Страница:
– Вставай ото сна, о Человек-Встреченный-Ночью-На-Древнем-Сером-Пути! Большая беда обрушилась на наш народ!
Вместе с этими словами на Андреа обрушилось полведра холодной воды. Он подскочил на своем ложе, и невесть что спросонья подумав, как был неподпоясавшись, прыгнул в сторону, уходя от возможного удара. Но на пути его прыжка оказалась стенка, и Андреа своим телом с треском проломил оказавшиеся хрупкими ветки, вывалился наружу, и лишь тогда начал осознавать где он и что он.
Из пролома донеслись голоса:
– Ну вот, и стенку поломали, чинить кто будет? Ты что ли, Шоколадка? – недовольно воскликнул Лысый.
– Брат-Лицо-Цвета-Таинственного-Сладкого-Камня-Забытых-Времен не считает для себя достойным отвечать на пренебрежительные обращения. И он не будет чинить что-то, сломанное другими Братом. Я сказал, – гордо откликнулся голос смуглокожего погонщика ездовых собак.
– Однако, поправис! – решил проблему Слокум, который выглянул в дыру, и убедился, что с гостем все в порядке.
Андреа уже отряхнулся, и вошел в хижину обратно, на этот раз через дверь. В ней оказалось полно народа – кроме вождя, Лысого и Брата-Лицо-Цвета вдоль стен стояло и сидело еще с десяток человек – зрелых мужиков и молодых парней разных цветов кожи и типов лиц.
– Добрый вечер! – на всякий случай поприветствовал их Андреа, решивший, что полдня-то он точно проспал. Но на приветствие никто не ответил, а Лысый вдруг надул щеки, закрыл глаза, и принялся вещать:
– Слухом, даденым мне от Автора взамен волос, слышу я мольбы о помощи. Страшная участь грозит Ла-вай-ли, дочери вождя, прекрасной девушке, сердце которой пленил незнакомый чужеземец…
– Чужеземный незнакомец! – подправил кто-то из публики.
– Ах, да! – поправился нормальным голосом Лысый, и снова, впав в прострацию, продолжил заунывно и зловеще:
– Пленил чужеземный незнакомец, и которая никак не могла набраться храбрости, чтобы признаться ему в этому, не зная, что он сам давно и горячо жаждет ее. Оно попала в плен к злобным мутантам, которые подло похитили ее от источника, который бьет из-под белой скалы, к которой она утром ушла с кувшином, который подарил ей отец в день взросления, который был совсем недавно!
Андреа, забывшись, полуоткрыл рот, мучительно вылавливая во всей этой галиматье крохи смысла.
– Теперь Ла-вай-ли ждет страшной участи, прикованная к скале, и надеется только на чужеземного незнакомца, который сможет избавить ее от страшной участи. Ее ментальные сигналы слабеют, и я почти не слышу их. Иди же, о Андреа Сакрольд Вридус, называемый так же попросту Асв, и спаси ее от страшной участи!
Наступила тишина. Андреа понял, что от него чего-то ждут. «Похоже, они хотят, чтобы я все бросил и побежал ее спасать от страшной… Тьфу! Привязалось же, а? Но причем тут белая скала и кувшин с утра, я же эту козочку губастую ближе к полудню здесь видал?»
– Однако, иди! – проронил Слокум дружелюбно, но с какой-то скрытой угрозой.
– А… Э… Один что ли? – только и смог спросить пораженный Андреа.
– Одинокий воин подобен могучему дубу в пустыне – его не сломает тигр, но его источат удары тысячи песчинок, – вступил в разговор новый персонаж, человек, замотанный в белую тряпку так, что даже глаз на лице разглядеть не удавалось – они были скрыты в тени складок балахона, образующего глубокую щель. Говорил он со значением и внушительно, ничуть не смущаясь тем, что если какой-то свихнувшийся дуб и впрямь растет в пустыне, то уж тигру вряд ли с какого горя приспичит его ломать.
– А верный друг все равно что обоюдоострый меч, – продолжил балахон так же торжественно. – Один раз вынутый из ножен, он поможет тебе, и снова вернется на свое место.
«Очень красиво», – оценил новую метафору Андреа. – «Это замотанный говорит настолько же мудро, насколько Лысый складно. Или я сошел с ума, или они все хором». Вслух же он спросил:
– То есть, с мной пойдет еще кто-то, я так понял?
– Орел твоего разума схватил самую жирную овцу смысла, – подтвердил завернутый.
– Так, хорошо, а кто это будет?
Кряжистый русый бородач в косоворотке, очень похожий на привычных Андреа «простонародных богатырей», отозвался:
– Ну, дык, вобщем, типа оно конечно того… энтово… Я чего говорю-та, а? Ну! А я, нычить, говорю, что эта, словом как бы надоть… тово-сего…
– Однако – он, – прервал монолог богатыря Слокум и, подождав некоторое время, не терпящим возражений тоном закрыл собрание:
– Однако, все!
Хижина опустела, и в ней остались только Лысый, да Андреа. Лысый улыбнулся, и доверительно сказал:
– Видишь, как все быстро организовали? Ты не смотри, что Слокум на вид такой чукча. он хитрей нас всех вместе взятых. А ведь тоже когда-то в горы шел! Теперь так: древний клинок возьмешь мой, вот он…
Лысый порылся в груде хлама в углу, и вытащил «древний клинок» – длинный нож на грубой деревянной ручке. Андреа принял его без особого благоговения, потому что разглядел у основания лезвия надпись, и сначала принял ее за таинственные руны, но руны сложились в слова: «Стол. прибор из нерж. АРТ4205-76».
– Теперь дальше, – продолжал Лысый. – Что еще? А, да, нужен будет амулет от парапсихической атаки, и пожалуй мою кирасу тоже возьмешь.
Амулет Лысый изготовил тут же: привязав на веревку кусочек дерева, он надул щеки, покраснел, и сконцентрировавшееся в геометрическом центре пяти шишек облачко призрачного желтого тумана опустилось на деревяшку, и всосалось в нее. Кираса же имела вид куска жести с завязочками, и Лысый приладил ее будущему освободителю красавицы на грудь, причем Андреа отметил себе, что во-первых враг, попавший конкретно в эту железяку, должен быть отменным мастером, уж больно она мала, а во-вторых хороший, и даже средний меч способны пропороть кирасу как консервную банку.
– Ну все. Готов. Топай, Изяслав Бревнеславович уже заждался.
– Как-как?
– Бревнеславович. Ты его Изяславом лучше не зови. А то тут объявился один, тоже из проходных-сценарных, все его порывался называть по-простому – Изя. А тот прямо зверел.
– Послушай, Лысый, перед тем, как я пойду, – тихо попросил Андреа. – Можешь хоть парой слов объяснить мне, что все это значит?
– Это значит, – так же тихо и очень серьезно ответил Лысый, – что таким способом тебя вводят в новый единый сценарий, который сейчас распространен почти на всю систему Мир-После-Факта. Ерепениться не советую: бесполезно, да и не так уж плохо в нем.
Лысый помолчал, и добавил, скорее убеждая себя, нежели Андреа:
– Совсем неплохо.
Изяслав Бревнеславович действительно ждал прямо у двери. Увидев выходящего Андре, он повернулся всем могучим телом, почесал пузо, и начал:
– Так что эта, мы щас значится… Тудойют…
Андреа, имеющий еще со времен Историй и периодов между ними богатый опыт общения с подобными Изе, его сразу оборвал:
– Стоп. По-нормальному говорить можешь?
– Могу конечно, – неохотно ответил Бревнеславович. – Но не полагается. Ты, парень, лучше бы делал как тебе говорят, и выступал поменьше. Попал в дерьмо, так не чирикай. Вобщем тово. Энтово. И никак иначе.
Андреа промолчал, и так же молча зашагал вслед за Бревнеславовичем – тот, окончив отповедь, тронулся куда-то в сторону окраины селения.
«А забавные тут дела творятся!» – размышлял он, глядя в спину исполняющему обязанности верного друга. – «Новый сюжет, который распространен на всю систему миров! Это значит, что остается один Автор, а остальные куда-то деваются. Или…»
Андреа внутренне похолодел, почувствовав, что доразмышлялся до такого, о чем совсем недавно и помыслить бы не посмел:
«Или есть кто-то, кто сильнее всех Творцов, по крайней мере здешних, и этот кто-то сумел переподчинить себе систему, перехватить всех сюжетных и свободных, а те сюжеты, которые перехватить не смог, просто загасил… Вот кстати, и про гасилку вспомнилось, а по словам Лак-Жака ее имеют только люди Натальи. Это что же получается – она и есть тот некто, кто сильней Творцов? Ерунда какая-то, не может такого быть. Или может?
Предположим, что все так и есть. Тогда зачем ей было появляться в трактире Папаши Бубо, если она такая могучая? Хотя, в бронебардаке она действительно могуча. И в зоне Б тоже, Юлька с дракинами шорох наводит, Киоси какие-то дела творит. Интересно, а гостеприимный бородач, тогда у костра виденный, где он и чем занят? Как там его звали… Не Бревнеслав, но как-то похоже. Горячездрав, кажется? И вообще, что им всем надо, и как с ними бороться? Или хотя бы просто, как домой попасть? Вопросы, вопросы…
Например еще один вопрос – как они так просто переходят из системы в систему? Пока что я сам без их помощи, пусть и невольно сделал только один такой переход, да и то не очень ясно, как это получилось – не мы его сделали, а мы в него попали, просто повезло… Или повезло не просто, все-таки дергались до последнего. Вот уж воистину – везет, когда везешь!»
Впереди вдруг возникла преграда, и Андреа наткнулся на нее всем телом.
– Ты, это, чего, паря, а? На ходу, нычить, спать примостился? Оно конечно, дело хорошее, на ходу-то поспать уметь, но…
В общей сложности речь Бревнеславовича длилась минут десять, и очищенная от словесного мусора звучала бы так: «Мы пришли, смотри в оба!»
За то время, пока и.о. верного друга отрабатывал свою роль, усердно оснащая высказывания междометиями и служебными словами, Андреа успел осмотреться и без его советов.
Селение осталось где-то сзади не очень далеко – его дымки виднелись из-за невысокого каменного хребта, разделившего каньон надвое. Впереди виднелась торчащая, словно одинокий зуб, белая скала, и к ней вела тропинка, по которой навстречу Андреа и Бревнеславовичу шла девушка с кувшином на плече. Дальше, вбок от тропинки панораму загораживал густой кустарник.
«Отпустили!» – обрадовался было Андреа, но сразу же сообразил, что это не та. Тем временем его спутник, не обращая внимания на девушку, припал к земле, и махнул рукой, призывая следовать его примеру. Андреа, поколебавшись, решил, что чем бы дитя не тешилось, и тоже опустился на землю.
Бревнеславович пополз. Андреа представил, во что превратятся его рубашка и лосины, решительно встал обратно, и двинулся вслед за богатырем всего лишь пригнувшись, потому что никакой опасности вокруг не видел. Следуя за ползущим он в конце концов влез в кусты, и волей-неволей все же пришлось опустится на четвереньки – выше начиналось такое густое переплетение веток, что проломиться сквозь них было нельзя даже с разгону. Полоса кустарника оказалась широкой, и в душе Андреа, который все-таки порвал рубаху в одном месте, а лосины – в двух, уже начал зреть протест, но кусты очень вовремя кончились, и тут уж он сам, безо всяких понуканий упал на живот.
Глазу открылся спускающийся еще немного вниз склон, часть белой скалы, видимой уже в другом ракурсе, и песчаное дно каньона. В этот песок был вкопал столб, и к столбу могучими канатами была привязана Ла-Вай-Ли, одетая в красивое светло-голубое платье. Вокруг нее столпилось около десятка существ, которых можно было бы назвать людьми, если б не какое-либо уродство, отличающее каждого. У кого-то было четыре руки, кто-то щеголял двумя головами, кто-то помахивал ушами, каких не постыдился бы и слон, а у один индивидуум носил штаны особого покроя, с болтающимся между ногами гульфиком толщиной и длиной в руку. Андреа представил себе,что там может быть спрятано, и решил, что единый сюжет, или не единый сюжет, а девушке надо помочь. Если конечно, тут все всерьез.
Бревнеслав поворочался, потом взял средних размеров булыжник, и катнул его вниз. Мутанты обернулись на звук, тот, который с ушами пригляделся (Андреа был уверен, что их заметили), и что-то сказал своим. Но вместо того, чтобы броситься выяснять, кто там у кустов такой запрятался, они вдруг начали прыгать и кружиться вокруг столба, издавая гнусные звуки.
Минут через четыре-пять мутанты начали уставать, но продолжали танцы, хотя и без первоначального задора. Еще через минуты две их движения стали совсем уж вымученными, и они, то один, то другой, начали поглядывать в сторону кустов.
Андреа лежал неподвижно, пытаясь понять логику происходящего, но могучая рука Бревнеславовича вдруг схватила его за шкирку, и подняла над землей.
– Дальше, друг, мне идти не можно! – торжественно объявил богатырь, и для вящей ясности поддал герою под зад коленкой. Удар был нанесен без злобы, но с силой, и Андреа вывалился под уклон чуть ли не на самую площадку. Делать было нечего, он выхватил «древний клинок», и бросился вперед, отчаянно им размахивая.
Мутанты оживились. Раздались крики:
– А, проклятый нормал! Мы сейчас превратим тебя в одного из нас!
«Попал…» – мелькнуло в голове Андреа. – «Сейчас набросятся кучей, и все!»
Однако куча все никак не набрасывалась. Наоборот, мутанты, продолжая выкрикивать угрозы, рассыпались в стороны, и напротив Андреа оказался лишь один, четверорукий – для полного счастья у него оказался еще и третий глаз в лбу. Сжимая в трех руках копье, он стоял, зловеще усмехаясь, но вдруг усмешку убрал, а свободной рукой сделал жест типа «погоди минутку!», и спросил:
– Кираса есть?
– Есть… – удивился Андреа.
– Лысовская?
– Так я те и сказал!
– Ну смотри. Если не Лысовская, я не виноват.
С этими словами мутант вернул гадкую усмешку на лицо, и яростно завизжав бросился вперед. Андреа не успел уклониться, и удар копьем пришелся точно в центр жестянки, подвязанной к груди. Жестянка прогнулась, и стала неудобно давить туда, где начинаются ребра. Андреа удивился слабости удара, но раздумывать времени не было. Рванув копье на себя, он одновременно подставил ножку сопернику – будь у того к четырем рукам четыре ноги, так просто прием бы не прошел, – повалил мутанта на спину, и тут же сам уселся на него верхом, устремив «Стол. прибор из нерж.» ему в горло. Возникла пауза.
– Слышь, чувак, ты не воздушный! Долго сидеть собрался? – поинтересовался четверорукий, и моргнул третьим глазом. Андреа нахмурился. На мутанта это ожидаемого впечатления не произвело.
– Да ты рожи-то не строй! Слезай сам, а то ведь скину, не посмотрю, что не договорено. Что, прямо сейчас надо? Ладно…
Он вдруг завопил дурным голосом, который наверно было слышно и в поселке, и за ним:
– Клянусь оставить в покое род твой и детей твоих, да будет свидетелем тому великий Факт-Отец и перводочери его Радиация и Ударная Волна!
И вновь перешел на нормальный голос:
– Ну вот, мое дело сделано. Пингвин подери, ты с меня слезешь наконец, а?
Чувствуя себя полным дураком, Андреа неловко встал на ноги, тут же вскочил и четверорукий, и повернувшись к своим товарищам, сделал какой-то жест одной из рук.
Мутанты без энтузиазма взвыли, и лениво бросились бежать прочь. Последним трусил четверорукий, тащащий копье за наконечник, и его волочащееся древко оставляло на песке извилистую линию.
«Так. Похоже еще один пункт плана выполнен. Теперь дочь вождя, да?»
Андреа подошел к столбу. Ла-Вай-Ли сердито зыркнула на него, но тут же выражение ее лица сменилось, словно где-то внутри нее вместо часто диагностируемого знахарями и врачами разлива желчи произошел разлив сиропа.
– О чужеземец… – пролепетала она. – Я так ждала тебя, я верила что ты придешь, и избавишь меня…
– От страшной участи, – закончил за нее Андреа. – Может хоть ты здесь будешь говорить по-человечески, а? Ну-ка погоди…
Толщина привязи явно не соответствовала возможностям столового ножа, поэтому Андреа предпочел потратить лишнюю минуту, и распутать несложный узел, а затем он как баран на привязи, принялся ходить вокруг столба, раскручивая канат. Освобожденная девушка с тем же сладостным выражением лица сначала пала на колени, потом медленно поднялась, и бросилась в объятия спасителя, подставляя губы под поцелуй. Андреа поддержал благое начинание, и когда поцелуй окончился, удовлетворенно распрямился – хоть что-то в этом обряде перехода в единый сценарий оказалось не фальшивым. По своей ли воле, по необходимости ли, но спасенная Ла-Вай-Ли целовалась добросовестно.
«Интересно, хорошо ли эту сцену видел Изя?» – усмехнулся про себя Андреа, и на случай, если не очень, потянулся повторить – пусть завидует! Девушка не то что бы сопротивлялась, но второй дубль получился гораздо более коротким. Отстранившись, Ла-Вай-Ли сказала:
– Пока хватит. Я конечно очень рада, но у тебя скоро будут еще дела. Все остальное полагается потом.
– Так. И какие дела меня ждут?
– Ну… – замялась девушка, и Андреа почувствовал, что начинает злиться:
– Слушай, киска. У вас тут и так всё шьют белыми нитками. А меня за дурака держать пытаются – думаешь, приятно? А коли уж мне неприятно, так и я остальным тоже могу жизнь подпортить. Вот прямо сейчас и начну, например тебе. «Страшной участи» не обещаю, но все остальное сооружу.
– Ты чего, а? – искренне удивилась Ла-Вай-Ли. – Я тебе не нравлюсь? Тогда зачем выбрал?
– Да нет, ты ничего… То есть ты мне очень нравишься! – фальшиво заверил Андреа, перед глазами которого вдруг встала Голди, и почему-то Ану-инэн рядом. Интересно, а как целуются они? Он помотал головой, отгоняя видение, и продолжил:
– Но мне тут у вас странно. Спектакль этот дурацкий, намёки всяческие. Я уже начинаю путаться, а что тут вообще идет от Авторов, что от себя, а что в обряд входит.
– Так в этом и смысл! – воскликнула девушка, и тут же заговорила нараспев:
– О, чужеземный незнакомец, ты спас меня, и сердце мое, и так тебе уже принадлежащее, теперь принадлежит тебе.
Теперь настала очередь Андреа произнести удивленно:
– Ты чего, а?
А Ла-Вай-Ли, продолжала, даже глаза чуть-чуть прикрыв:
– Но есть в нашем племени молодой воин, благородный и достойный, чьё сердце принадлежит мне, хотя я его и не брала. Он не сможет спокойно глядеть на нас, и прежде чем наши судьбы – она вдруг приоткрыла глаз, для того чтоб многозначительно подмигнуть, – и тела, так вот, прежде чем они сольются, он встанет на твоем пути!
– Эй, чужеземец! – раздался знакомый голос. Андреа обернулся – черноволосый Шоколадка сидел верхом на ездовой собаке, помахивая длинным кнутом.
– Что ты тут делаешь в объятиях Девушки-Чье-Лицо-Подобно-Дофактической-Луне-И-Которая-Зовет-Себя-Ла-Вай-Ли?
– Это он и есть, что ли? – тихо спросил Андреа. Ла-Вай-Ли кивнула.
Андреа вздохнул. Ладно, в конце концов обряд так обряд. Будем соответствовать. Он набрал воздуху в легкие и заговорил звучно и торжественно:
– Я спас ее от кровожадных мутантов, готовивших ей ужасную… то есть страшную участь. И только что она в процессе поцелуя вручила мне свое сердце!
Андреа представил себе эту картину во всех физиологических подробностях, и на секунду почувствовал себя дурно. Чтобы поддержать свой боевой дух, он воскликнул:
– А где был в это время ты, о Брат-Лицо-Как… э… – Вобщем, где ты был?!
– Ты не смеешь называть меня братом, Сын-Публичной-Женщины-Отдавшейся-Грязному-Ослу-В-Извращенной-Форме-При-Большом-Скоплении-Народа-Прямо-На-Базарной-Площади! И твоя кровь сейчас смоет мое оскорбление!
Андреа вздохнул, обнажил столовый прибор, и пошел навстречу сопернику. Тот, громко щелкнув кнутом соскочил с собаки, оскалил зубы, и сделал ненавидящее лицо.
«Классно играет парень!» – восхитился про себя Андреа. – «Хоть один энтузиаст нашелся…»
Тем временем Шоколадка махнул кнутом еще раз, его конец громко хлопнул перед самым носом соперника, и тот час же метнулся назад к хозяину, словно дрессированная и очень проворная змея.
Андреа усмехнулся. Сейчас он чувствовал себя вполне в своей тарелке: шел боевой эпизод Истории, противник был силен, но победить может только он сам, крутой герой, а Шоколадка своим сопротивлением лишь доставит ему вящее удовольствие. Не, это единый сценарий определенно начал нравиться Андреа!
Он махнул в воздухе ножом, и сделал выпад. В этот момент кнут ударил снова, и на этот раз звуковым эффектом не ограничилось. Древний клинок улетел в сторону, на руке Андреа мгновенно вспухла красная полоса, в глазах потемнело от боли, а сквозь сжавшиеся зубы прорвалось злое шипение. Но сильнее боли было удивление Андреа. Он даже на секунду остановился, и тут же получил новый удар, который отбросил его чуть ли не на метр назад.
– Эй, ты, что с тобой?! – заорал Андреа, уворачиваясь от очередного удара.
– Да погоди ты! – крикнул он во второй раз, когда кнут снова вспорол песок рядом с его ногой, выбив длинный серый фонтанчик. Андреа сознавал, что выглядит чуть ли не смешно, но продолжал уворачиваться, постепенно отодвигаясь к дальнему краю лощинки, туда же, куда недавно сбежали мутанты.
«Но не могу же я так бежать все время? А ну, вперед, ятить-колотить!» – прикрикнул на себя он, и кинулся вперед, угодив под удар, но сумевши схватить кнут, и рвануть его на себя. Шоколадка такого не ожидал, он повалился на Андреа сверху, и они покатились по песку. Вошедший в раж схватки Андреа уже безо всяких размышлений, где обряд, а где сценарий, всерьёз подбирался к горлу Шоколадки, отбивая его попытки добраться до своего, время от времени получая удары коленями в живот, и пытаясь ответить на них тем же.
С кнутом Шоколадка мог творить чудеса ловкости и меткости, но вот в рукопашной схватке оказался слабее. В конце концов Андреа сумел его заломать, и прижал к земле, готовясь придушить окончательно. Но в тот короткий момент, когда они оба застыли перед решающим усилием, он вспомнил, что на самом деле это все глупый обряд чего-то… Поэтому он не стал сжимать руки, а лишь спросил, задыхаясь:
– Ты… Ты же должен был мне поддаться! Или я опять ничего не понял?
– Должен… – так же задыхаясь, ответил Шоколадка. – И обычно поддавался. Когда другие были.
– А я тебе чем… тьфу! – Андреа выплюнул чуть ли не пригоршню песка, набившегося в рот за время борьбы. – Чем я тебе не приглянулся?
– Ты Ла-Вай-Ли выбрал. А ее действительно люблю. Безо всяких обрядов.
– А она?
– А что она… Она из заготовленных, их на это и брали…
– М-да. Слушай, я сейчас руки уберу, только ты свои шутки с кнутом брось, лады?
Андреа выпустил горло Шоколадки, и поднялся. Его рубашка украсилась еще двумя непредусмотренными фасоном разрезами, и пришлось с завистью отметить, что меховое облачение противника пострадало меньше. Впрочем Шоколадка о таких вещах сейчас явно не думал, и Андреа решил воспользоваться моментом, и продолжить разговор.
– Так что с этими заготовленными?
– А ты не знаешь?
– Да откуда!
– Специально по всей системе девушек собирают, которые знаешь, готовились на роль спутниц-возлюбленных. Когда герой в горы идет, по дороге он обязательно такую встречает, и дальше они вместе идут. А теперь, поскольку всех подгоняют под единый сценарий, то нужны не спутницы, а домашние жены. Ну вот, этих девушек увозят подальше от своих мест, чтоб меньше связей было, а потом, когда очередной человек в горы идет, ему Обряд-Перевода-В-Единый-Сценарий устраивают, чтобы на его собственный немного походило, и через него подключают к единому. Понимаешь?
– Пока что да.
– А тогда еще пойми, что я ведь тоже в горы шел. Знаешь… – голос Шоколадки стал проникновенным и каким-то мечтательным. – У нас, в лесном племени так было хорошо! И какого пингвина я поперся в эти горы! Понадобилось, идиоту такому, разузнать, правда ли там прежние люди живут, которые до Факта были… Дошел сюда, а тут не успел оглянуться, как обряд, жена, и новая жизнь. И даже вернуться в леса нельзя, а я их так люблю! А потом новую партию заготовленных привезли, и среди них та, которую я во сне видел, наяву искал, Девушка-Чье-Лицо-Подобно-Дофактической-Луне-И-Которая-Зовет-Себя-Ла-Вай-Ли. Я её сразу узнал, она должна была моей спутницей быть. А она меня во снах не видела, и не узнала… Такая вот история, чужеземец. А теперь ее отдадут тебе, которой на нее показал, чтобы отвязаться. Я могу сейчас тебя победить, а потом убьют меня, и её отдадут кому-то еще.
– Ага. Победил один такой, – беззлобно откликнулся Андреа, отряхиваясь, и поинтересовался:
– А чего ты не можешь ее забрать и слинять подальше?
– Пойдем, – коротко произнес Шоколадка, и повел Андреа дальше в обход скалы.
Идти пришлось недолго, минут пятнадцать, и на их протяжении оба молчали. Узкая тропинка перескочила через груду каменных обломков, и открыла взгляду новую лощинку.
– Теперь смотри!
Андреа послушно посмотрел, и в первый момент ему показалось, что в лощинке полно народу, а во второй он подумал, что здесь организована свалка некондиции из музея восковых фигур.
– Это те, кто не хотел, или не смог попасть в единый сценарий. Их гасят, а потом оттаскивают сюда. Чтобы в селении глаз не мозолили, но чтобы при случае было что показать таким как ты. Или как я.
Шоколадка замолчал, и Андреа по-новому посмотрел на фигуры людей, застывших в разных позах. Кого-то позаботились установить так, как он должен был стоять или сидеть, кого-то попросту кинули как кинется, косо или навзничь. Этих фигур было немало, среди них были и мужчины, и женщины и даже два мальчишки с навеки застывшем на лицах выражением озорства – эти-то явно до последней секунды не знали, что их ждет. На лицах же многих из взрослых были написаны страх и обреченность. Андреа передернуло, и он поспешно подался назад.
– Пойдем обратно, а? – попросил он.
Вместе с этими словами на Андреа обрушилось полведра холодной воды. Он подскочил на своем ложе, и невесть что спросонья подумав, как был неподпоясавшись, прыгнул в сторону, уходя от возможного удара. Но на пути его прыжка оказалась стенка, и Андреа своим телом с треском проломил оказавшиеся хрупкими ветки, вывалился наружу, и лишь тогда начал осознавать где он и что он.
Из пролома донеслись голоса:
– Ну вот, и стенку поломали, чинить кто будет? Ты что ли, Шоколадка? – недовольно воскликнул Лысый.
– Брат-Лицо-Цвета-Таинственного-Сладкого-Камня-Забытых-Времен не считает для себя достойным отвечать на пренебрежительные обращения. И он не будет чинить что-то, сломанное другими Братом. Я сказал, – гордо откликнулся голос смуглокожего погонщика ездовых собак.
– Однако, поправис! – решил проблему Слокум, который выглянул в дыру, и убедился, что с гостем все в порядке.
Андреа уже отряхнулся, и вошел в хижину обратно, на этот раз через дверь. В ней оказалось полно народа – кроме вождя, Лысого и Брата-Лицо-Цвета вдоль стен стояло и сидело еще с десяток человек – зрелых мужиков и молодых парней разных цветов кожи и типов лиц.
– Добрый вечер! – на всякий случай поприветствовал их Андреа, решивший, что полдня-то он точно проспал. Но на приветствие никто не ответил, а Лысый вдруг надул щеки, закрыл глаза, и принялся вещать:
– Слухом, даденым мне от Автора взамен волос, слышу я мольбы о помощи. Страшная участь грозит Ла-вай-ли, дочери вождя, прекрасной девушке, сердце которой пленил незнакомый чужеземец…
– Чужеземный незнакомец! – подправил кто-то из публики.
– Ах, да! – поправился нормальным голосом Лысый, и снова, впав в прострацию, продолжил заунывно и зловеще:
– Пленил чужеземный незнакомец, и которая никак не могла набраться храбрости, чтобы признаться ему в этому, не зная, что он сам давно и горячо жаждет ее. Оно попала в плен к злобным мутантам, которые подло похитили ее от источника, который бьет из-под белой скалы, к которой она утром ушла с кувшином, который подарил ей отец в день взросления, который был совсем недавно!
Андреа, забывшись, полуоткрыл рот, мучительно вылавливая во всей этой галиматье крохи смысла.
– Теперь Ла-вай-ли ждет страшной участи, прикованная к скале, и надеется только на чужеземного незнакомца, который сможет избавить ее от страшной участи. Ее ментальные сигналы слабеют, и я почти не слышу их. Иди же, о Андреа Сакрольд Вридус, называемый так же попросту Асв, и спаси ее от страшной участи!
Наступила тишина. Андреа понял, что от него чего-то ждут. «Похоже, они хотят, чтобы я все бросил и побежал ее спасать от страшной… Тьфу! Привязалось же, а? Но причем тут белая скала и кувшин с утра, я же эту козочку губастую ближе к полудню здесь видал?»
– Однако, иди! – проронил Слокум дружелюбно, но с какой-то скрытой угрозой.
– А… Э… Один что ли? – только и смог спросить пораженный Андреа.
– Одинокий воин подобен могучему дубу в пустыне – его не сломает тигр, но его источат удары тысячи песчинок, – вступил в разговор новый персонаж, человек, замотанный в белую тряпку так, что даже глаз на лице разглядеть не удавалось – они были скрыты в тени складок балахона, образующего глубокую щель. Говорил он со значением и внушительно, ничуть не смущаясь тем, что если какой-то свихнувшийся дуб и впрямь растет в пустыне, то уж тигру вряд ли с какого горя приспичит его ломать.
– А верный друг все равно что обоюдоострый меч, – продолжил балахон так же торжественно. – Один раз вынутый из ножен, он поможет тебе, и снова вернется на свое место.
«Очень красиво», – оценил новую метафору Андреа. – «Это замотанный говорит настолько же мудро, насколько Лысый складно. Или я сошел с ума, или они все хором». Вслух же он спросил:
– То есть, с мной пойдет еще кто-то, я так понял?
– Орел твоего разума схватил самую жирную овцу смысла, – подтвердил завернутый.
– Так, хорошо, а кто это будет?
Кряжистый русый бородач в косоворотке, очень похожий на привычных Андреа «простонародных богатырей», отозвался:
– Ну, дык, вобщем, типа оно конечно того… энтово… Я чего говорю-та, а? Ну! А я, нычить, говорю, что эта, словом как бы надоть… тово-сего…
– Однако – он, – прервал монолог богатыря Слокум и, подождав некоторое время, не терпящим возражений тоном закрыл собрание:
– Однако, все!
Хижина опустела, и в ней остались только Лысый, да Андреа. Лысый улыбнулся, и доверительно сказал:
– Видишь, как все быстро организовали? Ты не смотри, что Слокум на вид такой чукча. он хитрей нас всех вместе взятых. А ведь тоже когда-то в горы шел! Теперь так: древний клинок возьмешь мой, вот он…
Лысый порылся в груде хлама в углу, и вытащил «древний клинок» – длинный нож на грубой деревянной ручке. Андреа принял его без особого благоговения, потому что разглядел у основания лезвия надпись, и сначала принял ее за таинственные руны, но руны сложились в слова: «Стол. прибор из нерж. АРТ4205-76».
– Теперь дальше, – продолжал Лысый. – Что еще? А, да, нужен будет амулет от парапсихической атаки, и пожалуй мою кирасу тоже возьмешь.
Амулет Лысый изготовил тут же: привязав на веревку кусочек дерева, он надул щеки, покраснел, и сконцентрировавшееся в геометрическом центре пяти шишек облачко призрачного желтого тумана опустилось на деревяшку, и всосалось в нее. Кираса же имела вид куска жести с завязочками, и Лысый приладил ее будущему освободителю красавицы на грудь, причем Андреа отметил себе, что во-первых враг, попавший конкретно в эту железяку, должен быть отменным мастером, уж больно она мала, а во-вторых хороший, и даже средний меч способны пропороть кирасу как консервную банку.
– Ну все. Готов. Топай, Изяслав Бревнеславович уже заждался.
– Как-как?
– Бревнеславович. Ты его Изяславом лучше не зови. А то тут объявился один, тоже из проходных-сценарных, все его порывался называть по-простому – Изя. А тот прямо зверел.
– Послушай, Лысый, перед тем, как я пойду, – тихо попросил Андреа. – Можешь хоть парой слов объяснить мне, что все это значит?
– Это значит, – так же тихо и очень серьезно ответил Лысый, – что таким способом тебя вводят в новый единый сценарий, который сейчас распространен почти на всю систему Мир-После-Факта. Ерепениться не советую: бесполезно, да и не так уж плохо в нем.
Лысый помолчал, и добавил, скорее убеждая себя, нежели Андреа:
– Совсем неплохо.
Изяслав Бревнеславович действительно ждал прямо у двери. Увидев выходящего Андре, он повернулся всем могучим телом, почесал пузо, и начал:
– Так что эта, мы щас значится… Тудойют…
Андреа, имеющий еще со времен Историй и периодов между ними богатый опыт общения с подобными Изе, его сразу оборвал:
– Стоп. По-нормальному говорить можешь?
– Могу конечно, – неохотно ответил Бревнеславович. – Но не полагается. Ты, парень, лучше бы делал как тебе говорят, и выступал поменьше. Попал в дерьмо, так не чирикай. Вобщем тово. Энтово. И никак иначе.
Андреа промолчал, и так же молча зашагал вслед за Бревнеславовичем – тот, окончив отповедь, тронулся куда-то в сторону окраины селения.
«А забавные тут дела творятся!» – размышлял он, глядя в спину исполняющему обязанности верного друга. – «Новый сюжет, который распространен на всю систему миров! Это значит, что остается один Автор, а остальные куда-то деваются. Или…»
Андреа внутренне похолодел, почувствовав, что доразмышлялся до такого, о чем совсем недавно и помыслить бы не посмел:
«Или есть кто-то, кто сильнее всех Творцов, по крайней мере здешних, и этот кто-то сумел переподчинить себе систему, перехватить всех сюжетных и свободных, а те сюжеты, которые перехватить не смог, просто загасил… Вот кстати, и про гасилку вспомнилось, а по словам Лак-Жака ее имеют только люди Натальи. Это что же получается – она и есть тот некто, кто сильней Творцов? Ерунда какая-то, не может такого быть. Или может?
Предположим, что все так и есть. Тогда зачем ей было появляться в трактире Папаши Бубо, если она такая могучая? Хотя, в бронебардаке она действительно могуча. И в зоне Б тоже, Юлька с дракинами шорох наводит, Киоси какие-то дела творит. Интересно, а гостеприимный бородач, тогда у костра виденный, где он и чем занят? Как там его звали… Не Бревнеслав, но как-то похоже. Горячездрав, кажется? И вообще, что им всем надо, и как с ними бороться? Или хотя бы просто, как домой попасть? Вопросы, вопросы…
Например еще один вопрос – как они так просто переходят из системы в систему? Пока что я сам без их помощи, пусть и невольно сделал только один такой переход, да и то не очень ясно, как это получилось – не мы его сделали, а мы в него попали, просто повезло… Или повезло не просто, все-таки дергались до последнего. Вот уж воистину – везет, когда везешь!»
Впереди вдруг возникла преграда, и Андреа наткнулся на нее всем телом.
– Ты, это, чего, паря, а? На ходу, нычить, спать примостился? Оно конечно, дело хорошее, на ходу-то поспать уметь, но…
В общей сложности речь Бревнеславовича длилась минут десять, и очищенная от словесного мусора звучала бы так: «Мы пришли, смотри в оба!»
За то время, пока и.о. верного друга отрабатывал свою роль, усердно оснащая высказывания междометиями и служебными словами, Андреа успел осмотреться и без его советов.
Селение осталось где-то сзади не очень далеко – его дымки виднелись из-за невысокого каменного хребта, разделившего каньон надвое. Впереди виднелась торчащая, словно одинокий зуб, белая скала, и к ней вела тропинка, по которой навстречу Андреа и Бревнеславовичу шла девушка с кувшином на плече. Дальше, вбок от тропинки панораму загораживал густой кустарник.
«Отпустили!» – обрадовался было Андреа, но сразу же сообразил, что это не та. Тем временем его спутник, не обращая внимания на девушку, припал к земле, и махнул рукой, призывая следовать его примеру. Андреа, поколебавшись, решил, что чем бы дитя не тешилось, и тоже опустился на землю.
Бревнеславович пополз. Андреа представил, во что превратятся его рубашка и лосины, решительно встал обратно, и двинулся вслед за богатырем всего лишь пригнувшись, потому что никакой опасности вокруг не видел. Следуя за ползущим он в конце концов влез в кусты, и волей-неволей все же пришлось опустится на четвереньки – выше начиналось такое густое переплетение веток, что проломиться сквозь них было нельзя даже с разгону. Полоса кустарника оказалась широкой, и в душе Андреа, который все-таки порвал рубаху в одном месте, а лосины – в двух, уже начал зреть протест, но кусты очень вовремя кончились, и тут уж он сам, безо всяких понуканий упал на живот.
Глазу открылся спускающийся еще немного вниз склон, часть белой скалы, видимой уже в другом ракурсе, и песчаное дно каньона. В этот песок был вкопал столб, и к столбу могучими канатами была привязана Ла-Вай-Ли, одетая в красивое светло-голубое платье. Вокруг нее столпилось около десятка существ, которых можно было бы назвать людьми, если б не какое-либо уродство, отличающее каждого. У кого-то было четыре руки, кто-то щеголял двумя головами, кто-то помахивал ушами, каких не постыдился бы и слон, а у один индивидуум носил штаны особого покроя, с болтающимся между ногами гульфиком толщиной и длиной в руку. Андреа представил себе,что там может быть спрятано, и решил, что единый сюжет, или не единый сюжет, а девушке надо помочь. Если конечно, тут все всерьез.
Бревнеслав поворочался, потом взял средних размеров булыжник, и катнул его вниз. Мутанты обернулись на звук, тот, который с ушами пригляделся (Андреа был уверен, что их заметили), и что-то сказал своим. Но вместо того, чтобы броситься выяснять, кто там у кустов такой запрятался, они вдруг начали прыгать и кружиться вокруг столба, издавая гнусные звуки.
Минут через четыре-пять мутанты начали уставать, но продолжали танцы, хотя и без первоначального задора. Еще через минуты две их движения стали совсем уж вымученными, и они, то один, то другой, начали поглядывать в сторону кустов.
Андреа лежал неподвижно, пытаясь понять логику происходящего, но могучая рука Бревнеславовича вдруг схватила его за шкирку, и подняла над землей.
– Дальше, друг, мне идти не можно! – торжественно объявил богатырь, и для вящей ясности поддал герою под зад коленкой. Удар был нанесен без злобы, но с силой, и Андреа вывалился под уклон чуть ли не на самую площадку. Делать было нечего, он выхватил «древний клинок», и бросился вперед, отчаянно им размахивая.
Мутанты оживились. Раздались крики:
– А, проклятый нормал! Мы сейчас превратим тебя в одного из нас!
«Попал…» – мелькнуло в голове Андреа. – «Сейчас набросятся кучей, и все!»
Однако куча все никак не набрасывалась. Наоборот, мутанты, продолжая выкрикивать угрозы, рассыпались в стороны, и напротив Андреа оказался лишь один, четверорукий – для полного счастья у него оказался еще и третий глаз в лбу. Сжимая в трех руках копье, он стоял, зловеще усмехаясь, но вдруг усмешку убрал, а свободной рукой сделал жест типа «погоди минутку!», и спросил:
– Кираса есть?
– Есть… – удивился Андреа.
– Лысовская?
– Так я те и сказал!
– Ну смотри. Если не Лысовская, я не виноват.
С этими словами мутант вернул гадкую усмешку на лицо, и яростно завизжав бросился вперед. Андреа не успел уклониться, и удар копьем пришелся точно в центр жестянки, подвязанной к груди. Жестянка прогнулась, и стала неудобно давить туда, где начинаются ребра. Андреа удивился слабости удара, но раздумывать времени не было. Рванув копье на себя, он одновременно подставил ножку сопернику – будь у того к четырем рукам четыре ноги, так просто прием бы не прошел, – повалил мутанта на спину, и тут же сам уселся на него верхом, устремив «Стол. прибор из нерж.» ему в горло. Возникла пауза.
– Слышь, чувак, ты не воздушный! Долго сидеть собрался? – поинтересовался четверорукий, и моргнул третьим глазом. Андреа нахмурился. На мутанта это ожидаемого впечатления не произвело.
– Да ты рожи-то не строй! Слезай сам, а то ведь скину, не посмотрю, что не договорено. Что, прямо сейчас надо? Ладно…
Он вдруг завопил дурным голосом, который наверно было слышно и в поселке, и за ним:
– Клянусь оставить в покое род твой и детей твоих, да будет свидетелем тому великий Факт-Отец и перводочери его Радиация и Ударная Волна!
И вновь перешел на нормальный голос:
– Ну вот, мое дело сделано. Пингвин подери, ты с меня слезешь наконец, а?
Чувствуя себя полным дураком, Андреа неловко встал на ноги, тут же вскочил и четверорукий, и повернувшись к своим товарищам, сделал какой-то жест одной из рук.
Мутанты без энтузиазма взвыли, и лениво бросились бежать прочь. Последним трусил четверорукий, тащащий копье за наконечник, и его волочащееся древко оставляло на песке извилистую линию.
«Так. Похоже еще один пункт плана выполнен. Теперь дочь вождя, да?»
Андреа подошел к столбу. Ла-Вай-Ли сердито зыркнула на него, но тут же выражение ее лица сменилось, словно где-то внутри нее вместо часто диагностируемого знахарями и врачами разлива желчи произошел разлив сиропа.
– О чужеземец… – пролепетала она. – Я так ждала тебя, я верила что ты придешь, и избавишь меня…
– От страшной участи, – закончил за нее Андреа. – Может хоть ты здесь будешь говорить по-человечески, а? Ну-ка погоди…
Толщина привязи явно не соответствовала возможностям столового ножа, поэтому Андреа предпочел потратить лишнюю минуту, и распутать несложный узел, а затем он как баран на привязи, принялся ходить вокруг столба, раскручивая канат. Освобожденная девушка с тем же сладостным выражением лица сначала пала на колени, потом медленно поднялась, и бросилась в объятия спасителя, подставляя губы под поцелуй. Андреа поддержал благое начинание, и когда поцелуй окончился, удовлетворенно распрямился – хоть что-то в этом обряде перехода в единый сценарий оказалось не фальшивым. По своей ли воле, по необходимости ли, но спасенная Ла-Вай-Ли целовалась добросовестно.
«Интересно, хорошо ли эту сцену видел Изя?» – усмехнулся про себя Андреа, и на случай, если не очень, потянулся повторить – пусть завидует! Девушка не то что бы сопротивлялась, но второй дубль получился гораздо более коротким. Отстранившись, Ла-Вай-Ли сказала:
– Пока хватит. Я конечно очень рада, но у тебя скоро будут еще дела. Все остальное полагается потом.
– Так. И какие дела меня ждут?
– Ну… – замялась девушка, и Андреа почувствовал, что начинает злиться:
– Слушай, киска. У вас тут и так всё шьют белыми нитками. А меня за дурака держать пытаются – думаешь, приятно? А коли уж мне неприятно, так и я остальным тоже могу жизнь подпортить. Вот прямо сейчас и начну, например тебе. «Страшной участи» не обещаю, но все остальное сооружу.
– Ты чего, а? – искренне удивилась Ла-Вай-Ли. – Я тебе не нравлюсь? Тогда зачем выбрал?
– Да нет, ты ничего… То есть ты мне очень нравишься! – фальшиво заверил Андреа, перед глазами которого вдруг встала Голди, и почему-то Ану-инэн рядом. Интересно, а как целуются они? Он помотал головой, отгоняя видение, и продолжил:
– Но мне тут у вас странно. Спектакль этот дурацкий, намёки всяческие. Я уже начинаю путаться, а что тут вообще идет от Авторов, что от себя, а что в обряд входит.
– Так в этом и смысл! – воскликнула девушка, и тут же заговорила нараспев:
– О, чужеземный незнакомец, ты спас меня, и сердце мое, и так тебе уже принадлежащее, теперь принадлежит тебе.
Теперь настала очередь Андреа произнести удивленно:
– Ты чего, а?
А Ла-Вай-Ли, продолжала, даже глаза чуть-чуть прикрыв:
– Но есть в нашем племени молодой воин, благородный и достойный, чьё сердце принадлежит мне, хотя я его и не брала. Он не сможет спокойно глядеть на нас, и прежде чем наши судьбы – она вдруг приоткрыла глаз, для того чтоб многозначительно подмигнуть, – и тела, так вот, прежде чем они сольются, он встанет на твоем пути!
– Эй, чужеземец! – раздался знакомый голос. Андреа обернулся – черноволосый Шоколадка сидел верхом на ездовой собаке, помахивая длинным кнутом.
– Что ты тут делаешь в объятиях Девушки-Чье-Лицо-Подобно-Дофактической-Луне-И-Которая-Зовет-Себя-Ла-Вай-Ли?
– Это он и есть, что ли? – тихо спросил Андреа. Ла-Вай-Ли кивнула.
Андреа вздохнул. Ладно, в конце концов обряд так обряд. Будем соответствовать. Он набрал воздуху в легкие и заговорил звучно и торжественно:
– Я спас ее от кровожадных мутантов, готовивших ей ужасную… то есть страшную участь. И только что она в процессе поцелуя вручила мне свое сердце!
Андреа представил себе эту картину во всех физиологических подробностях, и на секунду почувствовал себя дурно. Чтобы поддержать свой боевой дух, он воскликнул:
– А где был в это время ты, о Брат-Лицо-Как… э… – Вобщем, где ты был?!
– Ты не смеешь называть меня братом, Сын-Публичной-Женщины-Отдавшейся-Грязному-Ослу-В-Извращенной-Форме-При-Большом-Скоплении-Народа-Прямо-На-Базарной-Площади! И твоя кровь сейчас смоет мое оскорбление!
Андреа вздохнул, обнажил столовый прибор, и пошел навстречу сопернику. Тот, громко щелкнув кнутом соскочил с собаки, оскалил зубы, и сделал ненавидящее лицо.
«Классно играет парень!» – восхитился про себя Андреа. – «Хоть один энтузиаст нашелся…»
Тем временем Шоколадка махнул кнутом еще раз, его конец громко хлопнул перед самым носом соперника, и тот час же метнулся назад к хозяину, словно дрессированная и очень проворная змея.
Андреа усмехнулся. Сейчас он чувствовал себя вполне в своей тарелке: шел боевой эпизод Истории, противник был силен, но победить может только он сам, крутой герой, а Шоколадка своим сопротивлением лишь доставит ему вящее удовольствие. Не, это единый сценарий определенно начал нравиться Андреа!
Он махнул в воздухе ножом, и сделал выпад. В этот момент кнут ударил снова, и на этот раз звуковым эффектом не ограничилось. Древний клинок улетел в сторону, на руке Андреа мгновенно вспухла красная полоса, в глазах потемнело от боли, а сквозь сжавшиеся зубы прорвалось злое шипение. Но сильнее боли было удивление Андреа. Он даже на секунду остановился, и тут же получил новый удар, который отбросил его чуть ли не на метр назад.
– Эй, ты, что с тобой?! – заорал Андреа, уворачиваясь от очередного удара.
– Да погоди ты! – крикнул он во второй раз, когда кнут снова вспорол песок рядом с его ногой, выбив длинный серый фонтанчик. Андреа сознавал, что выглядит чуть ли не смешно, но продолжал уворачиваться, постепенно отодвигаясь к дальнему краю лощинки, туда же, куда недавно сбежали мутанты.
«Но не могу же я так бежать все время? А ну, вперед, ятить-колотить!» – прикрикнул на себя он, и кинулся вперед, угодив под удар, но сумевши схватить кнут, и рвануть его на себя. Шоколадка такого не ожидал, он повалился на Андреа сверху, и они покатились по песку. Вошедший в раж схватки Андреа уже безо всяких размышлений, где обряд, а где сценарий, всерьёз подбирался к горлу Шоколадки, отбивая его попытки добраться до своего, время от времени получая удары коленями в живот, и пытаясь ответить на них тем же.
С кнутом Шоколадка мог творить чудеса ловкости и меткости, но вот в рукопашной схватке оказался слабее. В конце концов Андреа сумел его заломать, и прижал к земле, готовясь придушить окончательно. Но в тот короткий момент, когда они оба застыли перед решающим усилием, он вспомнил, что на самом деле это все глупый обряд чего-то… Поэтому он не стал сжимать руки, а лишь спросил, задыхаясь:
– Ты… Ты же должен был мне поддаться! Или я опять ничего не понял?
– Должен… – так же задыхаясь, ответил Шоколадка. – И обычно поддавался. Когда другие были.
– А я тебе чем… тьфу! – Андреа выплюнул чуть ли не пригоршню песка, набившегося в рот за время борьбы. – Чем я тебе не приглянулся?
– Ты Ла-Вай-Ли выбрал. А ее действительно люблю. Безо всяких обрядов.
– А она?
– А что она… Она из заготовленных, их на это и брали…
– М-да. Слушай, я сейчас руки уберу, только ты свои шутки с кнутом брось, лады?
Андреа выпустил горло Шоколадки, и поднялся. Его рубашка украсилась еще двумя непредусмотренными фасоном разрезами, и пришлось с завистью отметить, что меховое облачение противника пострадало меньше. Впрочем Шоколадка о таких вещах сейчас явно не думал, и Андреа решил воспользоваться моментом, и продолжить разговор.
– Так что с этими заготовленными?
– А ты не знаешь?
– Да откуда!
– Специально по всей системе девушек собирают, которые знаешь, готовились на роль спутниц-возлюбленных. Когда герой в горы идет, по дороге он обязательно такую встречает, и дальше они вместе идут. А теперь, поскольку всех подгоняют под единый сценарий, то нужны не спутницы, а домашние жены. Ну вот, этих девушек увозят подальше от своих мест, чтоб меньше связей было, а потом, когда очередной человек в горы идет, ему Обряд-Перевода-В-Единый-Сценарий устраивают, чтобы на его собственный немного походило, и через него подключают к единому. Понимаешь?
– Пока что да.
– А тогда еще пойми, что я ведь тоже в горы шел. Знаешь… – голос Шоколадки стал проникновенным и каким-то мечтательным. – У нас, в лесном племени так было хорошо! И какого пингвина я поперся в эти горы! Понадобилось, идиоту такому, разузнать, правда ли там прежние люди живут, которые до Факта были… Дошел сюда, а тут не успел оглянуться, как обряд, жена, и новая жизнь. И даже вернуться в леса нельзя, а я их так люблю! А потом новую партию заготовленных привезли, и среди них та, которую я во сне видел, наяву искал, Девушка-Чье-Лицо-Подобно-Дофактической-Луне-И-Которая-Зовет-Себя-Ла-Вай-Ли. Я её сразу узнал, она должна была моей спутницей быть. А она меня во снах не видела, и не узнала… Такая вот история, чужеземец. А теперь ее отдадут тебе, которой на нее показал, чтобы отвязаться. Я могу сейчас тебя победить, а потом убьют меня, и её отдадут кому-то еще.
– Ага. Победил один такой, – беззлобно откликнулся Андреа, отряхиваясь, и поинтересовался:
– А чего ты не можешь ее забрать и слинять подальше?
– Пойдем, – коротко произнес Шоколадка, и повел Андреа дальше в обход скалы.
Идти пришлось недолго, минут пятнадцать, и на их протяжении оба молчали. Узкая тропинка перескочила через груду каменных обломков, и открыла взгляду новую лощинку.
– Теперь смотри!
Андреа послушно посмотрел, и в первый момент ему показалось, что в лощинке полно народу, а во второй он подумал, что здесь организована свалка некондиции из музея восковых фигур.
– Это те, кто не хотел, или не смог попасть в единый сценарий. Их гасят, а потом оттаскивают сюда. Чтобы в селении глаз не мозолили, но чтобы при случае было что показать таким как ты. Или как я.
Шоколадка замолчал, и Андреа по-новому посмотрел на фигуры людей, застывших в разных позах. Кого-то позаботились установить так, как он должен был стоять или сидеть, кого-то попросту кинули как кинется, косо или навзничь. Этих фигур было немало, среди них были и мужчины, и женщины и даже два мальчишки с навеки застывшем на лицах выражением озорства – эти-то явно до последней секунды не знали, что их ждет. На лицах же многих из взрослых были написаны страх и обреченность. Андреа передернуло, и он поспешно подался назад.
– Пойдем обратно, а? – попросил он.