- И чем вы это хотите доказать? Не нам, хотя бы самим себе?
   Опять правое крыло идет вперед, повторяя все то же самое, только теперь каждое обвинение привязывается к нашему появлению из пустыни и к нашей самоездящей коробке. Серчо к таким оборотам готов, и пускается в разъяснения. Как просто и в то же время правдоподобно объяснить все наши технические чудеса местному населению, у нас есть куча разработок, для разных рас и разных ситуаций, и, надо сказать, до сих пор они действовали неплохо. И вот толкает речь Серчо уже десятую минуту, когда один из тройки, в середине сидящий, обрывает его на полуфразе:
   - Нам понятно. Что вам нужно?
   - От вас - ничего. Мы хотим пройти вдоль Орогоччу, переправиться через озеро - оно у народов Красного хребта называется Болотистым - и через Мелкогорье выйти в степь.
   Я вздрогнул, да и не только я - все наши, такой радостный хохот раздался. Даже синеволосые у стен и то какие-то звуки издают. Посмеялись с минуту, и снова серьезные лица.
   - Что ж, - говорит левый рыжеволосец. - Вы пройдете через Болотистое озеро и Мелкогорье. Вы пришли без приветствия - и уйдете без прощания. Но если вы задумаете свернуть со своего пути, то больше с вами говорить не будут. Можете забрать у выхода свое оружие и свои железки.
   Это явный намек на "позвольте вам выйти вон", но Серчо непробиваемый мужик - принимается выспрашивать насчет дальнейшего пути, впрочем, недолго это длится - замолчали хозяева, как воды в рот набрали. Пьеро встает, говорит рыжим что-то по-польски, а нам на всеобщем:
   - Пойдем отсюда, спасибо за гостеприимство.
   Эко он несдержан, хотя можно понять - с недосыпу и не то сотворишь.
   Мы забираем у караула свои "железки", и я задумываюсь - показать бы этим властителям, что это такое, а потом вдруг вспоминаю, что при допросе не было даже помянуто про пушку нашу - а ведь эти рыжие наверняка осведомлены о том, как мы ее применяли. Серчо соглашается, что это загадка, но гадать ни о чем не хочет - и так всяких непонятностей хватает, чтоб еще чем-то мозги забивать. Добираемся до танка - время уже позднее, а может, даже раннее следующего дня. В коробке никого нет, и мы наконец выпускаем Дрона из его укрытия. Он злой как черт - столько времени просидеть в не самом удачном месте - и все зря. Завтра - нет, уже точно сегодня, своей дорогой пойдем, все как договаривались, а сворачивать и так не надо, ну а до утра - отбой.
   Проснулся я раньше всех - девять часов времени. У борта вахлаки черноволосые стоят, в небе орел кружит - вроде все как надо. Сел я на ЦП и принялся маршрут до Болотистого озера прикидывать. Получилось - выйдем мы к нему в ночь, часа так в два. Пьеро повезло - Серчо вряд ли с ходу форсировать воду возьмется, хотя кто его знает...
   Я бужу Дрона, жду, пока он очухается да помоется, потом снимаю "звездочку" с холостого режима и трогаюсь вперед, а Дрон в башню лезет. Едем по дороге, через каждые полсотни метров стоят воины - видимо, надзирают за нашим поведением. Попросил я Дрона дать мне активностную картинку, а он обрадовался и без коррекции ее выкинул. Вся полоса помехами забита, да такими мощными, что и не просвечивает ничего, такого я не видал еще! Источник впереди, и источник мощный, а дальность определить не получается. Я подумал-подумал и решил пока никому не говорить, даже Дрону - получилось, что и к лучшему, что он себе на экран ее не вытаскивал. Попытался я с помехами сам справиться, плюнул и решил за дорогой лучше следить. Она виляет - да и как не вилять: то справа, то слева - груды камней, скалы обнаженные, осыпи и прочие прелести горного ландшафта. Вдоль по-прежнему стоят вахлаки, лица у них по-прежнему спокойные и решительные. Когда только собрать их успели, да и кто успел? Та троица в крепости? Опять же непонятно, то ли это власть верховная была, а то ли мелкая сошка. То ли дело Хребет - там все проще. Пяток племен, в каждом вождь и с десяток родовых вождишек, никакой мистики. Правда, про Орогоччу там рассказывают в стиле рассказов Робинзона с десятилетним стажем о милой Англии.
   Полдвенадцатого - просыпается народ. Знахарь с самого начала объявляет, что туда, куда мы едем, ехать не надо, он видел дурной сон и вообще чувствует нехорошее. Серчо, естественно, полез глядеть активность, и полетела ко всем чертям моя конспирация, да еще и втыка получил за нее. Поднял он Сергея - тот покопался, очистил спектр, но меня это не успокоило. Стража вдоль дороги на орла - спутника нашего поглядывает подозрительно, а Знахарь бурчит чего-то под нос в своем уголке обстановка неспокойная.
   Час дня - я торможу около ручья. Вода в нем не заражена, судя по датчику, и на камнях никакой активной гадости нет, надо запастись, пока есть возможность. Ручей, а на той стороне деревушка, штук двадцать этих каменных хибар. Детишки бегают - но на нас ноль внимания, парочка бабуль ну и страхолюдины - прошла, не остановилась. Я знаками показываю ближайшему стражу, что, мол, хочу взять воды из ручья, он кивает - мол, давай, только не задерживаясь. Разворачиваю шланг, ставлю фильтр-насадку, чтобы песка не засосать, и лезу в танк. Там у меня дистанционный пульт лежит - хорошая штука. Выставляешь, что какой кнопке соответствует, и работай откуда угодно; правда, чтобы функции поменять, опять в танк лезть надо.
   Итак, с пультом в руках стою я у ручья. Насоса не слышно, но в прозрачном шланге пузырьки бегут - пошла водичка. Воин-вахлак тоже глядит на шланг - лицо каменное, но глаза обалделые. Чисимет с крыши весело спрашивает что-то насчет "когда поедем", я тоже в ответ кричу, а третий крик слышен из-за ближайшего каменного строения. Этакий рыдающий и одновременно радостный вопль. Появляется из-за строения некто в изношенном... хитоне, так, что ли, сказать - здоровый такой мужик, но весь какой-то усохший, к нам бежит. Добежал, хватает меня за плечи, трясет, стонет по-приозерски что-то сумбурное, только и разобрал я - "возьмите меня с собой, не бросайте здесь". Потом, перемежая судорожными вздохами, излагает свои передряги: был пристенником, попал в плен, долго переходил из рук в руки, пока не очутился здесь в качестве свинопаса и прислуги за все. Держат его здесь исключительно из благодарности - вытащил из этого ручья совсем было потопшего дурня-вахлачонка.
   Чисимет слез с крыши, подошел, подтверждает:
   - Да, я тебя вроде даже знаю. Я только-только тогда у Стены служить начал, а ты там уже пообтертый был. Амгама тебя зовут, да?
   - Да, да, только я уж и имя свое забыл!
   Чисимет идет консультироваться со стражником, а я - с Серчо. С нашим шефом все нормально. Стражник тоже по важности момента снисходит до разговора, и разговора вполне доброжелательного. Призывается хозяйка Амгамы, короткий разговор - и все улажено. Чисимет подходит довольный:
   - Она только рада была. Говорит, что Амгама ее только раздражал, а с работой она и сама управится.
   Амгама на это отвечает:
   - Да если бы только раздражал! У них ведь как - не своего племени значит, вообще на земле не существуешь. Хоть на пороге помри - утром только в сторонку оттащат, чтобы не вонял, и все. Если б не ребятенок, я бы вообще здесь бродил как по пустыне, а стащил бы чего - так убили бы.
   Серчо через динамики призывает нас в танк, и я предупреждаю Амгаму, что сейчас с ним будет говорить самый главный у нас. Наш спасенный пленник с готовностью лезет за мной. Он сейчас в таком радостном шоке, что прилети мы за ним на вертолете - и то не удивился бы. Ему сейчас все равно почему голос из коробки, почему в повозку не впряжен никто - рад, что есть с кем на родном языке перемолвиться.
   Движемся дальше, я танк веду и разговор слушаю. История такая: шесть или даже шесть с половиной лет назад в одном из походов Амгаму взяли в плен - в капкан поймали. У хребтовских вахлаков для пленных есть два варианта - либо почетная смерть от кинжала в бок, либо, если есть необходимость - превращение во вьючное животное с перспективой последующего обмена - приозерцам пленные вахлаки и вовсе ни к чему. Амгаме повезло - необходимость в транспорте у группы, его захватившей, была, и три года он мотался по хребтовским тропам, время от времени переходя от одного племени к другому (кстати, Маршал именно за это и ценит пристенников, побывавших в плену - за знание гор и вахлаковских обычаев). Но судьба Амгамы сложилась не так, как обычно. После всяческих перетасовок он попал в район Узкого прохода, и там его купили для Орогоччу. Кому-то здесь загорелось иметь знатока приморского языка. Еще полтора года обучал Амгама группу из сорока студентов всех цветов волос, а затем ему было объявлено, что он больше не нужен здесь. Идти домой было бы дуростью - без оружия, без дороги, спросить не у кого и не дай бог нарушить какой-нибудь здешний закон. К счастью, случилась эта история со спасением утопающего, и по тому же закону Амгаму взяли работать. Теперь появилась надежда поднакопить еды, вызнать путь и уже так пуститься в дорогу, что он и собирался сделать этой зимой, дабы к Красному выйти в лето.
   - Хотя, - добавляет он, - я бы все равно не дошел.
   Серчо, не дожидаясь расспросов, рассказывает о цели нашего путешествия, кто мы такие, и почему коробка сама едет; Амгама интерес проявляет, но без страха и благоговения. Вот ведь интересно - межозерцы никогда не выражали сильных эмоций по поводу нашей техники, обидно даже. Тому же землегрызу часа три объяснять будешь, устройство покажешь, на песке картинок с десяток нарисуешь - и все равно ветряную мельницу колдовством считать будет. А покажи какому-нибудь рядовому пристеннику магнитофон, обзови микрофон железным ухом, динамик - бумажным ртом, кассету - деревянной запиской, и все нормально будет, вещь как вещь, никакой мистики. Так и здесь получилось: Амгама головой качает, хитростью да искусностью нашей восторгается, и только.
   Повел Серчо Амгаму на крышу - ездить наверху учиться; а я на стражу смотрю - никаких эмоций, мало ли кто там у нас сидит, и я им за это признателен. На стражу налюбовался, и принялся думать, одна любопытная деталь в рассказе у парня проскочила. Такая фраза: "Я, конечно, оружия украсть не мог, здесь за такое убивают, но недавно тут брошенное появилось." Я и так, и сяк про себя ее обсасываю, а потом через микрофон спрашиваю впрямую. Объяснение такое: буквально за день до нас объявилась в Орогоччу банда. Восемь хребтовых вахлаков, четверка орков (я сам их не видал, но говорят мерзкая народность, хуже вахлаков) и три или два "плохих тунгира" - краболовов тут так зовут. Они зашли в какую-то там деревню и нарушили какой-то там закон. Вахлаков как родственников отправили под конвоем за Узкий, а орков и краболовов частью побили, а частью дали убежать. Теперь их оружие лежит, и его никто не берет - не закон, а просто оно считается несчастливым. Вахлаки с Хребта грозили гневом кого-то очень могучего, но здешних этим не прошибешь. Вот так. Я говорю:
   - Уверен, это та компания, с которой мы перед пустыней встречались. Но как они так быстро перебрались - убей бог, не знаю.
   За день до нас - это сколько ж за сутки получается-то, а? Я вспоминаю, как орел краболова таскал на себе, и решаю, что без пернатых не обошлось. А если так, то не один орел тащил, а была эстафета, и очень четко организованная. А раз была организация, значит, был и организатор.
   За всеми этими размышлениями я забываю про рычаги, и нас подкидывает на очередном скальном обломке. На крыше крик - там Серчо Амгаму геройски спас от упадения вниз. Мне сделано предупреждение, а потом команда "Стоп, привал". На крыше собирается весь отряд полностью, и Серчо представляет спавшей смене новобранца, вкратце разъясняет причину его появления.
   - Впредь, - продолжает он, - считать его членом экипажа с ограниченными правами, а как их ограничивать - соображать будем по обстановке, может, и не придется. Да, еще хламиду тебе сменить надо. У нас найдется запасной комплект обмундировки? Сергей, организуй товарищу одежду и потом заодно растолкуй поподробнее наши взгляды на жизнь и на что такое хорошо и что такое плохо, давай.
   Амгама весь сияет. Его ни на мизинец не смущает то, что ползем мы в направлении обратном тому, которое ему нужно, что придется бок о бок жить со странными людьми, быть на положении нижнего чина - он рад, что его снова за человека считают, а это немало.
   Едем дальше. Дрон выспрашивает насчет государственного устройства вахлаков, но Амгама ничего не знает.
   - Мне не рассказывали. Просто предупреждали - нельзя, например, такие-то слова говорить там-то и там-то, закон. Носить надо такую-то одежду, закон. Идти в такое-то время туда-то и делать то-то, приказ. А чей приказ, откуда закон - мне не говорили. А я и не спрашивал, и так за болтливость презирали.
   Сергей забирает Амгаму в жилотсек и начинает свой разговор, а я за дорогой слежу, мне неинтересно. Над нами по-прежнему солнце - к закату направилось, но еще высоко торчит, и орел - строго вертикально сверху. На дороге по-прежнему каждые полсотни метров - вахлак с двумя копьями. Справа горы вверх идут, слева - вниз, но горизонта за ними не видно. Фон местности в норме, но иногда скалы встречаются - чуть ли не живущие существа, такое на них сильное воздействие когда-то было, не меньше второй силы. Я сам дело имел только с магами третьей силы, а про высшие порядки даже и думать не решаюсь. Первой силы у нас в Прибрежье и Межозерье просто нет, а второй всего трое, и по слухам, с ними шутки плохи.
   Дело к вечеру, а к озеру выйдем в середине ночи. Серчо дает руководящее указание - к самой воде не подходить, а встать до утра где-нибудь километрах в двух. А сейчас смена вахт. Я рад - глаза устали, и вообще надоело, лезу сначала в жилотсек, а потом наверх, и устраиваюсь на остатках поворотной платформы. Здесь же Знахарь - весь из себя разлегся и на орла глядит.
   - Не нравится мне все это! И вообще, впереди нам будет очень плохо, а мне хуже всех. Плыли бы вы лучше на своем железном корабле туда, где кольцевые горы и река большая в море впадает. Поднялись бы по реке, а там по степи уже и на коробке этой можно.
   Я не отвечаю этому нытику. Сам же прекрасно знает, что мы около этих кольцевых гор чуть плавбазу не угробили и сами не погробились, когда еще в самом начале экспедиции сунулись туда расследовать, что там за очаг такой активный. Не умели разбирать направленность по спектру и лезли в самые дурные места и там, и на Востоке.
   А небо уже синеть начало. Луна здешняя висит рогами вниз, как всегда в августе. Пора на боковую. В отсеке дневной народ спать готовится Амгама уже пристегнут к бывшей Керитовской койке. Чисимет тряпочкой свой меч протирает. В углу Знахарь поскуливает - он вперед залез и уже успел в очередной раз обвариться чаем. Амгама рассказывает Дрону вполголоса то ли легенду, то ли повесть документальную, я завязки не слыхал, и поэтому для меня она начинается с того, что "Черные послы приходили еще через год, и еще через год". Передавая ответ вахлаков Черным послам, Амгама очень хорошо подражает презрительной невозмутимости народа Орогоччу:
   "...Нет ничего из того, что вы ищете, и если и есть, то вы этого не получите." И сказал на то старший из послов: "Упрямство ваше не принесло вам выгоды. То, что ваша природа дает вам возможность спорить с нами, не станет вашим спасением. Последний раз мы с вами говорим, а потом все будет иначе." И сказал на то правитель: "Угроз мы не боимся, а вы теперь для нас не послы, а чужеземцы ненадобные. И недалеки от того, чтобы врагами стать". И больше не было от вахлаков Северного Орогоччу Черным послам ни одного слова сказано. А через три года из степей пришли первые орки. Они нападали ордами на большие города и шайками на мелкие селения. Гибли они тысячами, но приходили десятками тысяч. И настал конец могуществу Северного Орогоччу. Теперь там нет ни людей, ни жизни. Развалины да южноорковские заставы, а почему они оттуда не уходят, никто не знает.
   Дрон ставит магнитофон на паузу и спрашивает:
   - А когда все это было?
   - Лет тридцать назад, а то и шестьдесят. Мне трудно ответить, ведь это же не мне рассказывали, а я просто слышал.
   Я представил себе жизнь Амгамы среди вахлаков - тоскливо стало, и тоски ради избытия смотрю, свесив голову и искривив шею, как Дрон на историко-политической карте запечатляет рассказку. Если рельеф-карты у нас пестрые, то ИПК - сплошное белое пятно, разве что Озерный Край кое-как закрашен. Серчо вдруг решение поменял:
   - Пьеро, давай лучше прямо к воде подойдем, я думаю, никаких эксцессов со стражей не будет.
   - Ладно, - Пьеро в ответ. - Тут даже не обязательно, чтобы я вел. Мы уже по дну этого озера идем - оно же сохнет - по илу слежавшемуся. Автопилот вполне справится с тем, чтобы регулировщиков наших не задавить.
   Серчо соглашается, и Пьеро, бросив рычаги, лезет к нам и устраивается около стола. Теперь мы делаем километров десять в час, а то и меньше, а до озера сорок кэмэ. Амгама уже храпит, и я тоже хочу спать.
   Просыпаюсь я по привычке середь ночи. Танк стоит, в отсеке - храп дуэтом - Амгама на пару с Серчо, и Сергей из башни подтягивает. Тихонечко шуршит вентиляция, а больше никаких звуков. Лезу на крышу - там холодно, но я сижу и любуюсь на звезды, ищу по привычке Большую Медведицу, и самое интересное, что таки нахожу, только в хвосте у нее звезд больше чем положено, и направлен он в другую сторону. Дорога, по которой мы шли, куда-то делась, танк стоит на квелой траве, пологий склон очень плавно уходит в воду. Озеро не впечатляет - лужа как лужа, только другого берега в темноте не видать, да и днем, наверно, тоже не очень-то разглядишь противоположную сторону. Цикады стрекочут, время от времени сова гукает, и комары вокруг меня вьются, пищат тихонечко. Справа в сторонке огонек горит, а приглядеться - еще пара отсветов, дым из труб, деревня там, видать.
   Спать мне все равно не хочется, и я решаю подготовить коробку к переправе. Для этого надо вытащить из носового багажника четыре понтона, прицепить там, где положено, и компрессор на нагнетание поставить. Этим я занимаюсь, а в деревушке тем временем огоньков все больше зажигается, и мельтешение какое-то, видимо, народ с факелами забегал. Я, конечно, так, на глаз, не могу разобрать, что там у них, и лезу в танк к экранам, отдавив по дороге что-то Пьеро - не стал выяснять, что.
   Я беру ИК-картинку, телекамеру на полную мощность, и направляю все на деревню. Там полнейший шухер: вахлаки мечутся между домами, собираются в группки и несутся к озеру. А оттуда лезет на сушу нечто, на экране оно выглядит вроде пятна расплывчатого. Четко выделяется несколько - пять примерно - щупалец, они очень активно двигаются и пытаются ухватить кого-нибудь из вахлаков, а они, не будь дурни, уворачиваются и по щупальцам швыряют чем-то. Я хватаюсь за кнопки - лезть к рычагам времени нет - и рву машину в сторону деревни. На ходу активностный датчик включаю - ну и фон у этого осьминога! Восьмой порядок при ста процентах материальности, такой коктейль не часто встретишь.
   Я это мельком думаю, а сам уже включил и физический фон, и А-колебания. Сергей в рубке очухался, и я ему кричу: "Бьем осьминога!" Кнопками на такой скорости управлять - хуже нет, но местность гладкая, и за минуту мы подлетаем к месту битвы. Я фары включил и гусеницами в эту дрянь въехал - она зеленая и склизкая. К тому же упругая, как кожаный мешок, и с налету раздавить ее не получилось. Сергей выстреливает подряд две напалмовые гранаты, вахлаки рубят по щупальцам топорами и секирами на длинных рукоятках, а я кручусь на одной гусенице, надеясь расчленить противника. Он этому неожиданно легко поддается и распадается на нескольких, зеленовато-серых, с размерами моржа и движениями слизня, только еще и с щупальцем спереди. По одному растекается напалм, и он явно выбыл из сюжета. Еще одно существо занято сражением с вахлаками, они его обливают из бочонков какой-то дрянью, нимало не смущаясь нашим появлением. Значит, надо разбираться с этими тремя, что сзади нас.
   Ориентируюсь по кормовому экрану и бью с размаху кормовым понтоном одного в бок, а затем переезжаю. Тварь лопается и заливает землю темной и, наверное, вонючей жижей, в которой булькают пузырьки. Голос Пьеро: "Беру управление" - наконец-то он в кокпит добрался. В принципе, на ЦП мне не место, но Серчо под руку не суется, доверив весь ход сражения мне.
   Итак, я разворачиваюсь к двоим оставшимся, но они поспешно утягиваются в озеро, а туда я уже не сунусь. Вахлаки благодарности не высказали - взяли да ушли, ну и я отгоняю танк в сторону от деревни и торможу. Оборачиваюсь - сзади Серчо сидит и внимательно так на меня смотрит. Мои надежды на похвалу несколько гаснут, а слова Серчины их добивают.
   - Ты хоть сам понимаешь, что ты дурак? Такого ты, пожалуй, с Восточного похода не вытворял. Будет конкурс дураков - даже там ты займешь последнее место. Пьеро, отведи еще дальше от деревни, и там стоп. Сергей, в башне до утра, не спать.
   Я убираюсь с ЦП и тихонько лезу в отсек, там народ от коек не отстегивался и имеет весьма смутное представление о том, что случилось. Я вкратце рассказываю и валюсь тоже. Заснуть так и не удается до рассвета, я лежу и мыслю над своими подвигами, и постепенно прихожу к выводу, что Серчо прав.
   Подъем, очередь к умывальнику, а затем приглашение команды на разбор. От гусениц поднимается гнилостный запах - они в ошметках слизи и пятнах засохшей синей гадости, Пьеро размотал шланг до озера и смывает следы сражения, но воняет от этого не меньше. Серчо, эффектно освещенный восходящим солнцем, раскладывает мои действия на куски и долбает их, без эмоций, но с не менее тошнотворной назидательностью.
   - Ты, Алек, смотри, что сделал: во-первых, совершенно не по делу полез на помощь. Тебя просили? Нет. Деревня у озера стоит, значит, вахлаки этих спрутов одноруких особо не боятся и умеют их отваживать без помощи нежелательных чужеземцев. Дальше: гнал ты до шестидесяти километров - это на кнопочном-то управлении, с надутыми понтонами! Шальной обломок скалы, бревно удачно обломанное - и не спасла бы армировка и двойные слои. Кстати, и спасаемые могли их копьем пропороть, достаточно наговора пятой силы, а такое даже Знахарь делает в полсекунды. - Знахарь при этих словах удовлетворенно кивает. - Дальше, по ходу боя. Зачем ты их гусеницами давить полез? Ну, испугалась бы эта дрянь, ну, утащила бы нас в озеро. Ты уверен, что наша тонна плюсовой плавучести помогла бы? И не спасла бы нас ни пушка, ни гранаты, разве что снова створки открывать.
   Пьеро принимает эту фразу как окончание официальной части и снова принимается за свое дело. Чисимет со Знахарем бормочут - несведенную очаровку снимают, я отскабливаю пластину объектива перископа. Амгама на все смотрит, потом выпрашивает у Пьеро струйную насадку и довольно неплохо домывает кормовую плиту и последние траки. Орел над нами снизился, головой вертит.
   - Серчо, - говорю, - семь бед - один ответ; может, сниму его из винтовки?
   Серчо молча указывает мне на ходовую рубку, и я понимаю, что лучше было вообще внимания к себе не привлекать.
   Итак, прощай молчаливый Орогоччу и здравствуй Болотистое озеро и все, что там будет дальше. Сползает танк в воду, я включаю водомет, и плывем мы узлов под пять, к другому берегу выберемся часам к шести вечера, а то и ранее. Интересное образование этот противоположный берег. У нас его Мелкогорьем окрестили, а я бы назвал чертовым лабиринтом - как только путь к равнинам вычислили у нас, я бы такой маршрут ни в жизнь не измыслил.
   В жилотсеке народ смотрит ночную запись и изыскивает слова, как бы обозвать живность - сошлись на слове "моноспрут". Эти споры меня заставили мысли о Мелкогорье стряхнуть, а больше на озеро смотреть. Вода гладкая, даже не как зеркало, а как масло загустевшее. То тут, то там всплывают радужные пятна, а воздух ощутимо пованивает гнильем и прочей столь же приятной жизнедеятельностью. Орел наконец-то отвалил, не захотел над водой висеть, даже непривычно без него. Чисимет наладился было на крышу, но Серчо запретил, а потом и люк задраил для верности - этот моноспрут сдернет с крыши кого угодно, а то и внутрь свое щупальце запустит. На активностной картинке - кутерьма пятен всех цветов, они под водой и с боков, и прямо под нами, и общий фон висит сильный - нехорошее место это озеро!
   Орогоччу уже за горизонтом скрылся, только вершины в дымке торчат, а через полчаса и они исчезают. Теперь мы ползем по озеру в единственном числе на все обозримое пространство, и от носового понтона расходятся две ленивые волны, они тоже - единственные волны вокруг. Часов в полпервого Дрон сообщает: нет связи с базой. Мы ее не слышим, хотя установки исправные, проверено три раза. Сергей занят экраном - его задача парировать сразу две помехи - мощную, идущую спереди, и мелкие - из озера. С огромным скрипом он приводит картинку в порядок, а приведши поминает чью-то абстрактную мать.
   Выстроившись полушарием вокруг и снизу нас идут на тех же пяти узлах эти самые моноспруты и лучатся злостью-агрессивностью. Я беру вбок - у тварей появляется еще и недовольство этим, конечно, если считать, что расшифровка эмоций верна. Но если верна - значит, двигаясь в сторону Мелкогорья, мы делаем именно то, что им нужно?
   Я эти свои ощущения привожу в удобовыслушиваемый вид и выдаю на ЦП. Серчо для разнообразия холоду в ответ нагонять не стал, со мной соглашается и вводит режим повышенной готовности, а заодно и смену вахт нужны свежие силы. Теперь Пьеро в рубке, Сергей в башне. Дрон ставит к приемным окнам гранатометов зажигательные и кислотные кассеты - жалко, что их у нас немного. Серчо на своем ЦП возится, а я помогаю Знахарю ставить защиту на главные узлы - он работает, а я на подхвате. Чисимет этого не умеет, Амгама тоже ни при чем, и оба маются, сознавая свою полную ненужность.