Свержин Владимир. Сыщик для феи

   – Ну что ж… Хух! – Я громко выдохнул и потянул через голову рубаху. – Блин, ну ты, падло, нарвался! Я тя щас научу родину любить!
   Пожалуй, мои спортивные трусы и тельник смотрелись менее эффектно, чем кожаный гарнитур центрального городского рукомашца. Но тут уж, прошу прощения, никто не предупредил.
   – Ты че тут столпился, борзый карлик! – с наездом выкрикнул я, выскакивая на ристалище с увесистым шестопером, выбранным из предложенного ассистентами вооружения. Конечно, не резиновая дубинка, но хоть что-то более или менее знакомое.
   Толпа радостно взвыла, увидев на поле второго поединщика.
   – Ну что, – обернулся я к Делли, – бить уже можно или подождать, пока его с цепи спустят?
   – Погоди… – едва успела ответить Делли. В этот миг бургомистр, восседавший в центре судейской ложи, поднялся со своего места и огласил торжественно:
   – Почтеннейшие жители и гости вольного города Саврасов Засад. Сегодня мы собрались здесь, чтобы узреть воочию судебный поединок, в котором кампион нашего славного города грозный мономах… ^[13] – в этом месте слова его были заглушены овацией, – сойдется в смертной схватке… – вновь бурные аплодисменты, – …с кампионом витязя Вадима, сына Ратника, по прозванию Злой Бодун, и мальчонки неизвестного прозвания. Вот они! Встречайте!
   Трубачи поднесли к губам медные горны, барабанщики подняли отполированные палочки… В наступившей тишине заскрипели ворота, и на Лобную плешь въехала зарешеченная повозка, в которой, хмуро озираясь на присутствующих, восседал вышеупомянутый витязь, прикованный цепями к железной клетке, и огненно-рыжий подросток лет пятнадцати-шестнадцати. Свист, шиканье и улюлюканье взорвали трибуны. В сторону влекомого парой вороных коней тюремного возка устремился град подгнивших овощей, знаменующий всенародное негодование. Мрачный экипаж замер у почетной трибуны, и удовлетворенный достигнутым эффектом мэр воздел руки, останавливая самосуд.
   – Напоминаю правила поединка! Бойцы могут драться оружием или без оного, как пожелают. В ходе схватки они три раза могут сменить вооружение, не останавливая при этом боя. Поединок останавливается лишь тогда, когда один из кампионов более не способен вести бой.
   – Что ж, кратко и доходчиво, – хмыкнул я, высматривая, с какой стороны подобраться к «обвинителю».
   – Ита-а-ак…
   Должно быть, за «итак» по веками установленной традиции следовало «начали». Однако в этот раз заветное словцо так и не сорвалось с уст городского головы. Не сорвалось ни слово, ни полслова, поскольку говорить с отвисшей челюстью крайне проблематично. А как же челюсти, вернее, всем имеющимся в окрестности челюстям не отвиснуть, когда стоявший между трибуной и ристалищем возок вдруг сам собой оторвался от земли и неспешно, точно наверняка не решив, лететь ему или нет, начал подниматься в воздух. Сначала над внутренним ограждением, потом над ристалищем, затем над трибуной почетных гостей и в конце концов над городской стеной.
   Первыми опомнились тюремные стражники и кучер, сиганувшие со своих мест, едва лишь колеса мрачного экипажа оторвались от земли. Затем наступившую тишину нарушили истеричное ржание вороных, испуганно перебиравших ногами в воздухе, ища опоры. Но вот магическая благодать коснулась и несчастных животных, поднимая их на один уровень с парящим в небе возком, и, словно почувствовав привычную конную тягу, тот двинулся вперед, пересекая линию городских куртин.
   Слитный вопль негодования потряс Лобную плешь. Орал даже могучий кампион магистрата, потрясая в воздухе порванными цепями. Казалось, рев негодования достиг своего апогея, когда в засыпанный опилками восьмиугольник юркой змейкой проскользнула Делли. В тот же миг ор усилился. Щелчок в направлении каждой из трибун, и единственное, что теперь нарушало тишину, – безмолвное хлопанье отверстых ртов.
   – Прошу прощения за временное неудобство, – звонко произнесла фея, – но я требую тишины. Господин бургомистр, вынуждена сообщить вам, что поединок не состоится. Подсудимые находятся на королевской земле, а стало быть, подлежат королевскому правосудию. Представление окончено!
   Произнеся эту сакраментальную фразу, фея хлопнула в ладоши, и зрители, выложившие свои кровные за билет и на ставки, взвыли раздосадован но, вскакивая с мест и начиная двигаться в сторону ристалища.
   – Приготовься! – чуть слышно скомандовала фея.
   – К чему? – не совсем понимая, переспросил я, заворожено глядя на приближающуюся толпу.
   Людская масса, бурля, надвигалась приливной волной, желая разорвать на части виновников разорительного кидалова. И ежу, окажись он здесь, было бы понятно, что у нас на глазах назревал бунт, о котором классик утверждал, что лучше б его не видеть. А вот, экая ж досада, довелось!
   Едва успел я попрощаться с жизнью, едва поудобнее перехватил шестопер, готовясь продать ее подороже, как трах-ба-бах! Дымовая завеса окутала поле судебных поединков, красные огненные змейки выплеснулись из клубов черного дыма, выдыхая из пастей снопы искр.
   – Бегом! – Голос Делли звучал непререкаемо жестко.
   Она схватила меня за руку и с неожиданной силой потянула прочь из рокового восьмиугольника. Испуганная дымом и яркой вспышкой толпа отхлынула от брусьев ограждения, и этого мгновения было достаточно, чтобы среди отступивших появилось два новых, никем не узнанных персонажа: почтенного вида матрона Аделаида Иларьевна и мальчик-подросток, должно быть, ее внук – ваш покорный слуга. Могучий кампион Виктор Клинский остался стоять на посыпанном опилками ристалище, только почему-то с обрывками цепей на руках.
   Когда дым рассеялся, никого в толпе не смутила ни эта деталь, ни то, что в ладонях поединщика зажата секира, принадлежащая еще совсем недавно его противнику, ни исчезновение магистратского кампиона. К чему такие тонкости? Народу необходимо было свернуть кому-нибудь шею, чтобы обрести душевный покой.
   Бабушка исчезнувшей в Кроменце внучки с причитаниями пробивалась к выходу, умоляя выпустить ее с дитем из толчеи. И обуянные жаждой крови торгаши с досадой проталкивали нас все дальше от места схватки. Между тем мой несостоявшийся противник трудился вовсю, отрабатывая каждого заплаченного ему убитого енота. Горожане разлетались в стороны, точно попкорн при жарке. «Нет, не здравая это была идея – лезть с ним в драку, – с тоской подумал я, прошмыгивая мимо давешних билетеров. – Очень не здравая!»
   – Куда сейчас? – спросил я, когда нам наконец удалось отойти подальше от злополучной Лобной плеши.
   – В магистрат. Разбираться с имуществом, – резко отчеканила сотрудница Волшебной Службы Охраны. – Только, – она протянула мне узел с одеждой, – переоденься. Не хватало еще тебе в таком виде беседовать с господином бургомистром.
   Мы втиснулись в темную щель между двумя заборами и, оглядевшись по сторонам, приняли обычный вид.
   – Прости, что сразу не рассказала тебе о своем плане, – отвернувшись от меня, вещала Делли, пока я прыгал на одной ноге, другой пытаясь попасть в штанину. – Понимаешь, все должно было выглядеть натурально. Если бы ты знал, что я задумала, наверняка бы расслабился. А местный волшебник, он ведь тоже не дурак. Сразу заметил бы, что мы ему подвох готовим.
   – Там был волшебник? – заправляя рубаху в штаны, удивленно поинтересовался я.
   – А как же! Вдруг бы я стала помогать тебе чарами добиться победы? Потому, когда ты на ристалище выскочил, он все свое внимание на тебе сосредоточил. А мне много времени не надо было, лишь взглядом возок захватить да силу свою на нем сосредоточить. Дальше волшебнику, хоть он весь кольцами обвешается и возьмет по палочке в каждую руку, со мной тягаться смысла нет. Ну что, готов? Пошли, господин одинец, из главного лабазника душу вынимать.
   Городская стража, застигнутая врасплох нежданной смутой, спешно снаряжалась и ускоренным маршем двигалась к Лобной плеши. В суете построений никто в магистрате не обратил внимания на вошедших во двор цитадели посетителей. Удовлетворенно отфиксировав, что покрытый золотой попоной Феррари по-прежнему преспокойно ждет у коновязи, мы спешно продолжили свой неофициальный и не слишком дружеский визит к господину мэру.
   Увидев нас, несчастный опешил и молча уселся в свое кресло, разводя руками и не находя слов.
   – Ну что? – подходя вплотную к столу, начал беседу я. – Каяться будем или как? Напоминаю, чистосердечное признание смягчит вашу вину, а суд, приняв во внимание искреннее раскаяние, глядишь, и скинет вам…
   – Да в чем каяться-то?! – попытался возмутиться бургомистр, поднимаясь со своего места.
   – А ну сел!!! Сел и рот закрыл! Откроешь, когда я скажу! – рявкнул я, давая понять, что беседы вокруг да около закончились еще в первый наш визит. – Ты не знаешь, в чем твоя вина? Я тебе охотно растолкую. Но запомни, каждое мое очередное слово – для тебя месяц работы на каменоломнях. Итак, загибай пальцы, пока тебе не заломали руки!
   – Это как? – побледнел допрашиваемый, явно не привыкший к подобному обхождению.
   – Каком кверху! Не знаешь, как на дыбе руки заламывают?! Узнаешь! На сегодняшний день имеем: злостное препятствование особливой следственной группе – раз; покушение на убийство сотрудника этой следственной группы – два!
   – Дык ведь!
   – Молчать! Я же сказал, говорить будешь только тогда, когда я позволю! Не согласен – выставишь своего кампиона. Только не этого. Этот будет проходить по твоему делу в качестве соучастника. Так, палец загнул? – Мэр молча кивнул в ответ. – Вот и отлично. Считай дальше! Укрытие от следствия вещественных доказательств. Посягательство на государево имущество – это еще две статьи. И на мизинчик, роднуля ты мой дорогой, ты что же это, подстрекатель гнусный, мятеж в городе устроил? Против короля отца-надежи руку поднял?! У-у, да ты, сдается мне, ордынский шпион. Вышак тебе ломится, милый! Склеп семейный имеешь?
   – Имею, – в ужасе выдохнул городничий.
   – Вот и славно! Вот у родственничков и поселишься.
   Глаза городского головы остекленели, и длительное свидание с усопшей родней стало вдруг планироваться значительно ранее, чем я предполагал. Такой поворот событий нас явно не устраивал. И поскольку нашатыря под рукой не было, возникла необходимость прибегнуть к иному химическому соединению, оказывающему на представителей торгового люда поистине чудодейственное влияние.
   – Да! И чтобы ты не думал, что у нас может быть что-то не по закону… Делли, дочь Иларьева, на сколько потянет штраф за угон муниципального транспорта?
   – С учетом того, что мы его возвращаем обратно, не более пятидесяти убитых енотов, – отчеканила фея.
   – Перечисли в городскую казну этих самых енотов. А лучше передай мэру, а он нам сейчас накропает расписку.
   Услыхав о монетах, градоначальник несколько просветлел лицом и начал дышать куда ритмичнее, чем за минуту до этого.
   – Ну что, уважаемый, – задушевно заговорил я, когда сосчитавший полусотню енотов верховный городской самоуправец вновь обрел дар речи, – следствию помогать будем? Или вызвать сюда славного витязя Вадима, сына Ратникова? Как ты думаешь, мил-человек, за что его прозвали Злой Бодун?
   – Буду помогать, – должно быть, воскрешая в памяти вчерашнее нашествие Вадюни, взмолился бургомистр. – Вот как есть, пред ясным светом говорю, буду!
   – Ну и славно, – похлопал я по плечу саврасовозасадца, – так бы и сразу.

* * *

   До городских ворот глава магистрата сопровождал нас сильным отрядом стражи. В Саврасовом Засаде еще было неспокойно. То там, то тут разбушевавшиеся лавочники грабили соседские лабазы, норовя утащить в свои подвалы побольше чужого товара. Стражники излавливали их и били морду, восстанавливая законный порядок. Когда ворота перед нами отворились и копыта Ниссана коснулись королевской земли, мэр облегченно вздохнул и на радостях замахал рукой, желая незваным гостям доброго пути.
   – На следующую неделю ничего не планируйте, – повернулся я в седле синебокого скакуна и сердечно обнадежил мэра: – Вас вызовут.
   Пара стражников последовала за нами, чтобы вернуть городу унесенную магическим ветром муниципальную собственность.
   Я опускаю долгожданный момент встречи и освобождение героев «сопротивления» из цепей «вероломных сатрапов». Все эти объятия, хлопанья по плечам мало что прибавляют к моему повествованию. Единственное, что действительно заслуживало внимания, – это ответ Злого Бодуна на вопрос, мучивший меня уже несколько часов кряду.
   – Вадим, ответь, ради всего святого, какого хрена ты избил мэрский кондиционер?
   – Ага! – по-детски возмутился Вадюня. – Прикинь, в натуре этот козлище приказал своей подвесной морде выдуть меня из кабинета. Ни фига себе пурга! И что я типа должен был делать?! У-у, болт моржовый, я тебя еще поймаю! – Ратников пригрозил стенам Саврасова Засада, для верности отмерив ровно половину руки. – Да, кстати, – без всякого перехода продолжил он, – я тут с хлопцем чисто по понятиям перетер. Кажется, он в натуре ни в дугу по нашему делу.
   – В каком это смысле? – Я мрачно уставился на подростка, настороженно оглядывающего окрестности, с единственной, похоже, мыслью, крупными буквами написанной на его челе: «А не дать ли мне деру?»
   Очевидно, время, проведенное в тесном общении с могутным витязем, мешало ему реализовать эту идею. Но все же она Пилась в его мозгу неотступно.
   – В несознанку решил с нами поиграть?
   – Да не то чтобы, – пожал плечами Вадим. – Похоже, пацан конкретно не при делах.
   – Не при делах, говоришь? – Я криво усмехнулся, отчего колени мальчишки слегка напружинились, переводя его в позицию высокого старта. – Остыньте, юноша, – предупредил я его попытку к бегству. – Вы что, с феей наперегонки решили посоревноваться? Делли, а где там у нас зеркальце?
   Сотрудница Волшебной Службы Охраны без промедления достала из седельной сумки средство мобильной связи в вычурной серебряной оправе.
   – Вам знаком этот предмет?
   Малец был нем, безучастно глядя на пускающую солнечные зайчики улику.
   – Запираться здесь не надо, – почти ласково начал я. – Мне и без вас известно, что знаком. Выбор у вас, молодой человек, невелик. Либо вы сотрудничаете с нами и начистоту выкладываете: как к вам попало волшебное зеркало, что вы делали в гостинице «Граф Инненталь», кто ваши сообщники? Либо мы возвращаемся в этот славный город, – я указал на простиравшийся перед нами Саврасов Засад, – и передаем вас, мой юный друг, в суровые руки местного правосудия. Как заверял нас тамошний мэр, за попытку продажи вот этого самого магического артефакта в черте города вам грозило пятьдесят плетей. – Юноша побледнел, отчего его шевелюра казалась еще более огненной. – Это до побега.
   – Но я же не бежал! – собираясь с силами, выдохнул он. – Вы же сами!..
   – Сами не сами, а налицо подготовленный, тщательно спланированный и проведенный побег в составе группы. Что само по себе является отягчающим вину обстоятельством. Впрочем, позицию свою вы вполне сможете высказать в последнем слове высокому суду, но у меня почему-то есть подозрение, что плетей будет раза в два больше. Делли, я правильно говорю?
   – Верно, – кивнула фея. – Я сама прослежу.
   – Вот так вот, – развел руками я. – Как вы думаете, молодой человек, вы сможете выдержать сотню плетей? Мне кажется – нет. Особенно принимая во внимание, что после сегодняшнего эффектного побега из-под стражи ждать снисхождения палача вам, пожалуй, не следует.
   – Всех собак на меня вешаешь, – мрачно насупившись от бессилия, огрызнулся рыжий. – Зеркало я украл, было дело. А все, что вы мне шьете – гостиницы, помощники, – все туфта. Я ничего об этом не знаю.
   – Решил по мелочи уйти? Я не я и хата не моя? Молодой человек, вас обвиняют в государственном преступлении, и только поэтому сейчас сохраняют жизнь. Рассчитывать вам не на что, здесь не городская стража, вывернуться не удастся. Единственный ваш шанс на спасение, повторяю, единственный – это полная откровенность на допросе.
   – Знать ничего не знаю! – упрямо наклоняя голову, отрезал малец.
   – Не знаешь. Ну ничего, мы память твою подновим. Вадим, скрути-ка своего сокамерника, чтобы он, не дай бог, на всем ходу с Ниссана не выпал. Устроим вам, молодой человек, очную ставку. Так что, ежели не желаете взойти на плаху с табличкой «Ордынский переветник» ^[14], подумайте по дороге о том, насколько правда может удлинить жизнь.
   – Спорно, – с руками, заведенными назад, выдохнул парень. – Но я подумаю.

Глава 13. Сказ о том, как Виктор Клинский отворил потихоньку калитку

   «Граф Инненталь» встречал непоседливых постояльцев все той же дворцовой роскошью, многочисленными поклонами хозяина и вышколенных слуг. Щек Небрит, вызванный немедленно после прибытия для очной ставки, примчался рысью, спеша выслужиться перед влиятельными гостями. И вот спустя несколько минут расторопный субурбанец и наш рыжий пленник сидели лицом к лицу перед «гражданином следователем», а могутный витязь был размещен чуть поодаль в качестве недюжинных сил очень быстрого реагирования.
   – Уважаемый Щек Небрит, – начал я как можно более проникновенно, – знаком ли вам этот молодой человек?
   – Н-нет, – всматриваясь в освещенное злополучными свечами лицо, покачал головой «специальный агент».
   Следующий вопрос повис на языке и от неожиданности провалился в глубь желудка. То, что я услышу «да», было для меня почти очевидным.
   – Та-ак, – промолвил я, пристально глядя на Щека.
   Выражение его лица было подчеркнуто внимательным, но абсолютно спокойным. Было не похоже, что хозяин страдает временным расстройством памяти или же что отрок, сидящий напротив него, оказывал нежелательное воздействие силовым, магическим или каким-нибудь иным способом. Впрочем, я ухватился за спасительную мысль: он, может быть, действительно незнаком с рыжим. Номер для парня снимал неведомый царедворец, здесь он толком ни с кем не общался… А если попробовать с другой стороны?
   – Скажите, вы когда-нибудь видели этого человека?
   – Никогда в жизни! – прикладывая руку к сердцу, заверил добровольный помощник.
   Вот это история! Я буквально онемел, не зная, что и сказать. Мы сломя голову несемся за этим пацаном, рискуем жизнью, чтобы вытащить его из кутузки, а он, выходит, ни сном ни духом не причастен к делу. Вот так-так! Впрочем, о чем это я? Как же не причастен? А зеркальце?! Правда, парень утверждает, что украл его, но ничего, будем крутить. Все равно расколется.
   – Вы можете присягнуть, что никогда прежде не видели этого человека? – медленно и внятно произнося каждое слово, еще раз уточнил я.
   – Заначкой клянусь! – зачем-то доставая из-под рубахи уже знакомый нам символ триединства Нычки, заверил Небрит.
   – Ладно, благодарю вас, вы нам очень помогли. Ступайте, занимайтесь своими делами.
   – Ваша вельможность, – засовывая золотой медальон под рубаху, тихо произнес Щек, – мне б тут по секрету сообщить кое-чего.
   О! Как говаривал один из наших прошлых лидеров – процесс пошел!
   – Вадим, выведи-ка подозреваемого в соседнюю комнату. Ратников, изображавший мрачного стража, едва ли не под мышкой вынес мальчонку из помещения.
   – Да, слушаю внимательно, что там у тебя?
   – Ваша вельможность, – вытянулся во фрунт «истинный патриот», – разрешите доложить!
   – Да уж докладывай.
   – Пока вы изволили пребывать в командировке, я по рвению и разумению своему в вашем номере караулил, дабы какой коварный вражина тихой сапой не прокрался.
   – И что коварный враг? Не прокрался?
   – Не извольте беспокоиться! Я самолично бдил со всей неусыпностью! Но тут вот какое дело. Вскоре после того, как вы отбыть изволили, сижу я и слышу, за окном на подоконнике будто бы голубь воркует. Я тихонечко подкрался, окошечко отворил, а там… Так и есть! Голубь! Сидит, ишь, мелочь пернатая, зерно клюет! А к ноге его, в смысле к лапке, записка ленточкой примотана. Так что я птицу – цап! И изловил.
   – Молодец! – похвалил его я. – Растешь в моих глазах! С твоей ловкостью место думного радника о тебе уже обрыдалось, но можешь не сомневаться, я замолвлю словечко. Где записка-то?
   – Будьте покойны! – расцветая от похвалы начальства как маков цвет, заверил меня тайный призорник. – Вот сие послание. И на яд, и на наговор уже проверил. И ленточка, коим оно было привязано. Вроде бы тьфу, что там голубю к ноге записку примотать, любая бечева сойдет, а надо же, тесьма-то дорогая, не менее как по еноту за локоть!
   – Родина тебя не забудет, – скороговоркой кинул я, выхватывая из рук субурбанца клочок пергамента. Пробежать взглядом по строчкам – секундное дело. Текст краткий, но…
   «Господин одинец! Коли вы действительно печетесь о судьбе пропавшей особы, нынче ночью, после колокола первой стражи, приходите во дворцовый парк к Русалочьему гроту. Будьте один, и я не причиню вам вреда».
   Все, больше ни слова, ни какого-либо значка. Однако почерк подозрительно идентичен почерку предыдущего послания. Что ж, приходилось констатировать, что наши противники следят за нами, во всяком случае, не менее, а то и поболе, чем мы за ними.
   – Спасибо, – еще раз поблагодарил я все еще стоящего в ожидании Щека. – Ты оказал следствию неоценимую услугу. А теперь ступай, я тебя вызову.
   Субурбанец откланялся, но я едва ответил ему, лихорадочно пытаясь сообразить, что бы могло означать такое странное приглашение на полуночное свидание.
   – Ты вот что, – кинул я вслед субурбанцу, – пришли сюда одного или лучше двух стражников за парнем проследить. Да смотри, он бегун известный! А то, знаешь-ка, запри его в чулан. Только подкорми, он небось голодный, как зеленый демон.
   – Да, конечно, ваша вельможность, как скажете, – закивал Щек. – Сей миг все исполню.
   Спустя несколько минут пленник перекочевал в крепкие руки стражи, и у меня наконец появилась возможность трезво оценить весомость наших побед. Хотя оценивать-то по большому счету было почти нечего. То есть да, мы очень удачно вытащили из застенков Вадюню и сами при этом выбрались живьем из весьма неприятного переплета. Но, если рассуждать строго, вся эта катавасия с поездкой в Саврасов Засад была спровоцирована ложной целью, фантомом, в который мы поверили. Так что день, по сути, пропал даром. Теперь вот еще это послание – ответ турецкого султана запорожским казакам!
   Я еще раз всмотрелся в пергамент и тесьму, которой он был примотан. Тесьма действительно дорогая. Я попробовал ее на разрыв – крепкая. Прежние два голубя обходились по-простому, без украшений. Что бы это значило? Что у неизвестного «доброжелателя» не оказалось под рукой другой веревки? Или же кто-то желает таким образом показать, что он – или она – действительно имеет отношение к пропаже девушки? В том, что тесьма, весьма вероятно, связана с исчезновением Маши, я практически не сомневался. Чтобы укрепиться в этом мнении, оставалось лишь дождаться возвращения Делли, отправившейся с докладом во дворец. До тех пор из нового вещдока больше ничего не выжать.
   Я поглядел на часы: сорок минут до полуночи. Пора спешить, иначе неизвестный, кто бы он ни был, решит, что контакт не состоится. Ищи его потом! «А если это засада?» – прерывая ровный ход мыслей, высунул голову вечно голодный червячок сомнения. Может, кто-то решил, что мы подобрались слишком близко к разгадке, и пожелал, скажем, всадить мне стрелу между лопаток. Да ну, ерунда! Никто не знает, как близко мы подошли к разгадке, поскольку нам самим толком ничего об этом неизвестно. Да и какой смысл расправляться со мной одним, когда на смену сразу придет следующий следознавец. А надо будет – и еще сыщется.
   Нет, идея расправиться с одинцом могла прийти только в очень суетливую и не слишком умную голову. Впрочем, кто знает местные нравы? Окончательно сбрасывать со счетов эту идею, быть может, и не стоит. Однако вероятнее другое: некто, желая остаться неузнанным, хочет дать следствию информацию неизвестной ценности. Здесь возможны варианты. Номер первый: следствию пытаются подсунуть откровенную «дезу». Номер второй: кто-то, случайно обладающий информацией, имеющей значение для расследования, но не желающий огласки, жаждет исполнить свой гражданский долг и помочь следствию. И третий вариант, наиболее для нас благоприятный, однако, увы, маловероятный: на контакт с нами очень хочет выйти человек, имеющий непосредственное отношение к похищению. То-то стало б весело, то-то хорошо! Но обольщаться не стоит. В любом случае ясно одно – идти надо. И судя по стремительному бегу секундной стрелки, в запасе у меня не так много времени.
   В этот момент Вадим, передававший заключенного в руки стражников, поспешил вернуться в апартаменты, чтобы уточнить дальнейший план действий.
   – Ты че, Клин, с башкой поссорился? – выслушав мою речь, резюмировал он. – В одиночку в такую глухомань? Да тебя там порешат в натуре, как Герасим свою собачонку! Как хочешь, но одного я тебя конкретно не отпущу!
   Переубеждать славного витязя было делом малоперспективным. Он вполне искренне полагал, что я собираюсь на разборку, и начисто отказывался воспринимать доводы против его присутствия на рискованной встрече.
   – Не, ну ты чисто не врубаешься! – мотал головой Ратников, даже не давая себе труда вслушиваться в мои слова. – Куда тебя несет? Там же у грота топь! Выпустят они какую-нибудь тварь, и все, сливай воду. Собака Баскервилей в полный рост!