Студентам гуманитарных факультетов
К середине 19 века все идеи о происхождении языка были высказаны. В 1866 году Парижское лингвистическое общество внесло в свой устав пункт, который, в частности, гласил, что Общество не принимает для рассмотрения работ о происхождении языка. В 1873 году президент Лондонского филологического общества А.Эллис писал: «Я считаю, что подобные вопросы (о генезисе языка) не относятся к собственно филологическим. Мы должны изучать то, что есть…»
Проблема происхождения языка ушла из лингвистики. Непостижимое заранее приносилось в жертву зримому. Долой абстракции – «вселенная», «мироздание», «планета Земля»… Есть почва под ногами. Она поддаётся тычковой сохе. Взращивай кукурузу конкретности и – никакого «мирового древа», «рационального зерна»!.. Но за это время мы не раз убеждались – без того, «что было», не узнать «что есть».
Итоговое время (завершается тысячелетие) понуждает мысль возвращаться к истокам. Становление вида Homo Sapiens связано с зарождением культурной деятельности человека. Другого средства, кроме логики, и другого материала, кроме языкового, чтобы приблизиться к столь отдалённым объектам мысли как Начала человечества, попросту нет.
Дискуссии на тему превращения смышлёной обезьяны в Человека Разумного в науке также давно прекратились: «Ну, случилось. Чего там рассуждать!» (Даже Папская Академия уже не спорит.)
Однако, порассуждать ещё надо. В связи с доисторией языка и культуры в целом.
Первый человек (Homo рrimus) выражал чувственную информацию несложным звукосочетанием, каким эволюция его отличила от других млекопитающих. Восстановить это слово–язык уже не удастся: то созвучие затерялось в десятках приобретённых звуков словоязыков наших братьев по природе. Человек не знал, от кого произошёл, и считал своим предком самое влиятельное животное в ареале обитания. Учился его повадкам, пытался освоить его речь.
Из среды млекопитающих человека выделил артистический дар – способность подражать. Поклоняясь самым разным тотемам, он научился мычать, реветь, рычать, шипеть по–змеиному, клекотать как орёл. Не забавы ради, но чтобы выжить. Последовательно развил свой речевой аппарат, сделал его способным передавать самые специфические звуки. Сколько времени ушло на то, чтобы закрепить обретённую способность на генном уровне – десятки или сотни тысячелетий?
Но весь этот начальный период развития праязыка можно считать звукоподражательным.
Логически рассуждая, для выживания достаточно было бы избрать «паханом» сильнейшего хищника – тигра, льва, ну, в крайнем случае – волка. Вкушать мясо и рычать. Замечательно! Но для чего надо было учиться блеять? Кукарекать?! Чем заслужили баран и петух право почитаться как прапредки? Ни клыков, ни когтей, ни рыка! Что–то же вызывало священный трепет уважения. Названия этих безобидных тварей стали именами этносов, изображения – гербами.
Ответы на сии вопросы приблизят нас к пониманию роли жрецов–толкователей образно–символических знаков, бывших некогда символами первых вер. Фигуры этих графем ассоциировались с природными явлениями, на которые переносилось соответствующее отношение. Переносилось и название знака. Так, например, gallus – «петух» (лат.) уже не звукоподражательного происхождения. Основа термина была названием какого–то первоиероглифа.
Открытие этого механизма словообразования и составляет суть метода знаковой этимологии, который, на наш взгляд, гораздо оснащённей принятого фонетического метода. Разговор о роли графического знака в языкотворчестве начинала книга «Аз и Я» (1975 г.). Продолжает – «Язык письма» и данная статья.
Этим работам предстоит привлечь сторонников и преодолеть рубежи предубеждений. Китайские мудрецы, писавшие вертикальными столбцами, совершенно искренне относили всё написанное «поперёк» (т.е. горизонтальной строкой) к проявлениям варварского невежества. Такое же непримиримое отношение к себе вызывала в Индии, Персии и Туркестане вертикальная «китайская грамота».
Ныне время и объективных оценок.
В мире изданы многие десятки этимологических словарей. Ни в одном из них ни одно действительно древнее слово не открыло исследователю тайну своего генезиса. Единственно истинный итог, достигнутый этой наукой.
Теоретическая лингвистика давно переживает кризис бесспорности. Этимология – дикое поле языкознания, где цивилизованные турниры ещё возможны. В виду большей наглядности результатов. И в этих условиях реальные картины развития даже одного слова из праязыка позволят вывести языкознание на следующий этап развития.
Будущий этимологический словарь «1001 слово» предусматривает последовательный анализ лексем общего происхождения, вошедших в мировые наречия из диалектов праязыка человечества.
В каждом из существующих языков сохраняется лексика такого типа. Но в национальных лингвистиках эти лексемы не опознаются и рассматриваются изолированно, в лучшем случае в границах языкового семейства. Компаративистика базируется на гадательных, противоречащих друг другу выводах национальных этимологий. Это основная причина, почему не выработана единая теория общего языкознания. Этимология (история слова) не станет точной наукой, пока не будет создан базовый этимологический словарь, исследующий наследие общечеловеческого праязыка. Он послужит фундаментом для национальных этимологических словарей.
И эта статья – приглашение будущих исследователей к совместной работе над словарем «1001 слово».
Примечание. Для русского читателя академические этимологии приводятся только по «Словарю» М.Фасмера. Из всех существующих «Этимологических словарей русского языка» (Горяева, Преображенского, Шанского…) – наиболее научновыдержанный и подробный. Он обобщает все имеющиеся в мировой науке материалы по истории рассматриваемых слов.
Часть I
Небесный бык и его стадо
Первый том Словаря будет посвящён анализу всех названий быка, которые выработали, сохранили (и забыли) люди за десятки, а может быть и сотни тысячелетий своего осознанного существования.
В пяти тысячах современных языков и диалектов наберется, наверное, несколько сотен наименований священного животного (земного символа лунной религии), которые можно будет свести к десятку – другому предформ (обозначаемых нами одной звёздочкой), впрямую восходящих к праформам
b??и
m??1 – «бык».
Эти праформы представляют для языкознания особую, ни с чем не сравнимую ценность: их не надо воссоздавать искусственным путём, методом «среднеарифметической», как обычно реконструируются архитипы. Эти живые праформы можно и сегодня услышать в словоязыке одомашненных мычащих – их «самоназвание» не изменилось за все время существования вида. Музыковеды в состоянии записать и проверить насколько точно жрецы–словотворцы передали нюансы этого природного звукосочетания, которое стало словом человеческой речи – именем рогатого божества.
Языковеды–фонетологи обретают уникальную возможность исследовать историю формы не сверху вниз (от современной – к праформе), а снизу вверх, от корня до кроны.
Проследив путь диалектных вариантов первослова, прошедшего от самого нижнего пласта стратиграфии человеческой речи до сегодняшних словарей, мы получим развёрнутую, подробную до мельчайших деталей картину развития языка.
История названий быка может явиться наглядным учебным пособием нового языкознания.
В частности, станет более понятной «химия» фонетической эволюции, её универсальный характер. Мы получим возможность оценить верность добытых наукой сведений о системных изменениях звукового состава слова. И что не менее важно – выявить «новые», ещё не замеченные закономерности, присущие языкам разных семейств.
Семантический словарный порядок может быть продолжением более давней традиции, нежели формальный азбучный. Порядок букв в первом алфавите открывался знаком
– alef – «вол», «бык» (сем.), образное значение которого для авторов, думается, было более существенно, чем название. Определённый порядок, вероятно, существовал в любой и доисторической «азбуке». С какого–то знака надо было начинать самое первое письмо; оно до нас не дошло, но продолжилось в иероглифических письменностях Шумера, Египта, Китая, Майа…
Логически рассуждая, мы должны предположить, что строй графем в первоиероглифическом письме мог стартовать со знака Быка.
Потому что самое раннее, надо полагать, письмо появилось в культуре лунобыкопоклонников.
Племя в несколько десятков или сотен, даже тысяч особей – таким и было прачеловечество – Племя Быка.
Великая сила возникшей тогда традиции позволила сохраниться словам, из которых складывался золотой, пусть не богатый, словарный фонд общечеловеческого языка. Особое место в нём должно было занимать звукосочетание со значениями Бык и Месяц (Луна), потому что над ними уже витал дух высшего переносного смысла – «бог».
Жрецы увидели полумесяц на голове африканского буйвола, а на небе – золотые рога ночного светила. Южный месяц стал Небесным Быком, а буйвол – земным его воплощением.
И потому название обожествленного животного (каковым стало его самоназвание – мык) необходимо было воспроизвести идеально точно, со всеми оттенками. Это имя бога–покровителя, бога–пращура.
Именно такое требование могло стать причиной сверхустойчивости форм культовой лексики. Никакая другая категория слов не сравнится с ней по долгожительству. Возраст отдельных определений бога, дошедших до наших дней в некоторых языках, уверен, можно измерять почти геологическими периодами. Самые древние термины этой семантики возникли в диалектах лунобыкопоклонников.
1)См. подробней об этих первословах («самоназваниях быка») в книге «Язык письма», стр.48. Буквой ? обозначаем сложнейший носо–нёбно–гортанный согласный, который сохранился в немногих языках. Картина его развития хорошо представлена в тюркских: в казахском – ? (my? – 1000), в узбекском упростился до носо–гортанного – ng (ming – 1000), в турецком превратился в чистый носовой – n (bin – 1000).
Телёнок–баран
Отстаивая свой вариант имени как единственно истинный, жрецы племени Быка заложили основы первых диалектов праязыка. Условно назовем их б–Диалекти м–Диалект. Взаимодействие языков, вышедших из Диалектов, способствовало взаимному обогащению словарей. Последствия того расхождения до сих пор угадываются в самых разных наречиях. Начальные mи bмеханически (без и с изменением значения слова) чередуются ныне только в тюркских языках 1.
В индоевропейских и других языках Евразии (и шире – мира) о таком чередовании давно забыли: фонемы mи bобрели самостоятельную значимость. И только, вероятно, в очень древних словах мы ещё встретим их механическую взаимозаменяемость.
В большинстве мировых языков названия быка представляют собой варианты развития б–формы: b?s(лат.), bous(греч.), bull(англ.), buh(монг.), byk(слав.), buka, buha(тюрк., перс., авар. и др.), mbogo(банту)… И только в тунгусских: muka, muha– 1) «бык», 2) «самец», 3) «мужчина»… Последний пример позволяет допустить, что в некоторых наречиях наименования быка выступают уже в переносных значениях: англ. buck– «самец» (об олене, зайце, кролике), исл. b?– «скот», при лат. — греч. приставке b?— со значением «бычий».
При первом же взгляде на это собрание возникает ощущение близкородственности лексем: у них общий «корневой» элемент
b?. Но именно это обстоятельство становится базой самого весомого из возможных аргументов против возникающей версии общего, синхронного происхождения наименований быка в праязыке человечества. Потому как явно звукоподражательная основа эта могла появиться в разных языках, в разное время, в разных местах планеты – всюду, где водились мычащие.
В таком случае решающим фактором определения общего генезиса мировых названий священного животного лунопоклонников нужно признать морфологию: одинаковые схемы словообразования, одинаковый (или родственный) грамматический материал не могут возникнуть независимо в различных средах, в разные эпохи. Здесь как в драматургии требуется триединство – места, времени, действия. Но какие конструкции можно наблюдать в простом слове–слоге buh, byk? Морфология, как принято считать, – привилегия двусложных и более лексем. Для нашей цели подошли бы вторичные термины – производные от первичных со значением «бык». Таковыми являются образования типа «бычок» (
byk+
jok«корень + суффикс отрицания–уменьшения»).
Мычание присуще всем жвачным: едва ли различали «слова» быка, вола и коровы. Но почему общее самоназвание и общий письменный знак рогов были присвоены только быку? Дифференциация, видимо, произошла не сразу. Заметили, что самки многих видов рогатых, к счастью, безроги. Это наблюдение помогло знакотворцам разделить письменно вид жвачных на два основных класса: «Бык» и «Небык» (в диалектах – «Корова», «Вол», «Телёнок»). Далее присоединились – Баран, Козёл (малое рогатое) и Лошадь (безрогое).
Как письменно изображался «Небык»? Знак быка зачёркивалсяили протыкался.
В книге «Язык письма» приведена система доказательств возможности существования графемы «убитый бык» («Рога и Копьё»).
b??(
m??) – «бык»
– «не бык»
Толкования сложного знака уже отличаются в первобытных Диалектах. Как и морфология названия. Но принцип грамматический – общий: складывая простые знаки, складываешь их названия.
Черта в зависимости от толкования называлась или
ha– «копьё» или
i– «стрела». И выражала в данной ситуации или полное отрицание («не бык», «без рог»), или уменьшение («уменьшенные рога» – «малый бык», «малый рогатый»). Точка («рана») получит те же наименования.
Участвует как название «копья» – отрицая или уменьшая значение основного, корневого элемента сложного знака: уменьшительный префикс ka-в африканских языках семейства банту; уменьшительный постфикс -ka(ещё продуктивный в слав., тунгузских, некоторых угро–финнских). В тюркских языках это уменьшительный суффикс -ak(булгар.), — aw(кипч.).
Название «малого копья» – стрелы. Выступало в том же значении – отрицание и уменьшение.
Значительно позднее присоединяются другие форманты с такой же функцией (лат. — ul, — culи др.).
Таким образом, мы приходим к исключительно важному выводу: в первых названиях «небыков» в качестве корня выступало слово со значением «бык». Исследуя первые наименования телёнка, барана, коровы, вола, лошади и даже верблюда, этимолог восстановит все варианты форм названий быка, которые образовались в диалектах праязыка. Но возникает вопрос – какие наименования небыков можно отнести к первоначальным? Те, в которых основой выступает звукосочетание, произошедшее от праформы
b??/
m??– «бык».
…При собирании словника следует ориентироваться не только на отдельные лексемы, выражающие значение «бык» – как, например, лат. b?s, греч. bous.Теперь необходимо учитывать, что предформы могут участвовать в составе производных слов, выполняя роль корня. Так, например, прозрачнейшее лат. b?culus– «бычок, телёнок» (-ul – суффикс уменьшит., — us – показатель мужского рода). Восстанавливается предформа
b?k– «бык» (сопоставимая со слав.
b?k>
byk– «бык» и монг.
buh– «бык»), представляющая собой диалектный вариант предформы, от которой произошёл и основной латинский термин
b?s– «бык», «вол». Но в род. пад.
bovis. Основа уже другая. Скорее всего, использована падежная форма от диалектного
bow– «бык». Участвует в
bovile– «стойло быка, коровы» (лат.),
bovino– «бычий» (исп.). Поздно пришедшее из др. — сем.
taurus– «бык» (лат.) >
toro(исп., ит.), хотя и потеснило первичные термины, но лексическое гнездо не создано. Основа
b?kузнается в лат.
b?cina– «рог сигнальный»,
bucino– «трубить»,
b?colicus– «пастуший»,
b?colica– «пастушьи песни», «поэтическ. жанр». Это греко–римское слово корреспондируется с тюрк.
bukalyk– «бычий».
Создание слова – это не разовое действо, а протяжённый во времени процесс. И как всякий процесс он был подчинён своим законам. Восстановить их по результатам действия и есть задача этимологии.
Языкознание пока доминантно построено на выявлении прежде всего фонетических соответствий. При этом, зачастую, не определены как факторы процесса словотворчества соответствия морфологические и семантические.
…Какие соответствия в языках Евразии можно найти латинскому
b?c–ul– «бычок», «телёнок, тёлка»?
Морфологические соответствия: 1) buha– «телёнок», «тёлка» (дарг.). Морфологическая схема:
bu?–ha>
buha?
2) buzaw, buzau, buzahu, buz?, bоza, bora, muz?, mozak– «телёнок», «тёлка» (тюрк.).
Морфологическая схема:
b?z–a(
m?z–a)
3) mozga– «тёлка»; mozgos— «телёнок» (греч.).
Морфологическая схема:
moz–ha– «телёнок, тёлка».
Гласное окончание совпадает с показателем женского рода. Происходит переразложение
mozh–a, с выделением ложной основы, от которой образуется термин мужского рода.
4) mozi– «телёнок, тёлка» (арм.)
Морфологическая схема:
moz–i– т.ж.
5) basi– «бычок», мн.число – busbi(аварск.)
6) mozi, mori– «телёнок, тёлка» (банту) 2
7) mar–a— 1) «телёнок», 2) «детёныш» (др. — сем.)
8) a–mar– 1) «телёнок», 2) «детёныш» (шум.).
В этих примерах корневой частью служат варианты слова «бык», а служебной – варианты «уменьшительного» суффикса. Общая семантика: «бык–малый».
Значит, мы можем выстроить уравнения:
b?c–ul=
b?h–a=
b?z–a(
m?z–a) =
b?z–i(
m?z–i) =
b?r–a(
m?r–a) =
b?l–a(
m?l–a) =
b?r–i(
m?r–i)…
Если бы этимологи собрали приведенные слова вместе и признали их родственными, то, согласно действующей в современном языкознании идеологии, разность окончаний объяснялась бы только фонетическими причинами, то бишь результатом механических искажений. Каким образом греческое mozgaмеханически преобразуется в армянское mozi, никто и рассуждать не будет. Достаточно увидеть корневую близость. И предположить, что как–тоизменилось окончание. Примеры же говорят о сознательномизменении служебной морфемы (-ul = -ha(-a) = i – «уменьшительный суффикс»). То есть речь уже может идти о фономорфологических > морфонологических и, наконец, > морфологических соответствиях.
Помогает убедиться в сознательном строительстве «вторичных терминов» сравнение слов, образованных в наречиях с различным грамматическим строем. Постфиксальное греческое mozga– «тёлка» (
m?z–ha) морфологически соответствует исп.
gamuz– «серна, дикая коза» (
ha–m?z). Механически так перестроиться конструкция не могла. Единственная помеха – семантическое различие.
Мы переходим на следующую ступень темы.
Семантические соответствия: уменьшенные рога > малый бык (телёнок, тёлка) = малый рогатый (баран, овца, козёл, коза) = не бык (корова) = безрогий (лошадь).
Думаю, самая древняя форма названия малого рогатого уцелела в тунгусских наречиях: bo?ha– «баран». Так и сегодня именуют дикого горного барана, потому как домашние в Эвенкии не разводятся. В диалектах близкородственного манжурского произошло выпадение носового: buha, buka– 1) «баран», 2) «козёл».
(Семантическое соответствие даргинскому buha– «телёнок, тёлка»).
В этой группе, вероятно, следует рассмотреть и германские термины:
bukkur– «козёл» (исл.),
Bock– 1) «баран», 2) «козёл» (нем.).
Судя по семантике, предформа немецкого слова содержала определённый гласный
Bocka.
Тогда же возникает iman– «козёл», «коза» (монг.). Морфологическая схема: i–m??.
Родственно: Amon– священный баран (др. — егип.).
Морфологическая схема:
ha–m??. Его знак:
…«Рога и оружие» толкуется и как – «Безрогое (животное)». К праформе
ha–m??наибольшее приближение сохранило
комонь– «боевой конь» (др. — рус.). Окончание смягчилось, вероятно, под влиянием слова «конь» (соответствующего монг.
конь– «баран»). В чеш.
komo?– «конь, лошадь».
От праформы
ha–b??также произошло название безрогого животного:
kaballus– «лошадь» (лат.),
kavallo– (ит.)
3. И основа славянского –
кобыла.
Изобразить убитого быка можно было не только зачеркнув знак рогов, но и опрокинув его, перевернув на 180°:
=
В м–Диалекте:
ha–m?n >
ha–mul > ha–mal. (Ср., слав.
комол– «безрог» и лат.
camalus– «верблюд».)
Название безрогого–горбатого получает распространение в семитских языках. До финикийского алфавита доходит иероглиф, обозначавший, вероятно, двугорбого верблюда. Но буквальное удвоение заменится «удвоением» чертой:
–
gimel’– «верблюд» (фин.). Добавление черты
i(удлинившей одну из сторон «горба») изменяет качество звуков названия. В арабских диалектах это слово обозначает и другого «безрогого»:
?imel’– «лошадь» (мальт. — араб.). Хотя «верблюд» –
?ebel.
Монголы видели тавтологический знак
–
‘emel’и название знака стало наименованием предмета, сотворенного по образу иероглифа:
emel’– «седло» (монг.).
…Шумерская гармония гласных вносит поправку в предформу. В двусложном шумерском слове не может быть двух разных гласных: вокализм выравнивается, полагаю, по гласному первого слога. Так
ha–m?r(
ha–b?r) в шумерском должно было превратиться в
ha–mar(
ha–bar).
Думаю, таким образом произошло amar– «телёнок, детёныш» (шум.).
Аккадцы («древние семиты») перенесли служебный слог в постпозицию:
mar–ha > mara– «телёнок, детёныш» (др. — сем.).
Знак, вероятно, был таким же, что и у «малого рогатого», поэтому происходит контаминация «баран + детёныш = детёныш барана»: marka– «ягнёнок» (тюрк.), barra– 1) «ягнёнок», 2) «баран» (др. — иран.); borra– «овечка»; borro– «ягнёнок» (исп.).
[ Семантическое развитие «детёныш» > «дитя», «юнец», «ребёнок», возможно, подтверждается санскритским b?la– 1) «детёныш», 2) «юный, молодой», 3) «мальчик, подросток», 4) «ранний», «недозревший»… В других индоевропейских языках это слово не сохранилось. Прямое к нему отношение имеют тюркские b?la, m?la– 1) «детёныш животного», 2) «птенец», 3) «дитя, ребёнок».)
Восстанавливаемая цепь семантического развития «телёнок» («баран») > «детёныш» > «юнец»… дает возможность привлечь в лексическое гнездо «не–бык» и слова, выступающие ныне только в последнем переносном значении – «юноша», «парень», «девушка».
Так, герм. iung, jang– «юный, молодой» – не самое раннее звено цепи. Славяне сохранили и первое ( iunk, iun, iunec– «телёнок») и последнее («юн», «юноша»). И вовсе не кажется чужим кит. jang– «баран». В этой связи исп. moza– «девушка», mozo– «юноша» представляются яркой проекцией диалектного варианта общечеловеческого слова
m?z–ha>
m?z–a– «бычок», «телёнок», «тёлка». ]
…Выявляются новые этапные формы названия исходного знака:
b?n(
m?n) >
b?l(
m?l) >
b?r (m?r)– «бык».
Обобщение: mol, mal– «скот» (тюрк., монг., кавк.).
Изменяется форма иероглифа, изменяется значение:
–
mul– 1)
«скот», 2) «длинноухое животное» (ром.).
И находит объяснение плавный согласный в английском
К середине 19 века все идеи о происхождении языка были высказаны. В 1866 году Парижское лингвистическое общество внесло в свой устав пункт, который, в частности, гласил, что Общество не принимает для рассмотрения работ о происхождении языка. В 1873 году президент Лондонского филологического общества А.Эллис писал: «Я считаю, что подобные вопросы (о генезисе языка) не относятся к собственно филологическим. Мы должны изучать то, что есть…»
Проблема происхождения языка ушла из лингвистики. Непостижимое заранее приносилось в жертву зримому. Долой абстракции – «вселенная», «мироздание», «планета Земля»… Есть почва под ногами. Она поддаётся тычковой сохе. Взращивай кукурузу конкретности и – никакого «мирового древа», «рационального зерна»!.. Но за это время мы не раз убеждались – без того, «что было», не узнать «что есть».
Итоговое время (завершается тысячелетие) понуждает мысль возвращаться к истокам. Становление вида Homo Sapiens связано с зарождением культурной деятельности человека. Другого средства, кроме логики, и другого материала, кроме языкового, чтобы приблизиться к столь отдалённым объектам мысли как Начала человечества, попросту нет.
Дискуссии на тему превращения смышлёной обезьяны в Человека Разумного в науке также давно прекратились: «Ну, случилось. Чего там рассуждать!» (Даже Папская Академия уже не спорит.)
Однако, порассуждать ещё надо. В связи с доисторией языка и культуры в целом.
Первый человек (Homo рrimus) выражал чувственную информацию несложным звукосочетанием, каким эволюция его отличила от других млекопитающих. Восстановить это слово–язык уже не удастся: то созвучие затерялось в десятках приобретённых звуков словоязыков наших братьев по природе. Человек не знал, от кого произошёл, и считал своим предком самое влиятельное животное в ареале обитания. Учился его повадкам, пытался освоить его речь.
Из среды млекопитающих человека выделил артистический дар – способность подражать. Поклоняясь самым разным тотемам, он научился мычать, реветь, рычать, шипеть по–змеиному, клекотать как орёл. Не забавы ради, но чтобы выжить. Последовательно развил свой речевой аппарат, сделал его способным передавать самые специфические звуки. Сколько времени ушло на то, чтобы закрепить обретённую способность на генном уровне – десятки или сотни тысячелетий?
Но весь этот начальный период развития праязыка можно считать звукоподражательным.
Логически рассуждая, для выживания достаточно было бы избрать «паханом» сильнейшего хищника – тигра, льва, ну, в крайнем случае – волка. Вкушать мясо и рычать. Замечательно! Но для чего надо было учиться блеять? Кукарекать?! Чем заслужили баран и петух право почитаться как прапредки? Ни клыков, ни когтей, ни рыка! Что–то же вызывало священный трепет уважения. Названия этих безобидных тварей стали именами этносов, изображения – гербами.
Ответы на сии вопросы приблизят нас к пониманию роли жрецов–толкователей образно–символических знаков, бывших некогда символами первых вер. Фигуры этих графем ассоциировались с природными явлениями, на которые переносилось соответствующее отношение. Переносилось и название знака. Так, например, gallus – «петух» (лат.) уже не звукоподражательного происхождения. Основа термина была названием какого–то первоиероглифа.
Открытие этого механизма словообразования и составляет суть метода знаковой этимологии, который, на наш взгляд, гораздо оснащённей принятого фонетического метода. Разговор о роли графического знака в языкотворчестве начинала книга «Аз и Я» (1975 г.). Продолжает – «Язык письма» и данная статья.
Этим работам предстоит привлечь сторонников и преодолеть рубежи предубеждений. Китайские мудрецы, писавшие вертикальными столбцами, совершенно искренне относили всё написанное «поперёк» (т.е. горизонтальной строкой) к проявлениям варварского невежества. Такое же непримиримое отношение к себе вызывала в Индии, Персии и Туркестане вертикальная «китайская грамота».
Ныне время и объективных оценок.
В мире изданы многие десятки этимологических словарей. Ни в одном из них ни одно действительно древнее слово не открыло исследователю тайну своего генезиса. Единственно истинный итог, достигнутый этой наукой.
Теоретическая лингвистика давно переживает кризис бесспорности. Этимология – дикое поле языкознания, где цивилизованные турниры ещё возможны. В виду большей наглядности результатов. И в этих условиях реальные картины развития даже одного слова из праязыка позволят вывести языкознание на следующий этап развития.
Будущий этимологический словарь «1001 слово» предусматривает последовательный анализ лексем общего происхождения, вошедших в мировые наречия из диалектов праязыка человечества.
В каждом из существующих языков сохраняется лексика такого типа. Но в национальных лингвистиках эти лексемы не опознаются и рассматриваются изолированно, в лучшем случае в границах языкового семейства. Компаративистика базируется на гадательных, противоречащих друг другу выводах национальных этимологий. Это основная причина, почему не выработана единая теория общего языкознания. Этимология (история слова) не станет точной наукой, пока не будет создан базовый этимологический словарь, исследующий наследие общечеловеческого праязыка. Он послужит фундаментом для национальных этимологических словарей.
И эта статья – приглашение будущих исследователей к совместной работе над словарем «1001 слово».
Примечание. Для русского читателя академические этимологии приводятся только по «Словарю» М.Фасмера. Из всех существующих «Этимологических словарей русского языка» (Горяева, Преображенского, Шанского…) – наиболее научновыдержанный и подробный. Он обобщает все имеющиеся в мировой науке материалы по истории рассматриваемых слов.
Часть I
Небесный бык и его стадо
Первый том Словаря будет посвящён анализу всех названий быка, которые выработали, сохранили (и забыли) люди за десятки, а может быть и сотни тысячелетий своего осознанного существования.
В пяти тысячах современных языков и диалектов наберется, наверное, несколько сотен наименований священного животного (земного символа лунной религии), которые можно будет свести к десятку – другому предформ (обозначаемых нами одной звёздочкой), впрямую восходящих к праформам
Эти праформы представляют для языкознания особую, ни с чем не сравнимую ценность: их не надо воссоздавать искусственным путём, методом «среднеарифметической», как обычно реконструируются архитипы. Эти живые праформы можно и сегодня услышать в словоязыке одомашненных мычащих – их «самоназвание» не изменилось за все время существования вида. Музыковеды в состоянии записать и проверить насколько точно жрецы–словотворцы передали нюансы этого природного звукосочетания, которое стало словом человеческой речи – именем рогатого божества.
Языковеды–фонетологи обретают уникальную возможность исследовать историю формы не сверху вниз (от современной – к праформе), а снизу вверх, от корня до кроны.
Проследив путь диалектных вариантов первослова, прошедшего от самого нижнего пласта стратиграфии человеческой речи до сегодняшних словарей, мы получим развёрнутую, подробную до мельчайших деталей картину развития языка.
История названий быка может явиться наглядным учебным пособием нового языкознания.
В частности, станет более понятной «химия» фонетической эволюции, её универсальный характер. Мы получим возможность оценить верность добытых наукой сведений о системных изменениях звукового состава слова. И что не менее важно – выявить «новые», ещё не замеченные закономерности, присущие языкам разных семейств.
Семантический словарный порядок может быть продолжением более давней традиции, нежели формальный азбучный. Порядок букв в первом алфавите открывался знаком
Логически рассуждая, мы должны предположить, что строй графем в первоиероглифическом письме мог стартовать со знака Быка.
Потому что самое раннее, надо полагать, письмо появилось в культуре лунобыкопоклонников.
Племя в несколько десятков или сотен, даже тысяч особей – таким и было прачеловечество – Племя Быка.
Великая сила возникшей тогда традиции позволила сохраниться словам, из которых складывался золотой, пусть не богатый, словарный фонд общечеловеческого языка. Особое место в нём должно было занимать звукосочетание со значениями Бык и Месяц (Луна), потому что над ними уже витал дух высшего переносного смысла – «бог».
Жрецы увидели полумесяц на голове африканского буйвола, а на небе – золотые рога ночного светила. Южный месяц стал Небесным Быком, а буйвол – земным его воплощением.
И потому название обожествленного животного (каковым стало его самоназвание – мык) необходимо было воспроизвести идеально точно, со всеми оттенками. Это имя бога–покровителя, бога–пращура.
Именно такое требование могло стать причиной сверхустойчивости форм культовой лексики. Никакая другая категория слов не сравнится с ней по долгожительству. Возраст отдельных определений бога, дошедших до наших дней в некоторых языках, уверен, можно измерять почти геологическими периодами. Самые древние термины этой семантики возникли в диалектах лунобыкопоклонников.
1)См. подробней об этих первословах («самоназваниях быка») в книге «Язык письма», стр.48. Буквой ? обозначаем сложнейший носо–нёбно–гортанный согласный, который сохранился в немногих языках. Картина его развития хорошо представлена в тюркских: в казахском – ? (my? – 1000), в узбекском упростился до носо–гортанного – ng (ming – 1000), в турецком превратился в чистый носовой – n (bin – 1000).
Телёнок–баран
Отстаивая свой вариант имени как единственно истинный, жрецы племени Быка заложили основы первых диалектов праязыка. Условно назовем их б–Диалекти м–Диалект. Взаимодействие языков, вышедших из Диалектов, способствовало взаимному обогащению словарей. Последствия того расхождения до сих пор угадываются в самых разных наречиях. Начальные mи bмеханически (без и с изменением значения слова) чередуются ныне только в тюркских языках 1.
В индоевропейских и других языках Евразии (и шире – мира) о таком чередовании давно забыли: фонемы mи bобрели самостоятельную значимость. И только, вероятно, в очень древних словах мы ещё встретим их механическую взаимозаменяемость.
В большинстве мировых языков названия быка представляют собой варианты развития б–формы: b?s(лат.), bous(греч.), bull(англ.), buh(монг.), byk(слав.), buka, buha(тюрк., перс., авар. и др.), mbogo(банту)… И только в тунгусских: muka, muha– 1) «бык», 2) «самец», 3) «мужчина»… Последний пример позволяет допустить, что в некоторых наречиях наименования быка выступают уже в переносных значениях: англ. buck– «самец» (об олене, зайце, кролике), исл. b?– «скот», при лат. — греч. приставке b?— со значением «бычий».
При первом же взгляде на это собрание возникает ощущение близкородственности лексем: у них общий «корневой» элемент
В таком случае решающим фактором определения общего генезиса мировых названий священного животного лунопоклонников нужно признать морфологию: одинаковые схемы словообразования, одинаковый (или родственный) грамматический материал не могут возникнуть независимо в различных средах, в разные эпохи. Здесь как в драматургии требуется триединство – места, времени, действия. Но какие конструкции можно наблюдать в простом слове–слоге buh, byk? Морфология, как принято считать, – привилегия двусложных и более лексем. Для нашей цели подошли бы вторичные термины – производные от первичных со значением «бык». Таковыми являются образования типа «бычок» (
Мычание присуще всем жвачным: едва ли различали «слова» быка, вола и коровы. Но почему общее самоназвание и общий письменный знак рогов были присвоены только быку? Дифференциация, видимо, произошла не сразу. Заметили, что самки многих видов рогатых, к счастью, безроги. Это наблюдение помогло знакотворцам разделить письменно вид жвачных на два основных класса: «Бык» и «Небык» (в диалектах – «Корова», «Вол», «Телёнок»). Далее присоединились – Баран, Козёл (малое рогатое) и Лошадь (безрогое).
Как письменно изображался «Небык»? Знак быка зачёркивалсяили протыкался.
В книге «Язык письма» приведена система доказательств возможности существования графемы «убитый бык» («Рога и Копьё»).
| Аффиксальные | Внутрифлективные | ||
| 1) b??–ha (m??–ha) | ha–b?? (ha–m??) | m?ha? | mha?? |
| 2) b??–i (m??–i) | i–b?? (i–m??) | bi?? | b?i? |
Толкования сложного знака уже отличаются в первобытных Диалектах. Как и морфология названия. Но принцип грамматический – общий: складывая простые знаки, складываешь их названия.
Черта в зависимости от толкования называлась или
| ga | aw | |||||
| Элемент | ha | a | ||||
| ka | ak |
Участвует как название «копья» – отрицая или уменьшая значение основного, корневого элемента сложного знака: уменьшительный префикс ka-в африканских языках семейства банту; уменьшительный постфикс -ka(ещё продуктивный в слав., тунгузских, некоторых угро–финнских). В тюркских языках это уменьшительный суффикс -ak(булгар.), — aw(кипч.).
| ge | iw | |||||
| Элемент | he | e — i | ||||
| ke | ik |
Название «малого копья» – стрелы. Выступало в том же значении – отрицание и уменьшение.
Значительно позднее присоединяются другие форманты с такой же функцией (лат. — ul, — culи др.).
Таким образом, мы приходим к исключительно важному выводу: в первых названиях «небыков» в качестве корня выступало слово со значением «бык». Исследуя первые наименования телёнка, барана, коровы, вола, лошади и даже верблюда, этимолог восстановит все варианты форм названий быка, которые образовались в диалектах праязыка. Но возникает вопрос – какие наименования небыков можно отнести к первоначальным? Те, в которых основой выступает звукосочетание, произошедшее от праформы
…При собирании словника следует ориентироваться не только на отдельные лексемы, выражающие значение «бык» – как, например, лат. b?s, греч. bous.Теперь необходимо учитывать, что предформы могут участвовать в составе производных слов, выполняя роль корня. Так, например, прозрачнейшее лат. b?culus– «бычок, телёнок» (-ul – суффикс уменьшит., — us – показатель мужского рода). Восстанавливается предформа
Создание слова – это не разовое действо, а протяжённый во времени процесс. И как всякий процесс он был подчинён своим законам. Восстановить их по результатам действия и есть задача этимологии.
Языкознание пока доминантно построено на выявлении прежде всего фонетических соответствий. При этом, зачастую, не определены как факторы процесса словотворчества соответствия морфологические и семантические.
…Какие соответствия в языках Евразии можно найти латинскому
Морфологические соответствия: 1) buha– «телёнок», «тёлка» (дарг.). Морфологическая схема:
2) buzaw, buzau, buzahu, buz?, bоza, bora, muz?, mozak– «телёнок», «тёлка» (тюрк.).
Морфологическая схема:
3) mozga– «тёлка»; mozgos— «телёнок» (греч.).
Морфологическая схема:
Гласное окончание совпадает с показателем женского рода. Происходит переразложение
4) mozi– «телёнок, тёлка» (арм.)
Морфологическая схема:
5) basi– «бычок», мн.число – busbi(аварск.)
6) mozi, mori– «телёнок, тёлка» (банту) 2
7) mar–a— 1) «телёнок», 2) «детёныш» (др. — сем.)
8) a–mar– 1) «телёнок», 2) «детёныш» (шум.).
В этих примерах корневой частью служат варианты слова «бык», а служебной – варианты «уменьшительного» суффикса. Общая семантика: «бык–малый».
Значит, мы можем выстроить уравнения:
Если бы этимологи собрали приведенные слова вместе и признали их родственными, то, согласно действующей в современном языкознании идеологии, разность окончаний объяснялась бы только фонетическими причинами, то бишь результатом механических искажений. Каким образом греческое mozgaмеханически преобразуется в армянское mozi, никто и рассуждать не будет. Достаточно увидеть корневую близость. И предположить, что как–тоизменилось окончание. Примеры же говорят о сознательномизменении служебной морфемы (-ul = -ha(-a) = i – «уменьшительный суффикс»). То есть речь уже может идти о фономорфологических > морфонологических и, наконец, > морфологических соответствиях.
Помогает убедиться в сознательном строительстве «вторичных терминов» сравнение слов, образованных в наречиях с различным грамматическим строем. Постфиксальное греческое mozga– «тёлка» (
Мы переходим на следующую ступень темы.
Семантические соответствия: уменьшенные рога > малый бык (телёнок, тёлка) = малый рогатый (баран, овца, козёл, коза) = не бык (корова) = безрогий (лошадь).
Думаю, самая древняя форма названия малого рогатого уцелела в тунгусских наречиях: bo?ha– «баран». Так и сегодня именуют дикого горного барана, потому как домашние в Эвенкии не разводятся. В диалектах близкородственного манжурского произошло выпадение носового: buha, buka– 1) «баран», 2) «козёл».
(Семантическое соответствие даргинскому buha– «телёнок, тёлка»).
В этой группе, вероятно, следует рассмотреть и германские термины:
bukkur– «козёл» (исл.),
Bock– 1) «баран», 2) «козёл» (нем.).
Судя по семантике, предформа немецкого слова содержала определённый гласный
Тогда же возникает iman– «козёл», «коза» (монг.). Морфологическая схема: i–m??.
Родственно: Amon– священный баран (др. — егип.).
Морфологическая схема:
…«Рога и оружие» толкуется и как – «Безрогое (животное)». К праформе
От праформы
Изобразить убитого быка можно было не только зачеркнув знак рогов, но и опрокинув его, перевернув на 180°:
В м–Диалекте:
Название безрогого–горбатого получает распространение в семитских языках. До финикийского алфавита доходит иероглиф, обозначавший, вероятно, двугорбого верблюда. Но буквальное удвоение заменится «удвоением» чертой:
Монголы видели тавтологический знак
…Шумерская гармония гласных вносит поправку в предформу. В двусложном шумерском слове не может быть двух разных гласных: вокализм выравнивается, полагаю, по гласному первого слога. Так
Думаю, таким образом произошло amar– «телёнок, детёныш» (шум.).
Аккадцы («древние семиты») перенесли служебный слог в постпозицию:
Знак, вероятно, был таким же, что и у «малого рогатого», поэтому происходит контаминация «баран + детёныш = детёныш барана»: marka– «ягнёнок» (тюрк.), barra– 1) «ягнёнок», 2) «баран» (др. — иран.); borra– «овечка»; borro– «ягнёнок» (исп.).
[ Семантическое развитие «детёныш» > «дитя», «юнец», «ребёнок», возможно, подтверждается санскритским b?la– 1) «детёныш», 2) «юный, молодой», 3) «мальчик, подросток», 4) «ранний», «недозревший»… В других индоевропейских языках это слово не сохранилось. Прямое к нему отношение имеют тюркские b?la, m?la– 1) «детёныш животного», 2) «птенец», 3) «дитя, ребёнок».)
Восстанавливаемая цепь семантического развития «телёнок» («баран») > «детёныш» > «юнец»… дает возможность привлечь в лексическое гнездо «не–бык» и слова, выступающие ныне только в последнем переносном значении – «юноша», «парень», «девушка».
Так, герм. iung, jang– «юный, молодой» – не самое раннее звено цепи. Славяне сохранили и первое ( iunk, iun, iunec– «телёнок») и последнее («юн», «юноша»). И вовсе не кажется чужим кит. jang– «баран». В этой связи исп. moza– «девушка», mozo– «юноша» представляются яркой проекцией диалектного варианта общечеловеческого слова
…Выявляются новые этапные формы названия исходного знака:
Обобщение: mol, mal– «скот» (тюрк., монг., кавк.).
Изменяется форма иероглифа, изменяется значение:
И находит объяснение плавный согласный в английском