких тебе шифровальных книг, скрытого оружия, камер наблюдения. Только какие-то непонятные инструкции вычислительной машины! В раздражении он ткнул в возвышенный участок.
Каюту наполнило низкое жужжание, и Василий отпрыгнул, повалив стул. В крышке шляпной картонки открылась щель, послышалось безумное щелканье, и щель что-то выплюнула. На стол опустилось нечто красное – туманный клубочек кружева с двумя отверстиями для ног. Скандал! А шляпная коробка, щелкая и скрежеща, недолго думая выдала тюлевое бальное платье, пару сапог на шпильках и пару грубой вязки синих шортов. Все предметы были горячи на ощупь и слегка пахли химикалиями.
– Прекрати! – зашипел Василий. – Перестань!
В ответ из чемодана полился поток чулок, пара брюк и корсет, который любому надевшему его гарантировал травму живота. В отчаянии Василий хлопнул по панели управления, и чемодан прекратил производство вещей. Василий смотрел на него, туго соображая. Зачем таскать с собой чемодан одежды, если можешь взять с собой чемодан, который тебе любую одежду изготовит? Тут чемодан зловеще заскрежетал, и Василий уставился на него в онтологическом ужасе. Корнукопия! Рог изобилия!Запрещенная мифологическая химера истории, машина, которая принесла вырождение, безработицу и коллапс экономики предкам до того, как Сингулярность помогла им переселиться и основать Новую Республику.
Корнукопия хмыкала и гудела. Перепуганный донельзя Василий оглянулся на дверь. Если Рашель уже идет обратно…
Картонка открылась, оттуда высунулось что-то черное и блестящее. Зажужжали антенны, сканируя помещение, сбоку вылезли и приподнялись четко выраженные клешни.
Василий глянул на монстра – и ему хватило. Дверь еще долго моталась и стучала у него за спиной, пока он, выпучив глаза, несся по коридору, в вывернутой женской перчатке на одной руке.
А свежеиспеченный шпионоробот закончил осмотр зоны появления. Примитивные программы в микропроцессорном мозгу сделали вывод, что ничто не препятствует рабочему режиму. Робот установил его по умолчанию и приготовился вести разведку. Схватив для камуфляжа ближайший незакрепленный предмет, робот натянул его на свой крабий панцирь и направился к вентиляционной шахте. Когда он уже вынул решетку, снова щелкнула шляпная картонка, и родившийся второй робот увидел лишь желтое платье, исчезающее в вентиляционном люке. Вновь щелкнула картонка, готовясь выпустить очередного…
Когда Рашель вернулась, чемодан был почти пуст – и почти вся готовая одежда отсутствовала.
Ветер задувал в открытое окно, неся над городом серые тучи, и Новый Петроград горел адом запретных технологий. Рушились и снова воздвигались дома, вырастая из жутковатой почвы людских грез. В квартале златокузнецов высились серебряные деревья, и их резкие плоские поверхности играли под светом скрывающегося в облаках солнца. Безволосая пришелица вылезла на балкон и показала бивнями на ярмарку на той стороне города.
– Это сделал не Фестиваль!
Буря беспомощно вышел за ней на крышу над бальным залом герцога. Клоачный смрад ударил в ноздри – далекий обонятельный след трупов, болтающихся на фонарных столбах во дворе. Политовский скрылся, но его люди ушли не тихо, и мятежные толпы, разгоряченные и разъяренные, учинили много зверств над офицерами и их родственниками. Последовавшие репрессии были суровы, но необходимы…
Копья света ударили из промоин в облаках. Через секунду в холодном вечернем воздухе стал слышен грохот их прохода. Гром зарокотал, отражаясь от оставшихся в городе окон.
– Фестиваль не понимает людей, – спокойно отметила Сестра Седьмая. – Мотивация заключенных в плоти разумов, лишенных осознания реального времени, не поддается моделированию. В силу этого Фестиваль предполагает альтруистическую эстетику. Я вопрошаю: это есть произведение искусства?
Буря Рубинштейн мрачно уставился на город.
– Нет. – Ему тяжело было это признавать. – Мы надеялись на лучшее. Но людям нужно руководство и сильная рука, без нее они устраивают беспорядки…
Сестра Седьмая издала странный хрюкающий звук. Буря не сразу понял, что она над ним смеется.
– Бунт! Свобода! Конец стеснения! Глупые люди. Глупые неорганизованные люди, не чующие своего места среди людей. Им необходимо нюхать мочу в углу норы. Делать военную музыку. Много маршировать и убивать многочисленно. Это не есть комедия?
– Мы возьмем все это под контроль, – непреклонно ответил Буря. – Этот хаос – не наша судьба. Мы же стоим на пороге утопии! Эти люди, когда их выучат, будут вести себя рационально. Грязь, невежество и десятки поколений гнета – вот то, что вы видите здесь. Это исход неудачного эксперимента, а не судьба человечества!
– Тогда почему ты не скульптор, вырезающий новую плоть из старой? – придвинулась ближе Сестра Седьмая. Шумное дыхание с капустным запахом напомнило ему морскую свинку, которую ему купили в шесть лет родители. (Когда ему исполнилось семь, был голод, и свинка пошла в котел.) – Почему ты не построишь новые разумы для своего народа?
– Мы все исправим, – еще раз подчеркнул Буря. Еще три изумрудного цвета звезды пролетели над головой – они изломанными спиралями гонялись друг за другом, потом развернулись и улетели за реку, как разумные метеориты. Если сомневаешься, смени тему. – Как ваш народ сюда попал?
– Мы Критики. У Фестиваля много свободных емкостей для разумов. Он привез нас, как Край и прочих, кто прячется в темноте. Фестиваль должен путешествовать и узнавать. Мы – путешествуем и меняемся. Находим, что сломано, и Критикуем, помогаем сломанному себя восстановить. Достичь гармоничной тьмы и сытой ульевости.
Что-то высокое и мрачное пробежало у Бури за спиной. Он поспешно повернулся и увидел нечто многосуставчатоногое, с птичьими лапами ступней, с каким-то диким пучком сверху. Ноги согнулись в коленях, тело опустилось и повисло почти напротив балкона, столь же темное и незаманчивое, как пустая носовая дырка черепа.
– Идем, поехали. – Сестра Стратагем Седьмая стояла сзади, между Бурей и его кабинетом. Это было не предложение, а команда. – Будем тебя хорошо изучить.
– Я… я… – Буря вдруг замолчал, схватился рукой за горло, нащупал кожаный ремешок, который на нем был, и дернул за его конец. – Охрана!
Сестра Седьмая подкатилась к нему, тяжелая и неумолимая, как землетрясение, сбросила его в избушку на курьих ножках, снова издав то же носовое фырканье. Тут же у нее за спиной послышалось яростное шипение и беспорядочная стрельба, и первый из наемных охранников ворвался в двери кабинета. Рубинштейн оказался на полу, а на нем – две сотни килограмм, прижимающих его к полу. Избушка накренилась, потом пошла вверх, как лифт, ухнула вниз и понеслась имитацией санок на зимнем празднике. Буря закашлялся, не в силах вдохнуть, но задохнуться не успел – Сестра Седьмая слезла с него и села на что-то вроде вороньего гнезда из сухих веточек. Она улыбнулась страшным оскалом, показав клыки, потом вытащила здоровенный овощной корень и стала его грызть.
– Куда вы меня везете? Я требую, чтобы меня немедленно…
– В Плоцк, – ответила Критикесса. – Учиться понимать. Морковку хочешь?
– Что стряслось? – спросил разбуженный Мартин.
– Встать!
В дверях стоял старшина.
– А что…
– Встать!!! – Одеяло слетело, Мартина стащили с кровати, не успел он еще даже проморгаться. – Быстро!
– Да что случилось?
– Заткнись, – сказал один из матросов и небрежно отмахнул Мартина по лицу.
Тот упал на кровать, а второй схватил его за левую руку и надел браслет наручников. Когда Мартин попытался поднести руку ко рту, болевшему и горячему, но, в общем, целому, ему надели второй браслет.
– На губу его. Быстро!
Мартина протащили через дверь, голого и в наручниках, спустились с ним на уровень ниже машинного отделения и ядра двигателя. Все это происходило в болезненно-размытом свете. Мартин сплюнул и увидел сгусток крови, распавшийся каплями на полу.
Открылась какая-то дверь, его туда впихнули, он упал, и дверь со звоном захлопнулась.
Вот тут до него и дошло. Он сжался, перевернулся набок, и его вывернуло на пол желчью. Весь арест, от начала до конца, занял не больше двух минут.
Мартин все еще лежал на полу, когда дверь снова открылась. Перед глазами возникла пара сапог.
Приглушенный голос:
– Убрать этот бардак. – И громче: – Эй, ты! Встать!
Мартин перевернулся на спину и увидел над собой лейтенанта безопасности Зауэра. С ним был еще какой-то младший офицер из ведомства Куратора и пара унтеров. Мартин попытался сесть.
– Выйдите, – велел Зауэр охранникам. Те вышли. – Встать, – повторил он.
Мартин сел и сумел прислониться спиной к стене.
– Ты крупно влип, – сказал лейтенант. – Нет, помолчи. Ничего не говори. Значит так, ты влип. Можешь закопать себя глубже, а можешь нам помочь. Посиди подумай минуту. – В руках лейтенанта была тонкая черная пластина. – Мы знаем, что это. Теперь ты можешь нам сам рассказать, кто тебе ее дал, а можешь предоставить нам самим делать выводы. Здесь не гражданский суд, не расследование в бюро присмотра. Здесь, если до тебя еще не дошло, суд военно-полевой. Как ты с нами, так и мы с тобой. Это ясно?
Мартин заморгал.
– Я эту штуку впервые вижу, – заявил он, и пульс у него забился чаще.
Зауэр скривился с отвращением.
– Дурака из себя не строй. Это было в твоем приборе. Законы флота гласят, что проносить на борт военного корабля не разрешенные устройства связи – преступление. Так что эта штука здесь делает? Забыл ее вынуть? Кому она принадлежит?
Мартин нерешительно заявил:
– Мне на верфи велели ее носить. – Когда я взошел на корабль, то не думал, что мне тут придется быть дольше одной вахты. Или что это будет проблемой.
– Значит, на верфи велели. – Зауэр состроил скептическую физиономию. – Это же сдохший каузальный канал, инженер! Ты хоть знаешь, сколько такая штука стоит?
Мартин неуверенно кивнул.
– А вы знаете, сколько стоит этот корабль? – спросил он в свою очередь. – «МиГ» его построил. «МиГ» кучу денег зарабатывает, продавая корабли такого типа. Чем больше список боевых успехов корабля, тем больше денег. Вам не пришло в голову, что мои изначальные работодатели – у которых вы меня арендовали – имеют законный интерес увидеть, как вы поменяли корабль, который они вам продали?
Зауэр бросил картридж на койку Мартина.
– Правдоподобно. Пока что правильно себя ведешь, держись так и дальше. – Он повернулся и стукнул в дверь. – Если ничего больше не хочешь добавить, я передам капитану твой рассказ. Если у тебя появится, что еще рассказать, скажи об этом надзирателю, когда тебе обед принесут.
– Это все? – спросил Мартин, когда открылась дверь.
– Это все? – переспросил Зауэр, качая головой. – Сознаешься в подрасстрельном деле и спрашиваешь: «И это все?» – Он остановился и посмотрел на Мартина без всякого выражения. – Да, это все. Конец записи.
И вышел.
– Они в этом деле на пáру, сынок, тут к гадалке не ходи. Но надо было сначала мне сказать. Ладно, посмотрим, что ты там за прибор у него нашел?
Василий передал ему модуль, изъятый из ЛП Мартина. Зауэр глянул и кивнул.
– Ага, ты таких раньше не видел? Ну, не парься, это как раз тот рычаг, который нам нужен. – Он многозначительно постучал по истощенному каналу. – Не знаю, зачем это было ему нужно на борту, но ничего глупее он придумать не мог. Прямое нарушение законов Его Величества. Ты мог с этим прийти прямо ко мне, не задавая вопросов, чем копаться в багаже у той бабы. Чего ты, разумеется, не делал. Или делал?
– Я… Никак нет, господин лейтенант!
– Вот и отлично. – Зауэр снова сам себе кивнул. – Потому что иначе я бы, конечно, должен был тебя арестовать. Но я думаю, она просто оставила дверь каюты незапертой, влез какой-то матрос и решил покопаться у нее в гардеробе. Ладно, расследуем это дело…
Он задумчиво замолчал.
– А почему нельзя арестовать женщину, господин лейтенант? За владение запрещенной машинерией…
– Потому, – ответил Зауэр, глядя на Василия сверху вниз. – Потому что у нее – дипломатический паспорт. И ей позволено иметь в багаже запрещенную машинерию. А если честно, то у нее, насколько я понимаю, есть оправдание. Ты бы мог возразить, если бы у нее швейная машинка с собой была? А она так и скажет, что это она и есть. Производитель белья.
– Но я видел, как оттуда вылезали эти штуки, многоногие! Они хотели меня поймать…
– А их больше никто не видел, – сочувственно перебил его Зауэр. – Я-то тебе верю, что-то ты действительно видел. Может быть, роботы-шпионы. Но отличные, умеющие хорошо прятаться и следов не оставлять… – Он пожал плечами.
– А что ж мы тогда будем делать, господин лейтенант?
Зауэр отвернулся.
– Я думаю, нанесем визит мистеру Спрингфилду, – сказал он вполголоса. – Возьмем его. Запрем на время в камеру. А потом… – Он неприятно усмехнулся. – Посмотрим, как задергается госпожа дипломат. А это нам подскажет, что за всем этим стоит. Что ты думаешь?
Ни один, ни другой не заметили трусиков в горошек, которые прятались наверху в вентиляционной отдушине, слушая терпеливо и все записывая.
ПРИЗНАНИЯ
– Инспектор ООН – дама, ваше превосходительство.
Курц пораженно заморгал водянистыми глазами.
– Как! Разрази меня гром, вот это сюрприз! – Он потянулся за чашкой, но рука его так тряслась, что даже чуть приподняв чашку, он расплескал ее содержимое. – Я так и думал. Я так и знал! – произнес адмирал тоном обвинителя.
– Наверное, ваше превосходительство. Вам станет лучше, когда вы примете лекарство.
– Но если он девчонка, а еще он был на Первом Лампрее, значит… – У Курца стало недоуменное лицо. – Ты в ангелов веришь, Робард?
– Никак нет, господин адмирал.
– Ну, тогда все в порядке, значит, она дьявол. А с этим я разберусь. Где бумаги?
– Я их сразу после завтрака принесу, господин адмирал. Контр-адмирал Бауэр велел сказать, что он за всем присмотрит.
– Вот и отлично.
Курц сосредоточенно атаковал яичницу. Когда вскоре он признал свое поражение, Робард убрал столик.
– Вам бы одеться и встать, ваше превосходительство. Заседание штаба через тридцать минут.
Через тридцать пять минут адмирал был готов принимать свой штаб в большом зале для совещаний рядом с его каютой. Натянув мундир и приняв лекарство, он будто сбросил десять лет с плеч и зашаркал в зал, тяжело опираясь на трости. Правда, Робард почтительно ему помог, когда адмирал попытался отдать честь в ответ собравшимся офицерам и чуть не выбил себе тростью глаз.
– Добрый вечер, господа! – начал адмирал. – Насколько я понимаю, пакетный почтов… Пардон, почтовый пакет получен. Лейтенант Косов, что там пришло?
– Э-гм… – Косов позеленел. – Ваше превосходительство, там трудности у нас…
– У нас? – попытался загреметь адмирал. – Трудности у врагов должны быть, а не у нас!
– В капсуле пакет из двадцати дисков…
– Вы мне не диски давайте, а ответы! Что там говорится о противнике?
Контр-адмирал Бауэр наклонился вперед.
– Лейтенант хочет сказать, – перебил он, – что пакет поврежден.
Косов глянул на контр-адмирала с неизъяснимой благодарностью.
– Точно так, ваше превосходительство. Частная почта цела, в основном, но в капсуле есть пробоина от микрометеорита, и три диска раскололись. Мы сумели получить частичную копию приказов с оставшихся дисков, но там только ведомость поставок для хозчасти и предлагаемое меню празднования тезоименитства Его Величества. Отсутствуют подробные сведения о противнике, боевой приказ, диспозиция сил, дипломатический анализ, данные разведки и вообще любые полезные сведения – они разбиты.
– Понятно. – Адмирал выглядел настолько внешне спокойным, что Косов задрожал. – Значит, данных о диспозиции противника мы не имеем. – Он повернулся к Бауэру. – А т-тогда это нам сильно облегчает жизнь. Мы, следовательно, должны действовать по плану «Б», и наша атака принесет успех! Каждый да выполнит свой долг, ибо наше дело правое. Н-надеюсь, у вас есть планы, как разобраться с бунтовщиками на планете? Отлично. Фестиваль мы перехватываем на орбите, уничтожаем его корабли, а далее исходим из предположения, что бунтовщики и их пособники из вражеского лагеря лелеют гнусные планы низложить Его Величество. Контр-адмирал, возлагаю на вас руководство подходом к системе противника. Полковник фон Унгерн-Штернберг! Планы высадки вашей морской пехоты на планету и восстановления порядка, будьте добры. Капитан первого ранга Мирский, вы будете координировать маневры… э-э… флотилии. Докладывать будете курсанту Бауэру.
Адмирал поднялся, пошатнулся и не возразил, когда Робард поддержал его под локоть.
– В-все св-вободны! – объявил он, повернулся и захромал прочь из зала.
* * *
Младший прокуратор Мюллер скучал и, более того, несколько злобился. Если не считать болтовни за пивом в Новой Праге, повесить на этого инженера было совершенно нечего. Только тот факт, что он был иностранцем, высказывавшим радикальные мнения, могущие послужить моральному развращению люмпен-пролетариата – то есть принадлежал к примерно девяноста процентам населения известной вселенной. Да, у него было нестандартное устройство в ЛП, но что из этого? Или все-таки что-то?Почти два месяца своей жизни Василий убил, чтобы собрать вот эти крохи информации. Большую часть этого времени он скучал так, что рисковал вывихнуть скулы. Матросы и офицеры старались с ним не разговаривать – он был из людей Куратора, долженствующих охранять общество, и это, как любая полицейская должность, вызывало некоторые подозрения. Жалкую библиотеку кают-компании он истощил быстро. И занять время было совершенно нечем, кроме как строить фантазии о будущей встрече на планете Рохард. Но он мог придумать очень ограниченное число слов, которые нужно будет сказать отцу, и никакого удовольствия представлять себе, как он их скажет, тоже не было.
Тем не менее как-то вечером Василию пришло в голову, что он может пойти и другим путем в исследовании действий объекта. Разве Спрингфилд не проводит излишне много времени в компании этой тетки-дипломата?
Вот уж подозрительное дело! У Василия каждый раз ноздри раздувались, когда он о ней думал. Не будь при ней письма великого князя, он бы ее мигом сволок в допросную. Ладно, пусть там Спрингфилд – радикал, но полковник Мансур ходит в брюках, что уже достаточно было бы для ареста за непристойное поведение на улицах столицы, пусть даже и с дипломатическими документами. Эта женщина, опасная вырожденка с извращенными вкусами, носящая мужскую одежду, наверняка развращает всякого, кто с ней общается. Да само ее присутствие на корабле – угроза моральному здоровью экипажа! Инженер проводит с ней столько времени, что очевидно (Василий видел записи наблюдения, как он шастает в ее каюту и обратно), где он хранит все улики. Спрингфилд – опасный шпион-анархист, а она его пособница, мастер тайного искусства дипломатического соблазна, коварная, жестокая и опасная.
Вот почему Василий собирался взломать ее каюту и поискать, как следует. Почти две недели у него вызревало это решение, с тех пор, как он решил, что нестандартный модуль в ЛП Мартина – на самом деле липа, если особо не уточнять.
Полторы недели прошло, как флот начал свое судьбоносное возвращение домой – сперва прыжком через ненаселенную систему двойной звезды с кодовым именем «Терминал-бета», потом от звезды к звезде, каждый день откручивая обратно более ста лет. Еще четыре недели – и флот прибудет к месту назначения, но Василий не спешил. Он понял, что действовать надо тонко. Без доказательств измены он против никого из них не мог предпринять действий, а доказательства – явно под дипломатическим замком. Что тут ни делай, это будет в высшей степени предосудительно: если поймают за взломом – ну, багажа дипломата, – опустят ниже плинтуса, не сомневайся. Найдут доказательства сами – бросят волкам. Может быть, не в буквальном смысле, но долгая служебная карьера наблюдателя за лояльностью пингвинов на южной полярной станции ему обеспечена.
Для налета Василий выбрал ранний вечер. Мартин был в кают-компании, пил шнапс и играл в домино с инженер-капитаном третьего ранга Крупкиным. Василий, сидя в служебном помещении лейтенанта безопасности Зауэра, ждал, когда полковник Мансур не выйдет зачем-то из своей каюты. Мониторы проследили ее путь по коридору к офицерским удобствам. Отлично. Значит, она пробудет в душе не меньше десяти минут, если будет придерживаться своего стандартного режима. Младший прокуратор тихонько вышел и направился к лифту, а оттуда – в коридор к офицерским каютам.
Закрывая за собой дверь каюты Мансур, он тщательно огляделся. Две койки, как полки в вагонах, верхняя опущена для сна, а нижняя поворачивается на шарнирах, превращаясь в стол. Два ящика, крохотный умывальник, зеркало и телефон. Из-под стола торчит угол большого чемодана. Инспектор не налегке путешествует, как офицеры флота.
Прежде всего Василий потратил минуту на осмотр чемодана – никаких волосков, проволочек поперек щели, замки тоже ничем не блокированы. Обычный, несколько потрепанный чемодан из дерева с кожей. Попытавшись вытащить его, Василий сразу понял, что там что-то неправдоподобно тяжелое. Тогда молодой прокуратор отпустил задвижки койки-стола и поднял ее к переборке. Извлеченный на свет чемодан будто улыбнулся ему, страшный и безликий.
Василий понюхал воздух и вытащил пистолет-отмычку. Еще один совершенно незаконный инструмент ведомства Куратора, это было чудо инженерной мысли: зонды с электромагнитным управлением, электронные датчики, трансмиттеры и даже компактный лазерный передатчик. Любой замок вскрывался за считанные секунды. Василий нагнулся над чемоданом и вскоре подтвердил, что дипломатический багаж представителя ООН обладает не большим иммунитетом от пистолета-отмычки, чем любой восьмисувальдный замок с кодовой резонансной частотой опознания и неоправданной верой в многозначные простые числа. Крышка щелкнула и отскочила.
В ней лежали туалетные принадлежности и зеркало. После беглого осмотра Василий перешел к самому чемодану и оказался лицом к лицу со слоем одежды. Он сглотнул слюну. Неназываемые предметы издевались над ним: сложенные нижние юбки, женские спортивные трусы, кружевные перчатки. Все это он осторожно отложил в сторону. Под ними лежало желтое шелковое платье. Василий покраснел, сконфузившись до глубины души. Платье он поднял, развернул. Смущаясь, поднялся и встряхнул его. Очень красивое платье и женственное, совсем не то, что ожидал он увидеть у этой испорченной развращенной агентши с Земли. Вся разведка шла не так, как он себе представлял. Василий покачал головой и положил платье на верхнюю койку, потом нагнулся к чемодану.
Под платьем лежал черный тренировочный костюм и восьмиугольная шляпная картонка. Василий попытался приподнять ее – коробка не шевельнулась. Сплошная и тяжелая, как свинец! Ободренный, Мюллер взял тренировочный костюм и накинул его на спинку стула. Под ним оказалась гладкая пластиковая поверхность, а в ней горели огоньки. Сам чемодан был всего шесть дюймов глубины! А вся нижняя его половина расположилась под поверхностью, на которой лежала фальшивая картонка, и была, конечно же, набита всякой контрабандой и шпионской аппаратурой.
Василий вгляделся в пластиковую панель. Похожа на клавиатуру, только клавиш нет – ни белых, ни черных, и бумажные ленты некуда вставлять. Все это было непривычно чужое. Василий ткнул пальцем в панель, в явно приподнятый участок. Мигнули руны: «В ДОСТУПЕ ОТКАЗАНО. ОТПЕЧАТОК НЕ РАСПОЗНАН».
Черт!
По спине потекли струйки пота. Василий стал рассматривать возможности, и тут его взгляд упал на выгруженное из чемодана барахло. Этой штуке нужен знакомый рисунок кожи? А вот, перчатки. Он их взял. Длинные женские перчатки. Чем-то они пахли едва слышно – да. Василий натянул одну из них на правую руку и снова коснулся приподнятого участка.
«ОБРАБОТКА… ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ДОСТУПА».
Человеческое тело теряет пять миллионов частичек кожи в час; эти перчатки Рашель носила, следовательно…
Появилось меню. Василий ткнул в него наудачу. Первая опция гласила: «КАТАЛОГ МОДЕЛЕЙ ЗИРС ФАУНДЕЙШН», что бы это ни значило. Под ней: «КУТЮРЬЕ МОДЕЛЕЙ АППАРАТУРЫ ГНУ 15.6». Дальше: «ИСТОРИЧЕСКИЙ КАТАЛОГ ДИОР». Василий почесал в затылке. Никаких тебе шифровальных книг, скрытого оружия, камер наблюдения. Только какие-то непонятные инструкции вычислительной машины! В раздражении он ткнул в возвышенный участок.
Каюту наполнило низкое жужжание, и Василий отпрыгнул, повалив стул. В крышке шляпной картонки открылась щель, послышалось безумное щелканье, и щель что-то выплюнула. На стол опустилось нечто красное – туманный клубочек кружева с двумя отверстиями для ног. Скандал! А шляпная коробка, щелкая и скрежеща, недолго думая выдала тюлевое бальное платье, пару сапог на шпильках и пару грубой вязки синих шортов. Все предметы были горячи на ощупь и слегка пахли химикалиями.
– Прекрати! – зашипел Василий. – Перестань!
В ответ из чемодана полился поток чулок, пара брюк и корсет, который любому надевшему его гарантировал травму живота. В отчаянии Василий хлопнул по панели управления, и чемодан прекратил производство вещей. Василий смотрел на него, туго соображая. Зачем таскать с собой чемодан одежды, если можешь взять с собой чемодан, который тебе любую одежду изготовит? Тут чемодан зловеще заскрежетал, и Василий уставился на него в онтологическом ужасе. Корнукопия! Рог изобилия!Запрещенная мифологическая химера истории, машина, которая принесла вырождение, безработицу и коллапс экономики предкам до того, как Сингулярность помогла им переселиться и основать Новую Республику.
Корнукопия хмыкала и гудела. Перепуганный донельзя Василий оглянулся на дверь. Если Рашель уже идет обратно…
Картонка открылась, оттуда высунулось что-то черное и блестящее. Зажужжали антенны, сканируя помещение, сбоку вылезли и приподнялись четко выраженные клешни.
Василий глянул на монстра – и ему хватило. Дверь еще долго моталась и стучала у него за спиной, пока он, выпучив глаза, несся по коридору, в вывернутой женской перчатке на одной руке.
А свежеиспеченный шпионоробот закончил осмотр зоны появления. Примитивные программы в микропроцессорном мозгу сделали вывод, что ничто не препятствует рабочему режиму. Робот установил его по умолчанию и приготовился вести разведку. Схватив для камуфляжа ближайший незакрепленный предмет, робот натянул его на свой крабий панцирь и направился к вентиляционной шахте. Когда он уже вынул решетку, снова щелкнула шляпная картонка, и родившийся второй робот увидел лишь желтое платье, исчезающее в вентиляционном люке. Вновь щелкнула картонка, готовясь выпустить очередного…
Когда Рашель вернулась, чемодан был почти пуст – и почти вся готовая одежда отсутствовала.
* * *
– Ты идешь со мной, – сказала Буре Сестра Седьмая. – Смотреть ситуацию. Объяснять, что плохо, и понимать.Ветер задувал в открытое окно, неся над городом серые тучи, и Новый Петроград горел адом запретных технологий. Рушились и снова воздвигались дома, вырастая из жутковатой почвы людских грез. В квартале златокузнецов высились серебряные деревья, и их резкие плоские поверхности играли под светом скрывающегося в облаках солнца. Безволосая пришелица вылезла на балкон и показала бивнями на ярмарку на той стороне города.
– Это сделал не Фестиваль!
Буря беспомощно вышел за ней на крышу над бальным залом герцога. Клоачный смрад ударил в ноздри – далекий обонятельный след трупов, болтающихся на фонарных столбах во дворе. Политовский скрылся, но его люди ушли не тихо, и мятежные толпы, разгоряченные и разъяренные, учинили много зверств над офицерами и их родственниками. Последовавшие репрессии были суровы, но необходимы…
Копья света ударили из промоин в облаках. Через секунду в холодном вечернем воздухе стал слышен грохот их прохода. Гром зарокотал, отражаясь от оставшихся в городе окон.
– Фестиваль не понимает людей, – спокойно отметила Сестра Седьмая. – Мотивация заключенных в плоти разумов, лишенных осознания реального времени, не поддается моделированию. В силу этого Фестиваль предполагает альтруистическую эстетику. Я вопрошаю: это есть произведение искусства?
Буря Рубинштейн мрачно уставился на город.
– Нет. – Ему тяжело было это признавать. – Мы надеялись на лучшее. Но людям нужно руководство и сильная рука, без нее они устраивают беспорядки…
Сестра Седьмая издала странный хрюкающий звук. Буря не сразу понял, что она над ним смеется.
– Бунт! Свобода! Конец стеснения! Глупые люди. Глупые неорганизованные люди, не чующие своего места среди людей. Им необходимо нюхать мочу в углу норы. Делать военную музыку. Много маршировать и убивать многочисленно. Это не есть комедия?
– Мы возьмем все это под контроль, – непреклонно ответил Буря. – Этот хаос – не наша судьба. Мы же стоим на пороге утопии! Эти люди, когда их выучат, будут вести себя рационально. Грязь, невежество и десятки поколений гнета – вот то, что вы видите здесь. Это исход неудачного эксперимента, а не судьба человечества!
– Тогда почему ты не скульптор, вырезающий новую плоть из старой? – придвинулась ближе Сестра Седьмая. Шумное дыхание с капустным запахом напомнило ему морскую свинку, которую ему купили в шесть лет родители. (Когда ему исполнилось семь, был голод, и свинка пошла в котел.) – Почему ты не построишь новые разумы для своего народа?
– Мы все исправим, – еще раз подчеркнул Буря. Еще три изумрудного цвета звезды пролетели над головой – они изломанными спиралями гонялись друг за другом, потом развернулись и улетели за реку, как разумные метеориты. Если сомневаешься, смени тему. – Как ваш народ сюда попал?
– Мы Критики. У Фестиваля много свободных емкостей для разумов. Он привез нас, как Край и прочих, кто прячется в темноте. Фестиваль должен путешествовать и узнавать. Мы – путешествуем и меняемся. Находим, что сломано, и Критикуем, помогаем сломанному себя восстановить. Достичь гармоничной тьмы и сытой ульевости.
Что-то высокое и мрачное пробежало у Бури за спиной. Он поспешно повернулся и увидел нечто многосуставчатоногое, с птичьими лапами ступней, с каким-то диким пучком сверху. Ноги согнулись в коленях, тело опустилось и повисло почти напротив балкона, столь же темное и незаманчивое, как пустая носовая дырка черепа.
– Идем, поехали. – Сестра Стратагем Седьмая стояла сзади, между Бурей и его кабинетом. Это было не предложение, а команда. – Будем тебя хорошо изучить.
– Я… я… – Буря вдруг замолчал, схватился рукой за горло, нащупал кожаный ремешок, который на нем был, и дернул за его конец. – Охрана!
Сестра Седьмая подкатилась к нему, тяжелая и неумолимая, как землетрясение, сбросила его в избушку на курьих ножках, снова издав то же носовое фырканье. Тут же у нее за спиной послышалось яростное шипение и беспорядочная стрельба, и первый из наемных охранников ворвался в двери кабинета. Рубинштейн оказался на полу, а на нем – две сотни килограмм, прижимающих его к полу. Избушка накренилась, потом пошла вверх, как лифт, ухнула вниз и понеслась имитацией санок на зимнем празднике. Буря закашлялся, не в силах вдохнуть, но задохнуться не успел – Сестра Седьмая слезла с него и села на что-то вроде вороньего гнезда из сухих веточек. Она улыбнулась страшным оскалом, показав клыки, потом вытащила здоровенный овощной корень и стала его грызть.
– Куда вы меня везете? Я требую, чтобы меня немедленно…
– В Плоцк, – ответила Критикесса. – Учиться понимать. Морковку хочешь?
* * *
За Мартином пришли, когда он спал. Дверь каюты с треском распахнулась, вошли два здоровенных матроса, включился свет.– Что стряслось? – спросил разбуженный Мартин.
– Встать!
В дверях стоял старшина.
– А что…
– Встать!!! – Одеяло слетело, Мартина стащили с кровати, не успел он еще даже проморгаться. – Быстро!
– Да что случилось?
– Заткнись, – сказал один из матросов и небрежно отмахнул Мартина по лицу.
Тот упал на кровать, а второй схватил его за левую руку и надел браслет наручников. Когда Мартин попытался поднести руку ко рту, болевшему и горячему, но, в общем, целому, ему надели второй браслет.
– На губу его. Быстро!
Мартина протащили через дверь, голого и в наручниках, спустились с ним на уровень ниже машинного отделения и ядра двигателя. Все это происходило в болезненно-размытом свете. Мартин сплюнул и увидел сгусток крови, распавшийся каплями на полу.
Открылась какая-то дверь, его туда впихнули, он упал, и дверь со звоном захлопнулась.
Вот тут до него и дошло. Он сжался, перевернулся набок, и его вывернуло на пол желчью. Весь арест, от начала до конца, занял не больше двух минут.
Мартин все еще лежал на полу, когда дверь снова открылась. Перед глазами возникла пара сапог.
Приглушенный голос:
– Убрать этот бардак. – И громче: – Эй, ты! Встать!
Мартин перевернулся на спину и увидел над собой лейтенанта безопасности Зауэра. С ним был еще какой-то младший офицер из ведомства Куратора и пара унтеров. Мартин попытался сесть.
– Выйдите, – велел Зауэр охранникам. Те вышли. – Встать, – повторил он.
Мартин сел и сумел прислониться спиной к стене.
– Ты крупно влип, – сказал лейтенант. – Нет, помолчи. Ничего не говори. Значит так, ты влип. Можешь закопать себя глубже, а можешь нам помочь. Посиди подумай минуту. – В руках лейтенанта была тонкая черная пластина. – Мы знаем, что это. Теперь ты можешь нам сам рассказать, кто тебе ее дал, а можешь предоставить нам самим делать выводы. Здесь не гражданский суд, не расследование в бюро присмотра. Здесь, если до тебя еще не дошло, суд военно-полевой. Как ты с нами, так и мы с тобой. Это ясно?
Мартин заморгал.
– Я эту штуку впервые вижу, – заявил он, и пульс у него забился чаще.
Зауэр скривился с отвращением.
– Дурака из себя не строй. Это было в твоем приборе. Законы флота гласят, что проносить на борт военного корабля не разрешенные устройства связи – преступление. Так что эта штука здесь делает? Забыл ее вынуть? Кому она принадлежит?
Мартин нерешительно заявил:
– Мне на верфи велели ее носить. – Когда я взошел на корабль, то не думал, что мне тут придется быть дольше одной вахты. Или что это будет проблемой.
– Значит, на верфи велели. – Зауэр состроил скептическую физиономию. – Это же сдохший каузальный канал, инженер! Ты хоть знаешь, сколько такая штука стоит?
Мартин неуверенно кивнул.
– А вы знаете, сколько стоит этот корабль? – спросил он в свою очередь. – «МиГ» его построил. «МиГ» кучу денег зарабатывает, продавая корабли такого типа. Чем больше список боевых успехов корабля, тем больше денег. Вам не пришло в голову, что мои изначальные работодатели – у которых вы меня арендовали – имеют законный интерес увидеть, как вы поменяли корабль, который они вам продали?
Зауэр бросил картридж на койку Мартина.
– Правдоподобно. Пока что правильно себя ведешь, держись так и дальше. – Он повернулся и стукнул в дверь. – Если ничего больше не хочешь добавить, я передам капитану твой рассказ. Если у тебя появится, что еще рассказать, скажи об этом надзирателю, когда тебе обед принесут.
– Это все? – спросил Мартин, когда открылась дверь.
– Это все? – переспросил Зауэр, качая головой. – Сознаешься в подрасстрельном деле и спрашиваешь: «И это все?» – Он остановился и посмотрел на Мартина без всякого выражения. – Да, это все. Конец записи.
И вышел.
* * *
Василий заявился к лейтенанту Зауэру сразу после аварийно прекращенного обыска в каюте у Рашели – напуганному до полусмерти, ему нужен был совет. Он выложил Зауэру все, как на духу, а тот ободряюще кивал, потом успокоил Василия и объяснил, что они будут делать дальше.– Они в этом деле на пáру, сынок, тут к гадалке не ходи. Но надо было сначала мне сказать. Ладно, посмотрим, что ты там за прибор у него нашел?
Василий передал ему модуль, изъятый из ЛП Мартина. Зауэр глянул и кивнул.
– Ага, ты таких раньше не видел? Ну, не парься, это как раз тот рычаг, который нам нужен. – Он многозначительно постучал по истощенному каналу. – Не знаю, зачем это было ему нужно на борту, но ничего глупее он придумать не мог. Прямое нарушение законов Его Величества. Ты мог с этим прийти прямо ко мне, не задавая вопросов, чем копаться в багаже у той бабы. Чего ты, разумеется, не делал. Или делал?
– Я… Никак нет, господин лейтенант!
– Вот и отлично. – Зауэр снова сам себе кивнул. – Потому что иначе я бы, конечно, должен был тебя арестовать. Но я думаю, она просто оставила дверь каюты незапертой, влез какой-то матрос и решил покопаться у нее в гардеробе. Ладно, расследуем это дело…
Он задумчиво замолчал.
– А почему нельзя арестовать женщину, господин лейтенант? За владение запрещенной машинерией…
– Потому, – ответил Зауэр, глядя на Василия сверху вниз. – Потому что у нее – дипломатический паспорт. И ей позволено иметь в багаже запрещенную машинерию. А если честно, то у нее, насколько я понимаю, есть оправдание. Ты бы мог возразить, если бы у нее швейная машинка с собой была? А она так и скажет, что это она и есть. Производитель белья.
– Но я видел, как оттуда вылезали эти штуки, многоногие! Они хотели меня поймать…
– А их больше никто не видел, – сочувственно перебил его Зауэр. – Я-то тебе верю, что-то ты действительно видел. Может быть, роботы-шпионы. Но отличные, умеющие хорошо прятаться и следов не оставлять… – Он пожал плечами.
– А что ж мы тогда будем делать, господин лейтенант?
Зауэр отвернулся.
– Я думаю, нанесем визит мистеру Спрингфилду, – сказал он вполголоса. – Возьмем его. Запрем на время в камеру. А потом… – Он неприятно усмехнулся. – Посмотрим, как задергается госпожа дипломат. А это нам подскажет, что за всем этим стоит. Что ты думаешь?
Ни один, ни другой не заметили трусиков в горошек, которые прятались наверху в вентиляционной отдушине, слушая терпеливо и все записывая.
ПРИЗНАНИЯ
«Полководец Ванек» набирал скорость в экономичном режиме на двух «же», своим ядром двигателя закручивая впереди себя пространство-время в виде долины, по которой легко скользил, не напрягая особо экипаж и машины. Девяносто две тысячи тонн линкора (с восьмимиллиардотонной черной дырой в ядре) трудно было разогнать, но, начав двигаться, корабль быстро мог перемещаться с места на место. Считанные дни уйдут на преодоление огромной пропасти, отделяющей стоянку «Полководца» от первой прыжковой точки возвратного маршрута его времениподобного пути – но никак не годы, которые самые первые зонды человечества тратили на прохождение тех же расстояний.