Суворов преследовал французов главными силами только на один переход, а для дальнейшего преследования оставил австрийцев Отта; сам же он крупными ночными маршами, в виду жары, двинулся к Александрии, навстречу Моро. Последний 18 июня достиг Александрии и 20 июня собирался начать наступление в тыл Суворова, но, узнав о поражении Макдональда, поспешил уйти за горы в Геную. Потери союзников на р. Треббии превышали 6 тыс., а во всей операции вероятно превышали 12 тыс.
   Крепость Мантуя с десятитысячным французским гарнизоном, которую Макдона льду не удалось выручить, сдалась лишь 30 июля. Макдональд, после столкновения с Суворовым, на долгие годы ушел от военного дела.
   В Италии обстановка не слишком благоприятствовала революционным французским войскам, так как крестьянское население, возмущенное их грабежами, повсюду восставало против них и приветствовало русских (до более основательного знакомства с последними). В условиях 1799 г. русские войска, под руководствам Суворова, сумели выдержать экзамен в борьбе с лучшими французскими генералами и лучшими революционными бойцами. Маневренная Треббия очень далека от Полтавы и Кунерсдорфа - прежних позиционных русских успехов.
   Литература
   По истории военного искусства в России характер капитальной научной работы имеют труды Д. Ф. Масловского, крупного военного ученого: "Записки по истории военного искусства в России". 3 тома. 1891-1894 гг., а также его исследования: "Строевая и полевая служба русских войск императора Петра Великого и императрицы Елизаветы" (1883 г.); "Русская армия в Семилетнюю войну" (1886 г.); "Материалы к истории военного искусства в России", выпуски 1-й, 2-й, 3-й (1888-1890); "Русско-австрийский союз 1759 года" (1887); "Реляция генерал-поручика Фролова-Багреева, 1759 г." (1888 г.).
   Масловский опирался исключительно на личные исследования архивов; наша история обязана ему многими открытиями. В то же время необходимо иметь в виду, что острие мысли Д. Ф. Масловского всегда было направлено против немцев, и основная германофобская тенденция пронизывает его работу. Масловскому принадлежит также много ценных статей в "Энциклопедии" Леера.
   Серьезный источник для изучения военного искусства в России представляют "Сборники военно-исторических материалов". (Изд. Уч. Ком. Гл. Штаба); начало издания было положено в 1892 г. Масловским; со смертью Масловского (1894 г) над изданием продолжал работать А. З. Мышлаевский оно включает много данных по Северной войне, а Также по Суворовским операциям. А. 3. Мышлаевский, преемник Масловского по кафедре, дал: "Война в Финляндии 1712-14 гг." (1896 г.) и "Северная война 1708 г." (1901 г.), а также несколько небольших, но очень интересных работ, например: "Офицерский вопрос в России в XVII веке".
   Труды сороковых годов Беляева "О русском войске", "О сторожевой, станичной и полевой службе" представляют и теперь еще крупный интерес. Работы Михайловского-Данилевского, Богдановича и Дубровина решительно устарели, но содержат много ценных данных. Интересен труд Брикса. Geschichte der alten Russischen Heereseinrichtungen von den frhesten Zeiten bis den vom Peter dem Grossen gemachten Vernderungen. 1867 года. Брикнер. Потемкин. 1891 г.
   Отметим еще: "Столетие военного министерства". IV. Главный Штаб, ч. I, кн. 1-я, отд. I. А. К. Ильенко. "Комплектование вооруженных сил в России до 1802 года (1902 г.). "Военно-Статистическое обозрение России". Изд. военного министерства. 1871 г. (4 тома), где содержатся интересные историко-статистические данные; П. О. Бобровский. "Военное право в России при Петре Великом". Коллективный труд, под редакцией Н. А. Петрова, "Русская вооруженная сила" (1 изд. 1891 г., II изд. 1897 г.) имеет характер спешной и случайной компиляции. Не лучше "История армии и флота в 1910-1912 гг., под редакцией А. С. Гришинского, в которой участвовал и автор этих строк. Н.П. Михневич также написал в 1898 г. "Основы русского военного искусства". Весьма добросовестный, но сырой характер имеют исследования А. Байова, относящиеся к эпохе Миниха. Мы не касаемся здесь отдельных монографий (например, Петрушевский. "Генералиссимус князь Суворов") и истории войн, начиная с классического. хотя и несколько устаревшего, сочинения: Милютин. "История войны России с Францией в царствование императора Павла I в 1799 г." (1852- 53 гг.).
   Составление перечня даже более видных военно-исторических трудов далеко бы вышло за пределы наших указателей литературы. Много труда, и большей частью непроизводительно, было истрачено на полковые истории. В трудах гражданских русских историков - Соловьева, Ключевского, Милюкова, Покровского - особенно много ценных данных для историка русского военного искусства. Отметим первую работу Н. Павлова-Сильвенского: "Государевы служилые люди". Петербург. 1898 г., впрочем довольно бледную, а также работы Сторожева.
    
   Глава двенадцатая. Французская революция
   Военное строительство революции. - Экономическое развитие Франции. Французская армия старого режима. - Классовая борьба в офицерском корпусе. Дисциплина. - Милиция. - Линейный порядок и колонна. - Переход армии на сторону революции. - Вальми. - Воинская повинность. - Комитет Общественного Спасения и высший комсостав. - Амальгама. - Военная промышленность. - Новый офицер и солдат. - Рассыпной строй и колонна. - Артиллерия. - Напряженность боя. - Дивизии. - Снабжение. - Бюлов. - Литература
   Военное строительство революции. Изучение судеб военного искусства в период французской революции, как и в другие революционные периоды, представляет затруднения в том отношении, что в революционной борьбе мы вступаем в царство эмпирии. У Морица Оранского, у Густава-Адольфа, у Лувуа, у прусских королей - мы видим определенную цель, определенную планомерность действий, известную программность реформы. В революционной же борьбе господствует страшная воля к победе, повелевает необходимость - и в результате приказы, уставы, отчеты реформы обдумываются и пишутся еще в старой плоскости мышления, а действительность - жизнь пробивает себе новое русло. Между тем, что пишется на бумаге, что Мыслится на верхах и тем, что совершается в действительности, оказывается глубокая пропасть. Французские революционеры не понимали, что они открывают новую эпоху а военном искусстве. Как некогда готы поднесли корону воевавшему с ними Велизарию, так и жирондисты носились с мыслью предложить главнокомандование революционными армиями известнейшему в Европе старому военному специалисту, генералу школы Фридриха Великого, Фердинанду Брауншвейгскому. Воображение французских революционеров приковывалось к ничтожным, на наш взгляд, усовершенствованиям техники, рожденным революцией - улучшению третьестепенных деталей ружья{196}, качества пороха, введению оптического телеграфа, применению привязного воздушного шара для рекогносцировки - и в то же время новая тактика, совершенно неизвестная для современников, в корне изменила методы боевых действий французских армий. Французский устав 1791г., написанный под влиянием Гибера, поклонника школы Фридриха Великого, проводил последовательно и планомерно идеи линейной тактики. Руководясь этим уставом, революционные полки вели занятия на учебных плацах и совершенно по иному работали на полях сражений. Устав оставался в силе во Франции до 1831 г., так как для многих он казался освященным опытом побед революции и Наполеона. Почти все генералы революционной армии видели свой идеал в войсках контрреволюционной коалиции, подчиненных палочной дисциплине, заскорузлых в идеях прусской тактики XVIII века, и мощный поток революции нес их по новому пути против их воли. Первая оценка революционных завоеваний в области военного искусства была сделана не борцами за революцию, а ее противниками, испытавшими тяжелые удары революционных армий, глубоко прочувствовавшими бессилие армий старого режима перед натиском новых сил{197}, и если бы мы руководились только официальными инструкциями, мы должны были бы придти к выводу, что австрийцы, а не революционные войска, изобрели переход от линейной тактики к бою в рассыпном строю и к атаке в колоннах.
   Экономическое развитие Франции. При Людовике XIV Франция мерилась силами с коалицией всех важнейших западноевропейских государств; перед революцией французская армия занимала четвертое место, уступая Пруссии, Австрии, России. Однако, Франция осталась населеннейшей, богатейшей и культурнейшей страной Европы. Население в четыре раза превосходило по числу население первой военной державы Пруссии - и представляло однородное национальное целое. Государственные доходы равнялись доходам Австрии, Пруссии и России, вместе взятым; военный бюджет (по данным Гибера) был в четыре раза больше русского и в два раза больше прусского. Единственной страной Европы, изрезанной уже мощеными дорогами, была Франция; остальная Европа пользовалась исключительно грунтовыми дорогами. Таким образом, материальные предпосылки для успешной борьбы с коалицией европейских государств были налицо. В отношении культурного развития Франция далеко обогнала остальные континентальные государства. Несмотря на самые унизительные поражения, которые терпели французские армии в Семилетнюю войну, в Европе господствовала не только французская философская мысль, в лице энциклопедистов Вольтера, Монтескье и Руссо, но и французская военная мысль. Военная литература других государств сохраняла характер переводов с французского. Фридрих Великий в свою дворянскую академию приглашал французских профессоров, сам писал по-французски свои военные труды, популяризировал труды Фекьера и Фолара среди прусских офицеров,, заимствовал у Пюи-Сегюра идею косого боевого порядка.
   Французская армия старого режима, так плачевно дебютировавшая на полях сражений, имела целый ряд огромных плюсов. Она обладала прекрасной артиллерией, усовершенствованной Грибовалем; у нее был самый совершенный и богато оборудованный тыл. Целая система прекрасных крепостей прикрывала границы. Военные инженеры и генеральный штаб, где служили на офицерских должностях лица не обязательно дворянского происхождения, были превосходны; революция получила в наследство от старого режима хорошие карты, рекогносцировки, военно-географические описания. Королевские полки вербовались почти исключительно из городской бедноты, так как в деревнях вербовщики никаким успехом не пользовались. Французского солдата не били палками, как прусского; он был развитее и требовательнее, у него имелось свое понятие о чести; солдаты дрались на дуэлях между собой; солдата оскорбляла надпись в аристократических общественных местах, что сюда вход лакеям и солдатам воспрещается; его приводила в отчаяние мысль, что венцом его военной карьеры может быть должность младшего офицера, а верхи военной иерархии закрыты для него. Иностранцы не смешивались с уроженцами страны, в тех же полках в один безыдейный конгломерат, как в Пруссии, а образовывали особые части; иностранцев было не 2/3, как в Пруссии, а только 1/6. Французского солдата обижали те материальные преимущества, которыми пользовались швейцарские к другие иностранные полки. У него было определенное национальное сознание, известная связь со своим народом, которые отсутствовали у пруссаков. Тот минимум человеческих прав, который имелся у французского солдата старого режима, был недостаточен, чтобы дать ему сознание, что он дерется на войне за свое дело, чтобы вдохнуть в него рвение и энтузиазм, дающие победу, но он являлся уже достаточной базой для критики, для того, чтобы острее чувствовать свое неполное равноправие, чтобы надеяться и добиваться лучшего будущего.
   Классовая борьба в офицерском корпусе. Обычай покупать роты за крупные суммы денег отрезал младшим офицерам без средств, произведенным за отличие из солдат, возможность дальнейшей карьеры. Офицеры из солдат скоро стали неполноправными членами, зауряд-офицерами.
   Эти зауряд-офицеры сохранились во французской армии вплоть до революции, так как в каждом полку, особенно кавалерийском, много черной офицерской работы, от которой уклонялось дворянское офицерство и которая ложилась на зауряд-офицеров (в кавалерии - по 1 на эскадрон); из рядов зауряд-офицеров вышли талантливые вожди революционных войск, например, Бернадот, будущий шведский король, Пишегрю, Массена, Серюрье, Ожеро.
   Эта деловая, черновая часть офицерства, стесненная в своих правах, связанная с солдатской массой, не могла явиться опорой старого режима против революции.
   Офицерский корпус, в течение XVII и XVIIII веков, постепенно аристократизировался. Еще в начале XVIII века буржуазия имела доступ в офицеры; подгнивание старого, режима ярко характеризуется тем обстоятельством, что до мере роста политической и экономической силы буржуазии, феодальные элементы проявляли все большее высокомерие и пред самой революцией вовсе воспретили доступ буржуазии к военной службе.
   Буржуазия, как класс, занята была борьбой по сохранению за собой других прав и привилегий и выступила с открытым требованием, предоставить ей доступ к офицерским должностям только в начале революции в наказах депутатам третьего сословия генеральных штатов. Но ее многочисленные сыновья, часто более талантливые и располагавшие большими материальными средствами, чем оскудевшее дворянство, проникали в армию. Особенно силен был приток буржуазных элементов во время войн, когда нужно было найти состоятельных командиров для формирования новых рот. Когда начиналась демобилизация и связанное с ней сокращение штатов, из армии изгоняли офицеров буржуазного происхождения{198}, несмотря на полученные ими раны и имевшиеся заслуги. Масса бедного дворянства, служившая офицерами, с раздражением смотрела на богатых буржуа, проскакивавших в офицеры, опасных конкурентов при покупке очищавшейся должности командира роты или полка. Дело доходило до коллективной жалобы всех офицеров полка на представление к производству в следующий чий офицера недворянского происхождения или даже до избиения палками укрывающегося в палатке командира полка офицера, происхождение которого было заподозрено. В 1755 году командир Бери потребовал удаления из полка за недворянское происхождение офицера, дважды раненого, участника 4-х войн, богатого и не жалевшего своих средств на содержание в образцовом порядке роты, исправно несшего службу и тактичного в обращении с другими офицерами. В 1764 году большое возмущение среди марсельских купцов вызвало удаление из полка Иль-де-Франс сына богатого оптового коммерсанта, ведшего экспортную торговлю, поручика Лантье. Командир полка, маркиз де Креноль писал находившемуся в отпуску поручику: "...Так как командир полка имеет в виду, чтобы в армию принимались только люди общества, и так как это существенный для службы вопрос и слишком важный, чтобы образовать добротный состав части, то я должен Вас предупредить, что Вы не соответствуете полку Иль-де-Франс. Ваша должность вакантна, и я представлю для замещения ее дворянина. Мне, милостивый государь, очень досадно высказывать Вам столь резкую истину, но не я Вас принимал в полк; у Вас есть средства, Вы молоды, Вы не останетесь без дела, если только захотите посвятить себя образу жизни, которому следовали Ваши предки; этот жизненный путь очень почтенен, когда честно идут по нему; но на службе Вы вне Вашей сферы, вернитесь в нее, и Вы будете счастливы. Я знаю, милостивый государь, что рождение дело случая, и нет основания хвалиться тем, которые хорошо рождены. Но у рождения есть привилегии, есть права, которые нельзя нарушать, не смутив общих основ. Самое реальное, что осталось дворянству - это военная служба; дворянство создано для нее, и если подданные, созданные для другого, предназначения, займут место дворян, то это будет существенно противоречить установленному государем порядку. Вот мотивы моего образа действий, и хотя я не обязан давать отчет в них, меня удовлетворяет известить Вас, что я руковожусь только пользой службы, без всяких побуждений личного порядка, на которые я не способен".
   Марсельский торговый мир протестовал против феодального высокомерия этого изгнания Лантье; епископ Орлеанский обращал внимание военного министра на бурю надвигающегося негодования; у Лантье оказалась сильная поддержка при дворе. На запрос военного министра, командир полка продолжал развивать ту идеологию французского дворянства XVIII века, которая неизбежно толкала страну на путь революции: "...Как бы честна ни была буржуазная семья, в ней не будут смотреть, как на пятно, на трусость одного из ее членов. Человек, плохо ведший себя на войне, вернется к родным продолжать занятия своих отцов. Ему не вменят в вину отсутствие добродетели, не являющейся в их глазах заслугой. До меня не дошло ни одной жалобы на храбрость господина Лантье{199}, но как ни нужно это качество, оно не принадлежит к числу важнейших, требующихся от военных Можно быть честным человеком и плохим офицером".
   Лантье остался исключенным из военной службы.
   Постепенно доступ буржуазии в ряды французского офицерства становился все труднее и труднее. Еще в 1750 году военный министр граф д'Аржансон провел закон, которым права пожизненного (личного) дворянства предоставлялись кавалерам ордена Св. Людовика, прослужившим 30 лет в офицерских чинах, и которым всем генералам предоставлялось потомственное дворянство. Но уже в 1781 году твердо было установлено требование - доказать принадлежность к дворянству 4-х поколений предков, чтобы быть произведенным в офицеры, плотина, которую должна была разрушить французская революция, становилась все выше и неустойчивее. Не дворяне оказывались на военной службе только в должностях, требовавших больших знаний и работоспособности, - например, среди офицеров генерального штаба и военных инженеров. Робеспьеру приходилось умерять ненависть к офицерам - дворянам военного инженера Карно, руководившего военными делами в период революции
   Французский корпус офицеров жестоко страдал от того, что само дворянство подразделялось на две группы - представленных ко двору, доказавших свое дворянское происхождение, начиная с XIV века, и на менее искушенное в родословных вопросах сельское дворянство. Вся тяжесть службы ложилась на провинциальное дворянство, а все лучшие должности и быстрая карьера были обеспечены только придворным, не знавшим военного дела и не интересовавшимся им, французский командующий армией XVIII века обязательно поддерживал переписку с королевской фавориткой, французские генералы продолжали на войне начатую при дворе друг против друга интригу - на верхах войсковой организации не было никакой дисциплины, никакого военного духа, и французская армия, прекрасно организованная, многочисленная, неизмеримо лучше снабженная, с прекрасным национальным укомплектованием, с мягким отношением к солдату, который не был забит, как его немецкие противники, - терпела одно поражение за другим. Чтобы открыть дорогу, к победе французской армии после позорных поражений Семилетней войны, нужно было смести феодальные предрассудки - это сделала французская революция.
   Дисциплина. Молодые люди, аристократы, приезжавшие командовать полками, плохо знавшие службу и ведшие утонченный образ жизни, не имели никакого веса в глазах солдат. Авторитет генералов подорвали унизительные поражения, постоянные раздоры и интриги между генералами и, наконец, их бесчисленность: в Пруссии на 200-тысячную армию имелось всего 87 генералов, а во Франции на 150-тыс. - армию - 1044 генерала{200}. Вообще, количество офицеров во французской армии было огромно и иногда доходило до 1 офицера на 12 солдат, превышая в два раза количество офицеров в Пруссии; плохо оплачиваемые офицерские должности, иногда за счет сокращения штата солдат, создавались под давлением господствующего класса, так как от молодых дворян общество требовало, чтобы они имели право на офицерский мундир. При этом падении авторитета начальников, дисциплина во французской армии, при сохранении старого режима, могла бы быть восстановлена лишь путем муштровки и применения палки по прусскому образцу. Военный министр граф Сен-Жермен сделал в 1775 - 77 гг. энергичную попытку в направлении переделать французскую армию на прусский лад и ввел телесные наказания; но он вызвал против себя бурю негодования со стороны защитников старых французских традиций, которым подали руку очень многочисленные среди офицеров сторонники просветительных идей XVIII века; армия перешла в оппозицию к военному министру, он не нашел исполнителей для своих распоряжений и был вынужден уйти - преемник его отменил все его распоряжения.
   А дисциплина французской армии, подвергшаяся тяжелому удару еще при отмене Нантского эдикта, когда солдаты были призваны организовывать религиозные гонения, получила многочисленные трещины и далее, когда в течение XVIII века правительство, при борьбе с парламентами, часто обращалось к вооруженной силе для воздействия на судебные учреждения.
   Милиция. Кроме вербовки, во Франции существовала и воинская повинность, по которой комплектовались "провинциальные" (в отличие от "королевских" постоянной армии) батальоны - 106 батальонов, в которые развилась основанная Лувуа милиция; 24 провинциальных батальона предназначались для обслуживания на войне артиллерии. Эта милиция, в отличие от постоянной армии из горожан, представляла чисто крестьянские войска. Как видно из многочисленных переформирований, которые переживала милиция во Франции в XVIII веке, принцип комплектования на началах воинской повинности постепенно пускал в стране корни, однако, воинская повинность при старом режиме ни в коем случае не могла быть популярна, вследствие многочисленных льгот, охватывавших все сколько-нибудь влиятельные элементы; поэтому та часть Населения, среди которой государство собирало "налог крови", очень остро ощущала свое бесправие; даже лакеи и слуги духовенства, дворянства и крупного чиновничества, по своей лакейской должности, освобождались от воинской повинности декретом 1 декабря 1774 г.{201}
   Линейный порядок и колонны. Вопросы устройства армии и тактики разбирались во французской военной литературе с необыкновенным жаром. Основное значение для последующего развития тактики во Франции получил труд (изд. 1727 - 1730 г.) генерал-майора Фолара - перевод истории Полибия с комментариями. Комментарии Фолара глубоко взволновали общественную мысль; труд остался незаконченным, вследствие запрещения, наложенного двором, так как военно-исторические примеры Фолара глубоко задевали высший командный состав. Тенденция Фолара и его последователя Мениль-Дюрана заключалась в критике линейного порядка, созданного реформацией и так пышно расцветшего в Пруссии. Фолар - враг тонкого боевого порядка; решительное значение в бою имеет атака, а ударную силу тонкого развернутого строя нельзя и сравнивать с ударной силой колонны. Мениль-Дюран поставил этот спор колонны с линией на национальную почву: французы терпели неудачи в Семилетнюю войну из-за того, что в тактике они отказались от национальных основ и стали на путь подражания. Энергия и живость французского характера растратились в размеренном наступлении равняющейся линии; французы могут выявить свою сильную сторону только в страстном, бешеном порыве собранных в массу, в колонну людей. В парижских салонах XVIII века споры о глубокой и линейной тактике велись чрезвычайно оживленно; между поклонниками Фридриха и французскими националистами дело доходило до дуэлей, дамы занимали определенную позицию - за или против колонны. Мирабо, будущий трибун национального собрания, подвергал резкой критике защитника прусских идей в тактике - Гибера{202}. Защитники колонны ссылались на сражение при Фонтенуа (близ Турнэ, 1745 г.), в котором французский фронт, опиравшийся на укрепленную деревню Фонтенуа и группу редутов, был прорван англичанами; последним не удалось расширить прорыв, и их боевой порядок образовал длинный язык, как бы колонну, которая разрезала французов на две части; некоторое время было не ясно, кто победитель, кто побежденный; наконец, маршалу Морицу Саксонскому{203}, командовавшему французами, удалось организовать последними силами контратаку, и опрокинуть английскую колонну. Из этого примера действий импровизированной колонны, которой почти улыбнулась победа, сторонники Фолара делали заключение в пользу возможности, при существующей силе артиллерийского огня, использовать ударную силу хорошо организованной колонны; но другие делали противоположный вывод: принц де Линь утверждал, что стремление, присущее человеку, - уклоняться от опасной зоны и идти по линии наименьшего сопротивления - приводит всюду, где. дисциплина недостаточно крепка, к образованию таких колонн - столплений на более безопасных подступах. Командование и выучка войск, твердая рамка сомкнутого развернутого строя линейного порядка, крепкая дисциплина призваны бороться как раз с этими проявлениями человеческой слабости. Идея равнения противопоставлялась идее применения к местности.