Страница:
– О милорд, я восхищен! Эт-то было прекрасно! – Один из воинов нашего пополнения, в отличие от остальных отнюдь не склонный к ношению темных одежд, подъехал ко мне, почтительно касаясь двумя пальцами стального козырька своей бургундской каски.
Я пристально посмотрел на незнакомца. Черты его удлиненного лица, несомненно, можно было назвать красивыми и даже благородными, но взгляд… Это был взгляд человека, вполне искренне способного восхищаться ломанием хребта воинственной толпе и хладнокровным убийством ближнего своего. Можно было держать пари, что мой собеседник не видел в этом ровно ничего дурного. Судя по говору, он был иностранцем, а неизменное «милорд» свидетельствовало о его британском происхождении.
– Вы англичанин? – спросил я, переходя на язык, по уверению Лиса, бывший для меня родным.
– О да, Ваше Величество! – Собеседник расплылся в радостной улыбке. – Я поражен, вы знаете мой язык!
– Как и много других, – кивнул я. – Кто вы? Что здесь Делаете?
– Мое имя Уолтер. Сэр Уолтер Рейли. Я доброволец, лейтенант в армии принца Оранского. Отступил вместе с вашей армией из-под Маиса. Ох и всыпали нам! Год демет [38] ! Еле ноги унес! – энергично заговорил Рейли. – А в Мезьере тоска смертная. И вот я здесь. Говорят, будем брать в плен французского короля?
Дьявольщина, вопрос был вполне достоин истинного англичанина? Я удивленно распахнул глаза:
– Кто вам такое сказал?
– Милорд, здесь и без речей все ясно! Когда ваш гонец примчался в Мезьер и сообщил, что вы требуете прислать войска к Реймсу, все решили, что вы собираетесь захватить короля, – с восхитительной бесцеремонностью заявил доброволец. – Это очень ловкий ход! Ведь вы – враги?
– С чего вы взяли? Я собираюсь спасти короля, а не взять его в плен!
– Значит, вы хотите, чтобы он был коронован? – с неподдельным удивлением спросил мой бесшабашный собеседник.
– Ну да!
– Что ж, прекрасно! Тогда прошу вас, сир, возьмите меня с собой на коронацию. Говорят, это весьма впечатляющее зрелище, будет о чем рассказать, возвратившись на родину.
Наглость моего свежеиспеченного соратника была беспредельна, как океан, окружающий острова, бывшие его родиной. Вне всякого сомнения, этот прирожденный искатель приключений с одинаковой невозмутимостью готов был и вязать руки ни в чем не повинного Генриха Валуа, и лобызать их при выходе из Реймского собора, впрочем, скорее наблюдая, нельзя ли под шумок срезать какую-нибудь драгоценную побрякушку с коронационного одеяния, чем преисполняясь величием момента.
– Мой капитан, – Мано, уже принявший на себя функции командира приведенного отряда, направил ко мне коня. – Разрешите доложить! Только что вернулся разведчик с Компьенской дороги. – Он понизил голос до заговорщического шепота. – Кортеж короля движется по направлению к Реймсу.
– Ступайте, господин Рейли. – Я повернулся к соотечественнику. – Мы договорим позже,
– Конечно, Ваше Величество, – склонил голову бойкий британец, вновь салютуя мне и отворачивая коня, – в любую минуту к вашим услугам.
– Скажи-ка, Маноэль, – негромко проговорил я, проникновенно глядя в глаза своего лейтенанта. – Это ты распустил слух, что мы намерены брать в плен Генриха III?
– Я, сир. А разве не так? – Бравый гасконец расправил плечи, явно гордясь своей недюжинной догадливостью.
– М-да, – вздохнул я. – Ты все напутал, Мано. Ладно, построй отряд и объяви, что мы следуем в Реймс. На коронацию короля Генриха III. И что по пути нам вероятнее всего придется принять бой с герцогом Гизом. Те, кто останутся живы, будут мной прощены. И я прошу тебя, избавь меня впредь от необходимости убивать подчиненных.
– Слушаюсь, мой государь, – браво отрапортовал де Батц, с гордостью принимая на себя роль верной шпаги короля. – Я сам буду убивать их!
– Ох, Мано, Мано, – покачал головой я. – Давай поторопись.
Раз королевская свита была невдалеке, значит, и засада де Гиза уже должна была быть на месте. Оставалось дождаться новостей от Лиса и двигаться скрытно лесом параллельно дороге, чтобы в нужный момент возникнуть, подобно войску царя Ээта Колхидского, выросшему из зубов дракона, посеянных отважным Ясоном. Появись мы загодя, и королевская стража, без сомнения, примет нас самих за нападающих. То-то будет смеяться Гиз, дождавшись развязки этого нелепого боя! Значит, мы должны появиться только после начала его атаки, и никак иначе.
Рейнар не заставил себя долго ждать. Его возбужденный голос заполнил мой мозг, восторженно комментируя результаты своих поисков.
– «Капитан, все в порядке! Хлопцы сыты, кони запряжены! Группа хлебосольцев заныкалась у густом лесу. Готовы устроить половецкие пляски с гиканьем и свистом. Рыл шестьсот, а то и поболее. А у вас как?»
– «Король уже на подходе».
– «Ну, тогда, как говорят в театре, время занимать места в ложах. Жду вас с нетерпением. Пока вы дотелепаетесь, я как раз наблюдателя с горки сниму».
Пока все шло по намеченному плану. Силы Гиза были нам известны. Королевский эскорт вероятнее всего не превышал трех-четырех сотен всадников плюс, должно быть, несколько десятков вооруженных дворян из Компьена. Негусто. Пропорция примерно один к одному.
– Отряд готов к походу, сир, – подъезжая ко мне, отрапортовал де Батц.
– Вот и отлично! Выступаем немедленно. Идем тихо, скрытно, атакуем по моей команде.
– Слушаюсь, мой капитан! – Мано развернул коня, спеша донести мои слова «висельникам».
* * *
Колонна королевского эскорта двигалась по дороге, растянувшись без малого на пол-лье. Впереди, разгоняя праздных зевак, сдвигая с дороги путников и встречные повозки, сверкая доспехами, шел отряд анжуйских жандармов. Знамя с алой каймой и королевскими лилиями в лазури плескало у них над головами. За жандармами следовали два десятка легионеров маркиза д'Аржи, бдительно охраняющие святыню королевского дома – Орифламму. Заветный стяг французских королей, осенявший некогда Людвига Святого в Крестовом походе. За Орифламмой в окружении драбантов катили кареты Генриха Валуа и Екатерины Медичи. За ними вновь анжуйцы дю Гуа, а далее редкие кареты, дорожные возки, возы со снедью и вином, возы, возы, возы без конца и счета. Вдоль всей колонны по обочинам редкой цепочкой скакали закованные в железо жандармы с длинными пиками; пистольеры, державшие на изготовку один из своих пистолей; шевальжеры, несшие по польскому образцу входящие в моду сабли. Все это завершал последний отряд латников человек в пятьдесят.
Всего мои разведчики насчитали не менее четырех сотен вооруженной свиты, да и то растянутых по всей длине колонны, а следовательно, не имеющих возможности быстро оказаться в нужном месте. На защиту короля и королевы-матери могло стать не более сотни бойцов, на что, собственно говоря, и рассчитывал де Гиз. К тому же дю Гуа, отважный и преданный своему государю, должно быть, по-прежнему приходил в себя на забытом Богом постоялом дворе. А что могли анжуйцы без своего храброго коронеля, способного вырвать победу из рук врага, было для меня загадкой.
Мы стояли в засаде, ожидая начала атаки.
– «Чаща, чаща, я гора! Как меня слышишь, прием?» – радостно прорезался на канале связи Лис.
– «Что случилось?» – поспешил спросить я.
– «Вальдар, где тебя учили? Отвечать надо: „Гора, слышу тебя хорошо“. Короче, внучонок Ильича уже расставил свой комитет по встрече в боевые порядки. Один отряд лупит в лоб, другой отсекает Валуа с матушкой от остальной колонны, третий то ли в резерве, то ли будет сковывать боем всех, кто болтается вдоль колонны, ну а в этот миг, средь шумного бала, случайно появится сам Гиз, шоб заключить своего дорогого государя. Причем, подозреваю, шо не в объятья. Наблюдаешь поворот к моей горке? Вот оттуда они и ломанутся. Думаю, как только жандармы повернут, тут-то всем гаплык и настанет. Усек расклад?»
– «Спасибо тебе, постараемся не пропустить самое интересное».
Лис оказался прав. Впрочем, у меня не было подозрений в легковесности его прогноза. Насколько я успел узнать, вернее, вновь узнать своего напарника, он имел немалый боевой опыт, как, вероятно, и я.
Сигнальная труба взвыла, лишь только голова колонны оказалась по ту сторону дороги, огибавшей довольно высокий холм, на котором находился наблюдательный пункт д'Орбиньяка. Длинные копья жандармов, грозное оружие на равнине, когда разогнавшийся всадник, сметая все на своем пути, наносит страшный таранный удар, красивые, но бесполезные палки на лесной дороге. Чтобы бросить их и выхватить из ножен эсток, нужно лишь мгновенье. Но этого мгновения у жандармов не было.
Первый отряд, как и предвещал Лис, наполняя воздух воинственными кличами, обрушился на авангард кортежа, заставляя латников разворачиваться на месте, топчась и сбиваясь в кучу. Насколько я мог видеть, мятежники превосходили обороняющихся примерно вдвое, и в отличие от анжуйцев, из-за ученности не имеющих возможности достаточно воспользоваться своим оружием, каждый из мятежников, огибавших в Данный момент голову колонны, мог присмотреть себе цель по кусу. В тот же миг, когда попавший в засаду авангард громкими криками возвестил о начале боя, новый отряд, еще больше первого, ударил из леса по второй полусотне жандармов, отрезая короля от хвоста колонны,
– Их бьют, – тихо проговорил де Батц, нетерпеливо гарцевавший рядом со мной в ожидании приказа.
– Вижу, – утвердительно кивнул я.
– Велите атаковать?
– Нет, – не спуская глаз с разворачивающейся резни, тихо проговорил я. – Пока что нет.
Ввязываться в драку до той поры, пока Гиз не нанесет свой решительный удар, не имело смысла. Мы могли спасти от верной гибели десятки обреченных сейчас на смерть жандармов, отчаянно отбивающихся от наседающих гизаров, но сразу вслед за этим Гиз бросил бы в сечу резерв, и бойня бы разгорелась с новой силой, превращаясь из осмысленной продуманной операции в бестолковое истребление друг друга.
– Но они же гибнут, сир! – не унимался Мано.
– Пусть, – не отводя взгляда от побоища, бросил я. – Это их работа – гибнуть ради своего короля. Где же Гиз?
Молодой герцог не заставил себя долго ждать. Убедившись воочию, что король взят в тиски и от вожделенной цели его отделяет лишь ничтожная горстка смельчаков-драбантов, он приказал резерву атаковать хвост колонны и сам с пятью десятками отборных головорезов бросился к каретам.
– А вот теперь – пора! – процедил я, обнажая шпагу и поднимаясь в стременах. – Вперед, висельники! Навар-ра!
– Наварра! – подхватили мой клич две сотни луженых глоток, и черные плащи гугенотов взвились над плечами, точно вороньи крылья, превращая несущихся в галопе всадников, с фанатичным блеском в глазах ревущих заветное: «Наварра!», в воплощенных ангелов смерти.
Теперь преимущество было на моей стороне. И Гиз, с юных лет познавший азы военного искусства, не мог этого не понимать. Связанные боем, его люди не имели возможности немедля покинуть схватку и прийти на помощь своему командиру, а в этом месте, в эту минуту я имел четырехкратное превосходство в силах. Весьма немалый козырь в такой игре.
Я уже видел алые и белые перья плюмажа на шлеме Лотарингца, видел серебряный лораннский крест на его черненом панцире. Между ним и двумя вожделенными каретами было не более двадцати шагов. Двадцати шагов, перекрытых стальным частоколом клинков любимцев государя, статных силачей, один к одному подобранных дю Гуа. Но тут караковый конь герцога встал на дыбы, вздернутый вверх удилами, врезавшимися в его нежные губы. Гиз махнул рукой, что-то крича своим спутникам, и все они, точно повинуясь мановению волшебной палочки, повернули в лес, спеша скрыться из виду. Вновь взвыла труба, призывая мятежников покинуть схватку, которую все они, без сомнения, уже считали выигранной.
– Вот это да! – заставляя своего скакуна замедлить ход, пробормотал я. – Мано, кажется, мы победили. – Я посмотрел из-под руки на удаляющихся гизаров. – Либо нас заманивают в лес, либо…
– Не сомневайтесь, мой капитан, Гиз отступает, – заверил меня следовавший по пятам де Батц. – Он опытный воин. Понимает, что конная схватка в лесу – безумие и мы не станем его преследовать.
– Но почему? Почему он бросился бежать?! На него это не похоже.
– Сир, думаю, герцог решил, что мы, прознав о засаде, подстроили ему ловушку и что лес, вероятно, оцеплен королевскими войсками, ждущими приказа замкнуть кольцо.
– Это ты хорошо придумал, – хмыкнул я. – А Генриха III и королеву-мать запустили в качестве наживки.
– Там могли быть пустые кареты, мой капитан. В резонности слов моего друга было не отказать, однако признавать их правильность отчего-то не хотелось. Уж больно не вязался образ, вне всякого сомнения, храброго воина Генриха де Гиза с таким вот приступом пугливости. При чем чего? Собственной тени!
– Ладно, Мано, – кивнул я, меняя тему разговора. – Как бы там ни было, противник отступил. Перестрой отряд в шеренги да пошли кого-нибудь за моей супругой. Думаю, ее брат и почтеннейшая королева-мать будут несказанно рады, увидев нас вместе.
* * *
Я не стану описывать, как выглядели лица будущего короля Франции и его матери, когда они следовали мимо стройных рядов гугенотской кавалерии, на радостях вновь затянувших псалом:
Явись, Господь, и дрогнет враг!
Его проглотит вечный мрак,
Суровым будет мщенье!
Всем, кто клянет и гонит нас,
Погибель в этот грозный час
Судило Провиденье!
[39]
Мы с моей ненаглядной госпожой и супругой Марго подъезжали к едва не захваченным каретам. Позади Марго ехала ее любимая камер-фрейлина Конфьянс де Пейрак, вслед за мной, по правую руку – адъютант, как он сам выражался, «по особо тяжким», Рейнар Серж Л'Арсо д'Орбиньяк, по левую – невозмутимо бесстрашный Маноэль де Батц де Кастельмор, лейтенант Гасконских Пистольеров.
– «Вальдар», – суматошно вклинился в мой разум Лис. – «Помнишь, старуха обещала тому, кто вас доставит живым, отвалить бабок. Ты ей скажи, шо это я вас доставил. Все-таки шестьдесят с лихом тыщ ливров на дороге не валяются. А нам еще чем-то этим гугикам платить надо будет. Тоже мне, кружок любителей хорового пения».
Не буду описывать августейшие лица. Должно быть, когда-нибудь маститые живописцы вдохновенно изобразят на своих полотнах этот миг. Но я был уверен, что даже их замечательные кисти не в силах передать ту гамму испуга, облегчения, удивления и растерянности, которые читались на них в эти секунды.
– Мой государь, – я поклонился, снимая предусмотрительно отстегнутый Мано шлем, – мы с супругой прибыли, как велит долг, на вашу коронацию. Сир, я благодарю небеса, что мы прибыли так вовремя. Велите и дальше сопровождать вас, Ваше Величество?
– О да! Прошу вас, кузен, – не спуская с меня перепуганных глаз, кивнул Генрих Валуа.
– «Денег! Ты денег стребуй!» – по-прежнему убивался на канале связи д'Орбиньяк. – «Народ же чем-то кормить надо! Они ж хотя и гуги, а, поди, Божьим духом не ужинают».
* * *
Вечером того же дня Его без пяти минут полноправное Величество король Генрих III изволили любезно принимать меня в своих покоях во дворце, уже который век служившем официальной резиденцией монархов в дни коронации. Мой дорогой кузен, несомненно, был благодарен нашему величеству за ту помощь, которую мы столь своевременно оказали ему по дороге в Реймс, но имелся еще ряд вопросов, как то: ограбление гардеробмейстера Ее Величества вдовствующей королевы-матери господина де Бушажа; поджог дома парижского прево; похищение фрейлины королевы графини де Пейрак…
– Государь, – негромко промолвил я, дослушав до конца список обвинений, впрочем, вполне обоснованных, – мне печально сознавать, что все ваши слова, касающиеся названных преступлений, верны и справедливы. Увы, Ваше Величество, я вынужден сознаться, что все это так. Но, видит Бог, для каждого из названных вами деяний были веские причины. Я даю слово, что, едва лишь доберусь до своих владений, не замедлю возместить все убытки и господину де Бушажу, и, уж конечно, господину парижскому прево.
– «Это точно», – осклабился в моей голове Лис, незримо присутствующий на нашей встрече. – «Как только доберемся до владений, с лондонского почтамта телеграфным переводом вышлем».
– «Рейнар, не мешай!»
– «Да шо „не мешай“?! Какой резон спасать таких скупердяев? Где полет души, где королевский жест – кому я должен, всем прощаю?»
– «Эт-то он как раз с легкостью. Беда в том, что сейчас не он, а мы должны. Так что, как ты выражаешься, мухи отдельно, котлеты отдельно. Не забывай, в жилах этого короля течет кровь итальянских банкиров». Однако, Ваше Величество, прежде чем говорить о похищении мадемуазель де Пейрак, я хочу умолять вас о прощении для себя, шевалье де Батца и д'Орбиньяка за иное преступление, о коем вам, вероятно, еще неведомо.
– О чем вы говорите, дорогой кузен?
– «Капитан, ты что, решил ему поведать, как мы вынесли Аврез?»
– «Конечно, нет. Но, судя по тому, что Валуа нас в этом не обвиняет, он, должно быть, ничего не знает о том, куда пропал его верный дю Гуа. Иначе бы он с нами по-другому разговаривал».
– «Это верно. Ежели бы Беранже был на ногах, твой подзащитный, без сомнения, знал бы о засаде на дороге, А самого Лу мы встретили бы около кареты, как пить дать».
– «Именно так. Значит, надо рассказать ему о подвиге его лучшего друга». Мой король, я прошу вас простить нам невольное убийство шести дворян на постоялом дворе на дороге, ведущей в Шалон.
– Как, вы убили шестерых дворян?! Вот еще новость! За что, осмелюсь спросить?
– Это был честный бой. Ваше Величество. Их было шестеро, а нас лишь трое. Мы отстаивали честь графини де Пейрак, а также свободу и жизнь вашего и моего друга Луи де Беранже, сьера дю Гуа.
– Что? – Генрих взвился с места, невольно сбрасывая со стола мохнатую китайскую собачонку, залившуюся в ужасе истеричным лаем. – Дю Гуа! Где он? Что с ним?
– Он был ранен и захвачен в плен этими дворянами. Когда мы встретились, те везли его к Гизу, ибо сами несчастные входили в число заговорщиков, которые нынче напали на вас. Дю Гуа разведал их планы. Именно он сообщил мне о предстоящей засаде, и я поспешил вызвать отряд, чтобы всеми силам воспрепятствовать коварным замыслам мятежников.
– А что же сам Луи?
– Его рана довольно тяжела, но стараниями мадемуа де Пейрак и ее камеристки он вне опасности. Полагаю, скоро будет здесь. Конфьянс обещала, что он поднимется на ноги в течение недели.
– Вы принесли мне радостную весть, дорогой кузен. – Генрих Валуа вновь поднялся из золоченого резного кресла и прошелся по кабинету, расправляя плечи. – Я с ног сбился, разыскивая, куда он пропал. Узнаю Луи! Бесстрашен, как лев. В одиночку сунуться в логово врагов, чтобы только спасти меня! Луи, Луи! Он и при смерти думает о своем короле. Я счастлив, что он нашелся. Конечно же, мой дорогой, я вам прощаю смерть этих нечестивцев. Они злоумышляли против своего короля, а стало быть, их смерть я никак не могу поставить вам в вину. Тем более это была гибель в бою. Вы заслужили награду, Анри.
– Благодарю, Ваше Величество. Но неужели вы могли подумать, что я стану просить у вас о награде для себя. – Я церемонно поклонился, стараясь не зацепить кончиком шпаги сладко дрыхнущего за моей спиной мраморного дога. – Если позволите, я хотел просить вас о королевской милости для вашего искреннего друга и слуги.
Лицо Генриха Валуа приняло неизъяснимо уксусный вид. Как видно, признание заслуг и реальное вознаграждение героев никак не были связаны между собой в душе молодого монарха.
– Что еще? – досадливо отмахиваясь надушенным кружевным платком, спросил Генрих III.
– Мой король, я хочу просить вас за своего лейтенанта…
– О да, помню, это отчаянный рубака, – немного светлея лицом, кивнул Валуа, и массивные жемчужные серьги в его ушах тихо звякнули золотыми шариками подвесок. – Что вы просите для этого молодца?
Я мог понять радость, внезапно нахлынувшую на дорогого кузена. Одно дело – награда для короля Наварры, который может запросить себе, скажем, возвращение земель, некогда откушенных Францией у его королевства, и совсем другое – ничтожный гасконский шевалье, для которого и сотня ливров уже огромное богатство.
– Мой лейтенант просил руки мадемуазель Конфьянс де Пейрак, и, насколько я могу судить, он также не чужд ее сердцу. Но ее сиятельство – сирота и, стало быть, не может выйти замуж без вашего позволения. Мессир, я прошу вас благословить их брак. И, поверьте, это будет лучшей наградой и для Мано, и для меня, и для всех нас.
– Ах, Анри, Анри! Я не узнаю вас! Рядом с вами такая красотка, а вы просите у меня ее руки для какого-то безродного дворянчика. Или вы? – На губах вчерашнего герцога анжуйского заиграла змеиная улыбка, и он поднял вверх расставленные пальцы, изображая рога.
– Что вы такое говорите, Ваше Величество? – оскорбился я. – К тому же шевалье де Батц – вернейший и отважнейший из моих дворян…
– Как знаешь, Анри, – лениво перебил меня король Франции. – Я бы не преминул, И все же графиня де Пейрак – наследница знатнейших родов Прованса и Дофине. К тому же она – падчерица Колиньи, и адмирал также завещал ей немалую часть своего состояния. Она – одна из лучших партий во Франции. Я слышал, моя мать желает выдать ее за мсье Дамвиля, брата маршала Монморанси, наместника Лангедока. Он как раз недавно овдовел. А ты просишь выдать ее за какого-то безродного шевалье.
– Он рисковал жизнью ради вашего спасения, мессир, – поспешил напомнить я.
– Мои драбанты сегодня также рисковали жизнью и были готовы потерять свои головы ради спасения моей. Предлагаешь по этому поводу всех их женить на госпоже де Пейрак? – Генрих улыбнулся, явно довольный собственной шуткой.
– Ваше Величество, я не прошу никакой иной награды, – резко отчеканил я.
– А зря, мой славный Бурбон. Ступайте, я обещаю подумать о вашей просьбе.
* * *
Я вышел, сдерживая себя, чтобы не хлопнуть дверью. Солдаты анжуйского полка, стоявшие на страже личных покоев государя, отсалютовали мне алебардами, не забывая при этом смерить вчерашнего преступника и «цареубийцу» настороженными взглядами. Эти взгляды я чувствовал даже спиной, размашисто шагая по коридору в правое крыло дворца, где были любезно отведены апартаменты королю и королеве Наваррским и их свите.
Прибывшие со мной дворяне-гугеноты были расквартированы в домах поблизости, являя собой шокирующую в этом католическом центре реальность, доставлявшую, вероятно, изрядную головную боль архиепископу Реймскому и вдовствующей королеве-матери. Без лишних слов было ясно, что вооруженные до зубов иноверцы прибыли сюда вместе со мной и без моего приказа не двинутся с места, даже если им придется отстаивать свое право участвовать в церемонии клинками и пулями. Мое же право участвовать в коронации было и вовсе неоспоримо. Звание первого пэра Франции у короля Наваррского могла отобрать только смерть. А стало быть, Черной Вдове, едва-едва пришедшей в себя после дорожных ужасов, наверняка сейчас приходилось биться над тем, как половчее разместить сотни отъявленных лютеран в католической процессии.
Мне же было не до того. Не обращая внимания на недобрые взгляды за спиной, я шел по коридору, отмечая в уме, что за всю нашу беседу с будущим королем он не обмолвился ни словом об убийстве своего брата, все еще приписываемого мне. Его Величество вспомнил о золоте, похищенном пистольерами из спальни господин де Бушажа. И даже не упомянул об убийстве короля Франции, так, точно это был один из безвестных легионеров д'Аржи, отправленных на тот свет Мано во время штурма замка Сен-Поль.
Вне всякого сомнения, Генрих Валуа не любил и боялся своего брата. Вне всякого сомнения, он не желал отправляться номинальным правителем в Речь Посполитую, чтобы вдали от любимой и блеска французского двора бессмысленно тратить годы жизни на бесконечные ссоры с гоноровыми вельможными панами. Но все же? Значило ли это, что будущему королю Генриху III доподлинно известно имя настоящего убийцы августейшего брата и моя невиновность полностью доказана, или же дражайший кузен попросту «забыл» о такой мелочи, оставляя своей матушке разбираться со строптивым родственником. Во всяком случае, до выяснения этого обстоятельства питаться лучше всего из ротного котла. И кольчугу из-под батистовой рубахи тоже лучше было не снимать.
По возвращении в предоставленные покои меня ждал сюрприз. Я бы даже сказал, большой сюрприз. Шести футов шести дюймов ростом. Сюрприз был облачен в черный, подложенный золотой парчой кунтуш, рукава которого свисали ниже бедер, подпоясан алым кушаком с хищного вида карабелью, алые шаровары и кожаные сапоги со шпорами, которыми при энергичном посыле можно было пробить насквозь средней упитанности мула. Сюрприз резался в карты с Лисом, злодейски ухмыляясь и подкручивая длинный черный ус.
– Сир! – бросился ко мне Рейнар, отшвыривая карты так, чтобы они легли рубашкой вниз. – А, черт! Перевернулись! Пан Михал, раз такое дело, предлагаю считать партию ничейной. Сир! – продолжил он без всякого перехода. – Ежели ты вдруг не узнаешь, это пан Михал Чарновский, наш старый приятель.
– «Капитан, напоминаю», – одновременно с этим раздалось у меня в мозгу. – «Пан Михал на самом деле наш друг Мишель Дюнуар барон де Катенвиль. Здесь он резидент Института во Франции, буквально самый старший пацан в этой песочнице». Пан Михал по старой дружбе зашел навестить нас. Король Францишек оставил его во Франции своим представителем. «Капитан, что ты молчишь, как верстовой столб на допросе? Скажи, что ты весьма рад, и все такое. У тебя же в гостях старый друг!»
Я пристально посмотрел на незнакомца. Черты его удлиненного лица, несомненно, можно было назвать красивыми и даже благородными, но взгляд… Это был взгляд человека, вполне искренне способного восхищаться ломанием хребта воинственной толпе и хладнокровным убийством ближнего своего. Можно было держать пари, что мой собеседник не видел в этом ровно ничего дурного. Судя по говору, он был иностранцем, а неизменное «милорд» свидетельствовало о его британском происхождении.
– Вы англичанин? – спросил я, переходя на язык, по уверению Лиса, бывший для меня родным.
– О да, Ваше Величество! – Собеседник расплылся в радостной улыбке. – Я поражен, вы знаете мой язык!
– Как и много других, – кивнул я. – Кто вы? Что здесь Делаете?
– Мое имя Уолтер. Сэр Уолтер Рейли. Я доброволец, лейтенант в армии принца Оранского. Отступил вместе с вашей армией из-под Маиса. Ох и всыпали нам! Год демет [38] ! Еле ноги унес! – энергично заговорил Рейли. – А в Мезьере тоска смертная. И вот я здесь. Говорят, будем брать в плен французского короля?
Дьявольщина, вопрос был вполне достоин истинного англичанина? Я удивленно распахнул глаза:
– Кто вам такое сказал?
– Милорд, здесь и без речей все ясно! Когда ваш гонец примчался в Мезьер и сообщил, что вы требуете прислать войска к Реймсу, все решили, что вы собираетесь захватить короля, – с восхитительной бесцеремонностью заявил доброволец. – Это очень ловкий ход! Ведь вы – враги?
– С чего вы взяли? Я собираюсь спасти короля, а не взять его в плен!
– Значит, вы хотите, чтобы он был коронован? – с неподдельным удивлением спросил мой бесшабашный собеседник.
– Ну да!
– Что ж, прекрасно! Тогда прошу вас, сир, возьмите меня с собой на коронацию. Говорят, это весьма впечатляющее зрелище, будет о чем рассказать, возвратившись на родину.
Наглость моего свежеиспеченного соратника была беспредельна, как океан, окружающий острова, бывшие его родиной. Вне всякого сомнения, этот прирожденный искатель приключений с одинаковой невозмутимостью готов был и вязать руки ни в чем не повинного Генриха Валуа, и лобызать их при выходе из Реймского собора, впрочем, скорее наблюдая, нельзя ли под шумок срезать какую-нибудь драгоценную побрякушку с коронационного одеяния, чем преисполняясь величием момента.
– Мой капитан, – Мано, уже принявший на себя функции командира приведенного отряда, направил ко мне коня. – Разрешите доложить! Только что вернулся разведчик с Компьенской дороги. – Он понизил голос до заговорщического шепота. – Кортеж короля движется по направлению к Реймсу.
– Ступайте, господин Рейли. – Я повернулся к соотечественнику. – Мы договорим позже,
– Конечно, Ваше Величество, – склонил голову бойкий британец, вновь салютуя мне и отворачивая коня, – в любую минуту к вашим услугам.
– Скажи-ка, Маноэль, – негромко проговорил я, проникновенно глядя в глаза своего лейтенанта. – Это ты распустил слух, что мы намерены брать в плен Генриха III?
– Я, сир. А разве не так? – Бравый гасконец расправил плечи, явно гордясь своей недюжинной догадливостью.
– М-да, – вздохнул я. – Ты все напутал, Мано. Ладно, построй отряд и объяви, что мы следуем в Реймс. На коронацию короля Генриха III. И что по пути нам вероятнее всего придется принять бой с герцогом Гизом. Те, кто останутся живы, будут мной прощены. И я прошу тебя, избавь меня впредь от необходимости убивать подчиненных.
– Слушаюсь, мой государь, – браво отрапортовал де Батц, с гордостью принимая на себя роль верной шпаги короля. – Я сам буду убивать их!
– Ох, Мано, Мано, – покачал головой я. – Давай поторопись.
Раз королевская свита была невдалеке, значит, и засада де Гиза уже должна была быть на месте. Оставалось дождаться новостей от Лиса и двигаться скрытно лесом параллельно дороге, чтобы в нужный момент возникнуть, подобно войску царя Ээта Колхидского, выросшему из зубов дракона, посеянных отважным Ясоном. Появись мы загодя, и королевская стража, без сомнения, примет нас самих за нападающих. То-то будет смеяться Гиз, дождавшись развязки этого нелепого боя! Значит, мы должны появиться только после начала его атаки, и никак иначе.
Рейнар не заставил себя долго ждать. Его возбужденный голос заполнил мой мозг, восторженно комментируя результаты своих поисков.
– «Капитан, все в порядке! Хлопцы сыты, кони запряжены! Группа хлебосольцев заныкалась у густом лесу. Готовы устроить половецкие пляски с гиканьем и свистом. Рыл шестьсот, а то и поболее. А у вас как?»
– «Король уже на подходе».
– «Ну, тогда, как говорят в театре, время занимать места в ложах. Жду вас с нетерпением. Пока вы дотелепаетесь, я как раз наблюдателя с горки сниму».
Пока все шло по намеченному плану. Силы Гиза были нам известны. Королевский эскорт вероятнее всего не превышал трех-четырех сотен всадников плюс, должно быть, несколько десятков вооруженных дворян из Компьена. Негусто. Пропорция примерно один к одному.
– Отряд готов к походу, сир, – подъезжая ко мне, отрапортовал де Батц.
– Вот и отлично! Выступаем немедленно. Идем тихо, скрытно, атакуем по моей команде.
– Слушаюсь, мой капитан! – Мано развернул коня, спеша донести мои слова «висельникам».
* * *
Колонна королевского эскорта двигалась по дороге, растянувшись без малого на пол-лье. Впереди, разгоняя праздных зевак, сдвигая с дороги путников и встречные повозки, сверкая доспехами, шел отряд анжуйских жандармов. Знамя с алой каймой и королевскими лилиями в лазури плескало у них над головами. За жандармами следовали два десятка легионеров маркиза д'Аржи, бдительно охраняющие святыню королевского дома – Орифламму. Заветный стяг французских королей, осенявший некогда Людвига Святого в Крестовом походе. За Орифламмой в окружении драбантов катили кареты Генриха Валуа и Екатерины Медичи. За ними вновь анжуйцы дю Гуа, а далее редкие кареты, дорожные возки, возы со снедью и вином, возы, возы, возы без конца и счета. Вдоль всей колонны по обочинам редкой цепочкой скакали закованные в железо жандармы с длинными пиками; пистольеры, державшие на изготовку один из своих пистолей; шевальжеры, несшие по польскому образцу входящие в моду сабли. Все это завершал последний отряд латников человек в пятьдесят.
Всего мои разведчики насчитали не менее четырех сотен вооруженной свиты, да и то растянутых по всей длине колонны, а следовательно, не имеющих возможности быстро оказаться в нужном месте. На защиту короля и королевы-матери могло стать не более сотни бойцов, на что, собственно говоря, и рассчитывал де Гиз. К тому же дю Гуа, отважный и преданный своему государю, должно быть, по-прежнему приходил в себя на забытом Богом постоялом дворе. А что могли анжуйцы без своего храброго коронеля, способного вырвать победу из рук врага, было для меня загадкой.
Мы стояли в засаде, ожидая начала атаки.
– «Чаща, чаща, я гора! Как меня слышишь, прием?» – радостно прорезался на канале связи Лис.
– «Что случилось?» – поспешил спросить я.
– «Вальдар, где тебя учили? Отвечать надо: „Гора, слышу тебя хорошо“. Короче, внучонок Ильича уже расставил свой комитет по встрече в боевые порядки. Один отряд лупит в лоб, другой отсекает Валуа с матушкой от остальной колонны, третий то ли в резерве, то ли будет сковывать боем всех, кто болтается вдоль колонны, ну а в этот миг, средь шумного бала, случайно появится сам Гиз, шоб заключить своего дорогого государя. Причем, подозреваю, шо не в объятья. Наблюдаешь поворот к моей горке? Вот оттуда они и ломанутся. Думаю, как только жандармы повернут, тут-то всем гаплык и настанет. Усек расклад?»
– «Спасибо тебе, постараемся не пропустить самое интересное».
Лис оказался прав. Впрочем, у меня не было подозрений в легковесности его прогноза. Насколько я успел узнать, вернее, вновь узнать своего напарника, он имел немалый боевой опыт, как, вероятно, и я.
Сигнальная труба взвыла, лишь только голова колонны оказалась по ту сторону дороги, огибавшей довольно высокий холм, на котором находился наблюдательный пункт д'Орбиньяка. Длинные копья жандармов, грозное оружие на равнине, когда разогнавшийся всадник, сметая все на своем пути, наносит страшный таранный удар, красивые, но бесполезные палки на лесной дороге. Чтобы бросить их и выхватить из ножен эсток, нужно лишь мгновенье. Но этого мгновения у жандармов не было.
Первый отряд, как и предвещал Лис, наполняя воздух воинственными кличами, обрушился на авангард кортежа, заставляя латников разворачиваться на месте, топчась и сбиваясь в кучу. Насколько я мог видеть, мятежники превосходили обороняющихся примерно вдвое, и в отличие от анжуйцев, из-за ученности не имеющих возможности достаточно воспользоваться своим оружием, каждый из мятежников, огибавших в Данный момент голову колонны, мог присмотреть себе цель по кусу. В тот же миг, когда попавший в засаду авангард громкими криками возвестил о начале боя, новый отряд, еще больше первого, ударил из леса по второй полусотне жандармов, отрезая короля от хвоста колонны,
– Их бьют, – тихо проговорил де Батц, нетерпеливо гарцевавший рядом со мной в ожидании приказа.
– Вижу, – утвердительно кивнул я.
– Велите атаковать?
– Нет, – не спуская глаз с разворачивающейся резни, тихо проговорил я. – Пока что нет.
Ввязываться в драку до той поры, пока Гиз не нанесет свой решительный удар, не имело смысла. Мы могли спасти от верной гибели десятки обреченных сейчас на смерть жандармов, отчаянно отбивающихся от наседающих гизаров, но сразу вслед за этим Гиз бросил бы в сечу резерв, и бойня бы разгорелась с новой силой, превращаясь из осмысленной продуманной операции в бестолковое истребление друг друга.
– Но они же гибнут, сир! – не унимался Мано.
– Пусть, – не отводя взгляда от побоища, бросил я. – Это их работа – гибнуть ради своего короля. Где же Гиз?
Молодой герцог не заставил себя долго ждать. Убедившись воочию, что король взят в тиски и от вожделенной цели его отделяет лишь ничтожная горстка смельчаков-драбантов, он приказал резерву атаковать хвост колонны и сам с пятью десятками отборных головорезов бросился к каретам.
– А вот теперь – пора! – процедил я, обнажая шпагу и поднимаясь в стременах. – Вперед, висельники! Навар-ра!
– Наварра! – подхватили мой клич две сотни луженых глоток, и черные плащи гугенотов взвились над плечами, точно вороньи крылья, превращая несущихся в галопе всадников, с фанатичным блеском в глазах ревущих заветное: «Наварра!», в воплощенных ангелов смерти.
Теперь преимущество было на моей стороне. И Гиз, с юных лет познавший азы военного искусства, не мог этого не понимать. Связанные боем, его люди не имели возможности немедля покинуть схватку и прийти на помощь своему командиру, а в этом месте, в эту минуту я имел четырехкратное превосходство в силах. Весьма немалый козырь в такой игре.
Я уже видел алые и белые перья плюмажа на шлеме Лотарингца, видел серебряный лораннский крест на его черненом панцире. Между ним и двумя вожделенными каретами было не более двадцати шагов. Двадцати шагов, перекрытых стальным частоколом клинков любимцев государя, статных силачей, один к одному подобранных дю Гуа. Но тут караковый конь герцога встал на дыбы, вздернутый вверх удилами, врезавшимися в его нежные губы. Гиз махнул рукой, что-то крича своим спутникам, и все они, точно повинуясь мановению волшебной палочки, повернули в лес, спеша скрыться из виду. Вновь взвыла труба, призывая мятежников покинуть схватку, которую все они, без сомнения, уже считали выигранной.
– Вот это да! – заставляя своего скакуна замедлить ход, пробормотал я. – Мано, кажется, мы победили. – Я посмотрел из-под руки на удаляющихся гизаров. – Либо нас заманивают в лес, либо…
– Не сомневайтесь, мой капитан, Гиз отступает, – заверил меня следовавший по пятам де Батц. – Он опытный воин. Понимает, что конная схватка в лесу – безумие и мы не станем его преследовать.
– Но почему? Почему он бросился бежать?! На него это не похоже.
– Сир, думаю, герцог решил, что мы, прознав о засаде, подстроили ему ловушку и что лес, вероятно, оцеплен королевскими войсками, ждущими приказа замкнуть кольцо.
– Это ты хорошо придумал, – хмыкнул я. – А Генриха III и королеву-мать запустили в качестве наживки.
– Там могли быть пустые кареты, мой капитан. В резонности слов моего друга было не отказать, однако признавать их правильность отчего-то не хотелось. Уж больно не вязался образ, вне всякого сомнения, храброго воина Генриха де Гиза с таким вот приступом пугливости. При чем чего? Собственной тени!
– Ладно, Мано, – кивнул я, меняя тему разговора. – Как бы там ни было, противник отступил. Перестрой отряд в шеренги да пошли кого-нибудь за моей супругой. Думаю, ее брат и почтеннейшая королева-мать будут несказанно рады, увидев нас вместе.
* * *
Я не стану описывать, как выглядели лица будущего короля Франции и его матери, когда они следовали мимо стройных рядов гугенотской кавалерии, на радостях вновь затянувших псалом:
Явись, Господь, и дрогнет враг!
Его проглотит вечный мрак,
Суровым будет мщенье!
Всем, кто клянет и гонит нас,
Погибель в этот грозный час
Судило Провиденье!
[39]
Мы с моей ненаглядной госпожой и супругой Марго подъезжали к едва не захваченным каретам. Позади Марго ехала ее любимая камер-фрейлина Конфьянс де Пейрак, вслед за мной, по правую руку – адъютант, как он сам выражался, «по особо тяжким», Рейнар Серж Л'Арсо д'Орбиньяк, по левую – невозмутимо бесстрашный Маноэль де Батц де Кастельмор, лейтенант Гасконских Пистольеров.
– «Вальдар», – суматошно вклинился в мой разум Лис. – «Помнишь, старуха обещала тому, кто вас доставит живым, отвалить бабок. Ты ей скажи, шо это я вас доставил. Все-таки шестьдесят с лихом тыщ ливров на дороге не валяются. А нам еще чем-то этим гугикам платить надо будет. Тоже мне, кружок любителей хорового пения».
Не буду описывать августейшие лица. Должно быть, когда-нибудь маститые живописцы вдохновенно изобразят на своих полотнах этот миг. Но я был уверен, что даже их замечательные кисти не в силах передать ту гамму испуга, облегчения, удивления и растерянности, которые читались на них в эти секунды.
– Мой государь, – я поклонился, снимая предусмотрительно отстегнутый Мано шлем, – мы с супругой прибыли, как велит долг, на вашу коронацию. Сир, я благодарю небеса, что мы прибыли так вовремя. Велите и дальше сопровождать вас, Ваше Величество?
– О да! Прошу вас, кузен, – не спуская с меня перепуганных глаз, кивнул Генрих Валуа.
– «Денег! Ты денег стребуй!» – по-прежнему убивался на канале связи д'Орбиньяк. – «Народ же чем-то кормить надо! Они ж хотя и гуги, а, поди, Божьим духом не ужинают».
* * *
Вечером того же дня Его без пяти минут полноправное Величество король Генрих III изволили любезно принимать меня в своих покоях во дворце, уже который век служившем официальной резиденцией монархов в дни коронации. Мой дорогой кузен, несомненно, был благодарен нашему величеству за ту помощь, которую мы столь своевременно оказали ему по дороге в Реймс, но имелся еще ряд вопросов, как то: ограбление гардеробмейстера Ее Величества вдовствующей королевы-матери господина де Бушажа; поджог дома парижского прево; похищение фрейлины королевы графини де Пейрак…
– Государь, – негромко промолвил я, дослушав до конца список обвинений, впрочем, вполне обоснованных, – мне печально сознавать, что все ваши слова, касающиеся названных преступлений, верны и справедливы. Увы, Ваше Величество, я вынужден сознаться, что все это так. Но, видит Бог, для каждого из названных вами деяний были веские причины. Я даю слово, что, едва лишь доберусь до своих владений, не замедлю возместить все убытки и господину де Бушажу, и, уж конечно, господину парижскому прево.
– «Это точно», – осклабился в моей голове Лис, незримо присутствующий на нашей встрече. – «Как только доберемся до владений, с лондонского почтамта телеграфным переводом вышлем».
– «Рейнар, не мешай!»
– «Да шо „не мешай“?! Какой резон спасать таких скупердяев? Где полет души, где королевский жест – кому я должен, всем прощаю?»
– «Эт-то он как раз с легкостью. Беда в том, что сейчас не он, а мы должны. Так что, как ты выражаешься, мухи отдельно, котлеты отдельно. Не забывай, в жилах этого короля течет кровь итальянских банкиров». Однако, Ваше Величество, прежде чем говорить о похищении мадемуазель де Пейрак, я хочу умолять вас о прощении для себя, шевалье де Батца и д'Орбиньяка за иное преступление, о коем вам, вероятно, еще неведомо.
– О чем вы говорите, дорогой кузен?
– «Капитан, ты что, решил ему поведать, как мы вынесли Аврез?»
– «Конечно, нет. Но, судя по тому, что Валуа нас в этом не обвиняет, он, должно быть, ничего не знает о том, куда пропал его верный дю Гуа. Иначе бы он с нами по-другому разговаривал».
– «Это верно. Ежели бы Беранже был на ногах, твой подзащитный, без сомнения, знал бы о засаде на дороге, А самого Лу мы встретили бы около кареты, как пить дать».
– «Именно так. Значит, надо рассказать ему о подвиге его лучшего друга». Мой король, я прошу вас простить нам невольное убийство шести дворян на постоялом дворе на дороге, ведущей в Шалон.
– Как, вы убили шестерых дворян?! Вот еще новость! За что, осмелюсь спросить?
– Это был честный бой. Ваше Величество. Их было шестеро, а нас лишь трое. Мы отстаивали честь графини де Пейрак, а также свободу и жизнь вашего и моего друга Луи де Беранже, сьера дю Гуа.
– Что? – Генрих взвился с места, невольно сбрасывая со стола мохнатую китайскую собачонку, залившуюся в ужасе истеричным лаем. – Дю Гуа! Где он? Что с ним?
– Он был ранен и захвачен в плен этими дворянами. Когда мы встретились, те везли его к Гизу, ибо сами несчастные входили в число заговорщиков, которые нынче напали на вас. Дю Гуа разведал их планы. Именно он сообщил мне о предстоящей засаде, и я поспешил вызвать отряд, чтобы всеми силам воспрепятствовать коварным замыслам мятежников.
– А что же сам Луи?
– Его рана довольно тяжела, но стараниями мадемуа де Пейрак и ее камеристки он вне опасности. Полагаю, скоро будет здесь. Конфьянс обещала, что он поднимется на ноги в течение недели.
– Вы принесли мне радостную весть, дорогой кузен. – Генрих Валуа вновь поднялся из золоченого резного кресла и прошелся по кабинету, расправляя плечи. – Я с ног сбился, разыскивая, куда он пропал. Узнаю Луи! Бесстрашен, как лев. В одиночку сунуться в логово врагов, чтобы только спасти меня! Луи, Луи! Он и при смерти думает о своем короле. Я счастлив, что он нашелся. Конечно же, мой дорогой, я вам прощаю смерть этих нечестивцев. Они злоумышляли против своего короля, а стало быть, их смерть я никак не могу поставить вам в вину. Тем более это была гибель в бою. Вы заслужили награду, Анри.
– Благодарю, Ваше Величество. Но неужели вы могли подумать, что я стану просить у вас о награде для себя. – Я церемонно поклонился, стараясь не зацепить кончиком шпаги сладко дрыхнущего за моей спиной мраморного дога. – Если позволите, я хотел просить вас о королевской милости для вашего искреннего друга и слуги.
Лицо Генриха Валуа приняло неизъяснимо уксусный вид. Как видно, признание заслуг и реальное вознаграждение героев никак не были связаны между собой в душе молодого монарха.
– Что еще? – досадливо отмахиваясь надушенным кружевным платком, спросил Генрих III.
– Мой король, я хочу просить вас за своего лейтенанта…
– О да, помню, это отчаянный рубака, – немного светлея лицом, кивнул Валуа, и массивные жемчужные серьги в его ушах тихо звякнули золотыми шариками подвесок. – Что вы просите для этого молодца?
Я мог понять радость, внезапно нахлынувшую на дорогого кузена. Одно дело – награда для короля Наварры, который может запросить себе, скажем, возвращение земель, некогда откушенных Францией у его королевства, и совсем другое – ничтожный гасконский шевалье, для которого и сотня ливров уже огромное богатство.
– Мой лейтенант просил руки мадемуазель Конфьянс де Пейрак, и, насколько я могу судить, он также не чужд ее сердцу. Но ее сиятельство – сирота и, стало быть, не может выйти замуж без вашего позволения. Мессир, я прошу вас благословить их брак. И, поверьте, это будет лучшей наградой и для Мано, и для меня, и для всех нас.
– Ах, Анри, Анри! Я не узнаю вас! Рядом с вами такая красотка, а вы просите у меня ее руки для какого-то безродного дворянчика. Или вы? – На губах вчерашнего герцога анжуйского заиграла змеиная улыбка, и он поднял вверх расставленные пальцы, изображая рога.
– Что вы такое говорите, Ваше Величество? – оскорбился я. – К тому же шевалье де Батц – вернейший и отважнейший из моих дворян…
– Как знаешь, Анри, – лениво перебил меня король Франции. – Я бы не преминул, И все же графиня де Пейрак – наследница знатнейших родов Прованса и Дофине. К тому же она – падчерица Колиньи, и адмирал также завещал ей немалую часть своего состояния. Она – одна из лучших партий во Франции. Я слышал, моя мать желает выдать ее за мсье Дамвиля, брата маршала Монморанси, наместника Лангедока. Он как раз недавно овдовел. А ты просишь выдать ее за какого-то безродного шевалье.
– Он рисковал жизнью ради вашего спасения, мессир, – поспешил напомнить я.
– Мои драбанты сегодня также рисковали жизнью и были готовы потерять свои головы ради спасения моей. Предлагаешь по этому поводу всех их женить на госпоже де Пейрак? – Генрих улыбнулся, явно довольный собственной шуткой.
– Ваше Величество, я не прошу никакой иной награды, – резко отчеканил я.
– А зря, мой славный Бурбон. Ступайте, я обещаю подумать о вашей просьбе.
* * *
Я вышел, сдерживая себя, чтобы не хлопнуть дверью. Солдаты анжуйского полка, стоявшие на страже личных покоев государя, отсалютовали мне алебардами, не забывая при этом смерить вчерашнего преступника и «цареубийцу» настороженными взглядами. Эти взгляды я чувствовал даже спиной, размашисто шагая по коридору в правое крыло дворца, где были любезно отведены апартаменты королю и королеве Наваррским и их свите.
Прибывшие со мной дворяне-гугеноты были расквартированы в домах поблизости, являя собой шокирующую в этом католическом центре реальность, доставлявшую, вероятно, изрядную головную боль архиепископу Реймскому и вдовствующей королеве-матери. Без лишних слов было ясно, что вооруженные до зубов иноверцы прибыли сюда вместе со мной и без моего приказа не двинутся с места, даже если им придется отстаивать свое право участвовать в церемонии клинками и пулями. Мое же право участвовать в коронации было и вовсе неоспоримо. Звание первого пэра Франции у короля Наваррского могла отобрать только смерть. А стало быть, Черной Вдове, едва-едва пришедшей в себя после дорожных ужасов, наверняка сейчас приходилось биться над тем, как половчее разместить сотни отъявленных лютеран в католической процессии.
Мне же было не до того. Не обращая внимания на недобрые взгляды за спиной, я шел по коридору, отмечая в уме, что за всю нашу беседу с будущим королем он не обмолвился ни словом об убийстве своего брата, все еще приписываемого мне. Его Величество вспомнил о золоте, похищенном пистольерами из спальни господин де Бушажа. И даже не упомянул об убийстве короля Франции, так, точно это был один из безвестных легионеров д'Аржи, отправленных на тот свет Мано во время штурма замка Сен-Поль.
Вне всякого сомнения, Генрих Валуа не любил и боялся своего брата. Вне всякого сомнения, он не желал отправляться номинальным правителем в Речь Посполитую, чтобы вдали от любимой и блеска французского двора бессмысленно тратить годы жизни на бесконечные ссоры с гоноровыми вельможными панами. Но все же? Значило ли это, что будущему королю Генриху III доподлинно известно имя настоящего убийцы августейшего брата и моя невиновность полностью доказана, или же дражайший кузен попросту «забыл» о такой мелочи, оставляя своей матушке разбираться со строптивым родственником. Во всяком случае, до выяснения этого обстоятельства питаться лучше всего из ротного котла. И кольчугу из-под батистовой рубахи тоже лучше было не снимать.
По возвращении в предоставленные покои меня ждал сюрприз. Я бы даже сказал, большой сюрприз. Шести футов шести дюймов ростом. Сюрприз был облачен в черный, подложенный золотой парчой кунтуш, рукава которого свисали ниже бедер, подпоясан алым кушаком с хищного вида карабелью, алые шаровары и кожаные сапоги со шпорами, которыми при энергичном посыле можно было пробить насквозь средней упитанности мула. Сюрприз резался в карты с Лисом, злодейски ухмыляясь и подкручивая длинный черный ус.
– Сир! – бросился ко мне Рейнар, отшвыривая карты так, чтобы они легли рубашкой вниз. – А, черт! Перевернулись! Пан Михал, раз такое дело, предлагаю считать партию ничейной. Сир! – продолжил он без всякого перехода. – Ежели ты вдруг не узнаешь, это пан Михал Чарновский, наш старый приятель.
– «Капитан, напоминаю», – одновременно с этим раздалось у меня в мозгу. – «Пан Михал на самом деле наш друг Мишель Дюнуар барон де Катенвиль. Здесь он резидент Института во Франции, буквально самый старший пацан в этой песочнице». Пан Михал по старой дружбе зашел навестить нас. Король Францишек оставил его во Франции своим представителем. «Капитан, что ты молчишь, как верстовой столб на допросе? Скажи, что ты весьма рад, и все такое. У тебя же в гостях старый друг!»