Страница:
bull– «вол», «бык».
(Возможно, славянское vol– «кладеный бык», восходит к германскому устному
b?l. В раннем средневековье древнегреч. буква «beta» произносится в среднегреч. «vita». Тогда в словах, пришедших в южнославянские письменным путём, латинские
Bпрочлись как византийско–кириллические
В.)
…Соперничество м–б порождает и удивительный компромисс «мб». Такое стечение родственных согласных системно встречается в начале слов в африканских языках банту. Одним из первых можно, наверное, считать mbuzi– «коза, козёл» (во многих языках этого семейства. А всего их – пятьсот).
Морфологически соответствует mozi, mori– «телёнок, тёлка» (банту), mozi– «телёнок, тёлка» (арм.).
1)Сравните. Казахские: mu? – «1000», men – «я», muz – «лёд», murun – «нос», m? iz – «рог» и т.д. Турецкие: bin – «1000», ben – «я», buz – «лед», burun – «нос», buinuz – «рог» и т.д.
2)Явление ротацизма z/r и ламбдаизма s/l отмечается в разных языковых семьях. Этим необъясненным чередованиям подвержены романские и германские, тюркские и монгольский языки. Странно, что индоевропеисты ещё не обратили внимание на параллель b?s (лат.), bous (греч.) и bull (англ.). И если было
buz – «бык», то ему соответствовало –
bur – «бык». Что подтверждает основа глагола b?ro – «мычать» (норв.), b?riud – «мычать» (др. — ирл.), «ba?ru?t» – мычать (лтш.). Интерес в этой связи представляют и семантические соответствия в монг. и тунгузских (названия безрогого животного):
mori– «конь, лощадь» (бур.),
mor’(монг.),
morin(письм. — монг.),
mori– «лошадь»,
morika– «жеребёнок», «лощадка» (нан.) и т.д. На Западе:
mare– «кобыла» (англ.).
3)Закон NLR – переход носового согласного в плавный.
Корова
…Самых ранних названий коровы, откровенно содержащих в корне имя быка, осталось не так много. Зная морфологическую схему, являющуюся отражением сложного знака «рога + копьё», понимаемого как «бык + не», можно восстановить конструкцию итальянского термина mucca– «корова» (
m??–ha) и его близкородственного варианта
boucco– «корова» (кельт.). Праформа, скорее всего –
b??–ha. В самом конце линии развития последней стоит, мне кажется,
vacca– «корова» (лат.). Итальянское слово не просто старее латинского, но, по–видимому, одно из самых древних слов человеческой речи: произошло ещё в прапраязыке. Когда проявил себя в произношении «итальянский рефлекс» (превращение стыка согласных в долгий слоговой)
1? Но достаточно рано, если сказался на форме кельтского и латинского слов, а так же нем. — швейц.
mugg– «корова» (
mugga).
Неположенная древность итальянского слова смущает этимологов.
Латинский признан «прароманским» языком, а его формы, естественно, являются исходными для итальянского, французского и др., происходящих от вульгарной, т.е. народной латыни IV–V в.в.н.э. Посему, проще считать итальянское слово поздним заимствованием из нем. — швейцарского mugg, muchi – «корова», чем собственно итальянским 2. Эта этимология, конечно, более правдоподобна, чем предложенная в другом «Этимологическом словаре»: mucca– «скрещение итальянского глагола muggire – «мычать» и латинского vacca – «корова» 3.
…Как можно рисуночно передать отношения латинского и романских языков? Утвердившееся представление изобразимо в виде детского солнышка («латинский язык») с расходящимися во все стороны лучами («романские языки»). Мне думается – реальнее другой образ. Море, в которое впадают реки, речки и ручьи. Таким, вероятно, и был в итоге своей истории великий, могучий, имперский латинский язык. Выработавший терпимость ко всем диалектным нормам. Он, в частности, признавал всевозможные стечения согласных и не превращал их в долгие, как это делалось в итальянском и, смею думать, в древнеитальянском произношении.
Большинство форм с долгими согласными в латинский попали из «древнеитальянского». Целенаправленное исследование в указанном направлении способно будет, уверен, избавить необычный термин от кавычек.
Море, над которым взошло незакатное солнышко – это и есть золотая латынь.
…Название быка сохраняется в основе производных глаголов: m?gio– мычать (лат.), m?hen– «мычать» (ср. — в. — н.). В эту группу слависты включают и распространённый в южнославянских глагол mucati– «мычать». Но не присоединяют сюда же bukti– «мычать» (лит.), bugad– «мычание» (кимр.). И даже словенское bukati - «мычать», boukati– «мычать» (чеш.). Поразительно, что ни один этимолог не увидел родственности
buk(
byk) с основой глагола
mukati. И тем более –
b?ro– «мычать» (норв.),
buriud(др. — ирл.),
ba?ru?(лтш.),
m?r?h(монг.)…
Фасмер подозревает, что литовское слово bukti– «мычать» родственно славянскому «бык». Он опирается на параллелизм корня ст.чеш. b?kati, bуkati– «мычать» и byk– «бык».
Но при этом предполагает различные пути образования слова «бык» в разных славянских наречиях. Так, сербохорватское б?к– «бык» (Бернекер объясняет из
бъкъ), Фасмер считает заимствованым из словен.
bu?k– «бык», которое, в свою очередь, происходит, по его мнению, от латинского
vacca– «корова» (Фасмер, I, 258).
В той же статье он оспаривает сходную его предложению версию происхождения славянского
buk – «бык»: «
Ошибочна в фонетическом отношении гипотеза Шахматова (Afsl Ph 33, 87 и cл.) о заимствовании из кельтского boukko – «корова»». Однако, не только в «фонетическом отношении» спорна «эта гипотеза»: направленность семантического и морфологического развития (да и фонетического) прямо противоположна реальному:
наименования коровы, телёнка, барана, козы, лошади могут происходить от названия быка, но никогда – наоборот. Это положение, мне кажется, по праву может претендовать на статус универсалии.
Название «речи быка» стало исходным, отправным для обозначения «языка» других животных: m?gio– 1) «мычать», 2) «гудеть», 3) «греметь»; m?gitus– 1) «мычание, 2) «шум, шелест, треск, гул, скрип»; m?gitor– 1) «ревущий», 2) «гудящий» (лат.); bukati– 1) «мычать», 2) «хрюкать» (словен.); boukati– 1) «мычать», 2) «реветь» (чеш.); bukkati– «лает»; bukk?ras– «рёв льва» (др. — инд.); букать, бухать– 1) «глухо, протяжно кричать», 2) «жаловаться» (рус.). В болгарском бухам– «кричать» (о филине).
Мы вправе присоединить к этой группе и тунг. mura– 1) «мычать», 2) «реветь», 3) «рычать», и тюрк. mo?ra, ma?ra, m??ra– 1) «мычать», 2) «реветь», 3) «блеять».
Если основы этих глаголов восходят к
b??/
m??— «бык», то наименее развитым фонетически оказывается
m??– «печаль, тоска» (тюрко–кипч.). Звук
?– из всех гласных самый минорный. (Такое отношение к
бычьему сонанту, полагаю, выработалось в эпоху солнцепоклонничества, когда быка стали приносить в жертву солнцу.)
Бычья тема в тюркских языках достаточно выпукло проявляется.
I – mu?uz, mo?us, muguz, m?s, muos, muinus= buinus, boinuz– 1) рогатое животное (др. — тюрк.), 2) рог, рога животного (уйг., тур., уз., гаг. и.д.). Одно из реликтовых слов, сохраняющих «индоевропейское» окончание мужского рода:
m??–us– 1) бык, 2) рога.
В тюркских словарях отложились все возможные варианты консонантизма имени быка, выступающего в качестве корневой части в производных типа:
II – bulan, bolan– 1) олень, 2) лось.
III – buzla, bozla– 1) мычать, 2) реветь, 3) кричать и др.
…И, наконец, ещё об одном понимании знака «копья». Мы рассмотрели:
b??–ha >
b?ha– 1) «не бык», 2) «малый бык», 3) «малорогий», 4) «безрогий»…
Пятая семантическая позиция выражает толкование протомонгольского грамматиста: buh– «бык», buha– «олень» (монг.). Единственная пара антислов, сохранившихся в одном языке. Монгольский грамматист, наблюдая сложный знак, увидел предметное значение: 5) «многорогий».
Прототюрки заимствовали это слово дважды. Первый раз в период, когда в их языке действовала гармонизация гласных шумерского типа:
buha > buhu– олень (общетюрк.).
В другой раз:
buha > buka,
buha, puha, bua, puga, bucca, byka– 1) «олень–самец», 2) «бык» (общетюрк.). (Хотя в тур. диалекте Севортян находит:
buka, buha– «дикая корова»
4.) Из тюркского – в иранские и кавказские языки.
В банту, вероятно, соответствует mbogo– «буйвол» («большой бык»).
В тунгусском: muha, moha– 1) «бык», 2) «самец», 3) «мужчина»
1)См. об этом фонетическом законе в книге «Язык письма». Стр. 188.
2)Ttistano Bolelli, Dizionario etimologico della lingua italiana. Milano, 1994, стр.295.
3)Giacomo Devoto. Dizionario etimologico. Firenze, 1968, стр.275.
4)Э.В.Севортян «Этимологический словарь тюркского языка», М.1978, т.2, стр.237
Язык племени Быка
Рассматривая слова из самых отдалённых друг от друга языков – видишь их, подчас, полное материальное и морфологическое, и фонетическое соответствие. Словно это лексемы из диалектов одного языка. Или, по крайней мере, одной языковой семьи. Уместно подразумевать причинностью таких неслучайных сходств – весьма давние контакты языков. Но впервые, собрав их в одно лексическое гнездо, мы вправе предположить и другое – восхождение их из общего источника – диалектов праязыка человечества. Тогда возраст этих образований, а значит и знаков первоиероглифического письма необыкновенно возрастает. Слово и письменный знак творились в условиях взаимозависимости в одни времена.
Каждое «национальное» языкознание переживает этап поисков отдалённых родственников в доистории. Используя приемы традиционной компаративистики, до сих пор предпринимаются упорные попытки доказать генетическое родство, например, тюркских языков с шумерским или языками американских индейцев – майа, инков, ацтеков…
И авторами таких гипотез выступают не только «местные тюркологи». Первым высказал предположение о родстве индейских наречий с тюркскими уругвайский лингвист Б.Феррарио, выступивший на XIX Международном конгрессе востоковедов в Риме в 1935 году.
Его дело продолжил шведский языковед С.Викандер работами, посвященными сравнению «алтайских языков» с языком майа (1967, 1970, 1972 г.г.).
О связях шумерского с алтайскими заговорили ещё раньше.
Немецкий исследователь Ф.Хоммель сначала был противником такого сближения, потом стал активно поддерживать гипотезу о генетическом родстве этих языков (1884, 1886 и далее).
В нынешнем столетии наиболее серьезную оценку работам, посвященным возможным родственным связям шумерского языка дал Б.Ландсбергер (1942 г.). При этом он не соглашался с критиками Хоммеля, которые отнесли к случайным совпадениям такие параллели как шум. dingir– «бог» и тюр. tengri– «небо», «бог».
Он склонен был считать, что шумерский язык значительную часть своей лексики почерпнул из языка–субстрата, на котором говорили древнейшие обитатели Двуречья (Тигра–Евфрата), создавшие местную культуру, важные элементы которой восприняли пришельцы – шумеры. Лансбергер полагал, что слово dingirшумеры заимствовали из языка покоренного этноса, в который могли входить и прототюрки.
Это решение (культурное, а не генетическое родство) представляется наиболее продуктивным. В таком родстве (более тесном или отдалённом) состоят все языки мира.
Они генетически родственны изначально, как ветви могучего древа, возросшего из малого семени – праязыка человечества. История языков состоит из нескольких уровней. Самый нижний – общечеловеческий праязык («племя Быка» – малое человечество, несколько сот или тысяч особей). Далее – Диалекты праязыка (м–Диалект и б–Диалект). Потом – диалекты Диалектов (деление в геометрической прогрессии). Разрастался род человеческий, дробился на отдельные рои, которые мигрировали, осваивая планету. В тысячелетиях самоизоляции и ограниченного общения формировались языки этносов. Новые этапы миграции приводили к столкновениям, скрещиваниям и в итоге – к языковым союзам, где нарабатывались общие лексические и грамматические богатства. Языковая семья (типа – «славянская», «германская», «тюркская» и др.) стадиально более раннее явление, нежели языковой союз – «индоевропейский», «алтайский», «семито–хамитский» и др.
Идеалистические попытки реконструкции «праалтайского» (откуда – тюркские, монгольский, корейский, японский) или «индоевропейского праязыка» (из которого, якобы, выросли более мелкие семьи – славянская, германская, романская, индо–иранская и т.д.), на мой взгляд, сродни трудам одного знакомого геолога, потратившего жизнь на поиски месторождения самородной бронзы.
Обобщение современных объемов накопленного материала позволяет рассматривать историю языков планеты объёмно, во всех ракурсах. Мы увидим, что грамматическое чередование префиксов o–i(«единственное число – множественное число») в африканских языках семейства банту (например, o–tondo– «корзина», i–tondo– «корзины») вполне соответствует чередованию постфиксов o–i(«единственное число – множественное число») в итальянском ( uom–o– «мужчина», uom–i– «мужчины») и чередованию внутренних флексий u–i(«ед.ч. – мн.ч.») в английском ( foot– «нога», feet– «ноги»). Я.Гримм в «Немецкой грамматике» (1822 г.) посчитал, что внутренняя флексия в германских образовалась под влиянием внешней (
fot–i>
fit). Таким образом,
грамматическое(сознательное) чередование было объяснено как
фонетическое(бессознательное) изменение звуков слова. Это толкование со временем возведено в ранг аксиомы: других версий в германистике просто не появилось.
Языки банту допускают и внутреннюю флексию: muuto– «река», miuto– «реки» (мабиха). Если в слове уже есть i, то, тем не менее, во мн. числе происходит та же реакция: muti– «дерево», miti– «деревья» (ньямвези).
Я.Гримм всего этого мог не знать: языки банту в его время ещё не изучались. Но лингвистам ХХ века африканские материалы уже были доступны и явные грамматические соответствия должны были стимулировать сопоставительное изучение афро–евро–азийских языков. Результатом может стать реконструкция некоторых фонетических и морфологических состояний общечеловеческого праязыка:
?– 1) муж.род, 2) ед.ч.;
i– 1) жен.род, 2) мн.ч. Заднеязычная фонема механически развивалась в
u, o, a. Переднеязычная в
e,
ia(?).
В древнеиндийском постфиксы -a(м.р.), — i(ж.р.). Например, pudr–a– «сын», pudr–i– «дочь».
Опираясь на примеры отражения восстанавливаемой системы в европейских и африканских языках, мы можем предположить, что предформа санскритского показателя муж. рода была –
?.
Совпадение позднего производного – а(м.р.) с более древним – а(ж.р.) приводит в семитских языках к иному грамматическому результату оппозиции: bahra– «корова», bahri– «бык» (араб.). Неизвестный суффикс, противостоящий «известному», получает противоположное значение. (Но и это очевидное будет восприниматься не сходу. Людям науки свойственно отстаивать привычные стереотипы и это упорство часто усилено личными амбициями учёных, приверженных устоям.)
…Столь же интересным и продуктивным может быть сопоставление фонетических моментов. Например, в банту представлена сложная фонема mb(в языке чева – mbuzi– «коза, козёл», mbogo– «большой бык, буйвол»; в лунда mpembi– «козёл, коза», хотя pembe– «рог» и т.д.).
В большинстве языков банту искусственное происхождение начального сложного очевидно. Примеры из суахили: mchina– «китаец», mdochi– «немец», mkomunisti– «коммунист». В том же ряду – mbulgaria– «болгарин», mburma– «бирманец» и т.п.
На этом фоне mbuzi– «коза» (суах.) может восходить к
buzi, а
mbogo– «буйвол» к
bogo.
В восточно–африканских языках банту сильно проявляет себя произносительная традиция м–Диалекта. Даже в кратком суахили–русском словаре (10 тыс. слов) 1лексемы, начинающиеся с «м-», размещены на сорока страницах, а для стартующих с «б-» хватило и пяти.
…Африканские языки представляют из себя богатый архив евразийских предформ.
Прототюркское
b?l–n– 1)
«телёнок» >
«детёныш» >
«юнец», 2) «олень», «лось». От
b?l— «бык».
Представлено в тюркских: bulan– «лось» (каз.), bolan– «олень» (тат., ног., гагауз.). Но первично–переносная семантика закрепилась в закрытосложном ?lan– «юноша», «подросток» (каз., тат.), ohlan– т.ж. (тур., азер., узб., уйг. и др.). Когда редуцировался начальный смычной? Помочь с ответом может и словарь банту.
Соответствует: mvulana– «юноша» (суах.).
Предформа этого слова могла быть
ulan: «приставка»
m-, употребляясь перед гласным, вызывает губную прослойку:
mwitalia– «итальянец»,
mwasia– «азиат» и т.п.
[ В тюркских языках ещё живы «африканские воспоминания» – соперничество б/м.
Большой русский писатель в самый разгар перестройки приехал в братскую республику. Побывал на предприятиях, в аулах, кишлаках, с народом пообщался. Перед отъездом удостоился «аудиенции с чаем» у министра культуры.
После третьей рюмки гость поделился впечатлениями. Особенно его порадовало, что русским языком владеют в республике все от мала до велика. Но есть особенности. Почему–то многие любят парные слова. Вот он выписал самые, на его взгляд, интересные. Достал записную книжку: «чёрт–морт», «баран–маран», «оппозиция–мопозиция», «Ельцин–мельцин». Почему так?
Министр с сожалением пояснил:
— Культур–мультур не хватает.
…Во всех тюркоязычных странах от Якутии до Турции любопытствующего писателя ожидал бы такой чай–май, шашлык–машлык и прочий шурум–бурум. ]
…Формальную близость терминов из языков соседствующих можно объяснить недавним взаимообменом. Тюркские buza, moza, bura, puro– «телёнок, тёлка», несомненно, родственны греческому mozga– «тёлка,
телёнок», и армянск.
mozi– «тёлка, телёнок».
Но недавними контактами нельзя объяснить сходство евразийских форм с южноафриканскими mozi, mori– «телёнок, тёлка», mbuzi– «коза, козёл», mbogo– «бык, буйвол».
Здесь семантическое различие имеет не приобретённый, но, скорее, изначальный характер: оно, возможно, возникло в результате разных толкований письменного знака.
Одно такое допущение относит эти сопоставления к категории сверхдальних во времени, а не только в пространстве.
Географические расстояния в подобных случаях не являются решающим фактором. Арабы не так далеко размещены от Греции, Турции, Армении и Ирана. Однако, семантическое расстояние между приведёнными
moz–a,
moz–ha– «телёнок» и араб.
moza– «коза» свидетельствует о возрасте слов, за ними десятки тысячелетий, ибо возникли эти формы и значения синхронно, независимо друг от друга в эпоху образно–символического письма: они – наследие, оставленное диалектами общечеловеческого праязыка. И морфология, и грамматический материал говорят об общей грамматике, лексике и, полагаю, о разновидностях общего образного письма.
(Кстати, араб. слово морфологически родственно исп. moza– «девушка», и семантически –
ga–mus>
gamuza– «серна, дикая коза».)
…Если к этому собранию названий быка (и производных) при составлении словника 1–го тома прибавится большая группа лексем (тех же семантических классов) из языков Австралии, Полинезии, Америки, можно уверенно предсказать, что они будут соответствовать афро–евро–азийским.
Договор Первый
Панорама фонетического и семантического развития самоназвания мычащего животного в человеческой передаче, помимо всего, подтверждает правильность гипотезы, идущей со времен Руссо, о звукоподражательном происхождения устного языка.
Однако, эта гипотеза не давала ответа на основной вопрос: если «говорящие» субъекты природы могли быть названы их «самоназваниями» (му–у, мяу, гав–гав и т.п.), то как получали имена немые объекты – стихии, явления и предметы?
Вопрос разрешается, если предположить, что звукоподражание взаимодействовало со знакоподражанием. Появляется все больше оснований думать о том, что графический знак на очень раннем этапе стал ведущим элементом словообразовательной модели: «знак + название знака + толкование знака = слово–понятие» (З + Н + Т = Слово).
Эта модель действовала в культурах, пока существовало образно–символическое письмо (первоиероглиф).
m??/
b??– «бык». (Слово
звукоподражательногопроисхождения.)
Но тот же знак написан на ночном небе Африки. Месяц
– это небесный бык. И на светило переносится название письменного знака:
m??/
b??– «месяц» («луна»). Это уже слово
знакоподражательное. Первый немой объект, получивший название «говорящего» существа. Когда забываются исходные значения, знак толкуется в новых поколениях (или в заимствовавших диалектах) и наименование получает другие смыслы, в зависимости от степени поэтического воображения жрецов, в чьем веденьи находились все унаследованные или приобретённые символы и их названия. Художник теперь копирует воображаемое, а не натуру.
Полисемия первоиероглифа обусловила активное словотворчество.
[ По образу месяца, плывущего по чёрному морю неба, была сделана ладья и в каком–то из пяти тысячах языков и диалектов обязательно сохранилась первая форма её названия, происшедшая от
m??/
b??.
К этому разряду можно, например, отнести тунгусское слово: mongo– «лодка» (эвенк., нег.), mo?os, mo??– «лодка», «корыто» (сол.).
Предметные толкования появились позже остальных, когда в поколениях забывалась начальная семантика. Словообразовательная модель (З + Н + Т = Слово) породило большинство слов.
Изменялась форма знака и семантика названия менялась соответственно. В тунгусских языках есть слова, явно продолжающие тему
m??. В одном случае
m?— «вода». (Знак был, вероятно
– «речная излучина» > «река» > «вода» или
. Сравните др. — кит. иероглиф
«вода»). И омоним:
m?– «обруч», «обод шаманского бубна». (Здесь, несомненно, отражение «полной луны».) И в производные проникают образы протоиероглифов:
mur?– «река»,
muru– «обходить идти вокруг», «вырезать круг». ]
При переходе к образно–натуралистическому иероглифу словообразовательная модель утратила главное – полисемию знака. Он теперь не требовал толкования, в нём был раз и навсегда закреплён только один смысл. Например,
(др. — ег.). Эту рогатую голову ни с чем более не спутаешь – ни с луной, ни с лодкой, ни с ямой–впадиной, ни со следом копыта, ни с изгибом речного русла, ни со змеёй и др. Это только бык.
Эпоха словотворчества, в основном, завершилась при переходе от образно–символического письма к образно–натуралистическому.
… Образно–символическая иероглифика была известна всем первобытным культурам. Без неё не состоялся бы ни один язык. Ни словарь его, ни грамматика. По мере обогащения устного языка объективная потребность в первоиероглифике угасала. Человек уже мог обходиться звуковой речью – системой звукового письма. От первоиероглифики остались отдельные, часто овеществлённые знаки. Они воплотились в предметы, в фигуры орнамента, в племенные гербы.
Но чтобы собрать возможно полно материалы для 1–го тома, мало заглянуть в словари и поискать названия рогатых и безрогих травоядных, начинающиеся на б- и м-. Таковых осталось не так уж много. Тому, кажется, есть две основных причины.
I. Двусмысленность иероглифа 1) «бык», 2) «месяц, луна» и, следовательно, двусмысленность вариантов его названия заставляет жрецов Диалектов договариваться. Результатом первого общественного Договора стало присвоение каждой из двух форм по одному значению:
b??— «бык»,
m??– «месяц (луна)».
В языках, доступных нашему обзору, нет ни одного названия быка, начинающегося на «м-» (но много – на звонкий смычной: b?s, bous, bull, b?f, bubalus, buh, byk, bukaи т.д.). Крайне редко встретишь название ночного светила, начинающееся на «б-» (англ. moon– «луна, месяц»; month– «месяц» (период времени); нем. Мond– «месяц, луна»; Мonat– «месяц» (п.в.), иран. muh, moh, mah– 1) «месяц (луна)», 2) «месяц» (п.в.); др. — инд. m?s– т.ж., абаз. masa– т.ж.
Даже с др. степенью вокализма: mensis– месяц (лат.) >
mesis– месяц (слав.);
meis(греч. — ион.),
mena(гот.),
mene(тохар.В.),
mi(ирл.) и т.д.
1
Если в каких–то диалектах и сохранилась в названии быка м–форма или в наименовании месяца–луны б–форма, мы к ним можем относиться как к реликтам преддоговорной эпохи. Например, в качестве основы глаголов и производных имен смогли уцелеть обе формы в одном значении. Ср.
(Возможно, славянское vol– «кладеный бык», восходит к германскому устному
…Соперничество м–б порождает и удивительный компромисс «мб». Такое стечение родственных согласных системно встречается в начале слов в африканских языках банту. Одним из первых можно, наверное, считать mbuzi– «коза, козёл» (во многих языках этого семейства. А всего их – пятьсот).
Морфологически соответствует mozi, mori– «телёнок, тёлка» (банту), mozi– «телёнок, тёлка» (арм.).
1)Сравните. Казахские: mu? – «1000», men – «я», muz – «лёд», murun – «нос», m? iz – «рог» и т.д. Турецкие: bin – «1000», ben – «я», buz – «лед», burun – «нос», buinuz – «рог» и т.д.
2)Явление ротацизма z/r и ламбдаизма s/l отмечается в разных языковых семьях. Этим необъясненным чередованиям подвержены романские и германские, тюркские и монгольский языки. Странно, что индоевропеисты ещё не обратили внимание на параллель b?s (лат.), bous (греч.) и bull (англ.). И если было
3)Закон NLR – переход носового согласного в плавный.
Корова
…Самых ранних названий коровы, откровенно содержащих в корне имя быка, осталось не так много. Зная морфологическую схему, являющуюся отражением сложного знака «рога + копьё», понимаемого как «бык + не», можно восстановить конструкцию итальянского термина mucca– «корова» (
Неположенная древность итальянского слова смущает этимологов.
Латинский признан «прароманским» языком, а его формы, естественно, являются исходными для итальянского, французского и др., происходящих от вульгарной, т.е. народной латыни IV–V в.в.н.э. Посему, проще считать итальянское слово поздним заимствованием из нем. — швейцарского mugg, muchi – «корова», чем собственно итальянским 2. Эта этимология, конечно, более правдоподобна, чем предложенная в другом «Этимологическом словаре»: mucca– «скрещение итальянского глагола muggire – «мычать» и латинского vacca – «корова» 3.
…Как можно рисуночно передать отношения латинского и романских языков? Утвердившееся представление изобразимо в виде детского солнышка («латинский язык») с расходящимися во все стороны лучами («романские языки»). Мне думается – реальнее другой образ. Море, в которое впадают реки, речки и ручьи. Таким, вероятно, и был в итоге своей истории великий, могучий, имперский латинский язык. Выработавший терпимость ко всем диалектным нормам. Он, в частности, признавал всевозможные стечения согласных и не превращал их в долгие, как это делалось в итальянском и, смею думать, в древнеитальянском произношении.
Большинство форм с долгими согласными в латинский попали из «древнеитальянского». Целенаправленное исследование в указанном направлении способно будет, уверен, избавить необычный термин от кавычек.
Море, над которым взошло незакатное солнышко – это и есть золотая латынь.
…Название быка сохраняется в основе производных глаголов: m?gio– мычать (лат.), m?hen– «мычать» (ср. — в. — н.). В эту группу слависты включают и распространённый в южнославянских глагол mucati– «мычать». Но не присоединяют сюда же bukti– «мычать» (лит.), bugad– «мычание» (кимр.). И даже словенское bukati - «мычать», boukati– «мычать» (чеш.). Поразительно, что ни один этимолог не увидел родственности
Фасмер подозревает, что литовское слово bukti– «мычать» родственно славянскому «бык». Он опирается на параллелизм корня ст.чеш. b?kati, bуkati– «мычать» и byk– «бык».
Но при этом предполагает различные пути образования слова «бык» в разных славянских наречиях. Так, сербохорватское б?к– «бык» (Бернекер объясняет из
В той же статье он оспаривает сходную его предложению версию происхождения славянского
Название «речи быка» стало исходным, отправным для обозначения «языка» других животных: m?gio– 1) «мычать», 2) «гудеть», 3) «греметь»; m?gitus– 1) «мычание, 2) «шум, шелест, треск, гул, скрип»; m?gitor– 1) «ревущий», 2) «гудящий» (лат.); bukati– 1) «мычать», 2) «хрюкать» (словен.); boukati– 1) «мычать», 2) «реветь» (чеш.); bukkati– «лает»; bukk?ras– «рёв льва» (др. — инд.); букать, бухать– 1) «глухо, протяжно кричать», 2) «жаловаться» (рус.). В болгарском бухам– «кричать» (о филине).
Мы вправе присоединить к этой группе и тунг. mura– 1) «мычать», 2) «реветь», 3) «рычать», и тюрк. mo?ra, ma?ra, m??ra– 1) «мычать», 2) «реветь», 3) «блеять».
Если основы этих глаголов восходят к
Бычья тема в тюркских языках достаточно выпукло проявляется.
I – mu?uz, mo?us, muguz, m?s, muos, muinus= buinus, boinuz– 1) рогатое животное (др. — тюрк.), 2) рог, рога животного (уйг., тур., уз., гаг. и.д.). Одно из реликтовых слов, сохраняющих «индоевропейское» окончание мужского рода:
В тюркских словарях отложились все возможные варианты консонантизма имени быка, выступающего в качестве корневой части в производных типа:
II – bulan, bolan– 1) олень, 2) лось.
III – buzla, bozla– 1) мычать, 2) реветь, 3) кричать и др.
…И, наконец, ещё об одном понимании знака «копья». Мы рассмотрели:
Пятая семантическая позиция выражает толкование протомонгольского грамматиста: buh– «бык», buha– «олень» (монг.). Единственная пара антислов, сохранившихся в одном языке. Монгольский грамматист, наблюдая сложный знак, увидел предметное значение: 5) «многорогий».
Прототюрки заимствовали это слово дважды. Первый раз в период, когда в их языке действовала гармонизация гласных шумерского типа:
В другой раз:
В банту, вероятно, соответствует mbogo– «буйвол» («большой бык»).
В тунгусском: muha, moha– 1) «бык», 2) «самец», 3) «мужчина»
1)См. об этом фонетическом законе в книге «Язык письма». Стр. 188.
2)Ttistano Bolelli, Dizionario etimologico della lingua italiana. Milano, 1994, стр.295.
3)Giacomo Devoto. Dizionario etimologico. Firenze, 1968, стр.275.
4)Э.В.Севортян «Этимологический словарь тюркского языка», М.1978, т.2, стр.237
Язык племени Быка
Рассматривая слова из самых отдалённых друг от друга языков – видишь их, подчас, полное материальное и морфологическое, и фонетическое соответствие. Словно это лексемы из диалектов одного языка. Или, по крайней мере, одной языковой семьи. Уместно подразумевать причинностью таких неслучайных сходств – весьма давние контакты языков. Но впервые, собрав их в одно лексическое гнездо, мы вправе предположить и другое – восхождение их из общего источника – диалектов праязыка человечества. Тогда возраст этих образований, а значит и знаков первоиероглифического письма необыкновенно возрастает. Слово и письменный знак творились в условиях взаимозависимости в одни времена.
Каждое «национальное» языкознание переживает этап поисков отдалённых родственников в доистории. Используя приемы традиционной компаративистики, до сих пор предпринимаются упорные попытки доказать генетическое родство, например, тюркских языков с шумерским или языками американских индейцев – майа, инков, ацтеков…
И авторами таких гипотез выступают не только «местные тюркологи». Первым высказал предположение о родстве индейских наречий с тюркскими уругвайский лингвист Б.Феррарио, выступивший на XIX Международном конгрессе востоковедов в Риме в 1935 году.
Его дело продолжил шведский языковед С.Викандер работами, посвященными сравнению «алтайских языков» с языком майа (1967, 1970, 1972 г.г.).
О связях шумерского с алтайскими заговорили ещё раньше.
Немецкий исследователь Ф.Хоммель сначала был противником такого сближения, потом стал активно поддерживать гипотезу о генетическом родстве этих языков (1884, 1886 и далее).
В нынешнем столетии наиболее серьезную оценку работам, посвященным возможным родственным связям шумерского языка дал Б.Ландсбергер (1942 г.). При этом он не соглашался с критиками Хоммеля, которые отнесли к случайным совпадениям такие параллели как шум. dingir– «бог» и тюр. tengri– «небо», «бог».
Он склонен был считать, что шумерский язык значительную часть своей лексики почерпнул из языка–субстрата, на котором говорили древнейшие обитатели Двуречья (Тигра–Евфрата), создавшие местную культуру, важные элементы которой восприняли пришельцы – шумеры. Лансбергер полагал, что слово dingirшумеры заимствовали из языка покоренного этноса, в который могли входить и прототюрки.
Это решение (культурное, а не генетическое родство) представляется наиболее продуктивным. В таком родстве (более тесном или отдалённом) состоят все языки мира.
Они генетически родственны изначально, как ветви могучего древа, возросшего из малого семени – праязыка человечества. История языков состоит из нескольких уровней. Самый нижний – общечеловеческий праязык («племя Быка» – малое человечество, несколько сот или тысяч особей). Далее – Диалекты праязыка (м–Диалект и б–Диалект). Потом – диалекты Диалектов (деление в геометрической прогрессии). Разрастался род человеческий, дробился на отдельные рои, которые мигрировали, осваивая планету. В тысячелетиях самоизоляции и ограниченного общения формировались языки этносов. Новые этапы миграции приводили к столкновениям, скрещиваниям и в итоге – к языковым союзам, где нарабатывались общие лексические и грамматические богатства. Языковая семья (типа – «славянская», «германская», «тюркская» и др.) стадиально более раннее явление, нежели языковой союз – «индоевропейский», «алтайский», «семито–хамитский» и др.
Идеалистические попытки реконструкции «праалтайского» (откуда – тюркские, монгольский, корейский, японский) или «индоевропейского праязыка» (из которого, якобы, выросли более мелкие семьи – славянская, германская, романская, индо–иранская и т.д.), на мой взгляд, сродни трудам одного знакомого геолога, потратившего жизнь на поиски месторождения самородной бронзы.
Обобщение современных объемов накопленного материала позволяет рассматривать историю языков планеты объёмно, во всех ракурсах. Мы увидим, что грамматическое чередование префиксов o–i(«единственное число – множественное число») в африканских языках семейства банту (например, o–tondo– «корзина», i–tondo– «корзины») вполне соответствует чередованию постфиксов o–i(«единственное число – множественное число») в итальянском ( uom–o– «мужчина», uom–i– «мужчины») и чередованию внутренних флексий u–i(«ед.ч. – мн.ч.») в английском ( foot– «нога», feet– «ноги»). Я.Гримм в «Немецкой грамматике» (1822 г.) посчитал, что внутренняя флексия в германских образовалась под влиянием внешней (
Языки банту допускают и внутреннюю флексию: muuto– «река», miuto– «реки» (мабиха). Если в слове уже есть i, то, тем не менее, во мн. числе происходит та же реакция: muti– «дерево», miti– «деревья» (ньямвези).
Я.Гримм всего этого мог не знать: языки банту в его время ещё не изучались. Но лингвистам ХХ века африканские материалы уже были доступны и явные грамматические соответствия должны были стимулировать сопоставительное изучение афро–евро–азийских языков. Результатом может стать реконструкция некоторых фонетических и морфологических состояний общечеловеческого праязыка:
В древнеиндийском постфиксы -a(м.р.), — i(ж.р.). Например, pudr–a– «сын», pudr–i– «дочь».
Опираясь на примеры отражения восстанавливаемой системы в европейских и африканских языках, мы можем предположить, что предформа санскритского показателя муж. рода была –
Совпадение позднего производного – а(м.р.) с более древним – а(ж.р.) приводит в семитских языках к иному грамматическому результату оппозиции: bahra– «корова», bahri– «бык» (араб.). Неизвестный суффикс, противостоящий «известному», получает противоположное значение. (Но и это очевидное будет восприниматься не сходу. Людям науки свойственно отстаивать привычные стереотипы и это упорство часто усилено личными амбициями учёных, приверженных устоям.)
…Столь же интересным и продуктивным может быть сопоставление фонетических моментов. Например, в банту представлена сложная фонема mb(в языке чева – mbuzi– «коза, козёл», mbogo– «большой бык, буйвол»; в лунда mpembi– «козёл, коза», хотя pembe– «рог» и т.д.).
В большинстве языков банту искусственное происхождение начального сложного очевидно. Примеры из суахили: mchina– «китаец», mdochi– «немец», mkomunisti– «коммунист». В том же ряду – mbulgaria– «болгарин», mburma– «бирманец» и т.п.
На этом фоне mbuzi– «коза» (суах.) может восходить к
В восточно–африканских языках банту сильно проявляет себя произносительная традиция м–Диалекта. Даже в кратком суахили–русском словаре (10 тыс. слов) 1лексемы, начинающиеся с «м-», размещены на сорока страницах, а для стартующих с «б-» хватило и пяти.
…Африканские языки представляют из себя богатый архив евразийских предформ.
Прототюркское
Представлено в тюркских: bulan– «лось» (каз.), bolan– «олень» (тат., ног., гагауз.). Но первично–переносная семантика закрепилась в закрытосложном ?lan– «юноша», «подросток» (каз., тат.), ohlan– т.ж. (тур., азер., узб., уйг. и др.). Когда редуцировался начальный смычной? Помочь с ответом может и словарь банту.
Соответствует: mvulana– «юноша» (суах.).
Предформа этого слова могла быть
[ В тюркских языках ещё живы «африканские воспоминания» – соперничество б/м.
Большой русский писатель в самый разгар перестройки приехал в братскую республику. Побывал на предприятиях, в аулах, кишлаках, с народом пообщался. Перед отъездом удостоился «аудиенции с чаем» у министра культуры.
После третьей рюмки гость поделился впечатлениями. Особенно его порадовало, что русским языком владеют в республике все от мала до велика. Но есть особенности. Почему–то многие любят парные слова. Вот он выписал самые, на его взгляд, интересные. Достал записную книжку: «чёрт–морт», «баран–маран», «оппозиция–мопозиция», «Ельцин–мельцин». Почему так?
Министр с сожалением пояснил:
— Культур–мультур не хватает.
…Во всех тюркоязычных странах от Якутии до Турции любопытствующего писателя ожидал бы такой чай–май, шашлык–машлык и прочий шурум–бурум. ]
…Формальную близость терминов из языков соседствующих можно объяснить недавним взаимообменом. Тюркские buza, moza, bura, puro– «телёнок, тёлка», несомненно, родственны греческому mozga– «тёлка,
Но недавними контактами нельзя объяснить сходство евразийских форм с южноафриканскими mozi, mori– «телёнок, тёлка», mbuzi– «коза, козёл», mbogo– «бык, буйвол».
Здесь семантическое различие имеет не приобретённый, но, скорее, изначальный характер: оно, возможно, возникло в результате разных толкований письменного знака.
Одно такое допущение относит эти сопоставления к категории сверхдальних во времени, а не только в пространстве.
Географические расстояния в подобных случаях не являются решающим фактором. Арабы не так далеко размещены от Греции, Турции, Армении и Ирана. Однако, семантическое расстояние между приведёнными
(Кстати, араб. слово морфологически родственно исп. moza– «девушка», и семантически –
…Если к этому собранию названий быка (и производных) при составлении словника 1–го тома прибавится большая группа лексем (тех же семантических классов) из языков Австралии, Полинезии, Америки, можно уверенно предсказать, что они будут соответствовать афро–евро–азийским.
Договор Первый
Панорама фонетического и семантического развития самоназвания мычащего животного в человеческой передаче, помимо всего, подтверждает правильность гипотезы, идущей со времен Руссо, о звукоподражательном происхождения устного языка.
Однако, эта гипотеза не давала ответа на основной вопрос: если «говорящие» субъекты природы могли быть названы их «самоназваниями» (му–у, мяу, гав–гав и т.п.), то как получали имена немые объекты – стихии, явления и предметы?
Вопрос разрешается, если предположить, что звукоподражание взаимодействовало со знакоподражанием. Появляется все больше оснований думать о том, что графический знак на очень раннем этапе стал ведущим элементом словообразовательной модели: «знак + название знака + толкование знака = слово–понятие» (З + Н + Т = Слово).
Эта модель действовала в культурах, пока существовало образно–символическое письмо (первоиероглиф).
Но тот же знак написан на ночном небе Африки. Месяц
Полисемия первоиероглифа обусловила активное словотворчество.
[ По образу месяца, плывущего по чёрному морю неба, была сделана ладья и в каком–то из пяти тысячах языков и диалектов обязательно сохранилась первая форма её названия, происшедшая от
К этому разряду можно, например, отнести тунгусское слово: mongo– «лодка» (эвенк., нег.), mo?os, mo??– «лодка», «корыто» (сол.).
Предметные толкования появились позже остальных, когда в поколениях забывалась начальная семантика. Словообразовательная модель (З + Н + Т = Слово) породило большинство слов.
| m?? / b?? | I 1) бык, 2) месяц… |
| II 1) Муж–предок, 2) Родитель (Родительница)… | |
| III Предметные толкования – | |
| а) всё изогнутое – изгиб, крюк, поворот; | |
| б) изгиб реки > вода, изгиб береговой линии > бухта, залив, змея; | |
| в) след копыта > след, нога > пять… |
Изменялась форма знака и семантика названия менялась соответственно. В тунгусских языках есть слова, явно продолжающие тему
При переходе к образно–натуралистическому иероглифу словообразовательная модель утратила главное – полисемию знака. Он теперь не требовал толкования, в нём был раз и навсегда закреплён только один смысл. Например,
Эпоха словотворчества, в основном, завершилась при переходе от образно–символического письма к образно–натуралистическому.
… Образно–символическая иероглифика была известна всем первобытным культурам. Без неё не состоялся бы ни один язык. Ни словарь его, ни грамматика. По мере обогащения устного языка объективная потребность в первоиероглифике угасала. Человек уже мог обходиться звуковой речью – системой звукового письма. От первоиероглифики остались отдельные, часто овеществлённые знаки. Они воплотились в предметы, в фигуры орнамента, в племенные гербы.
Но чтобы собрать возможно полно материалы для 1–го тома, мало заглянуть в словари и поискать названия рогатых и безрогих травоядных, начинающиеся на б- и м-. Таковых осталось не так уж много. Тому, кажется, есть две основных причины.
I. Двусмысленность иероглифа 1) «бык», 2) «месяц, луна» и, следовательно, двусмысленность вариантов его названия заставляет жрецов Диалектов договариваться. Результатом первого общественного Договора стало присвоение каждой из двух форм по одному значению:
В языках, доступных нашему обзору, нет ни одного названия быка, начинающегося на «м-» (но много – на звонкий смычной: b?s, bous, bull, b?f, bubalus, buh, byk, bukaи т.д.). Крайне редко встретишь название ночного светила, начинающееся на «б-» (англ. moon– «луна, месяц»; month– «месяц» (период времени); нем. Мond– «месяц, луна»; Мonat– «месяц» (п.в.), иран. muh, moh, mah– 1) «месяц (луна)», 2) «месяц» (п.в.); др. — инд. m?s– т.ж., абаз. masa– т.ж.
Даже с др. степенью вокализма: mensis– месяц (лат.) >
Если в каких–то диалектах и сохранилась в названии быка м–форма или в наименовании месяца–луны б–форма, мы к ним можем относиться как к реликтам преддоговорной эпохи. Например, в качестве основы глаголов и производных имен смогли уцелеть обе формы в одном значении. Ср.