раба и предложил высокую цену. Но владелец раба оценил его в три марки
серебра. Это было много больше, чем цена обыкновенного раба. Сделка все же
состоялась, и Стейнар взял Транда с собою домой.
Когда они вернулись домой, Стейнар сказал Транду:
-- Дело вот в чем: у меня есть для тебя работа. Все прочие дела уже
распределены здесь. А я дам тебе работу, которая тебя сильно не затруднит.
Ты будешь пасти мой скот. Для меня очень важно, чтобы скот был хорошо
выпасен, и я хочу, чтобы ты ни с кем не считался в выборе лучшего пастбища.
Если у тебя недостанет силы и смелости управиться с любым работником
Торстейна, то я плохо разбираюсь в людях.
Стейнар дал Транду большую секиру с лезвием длиной почти в локоть и
очень острым.
-- По твоему виду, Транд, -- сказал Стейнар, -- едва ли можно
сомневаться в том, что звание годи
не остановит тебя, если вы столкнетесь с Торстейном один на один.
Транд ответил:
-- Я думаю, что я немногим обязан Торстейну, и я, кажется, понимаю, что
за задачу ты мне ставишь. Ты думаешь, конечно, что немногим рискуешь с таким
рабом, как я. А мне-то это очень по душе, если доведется помериться с
Торстейном силою.
И Транд стал пасти скот. Вскоре он понял, где Стейнар велел пасти свой
скот, и он стал пасти его на болоте Стаксмюр. Когда Торстейн обнаружил это,
он послал одного из своих работников к Транду и велел указать ему границу
земель его и Стейнара. Работник нашел Транда, передал то, что ему было
поручено, и попросил его перегнать скот в другое место. Он сказал, что Транд
сейчас пасет скот на земле Торстейна, сына Эгиля. Транд ответил:
-- Меня совсем не заботит, чья это земля. Я пасу на том лугу, где мне
кажется лучше.
На этом они расстались. Работник вернулся и передал Торстейну ответ
раба. Торстейн ничего не предпринял. И Транд пас там скот днем и ночью.
Однажды утром Торстейн поднялся с рассветом и взошел на холм. Он
увидел, где паслось стадо Стейнара. Тогда Торстейн пошел к болоту и подошел
к стаду. Возле Хавслека высится поросшая деревьями скала. Наверху на этой
скале спал Транд. Обувь он снял. Торстейн поднялся на скалу. В руке он
держал небольшую секиру, и никакого другого оружия при нем не было. Торстейн
толкнул Транда ручкой секиры и велел ему вставать. Тот быстро вскочил,
схватил двумя руками свою секиру и взмахнул ею. Тут он спросил, чего хочет
Торстейн. Тот ответил:
-- Я только хочу сказать тебе, что эта земля принадлежит мне и что ваше
пастбище по ту сторону ручья. Неудивительно, что ты еще не знаешь границы.
Транд ответил:
-- Мне все равно, кому принадлежит эта земля. Я буду пасти скот там,
где ему больше нравится.
-- Однако, -- сказал Торстейн, -- распоряжаться своей землей буду я, а
не рабы Стейнара. Транд отвечал:
-- Ты еще глупей, чем я думал, Торстейн, если ты хочешь погибнуть от
моей секиры и подвергнуть опасности свою честь. Насколько я вижу, я вдвое
сильнее тебя, и смелости у меня хватает. И к тому же я лучше вооружен, чем
ты.
-- Я пойду на эту опасность, -- ответил Торстейн, -- если ты не станешь
пасти в другом месте. Я надеюсь, что наши судьбы будут столь же различными,
как неодинаково наше положение перед законом. Транд ответил:
-- Ты сейчас увидишь, Торстейн, боюсь ли я твоих угроз.
Транд сел и стал завязывать свою обувь, а Торстейн взмахнул секирой и
ударил ею по затылку Транда так, что голова его упала на грудь. Потом
Торстейн завалил камнями его тело и отправился обратно в Борг.
В этот день скот Стейнара долго не возвращался домой. И когда уже
пропала всякая надежда на то, что он вернется, Стейнар оседлал свою лошадь и
вооружился. Он поехал на юг, в Борг, и, приехав туда, вступил с людьми в
разговор и спросил, где Торстейн. Ему сказали, что Торстейн в доме. Тогда
Стейнар велел попросить Торстейна, чтобы тот вышел, и сказал, что он имеет
дело к нему. Когда Торстейн это услышал, он взял свое оружие, вышел и стал
перед дверью. Он спросил Стейнара, что ему надо.
-- Ты убил моего раба Транда? -- спросил Стейнар.
-- Убил, -- отвечал Торстейн. -- Тебе не нужно искать других
виновников.
-- Я вижу, ты думаешь, что храбро защищаешь свою землю, убивая одного
за другим моих рабов. Но мне это не кажется таким уж большим подвигом. Я
предоставлю тебе еще лучший случай храбро защищать свою землю, потому что я
никому другому не поручу больше пасти свое стадо. Но ты должен знать, что
днем и ночью мой скот будет пастись на твоей земле.
-- Прошлым летом я убил твоего раба, которому ты велел пасти скот на
моей земле, а потом я позволил тебе пасти, где ты хочешь, до зимы. Теперь я
убил второго твоего раба за то же, за что убил первого, и ты опять можешь
пасти скот, где хочешь, до зимы. Но если ты следующим летом опять будешь
пасти на моей земле и поручишь людям гонять сюда свой скот, я буду убивать
каждого человека, кто будет стеречь скот, будь это хоть ты сам. И так будет
каждое лето, пока ты будешь продолжать пасти там.
С этим Стейнар уехал домой в Анабрекку и вскоре отправился в
Ставахольт. Там жил тогда Эйнар. Он был годи. Стейнар просил у него
поддержки и предложил денег. Эйнар сказал:
-- Моя помощь не будет иметь значения, если тебе не окажут помощи в
этом деле другие уважаемые люди.
Тогда Стейнар поехал в Рейкьярдаль к Одду из Тунги и попросил у него
поддержки, и предложил денег. Одд взял деньги и обещал поддержать Стейнара в
тяжбе с Торстейном. Затем Стейнар поехал домой. А весной Одд и Эйнар
отправились вызывать Торстейна на суд. Их сопровождало много народу. Стейнар
обвинял Торстейна в убийстве рабов и требовал изгнания за каждое убийство.
Таков был закон в том случае, если у человека убивали рабов и не возмещали
убытка к третьему восходу солнца. А два изгнания были равносильны объявлению
вне закона.
Торстейн не выдвигал встречного иска, но вскоре после этого он послал
людей на юг. Они приехали в Мосфелль к Гриму и рассказали ему о событиях.
Эгиль, казалось, не был обеспокоен ими, но потихоньку он собрал точные
сведения о действиях Торстейна и Стейнара и о людях, которые поддерживали
Стейнара в этом деле. Потом посланцы уехали домой, и Торстейн был очень
доволен их поездкой.
Торстейн, сын Эгиля, с большим числом провожатых поехал на весенний
тинг и приехал на одну ночь раньше других. Он покрыл свою палатку, и так же
сделали те из его провожатых, у кого были палатки. Когда его провожатые
устроились, Торстейн велел им браться за дело и построить большие стены.
Потом он велел покрыть их, и эта палатка была много больше других, стоявших
там, но люди там не жили.
Стейнар тоже приехал на тинг с большим числом провожатых. И Одд из
Тунги приехал со многими людьми. Много людей было и у Эйнара из Ставахольта.
Они покрыли свои палатки. Собралось очень много народу. Люди начали излагать
свои дела. Торстейн не предлагал мировой и ответил тем, которые пытались
посредничать, что он собирается ждать решения суда. Он сказал, что иск,
который возбуждает Стейнар в связи с убийством его рабов, кажется ему
неосновательным, и утверждал, что рабы Стейнара были убиты поделом.
Стейнар же очень похвалялся. Его иск казался ему законным, а поддержка
достаточно сильной, чтобы выиграть тяжбу. Поэтому он рьяно вел свое дело.
Днем люди поднимались на холм тинга и оттуда излагали свои дела, а вечером
судьи должны были вынести решение. Торстейн был там со своими людьми. Он
следил за соблюдением распорядка тинга, потому что так было, пока Эгиль
выполнял обязанности годи и имел власть. Обе стороны были в полном
вооружении.
Вдруг на тинге увидели, что вдоль реки Глювры скачут люди. Их щиты
сверкали. И когда они подъехали к полю тинга, впереди них был человек в
синем плаще. На голове у него был золоченый шлем, сбоку -- украшенный
золотом щит, в руке -- копье с насадкой, окованной золотом, на поясе -- меч.
Это приехал Эгиль, сын Скаллагрима, с восемью десятками человек. Все они
были хорошо вооружены, как для битвы. Все они были как на подбор, потому что
Эгиль привел с собой лучших сыновей бондов со всех южных полуостровов, тех,
кто казался ему хорошими воинами. Эгиль подъехал со своими людьми к той
палатке, которую Торстейн велел поставить и которая до сих пор стояла
пустой. Они спешились.
Когда Торстейн узнал о приезде своего отца, он пошел ему навстречу со
всеми своими людьми и принял его радушно. Эгиль и его люди сложили свои
пожитки в палатке и отвели лошадей на луг. Когда это было сделано, Эгиль и
Торстейн со всеми провожатыми пошли на холм тинга и сели там, где садились
обычно. Эгиль встал и сказал громко:
-- Здесь ли, на тинге, Анунд Сьони? Анунд ответил, что он здесь, и
сказал:
-- Я рад, что ты приехал, Эгиль. Это устранит все, что препятствует
миру между людьми.
-- Это ты причиной тому, что твой сын Стейнар начал тяжбу против моего
сына Торстейна и собрал столько народу, чтоб объявить Торстейна вне закона?
-- Я не виноват, -- сказал Анунд, -- что между ними раздор. Я потратил
много слов, убеждая Стейнара помириться с Торстейном, потому что я всегда
избегал оскорблять твоего сына Торстейна. Я делал это ради старой дружбы,
которая была между нами, Эгиль, с тех пор, как мы выросли такими близкими
соседями.
-- Скоро станет ясно, -- ответил Эгиль, -- говоришь ты правду или
лжешь, хотя я и не могу поверить во второе. Я вспоминаю те дни, когда
каждому из нас показалось бы невероятным, что мы так вот станем судиться и
не сможем удержать наших сыновей от глупостей, о которых я сейчас слышу. Я
считаю, что, пока мы живы и раз эта ссора наших сыновей, надо нам взять это
дело в свои руки и уладить его. Не позволим Одду из Тунги и Эйнару
стравливать наших сыновей, как лошадей. Пусть они лучше умножают свое добро
другим способом, чем берясь за такое дело. Тогда Анунд встал и сказал:
-- Верно говоришь ты, Эгиль, и нам не подобает быть на том тинге, где
судятся наши сыновья. Стыдно будет нам, если мы не сможем их помирить. Я
хочу, Стейнар, чтобы ты доверил мне это дело и предоставил вести его, как я
найду нужным.
-- Я не знаю, -- ответил Стейнар, -- могу ли я отказаться от своего
иска, после того как я заручился поддержкой знатных людей. Я буду добиваться
только такого конца, который удовлетворит Одда и Эйнара.
Тут Одд и Стейнар посовещались между собой, и Одд сказал:
-- Я буду оказывать тебе поддержку, как я тебе обещал, пока ты не
добьешься закона или такого конца дела, на который ты согласишься. Кто
знает, как повернется твое дело, если решение по нему будет выносить Эгиль?
Тогда заговорил Анунд:
-- Слова Одда мне не указ. От него я ни хорошего, ни плохого не видел,
а Эгиль сделал мне очень много добра. Я доверяю ему гораздо больше, чем
другим, и потому возьмусь за это дело сам. Тебе не стоило бы восстанавливать
нас всех против себя. До сих пор я всегда решал за нас обоих. Так будет и
сейчас.
-- Ты слишком рьяно берешься за это дело, отец, и мы не раз, я думаю,
раскаемся в этом.
После этого Стейнар передал дело Анунду, чтобы тот продолжал тяжбу или
заключил мировую, как полагалось по закону. И Анунд, как только взял дело в
свои руки, пошел к Торстейну и Эгилю. Он сказал:
-- Теперь, Эгиль, я хочу, чтобы ты судил и решал сам, как тебе угодно,
так как я верю твоему решению больше всего, в моих делах, как и во всех
прочих.
Анунд и Торстейн подали друг другу руки и просили присутствующих быть
свидетелями того, что Эгиль, сын Скаллагрима, сам должен решить дело на
тинге, как он хочет, без всяких ограничений. Разговор на этом кончился, и
люди разошлись по своим палаткам. Торстейн велел подвести трех быков к
палатке Эгиля и зарезать их, чтоб кормиться во время тинга. А Одд из Тунги и
Стейнар вернулись в свою палатку, и Одд сказал:
-- Раз ты, Стейнар, с твоим отцом решили прекратить вашу тяжбу, я
считаю себя свободным от обещания оказывать тебе поддержку, так как мы
договаривались, что я должен поддерживать тебя до того, как ты выиграешь
тяжбу, или до такого ее прекращения, которое бы тебя удовлетворило.
Стейнар сказал, что Одд поддерживал его хорошо и смело и что их дружба
должна стать еще крепче, чем раньше.
-- Я считаю, -- добавил он, -- что ты свободен от обязательства,
которое дал мне.
Вечером собрались судьи для решения дел, но рассказывают, что ничего
особенного не произошло.
На другой день Эгиль, сын Скаллагрима, пошел на холм тинга, и с ним
Торстейн и все их люди. Пришли туда также Анунд и Стейнар. Одд из Тунги и
Эйнар со своими людьми тоже пришли туда. После того как другие люди изложили
свои дела, Эгиль встал и сказал:
-- Здесь ли Стейнар и Анунд, слышат ли они меня? Анунд отвечал, что они
здесь.
-- Тогда я вынесу решение по тяжбе Стейнара с Торстейном. Я начну с
того, что мой отец Грим приехал сюда в страну и занял всю землю вокруг Болот
и дальше. Он поселился в Борге и определил границы своей земли. А друзьям
своим он роздал земли вокруг, где они и жили с тех пор. Ани он дал Анабрекку
(холм Ани), где живут теперь Анунд и Стейнар. Все мы знаем, Стейнар, где
проходит граница между Боргом и Анабреккой: эта граница -- ручей Хавслек. И
ведь дело было не так, Стейнар, что ты послал пасти скот на землю Торстейна,
не ведая того, нет -- ты присвоил его землю и думал, что он настолько
недостоин своего рода, что позволит тебе ограбить себя! А ведь вы, Стейнар и
Анунд, должны знать, что Ани получил эту землю от моего отца Грима! Тогда
Торстейн убил двух твоих рабов. Всем понятно, что своими делами они вполне
заслужили смерть и не стоят виры. Даже если бы они были свободными людьми,
они бы не стоили виры. А за то, Стейнар, что ты замышлял захватить владения
моего сына Торстейна, которые он получил от меня, а я получил в наследство
от моего отца, -- за это ты должен отдать твои земли в Анабрекке без всякого
возмещения за них. И ты не должен иметь ни жилья, ни приюта здесь в округе,
к югу от реки Ланги, и должен уехать из Анабрекки раньше, чем истекут
положенные дни перехода. И тебя сможет убить каждый, кто захочет поддержать
Торстейна, сразу же по истечении положенных дней перехода, если только ты не
уедешь прочь или не исполнишь чего-либо из того, к чему я обязал тебя здесь.
Когда Эгиль сел, Торстейн просил присутствующих быть свидетелями этого
решения. Тогда Анунд Сьони сказал:
-- Люди скажут, Эгиль, что решение, которое ты вынес и объявил здесь,
очень несправедливо. Обо мне можно только сказать, что я всегда стремился
уладить раздоры. Но отныне я не упущу случая сделать все, что смогу во вред
Торстейну.
-- Мне сдается, -- сказал Эгиль, -- что ваша судьба с сыном станет еще
хуже, если наша тяжба затянется. Я думаю, Анунд, тебе надо бы знать, что мне
всегда удавалось отстоять свое право перед такими людьми, как ты и твой сын.
А Одд и Эйнар, которые приняли в этом деле такое большое участие, приобрели
благодаря ему столько уважения, сколько они заслуживали.
На тинге был также Торгейр Соня, сын сестры Эгиля. Он очень поддерживал
Торстейна в этой тяжбе, и он просил отца и сына дать ему землю где-нибудь в
Болотах. Эгиль принял эту просьбу благожелательно и сказал Торстейну, чтоб
он пустил туда Торгейра. Они поселили его в Анабрекке, а Стейнар перебрался
на ту сторону реки Ланги и поселился у ручья Лейрулека.
Эгиль поехал домой, в Мосфелль. Отец и сын расстались дружески.
У Торстейна был человек по имени Ири, быстроногий как никто и очень
зоркий. Он был чужеземцем и отпущенником Торстейна. На нем лежала забота о
скоте, особенно о том, чтобы выгонять овец в горы весной и назад в загоны
осенью.
После положенных дней перехода Торстейн велел собрать овец, которые еще
оставались там, и погнать их в горы. Ири остался в овечьем загоне, а
Торстейн со своими работниками поехал в горы. Их было восемь человек.
Торстейн велел поставить на Грисартунге изгородь между озером Лангаватном и
рекой Глюврой. Весной он послал многих людей на эту работу.
Посмотрев, как идет работа, он поехал домой. Но когда он проезжал мимо
поля тинга, навстречу ему прибежал Ири и сказал, что хочет говорить с ним с
глазу на глаз. Торстейн сказал, чтобы спутники его ехали вперед, пока он
поговорит с Ири. Ири рассказал, что днем он взбирался на холм Эйнкуннир
посмотреть, где овцы.
-- И тут я увидел, -- сказал он, -- что в лесу, повыше зимней дороги,
торчат двенадцать копий и блестят щиты.
Торстейн громко сказал, так, чтобы его слышали спутники:
-- Почему ему так хочется увидеться со мной, что я не могу продолжать
свой путь домой? Впрочем, Альвальду покажется несправедливым, если я
откажусь поговорить с ним, когда он болен.
А Ири побежал со всех ног на гору. Торстейн сказал спутникам: -- Я
думаю, наша поездка будет долгой, так как нам придется сначала поехать на
юг, в Альвальдсстадир. Альвальд просит меня, чтоб я заехал к нему. Но то,
что я поеду к нему по его просьбе, едва ли покажется ему достаточной
наградой за быка, которого он мне подарил прошлой осенью. И они поехали на
юг по болотам ниже Стангархольта, потом дальше к югу, к реке Гуве, и вниз
вдоль реки по верховой тропе. Когда они проехали мимо озерка на реке, к югу
от реки они увидели большое стадо и одного человека при нем. Это был
работник Альвальда. Торстейн спросил его, как дела. Тот отвечал, что все
здоровы и что Альвальд в лесу, на рубке леса. -- Тогда скажи ему, -- сказал
Торстейн, -- что если он хочет говорить со мной, то пусть приедет в Борг, а
я теперь поеду домой.
Так он и сделал. Но позже стало известно, что в этот день Стейнар, сын
Сьони, с одиннадцатью людьми сидел в засаде у холма Эйнкуннира. Торстейн
сделал вид, что он ни о чем не знает, и все было спокойно.
Жил человек по имени Торгейр. Он был родичем и близким другом
Торстейна. Он в это время жил на полуострове Альфтанесе. Торгейр имел
обыкновение каждую осень приглашать к себе гостей на пир. Он поехал к
Торстейну, сыну Эгиля, и пригласил его к себе. Торстейн обещал быть, и
Торгейр уехал обратно.
В условленный день Торстейн собрался в дорогу. Оставалось четыре недели
до начала зимы. С Торстейном поехали живший у него норвежец и двое из его
работников. Сыну Торстейна, Гриму, было тогда десять лет. Он тоже отправился
с ними. Всего их было пятеро. Они поехали к водопаду на Ланге и дальше через
реку, а потом дальше, к реке Ауридаа.
За рекою работали Стейнар и Анунд со своими людьми. Узнав Торстейна,
они бросились к оружию, а потом вслед за ним и его людьми. Когда Торстейн
обнаружил погоню, он и его спутники выезжали из леса Лангахольта. Там стоит
высокий и неширокий холм. Они спешились и поднялись на холм. Торстейн
сказал, чтобы маленький Грим бежал в лес и не оставался с ними. Когда
Стейнар и его люди достигли холма, они кинулись на Торстейна и на его
спутников, и началась битва.
Со Стейнаром было шесть взрослых мужчин.
Седьмым был его двенадцати летний сын. Их столкновение увидели люди из
других дворов, бывшие на лугах, и сбежались, чтоб их разнять. Когда их
разняли, оба работника Торстейна были уже убиты. Был убит и один раб
Стейнара, и некоторые ранены. Едва их разняли, Торстейн огляделся, ища
Грима, и Грима нашли. Он был тяжело ранен, а сын Стейнара лежал возле него
мертвый.
Когда Торстейн сел на свою лошадь, Стейнар закричал ему:
-- Убегаешь, белобрысый Торстейн? Торстейн сказал:
-- Ты побежишь еще дальше, раньше чем пройдет неделя.
Потом он поехал со своими спутниками через болото, и маленький Грим был
с ним. Но когда они ехали по одному холму, мальчик умер, и они похоронили
его там. С тех пор этот холм называется Гримсхольт (холм Грима). А то место,
где они бились, зовется с тех пор Орростухваль (холм Битвы).
Вечером Торстейн приехал на Альфтанес, как и собирался раньше, и
прогостил там три дня. Потом он собрался в обратный путь. Ему предлагали
провожатых, но он отказался, и они поехали назад вдвоем.
А в тот день, когда Стейнар ожидал возвращения Торстейна, он поехал
вдоль моря. Он приехал к дюнам ниже Ламбастадира и остановился там. У него
был меч, который назывался Скрюмир. Это было очень хорошее оружие. Так стоял
он в дюнах с обнаженным мечом и пристально смотрел только в одну сторону,
туда, где ехал по песку Торстейн.
Ламби жил тогда в Ламбастадире, и он увидел, что замышляет Стейнар. Он
вышел из дому и пошел в дюны, и, подойдя к Стейнару, схватил его сзади под
руки. Стейнар хотел вырваться от него, но Ламби держал крепко, и оба
скатились с дюны вниз. Как раз в это время Торстейн и его спутник проехали
внизу по дороге.
Стейнар приехал на жеребце. Этот жеребец сорвался и побежал вдоль моря.
Торстейн с товарищем увидели его и удивились, потому что они не заметили,
что Стейнар проехал здесь. А Стейнар снова рванулся на дюну, потому что он
не видел, как Торстейн проехал мимо. А когда они опять выбрались на
пригорок, Ламби столкнул Стейнара с дюны вниз. Стейнар не удержался и слетел
вниз на песок, а Ламби побежал домой. Стейнар вскочил на ноги и помчался за
ним. Но как только Ламби добежал до своих дверей, он вбежал внутрь и
заперся. Стейнар ударил мечом так, что меч глубоко вошел в наличник двери.
Так они расстались, и Стейнар пошел домой.
На следующий день после того, как Торстейн вернулся домой, он послал
работника в Лейрулек сказать Стейнару, чтобы тот перебирался за Боргархраун,
иначе он, Торстейн, воспользуется тем, что у него больше людей. -- И тогда
тебе уже не уйти, -- сказал он. Стейнар ушел на побережье Снефелльсстранд и
там построил двор, который называется Эллиди. Так кончились раздоры между
ним и Торстейном, сыном Эгиля.
Торгейр Соня жил в Анабрекке. Но он был плохим соседом Торстейну в чем
только мог. Однажды, когда Эгиль и Торстейн встретились, они много говорили
о Торгейре Соне, их родиче, и сошлись во всем. Тогда Эгиль сказал:
Я единым словом
Землю взял у Стейнара
Тем потомку Гейра
Пособить хотел я.
Сын сестры нежданно
Скверным оказался.
Странно, что не смог он
Избежать дурного.
Торгейр Соня перебрался тогда из Анабрекки на юг, в долину Флокадаль,
потому что Торстейн понял, что не уживется с ним, даже если бы и хотел
этого. Торстейн был человек прямой, справедливый и миролюбивый. Но когда
другие задевали его, он умел защитить себя. Поэтому связываться с ним было
опасно.
Одд из Тунги был тогда хавдингом на Боргар-фьорде, к югу от реки Хвиты.
Он был годи и смотрел за капищем, на содержание которого все в Скардсхейде
платили налог. .
Эгиль, сын Скаллагрима, теперь совсем состарился и стал неповоротлив.
Зрение и слух у него ослабели, а ноги плохо его слушались. Он жил тогда в
Мосфелле, у Грима и Тордис. Однажды, когда он шел вдоль стены дома, нога его
подвернулась, и он упал. Какие-то женщины увидели это, засмеялись над ним и
сказали:
-- Плохо твое дело, Эгиль, если ты сам валишься с ног! Тогда Грим
сказал:
-- Когда мы были молоды, женщины меньше насмехались над нами.
А Эгиль сказал:
Я как лошадь в путах --
Оступиться легко мне.-Мой язык слабеет, Да и слух утрачен.
В конце концов Эгиль совсем ослеп. Однажды зимой, в холодную погоду,
Эгиль подошел к огню погреться. Стряпуха сказала, что странно, когда такой
человек, каким был некогда Эгиль, путается теперь под ногами и мешает
работать.
-- Позволь мне погреться у огня, -- сказал Эгиль, -- не будем ссориться
из-за места.
-- Вставай! -- отвечала она. -- Иди на свое место и не мешай нам.
Эгиль тогда встал, пошел на свое место и сказал:
У огня, ослепший,
Я дрожу.
Должна ты,
Женщина, простить мне
Глаз моих несчастье.
Англии владыке
Я певал, бывало.
Слушал он охотно,
Золотом платил мне.
Еще как-то раз Эгиль подошел к огню погреться. Один человек спросил
его, не замерзли ли у него ноги, и сказал, чтобы он не держал их слишком
близко к огню.
-- Так я и сделаю, -- сказал Эгиль, -- но мне теперь нелегко ставить
ноги куда надо. Я ничего не вижу, а слепота делает неловким.
И он сказал тогда вису:
Еле ползет
Время. Я стар
И одинок.
Не защитит
Конунг меня.
пятки мои
Как две вдовы:
Холодно им.
В первые дни правления Хакона Могучего Эгилю пошел девятый десяток. Во
всем, кроме зрения, он был еще крепок. Однажды летом, когда люди собирались
на тинг, Эгиль попросил Грима, чтоб он взял его с собой. Гриму не
понравилась эта просьба. И когда Грим и Тордис разговаривали друг с другом,
Грим сказал ей, о чем Эгиль просил.
-- Я хотел бы, -- добавил он, -- чтоб ты выведала, что кроется за этой
просьбой.
Тордис пошла к Эгилю, своему родичу. Самой большой радостью для него
было разговаривать с нею. Придя к нему, Тордис спросила:
-- Это правда, дядя, что ты хочешь поехать на тинг? Я хочу, чтобы ты
мне сказал, что ты там думаешь делать.
-- Я скажу тебе, -- отвечал он, -- что я задумал. Я хочу взять с собой
на тинг оба сундука, которые мне подарил когда-то конунг Адальстейн. Оба они
полны английским серебром. Я хочу, чтобы сундуки втащили на Скалу закона,
где всего больше народу. Потом я раскидаю серебро, и было бы удивительно,
если бы люди мирно поделили его между собой. Я думаю, тут будет довольно и
пинков, и пощечин, и возможно, что в конце концов все на тинге передерутся.
Тордис ответила:
-- Это была бы великолепная шутка, она бы осталась в памяти, пока
страна обитаема.
Потом она пошла к Гриму и сообщила ему намерение Эгиля.
-- Нельзя позволить, чтобы он осуществил такой чудовищный замысел, --
сказал Грим.
И когда Эгиль опять заговорил с ним о поездке на тинг, он отсоветовал
ему ехать. Так Эгиль остался дома. Ему не нравилось это, и он был очень не в
духе. Летом из Мосфелля перегоняли скот на горные луга, и Тордис была в
горах во время тин-га. Как-то вечером, когда люди в Мосфелле уже ложились
спать, Эгиль позвал двух рабов Грима. Он велел привести ему лошадь.
-- Я поеду помыться на горячий источник, -- сказал он.
Собравшись, он вышел, взяв с собой свои сундуки с серебром. Он сел на
лошадь, выехал за ограду и поехал по лугу за пригорок, пока не скрылся из
виду. А утром, когда люди встали, они увидели, как по холму к востоку от
двора бредет Эгиль и тянет за собою коня. Они пошли и привели его домой. Но
рабов и сундуков больше не видели, и о том, куда Эгиль спрятал свое серебро,
было много догадок.
В Мосфелле к востоку от двора есть в горе овраг. При внезапной оттепели
оттуда низвергается водопад. И вот после спада воды в этом овраге стали
часто находить английские монеты. Некоторые высказывают догадку, что Эгиль
спрятал там свое серебро. Ниже Мосфелля есть большие и очень глубокие
болота. Многие думают, что Эгиль утопил там свое серебро. К югу от реки есть
горячие источники и возле них большие ямы, и некоторые предполагают, что
Эгиль спрятал свое серебро в них, потому что именно там часто видны
блуждающие огни. Эгиль сказал, что убил рабов Грима, а серебро спрятал. Но
где он его спрятал, этого он не сказал никому.
Осенью Эгиль заболел, и болезнь свела его в могилу. Когда он умер, Грим
велел одеть его в лучшие одежды. Потом он велел отнести его на мыс
Тьяльданес и насыпать там могильный холм. В этом холме Эгиля похоронили
вместе с его оружием и одеянием.
Грим был крещен в Мосфелле, когда в Исландии было введено христианство.
Он велел построить там церковь, и люди рассказывают, что Тордис перевезла в
нее тело Эгиля. Этот рассказ подтверждается тем, что когда в Мосфелле
построили новую церковь, а ту, которую Грим поставил когда-то в Хрисбру,
снесли, под тем местом, где был алтарь, откопали скелет человека. Кости были
гораздо больше, чем у обыкновенных людей, и все решили, что, судя по
рассказам стариков, это должны быть кости Эгиля.
Жил тогда там священник Скафти, сын Торарина. Он был умный человек. Он
взял череп Эгиля и отнес его на кладбище. Череп был необычайно велик, но еще
необычайнее была его тяжесть. Снаружи череп был весь изборожден, как
раковина. Скафти решил испытать его прочность. Он взял довольно большой
топор, замахнулся им со всей силы и ударил обухом по черепу, думая проломить
его. Череп побелел в том месте, куда пришелся удар, но ни вмятины, ни
трещины не осталось. Отсюда видно, что этому черепу удары обыкновенных людей
не приносили вреда и тогда, когда он был одет плотью и кожей.
Кости Эгиля были погребены на краю кладбища в Мосфелле.
Когда в Исландии приняли христианство, Торстейн крестился и велел
построить церковь в Борге. Он был человеком благочестивым и строгих нравов.
Он дожил до глубокой старости и умер от болезни. Похоронен он был в Борге, в
той церкви, которую построил.
Он положил начало большому роду. Многие видные люди и скальды вышли из
этого рода людей с Болот, как называли всех, кто произошел от Скаллагрима.
Долгое время люди этого рода были сильны и воинственны, а некоторые и
большого ума. Но между людьми этого рода были большие различия. К нему
принадлежали самые красивые люди из когда-либо рожденных в Исландии, как
Торстейн, сын Эгиля, Кьяртан, сын Олава, племянник Торстейна, Халль, сын
Гудмунда, а также Хельга Красавица, дочь Торстейна, из-за которой бились
Гуннлауг и Хравн Скальд. Но немало было в этом роде и очень безобразных
людей.
Торгейр, сын Торстейна, был более сильным из братьев, но Скули был выше
ростом. После смерти Торстейна Скули жил в Борге. Скули долго плавал с
викингами. Он стоял на носу корабля ярла Эйрика "Железный борт", когда погиб
конунг Олав, сын Трюггви. В семи битвах побывал Скули вместе с викингами.
серебра. Это было много больше, чем цена обыкновенного раба. Сделка все же
состоялась, и Стейнар взял Транда с собою домой.
Когда они вернулись домой, Стейнар сказал Транду:
-- Дело вот в чем: у меня есть для тебя работа. Все прочие дела уже
распределены здесь. А я дам тебе работу, которая тебя сильно не затруднит.
Ты будешь пасти мой скот. Для меня очень важно, чтобы скот был хорошо
выпасен, и я хочу, чтобы ты ни с кем не считался в выборе лучшего пастбища.
Если у тебя недостанет силы и смелости управиться с любым работником
Торстейна, то я плохо разбираюсь в людях.
Стейнар дал Транду большую секиру с лезвием длиной почти в локоть и
очень острым.
-- По твоему виду, Транд, -- сказал Стейнар, -- едва ли можно
сомневаться в том, что звание годи
не остановит тебя, если вы столкнетесь с Торстейном один на один.
Транд ответил:
-- Я думаю, что я немногим обязан Торстейну, и я, кажется, понимаю, что
за задачу ты мне ставишь. Ты думаешь, конечно, что немногим рискуешь с таким
рабом, как я. А мне-то это очень по душе, если доведется помериться с
Торстейном силою.
И Транд стал пасти скот. Вскоре он понял, где Стейнар велел пасти свой
скот, и он стал пасти его на болоте Стаксмюр. Когда Торстейн обнаружил это,
он послал одного из своих работников к Транду и велел указать ему границу
земель его и Стейнара. Работник нашел Транда, передал то, что ему было
поручено, и попросил его перегнать скот в другое место. Он сказал, что Транд
сейчас пасет скот на земле Торстейна, сына Эгиля. Транд ответил:
-- Меня совсем не заботит, чья это земля. Я пасу на том лугу, где мне
кажется лучше.
На этом они расстались. Работник вернулся и передал Торстейну ответ
раба. Торстейн ничего не предпринял. И Транд пас там скот днем и ночью.
Однажды утром Торстейн поднялся с рассветом и взошел на холм. Он
увидел, где паслось стадо Стейнара. Тогда Торстейн пошел к болоту и подошел
к стаду. Возле Хавслека высится поросшая деревьями скала. Наверху на этой
скале спал Транд. Обувь он снял. Торстейн поднялся на скалу. В руке он
держал небольшую секиру, и никакого другого оружия при нем не было. Торстейн
толкнул Транда ручкой секиры и велел ему вставать. Тот быстро вскочил,
схватил двумя руками свою секиру и взмахнул ею. Тут он спросил, чего хочет
Торстейн. Тот ответил:
-- Я только хочу сказать тебе, что эта земля принадлежит мне и что ваше
пастбище по ту сторону ручья. Неудивительно, что ты еще не знаешь границы.
Транд ответил:
-- Мне все равно, кому принадлежит эта земля. Я буду пасти скот там,
где ему больше нравится.
-- Однако, -- сказал Торстейн, -- распоряжаться своей землей буду я, а
не рабы Стейнара. Транд отвечал:
-- Ты еще глупей, чем я думал, Торстейн, если ты хочешь погибнуть от
моей секиры и подвергнуть опасности свою честь. Насколько я вижу, я вдвое
сильнее тебя, и смелости у меня хватает. И к тому же я лучше вооружен, чем
ты.
-- Я пойду на эту опасность, -- ответил Торстейн, -- если ты не станешь
пасти в другом месте. Я надеюсь, что наши судьбы будут столь же различными,
как неодинаково наше положение перед законом. Транд ответил:
-- Ты сейчас увидишь, Торстейн, боюсь ли я твоих угроз.
Транд сел и стал завязывать свою обувь, а Торстейн взмахнул секирой и
ударил ею по затылку Транда так, что голова его упала на грудь. Потом
Торстейн завалил камнями его тело и отправился обратно в Борг.
В этот день скот Стейнара долго не возвращался домой. И когда уже
пропала всякая надежда на то, что он вернется, Стейнар оседлал свою лошадь и
вооружился. Он поехал на юг, в Борг, и, приехав туда, вступил с людьми в
разговор и спросил, где Торстейн. Ему сказали, что Торстейн в доме. Тогда
Стейнар велел попросить Торстейна, чтобы тот вышел, и сказал, что он имеет
дело к нему. Когда Торстейн это услышал, он взял свое оружие, вышел и стал
перед дверью. Он спросил Стейнара, что ему надо.
-- Ты убил моего раба Транда? -- спросил Стейнар.
-- Убил, -- отвечал Торстейн. -- Тебе не нужно искать других
виновников.
-- Я вижу, ты думаешь, что храбро защищаешь свою землю, убивая одного
за другим моих рабов. Но мне это не кажется таким уж большим подвигом. Я
предоставлю тебе еще лучший случай храбро защищать свою землю, потому что я
никому другому не поручу больше пасти свое стадо. Но ты должен знать, что
днем и ночью мой скот будет пастись на твоей земле.
-- Прошлым летом я убил твоего раба, которому ты велел пасти скот на
моей земле, а потом я позволил тебе пасти, где ты хочешь, до зимы. Теперь я
убил второго твоего раба за то же, за что убил первого, и ты опять можешь
пасти скот, где хочешь, до зимы. Но если ты следующим летом опять будешь
пасти на моей земле и поручишь людям гонять сюда свой скот, я буду убивать
каждого человека, кто будет стеречь скот, будь это хоть ты сам. И так будет
каждое лето, пока ты будешь продолжать пасти там.
С этим Стейнар уехал домой в Анабрекку и вскоре отправился в
Ставахольт. Там жил тогда Эйнар. Он был годи. Стейнар просил у него
поддержки и предложил денег. Эйнар сказал:
-- Моя помощь не будет иметь значения, если тебе не окажут помощи в
этом деле другие уважаемые люди.
Тогда Стейнар поехал в Рейкьярдаль к Одду из Тунги и попросил у него
поддержки, и предложил денег. Одд взял деньги и обещал поддержать Стейнара в
тяжбе с Торстейном. Затем Стейнар поехал домой. А весной Одд и Эйнар
отправились вызывать Торстейна на суд. Их сопровождало много народу. Стейнар
обвинял Торстейна в убийстве рабов и требовал изгнания за каждое убийство.
Таков был закон в том случае, если у человека убивали рабов и не возмещали
убытка к третьему восходу солнца. А два изгнания были равносильны объявлению
вне закона.
Торстейн не выдвигал встречного иска, но вскоре после этого он послал
людей на юг. Они приехали в Мосфелль к Гриму и рассказали ему о событиях.
Эгиль, казалось, не был обеспокоен ими, но потихоньку он собрал точные
сведения о действиях Торстейна и Стейнара и о людях, которые поддерживали
Стейнара в этом деле. Потом посланцы уехали домой, и Торстейн был очень
доволен их поездкой.
Торстейн, сын Эгиля, с большим числом провожатых поехал на весенний
тинг и приехал на одну ночь раньше других. Он покрыл свою палатку, и так же
сделали те из его провожатых, у кого были палатки. Когда его провожатые
устроились, Торстейн велел им браться за дело и построить большие стены.
Потом он велел покрыть их, и эта палатка была много больше других, стоявших
там, но люди там не жили.
Стейнар тоже приехал на тинг с большим числом провожатых. И Одд из
Тунги приехал со многими людьми. Много людей было и у Эйнара из Ставахольта.
Они покрыли свои палатки. Собралось очень много народу. Люди начали излагать
свои дела. Торстейн не предлагал мировой и ответил тем, которые пытались
посредничать, что он собирается ждать решения суда. Он сказал, что иск,
который возбуждает Стейнар в связи с убийством его рабов, кажется ему
неосновательным, и утверждал, что рабы Стейнара были убиты поделом.
Стейнар же очень похвалялся. Его иск казался ему законным, а поддержка
достаточно сильной, чтобы выиграть тяжбу. Поэтому он рьяно вел свое дело.
Днем люди поднимались на холм тинга и оттуда излагали свои дела, а вечером
судьи должны были вынести решение. Торстейн был там со своими людьми. Он
следил за соблюдением распорядка тинга, потому что так было, пока Эгиль
выполнял обязанности годи и имел власть. Обе стороны были в полном
вооружении.
Вдруг на тинге увидели, что вдоль реки Глювры скачут люди. Их щиты
сверкали. И когда они подъехали к полю тинга, впереди них был человек в
синем плаще. На голове у него был золоченый шлем, сбоку -- украшенный
золотом щит, в руке -- копье с насадкой, окованной золотом, на поясе -- меч.
Это приехал Эгиль, сын Скаллагрима, с восемью десятками человек. Все они
были хорошо вооружены, как для битвы. Все они были как на подбор, потому что
Эгиль привел с собой лучших сыновей бондов со всех южных полуостровов, тех,
кто казался ему хорошими воинами. Эгиль подъехал со своими людьми к той
палатке, которую Торстейн велел поставить и которая до сих пор стояла
пустой. Они спешились.
Когда Торстейн узнал о приезде своего отца, он пошел ему навстречу со
всеми своими людьми и принял его радушно. Эгиль и его люди сложили свои
пожитки в палатке и отвели лошадей на луг. Когда это было сделано, Эгиль и
Торстейн со всеми провожатыми пошли на холм тинга и сели там, где садились
обычно. Эгиль встал и сказал громко:
-- Здесь ли, на тинге, Анунд Сьони? Анунд ответил, что он здесь, и
сказал:
-- Я рад, что ты приехал, Эгиль. Это устранит все, что препятствует
миру между людьми.
-- Это ты причиной тому, что твой сын Стейнар начал тяжбу против моего
сына Торстейна и собрал столько народу, чтоб объявить Торстейна вне закона?
-- Я не виноват, -- сказал Анунд, -- что между ними раздор. Я потратил
много слов, убеждая Стейнара помириться с Торстейном, потому что я всегда
избегал оскорблять твоего сына Торстейна. Я делал это ради старой дружбы,
которая была между нами, Эгиль, с тех пор, как мы выросли такими близкими
соседями.
-- Скоро станет ясно, -- ответил Эгиль, -- говоришь ты правду или
лжешь, хотя я и не могу поверить во второе. Я вспоминаю те дни, когда
каждому из нас показалось бы невероятным, что мы так вот станем судиться и
не сможем удержать наших сыновей от глупостей, о которых я сейчас слышу. Я
считаю, что, пока мы живы и раз эта ссора наших сыновей, надо нам взять это
дело в свои руки и уладить его. Не позволим Одду из Тунги и Эйнару
стравливать наших сыновей, как лошадей. Пусть они лучше умножают свое добро
другим способом, чем берясь за такое дело. Тогда Анунд встал и сказал:
-- Верно говоришь ты, Эгиль, и нам не подобает быть на том тинге, где
судятся наши сыновья. Стыдно будет нам, если мы не сможем их помирить. Я
хочу, Стейнар, чтобы ты доверил мне это дело и предоставил вести его, как я
найду нужным.
-- Я не знаю, -- ответил Стейнар, -- могу ли я отказаться от своего
иска, после того как я заручился поддержкой знатных людей. Я буду добиваться
только такого конца, который удовлетворит Одда и Эйнара.
Тут Одд и Стейнар посовещались между собой, и Одд сказал:
-- Я буду оказывать тебе поддержку, как я тебе обещал, пока ты не
добьешься закона или такого конца дела, на который ты согласишься. Кто
знает, как повернется твое дело, если решение по нему будет выносить Эгиль?
Тогда заговорил Анунд:
-- Слова Одда мне не указ. От него я ни хорошего, ни плохого не видел,
а Эгиль сделал мне очень много добра. Я доверяю ему гораздо больше, чем
другим, и потому возьмусь за это дело сам. Тебе не стоило бы восстанавливать
нас всех против себя. До сих пор я всегда решал за нас обоих. Так будет и
сейчас.
-- Ты слишком рьяно берешься за это дело, отец, и мы не раз, я думаю,
раскаемся в этом.
После этого Стейнар передал дело Анунду, чтобы тот продолжал тяжбу или
заключил мировую, как полагалось по закону. И Анунд, как только взял дело в
свои руки, пошел к Торстейну и Эгилю. Он сказал:
-- Теперь, Эгиль, я хочу, чтобы ты судил и решал сам, как тебе угодно,
так как я верю твоему решению больше всего, в моих делах, как и во всех
прочих.
Анунд и Торстейн подали друг другу руки и просили присутствующих быть
свидетелями того, что Эгиль, сын Скаллагрима, сам должен решить дело на
тинге, как он хочет, без всяких ограничений. Разговор на этом кончился, и
люди разошлись по своим палаткам. Торстейн велел подвести трех быков к
палатке Эгиля и зарезать их, чтоб кормиться во время тинга. А Одд из Тунги и
Стейнар вернулись в свою палатку, и Одд сказал:
-- Раз ты, Стейнар, с твоим отцом решили прекратить вашу тяжбу, я
считаю себя свободным от обещания оказывать тебе поддержку, так как мы
договаривались, что я должен поддерживать тебя до того, как ты выиграешь
тяжбу, или до такого ее прекращения, которое бы тебя удовлетворило.
Стейнар сказал, что Одд поддерживал его хорошо и смело и что их дружба
должна стать еще крепче, чем раньше.
-- Я считаю, -- добавил он, -- что ты свободен от обязательства,
которое дал мне.
Вечером собрались судьи для решения дел, но рассказывают, что ничего
особенного не произошло.
На другой день Эгиль, сын Скаллагрима, пошел на холм тинга, и с ним
Торстейн и все их люди. Пришли туда также Анунд и Стейнар. Одд из Тунги и
Эйнар со своими людьми тоже пришли туда. После того как другие люди изложили
свои дела, Эгиль встал и сказал:
-- Здесь ли Стейнар и Анунд, слышат ли они меня? Анунд отвечал, что они
здесь.
-- Тогда я вынесу решение по тяжбе Стейнара с Торстейном. Я начну с
того, что мой отец Грим приехал сюда в страну и занял всю землю вокруг Болот
и дальше. Он поселился в Борге и определил границы своей земли. А друзьям
своим он роздал земли вокруг, где они и жили с тех пор. Ани он дал Анабрекку
(холм Ани), где живут теперь Анунд и Стейнар. Все мы знаем, Стейнар, где
проходит граница между Боргом и Анабреккой: эта граница -- ручей Хавслек. И
ведь дело было не так, Стейнар, что ты послал пасти скот на землю Торстейна,
не ведая того, нет -- ты присвоил его землю и думал, что он настолько
недостоин своего рода, что позволит тебе ограбить себя! А ведь вы, Стейнар и
Анунд, должны знать, что Ани получил эту землю от моего отца Грима! Тогда
Торстейн убил двух твоих рабов. Всем понятно, что своими делами они вполне
заслужили смерть и не стоят виры. Даже если бы они были свободными людьми,
они бы не стоили виры. А за то, Стейнар, что ты замышлял захватить владения
моего сына Торстейна, которые он получил от меня, а я получил в наследство
от моего отца, -- за это ты должен отдать твои земли в Анабрекке без всякого
возмещения за них. И ты не должен иметь ни жилья, ни приюта здесь в округе,
к югу от реки Ланги, и должен уехать из Анабрекки раньше, чем истекут
положенные дни перехода. И тебя сможет убить каждый, кто захочет поддержать
Торстейна, сразу же по истечении положенных дней перехода, если только ты не
уедешь прочь или не исполнишь чего-либо из того, к чему я обязал тебя здесь.
Когда Эгиль сел, Торстейн просил присутствующих быть свидетелями этого
решения. Тогда Анунд Сьони сказал:
-- Люди скажут, Эгиль, что решение, которое ты вынес и объявил здесь,
очень несправедливо. Обо мне можно только сказать, что я всегда стремился
уладить раздоры. Но отныне я не упущу случая сделать все, что смогу во вред
Торстейну.
-- Мне сдается, -- сказал Эгиль, -- что ваша судьба с сыном станет еще
хуже, если наша тяжба затянется. Я думаю, Анунд, тебе надо бы знать, что мне
всегда удавалось отстоять свое право перед такими людьми, как ты и твой сын.
А Одд и Эйнар, которые приняли в этом деле такое большое участие, приобрели
благодаря ему столько уважения, сколько они заслуживали.
На тинге был также Торгейр Соня, сын сестры Эгиля. Он очень поддерживал
Торстейна в этой тяжбе, и он просил отца и сына дать ему землю где-нибудь в
Болотах. Эгиль принял эту просьбу благожелательно и сказал Торстейну, чтоб
он пустил туда Торгейра. Они поселили его в Анабрекке, а Стейнар перебрался
на ту сторону реки Ланги и поселился у ручья Лейрулека.
Эгиль поехал домой, в Мосфелль. Отец и сын расстались дружески.
У Торстейна был человек по имени Ири, быстроногий как никто и очень
зоркий. Он был чужеземцем и отпущенником Торстейна. На нем лежала забота о
скоте, особенно о том, чтобы выгонять овец в горы весной и назад в загоны
осенью.
После положенных дней перехода Торстейн велел собрать овец, которые еще
оставались там, и погнать их в горы. Ири остался в овечьем загоне, а
Торстейн со своими работниками поехал в горы. Их было восемь человек.
Торстейн велел поставить на Грисартунге изгородь между озером Лангаватном и
рекой Глюврой. Весной он послал многих людей на эту работу.
Посмотрев, как идет работа, он поехал домой. Но когда он проезжал мимо
поля тинга, навстречу ему прибежал Ири и сказал, что хочет говорить с ним с
глазу на глаз. Торстейн сказал, чтобы спутники его ехали вперед, пока он
поговорит с Ири. Ири рассказал, что днем он взбирался на холм Эйнкуннир
посмотреть, где овцы.
-- И тут я увидел, -- сказал он, -- что в лесу, повыше зимней дороги,
торчат двенадцать копий и блестят щиты.
Торстейн громко сказал, так, чтобы его слышали спутники:
-- Почему ему так хочется увидеться со мной, что я не могу продолжать
свой путь домой? Впрочем, Альвальду покажется несправедливым, если я
откажусь поговорить с ним, когда он болен.
А Ири побежал со всех ног на гору. Торстейн сказал спутникам: -- Я
думаю, наша поездка будет долгой, так как нам придется сначала поехать на
юг, в Альвальдсстадир. Альвальд просит меня, чтоб я заехал к нему. Но то,
что я поеду к нему по его просьбе, едва ли покажется ему достаточной
наградой за быка, которого он мне подарил прошлой осенью. И они поехали на
юг по болотам ниже Стангархольта, потом дальше к югу, к реке Гуве, и вниз
вдоль реки по верховой тропе. Когда они проехали мимо озерка на реке, к югу
от реки они увидели большое стадо и одного человека при нем. Это был
работник Альвальда. Торстейн спросил его, как дела. Тот отвечал, что все
здоровы и что Альвальд в лесу, на рубке леса. -- Тогда скажи ему, -- сказал
Торстейн, -- что если он хочет говорить со мной, то пусть приедет в Борг, а
я теперь поеду домой.
Так он и сделал. Но позже стало известно, что в этот день Стейнар, сын
Сьони, с одиннадцатью людьми сидел в засаде у холма Эйнкуннира. Торстейн
сделал вид, что он ни о чем не знает, и все было спокойно.
Жил человек по имени Торгейр. Он был родичем и близким другом
Торстейна. Он в это время жил на полуострове Альфтанесе. Торгейр имел
обыкновение каждую осень приглашать к себе гостей на пир. Он поехал к
Торстейну, сыну Эгиля, и пригласил его к себе. Торстейн обещал быть, и
Торгейр уехал обратно.
В условленный день Торстейн собрался в дорогу. Оставалось четыре недели
до начала зимы. С Торстейном поехали живший у него норвежец и двое из его
работников. Сыну Торстейна, Гриму, было тогда десять лет. Он тоже отправился
с ними. Всего их было пятеро. Они поехали к водопаду на Ланге и дальше через
реку, а потом дальше, к реке Ауридаа.
За рекою работали Стейнар и Анунд со своими людьми. Узнав Торстейна,
они бросились к оружию, а потом вслед за ним и его людьми. Когда Торстейн
обнаружил погоню, он и его спутники выезжали из леса Лангахольта. Там стоит
высокий и неширокий холм. Они спешились и поднялись на холм. Торстейн
сказал, чтобы маленький Грим бежал в лес и не оставался с ними. Когда
Стейнар и его люди достигли холма, они кинулись на Торстейна и на его
спутников, и началась битва.
Со Стейнаром было шесть взрослых мужчин.
Седьмым был его двенадцати летний сын. Их столкновение увидели люди из
других дворов, бывшие на лугах, и сбежались, чтоб их разнять. Когда их
разняли, оба работника Торстейна были уже убиты. Был убит и один раб
Стейнара, и некоторые ранены. Едва их разняли, Торстейн огляделся, ища
Грима, и Грима нашли. Он был тяжело ранен, а сын Стейнара лежал возле него
мертвый.
Когда Торстейн сел на свою лошадь, Стейнар закричал ему:
-- Убегаешь, белобрысый Торстейн? Торстейн сказал:
-- Ты побежишь еще дальше, раньше чем пройдет неделя.
Потом он поехал со своими спутниками через болото, и маленький Грим был
с ним. Но когда они ехали по одному холму, мальчик умер, и они похоронили
его там. С тех пор этот холм называется Гримсхольт (холм Грима). А то место,
где они бились, зовется с тех пор Орростухваль (холм Битвы).
Вечером Торстейн приехал на Альфтанес, как и собирался раньше, и
прогостил там три дня. Потом он собрался в обратный путь. Ему предлагали
провожатых, но он отказался, и они поехали назад вдвоем.
А в тот день, когда Стейнар ожидал возвращения Торстейна, он поехал
вдоль моря. Он приехал к дюнам ниже Ламбастадира и остановился там. У него
был меч, который назывался Скрюмир. Это было очень хорошее оружие. Так стоял
он в дюнах с обнаженным мечом и пристально смотрел только в одну сторону,
туда, где ехал по песку Торстейн.
Ламби жил тогда в Ламбастадире, и он увидел, что замышляет Стейнар. Он
вышел из дому и пошел в дюны, и, подойдя к Стейнару, схватил его сзади под
руки. Стейнар хотел вырваться от него, но Ламби держал крепко, и оба
скатились с дюны вниз. Как раз в это время Торстейн и его спутник проехали
внизу по дороге.
Стейнар приехал на жеребце. Этот жеребец сорвался и побежал вдоль моря.
Торстейн с товарищем увидели его и удивились, потому что они не заметили,
что Стейнар проехал здесь. А Стейнар снова рванулся на дюну, потому что он
не видел, как Торстейн проехал мимо. А когда они опять выбрались на
пригорок, Ламби столкнул Стейнара с дюны вниз. Стейнар не удержался и слетел
вниз на песок, а Ламби побежал домой. Стейнар вскочил на ноги и помчался за
ним. Но как только Ламби добежал до своих дверей, он вбежал внутрь и
заперся. Стейнар ударил мечом так, что меч глубоко вошел в наличник двери.
Так они расстались, и Стейнар пошел домой.
На следующий день после того, как Торстейн вернулся домой, он послал
работника в Лейрулек сказать Стейнару, чтобы тот перебирался за Боргархраун,
иначе он, Торстейн, воспользуется тем, что у него больше людей. -- И тогда
тебе уже не уйти, -- сказал он. Стейнар ушел на побережье Снефелльсстранд и
там построил двор, который называется Эллиди. Так кончились раздоры между
ним и Торстейном, сыном Эгиля.
Торгейр Соня жил в Анабрекке. Но он был плохим соседом Торстейну в чем
только мог. Однажды, когда Эгиль и Торстейн встретились, они много говорили
о Торгейре Соне, их родиче, и сошлись во всем. Тогда Эгиль сказал:
Я единым словом
Землю взял у Стейнара
Тем потомку Гейра
Пособить хотел я.
Сын сестры нежданно
Скверным оказался.
Странно, что не смог он
Избежать дурного.
Торгейр Соня перебрался тогда из Анабрекки на юг, в долину Флокадаль,
потому что Торстейн понял, что не уживется с ним, даже если бы и хотел
этого. Торстейн был человек прямой, справедливый и миролюбивый. Но когда
другие задевали его, он умел защитить себя. Поэтому связываться с ним было
опасно.
Одд из Тунги был тогда хавдингом на Боргар-фьорде, к югу от реки Хвиты.
Он был годи и смотрел за капищем, на содержание которого все в Скардсхейде
платили налог. .
Эгиль, сын Скаллагрима, теперь совсем состарился и стал неповоротлив.
Зрение и слух у него ослабели, а ноги плохо его слушались. Он жил тогда в
Мосфелле, у Грима и Тордис. Однажды, когда он шел вдоль стены дома, нога его
подвернулась, и он упал. Какие-то женщины увидели это, засмеялись над ним и
сказали:
-- Плохо твое дело, Эгиль, если ты сам валишься с ног! Тогда Грим
сказал:
-- Когда мы были молоды, женщины меньше насмехались над нами.
А Эгиль сказал:
Я как лошадь в путах --
Оступиться легко мне.-Мой язык слабеет, Да и слух утрачен.
В конце концов Эгиль совсем ослеп. Однажды зимой, в холодную погоду,
Эгиль подошел к огню погреться. Стряпуха сказала, что странно, когда такой
человек, каким был некогда Эгиль, путается теперь под ногами и мешает
работать.
-- Позволь мне погреться у огня, -- сказал Эгиль, -- не будем ссориться
из-за места.
-- Вставай! -- отвечала она. -- Иди на свое место и не мешай нам.
Эгиль тогда встал, пошел на свое место и сказал:
У огня, ослепший,
Я дрожу.
Должна ты,
Женщина, простить мне
Глаз моих несчастье.
Англии владыке
Я певал, бывало.
Слушал он охотно,
Золотом платил мне.
Еще как-то раз Эгиль подошел к огню погреться. Один человек спросил
его, не замерзли ли у него ноги, и сказал, чтобы он не держал их слишком
близко к огню.
-- Так я и сделаю, -- сказал Эгиль, -- но мне теперь нелегко ставить
ноги куда надо. Я ничего не вижу, а слепота делает неловким.
И он сказал тогда вису:
Еле ползет
Время. Я стар
И одинок.
Не защитит
Конунг меня.
пятки мои
Как две вдовы:
Холодно им.
В первые дни правления Хакона Могучего Эгилю пошел девятый десяток. Во
всем, кроме зрения, он был еще крепок. Однажды летом, когда люди собирались
на тинг, Эгиль попросил Грима, чтоб он взял его с собой. Гриму не
понравилась эта просьба. И когда Грим и Тордис разговаривали друг с другом,
Грим сказал ей, о чем Эгиль просил.
-- Я хотел бы, -- добавил он, -- чтоб ты выведала, что кроется за этой
просьбой.
Тордис пошла к Эгилю, своему родичу. Самой большой радостью для него
было разговаривать с нею. Придя к нему, Тордис спросила:
-- Это правда, дядя, что ты хочешь поехать на тинг? Я хочу, чтобы ты
мне сказал, что ты там думаешь делать.
-- Я скажу тебе, -- отвечал он, -- что я задумал. Я хочу взять с собой
на тинг оба сундука, которые мне подарил когда-то конунг Адальстейн. Оба они
полны английским серебром. Я хочу, чтобы сундуки втащили на Скалу закона,
где всего больше народу. Потом я раскидаю серебро, и было бы удивительно,
если бы люди мирно поделили его между собой. Я думаю, тут будет довольно и
пинков, и пощечин, и возможно, что в конце концов все на тинге передерутся.
Тордис ответила:
-- Это была бы великолепная шутка, она бы осталась в памяти, пока
страна обитаема.
Потом она пошла к Гриму и сообщила ему намерение Эгиля.
-- Нельзя позволить, чтобы он осуществил такой чудовищный замысел, --
сказал Грим.
И когда Эгиль опять заговорил с ним о поездке на тинг, он отсоветовал
ему ехать. Так Эгиль остался дома. Ему не нравилось это, и он был очень не в
духе. Летом из Мосфелля перегоняли скот на горные луга, и Тордис была в
горах во время тин-га. Как-то вечером, когда люди в Мосфелле уже ложились
спать, Эгиль позвал двух рабов Грима. Он велел привести ему лошадь.
-- Я поеду помыться на горячий источник, -- сказал он.
Собравшись, он вышел, взяв с собой свои сундуки с серебром. Он сел на
лошадь, выехал за ограду и поехал по лугу за пригорок, пока не скрылся из
виду. А утром, когда люди встали, они увидели, как по холму к востоку от
двора бредет Эгиль и тянет за собою коня. Они пошли и привели его домой. Но
рабов и сундуков больше не видели, и о том, куда Эгиль спрятал свое серебро,
было много догадок.
В Мосфелле к востоку от двора есть в горе овраг. При внезапной оттепели
оттуда низвергается водопад. И вот после спада воды в этом овраге стали
часто находить английские монеты. Некоторые высказывают догадку, что Эгиль
спрятал там свое серебро. Ниже Мосфелля есть большие и очень глубокие
болота. Многие думают, что Эгиль утопил там свое серебро. К югу от реки есть
горячие источники и возле них большие ямы, и некоторые предполагают, что
Эгиль спрятал свое серебро в них, потому что именно там часто видны
блуждающие огни. Эгиль сказал, что убил рабов Грима, а серебро спрятал. Но
где он его спрятал, этого он не сказал никому.
Осенью Эгиль заболел, и болезнь свела его в могилу. Когда он умер, Грим
велел одеть его в лучшие одежды. Потом он велел отнести его на мыс
Тьяльданес и насыпать там могильный холм. В этом холме Эгиля похоронили
вместе с его оружием и одеянием.
Грим был крещен в Мосфелле, когда в Исландии было введено христианство.
Он велел построить там церковь, и люди рассказывают, что Тордис перевезла в
нее тело Эгиля. Этот рассказ подтверждается тем, что когда в Мосфелле
построили новую церковь, а ту, которую Грим поставил когда-то в Хрисбру,
снесли, под тем местом, где был алтарь, откопали скелет человека. Кости были
гораздо больше, чем у обыкновенных людей, и все решили, что, судя по
рассказам стариков, это должны быть кости Эгиля.
Жил тогда там священник Скафти, сын Торарина. Он был умный человек. Он
взял череп Эгиля и отнес его на кладбище. Череп был необычайно велик, но еще
необычайнее была его тяжесть. Снаружи череп был весь изборожден, как
раковина. Скафти решил испытать его прочность. Он взял довольно большой
топор, замахнулся им со всей силы и ударил обухом по черепу, думая проломить
его. Череп побелел в том месте, куда пришелся удар, но ни вмятины, ни
трещины не осталось. Отсюда видно, что этому черепу удары обыкновенных людей
не приносили вреда и тогда, когда он был одет плотью и кожей.
Кости Эгиля были погребены на краю кладбища в Мосфелле.
Когда в Исландии приняли христианство, Торстейн крестился и велел
построить церковь в Борге. Он был человеком благочестивым и строгих нравов.
Он дожил до глубокой старости и умер от болезни. Похоронен он был в Борге, в
той церкви, которую построил.
Он положил начало большому роду. Многие видные люди и скальды вышли из
этого рода людей с Болот, как называли всех, кто произошел от Скаллагрима.
Долгое время люди этого рода были сильны и воинственны, а некоторые и
большого ума. Но между людьми этого рода были большие различия. К нему
принадлежали самые красивые люди из когда-либо рожденных в Исландии, как
Торстейн, сын Эгиля, Кьяртан, сын Олава, племянник Торстейна, Халль, сын
Гудмунда, а также Хельга Красавица, дочь Торстейна, из-за которой бились
Гуннлауг и Хравн Скальд. Но немало было в этом роде и очень безобразных
людей.
Торгейр, сын Торстейна, был более сильным из братьев, но Скули был выше
ростом. После смерти Торстейна Скули жил в Борге. Скули долго плавал с
викингами. Он стоял на носу корабля ярла Эйрика "Железный борт", когда погиб
конунг Олав, сын Трюггви. В семи битвах побывал Скули вместе с викингами.