Страница:
– Ага. – Мирский кивнул. – Господа, может быть, это кажется абсурдным, но мне не нравится, как это все происходит. Хельсингас, ваши две торпеды – запускайте их прямо на цель номер один.
– Но они же перейдут на баллистическую, как только…
Мирский поднял руку, обрывая его.
– Делайте, как я сказал. Рулевая рубка, вариант тридцать два. Сигнал всем кораблям.
Он снова снял трубку прямого телефона к контр-адмиралу.
– Есть!
Изображение Рохарда на дисплее сдвинулось, поворачиваясь. Оранжевая линия, показывающая траекторию «Полководца», до тех пор точно смотревшая в планету, стала выгибаться, уходя от шарика прочь. Красные линии, изображающие курс приближающихся кораблей противника, также изогнулись, идя на перехват линкора и его сопровождающих, а тем временем двенадцать синих точек, обозначающих сброшенные эскадрой торпеды, стали расти.
Работающая торпеда – совсем не то, что капитан любого корабля желал бы иметь от себя поблизости. В отличие от ракеты – просто, по сути говоря, трубы с реактивной массой и лазерным зеркалом в хвосте и боеголовкой спереди, – торпеда сама по себе космический корабль с собственным источником энергии – невероятно грязным, – практически медленно горящей атомной бомбой, едва контролируемой и оставляющей за собой жутко радиоактивный выхлоп. Это почти что самый экономичный двигатель без термоядерных реакторов или генераторов искривленного пространства. Пока не были найдены новые технологии, его использовали в начале двадцать первого века пионеры межпланетных пилотируемых полетов.
– Летят обе, капитан. У наших девяносто шесть и сто двенадцать «же» соответственно, по эскадре в среднем девяносто восемь. Выгорят через сто секунд, перехватят цели один и два, если те останутся на прежнем курсе еще сто пятьдесят секунд. Тогда можно будет отключить контроль нацеливания.
– Хорошо, – коротко бросил Мирский.
Нацелившись на «Полководца» на обратном курсе, корабли противника вполне могут вскоре начать стрельбу, но торпеды точно встанут у них на пути, угрожая и не давая стрелять по флагману. На что и рассчитывал Мирский.
Что-то было крайне непонятное в этих двух кораблях. Они не следовали никакой очевидной тактической доктрине – просто летели по прямой с ускорением, пульсируя лидаром, летели, очертя голову. Никаких признаков хитрых ходов: вылетели и стали испускать сигналы, как пьяные дураки, играющие в компьютерную игру, отбрасывая все преимущество скрытости, которое у них было. Кто бы там ни вел эти корабли, он или кретин, или…
– Радар! – тихо позвал Мирский. – С полным насыщением вперед и вниз. Что-нибудь там есть?
– Сейчас посмотрю. – Марек сглотнул слюну, тут же поняв, к чему клонит капитан.
Если это гончие, вспугивающие дичь на своем пути, кто-нибудь тихо должен идти за ними. Не мины, поставленные на пиковой скорости, но что-то иное. Может быть, что-то и похуже, вроде поля самоходных торпед.
– Оптическое сканирование также, капитан?
– Хуже не будет, – хмыкнул Мирский. – Они и так знают, где мы.
Радар-2 доложил:
– Ничего серьезного не видно, господин капитан. Ничего в пределах двух световых секунд вперед или вниз. Небольшие количества органического мусора – проходили через тонкое облако в узловой точке номер один, пару царапин на носу заработали, – но никаких признаков конвоев или систем оружия.
– Впереди чисто, капитан, – сообщил Марик.
– Ладно, продолжайте наблюдение. – Мирский опустил глаза: руки его лежали на коленях, пальцы тесно переплелись. Старые руки, с седеющими волосками на тыльной стороне кисти. – И как я столько прожил? – спросил он тихо сам себя.
Рабочая станция тихо прозвенела.
– Входящий вызов для вас, капитан, – сообщила телефонистка.
Это был Бауэр.
– Я занят, – сказал Мирский сухо. – Торпедная атака. У вас срочно?
– Вроде бы. Происходит что-то непонятное. Как вы думаете, почему они не стреляют?
– Потому что они уже выстрелили, – ответил Мирский сквозь зубы. – Только пули еще не долетели до нас.
Бауэр секунду смотрел на своего флаг-капитана, и на его лице было написано безмолвное согласие. Потом он кивнул.
– Вытаскивайте нас отсюда к чертям, капитан. Всей эскадре дам приказ следовать за вами. Только дайте мне максимальную дельта-вэ по отношению к этой… что бы оно ни было.
Радар-2 доложил:
– Время до максимального подхода второй торпеды, восемьдесят секунд. Капитан, нет признаков, что цели увидели торпеду. Хотя торпеды вполне в пределах видимости, если у них там что-то вроде нашего Г-90.
– Вас понял. – Мирский помолчал. Какая-то колотилась у него внутри, мерзкое чувство, будто он что-то забыл. А, нейтринный импульс! Нейтрино – мощное ядерное оружие. Так почему же не было вспышки?
– Батарея, зарядить двенадцать СЕМ-20 для сброса с хвоста на кратчайший курс перехвата. Допустим, что нападение будет с кормы.
Он снова взглянул на экран, но контр-адмирал уже повесил трубку.
– Есть, капитан! Ракеты заряжены. – Хельсингас был почти счастлив, дергая рычажки и крутя ручки регулировки. Такого близкого к удовольствию выражения у него на лице не бывало с тех пор, как пропала его собака. – Готовность минус десять секунд.
– Рулевая рубка! – Мирский сделал паузу. – По моей команде выполнять маневр отхода.
Зазвенел сигнал тревоги на столе оператора радара.
– Разрешите доложить, капитан! – начал побледневший старшина. – Пропал «Князь Вацлав»!
Потрясенные лица присутствующих обернулись к нему.
– Что значит «пропал»? – рявкнул Вульпис, нарушая иерархию. – Линкор – не иголка…
– Линкор не отвечает на сигналы. И перестал набирать скорость. На графике его видно, но что-то с ним не так… – оператор запнулся. – Сигнал «свой-чужой» от него получить не удается. И слишком много отражает энергии – как будто с него содрали покрытие маскировки излучения.
– Рулевой! Выполнять маневр отхода! – рявкнул Мирский в наступившей внезапно тишине.
– Есть выполнять маневр отхода! – Капитан-лейтенант Вульпис лихорадочно защелкал переключателями.
Фундаментальная проблема космического боя состоит в том, что если дело оборачивается плохо, это обычно случается в мгновенье ока, и, что того хуже, катастрофа становится видимой для корабля только тогда, когда он настолько окружен вражескими ракетами, что удрать почти немыслимо. Мирский эту ситуацию неоднократно разыгрывал с Бауэром и другими капитанами флота, в результате появился план отхода. Хреновенький планчик, и единственный его плюс, что остальные варианты еще хуже. Что-то дотянулось почти через девяносто тысяч километров и стукнуло линкор из-за угла. Нельзя сказать, что это было совершенно неожиданно: в конце концов, воевать сюда прилетели, а не баловаться. Но не было видно никаких ракет: только свои да осколки после взрыва, плывущие впереди, и еще – тонкие брызги органической «перхоти» от вражеских кораблей.
В активном режиме лидар «Полководца» углядел ракету почти в световой секунде – за триста тысяч километров. Если у врага было лучевое оружие, способное раздолбать на таком расстоянии линкор – почти на два порядка мощнее, чем собственное энергетическое оружие обороны «Полководца Ванека», – то это было чертовски близко. И единственное, что оставалось – это развернуться и включить аварийную тягу, прокладывая вектор прочь от противника, до того как тот откроет огонь.
Радар-2 доложил:
– Торпеда поразит цель через сорок секунд. Цели один и два идут тем же курсом, тормозят с ускорением в один «же».
– Что ж, приятно знать. Господин Хельсингас, я был бы вам признателен, если бы вы были столь любезны приготовить теплый прием всему, что наши друзья попытаются послать нам вслед. Не знаю, что они пустили в «Князя Вацлава», но предлагаю не дать им времени показать нам это. И если вы, господа, меня извините, мне нужно сделать один звонок. – Мирский надел скобу с телефонной трубкой и ткнул в отключение громкоговорителя. – Связь, прошу контр-адмирала.
В наушнике щелкнуло.
– Господин контр-адмирал?
– Вы уже начали отход?
– Так точно, господин контр-адмирал. «Князь Вацлав»…
Визг тревоги разгерметизации резанул по ушам ножом.
– По местам, мать вашу! – заревел Мирский. – Всем надеть скафандры!
Он содрал с себя телефон. Офицеры и матросы бросились к аварийному хранилищу в глубине рубки и надели скафандры, потом неуклюже вернулись к своим постам, и севшие на подмену побежали за скафандрами. Рубка имела отдельную герметизацию и систему жизнеобеспечения, как и все главные нервные центы корабля, но Мирский не хотел рисковать. Не то чтобы аварийные скафандры могли помочь при битве корабля с кораблем, но декомпрессия – дело совсем другое. На борту звездолета она была не меньшим кошмаром, чем пожар или излучение Хокинга.
– Контроль повреждений, докладывайте! – буркнул он.
Подбежавший старшина протянул ему скафандр. Мирский встал и натянул на себя костюм – медленно, дважды проверив дисплей его состояния.
– Докладываю: сильное падение давления на палубе «А», капитан. Критическая декомпрессия, утечка воздуха продолжается. Также докладываю о повреждении эмиттера лидара в квадранте три.
– Проверьте, что все как следует застегнуты. Батарея, радары – обстановку?
Радар-1 доложил:
– Торпеда выйдет на перехват через пятнадцать секунд. Цель держит курс, должна пройти внутри нашего радиуса захвата в течение двадцати секунд, потом остается позади.
Хельсингас кивнул.
– Все орудия заряжены.
– Контроль повреждений! Восстановить систему жизнеобеспечения и выяснить, что там, блин, прохудилось!
– Уже выяснил, господин капитан. Какое-то загрязнение, источник внутри системы: странные органические молекулы низкой концентрации. А также, гм, отдельные очаги пожаров. Почти по всей палубе А. Повреждение лидарной сетки локализовано в районе, где ударил осколок. Шестнадцать человек экипажа показаны на панели состояния как пострадавшие. Сегмент палубы номер два открылся наружу, а они были там в тот момент.
Батарея доложила:
– Пять секунд до фазы терминального ускорения торпеды.
– Ослепить их надо, – сказал Хельсингас. – Сетку на полную мощность!
– Есть! Готов полный мультиспектральный импульс.
Хельсингас наклонился и что-то неразборчиво сказал в микрофон. Радар-1 ответил так же неразборчиво. Потом защелкали переключатели, когда радар перенес приоритет контроля на лазерную сетку, покрывающую корабль, и Хельсингас с двумя помощниками стали вводить команды.
«Полководец Ванек» под прямым углом устремился прочь от вражеских кораблей, уходя от безмолвных преследователей по волнам искривленного пространства-времени. Две водно-солевые торпеды, яркие искорки позади, полетели, набирая скорость, к вражеским кораблям парой ядерных фейерверков. Плотная мозаика панелей, покрывающих приличную часть корпуса, засветилась чистыми искрами лазерного света. Тысяча цветов, сливаясь и мигая, образовали бриллиантовую диадему. Мегаватты, потом гигаватты мощности ударили наружу, обшивка корабля вспыхнула, как направленное пламя магния. Сияние нарастало, и почти все оно уходило в два плотно сфокусированных луча, способных прожечь стальную плиту на расстоянии тысячи километров.
Одновременно двигатели торпед врубили максимум на последних трех тысячах километров до надвигающихся кораблей противника. Летя в десять раз быстрее межконтинетальных баллистических ракет докосмической эры, торпеды, виляя из стороны в сторону, уходили от предполагаемых лазеров корабельной обороны, рассчитывая на пассивные сенсоры и сложные алгоритмы антиспуфинга, чтобы пробиться через ожидаемые помехи и контрмеры вражеских кораблей. У них едва ли тридцать секунд ушло на то, чтобы пройти эту дистанцию и убедиться, что бортовой обороны у противника почти что и нет.
Из боевой рубки «Полководца Ванека» столкновение выглядело более чем зрелищно. Одна из целей просто исчезла, сменившись раздувающейся сферой осколков и горячего газа, разлетающегося от горящей точки и полыхающего куда ярче обычного атомного взрыва: когда корабль взорвался, и рухнули опоры двигателя, баллон с антиматерией пролился в суп металлического водорода, запустив хаос экзотических субъядерных реакций. Но попала только одна торпеда, остальные одиннадцать промахнулись.
– Докладываю: новые импульсы нейтрино, капитан! – сообщил оператор радара. – Не от того, который мы стукнули…
Мирский уставился на главный экран.
– Контроль повреждений! Что там на палубе «А»? Рулевая рубка! Все выполняют план отхода?
– На палубе по-прежнему космический вакуум, господин капитан. Я послал группу обследования, но они не доложили. Падение давления в утилизаторе четыре, без признаков утечки воздуха. И есть серьезная потеря мощности на сетке, капитан, мы где-то теряем мегаватты.
– Сообщение об отходе послано минуту назад, капитан. Пока что все… – Вульпис выругался. – Господин капитан, «Камчатки» нет!
– Что значит «нет», черт побери! – наклонился вперед Мирский.
– Потерян еще один сигнал «свой-чужой», – оповестил радар. – От… – Глаза оператора потрясенно расширились. – От «Камчатки».
На главном графике вектора имперских кораблей удлинялись, дойдя уже до 300 км/сек и продолжали ползти вверх. Планета-цель висела впереди, бесконечно недосягаемая.
Мирский глянул на своего старпома. Илья посмотрел на него – с ожиданием.
– Капитан, должен сказать, что они дерутся каким-то способом, которого мы не знаем…
Красные огни. Воющие сирены. Контроль повреждений, выкрикивающий приказы по громкой связи.
– Обстановку! – заревел Мирский. – Что происходит, черт побери?
– Падает давление на палубе «Б», первый сегмент. Сильные скачки мощности, распределительный щит девяносто пять четырнадцатого отсека палубы «Д», пожар. Не могу пробиться через контроль повреждений на палубе «Б» вообще, на палубе «В» черт знает что творится…
– Загерметизировать все выше палубы «Е», – приказал Мирский с побелевшим лицом. – Немедленно! Батареи, ложные цели два и три к запуску…
Но поздно было уже спасать корабль, потому что рой вирусоподобных репликаторов, ударивших в палубу «А» на скорости 600 км/сек, впечатавшихся в корпус усиленного алмаза и проевших себе путь через пять палуб, добрался наконец до машинного отделения. И стал жрать, и стал плодиться…
– Я вас арестую за саботаж, предательство, нелицензионное использование запрещенных технологий, за помощь и содействие врагам Новой Республики! Сдавайтесь, а то хуже будет!
– Заткнись и хватайся за спинку этого кресла, если не хочешь идти домой пешком. Мартин, если не возражаешь, помоги-ка… Ага, вот так. Мне надо будет люк закрыть…
Рашель с отвращением огляделась. Вид открывался красивый – звезды повсюду, планета земного типа висит впереди, большая и горбатая, как мраморная сине-белая галлюцинация, – а тут этот сопливый идиот в ухе квакает. Пока что она цеплялась двумя руками за изнанку крышки капсулы, и обеими ногами – за кресло пилота, пытаясь удержать все предметы вместе. Когда она высунула голову за край люка и увидела, кто там цепляется за антенну, мелькнула мысль убраться обратно и врубить вспомогательные двигатели, чтобы сбросить этого типа. Приступ слепой злости заставил ее заскрипеть зубами так страшно, что Мартин испуганно спросил, не течь ли в скафандре она нашла.
Однако красный туман ярости рассеялся быстро, и Рашель, протянув руку, схватила Василия за плечо и как-то смогла втащить его раздутый аварийный скафандр в люк.
– Спускаюсь, – объявила она.
Обхватив ногами спинку кресла, она ослабила защелку люка, опустила его насколько могла и зафиксировала. Кабина оказалась переполненной: Василий явно не соображал, как не попасться под ноги, и Мартин старался отодвинуть кресло, чтобы освободить место. Рашель подтянулась на страховочном лине, наступила на сиденье кресла, потом схватилась за люк и захлопнула его до конца, пока не услышала щелчок дюжины мелких фиксаторов, закрепивших его со всех сторон.
– О’кей. Автопилот, герметизировать кабину и довести давление воздуха до нормального. Мартин, вон там – нет-нет, это туалет, его открывать не надо, – ага, этот ящик.
Воздух зашипел, поступая в кабину из отдушин под потолком. Заклубился белый туман, застилая главный иллюминатор.
– Отлично. Так, слушай: ты не на борту корабля своего флота. Заткнись, и мы тебя опустим на планету. Скажи мне еще раз, что я под арестом – и ты меня достанешь настолько, что я выкину тебя за борт.
– А-гм… – Глаза у младшего прокуратора полезли на лоб, а костюм начал сдуваться.
Мартин за сиденьями крякал и чертыхался, лазая по ящикам.
– Вот это тебе нужно? – Он протянул Рашели сложенный гамак.
Она развернула его у себя на кресле и прикрепила одним концом к стене, а второй размотала в сторону Мартина. Он выпал из ниши, едва не зацепив Рашель ногой по голове, но сумел поймать и закрепить другой конец гамака.
– Ты! Снимай костюм и лезь в гамак. Как ты мог сам заметить, места у нас маловато. – Она нажала рычажок, и шлем отцепился от ее костюма и поплыл в воздухе, Рашель поймала его и сунула за сиденье, под гамак. – Ты тоже можешь снять костюм.
Мартин кое-как наполовину содрал с себя костюм, только ноги и нижняя часть туловища остались в пластиковом мешке. Василий выплыл нескладно двигался, борясь с пузырем шлема. Мартин направил прокуратора в гамак и сумел вытащить его голову из шлема до того, как Василий вдохнул.
– Вы аре… – начал Василий, и сам себя прервал. – Я хотел сказать, спасибо.
– И даже не думай захватить корабль, – мрачно предупредила Рашель. – Автопилот настроен на мой голос, и никто из нас не хочет попасть в руки твоих друзей.
– Э-э… – Василий глубоко вздохнул. – То есть… я хотел… – Он огляделся дикими глазами. – Мы погибнем?
– Я лично не собираюсь, – твердо сказала Рашель.
– Но вражеские корабли! Они же…
– Это Фестиваль. Ты хоть имеешь понятие, что это такое? – спросил Мартин.
– Если вы что-нибудь про это знали, надо было все рассказать людям адмирала. Почему вы этого не сделали? Почему…
– Мы говорили. Они не стали слушать, – заметила Рашель.
Василий явно старался понять. Все же оказалось проще сменить тему, чем пытаться мыслить о немыслимом.
– А что вы теперь будете делать?
– Ну… – Рашель почти беззвучно присвистнула сквозь зубы. – Лично я собираюсь посадить эту вот шлюпку вблизи, скажем, Нового Петрограда, заказать номер для молодоженов в отеле «Корона», наполнить ванну шампанским и там полежать, а Мартин будет меня кормить бутербродами с икрой на черном хлебе. На самом деле, что мы дальше будем делать – зависит от Фестиваля. Если Мартин прав насчет того, что это такое…
– Можешь не сомневаться, – отозвался Мартин.
– …то корабли флота Новой Республики тихо исчезнут, и больше их никто никогда не увидит. Вот что получается, если считать, что все играют по одним и тем же правилам. А мы будем дрейфовать к планете, потом включим двигатели для посадки, тем временем изо всех сил крича, что мы – нейтральная сторона. Фестиваль – это совсем не то, что думают твои вожди, мальчик. Он представляет угрозу для Новой Республики – это они правильно поняли, – но они понятия не имеют, что это за угроза и как с ней бороться. Ворваться со стрельбой – это только заставит Фестиваль ответить в том же духе, а он это умеет куда лучше ваших ребят.
– Но наш флот непобедим! – горячо возразил Василий. – Лучший флот на двадцать световых лет! Что вы, анархисты, можете ему противопоставить? У вас даже правительства нет сильного, куда там флота!
Рашель засмеялась, через секунду Мартин тоже. Смех нарастал, переходя в хохот, оглушительный в тесноте кабины.
– Отчего вы смеетесь? – возмущенно спросил Василий.
– Послушай. – Мартин обернулся, чтобы встретиться глазами с прокуратором. – Ты воспитан в духе этой теории сильного правительства, божественного права высших классов, пастыря над стадами, порки по голым задницам городского пролетариата и прочего в том же духе. Но тебе не приходило в голову, что система ООН тоже работает и существует вдвое дольше, чем ваша? Есть не один способ управлять цирком, как показывает Фестиваль, а жесткие иерархии, вроде той, в которой ты вырос, с переменами справляются хреново. Вот система ООН, по крайней мере, после Сингулярности и принятия планетарной Неконституции… – Он фыркнул. – Когда-то маргиналы считали ООН квазифашистским мировым правительством. Это было в двадцатом – двадцать первом веке, когда сильная власть была в моде, поскольку вся планетарная цивилизация страдала от футурального шока, приближаясь к Сингулярности. Потом это прошло – потому что мало осталось жизнеспособных авторитарных правительств, и чем они были жестче, тем меньше умели справляться с последствиями потери девяти десятых своего населения за сутки. Да, и еще – корнукопии: не очень приятно управляющему Центральным банком утром проснуться и увидеть, что девяносто процентов налогоплательщиков смылись, а остальные считают, что деньги устарели.
– Но ведь ООН – правительство…
– Нет, – перебил его Мартин. – Это центр переговоров. Возник как дипломатическая организация, превратился в бюрократическую структуру, потом в агента международной торговли и стандартных соглашений. После Сингулярности был подчинен экспедиционному корпусу инженеров Интернета. Это не правительство Земли, это реликт тех структур, которые ты мог бы назвать этим словом. Вот этот реликт и работает на общественное благо, которое нужно каждому. Всемирные программы вакцинации, торговые соглашения с внесолярными правительствами – такого рода вопросы. Суть в том, что ООН в основном вообще ничего не делает. У нее нет внешней политики, это всего лишь голова на палочке, чтобы показывать вашим политикам. Иногда кто-нибудь использует ООН как вывеску, когда нужно сделать что-то солидное с виду, но пытаться добиться единогласного решения в Совете Безопасности – это вроде как пасти кошек.
– Но вы же…
Василий запнулся, посмотрел на Рашель.
– Я говорила вашему адмиралу, что Фестиваль – не люди, – произнесла она устало. – Он сказал «спасибо» и продолжал планировать атаку. Вот почему все они вскоре погибнут. Гибкости у вашего народа мало. И даже попытка небольшой – хотя и катастрофически незаконной – атаки с нарушением каузальности – тоже не оригинальная реакция. – Она горько усмехнулась. – Думали, что они вылезут за неделю до прибытия Фестиваля, путешествуя по полукретинскому замкнутому времениподобному пути, чтобы «избежать мин и ловушек». Будто Эсхатон этого не заметит. Будто Фестиваль – это первобытное стадо с атомными бомбами.
На консоли перед Рашелью замигал огонек.
– Посмотри, – сказал Мартин.
– Начинается. Пристегнись получше, а то мы слишком близко.
– Не понял. Что происходит? – спросил Василий.
Мартин протянул руку, подстроил объектив, установленный в крыше кабины, потом глянул через плечо.
– Жонглировать, пацан, умеешь?
– Нет, а что?
Мартин показал на экраны.
– Корабли-шипы. Или антитела. Полуразумные удаленные модули, вооруженные… лучше тебе не знать, чем. Пожиратели, формирователи и… штуки. Мерзко голодные наномашинки. Иными словами, серая слизь.
– Ой! – Василий посерел. – То есть они нас…
– Полетят навстречу флоту и понюхают его, посмотрят. К сожалению, вряд ли контр-адмирал Бауэр понимает, что если не издавать дружественных шумов, всем им конец. Он все еще думает, что будет бой – такой, знаешь, с ракетами и пушками. Их спасет, если они решат разговаривать: ну, Фестиваль – инфоядное существо. Нам ничего не грозит, пока мы будем его интересовать и не стрелять в него. К счастью, он не понимает юмора. Увлекается им, но до него не доходит. Пока мы его занимаем, он нас не съест, мы даже можем довести дело до разумной материи, которая отзовет от нас Вышибал и позволит сесть на планету. – Он полез в мешок с аппаратурой, вытащив его из шкафчика за сиденьем. – Рашель, готова передавать? Так, надень вот это, парнишка. Представление начинается.
Красный нос, плавающий перед Василием в воздухе, будто издевался над ним.
ТЕЛЕФОННЫЙ МАСТЕР
– Но они же перейдут на баллистическую, как только…
Мирский поднял руку, обрывая его.
– Делайте, как я сказал. Рулевая рубка, вариант тридцать два. Сигнал всем кораблям.
Он снова снял трубку прямого телефона к контр-адмиралу.
– Есть!
Изображение Рохарда на дисплее сдвинулось, поворачиваясь. Оранжевая линия, показывающая траекторию «Полководца», до тех пор точно смотревшая в планету, стала выгибаться, уходя от шарика прочь. Красные линии, изображающие курс приближающихся кораблей противника, также изогнулись, идя на перехват линкора и его сопровождающих, а тем временем двенадцать синих точек, обозначающих сброшенные эскадрой торпеды, стали расти.
Работающая торпеда – совсем не то, что капитан любого корабля желал бы иметь от себя поблизости. В отличие от ракеты – просто, по сути говоря, трубы с реактивной массой и лазерным зеркалом в хвосте и боеголовкой спереди, – торпеда сама по себе космический корабль с собственным источником энергии – невероятно грязным, – практически медленно горящей атомной бомбой, едва контролируемой и оставляющей за собой жутко радиоактивный выхлоп. Это почти что самый экономичный двигатель без термоядерных реакторов или генераторов искривленного пространства. Пока не были найдены новые технологии, его использовали в начале двадцать первого века пионеры межпланетных пилотируемых полетов.
– Летят обе, капитан. У наших девяносто шесть и сто двенадцать «же» соответственно, по эскадре в среднем девяносто восемь. Выгорят через сто секунд, перехватят цели один и два, если те останутся на прежнем курсе еще сто пятьдесят секунд. Тогда можно будет отключить контроль нацеливания.
– Хорошо, – коротко бросил Мирский.
Нацелившись на «Полководца» на обратном курсе, корабли противника вполне могут вскоре начать стрельбу, но торпеды точно встанут у них на пути, угрожая и не давая стрелять по флагману. На что и рассчитывал Мирский.
Что-то было крайне непонятное в этих двух кораблях. Они не следовали никакой очевидной тактической доктрине – просто летели по прямой с ускорением, пульсируя лидаром, летели, очертя голову. Никаких признаков хитрых ходов: вылетели и стали испускать сигналы, как пьяные дураки, играющие в компьютерную игру, отбрасывая все преимущество скрытости, которое у них было. Кто бы там ни вел эти корабли, он или кретин, или…
– Радар! – тихо позвал Мирский. – С полным насыщением вперед и вниз. Что-нибудь там есть?
– Сейчас посмотрю. – Марек сглотнул слюну, тут же поняв, к чему клонит капитан.
Если это гончие, вспугивающие дичь на своем пути, кто-нибудь тихо должен идти за ними. Не мины, поставленные на пиковой скорости, но что-то иное. Может быть, что-то и похуже, вроде поля самоходных торпед.
– Оптическое сканирование также, капитан?
– Хуже не будет, – хмыкнул Мирский. – Они и так знают, где мы.
Радар-2 доложил:
– Ничего серьезного не видно, господин капитан. Ничего в пределах двух световых секунд вперед или вниз. Небольшие количества органического мусора – проходили через тонкое облако в узловой точке номер один, пару царапин на носу заработали, – но никаких признаков конвоев или систем оружия.
– Впереди чисто, капитан, – сообщил Марик.
– Ладно, продолжайте наблюдение. – Мирский опустил глаза: руки его лежали на коленях, пальцы тесно переплелись. Старые руки, с седеющими волосками на тыльной стороне кисти. – И как я столько прожил? – спросил он тихо сам себя.
Рабочая станция тихо прозвенела.
– Входящий вызов для вас, капитан, – сообщила телефонистка.
Это был Бауэр.
– Я занят, – сказал Мирский сухо. – Торпедная атака. У вас срочно?
– Вроде бы. Происходит что-то непонятное. Как вы думаете, почему они не стреляют?
– Потому что они уже выстрелили, – ответил Мирский сквозь зубы. – Только пули еще не долетели до нас.
Бауэр секунду смотрел на своего флаг-капитана, и на его лице было написано безмолвное согласие. Потом он кивнул.
– Вытаскивайте нас отсюда к чертям, капитан. Всей эскадре дам приказ следовать за вами. Только дайте мне максимальную дельта-вэ по отношению к этой… что бы оно ни было.
Радар-2 доложил:
– Время до максимального подхода второй торпеды, восемьдесят секунд. Капитан, нет признаков, что цели увидели торпеду. Хотя торпеды вполне в пределах видимости, если у них там что-то вроде нашего Г-90.
– Вас понял. – Мирский помолчал. Какая-то колотилась у него внутри, мерзкое чувство, будто он что-то забыл. А, нейтринный импульс! Нейтрино – мощное ядерное оружие. Так почему же не было вспышки?
– Батарея, зарядить двенадцать СЕМ-20 для сброса с хвоста на кратчайший курс перехвата. Допустим, что нападение будет с кормы.
Он снова взглянул на экран, но контр-адмирал уже повесил трубку.
– Есть, капитан! Ракеты заряжены. – Хельсингас был почти счастлив, дергая рычажки и крутя ручки регулировки. Такого близкого к удовольствию выражения у него на лице не бывало с тех пор, как пропала его собака. – Готовность минус десять секунд.
– Рулевая рубка! – Мирский сделал паузу. – По моей команде выполнять маневр отхода.
Зазвенел сигнал тревоги на столе оператора радара.
– Разрешите доложить, капитан! – начал побледневший старшина. – Пропал «Князь Вацлав»!
Потрясенные лица присутствующих обернулись к нему.
– Что значит «пропал»? – рявкнул Вульпис, нарушая иерархию. – Линкор – не иголка…
– Линкор не отвечает на сигналы. И перестал набирать скорость. На графике его видно, но что-то с ним не так… – оператор запнулся. – Сигнал «свой-чужой» от него получить не удается. И слишком много отражает энергии – как будто с него содрали покрытие маскировки излучения.
– Рулевой! Выполнять маневр отхода! – рявкнул Мирский в наступившей внезапно тишине.
– Есть выполнять маневр отхода! – Капитан-лейтенант Вульпис лихорадочно защелкал переключателями.
Фундаментальная проблема космического боя состоит в том, что если дело оборачивается плохо, это обычно случается в мгновенье ока, и, что того хуже, катастрофа становится видимой для корабля только тогда, когда он настолько окружен вражескими ракетами, что удрать почти немыслимо. Мирский эту ситуацию неоднократно разыгрывал с Бауэром и другими капитанами флота, в результате появился план отхода. Хреновенький планчик, и единственный его плюс, что остальные варианты еще хуже. Что-то дотянулось почти через девяносто тысяч километров и стукнуло линкор из-за угла. Нельзя сказать, что это было совершенно неожиданно: в конце концов, воевать сюда прилетели, а не баловаться. Но не было видно никаких ракет: только свои да осколки после взрыва, плывущие впереди, и еще – тонкие брызги органической «перхоти» от вражеских кораблей.
В активном режиме лидар «Полководца» углядел ракету почти в световой секунде – за триста тысяч километров. Если у врага было лучевое оружие, способное раздолбать на таком расстоянии линкор – почти на два порядка мощнее, чем собственное энергетическое оружие обороны «Полководца Ванека», – то это было чертовски близко. И единственное, что оставалось – это развернуться и включить аварийную тягу, прокладывая вектор прочь от противника, до того как тот откроет огонь.
Радар-2 доложил:
– Торпеда поразит цель через сорок секунд. Цели один и два идут тем же курсом, тормозят с ускорением в один «же».
– Что ж, приятно знать. Господин Хельсингас, я был бы вам признателен, если бы вы были столь любезны приготовить теплый прием всему, что наши друзья попытаются послать нам вслед. Не знаю, что они пустили в «Князя Вацлава», но предлагаю не дать им времени показать нам это. И если вы, господа, меня извините, мне нужно сделать один звонок. – Мирский надел скобу с телефонной трубкой и ткнул в отключение громкоговорителя. – Связь, прошу контр-адмирала.
В наушнике щелкнуло.
– Господин контр-адмирал?
– Вы уже начали отход?
– Так точно, господин контр-адмирал. «Князь Вацлав»…
Визг тревоги разгерметизации резанул по ушам ножом.
– По местам, мать вашу! – заревел Мирский. – Всем надеть скафандры!
Он содрал с себя телефон. Офицеры и матросы бросились к аварийному хранилищу в глубине рубки и надели скафандры, потом неуклюже вернулись к своим постам, и севшие на подмену побежали за скафандрами. Рубка имела отдельную герметизацию и систему жизнеобеспечения, как и все главные нервные центы корабля, но Мирский не хотел рисковать. Не то чтобы аварийные скафандры могли помочь при битве корабля с кораблем, но декомпрессия – дело совсем другое. На борту звездолета она была не меньшим кошмаром, чем пожар или излучение Хокинга.
– Контроль повреждений, докладывайте! – буркнул он.
Подбежавший старшина протянул ему скафандр. Мирский встал и натянул на себя костюм – медленно, дважды проверив дисплей его состояния.
– Докладываю: сильное падение давления на палубе «А», капитан. Критическая декомпрессия, утечка воздуха продолжается. Также докладываю о повреждении эмиттера лидара в квадранте три.
– Проверьте, что все как следует застегнуты. Батарея, радары – обстановку?
Радар-1 доложил:
– Торпеда выйдет на перехват через пятнадцать секунд. Цель держит курс, должна пройти внутри нашего радиуса захвата в течение двадцати секунд, потом остается позади.
Хельсингас кивнул.
– Все орудия заряжены.
– Контроль повреждений! Восстановить систему жизнеобеспечения и выяснить, что там, блин, прохудилось!
– Уже выяснил, господин капитан. Какое-то загрязнение, источник внутри системы: странные органические молекулы низкой концентрации. А также, гм, отдельные очаги пожаров. Почти по всей палубе А. Повреждение лидарной сетки локализовано в районе, где ударил осколок. Шестнадцать человек экипажа показаны на панели состояния как пострадавшие. Сегмент палубы номер два открылся наружу, а они были там в тот момент.
Батарея доложила:
– Пять секунд до фазы терминального ускорения торпеды.
– Ослепить их надо, – сказал Хельсингас. – Сетку на полную мощность!
– Есть! Готов полный мультиспектральный импульс.
Хельсингас наклонился и что-то неразборчиво сказал в микрофон. Радар-1 ответил так же неразборчиво. Потом защелкали переключатели, когда радар перенес приоритет контроля на лазерную сетку, покрывающую корабль, и Хельсингас с двумя помощниками стали вводить команды.
«Полководец Ванек» под прямым углом устремился прочь от вражеских кораблей, уходя от безмолвных преследователей по волнам искривленного пространства-времени. Две водно-солевые торпеды, яркие искорки позади, полетели, набирая скорость, к вражеским кораблям парой ядерных фейерверков. Плотная мозаика панелей, покрывающих приличную часть корпуса, засветилась чистыми искрами лазерного света. Тысяча цветов, сливаясь и мигая, образовали бриллиантовую диадему. Мегаватты, потом гигаватты мощности ударили наружу, обшивка корабля вспыхнула, как направленное пламя магния. Сияние нарастало, и почти все оно уходило в два плотно сфокусированных луча, способных прожечь стальную плиту на расстоянии тысячи километров.
Одновременно двигатели торпед врубили максимум на последних трех тысячах километров до надвигающихся кораблей противника. Летя в десять раз быстрее межконтинетальных баллистических ракет докосмической эры, торпеды, виляя из стороны в сторону, уходили от предполагаемых лазеров корабельной обороны, рассчитывая на пассивные сенсоры и сложные алгоритмы антиспуфинга, чтобы пробиться через ожидаемые помехи и контрмеры вражеских кораблей. У них едва ли тридцать секунд ушло на то, чтобы пройти эту дистанцию и убедиться, что бортовой обороны у противника почти что и нет.
Из боевой рубки «Полководца Ванека» столкновение выглядело более чем зрелищно. Одна из целей просто исчезла, сменившись раздувающейся сферой осколков и горячего газа, разлетающегося от горящей точки и полыхающего куда ярче обычного атомного взрыва: когда корабль взорвался, и рухнули опоры двигателя, баллон с антиматерией пролился в суп металлического водорода, запустив хаос экзотических субъядерных реакций. Но попала только одна торпеда, остальные одиннадцать промахнулись.
– Докладываю: новые импульсы нейтрино, капитан! – сообщил оператор радара. – Не от того, который мы стукнули…
Мирский уставился на главный экран.
– Контроль повреждений! Что там на палубе «А»? Рулевая рубка! Все выполняют план отхода?
– На палубе по-прежнему космический вакуум, господин капитан. Я послал группу обследования, но они не доложили. Падение давления в утилизаторе четыре, без признаков утечки воздуха. И есть серьезная потеря мощности на сетке, капитан, мы где-то теряем мегаватты.
– Сообщение об отходе послано минуту назад, капитан. Пока что все… – Вульпис выругался. – Господин капитан, «Камчатки» нет!
– Что значит «нет», черт побери! – наклонился вперед Мирский.
– Потерян еще один сигнал «свой-чужой», – оповестил радар. – От… – Глаза оператора потрясенно расширились. – От «Камчатки».
На главном графике вектора имперских кораблей удлинялись, дойдя уже до 300 км/сек и продолжали ползти вверх. Планета-цель висела впереди, бесконечно недосягаемая.
Мирский глянул на своего старпома. Илья посмотрел на него – с ожиданием.
– Капитан, должен сказать, что они дерутся каким-то способом, которого мы не знаем…
Красные огни. Воющие сирены. Контроль повреждений, выкрикивающий приказы по громкой связи.
– Обстановку! – заревел Мирский. – Что происходит, черт побери?
– Падает давление на палубе «Б», первый сегмент. Сильные скачки мощности, распределительный щит девяносто пять четырнадцатого отсека палубы «Д», пожар. Не могу пробиться через контроль повреждений на палубе «Б» вообще, на палубе «В» черт знает что творится…
– Загерметизировать все выше палубы «Е», – приказал Мирский с побелевшим лицом. – Немедленно! Батареи, ложные цели два и три к запуску…
Но поздно было уже спасать корабль, потому что рой вирусоподобных репликаторов, ударивших в палубу «А» на скорости 600 км/сек, впечатавшихся в корпус усиленного алмаза и проевших себе путь через пять палуб, добрался наконец до машинного отделения. И стал жрать, и стал плодиться…
* * *
В голосе Василия слышался испуг, который в иной ситуации был бы забавным.– Я вас арестую за саботаж, предательство, нелицензионное использование запрещенных технологий, за помощь и содействие врагам Новой Республики! Сдавайтесь, а то хуже будет!
– Заткнись и хватайся за спинку этого кресла, если не хочешь идти домой пешком. Мартин, если не возражаешь, помоги-ка… Ага, вот так. Мне надо будет люк закрыть…
Рашель с отвращением огляделась. Вид открывался красивый – звезды повсюду, планета земного типа висит впереди, большая и горбатая, как мраморная сине-белая галлюцинация, – а тут этот сопливый идиот в ухе квакает. Пока что она цеплялась двумя руками за изнанку крышки капсулы, и обеими ногами – за кресло пилота, пытаясь удержать все предметы вместе. Когда она высунула голову за край люка и увидела, кто там цепляется за антенну, мелькнула мысль убраться обратно и врубить вспомогательные двигатели, чтобы сбросить этого типа. Приступ слепой злости заставил ее заскрипеть зубами так страшно, что Мартин испуганно спросил, не течь ли в скафандре она нашла.
Однако красный туман ярости рассеялся быстро, и Рашель, протянув руку, схватила Василия за плечо и как-то смогла втащить его раздутый аварийный скафандр в люк.
– Спускаюсь, – объявила она.
Обхватив ногами спинку кресла, она ослабила защелку люка, опустила его насколько могла и зафиксировала. Кабина оказалась переполненной: Василий явно не соображал, как не попасться под ноги, и Мартин старался отодвинуть кресло, чтобы освободить место. Рашель подтянулась на страховочном лине, наступила на сиденье кресла, потом схватилась за люк и захлопнула его до конца, пока не услышала щелчок дюжины мелких фиксаторов, закрепивших его со всех сторон.
– О’кей. Автопилот, герметизировать кабину и довести давление воздуха до нормального. Мартин, вон там – нет-нет, это туалет, его открывать не надо, – ага, этот ящик.
Воздух зашипел, поступая в кабину из отдушин под потолком. Заклубился белый туман, застилая главный иллюминатор.
– Отлично. Так, слушай: ты не на борту корабля своего флота. Заткнись, и мы тебя опустим на планету. Скажи мне еще раз, что я под арестом – и ты меня достанешь настолько, что я выкину тебя за борт.
– А-гм… – Глаза у младшего прокуратора полезли на лоб, а костюм начал сдуваться.
Мартин за сиденьями крякал и чертыхался, лазая по ящикам.
– Вот это тебе нужно? – Он протянул Рашели сложенный гамак.
Она развернула его у себя на кресле и прикрепила одним концом к стене, а второй размотала в сторону Мартина. Он выпал из ниши, едва не зацепив Рашель ногой по голове, но сумел поймать и закрепить другой конец гамака.
– Ты! Снимай костюм и лезь в гамак. Как ты мог сам заметить, места у нас маловато. – Она нажала рычажок, и шлем отцепился от ее костюма и поплыл в воздухе, Рашель поймала его и сунула за сиденье, под гамак. – Ты тоже можешь снять костюм.
Мартин кое-как наполовину содрал с себя костюм, только ноги и нижняя часть туловища остались в пластиковом мешке. Василий выплыл нескладно двигался, борясь с пузырем шлема. Мартин направил прокуратора в гамак и сумел вытащить его голову из шлема до того, как Василий вдохнул.
– Вы аре… – начал Василий, и сам себя прервал. – Я хотел сказать, спасибо.
– И даже не думай захватить корабль, – мрачно предупредила Рашель. – Автопилот настроен на мой голос, и никто из нас не хочет попасть в руки твоих друзей.
– Э-э… – Василий глубоко вздохнул. – То есть… я хотел… – Он огляделся дикими глазами. – Мы погибнем?
– Я лично не собираюсь, – твердо сказала Рашель.
– Но вражеские корабли! Они же…
– Это Фестиваль. Ты хоть имеешь понятие, что это такое? – спросил Мартин.
– Если вы что-нибудь про это знали, надо было все рассказать людям адмирала. Почему вы этого не сделали? Почему…
– Мы говорили. Они не стали слушать, – заметила Рашель.
Василий явно старался понять. Все же оказалось проще сменить тему, чем пытаться мыслить о немыслимом.
– А что вы теперь будете делать?
– Ну… – Рашель почти беззвучно присвистнула сквозь зубы. – Лично я собираюсь посадить эту вот шлюпку вблизи, скажем, Нового Петрограда, заказать номер для молодоженов в отеле «Корона», наполнить ванну шампанским и там полежать, а Мартин будет меня кормить бутербродами с икрой на черном хлебе. На самом деле, что мы дальше будем делать – зависит от Фестиваля. Если Мартин прав насчет того, что это такое…
– Можешь не сомневаться, – отозвался Мартин.
– …то корабли флота Новой Республики тихо исчезнут, и больше их никто никогда не увидит. Вот что получается, если считать, что все играют по одним и тем же правилам. А мы будем дрейфовать к планете, потом включим двигатели для посадки, тем временем изо всех сил крича, что мы – нейтральная сторона. Фестиваль – это совсем не то, что думают твои вожди, мальчик. Он представляет угрозу для Новой Республики – это они правильно поняли, – но они понятия не имеют, что это за угроза и как с ней бороться. Ворваться со стрельбой – это только заставит Фестиваль ответить в том же духе, а он это умеет куда лучше ваших ребят.
– Но наш флот непобедим! – горячо возразил Василий. – Лучший флот на двадцать световых лет! Что вы, анархисты, можете ему противопоставить? У вас даже правительства нет сильного, куда там флота!
Рашель засмеялась, через секунду Мартин тоже. Смех нарастал, переходя в хохот, оглушительный в тесноте кабины.
– Отчего вы смеетесь? – возмущенно спросил Василий.
– Послушай. – Мартин обернулся, чтобы встретиться глазами с прокуратором. – Ты воспитан в духе этой теории сильного правительства, божественного права высших классов, пастыря над стадами, порки по голым задницам городского пролетариата и прочего в том же духе. Но тебе не приходило в голову, что система ООН тоже работает и существует вдвое дольше, чем ваша? Есть не один способ управлять цирком, как показывает Фестиваль, а жесткие иерархии, вроде той, в которой ты вырос, с переменами справляются хреново. Вот система ООН, по крайней мере, после Сингулярности и принятия планетарной Неконституции… – Он фыркнул. – Когда-то маргиналы считали ООН квазифашистским мировым правительством. Это было в двадцатом – двадцать первом веке, когда сильная власть была в моде, поскольку вся планетарная цивилизация страдала от футурального шока, приближаясь к Сингулярности. Потом это прошло – потому что мало осталось жизнеспособных авторитарных правительств, и чем они были жестче, тем меньше умели справляться с последствиями потери девяти десятых своего населения за сутки. Да, и еще – корнукопии: не очень приятно управляющему Центральным банком утром проснуться и увидеть, что девяносто процентов налогоплательщиков смылись, а остальные считают, что деньги устарели.
– Но ведь ООН – правительство…
– Нет, – перебил его Мартин. – Это центр переговоров. Возник как дипломатическая организация, превратился в бюрократическую структуру, потом в агента международной торговли и стандартных соглашений. После Сингулярности был подчинен экспедиционному корпусу инженеров Интернета. Это не правительство Земли, это реликт тех структур, которые ты мог бы назвать этим словом. Вот этот реликт и работает на общественное благо, которое нужно каждому. Всемирные программы вакцинации, торговые соглашения с внесолярными правительствами – такого рода вопросы. Суть в том, что ООН в основном вообще ничего не делает. У нее нет внешней политики, это всего лишь голова на палочке, чтобы показывать вашим политикам. Иногда кто-нибудь использует ООН как вывеску, когда нужно сделать что-то солидное с виду, но пытаться добиться единогласного решения в Совете Безопасности – это вроде как пасти кошек.
– Но вы же…
Василий запнулся, посмотрел на Рашель.
– Я говорила вашему адмиралу, что Фестиваль – не люди, – произнесла она устало. – Он сказал «спасибо» и продолжал планировать атаку. Вот почему все они вскоре погибнут. Гибкости у вашего народа мало. И даже попытка небольшой – хотя и катастрофически незаконной – атаки с нарушением каузальности – тоже не оригинальная реакция. – Она горько усмехнулась. – Думали, что они вылезут за неделю до прибытия Фестиваля, путешествуя по полукретинскому замкнутому времениподобному пути, чтобы «избежать мин и ловушек». Будто Эсхатон этого не заметит. Будто Фестиваль – это первобытное стадо с атомными бомбами.
На консоли перед Рашелью замигал огонек.
– Посмотри, – сказал Мартин.
– Начинается. Пристегнись получше, а то мы слишком близко.
– Не понял. Что происходит? – спросил Василий.
Мартин протянул руку, подстроил объектив, установленный в крыше кабины, потом глянул через плечо.
– Жонглировать, пацан, умеешь?
– Нет, а что?
Мартин показал на экраны.
– Корабли-шипы. Или антитела. Полуразумные удаленные модули, вооруженные… лучше тебе не знать, чем. Пожиратели, формирователи и… штуки. Мерзко голодные наномашинки. Иными словами, серая слизь.
– Ой! – Василий посерел. – То есть они нас…
– Полетят навстречу флоту и понюхают его, посмотрят. К сожалению, вряд ли контр-адмирал Бауэр понимает, что если не издавать дружественных шумов, всем им конец. Он все еще думает, что будет бой – такой, знаешь, с ракетами и пушками. Их спасет, если они решат разговаривать: ну, Фестиваль – инфоядное существо. Нам ничего не грозит, пока мы будем его интересовать и не стрелять в него. К счастью, он не понимает юмора. Увлекается им, но до него не доходит. Пока мы его занимаем, он нас не съест, мы даже можем довести дело до разумной материи, которая отзовет от нас Вышибал и позволит сесть на планету. – Он полез в мешок с аппаратурой, вытащив его из шкафчика за сиденьем. – Рашель, готова передавать? Так, надень вот это, парнишка. Представление начинается.
Красный нос, плавающий перед Василием в воздухе, будто издевался над ним.
ТЕЛЕФОННЫЙ МАСТЕР
Главный узел Фестиваля, вращаясь по сильно вытянутой эллиптической полярной орбите, высотой почти шестьдесят тысяч километров, жировал и радовался в разгар информационного потопа. Источники в этой системе были редки по сравнению с их количеством на некоторых предыдущих остановках, но Рохард все еще оставался необычным и интересным. Фестиваль уже встречался с первобытными мирами в своих странствиях, и контраст с имеющимися воспоминаниями был огромен.
Теперь, когда первые звездные парусники улетели – и нацеленные как на новые, неизведанные миры, так и обратно, по собственным следам, к ядрам цивилизации, к прошлым остановкам, – Фестиваль наполнял закрома.
На поверхности планеты события шли не совсем удовлетворительно: удалось собрать большой объем фольклора, но практически ничего – об общественных нравах этого жестко статичного общества. Информационные каналы были до смешного скудны, а недостаток спроса на них внушал отчаяние. Конечно, основными источниками данных служили злополучные разумы, насильственно выгруженные некоторыми наиболее раскрепощенными, чтобы не сказать аморальными, элементами Края. Критики, со своим неувядаемым инстинктом объяснять и препарировать, непрерывно стонали – что-то насчет этой колонии, подвергнувшейся катастрофической экономической сингулярности, – но такие вещи не были проблемой Фестиваля. Скоро наступит время двигаться дальше: пришли первые робкие передачи от Торговцев, чирикающих и булькающих в облаке Оорта, работа по открытию коммуникаций с этой цивилизацией была почти закончена.
Теперь, когда первые звездные парусники улетели – и нацеленные как на новые, неизведанные миры, так и обратно, по собственным следам, к ядрам цивилизации, к прошлым остановкам, – Фестиваль наполнял закрома.
На поверхности планеты события шли не совсем удовлетворительно: удалось собрать большой объем фольклора, но практически ничего – об общественных нравах этого жестко статичного общества. Информационные каналы были до смешного скудны, а недостаток спроса на них внушал отчаяние. Конечно, основными источниками данных служили злополучные разумы, насильственно выгруженные некоторыми наиболее раскрепощенными, чтобы не сказать аморальными, элементами Края. Критики, со своим неувядаемым инстинктом объяснять и препарировать, непрерывно стонали – что-то насчет этой колонии, подвергнувшейся катастрофической экономической сингулярности, – но такие вещи не были проблемой Фестиваля. Скоро наступит время двигаться дальше: пришли первые робкие передачи от Торговцев, чирикающих и булькающих в облаке Оорта, работа по открытию коммуникаций с этой цивилизацией была почти закончена.