Страница:
Признаться, уйдя с площади, Намму едва скрывал радость от осознания того, что остался жив. В суматохе он не успел понять, ни как перенесся в Вавилон, ни куда делся странный летописец. Да и вообще, мало что успел сообразить. Если бы Верховный жрец не погорячился, а попросту зачитал вслух царский указ, кто может сказать, чем бы все закончилось?! Впрочем, угадать несложно. Иезекия в застенках дожидался бы возвращения Валтасара. Остальные же заговорщики, во главе скорее всего с самим Даниилом, были бы казнены на потеху толпе.
Но, как бы там ни было, первую схватку он выиграл, не понимая как и не ведая, у кого спрашивать тому разъяснений.
Он глядел на лучших представителей общины, размышляя, осознают ли они, насколько мало сил ныне в его руках. Кажется, нет.
– Я подумаю над вашими словами, – для пущей важности хмурясь, изрек Намму. – Но я верю, что справедливость восторжествует. Ибо наш бог – бог истинный. Ступайте и передайте, что я не оставлю народ свой без попечения и защиты.
«Кто бы меня нынче защитил», – мелькнуло у него в голове. И словно в ответ всплыл недавний вопрос старца Амердата: «Готов ли ты предстать пред врагом, полагаясь лишь на божью волю?»
«Готов!» – вновь проговорил он про себя.
Представители общины удалились, похоже, вполне удовлетворенные ответом. Он же остался в полупустом дворце, в котором вместо обычных придворных по коридорам разгуливали ветры, да в трубах водоводов журчали дождевые потоки.
«Сейчас нельзя останавливаться и делать передышку, – сам себе говорил Намму. – Как учил старик Абодар: „Пока твой противник не восстановил дыхание, нужно или нападать, или бежать“. Лучше бы сейчас нападать, но как? Убежать? – Намму внезапно остро ощутил, что как бы сейчас ни сложилось дело, но без Сусанны покидать Вавилон он не намерен!
«Если бы еще этот камень прихватить с собой!» – мелькнула в его мозгу шальная мысль. Как ни отгонял он ее, горящая в синеве звезда не шла из его воображения. Углубленный в свои размышления, он не услышал, как вошел слуга. Тот замер на пороге, робея и не решаясь отвлечь боговдохновенного царевича от его созерцаний. Как и большая часть дворцовой челяди, он смотрел на Даниила с чувством почтительного страха. Еще бы! В свои шестьдесят с лишним лет царевич выглядел так, будто едва переступил порог тридцатилетия. И только суровый вид его, да черные глаза, временами ярко вспыхивающие под нависшими густыми бровями, выдавали в нем человека недюжинного, необычайного.
Наконец углубленный в размышления Даниил удостоил замершего слугу взглядом.
– Тут желают войти… – запинаясь, начал смотритель покоев.
Намму обвел недоуменным взором комнату в поисках забытых недавними гостями вещей.
– Что бы они ни потеряли, здесь этого нет.
– К господину моему пожаловал жрец, – понижая голос, наконец решился вымолвить слуга. – Жрец Мардука.
Они глядели друг на друга, не решаясь начать разговор. Было слышно, как шумят под дождем листья на дворцовой галерее и перекрикивается ночная стража.
– Меня зовут Халаб, сын Мардукая, – наконец прервал молчание жрец. – Я состою…
– Да, я видел тебя сегодня днем по правую руку от Гауматы, – кивнул Даниил. – Это он прислал тебя?
– Он ничего не знает о моем приходе и, смею надеяться, не узнает.
Глаза Даниила удивленно расширились.
– Я вижу твое недоумение, – проговорил Халаб с той уверенностью в голосе, которая бывает у людей, принявших едва ли не важнейшее в своей жизни решение. – Я хочу просить тебя сохранить в тайне наш разговор, ибо верю, что мы сможем быть друг другу полезными.
Даниил слушал его, не перебивая. Скорее всего именно этого сейчас больше всего и хотелось молодому жрецу.
– Я наблюдал за тобой с того дня, как ты появился здесь, в царском дворце, когда на стене были начертаны пылающие огнем письмена. Я слышал, как ты прочел их, и вижу, как исполняются твои пророчества. И хотя всем известно, что я тверд в вере своей, но солнце не станет луной оттого, что кому-то из нас так угодно. Я готов подтвердить и на алтаре Мардука, что слова твои – сущая правда! Воистину, наступает время. Новое время! И все, кто намерен жить, как прежде, не ведают, что творят. Удел их – блуждать во тьме и, срываясь с высоты, разбиваться о камни.
– Ты говоришь о Верховном жреце? – настороженно предположил Намму.
– Он – верный слуга Мардука, – с долей равнодушия в голосе проговорил Халаб. – Вероятно, даже вернейший из его слуг. Но его нежелание признать истину несет лишь беду Вавилону.
– О чем ты?
– Немало есть доказательств, неумолимых доказательств, что Господь твой, Даниил, есть бог великий. Ты признаешь его единственным, я не желаю спорить о том с тобой. Быть может, ты и прав, быть может, бог и впрямь един. И все имена его – не что иное, как разные прозвания в беспредельном величии и многообразии его. Ведь если в каждом городе имена людские звучат на разные лады, не так ли станется и с именем Божьим? Но я о другом. Ни у кого в Вавилоне не вызывает сомнения ни твой пророческий дар, ни божья сила, приходящая в мир через тебя. Верховный жрец понимает это не хуже всякого. Но он выбрал войну, я же предлагаю мир.
– Валтасар в прославленной мудрости своей уже объявил этот мир, даровав право эбореям вольно славить нашего бога.
– Это так. Но жрецы Мардука не подвластны Валтасару. Они слушают лишь воплощение Бога на земле – его Верховного жреца. И покуда он не признает то, что уже признано царем, они не смирятся.
– Что же ты предлагаешь, Халаб, сын Мардукая?
– Я уже сказал – мир, и мою помощь в обмен на твою.
– Вот как? Чем же ты можешь помочь мне?
– Я знаю, что никакого заговора эбореев не было и в помине. Иезекия никого не убивал. К тому же убитый вовсе не был жрецом. Он был ловким воришкой, который по приказу Верховного жреца немало постарался, чтобы возбудить подозрение у несчастного лавочника по поводу его дочери.
В ночь убийства он полагал, что выслеживает Сусанну. Но то была не она. В ее платье нарядили девицу, сходную с ней ростом и фигурой, из тех, что предлагают себя за монетку у храма Иштар.
Душевная боль застила очи бедному отцу и привела его в западню, точно птицу в силки. В то время как один из наемных убийц оглушил дубинкой Иезекию, второй заколол его мнимого обидчика. Сама же девушка вплоть до последнего дня ни о чем не догадывалась. И конечно же, она не брала и не могла взять «Дыхание Мардука», или как его величаете вы, эбореи, «Душу Первозавета». Я сам получил этот сампир из рук Верховного жреца и на краткий миг передал его командиру отряда храмовой стражи, обыскивавшего дом.
– Но мятежники? – со все большим негодованием слушая жреца, воскликнул Даниил. – Ведь они действительно были.
– О да, – грустно вздохнул Халаб. – Бедный юноша! Чересчур горячий, чтобы быть умным. Увы, это я убедил Арье Сиккария и его соратников напасть на тюрьму. Таков был приказ Верховного жреца. Я составил им план и был с ними до последнего их мгновения. Все же остальные, кто обвинялся в попытке мятежа, не имели о нем ни малейшего представления. Бедный старик Алуф Раппа в последние месяцы и ходил-то с трудом. Куда уж ему было поднимать восстание? Я действовал по приказу Верховного жреца, но сердце мое обливается кровью, и кровью наполнена чаша моего терпения. Чудо, совершенное тобою нынче у ступеней храма Мардука, – лишь очередное доказательство тому, что все коварство, все козни – ничто, пыль, развеянная ветром пред истиной.
Жрец замолк, переводя дыхание.
– И чего же ты хочешь от меня, Халаб? – ошеломленный услышанным, негромко проговорил Даниил.
– Истина должна восторжествовать, – гордо заявил жрец. – Но я верю в Мардука и склонен думать, что именно он надоумил меня прийти к тебе. Неправедность Верховного жреца не должна залить кровью вавилонское царство. И если… – Он замялся.
– Гаумата недостоин быть Верховным жрецом, ему пора ступить на Дорогу Последнего Умиротворения.
– Ты займешь его место? – видя, к чему клонит гость, чуть заметно усмехнулся пророк.
– Да, я должен буду занять его место, – не смущаясь, подтвердил молодой жрец. – Но речь не о том. Если Мардук, в чьей власти таблицы судеб, назначил мне долгий век, я все равно бы стал Верховным жрецом. Я же говорю о другом. Вавилон не зря носит имя Врата Бога. Это Врата Мардука. И, прости, Даниил, мне горько видеть, что все новые и новые люди нашего племени ищут у тебя иного божьего слова, противного тому, которое оглашаем мы. Ваш бог обещал эбореям обетованную землю, и он дал ее. Когда я стану Верховным жрецом, а я верую непреложно, что этот день наступит вскорости, я буду просить царя отпустить народ твой в земли ваших праотцев. И потому ныне хочу знать твердо, что ты, Даниил, поведешь его отсюда!
– Я… – Даниил с трудом поверил, что не ослышался. – Я согласен, Халаб, сын Мардукая.
Полдня Кархан метался по лагерю и его окрестностям, пытаясь отыскать пропавшего царевича Даниила. Отошедший от первой досады Валтасар, поразмыслив над словами мудрого советника, нашел их, быть может, и не отвечающими вполне на его вопрос, но оттого не менее разумными.
«В конце концов, – со вздохом признал Валтасар, – мне, а не ему Мардук назначил быть царем Вавилона». И сказав это, немедля поручил Кархану привести к нему отосланного прочь Даниила. Но приказать было куда легче, чем исполнить. Ни в лагере, ни в его окрестностях пророка никто не видел. В голове Руслана Караханова уже роились самые мрачные мысли касательно участи эборейского царевича, когда вдруг навстречу ему попался задумчиво шагающий по горной тропинке старец Амердат.
– Он в Вавилоне, – как ни в чем не бывало объявил командиру царских телохранителей беззаботный хронист. Кархан уставился на него, сильно подозревая, что мудрый старик в конце концов все-таки выжил из ума.
– Гаумата затеял истребить эбореев, – все тем же тоном продолжал объяснять толкователь хода светил и небесных знаков. – Поэтому Даниилу понадобилось срочно оказаться в столице. Но тебе не о чем волноваться. За ним присмотрят. Волос не упадет с его головы.
– Ты все же очень странный человек, Амердат, – пробормотал грозный скиф, недоумевая по поводу столь нелепого сообщения.
Но, видно, на роду Руслану Караханову было написано удивляться сегодня на всю катушку.
– Скиф! – раздался на канале связи ошарашенный голос штурмана. – Глянь-ка!
Еще утром «катерщики» под благовидным предлогом тихо улизнули из лагеря, надеясь в конце концов воспользоваться без суеты и спецэффектов камерой перехода. Идея была хороша, но, увы, неосуществима. Перед внутренним взором Руслана возникла абсолютно ровная, без каких-либо трещин и впадин, скальная поверхность в том месте, где еще совсем недавно красовалась подъемная плита, закрывавшая вход в камеру перехода.
– Что это? – обалдело спросил он.
– Уж и не знаю что, но только это еще не все, – многообещающе сообщил Андрей Сермягин. Он перевел взгляд направо и вверх. Там, словно вывернутая из будильника начинка, на отвесной скале красовался выкорчеванный из горных недр остов самой камеры.
– Не может быть, – прошептал Кархан.
В тот же миг раскаты грома прогрохотали над горными ущельями. Небо продолжало радовать синевой, и только в одном месте пучок молний устремился к гранитной скале, увенчанной остатками камеры перехода.
– Нет!!!– Этот крик не был слышен никому, кроме трех человек в этом мире, но каждый готов был поклясться, что кричал именно он.
– Дерьмо! – подытожил Ральф Карлсон.
ГЛАВА 21
Куцый огонек плясал над глиняным носиком светильни, и шум дождя заглушал слова: «Их можно найти в таверне у моста через канал, по дороге, идущей от ворот Мардука». – Голос Халаба звучал негромко и настороженно. Похоже, он опасался, что если кто-нибудь подслушает их, то ему не только не быть Верховным жрецом, но и синего неба больше не видать. Кому, как не ему, было знать, как скор на расправу его нынешний господин?! Опасения эти были абсолютно беспочвенны. Слуги дворца Валтасара относились к Даниилу с почтением и суеверным опасением. Без особой надобности они старались не приближаться к покоям эборейского принца.
– Зовут их Арах и Сур. В миг, когда Арах заколол воришку Магата, его приятель Сур оглушил Иезекию. Заставь их сознаться, и Гаумата не сможет более никого обмануть. – Жрец еще раз опасливо глянул по сторонам и направился к двери. – Смотри же, не забудь о нашем уговоре! – Он бесшумно приоткрыл дверь и исчез за порогом, точно растворился в ночной тьме.
Даниил остался в одиночестве. Он понимал, что все высокопарные слова недавнего посетителя – не более, чем туман, в котором молодой властолюбец пытается скрыть немудрящую интригу. Сколько раз он сам рассказывал всевозможные байки тем, кого собирался оставить без монет. Вот и сейчас он смотрел вслед жрецу, размышляя, в самом ли деле этот ловкач пытается сбросить с пьедестала своего господина, чтобы занять его место, или же это всего лишь хитрая уловка, чтобы заманить его, Намму, в ловушку. Понятное дело, причина, которую назвал ему недавний посетитель, выглядела вполне правдоподобной, но как раз это и настораживало больше всего.
Количество вавилонян, персов, эллинов и вовсе уж неизвестно кого, приходящих к пророку эбореев, чтобы услышать о Боге, росло с внушительной скоростью. Желание удалить из вавилонских стен и сам рассадник заразы, и всех тех, кто был ей подвержен, было понятным в устах будущего Верховного жреца Мардука. Но «понятно» не означает «истинно». И все же, все же.
Однако иного способа восстановить справедливость, кроме как предложенного Халабом, он сейчас не видел. Намму пожалел, что рядом нет Кархана и его диких, но верных и грозных воинов. Пожалуй, в ином случае воспитанная с детства осторожность одержала бы верх над порывом, но сейчас у него не было времени ждать. Значит, необходимо все продумать и… положиться на милость Божью. Или, вернее, на то, что его, Намму, планы совпадают с планами Господа.
Он вызвал чтеца. Последнее время Даниил часто призывал к себе одного из грамотеев, сведущих в эборейском языке, чтобы послушать сказания из их священной книги. После того пятничного случая, когда ему пришлось наспех придумывать толкования богоданных текстов, он взял себе за правило выслушивать и сами тексты, и, насколько возможно, комментарии к ним. Сейчас же, в дни вынужденной бессонницы, чтение стало еженощным ритуалом.
Долгобородый чтец держал в руках Писание, не свиток, а по манере, принятой в Библе, нарезанные аккуратными прямоугольниками листы, зажатые между деревянными, богато украшенными пластинами. Даниил глядел на него, на пламя, взвивающееся над принесенными факелами, и усиленно пытался сосредоточиться на словах Писания.
Мысль никак не шла в голову, помимо воли она уносилась туда, где в заточение томились Сусанна, ее отец и одураченные «повстанцы».
– …по какой бы дороге ни шел глупый, у него всегда недостает смысла, и всякому он выскажет, что он глуп, – эти слова достигли сознания Намму, выводя его из оцепенения.
– Что? – невольно переспросил он.
– Видел я рабов на конях, и князей, ходящих, подобно рабам, пешком, – неуверенно продолжил чтец, не понимая, к чему относится вопрос. – Кто копает яму, тот упадет в нее, кто разрушает ограду, того ужалит змий.
– Да, – кивнул Даниил, – так и есть.
Дослушав слова Экклезиаста, он милостиво отпустил служителя и остался наедине со своими мыслями. Не он копал яму и не он разрушал ограду и, стало быть, воздаяние должно настигнуть того, кто затеял все это злодейство.
Он прикрыл глаза и снова открыл их. Конечно же, стоило ли сомневаться! Призрак, белесый, но уже почти не прозрачный, стоял перед ним, впившись холодным взглядом в его глаза. На скулах Намму вздулись желваки. Он сжал зубы до хруста, но все же не отвел зрачков от леденящего душу зрелища.
«Господь – моя защита, – про себя проговорил он, не ведая, откуда и почему пришли ему эти слова. – На тебя, Господи, уповаю, да не посрамлюсь вовек!»
Призрак стоял рядом неподвижно и с невысказанным укором глядел на него. «Вот так вот, – пробормотал себе под нос Намму. – Ну что ж…»
Он сам не знал, откуда взялась эта смелость. Считанные дни назад он бы дал стрекача, бежал бы в ужасе что было сил. Сейчас же то ли усталость притупила страх, то ли предстоящее дело оказалось важнее его собственной жизни. Для него, во всяком случае, важнее. Даниил хлопнул в ладоши, вызывая дворецкого. Тот появился незамедлительно и склонил голову, ожидая приказа могущественного царского любимца.
– Принеси мне кувшин хиосского вина, как водится, с тимьяном, корицей и медом.
– Желаете также и воду? – уточнил слуга.
– Э, нет, – не спуская взгляда с призрака, мотнул головой Намму. – Этого не надо. И две чаши, – неожиданно для самого себя, произнес он.
– Ваш гость еще вернется?
Удивление Даниила было столь велико, что на мгновение он даже забыл о бестелесном посетителе. К счастью, почтительный хранитель его покоев не смел поднять глаз на господина и потому не мог по достоинству оценить ошарашенное выражение на его лице. А то бы, вероятно, задумался, уж не переутомился ли, часом, эборейский пророк.
– Быть может, – уклончиво выдавил Намму. – Ты принеси.
Затем, дождавшись, пока слуга выйдет, проговорил, едва сдерживая мелкую дрожь:
– Желаешь испить чашу вместе со мной или тебе довольно одного только духа вина?
Маленькая каморка, отгороженная от внешнего мира толстой дверью, в последние дни была пристанищем Сусанны. Ни свет, ни звук не проникали сюда. Единственное, что несколько разнообразило ее жизнь здесь – это появление надзирателя, приносившего каждое утро миску водянистой похлебки и сухую ячменную лепешку. Перед тем как войти, сквозь небольшое оконце в двери надзиратель требовал от девушки забиться в дальний угол камеры и сидеть там неподвижно, пока он, оставив еду, не выйдет в коридор.
Даже сейчас, когда жизнь казалась ей почти оконченной, Сусанну забавляла эта предосторожность. Можно было подумать, что ей, тонкой и хрупкой, удастся совладать в потасовке с сильным, вооруженным тюремщиком.
Когда той ночью ее привезли во дворец Мардука, один из жрецов пытался убедить ее сознаться, что она действовала по указке царевича Даниила, именуемого среди эбореев пророком. Он говорил, что судьи могут простить ее преступление, ибо этот самый царевич не так давно спас ей жизнь, и она чувствовала себя обязанной; что она так молода и неопытна и что ей не стоит гибнуть почем зря; что им все известно. Сусанна пыталась было протестовать, а затем умолкла и только глядела исподлобья на допросчика, не проронив больше ни звука. С тех пор о ней словно забыли, и лишь надсмотрщик, как бы между делом, бормотал, принося ей скудную еду, что, будь она поумнее да посообразительнее, не томилась бы здесь.
Сусанна проводила в полудреме большую часть дня. Каменный приступок, выполнявший здесь роль лежанки, был вечно холоден. Когда б не куцая соломенная подстилка, сырость каменной перины была бы и вовсе невыносима.
Шорох отодвигаемого засова вернул ее к яви. Она даже не успела повернуться к двери, как чья-то тяжелая рука прижала ее голову к лежанке, а вторая закрыла рот.
– Тихо, – прошептал неизвестный. – Даниил уже в столице. Он помнит о тебе и спасет. Будут предлагать бежать – откажись. – Неведомый гость сделал короткую паузу. – И не оборачивайся.
Прошло не больше одного мгновения. Незнакомец исчез, точно и не было его вовсе. Словно пригрезился он измученной одиночеством девушке. Сусанна уселась на каменной скамье. Нет, это ей не приснилось. Она пощупала свою щеку, все еще хранившую ощущение тяжелой мужской ладони. Кем бы ни был ночной гость, но к числу тюремной стражи он не принадлежал. Ладонь незнакомца пахла сандаловым деревом и еще каким-то дорогим благовонием. Девушка постаралась вновь до малейших деталей восстановить картину произошедшего. Так и есть! Голос нежданного посетителя показался ей странно знакомым. Она уже где-то слышала его раньше, хотя, как ни билась, не могла вспомнить где.
Даниил уже в городе! Это было невозможно, но если так… Сердце девушки застучало, словно требуя выпустить его, чтобы могло оно умчаться к тому, кому она так и не решилась сказать о своей любви.
Дверь вновь заскрипела. «Неужели уже утро?» – удивленно подумала Сусанна. По ее ощущениям, надзиратель должен был прийти еще не скоро. Но это был он, на этот раз без миски с едой.
– Тихо, девочка, – негромко проговорил он. – Тихо, или ты погубишь всех нас. Я на твоей стороне. Я слушал вашего пророка, и теперь я с вами!
Тюремщик говорил быстро и запальчиво, подходя все ближе:
– Он примчался в столицу. Доверься мне, я отведу тебя к нему. До рассвета еще два часа. Стража либо спит, либо пьет вино и играет в кости. Никто не заметит, что ты исчезла. С утра я заявлю, что бодрствовал здесь всю ночь и не ведаю, куда ты пропала. Все сочтут это еще одним чудом, на которое Даниил большой мастак. Он вчера на площади такое устроил! Укроешься покуда у него, туда соваться поостерегутся.
Надсмотрщик ухватил Сусанну за руку так сильно, что ее запястье вмиг онемело. Она слушала в недоумении, не зная, верить ему или же неведомому гостю и его предостережению.
– Я не пойду! – наконец решилась Сусанна.
– Безумная! – уже громче выпалил страж. – Твоя жизнь в руках Верховного жреца. Это лишает Даниила возможности действовать. Ты нужна ему на свободе.
«Я нужна ему? – У Сусанны перехватило дыхание от неожиданного известия. – Неужели?!»
И все же она вновь проговорила упрямо, безнадежно пытаясь вырвать руку из живых клещей:
– Нет, я не пойду!
– Идем со мной, глупая! Он приказал тебя привести. Давай пошевеливайся!
Сусанна с невесть откуда взявшейся силой выдернула руку. Даниил рассказывал, пояснял, просил, увещевал, предлагал, но никогда не приказывал! Она не могла себе его представить, отдающим приказы!
– А-а-а! – закричала она что есть мочи. – Спасите! На помощь!!!
Надзиратель вновь ухватил ее, на этот раз за плечо. Но едва успел он дотащить Сусанну до двери, как из коридора раздался властный голос:
– Что здесь происходит?
В коридоре послышались лязг оружия и стук опускаемых на пол копий.
– Приказ, – тихо промямлил тюремщик.
– Оставь ее! Закрой дверь и следуй за мной!
Судя по всему, идея ослушаться властного голоса, звучавшего в полутьме темничного прохода, даже в голову не приходила ошеломленному стражнику. Едва послышался снаружи скрип задвигающегося засова, девушка опустилась на пол и зарыдала, обхватив руками колени.
«За что наказываешь ты меня, Господи? – причитала она. – В чем виновна я перед тобой? Или испытываешь ты веру мою? Когда б не этот неведомый…» – Она оборвала мысль на полуслове и прикрыла рот, чтобы не вскрикнуть. Голос, только что скомандовавший отпустить ее, а до того предупредивший о побеге, принадлежал одному и тому же человеку!
Гаумата смотрел раздраженно, как обычно смотрят на тех, кто приносит недобрые вести. Впрочем, так оно и было. Молодой жрец, стоящий перед ним, понурив голову, сообщал неприятные известия.
– Она не пожелала бежать, мой господин, – виновато сообщал Халаб. – Подняла крик и вырывалась, точно ее собирались отправить на невольничий рынок.
– Может, это было бы к лучшему, – буркнул Гаумата.
– Я не рискнул тащить ее силой. Визги, крик. Кто бы поверил в такой побег?
– Тот, кто пожелает верить, уверует, – оборвал его хмурый собеседник.
– Эти поверят всегда, – согласился Халаб. – Но как же остальные? Ведь именно они интересуют нас сейчас более всего.
– Делай свое дело! – хмуро прервал его рассуждения Верховный жрец. – Стало быть, догнать беглянку на ступенях царского дворца не удастся. – Раздраженный Гаумата уставился на золотую голову чудовища, украшающего его посох. – Что это вдруг вздумалось этой глупой девчонке?
– Кто ее поймет. Быть может, она заподозрила надзирателя?
Их разговор был прерван появлением одного из храмовых служителей.
– Чего тебе? – мрачно глядя на слугу, склоненного в приветствии, огрызнулся Гаумата.
– Там, у входа в храм, – негромко начал привратник, – человек. Он говорит, что он хозяин таверны на берегу канала.
– И что с того?
– Он говорит, что ему нужен высокомудрый Халаб.
Лицо Гауматы приняло удивленное выражение. Он поглядел на своего подручного.
– Что общего у тебя с каким-то хозяином таверны?
– Этот человек, – наклоняясь к уху Верховного жреца, тихо проговорил сын Мардукая, – помог мне отыскать парней, которые нынче свидетельствуют против Иезекии.
– Вот как? – Глаза Верховного жреца мрачно блеснули. – Тогда пусть этого мошенника приведут сюда.
Спустя несколько минут перед горделивыми жрецами переминался с ноги на ногу одутловатый толстяк с испуганно-хитрым выражением лица.
Но, как бы там ни было, первую схватку он выиграл, не понимая как и не ведая, у кого спрашивать тому разъяснений.
Он глядел на лучших представителей общины, размышляя, осознают ли они, насколько мало сил ныне в его руках. Кажется, нет.
– Я подумаю над вашими словами, – для пущей важности хмурясь, изрек Намму. – Но я верю, что справедливость восторжествует. Ибо наш бог – бог истинный. Ступайте и передайте, что я не оставлю народ свой без попечения и защиты.
«Кто бы меня нынче защитил», – мелькнуло у него в голове. И словно в ответ всплыл недавний вопрос старца Амердата: «Готов ли ты предстать пред врагом, полагаясь лишь на божью волю?»
«Готов!» – вновь проговорил он про себя.
Представители общины удалились, похоже, вполне удовлетворенные ответом. Он же остался в полупустом дворце, в котором вместо обычных придворных по коридорам разгуливали ветры, да в трубах водоводов журчали дождевые потоки.
«Сейчас нельзя останавливаться и делать передышку, – сам себе говорил Намму. – Как учил старик Абодар: „Пока твой противник не восстановил дыхание, нужно или нападать, или бежать“. Лучше бы сейчас нападать, но как? Убежать? – Намму внезапно остро ощутил, что как бы сейчас ни сложилось дело, но без Сусанны покидать Вавилон он не намерен!
«Если бы еще этот камень прихватить с собой!» – мелькнула в его мозгу шальная мысль. Как ни отгонял он ее, горящая в синеве звезда не шла из его воображения. Углубленный в свои размышления, он не услышал, как вошел слуга. Тот замер на пороге, робея и не решаясь отвлечь боговдохновенного царевича от его созерцаний. Как и большая часть дворцовой челяди, он смотрел на Даниила с чувством почтительного страха. Еще бы! В свои шестьдесят с лишним лет царевич выглядел так, будто едва переступил порог тридцатилетия. И только суровый вид его, да черные глаза, временами ярко вспыхивающие под нависшими густыми бровями, выдавали в нем человека недюжинного, необычайного.
Наконец углубленный в размышления Даниил удостоил замершего слугу взглядом.
– Тут желают войти… – запинаясь, начал смотритель покоев.
Намму обвел недоуменным взором комнату в поисках забытых недавними гостями вещей.
– Что бы они ни потеряли, здесь этого нет.
– К господину моему пожаловал жрец, – понижая голос, наконец решился вымолвить слуга. – Жрец Мардука.
Они глядели друг на друга, не решаясь начать разговор. Было слышно, как шумят под дождем листья на дворцовой галерее и перекрикивается ночная стража.
– Меня зовут Халаб, сын Мардукая, – наконец прервал молчание жрец. – Я состою…
– Да, я видел тебя сегодня днем по правую руку от Гауматы, – кивнул Даниил. – Это он прислал тебя?
– Он ничего не знает о моем приходе и, смею надеяться, не узнает.
Глаза Даниила удивленно расширились.
– Я вижу твое недоумение, – проговорил Халаб с той уверенностью в голосе, которая бывает у людей, принявших едва ли не важнейшее в своей жизни решение. – Я хочу просить тебя сохранить в тайне наш разговор, ибо верю, что мы сможем быть друг другу полезными.
Даниил слушал его, не перебивая. Скорее всего именно этого сейчас больше всего и хотелось молодому жрецу.
– Я наблюдал за тобой с того дня, как ты появился здесь, в царском дворце, когда на стене были начертаны пылающие огнем письмена. Я слышал, как ты прочел их, и вижу, как исполняются твои пророчества. И хотя всем известно, что я тверд в вере своей, но солнце не станет луной оттого, что кому-то из нас так угодно. Я готов подтвердить и на алтаре Мардука, что слова твои – сущая правда! Воистину, наступает время. Новое время! И все, кто намерен жить, как прежде, не ведают, что творят. Удел их – блуждать во тьме и, срываясь с высоты, разбиваться о камни.
– Ты говоришь о Верховном жреце? – настороженно предположил Намму.
– Он – верный слуга Мардука, – с долей равнодушия в голосе проговорил Халаб. – Вероятно, даже вернейший из его слуг. Но его нежелание признать истину несет лишь беду Вавилону.
– О чем ты?
– Немало есть доказательств, неумолимых доказательств, что Господь твой, Даниил, есть бог великий. Ты признаешь его единственным, я не желаю спорить о том с тобой. Быть может, ты и прав, быть может, бог и впрямь един. И все имена его – не что иное, как разные прозвания в беспредельном величии и многообразии его. Ведь если в каждом городе имена людские звучат на разные лады, не так ли станется и с именем Божьим? Но я о другом. Ни у кого в Вавилоне не вызывает сомнения ни твой пророческий дар, ни божья сила, приходящая в мир через тебя. Верховный жрец понимает это не хуже всякого. Но он выбрал войну, я же предлагаю мир.
– Валтасар в прославленной мудрости своей уже объявил этот мир, даровав право эбореям вольно славить нашего бога.
– Это так. Но жрецы Мардука не подвластны Валтасару. Они слушают лишь воплощение Бога на земле – его Верховного жреца. И покуда он не признает то, что уже признано царем, они не смирятся.
– Что же ты предлагаешь, Халаб, сын Мардукая?
– Я уже сказал – мир, и мою помощь в обмен на твою.
– Вот как? Чем же ты можешь помочь мне?
– Я знаю, что никакого заговора эбореев не было и в помине. Иезекия никого не убивал. К тому же убитый вовсе не был жрецом. Он был ловким воришкой, который по приказу Верховного жреца немало постарался, чтобы возбудить подозрение у несчастного лавочника по поводу его дочери.
В ночь убийства он полагал, что выслеживает Сусанну. Но то была не она. В ее платье нарядили девицу, сходную с ней ростом и фигурой, из тех, что предлагают себя за монетку у храма Иштар.
Душевная боль застила очи бедному отцу и привела его в западню, точно птицу в силки. В то время как один из наемных убийц оглушил дубинкой Иезекию, второй заколол его мнимого обидчика. Сама же девушка вплоть до последнего дня ни о чем не догадывалась. И конечно же, она не брала и не могла взять «Дыхание Мардука», или как его величаете вы, эбореи, «Душу Первозавета». Я сам получил этот сампир из рук Верховного жреца и на краткий миг передал его командиру отряда храмовой стражи, обыскивавшего дом.
– Но мятежники? – со все большим негодованием слушая жреца, воскликнул Даниил. – Ведь они действительно были.
– О да, – грустно вздохнул Халаб. – Бедный юноша! Чересчур горячий, чтобы быть умным. Увы, это я убедил Арье Сиккария и его соратников напасть на тюрьму. Таков был приказ Верховного жреца. Я составил им план и был с ними до последнего их мгновения. Все же остальные, кто обвинялся в попытке мятежа, не имели о нем ни малейшего представления. Бедный старик Алуф Раппа в последние месяцы и ходил-то с трудом. Куда уж ему было поднимать восстание? Я действовал по приказу Верховного жреца, но сердце мое обливается кровью, и кровью наполнена чаша моего терпения. Чудо, совершенное тобою нынче у ступеней храма Мардука, – лишь очередное доказательство тому, что все коварство, все козни – ничто, пыль, развеянная ветром пред истиной.
Жрец замолк, переводя дыхание.
– И чего же ты хочешь от меня, Халаб? – ошеломленный услышанным, негромко проговорил Даниил.
– Истина должна восторжествовать, – гордо заявил жрец. – Но я верю в Мардука и склонен думать, что именно он надоумил меня прийти к тебе. Неправедность Верховного жреца не должна залить кровью вавилонское царство. И если… – Он замялся.
– Гаумата недостоин быть Верховным жрецом, ему пора ступить на Дорогу Последнего Умиротворения.
– Ты займешь его место? – видя, к чему клонит гость, чуть заметно усмехнулся пророк.
– Да, я должен буду занять его место, – не смущаясь, подтвердил молодой жрец. – Но речь не о том. Если Мардук, в чьей власти таблицы судеб, назначил мне долгий век, я все равно бы стал Верховным жрецом. Я же говорю о другом. Вавилон не зря носит имя Врата Бога. Это Врата Мардука. И, прости, Даниил, мне горько видеть, что все новые и новые люди нашего племени ищут у тебя иного божьего слова, противного тому, которое оглашаем мы. Ваш бог обещал эбореям обетованную землю, и он дал ее. Когда я стану Верховным жрецом, а я верую непреложно, что этот день наступит вскорости, я буду просить царя отпустить народ твой в земли ваших праотцев. И потому ныне хочу знать твердо, что ты, Даниил, поведешь его отсюда!
– Я… – Даниил с трудом поверил, что не ослышался. – Я согласен, Халаб, сын Мардукая.
Полдня Кархан метался по лагерю и его окрестностям, пытаясь отыскать пропавшего царевича Даниила. Отошедший от первой досады Валтасар, поразмыслив над словами мудрого советника, нашел их, быть может, и не отвечающими вполне на его вопрос, но оттого не менее разумными.
«В конце концов, – со вздохом признал Валтасар, – мне, а не ему Мардук назначил быть царем Вавилона». И сказав это, немедля поручил Кархану привести к нему отосланного прочь Даниила. Но приказать было куда легче, чем исполнить. Ни в лагере, ни в его окрестностях пророка никто не видел. В голове Руслана Караханова уже роились самые мрачные мысли касательно участи эборейского царевича, когда вдруг навстречу ему попался задумчиво шагающий по горной тропинке старец Амердат.
– Он в Вавилоне, – как ни в чем не бывало объявил командиру царских телохранителей беззаботный хронист. Кархан уставился на него, сильно подозревая, что мудрый старик в конце концов все-таки выжил из ума.
– Гаумата затеял истребить эбореев, – все тем же тоном продолжал объяснять толкователь хода светил и небесных знаков. – Поэтому Даниилу понадобилось срочно оказаться в столице. Но тебе не о чем волноваться. За ним присмотрят. Волос не упадет с его головы.
– Ты все же очень странный человек, Амердат, – пробормотал грозный скиф, недоумевая по поводу столь нелепого сообщения.
Но, видно, на роду Руслану Караханову было написано удивляться сегодня на всю катушку.
– Скиф! – раздался на канале связи ошарашенный голос штурмана. – Глянь-ка!
Еще утром «катерщики» под благовидным предлогом тихо улизнули из лагеря, надеясь в конце концов воспользоваться без суеты и спецэффектов камерой перехода. Идея была хороша, но, увы, неосуществима. Перед внутренним взором Руслана возникла абсолютно ровная, без каких-либо трещин и впадин, скальная поверхность в том месте, где еще совсем недавно красовалась подъемная плита, закрывавшая вход в камеру перехода.
– Что это? – обалдело спросил он.
– Уж и не знаю что, но только это еще не все, – многообещающе сообщил Андрей Сермягин. Он перевел взгляд направо и вверх. Там, словно вывернутая из будильника начинка, на отвесной скале красовался выкорчеванный из горных недр остов самой камеры.
– Не может быть, – прошептал Кархан.
В тот же миг раскаты грома прогрохотали над горными ущельями. Небо продолжало радовать синевой, и только в одном месте пучок молний устремился к гранитной скале, увенчанной остатками камеры перехода.
– Нет!!!– Этот крик не был слышен никому, кроме трех человек в этом мире, но каждый готов был поклясться, что кричал именно он.
– Дерьмо! – подытожил Ральф Карлсон.
ГЛАВА 21
Переходя дорогу не на тот свет, помните, что, быть может, переходите ее на тот свет!Пособие для пешеходов-любителей
Куцый огонек плясал над глиняным носиком светильни, и шум дождя заглушал слова: «Их можно найти в таверне у моста через канал, по дороге, идущей от ворот Мардука». – Голос Халаба звучал негромко и настороженно. Похоже, он опасался, что если кто-нибудь подслушает их, то ему не только не быть Верховным жрецом, но и синего неба больше не видать. Кому, как не ему, было знать, как скор на расправу его нынешний господин?! Опасения эти были абсолютно беспочвенны. Слуги дворца Валтасара относились к Даниилу с почтением и суеверным опасением. Без особой надобности они старались не приближаться к покоям эборейского принца.
– Зовут их Арах и Сур. В миг, когда Арах заколол воришку Магата, его приятель Сур оглушил Иезекию. Заставь их сознаться, и Гаумата не сможет более никого обмануть. – Жрец еще раз опасливо глянул по сторонам и направился к двери. – Смотри же, не забудь о нашем уговоре! – Он бесшумно приоткрыл дверь и исчез за порогом, точно растворился в ночной тьме.
Даниил остался в одиночестве. Он понимал, что все высокопарные слова недавнего посетителя – не более, чем туман, в котором молодой властолюбец пытается скрыть немудрящую интригу. Сколько раз он сам рассказывал всевозможные байки тем, кого собирался оставить без монет. Вот и сейчас он смотрел вслед жрецу, размышляя, в самом ли деле этот ловкач пытается сбросить с пьедестала своего господина, чтобы занять его место, или же это всего лишь хитрая уловка, чтобы заманить его, Намму, в ловушку. Понятное дело, причина, которую назвал ему недавний посетитель, выглядела вполне правдоподобной, но как раз это и настораживало больше всего.
Количество вавилонян, персов, эллинов и вовсе уж неизвестно кого, приходящих к пророку эбореев, чтобы услышать о Боге, росло с внушительной скоростью. Желание удалить из вавилонских стен и сам рассадник заразы, и всех тех, кто был ей подвержен, было понятным в устах будущего Верховного жреца Мардука. Но «понятно» не означает «истинно». И все же, все же.
Однако иного способа восстановить справедливость, кроме как предложенного Халабом, он сейчас не видел. Намму пожалел, что рядом нет Кархана и его диких, но верных и грозных воинов. Пожалуй, в ином случае воспитанная с детства осторожность одержала бы верх над порывом, но сейчас у него не было времени ждать. Значит, необходимо все продумать и… положиться на милость Божью. Или, вернее, на то, что его, Намму, планы совпадают с планами Господа.
Он вызвал чтеца. Последнее время Даниил часто призывал к себе одного из грамотеев, сведущих в эборейском языке, чтобы послушать сказания из их священной книги. После того пятничного случая, когда ему пришлось наспех придумывать толкования богоданных текстов, он взял себе за правило выслушивать и сами тексты, и, насколько возможно, комментарии к ним. Сейчас же, в дни вынужденной бессонницы, чтение стало еженощным ритуалом.
Долгобородый чтец держал в руках Писание, не свиток, а по манере, принятой в Библе, нарезанные аккуратными прямоугольниками листы, зажатые между деревянными, богато украшенными пластинами. Даниил глядел на него, на пламя, взвивающееся над принесенными факелами, и усиленно пытался сосредоточиться на словах Писания.
Мысль никак не шла в голову, помимо воли она уносилась туда, где в заточение томились Сусанна, ее отец и одураченные «повстанцы».
– …по какой бы дороге ни шел глупый, у него всегда недостает смысла, и всякому он выскажет, что он глуп, – эти слова достигли сознания Намму, выводя его из оцепенения.
– Что? – невольно переспросил он.
– Видел я рабов на конях, и князей, ходящих, подобно рабам, пешком, – неуверенно продолжил чтец, не понимая, к чему относится вопрос. – Кто копает яму, тот упадет в нее, кто разрушает ограду, того ужалит змий.
– Да, – кивнул Даниил, – так и есть.
Дослушав слова Экклезиаста, он милостиво отпустил служителя и остался наедине со своими мыслями. Не он копал яму и не он разрушал ограду и, стало быть, воздаяние должно настигнуть того, кто затеял все это злодейство.
Он прикрыл глаза и снова открыл их. Конечно же, стоило ли сомневаться! Призрак, белесый, но уже почти не прозрачный, стоял перед ним, впившись холодным взглядом в его глаза. На скулах Намму вздулись желваки. Он сжал зубы до хруста, но все же не отвел зрачков от леденящего душу зрелища.
«Господь – моя защита, – про себя проговорил он, не ведая, откуда и почему пришли ему эти слова. – На тебя, Господи, уповаю, да не посрамлюсь вовек!»
Призрак стоял рядом неподвижно и с невысказанным укором глядел на него. «Вот так вот, – пробормотал себе под нос Намму. – Ну что ж…»
Он сам не знал, откуда взялась эта смелость. Считанные дни назад он бы дал стрекача, бежал бы в ужасе что было сил. Сейчас же то ли усталость притупила страх, то ли предстоящее дело оказалось важнее его собственной жизни. Для него, во всяком случае, важнее. Даниил хлопнул в ладоши, вызывая дворецкого. Тот появился незамедлительно и склонил голову, ожидая приказа могущественного царского любимца.
– Принеси мне кувшин хиосского вина, как водится, с тимьяном, корицей и медом.
– Желаете также и воду? – уточнил слуга.
– Э, нет, – не спуская взгляда с призрака, мотнул головой Намму. – Этого не надо. И две чаши, – неожиданно для самого себя, произнес он.
– Ваш гость еще вернется?
Удивление Даниила было столь велико, что на мгновение он даже забыл о бестелесном посетителе. К счастью, почтительный хранитель его покоев не смел поднять глаз на господина и потому не мог по достоинству оценить ошарашенное выражение на его лице. А то бы, вероятно, задумался, уж не переутомился ли, часом, эборейский пророк.
– Быть может, – уклончиво выдавил Намму. – Ты принеси.
Затем, дождавшись, пока слуга выйдет, проговорил, едва сдерживая мелкую дрожь:
– Желаешь испить чашу вместе со мной или тебе довольно одного только духа вина?
Маленькая каморка, отгороженная от внешнего мира толстой дверью, в последние дни была пристанищем Сусанны. Ни свет, ни звук не проникали сюда. Единственное, что несколько разнообразило ее жизнь здесь – это появление надзирателя, приносившего каждое утро миску водянистой похлебки и сухую ячменную лепешку. Перед тем как войти, сквозь небольшое оконце в двери надзиратель требовал от девушки забиться в дальний угол камеры и сидеть там неподвижно, пока он, оставив еду, не выйдет в коридор.
Даже сейчас, когда жизнь казалась ей почти оконченной, Сусанну забавляла эта предосторожность. Можно было подумать, что ей, тонкой и хрупкой, удастся совладать в потасовке с сильным, вооруженным тюремщиком.
Когда той ночью ее привезли во дворец Мардука, один из жрецов пытался убедить ее сознаться, что она действовала по указке царевича Даниила, именуемого среди эбореев пророком. Он говорил, что судьи могут простить ее преступление, ибо этот самый царевич не так давно спас ей жизнь, и она чувствовала себя обязанной; что она так молода и неопытна и что ей не стоит гибнуть почем зря; что им все известно. Сусанна пыталась было протестовать, а затем умолкла и только глядела исподлобья на допросчика, не проронив больше ни звука. С тех пор о ней словно забыли, и лишь надсмотрщик, как бы между делом, бормотал, принося ей скудную еду, что, будь она поумнее да посообразительнее, не томилась бы здесь.
Сусанна проводила в полудреме большую часть дня. Каменный приступок, выполнявший здесь роль лежанки, был вечно холоден. Когда б не куцая соломенная подстилка, сырость каменной перины была бы и вовсе невыносима.
Шорох отодвигаемого засова вернул ее к яви. Она даже не успела повернуться к двери, как чья-то тяжелая рука прижала ее голову к лежанке, а вторая закрыла рот.
– Тихо, – прошептал неизвестный. – Даниил уже в столице. Он помнит о тебе и спасет. Будут предлагать бежать – откажись. – Неведомый гость сделал короткую паузу. – И не оборачивайся.
Прошло не больше одного мгновения. Незнакомец исчез, точно и не было его вовсе. Словно пригрезился он измученной одиночеством девушке. Сусанна уселась на каменной скамье. Нет, это ей не приснилось. Она пощупала свою щеку, все еще хранившую ощущение тяжелой мужской ладони. Кем бы ни был ночной гость, но к числу тюремной стражи он не принадлежал. Ладонь незнакомца пахла сандаловым деревом и еще каким-то дорогим благовонием. Девушка постаралась вновь до малейших деталей восстановить картину произошедшего. Так и есть! Голос нежданного посетителя показался ей странно знакомым. Она уже где-то слышала его раньше, хотя, как ни билась, не могла вспомнить где.
Даниил уже в городе! Это было невозможно, но если так… Сердце девушки застучало, словно требуя выпустить его, чтобы могло оно умчаться к тому, кому она так и не решилась сказать о своей любви.
Дверь вновь заскрипела. «Неужели уже утро?» – удивленно подумала Сусанна. По ее ощущениям, надзиратель должен был прийти еще не скоро. Но это был он, на этот раз без миски с едой.
– Тихо, девочка, – негромко проговорил он. – Тихо, или ты погубишь всех нас. Я на твоей стороне. Я слушал вашего пророка, и теперь я с вами!
Тюремщик говорил быстро и запальчиво, подходя все ближе:
– Он примчался в столицу. Доверься мне, я отведу тебя к нему. До рассвета еще два часа. Стража либо спит, либо пьет вино и играет в кости. Никто не заметит, что ты исчезла. С утра я заявлю, что бодрствовал здесь всю ночь и не ведаю, куда ты пропала. Все сочтут это еще одним чудом, на которое Даниил большой мастак. Он вчера на площади такое устроил! Укроешься покуда у него, туда соваться поостерегутся.
Надсмотрщик ухватил Сусанну за руку так сильно, что ее запястье вмиг онемело. Она слушала в недоумении, не зная, верить ему или же неведомому гостю и его предостережению.
– Я не пойду! – наконец решилась Сусанна.
– Безумная! – уже громче выпалил страж. – Твоя жизнь в руках Верховного жреца. Это лишает Даниила возможности действовать. Ты нужна ему на свободе.
«Я нужна ему? – У Сусанны перехватило дыхание от неожиданного известия. – Неужели?!»
И все же она вновь проговорила упрямо, безнадежно пытаясь вырвать руку из живых клещей:
– Нет, я не пойду!
– Идем со мной, глупая! Он приказал тебя привести. Давай пошевеливайся!
Сусанна с невесть откуда взявшейся силой выдернула руку. Даниил рассказывал, пояснял, просил, увещевал, предлагал, но никогда не приказывал! Она не могла себе его представить, отдающим приказы!
– А-а-а! – закричала она что есть мочи. – Спасите! На помощь!!!
Надзиратель вновь ухватил ее, на этот раз за плечо. Но едва успел он дотащить Сусанну до двери, как из коридора раздался властный голос:
– Что здесь происходит?
В коридоре послышались лязг оружия и стук опускаемых на пол копий.
– Приказ, – тихо промямлил тюремщик.
– Оставь ее! Закрой дверь и следуй за мной!
Судя по всему, идея ослушаться властного голоса, звучавшего в полутьме темничного прохода, даже в голову не приходила ошеломленному стражнику. Едва послышался снаружи скрип задвигающегося засова, девушка опустилась на пол и зарыдала, обхватив руками колени.
«За что наказываешь ты меня, Господи? – причитала она. – В чем виновна я перед тобой? Или испытываешь ты веру мою? Когда б не этот неведомый…» – Она оборвала мысль на полуслове и прикрыла рот, чтобы не вскрикнуть. Голос, только что скомандовавший отпустить ее, а до того предупредивший о побеге, принадлежал одному и тому же человеку!
Гаумата смотрел раздраженно, как обычно смотрят на тех, кто приносит недобрые вести. Впрочем, так оно и было. Молодой жрец, стоящий перед ним, понурив голову, сообщал неприятные известия.
– Она не пожелала бежать, мой господин, – виновато сообщал Халаб. – Подняла крик и вырывалась, точно ее собирались отправить на невольничий рынок.
– Может, это было бы к лучшему, – буркнул Гаумата.
– Я не рискнул тащить ее силой. Визги, крик. Кто бы поверил в такой побег?
– Тот, кто пожелает верить, уверует, – оборвал его хмурый собеседник.
– Эти поверят всегда, – согласился Халаб. – Но как же остальные? Ведь именно они интересуют нас сейчас более всего.
– Делай свое дело! – хмуро прервал его рассуждения Верховный жрец. – Стало быть, догнать беглянку на ступенях царского дворца не удастся. – Раздраженный Гаумата уставился на золотую голову чудовища, украшающего его посох. – Что это вдруг вздумалось этой глупой девчонке?
– Кто ее поймет. Быть может, она заподозрила надзирателя?
Их разговор был прерван появлением одного из храмовых служителей.
– Чего тебе? – мрачно глядя на слугу, склоненного в приветствии, огрызнулся Гаумата.
– Там, у входа в храм, – негромко начал привратник, – человек. Он говорит, что он хозяин таверны на берегу канала.
– И что с того?
– Он говорит, что ему нужен высокомудрый Халаб.
Лицо Гауматы приняло удивленное выражение. Он поглядел на своего подручного.
– Что общего у тебя с каким-то хозяином таверны?
– Этот человек, – наклоняясь к уху Верховного жреца, тихо проговорил сын Мардукая, – помог мне отыскать парней, которые нынче свидетельствуют против Иезекии.
– Вот как? – Глаза Верховного жреца мрачно блеснули. – Тогда пусть этого мошенника приведут сюда.
Спустя несколько минут перед горделивыми жрецами переминался с ноги на ногу одутловатый толстяк с испуганно-хитрым выражением лица.