Стросс Чарльз. Небо сингулярности

   – Блин!
   – Ситуация не безнадежна. Ты совершенно искренне будешь работать с Мансур. Делай свою работу и потихоньку вылезай. Я попытаюсь тебе организовать безопасный выход, когда флот прибудет к месту назначения. И помни, если побежишь, это будет куда опаснее, чем уходить постепенно.
   Мартин ощутил, что напряжение, которое он едва осознавал, начинает уходить.
   – Ладно. У тебя есть для меня запасные варианты, если ООН облажается? Какие-нибудь идеи, как мне убраться без дырок в шкуре? И какая-нибудь информация об этом Фестивале, что бы за черт это ни был?
   – Имей в виду, что сейчас это определенно ситуация прямого действия, – сообщил Герман. Мартин ахнул и сел прямо. – И ты мне нужен под рукой, если ситуация, говоря твоими терминами, станет «хреновой». На кон поставлены миллионы жизней. И проясняются серьезные политические вопросы: если Новая Республика схлестнется с Фестивалем, то возникшая нестабильность может привести к местной революции. Члены ООН, как правительственные, так и квазиправительственные, по очевидным причинам имеют в этой ситуации законные интересы. Сейчас я не могу ничего тебе сказать о Фестивале, поскольку ты себе не простишь, если выдашь какие-либо сведения о нем, но я не погрешу против истины, если скажу, что сейчас Новая Республика для тебя опаснее Фестиваля. Тем не менее, учитывая характер ситуации, я готов выплатить премию, вдвое превышающую премию инспектората ООН, если ты останешься на месте, закончишь свое задание и будешь делать то, что я прошу.
   У Мартина пересохло в горле.
   – Хорошо. Но так как ситуация становится критической, премия пусть будет трехкратной. В случае моей смерти выплачиваемая моим ближайшим родственникам.
   Молчание. Потом ЛП произнес:
   – Принято. Герман, конец связи.

* * *

   Рашель лежала в постели, глядя в потолок, и пыталась отложить на время анализ собственных чувств. Было раннее утро, Мартин ушел недавно. У нее было нехорошее предчувствие по поводу этого дела, хотя с виду все шло отлично. Что-то ее подсознательно грызло. Вскоре она, так и не сомкнув глаз, повернулась набок, устроила голову на пуховой подушке и подтянула колени.
   Это должна была быть простая вербовочная встреча: завести полезный контакт и проинструктировать агента на разовое задание. Прилично и по-деловому. А вместо этого она неожиданно для себя самой оказалась за ужином со спокойным и достойным мужчиной, который не лез ее лапать, не относился к ней как к вещи, слушал ее серьезно и поддерживал интересный разговор – такого мужчину она бы в иных обстоятельствах сочла приятным кавалером. Она малость повредилась в уме, удержавшись на самой грани безответственности, да и он тоже озверел от одиночества. А сейчас она волновалась за него – что никак в план не входило.
   Все это созрело, когда они, сидя по разные стороны кухонного стола, закончили деловой разговор. Он посмотрел на нее с каким-то любопытным ожиданием в глазах. А она положила ногу на ногу, и ступня показалась из-под юбки. Он на эту ступню посмотрел очень внимательно.
   – Это все? – спросил он. – То есть вы просите меня держать глаза открытыми, не пропустить команды перезапуска расфазировки, внести подключаемую программу и известить вас, если замечу что-нибудь вроде намерений нарушить каузальность. Это все?
   – Да, – ответила она, глядя на него в упор. – В сущности, это все.
   – А… – Он посмотрел на нее остро, искоса. – Я думал, есть еще что-нибудь.
   – Может быть, и есть. – Она сплела руки на колене. – Но только если вы сами захотите.
   – Ага, – сказал он, переваривая информацию. – Что еще входит в задание?
   – Ничего. – Она наклонила голову, встретив его взгляд, и собралась. – Деловую часть мы закончили. Вы помните, что я говорила там, в ресторане?
   – Насчет… – Он кивнул и отвернулся.
   – В чем дело? – спросила она.
   – Да ни в чем, – тихо вздохнул он.
   – Врете. – Она встала. – Давайте будем говорить. – Она слегка потянула его за руку.
   – Что? – Он покачал головой. – Я только…
   – Пошли. – Она потянула чуть сильнее. – В гостиную. Идем.
   – О’кей. – Он встал и оказался не выше ее. В глаза ей смотреть он избегал. Ему и в самом деле было неловко.
   – В чем дело? – снова спросила она.
   Он коротко нервно засмеялся – невесело.
   – Вы – первый нормальный человек, которого я вижу за последние четыре месяца, – сказал он тихо. – И я очень быстро привык с вами говорить.
   Она посмотрела на него пристально.
   – Так и не надо отвыкать.
   – Я…
   Он снова одеревенел.
   «Отчего это он?» – подумалось ей.
   – Да скажи ты что-нибудь, – попросила она.
   – Я… – он замолчал, и она побоялась, что он больше ничего не скажет. – Я не хочу отвыкать. Здесь вся эта страна просто вжимает меня мне же в голову – как в тисках! Единственное, что здесь от меня нужно – это моя работа…
   Рашель прислонилась к нему.
   – Помолчи, – сказала она тихо.
   Он замолчал.
   – Так-то лучше.
   «А к нему очень здорово прислоняться», – решила она и обвила его руками. Еще через секунду он обнял ее в ответ.
   – Забудь о работе. Да, ты меня слышал. Забудь всю Новую Республику. На несколько часов можешь это сделать? – Она ощутила, как задрожала его грудь.
   – Я попробую.
   – И хорошо, – сказала она яростно.
   И это было хорошо. В этом человеке она могла быть уверена. У него по поводу этого государства, клаустрофобного аборта мировой культуры, были те же чувства, что и у нее. И сейчас он держал ее уверенно, и руки его ходили вверх и вниз по ее спине, ощупывая узкую талию.
   – В гостиную. Пошли, это соседняя комната, – прошептала она.
   Мартин посмотрел на нее внимательно.
   – Ты уверена, что этого хочешь?
   Это лишь придавало ему обаяния.
   – А в чем тут быть неуверенной?
   И она поцеловала его крепко в губы, просовывая язык. Ощущение было такое, что она сейчас просто вылетит из собственной одежды. Он притянул ее чуть ближе, вдавив ее подбородок себе в основание шеи; она ощутила щетину на его щеке.
   – Хрен знает сколько я уже этого ждала, – шепнула она.
   – То же самое, – ответил он и поднял ее на руки. – Одиноко тебе было?
   Она рассмеялась хриплым лающим смехом.
   – Тебе не понять, насколько. Я здесь торчу уже века и уже стала ощущать себя каким-то уродом, потому что разговариваю с незнакомыми мужчинами и занимаюсь в жизни чем-то вроде вынашивания младенцев. Местный образ мышления запускает в меня когти.
   – Как? Классный и крутой агент правительства поддается подобным настроениям? – спросил он с добродушной насмешкой.
   – Правильно понимаешь, – неразборчиво буркнула она ему в плечо, ощущая, как робкая рука опускается ниже ее талии.
   – Прости. Но – полгода одной, в этой дыре, все время играя роль? Я бы с ума сошел, – произнес он задумчиво.
   – Больше полугода, – ответила она, глядя мимо него. «Мочки у него симпатичные», – заметила она про себя отстраненно, придвигаясь ближе.
   – Давай-ка найдем ту бутылку вина, – предложил он тихо. – Мне кажется, ты слегка торопишься.
   – Извини, – автоматически ответила она. – Извини. – Она чуть напряглась. – Нет, руки не убирай. Пойдем.
   Кое-как они добрались до гостиной – мягкие кресла и сервант с посудой, – не выпустив друг друга.
   – Сперва я думал, что ты провокатор, – сказал он, – а оказалось, что ты – первый нормальный человек, которого я здесь увидел.
   Эти слова повисли в воздухе.
   – Если бы мне нужно было только тело, то в этом порту полно матросов, – заявила она, снова прислоняясь к нему. – Не там у меня свербит.
   – Ты уверена, что это работа для тебя? Если ты настолько…
   – Ты хочешь сказать – «ранима»?
   – Может быть. Не совсем точное слово.
   Она подвела его к дивану.
   – Мне нужно было общество. А не просто перепихнуться наскоро, – объяснила она, больше самой себе.
   – И тебе, и мне. – Он бережно повернул ее, чтобы смотреть в глаза. – И как ты хочешь, чтобы это произошло?
   – Не надо разговоров.
   Она подалась вперед, закрыв глаза, и нашла его губы. Потом события вышли из-под контроля.
   В первый раз они любили друг друга, подчиняясь страсти, Рашель лежала на полу, задрав юбки, а у Мартина штаны болтались на коленях. Потом они как-то переползли в спальню и сумели стряхнуть одежду перед вторым сеансом, на этот раз нежным и медленным. Мартин был чуток и внимателен. Потом, в разговоре, он упомянул о разводе несколько лет назад. Говорили они часами, до самого искусственного рассвета, согласованного с восходом на планете внизу. И любили друг друга – до ноющих ссадин.
   Когда он ушел, Рашель осталась лежать без сна, и голова у нее шла кругом. Она попыталась мыслить рационально: одиночество, нервы – от этого любой может сорваться на минуточку с цепи. Но все же она беспокоилась: Мартин не был случайным кавалером, и это не было быстрым перепихоном. Сама мысль увидеть его снова наполняла Рашель радостной надеждой, окрашенной легким отвращением к себе – осознанием, что смешивать работу и удовольствие вот таким образом – это идиотский поступок.
   Она перевернулась на бок и заморгала: часы в левом веке показали, что времени – чуть больше семи ноль-ноль. Еще через два часа надо будет получить подтверждение дипломатического статуса, одеться и пойти брать за шкирку кое-кого из чиновников Новой Республики. А еще через два часа Мартин окажется на борту «Полководца Ванека», и к 22:00 все дела будут сделаны. Рашель вздохнула и попыталась подремать еще часок, но сон бежал от нее.
   Она поймала себя на смаковании приятных воспоминаний. На самом деле она мало что еще могла бы сделать: высока была вероятность, что она не останется в живых, если ошибается по поводу намерений Новой Республики. И разве это будет плохой способ закончить путь в сто пятьдесят лет?
   Физически молодая, как двадцати-с-чем-то-летняя, поддерживаемая передовой медициной планеты-матери, она редко ощущала груз десятилетий, и экзистенциальный страх перед жизнью настигал ее только тогда, когда вспоминалось, как мало из тех, кого она знала и любила, еще живы. Сейчас почему-то возникла в памяти дочь, как она пахла, когда была младенцем.
   Что же вызвало воспоминания? Не дочь, политический тяжеловес, предводитель династии. Не похороны ее, восьмидесятилетней, после несчастного случая на небесном парусе. Не даже лицо Йогана, с которым прожила в браке пятнадцать лет. А Мартин, совсем недавний, будто перекрывал все перед ее умственным взором. Рашель сердито заморгала и села в кровати.
   Дура-девка. Кто бы знал, так решил бы, что ты и второй сотни лет не разменяла, раз так сразу влюбилась в пару тугих ягодиц.
   И тут же поймала себя на желании снова увидеть Мартина, на ожидании этой встречи завтра вечером. Обжигающая радостная надежда побеждала возраст и цинизм, хотя Рашель и знала, что это будет значить. Осложнения.

* * *

   Межорбитный шаттл, отстыковавшись от флотского причального шлюза, двинулся прочь от космического лифта. На холодных трастерах он отошел от скопления других судов и через десять минут после выхода на свободное пространство получил разрешение от диспетчера включить главный двигатель. Ярко-оранжевый султан пылающих ионов ртути рванулся из трех прямоугольных панелей вокруг заднего грузового люка, и судно стало набирать скорость. Ионные двигатели славились своей черепашьей скоростью, но они были достаточно эффективны. Прошла тысяча секунд, как шаттл отошел от станции со скоростью около двухсот километров в час, а пора уже было начинать торможение, чтобы подойти к кораблю, висящему почти в шестидесяти километрах от станции.
   По орбитальным меркам, шестьдесят километров – это тьфу, то есть «Полководец Ванек» был почти что на крыльце лифта. Но в таком положении был серьезный плюс: корабль был готов к движению, и движению быстрому. Как только инженеры верфи закончат модернизацию компенсаторов дрейфа нуля и двигательного ядра, корабль будет готов к бою и походу.
   Капитан первого ранга Мирский смотрел через видеоокно на своей рабочей станции, как нос шаттла входит в причальный ангар. Он сидел один у себя в каюте, неустанно копаясь в директивах и циркулярах относительно текущей ситуации. Сверху сыпались приказы, на корабле – хаос, и Мирский отчетливо осознавал, сколько еще подготовительной работы предстоит сделать.
   Средних лет, широкоплечий, с аккуратной бородкой цвета соли с перцем под стать седеющим волосам каперанг Мирский был с виду образцом капитана флота Новой Республики. Но за холодной маской стального космонавта скрывался совсем не такой уверенный человек. Мирский уже неделю смотрел, как растет напряженность обстановки, и, несмотря на попытки объяснить эту ситуацию рационально, его не оставляло чувство, что какая-то ерунда происходит между Министерством иностранных дел и Резиденцией Императора.
   Он мрачно уставился в последнюю директиву, положенную ему на стол. Служба безопасности вылезала вперед, и капитану полагалось перейти на военное положение, как только последние рабочие и инженеры верфей уберутся с палубы и все люки будут задраены. А сейчас от него требовалось оказывать всяческое содействие прокуратору Мюллеру из службы Куратора в осуществлении непрерывного наблюдения на борту за иностранными контракторами, занятыми модернизацией главной двигательной системы «Полководца». Сердито глядя на наглую бумажку, капитан взял переговорник.
   – Илью ко мне.
   – Капитан второго ранга Муромец здесь, господин капитан первого ранга.
   В дверь через некоторое время осторожно постучали.
   – Открыто! – крикнул Мирский.
   Дверь открылась. Вошедший, старший помощник Муромец, отдал честь.
   – Заходи, Илья.
   – Есть, господин капитан первого ранга. Вызывали?
   – Вот. – Мирский показал на экран. – Какой-то, понимаешь, Гражданин Куратор хочет, чтобы его «шестерка» шастала тут по моему кораблю. Ты про это что-нибудь знаешь?
   Муромец наклонился ближе.
   – Если честно, то знаю, господин каперанг.
   Усы его шевельнулись, но Мирский не понял, какие эмоции они выразили.
   – Так. А не соблаговолите объяснить?
   – Суета какая-то вокруг того иностранного инженера, что ставит у нас модернизацию блока «Б» в двигателях. Заменить его нельзя – если не ждать еще по меньшей мере три месяца, – а он оказался болтуном и как-то попался на карандаш кому-то из профессиональных параноиков в Василиске. Вот они и сунули нам типа из тайной полиции, чтобы за ним присматривал. Я его поручил лейтенанту Зауэру с приказанием, чтобы нам он на глаза не попадался.
   – И что Зауэр про него говорит?
   Муромец фыркнул.
   – Да говорит, что этот пацан желторот, как матрос-первогодок. Без проблем.
   Капитан вздохнул.
   – Ну так смотрите, чтобы и было без проблем.
   – Есть, господин капитан! Разрешите идти?
   Мирский показал на кресло.
   – Да нет, садись. Что-нибудь ты замечал такое… необычное?
   Муромец покосился на дверь.
   – Слухи как мухи летают, господин капитан. Я что могу делаю, чтобы их приглушить, но пока официальной информации не будет…
   – Еще шестнадцать часов точно не будет.
   – Если можно спросить, господин капитан, а тогда что?
   – Тогда… – Капитан замолчал. – Меня известили… что мне сообщат, и тебе, соответственно, и другим офицерам, о том, что происходит. А пока что разумно будет загрузить всех работой, чтобы не было времени трепаться и слухи разносить. Да, и проверьте тщательно, что в каюте командующего все как следует, и мы готовы принять на борт весь штаб.
   – А! – Муромец кивнул. – Будет сделано, господин капитан. Значит, усилить бдительность, инспекции чаще и готовность на всех постах? Порка для повышения боевого духа, еще несколько учебных тревог для тактических команд?
   Капитан Мирский кивнул.
   – Вот именно. Но прежде всего – каюта командующего. Чтоб завтра была готова к официальной приемке. У меня все.
   – Есть, господин капитан!
   – Свободны.
   Муромец ушел, а Мирский снова погрузился в мрачные думы наедине с приказами, которые он еще шестнадцать часов никому показать не сможет.
   Наедине с уверенным и холодящим душу осознанием грядущей войны.

СЛУГА АДМИРАЛА

   Его Императорского Величества линейный крейсер «Полководец Ванек» висел на стоянке в шестидесяти километрах от кламовского лифта Военно-Космического Флота. Бежали по его бортам синие и красные огни, прямо над главной пусковой ракетной площадкой подмигивал зеленым контуром знак двуглавого орла на адмиральском флаге. Курц уже два часа находился на борту. Корабль скоро будет готов к полету.
   Рашель Мансур изо всех сил старалась скрыть предательскую усмешку удовлетворения, грозившую вот-вот прорваться. Реакция, которую она вызвала у горилл из безопасности при входе на базу, почти компенсировала предыдущие несколько месяцев одиночества и паранойи. Они едва смогли задержать ее до того момента, пока звонок в посольство не вытащил на сцену встрепанного капитан-лейтенанта, который тут же начал перед ней краснеть и заикаться. Не успел он задать вопрос о ее намерениях, как она с удовольствием заткнула ему пасть мандатом. Он сопроводил ее вместе с ее багажом прямо в шаттл для проезда на крейсер, всю дорогу чуть трясясь и поглядывая через плечо. (Совершенно ясно было, что самодвижущиеся чемоданы тоже относятся к технологии, в Новой Республике запретной.)
   Людмила Индришек – личность прикрытия в последний месяц – растворилась под утренним душем, и оттуда вышла Рашель Мансур, специальный агент Постоянного комитета ООН по многостороннему межзвездному разоружению. Людмила Индришек жеманилась, носила модные платья и слушалась умных людей, то есть мужчин. Спецагент Рашель Мансур начала свою карьеру с уничтожения бомб (то есть разряжала ядерные заряды и дезинтеграторы террористов), а свою квалификацию повышала при ударах военного флота по упорствующим нарушителям договоров. Она одевалась в черную полувоенную форму, предназначенную именно для того, чтобы производить впечатление на милитаристскую деревенщину в глухих углах космоса. Интересно было смотреть, как смена костюма меняет отношение людей, особенно когда они высчитывали эквивалент ее звания. Пока что она с прочими пассажирами сидела и ждала под бдительным взором глаз-бусинок главстаршины Дуболома.
   Наконец герметичный люк открылся.
   – Смирно! – рявкнул главстаршина.
   Ожидавшие в ангаре матросы вытянулись в струнку. Из люка, пригнувшись, вышел лейтенант, выпрямился. Дуболом отдал честь, офицер отсалютовал в ответ, не замечая Рашели.
   – Отлично, – сказал он. – Главстаршина, грузите ребятишек на борт. Меня не ждите, у меня тут дело, я следующим рейсом поеду. – Он глянул на Рашель. – Так, а вы что тут делаете?
   Рашель ткнула в него пропуском.
   – Дипломатический корпус. Прикомандирована к штабу адмирала особым приказом великого князя Михала.
   У лейтенанта отвисла челюсть.
   – Но вы же…
   – …полковник объединенных вооруженных сил Совета Безопасности ООН. Здесь написано: «По особому приказу великого князя Михала» – какое именно слово вам здесь непонятно? Вы так и будете стоять, рот разинув, или пригласите меня на борт?
   – Э… гм… так точно. – Лейтенант исчез в люке пилотской кабины и тут же появился вновь. – Э-гм… полковник… Мансур? Милости прошу на борт.
   Рашель кивнула и прошла мимо него. Сохраняя то же бесстрастное лицо, она разместилась за кабиной экипажа, на местах для офицеров. И стала слушать.
   Главстаршина инструктировал новобранцев.
   – Вольно! – буркнул он. – Рассаживайтесь, ребята. Так, на переднем ряду, лицом назад, молодцы! Теперь пристегнуться… Так, на шести точках, правильно. Теперь, в сиденье перед собой нашли пакеты. Внимание всем! На такой скорлупке искусственных гравитаторов не ставят, а ускорение у нее не больше, чем у паралитика в кресле. Так что если кого тошнить будет – только в пакет! Кто облюет мебель или оборудование – всю неделю их мыть будет. Ясно?
   Все кивнули. Рашель ощутила осторожный оптимизм. Кажется, все пассажиры рейса, кроме главстаршины Дуболома, на этот корабль назначены впервые. Это подтверждало имеющуюся информацию: флот готовится к войне, и отлет надолго не задержится.
   Дверь в пассажирский салон скользнула на место; послышался рокот закатываемых в грузовой отсек автоматических поддонов. Дуболом постучал в переднюю дверь и вошел, когда она открылась. Через минуту он показался и объявил:
   – Старт через две минуты! Держаться всем.
   Эти две минуты ползли черепашьим шагом. Удары, глухие и звонкие, сообщили, что топливные шланги и силовые кабели причала отстыковались, потом корабль дернулся, покачнулся и двинулся вперед под стихающее шипение снова закрывающегося воздушного шлюза.
   – Вы тут все салаги, – сообщил главстаршина Дуболом своим подопечным. – Сейчас вас тут много таких – призыв начался. А я, – он ткнул себя мясистым пальцем в грудь, – не призывник. Я на этом корабле, куда мы летим, живу. И собираюсь дожить до самой пенсии. А что это значит? А это значит, что вам и таким, как вы, я не позволю подставлять меня или мой корабль. Первое в космосе правило… – начал он, но корабль мотнулся в сторону, как пьяный, под неприятно громкий дребезг откуда-то снизу, – так это что любая ошибка – гроб. Космос не шутит, он сразу убивает. И второй попытки не дает.
   Будто чтобы подчеркнуть его слова, у Рашели вдруг желудок ушел вниз. На миг показалось, будто огромные резиновые тиски пытаются разорвать ее на части, а потом она поплыла в воздухе. У новобранцев был настолько же недоуменный вид, насколько у главстаршины – самодовольный.
   – Главный двигатель включится через пять минут, – объявил Дуболом.
   По тесной кабине пронесся лязг и звон – шаттл медленно поворачивал влево. Вспомогательные трастеры осторожно выводили его из дока.
   – Кто не слышал: я тут говорил, что ошибки убивают. И я не собираюсь дать вам убить меня. И поэтому, когда прибудем на борт «Полководца Ванека», вы, засранцы, будете делать точно то, что скажу вам – или любой старшина, уж тем более офицер. И делать будете, черт меня побери, с улыбочкой аж до самых ушей, а кто не будет, тому я башку вобью в задницу так, что он сам себе сможет гланды зубами удалять. Вопросы есть?
   Рашель он будто не замечал, неявно признав, что она не под его властью.
   Закрыв глаза, она начала глубоко дышать – и тут же пожалела: шаттл провонял застарелым потом с чуть-чуть угадывающейся примесью озона и сладковатым запашком ацетона. Уже давно она в последний раз о чем-нибудь молилась, но сейчас она молилась изо всех сил, чтобы полет в этой консервной банке наконец закончился. Такого убогого шаттла она не видела десятки лет – будто его из какой-то исторической драмы взяли. А полет длился и длился, но, разумеется, кончился все же. Шаттл встряхнулся и лязгнул, пристыковавшись к стабилизатору-адаптеру «Полководца», потом заскрежетал и заскрипел, вползая в ангар и поворачиваясь. Потом с шипением стало выравниваться давление.
   – Гм… полковник?
   Она открыла глаза – над ней стоял главстаршина Дуболом, несколько позеленевший от неуверенности, не зная, как с ней обращаться.
   – Все в порядке, главстаршина. Мне случалось бывать на борту иностранных судов. – Она встала. – Меня там ждут?
   – Гм… да. – Он смотрел прямо перед собой, невероятно конфузясь.
   – Отлично. – Она отстегнула ремни, встала, ощущая неровную гравитацию вращения крейсера, и поправила берет. – Выпускайте меня к ним.
   Шлюз открылся.
   – Отделение, на кра-ул!
   Она шагнула в причальный ангар, ощущая недоверчивые взгляды со всех сторон. Старший офицер – капитан второго ранга, если она правильно разобрала знаки отличия, – ждал ее с каменным лицом, скрывающим неизбежное изумление.
   – Полковник Мансур, Инспекция по разоружению ООН, – сказала она. – Здравствуйте, капитан второго ранга…
   – Муромец. – Он недоуменно заморгал. – Простите, ваши документы. Лейтенант Менвик говорит, что вы приданы к штабу адмирала, но нам не сказали, что вы…
   – Все в порядке. – Она повела рукой вдоль коридора, ведущего в главные служебные помещения корабля. – Там обо мне еще не знают. По крайней мере, если великий князь Михал не предупредил. Вы меня просто отведите к адмиралу, и все будет как надо.
   Багаж тихо катился за ней на мириадах разноцветных ярких шарикоподшипников.

* * *

   У адмирала выдалось плохое утро: снова проблемы с его ложной беременностью.
   – Я совсем болен, – тихо мямлил он. – Мне что, вставать надо?
   – Это бы вам помогло, ваше превосходительство. – Робард, его вестовой, бережно обнял адмирала за плечи, помогая сесть. – Через четыре часа отлет. После этого через два часа у вас заседание штаба, а перед этим – встреча с контр-адмиралом Бауэром. Да, и извещение от его высочества с печатью «сверхсрочно».
   – Ну, тогда да… да… да… вай его сюда, – велел адмирал. – Чертова эта утренняя тошнота…
   И тут тихо запищал переговорник в соседней комнате.
   – Сию минуту, ваше превосходительство, – сказал Робард. Потом добавил: – Кто-то хочет вас видеть, господин адмирал. Без предварительной договоренности… А? Как? А! Понимаю. Да-да. Он будет готов через минуту. – Бегом вернувшись в спальню, Робард прокашлялся. – Ваше превосходительство, вы готовы? Да, гхм! К вам посетитель, господин адмирал. Дипломат, прикомандированный к вашему штабу приказом великого князя Михала. Что-то вроде иностранного наблюдателя.