Страница:
Спасители ушли, а белый халат принялся за больную ногу: вначале дернул, так что Андреа света не взвидел, потом поводил руками в воздухе, шепча при этом незнакомые заклинания – боль поутихла, и в завершение трудов разрезал пациенту до колена штанину и щедро обмазал сустав мазью, она по цвету и запаху хоть и напоминала обыкновенный деготь, но действие оказала. Боль прошла совсем, а опухоль заметно спала.
– Ну вот парень, еще пару часиков, и нога как новенькая будет. Ты из каковских?
– Да я… – начал мяться было Андреа, но вспомнил доклад командира вертолета – мир его праху – и бодро продолжил:
– Хвостовой стрелок с грузовика. В нас «тигры» из республики стреляли.
– Ага, значит ты из Верных Императорских войск, да?
– Нет.
– Ну как же нет? У Самостийных Императорских самолеты только легкие, а из Личной Гвардии Ее Величества оба экипажа перешли к Повстанцам за Республику против Демократии. Или как?
Андреа пошевелил ногой. Она слушалась. Оглядел доктора, и прикинув, что в случае осложнений его можно будет выключить максимум с двух ударов, решил не очень заботится о правдоподобии объяснений.
– Наш самолет был из Особо Верных войск Личной Гвардии Ее Величества, – и увидев удивление на лице собеседника добавил:
– Против демократии.
На доктора это произвело удручающее впечатление. Он почесал затылок, потом что-то посчитал на пальцах, сосредоточено шевеля губами. Буркнул:
– Ну ладно, чо уж теперь, – и спросил озабочено:
– А к Повстанцам за Монархическую Империю вы как относитесь?
– Да пока никак не относились.
– И то ладно. – Доктор вновь принялся загибать и разгибать пальцы, о чем-то раздумывая, но начавшаяся невдалеке стрельба, заглушившая утихающие звуки сражения за сгоревший вертолет заставила прервать это занятие.
– Так, не было печали, – и скомкав халат в карман, он резво полез по лесенке на чердак к окну, а вернувшись сообщил:
– Повстанцы за Демократию против Республики. Явились не запылились. Я пошел, а ты пока сиди. Стрелялку я возьму ту которая получше, ты не взыщи.
С этими словами доктор поворошил сено и вытащил грозного вида автомат с подствольным гранатометом и торчащими враскоряку магазинами. Хлопнула дощатая дверь и Андреа остался в одиночестве. Прежде всего он тоже покопался в сене и добыл последовательно две лимонки без запала, страшно тяжелое противотанковое ружье, просто ружье с жестянкой с патронами, примотанной к прикладу проволокой и брезентовую куртку с надписью «Да здравствует королева, виват!» поперек спины. Куртка была дырявая и пачканная кровью. «Так», – начал раздумывать он – «Если нападающие против Республики, значит они за Императора. Но в то же время они за Демократию – значит они за Ее Величество и против Императора. Или наоборот? А повстанцы за Монархическую Империю, они тогда по логике с кем воевать должны? Если б это История была, обязательно рядом оказался бы какой-нибудь знаток политических интриг. А так – мозги сломишь.» Ничего так и не придумав Андреа затащил противотанковое ружье наверх, вернулся за охотничьим и устроился у чердачного окна.
Бой в поселке шел вовсю, одинаково одетые бородачи палили из одинаковых автоматов друг в друга из-за заборов и пригибаясь перебегали улицу. Минут через пять со стороны леса подошла колонна из пяти броневиков, первый из которых был подбит, как только приблизился к поселку, а остальные заняли позицию за огородами. Кроме тарахтения моторов они добавили в общую симфонию битвы вопли из громкоговорителя «За Императора и Бога, мы пленных не берем, но уж если берем, то кормим от пуза и обращение хорошее, так что милости просим, господа!». Еще через несколько минут одинокий вертолет с яркой надписью «За Бога и Императора» сжег два броневика и прошелся из пулемета по всем без разбора воюющим сторонам, но из гущи неизвестно откуда взявшейся конной банды в него влепили сразу две ракеты, вертолет завалился набок и упал куда-то за околицу. Андреа пока что сидел тихо, справедливо сообразив, что если он начнет принимать участие в боевых действиях, то окажется под огнем сразу со всех сторон. Но даже не будучи в эпицентре событий, он ощутил некоторое беспокойство за свою жизнь, тем более что в небе прогудело несколько толстобрюхих самолетов, оставивших за собою белую россыпь, отдаленно похожую на сдунутые семена одуванчиков. Несколько домов поселка уже горели, и возникшую было мысль отсидеться в погребе пришлось отбросить, надо было искать возможность сбежать с поля боя.
Дом содрогнулся, с крыши посыпалась труха. Потом пол под ногами накренился, затрясся и весь фасад вместе с крышей и сидящим на чердаке Андреа двинулся вперед, вырулил на улицу и попер по ней вкось, а затем врезался в другой дом. Щепки, пыль, вздыбившееся бревна чердачного перекрытия, грохот гнущегося и ломающегося железа с крыши – все произошло разом и так быстро, что сориентироваться было практически невозможно. Андреа только и успел, что перед самым столкновением наполовину высунуться в окно, и тут же спрятаться обратно, чтобы не раздавило сразу. Сбоку открылась широкая щель, он недолго думая туда скользнул, и сразу откатился в сторону, успев увидеть широкий бронированный зад и могучие гусеницы, без труда прокладывающие себе дорогу сквозь постройки. Рядом по земле стеганула очередь, и Андреа бросился прятаться в еще шатающиеся развалины. Новое место обладало одним неоспоримым преимуществом: сквозь широкий пролом в сараях и заборе можно было увидеть не слишком широкое картофельное поле, а за ним лес, в котором вроде никто не стрелял. Правда именно на это поле и приземлялись те самые парашютисты, которых Андреа сначала принял за одуванчики, и которые при более детальном рассмотрении впечатления божьих одуванчиков отнюдь не производили. Или рискнуть? Андреа обернулся – сзади по остаткам его предыдущей позиции резво ползло новое бронированное чудище – темно-зеленое, приземистое, шевелящее в такт раскачиванию корпуса мощной пушкой. Этот танк явно намеревался пройти по следам предыдущего, так что, решил Андреа, уж лучше парашютисты. Он выворотил из полуразваленного забора кол и с боевым кличем «Слава Создателю, ятить-колотить!!!» бросился вперед.
Сначала Андреа ничего не понял. Десантура вместо того, чтобы полосатой грудью встать на дороге одинокого наглеца бросалась от него врассыпную с испуганными лицами. Некоторые путались в стропах собственных парашютов, падали, но продолжали движение на четвереньках. Андреа приободрился, еще разок крикнул «ятить!» и грозно размахивая колом теперь уже чисто для собственного удовольствия разгонял их кучки, не очень стараясь выдержать направление к лесу. «Эк я их», – думал он. – «Есть еще кой-чего во мне, не так-то просто с Крутым справиться, только бы сзади чем не огрели…». Андреа глянул назад.
За ним по пятам, настигая, шпарил по полю давешний танк, тот самый, из-за которого и было предпринято геройское нападение на десант. Экипаж танка явно преследовал спортивную цель – раздавить преследуемого исключительно гусеницами, по-джентельменски, без всякой там неэстетичной стрельбы – и так от канонады-перестрелки уши закладывает, даже звук танкового двигателя потерялся на этом фоне. Секунды две Андреа стоял, завороженный картиной грозно накатывающейся бронированной машины, а потом подпрыгнул и припустил пуще прежнего, продолжая махать колом, который с перепугу и бросить-то забыл. Десантники по-прежнему разбегались с его дороги, но теперь это удовольствия не доставляло.
Водитель танка был явно мастером своего дела. Несмотря на отчаянные заячьи петли беглеца, уже приблизившегося к краю поля, гусеницы грохотали все ближе и ближе. Андреа чувствовал, что выдыхается, и все оставшиеся силы вложил в последний прыжок. Было задумано, что он перелетит через груду убранных с поля камней вперемешку с корчеванными пнями, но нога зацепилась за молодую березку, и Андреа, перевернувшись в воздухе рухнул к разлапистому комлю лежащей на боку сосны, а через секунду, подминая кусты спелой малины, с рыком подкатил танк. Двигатель выбросил в воздух облако вонючей сажи и притих. Андреа встал, и держа кол наперевес стал ждать неминуемого, однако давить его никто не стал. Вместо этого открылся лобовой люк и оттуда показалась курносая девичья головка в ребристом кожаном шлеме из-под которого выбивались золотистые кудри.
– Алло, парниша, у тебя хоть закурить-то есть? – спросила девушка, вылезая и садясь на край люка. Голос у нее был недовольный, но вполне дружелюбный.
– Нету. – Андреа ожидал чего угодно, только не этого.
– Ну конечно, то-то шибко бегаешь. Ану-инэн! Мало того что он прыткий такой, так у него еще и курить нет.
Из башенного люка неспешно выбралась та, к которой обратились по имени Ану-инэн. Тоже молодая девица, но поплотнее и пошире в кости, без шлема, темно-русые волосы и маленькие живые глаза. Она посмотрела на Андреа, сплюнула и ответила:
– Ладно уж, проспорила, так не злись. Я ж тебе с самого начала сказала, что первая ночь с ним моя, так и вышло.
Мало кто взялся бы передать, какие мысли и обобщения вызвал этот диалог в душе Андреа, но он немного порозовел, приосанился и бархатным голосом заметил:
– Я не знаю ваших обычаев, но думаю, что смогу подарить свою первую ночь вам обоим… – и был прерван веселым смехом девушек, который очень странно звучал на фоне продолжающегося боя в селе. Отсмеявшись, золотоволосая объяснила:
– Веселый ты парниша. Свою первую ночь ты наверное подарил горничной своей мамы лет десять назад. Такого добра у нас хватает, хотя мордашка у него симпатичная, да?
– Ага, ничего себе.
– Ну ладно парниша, бывай. Ану-инэн! Двинули-ка на базу, у меня правый усилитель подтекает, пробило наверное.
Девушки не торопясь залезли внутрь, закрыли люки. Двигатель заурчал сильнее, и медленно почти осторожно переступая траками гусениц танк начал разворачиваться. Андреа не вполне пришедший в себя после гонки по полю, минуту назад приготавливавшийся к бесславной смерти, и наконец высмеянный в лучших своих чувствах стоял как потерянный. Он даже не испугался двух гулких выстрелов, прозвучавших не в поселке, а гораздо ближе, чуть ли не над ухом. Он только заинтересовано обернулся и увидел в у кромки леса небольшой отряд молодых мужчин в пятнистой форме. Двое из них стояли широко расставив ноги и держали на плечах дымящиеся трубы гранатометов и еще один готовился к выстрелу. Гранаты предназначались несомненно дефектному танку с приветливым экипажем, Андреа на долю секунды представил, как Ану-инэн и золотоволосая в горящих комбинезонах катаются по земле, и рефлексы Заведомо Крутого наконец сработали. Точным движением руки он швырнул кол, и кол успел полтора раза крутануться, прежде чем попал по взрывателю первой гранаты, которая ахнула языком кумулятивного пламени, направленным в белый свет, как в копеечку. Второй снаряд должен был пролететь совсем рядом, и Андреа просто коротким движением руки загнул один из его рулей, что придало траектории полета фривольную развязность навроде бумеранга, а в конечном счете его жертвой стал не широкий борт танка, а посторонний валун «бараний лоб», недалеко от третьего гранатометчика. Последний опешил и выпалил не целясь – граната ушла вверх и сбила винтовой штурмовик, направлявшийся куда-то по своим делам на бреющем полете. Неожиданный успех отряд не обрадовал.
– Товарищи, нас предали! – воскликнул кто-то, и вся группа бросившись наутек быстро скрылась из виду. Танк остановился, потом сдал назад и вновь поравнялся с Андреа, обдав его чадным выхлопом. Высунулась Ану-инэн:
– Спасибочки, молодцом дрына ввалил! Ты часом не крутой будешь?
– Да уж скорее был, чем буду! – весело ответил Андреа.
– Ну все равно. Залезай в передний люк. Там рулевая моя, она давно хотела с кем-нибудь из таких пообщаться. Голди ее зовут. Ты ее не очень-то отвлекай, а то не доедем!
Внутри танка оказалось неожиданно уютно. Золотоволосая Голди полулежала на кресле, нежно двигала рычагами и глядела в перископ. Наглухо задраенная смотровая щель была украшена плетеными гардинами, в стойке радиоаппаратуры два блока были вытащены, и проеме стояла стеклянная вазочка с сухими цветами, намертво приклеенная к основанию – при толчках танка цветы подпрыгивали, а вазочка колыхалась вместе с полкой. Еще было много цветных картинок с котятами, лошадьми, мотоциклами и мускулистыми красавцами, увешанными разнообразным оружием. Женский портрет был только один, в отпечатанной заодно с изображением золотистой витой рамке и это лицо Андреа узнал без труда. Сам он помещался в таком же кресле рядом, только без обзора. Перед тем как усадить, Голди смахнула с сидения недоплетенную салфетку и кучу тряпок – теперь это все тряслось и перемешивалось в углу. Разговор начался не сразу: сначала пришлось ждать пока танк развернется, потом по нему кто-то стрелял и даже куда-то попал, потом дорога превратилась в нечто похожее на поездку на заднем месте по обледенелой лестнице – Андреа как-то раз имел честь спустить таким образом взвод баронских гвардейцев, а теперь сам испытал этот сомнительный кайф. Потом все успокоилось и он наконец смог задать давно интересовавший вопрос:
– Голди, а зачем же ты меня раздавить хотела? Или не хотела?
– Ну хотела. Ты не сердись, просто так получилось. У нас в эскадроне наконец взяли живым рядового воина-монаха из скита Динь-дилинь. Был там? У них мужики отборные, и всякие обеты принимают, я всех не помню, но главное – в плен не сдаваться и до женщин не касаться. Понимаешь, чины-то ихние сами на эти обеты естественно плюют, но рядовщину держат в строгости. Так что если такой живьем попадется, то это прямо праздник какой-то. Понимаешь?
Андреа немного подумал и согласился, что действительно – праздник.
– Ага, и вот такой нам попался, совершенно неповрежденный. А мы с Ану-инэн с прошлого года на первых местах по боевой и политической, рейтинг зарабатываем, и вот, нам его на экипаж и выделили. Анка-то командир, ей первой положено, а я канючить начала. Тогда поспорили – если я догоню вон того дурака с дрыном раньше чем он до леса добежит, то она уступит, а если нет, то не взыщи. А ты возьми да добеги. Я сначала так сердилась, так сердилась, что будь у меня управление пушкой исправно, так бы и вмочила. Тебя как зовут?
Андреа назвался. Голди подивилась длинному имени и заметила, что у них такие имена принято сокращать.
– Вот ты, к примеру будешь «А. С. В.»
Андреа припомнил – что-то такое он ведь слышал… Но Голди не дала сосредоточиться. Она продолжала говорить, не отрывая глаз от черного обрамления перископа, и казалось, что разговор ведет не с новым знакомым Асвом, а с кем-то там, впереди.
– А ты говоришь крут был? Я думала это пожизненно, а вот значит как бывает. У нас тут их целая куча была, толклись и мешались друг другу, правда сейчас их куда всех сгребают. Я тоже хочу крутой стать, да все никак не удается. Они и раньше-то никого к себе не подпускали, друг с другом только, да с лидерами, а теперь и вовсе, засветятся пару раз и привет, в спецзону уходят. А я бы не стала и там сидеть, я бы на запредельные территории отправилась. Там говорят такое есть! А ты сам вообще откуда?
Андреа приблизительно описал. Заодно рассказал и свою печальную историю, добавив, что портрет в золотом обрамлении весьма Наталию напоминает. Голди призадумалась.
– Вообще-то на портрете ее императорское величественное высочество, высочественное величество ну и так далее, на три с половиной минуты полный титул, мы как-то специально засекали. Она у нас недавно, года два, не больше. Прежняя императрица делась куда-то, а у нас теперь эта. Шебутная такая, всем шороху задала. И нам – Личной Гвардии работы прибавилось, опасней стало, опять же крутых отсеивать – ее затея. Но жаловаться вобщем-то грех, при ней теперь и организовано все лучше, и платят больше, снабжение там всякое. А про твои края я не слыхивала даже, ты наверное даже не из запредела к нам попал, а вообще из Другой Оперы. Тем более говоришь, что Творец один-единственный. У нас тут сложнее…
Танк тяжело перевалился через какое-то препятствие. Голди замолчала, и Андреа, или Асв, как он решил себя называть, в знак новой жизни, воспользовался паузой:
– Слышь, а вкратце ты можешь объяснить, что у вас тут твориться? Я признаться пока что ни хрена не понимаю – кто с кем воюет, и как у вас тут еще вообще кто-то живой остался, в этой мясорубке?
– Вкратце… Ты когда с мое попаришься на занятиях, да оперативная информация каждые полдня, тогда сам будешь рассказывать вкратце. У нас тут восемь крупных группировок войск и тридцать пять мелких впридачу. И все время что-то новое подкидывают, не считая того, что те кто есть тоже то раскалываются, то сходятся, прямо издевательство какое-то. А в живых остаться сложновато, это ты верно подметил. Хорошо если Линия есть, ну навроде как ты Историей называешь, тогда Ведущий, иначе говоря Шеф, помочь сможет. Хотя Ведущий тоже – бережет только тех кто посимпатичней, или просто позаметней, а остальные как быдло фоновое, пачками горят. А когда твоей Линии нет – тут уж полная лотерея, на счастье надейся, а сам не плошай.
– Да, весело тут. А как ты думаешь, я отсюда домой попасть смогу?
– В Другую Оперу-то? Я не знаю, но ты не горюй. На базе есть одна ужасно умная девчонка, она скажет точнее. Но я тебя все равно не отпущу, пока ты меня в крутые не выведешь… ну хотя бы в крутоватые. Такая перспектива показалась скучноватой, но прямо сразу возражать не хотелось. Голди тоже ничего добавлять не стала и разговор прервался. Кресло под Андреа по-прежнему то мягко переваливалось из стороны в сторону, то мелко подрагивало, а то успокаивалось совсем, и он и не заметил как уснул, а проснулся только когда Голди потрясла его за плечо.
– Подъем, приехали. Ану-инэн тебя в казарму нашу отведет, а мне надо еще танк в ремзону отогнать, – и с этими словами она сползла с кресла вбок, давая дорогу. Андреа схватился за край люка, оглянулся в последний раз на портрет Наталии, и решительно вылез наружу.
Танк стоял возле красивого забора, выложенного из красного и белого кирпича. Дорога шла вдоль него и в конце заворачивала, а с другой стороны стояли двух и трехэтажные дома, стояли не очень часто, но чувствовалось, что это не поселок какой, а именно город. Андреа презрительно хмыкнул – с такой техникой могли бы и что-нибудь повнушительней построить. У Герцога Отрейского в столице и четырехэтажные здания не были редкостью, один доходный дом даже шесть этажей имел. Народу на улице почти не было, зато вдоль по ней медленно ехали три восьмиколесные пусковые установки, а по обочине топала рота молодых солдатиков, путающихся в полах необмятых шинелей. В руках у каждого был сверток с бельем, полотенце, мыльница и мочалка, и время от времени кто-нибудь это хозяйство ронял. Тогда возникала путаница, и свирепые сержанты наводили порядок, зычно матерясь и раздавая пинки нерасторопным. В сочетании с низким и хмурым небом весь пейзаж имел вид боевой и суровый, под стать названию – улица Обороны. Пока Андреа разглядывал дома, сверху слезла Ану-инэн и потянула его за рукав.
– Пойдем, пойдем. У нас окно сюда выходит, захочешь так потом налюбуешься.
Сзади виднелись ворота в заборе, с полосатой будочкой и шлагбаумом, но Ану-инэн решительно пошла вперед вдоль забора, и сразу за углом по натоптанной тропинке провела Андреа в зияющую брешь, украшенную табличкой «Осторожно! Неразорвавшаяся бомба».
– А что же бомбу не убирают, некому? – спросил он с опаской глядя на порыжевший стабилизатор внушительных размеров, торчащий из лужи рядом с брешью.
– Почему некому? Два раза саперы приезжали, как раз чтоб убрать. Таких получили, что больше не приедут.
– Не понял?! – изумился Андреа.
– Ну ты странный какой-то. Бомбу уберут – сразу дыру заделают, а как ходить? Через контроль что ли?
Тропинка вильнула между одноэтажными зданиями без окон, потом привела к шеренге казарм, такого же приземистого вида и такого же, как и все остальное здесь красного с белым кирпича. Через главный вход Ану-инэн не пошла, а поднялась по железной лестнице на крышу, подождала Андреа, и они вместе залезли сначала на чердак, а потом с чердака вниз, в саму казарму. Оглядеться Андреа не успел. Ану-инэн впихнула его в тесную комнатенку и сразу сбежала, сказав на прощание:
– Ничего не бойся, но сильно не наглей. Кто из начальства заглянет – скажи что ты брат.
– Чей?
– Ну мой например. Им вобщем-то никакого дела нету, но так, для порядку что-то ляпнуть полагается. Умывальник – вон дверца, и в шкафу мой старый комбез. Не будет налезать – разрежешь где-нибудь, но вообще-то он зимний, приспособленный поверх полушубка натягиваться, так что думаю хватит.
Оставшись один Андреа прежде всего содрал с себя одежду, одевать которую снова он бы не стал и под дулом автомата. Лежа на полу грязной невнятной горкой она была похожа скорее на половую тряпку, которой рачительная хозяйка прежде, чем окончательно выбросить, протерла мостовую перед домом. Сам Андреа впрочем был не намного чище. Глянув в маленькой кабинке с двумя кранами и крохотным пятачком душа на свое отражение в зеркале, он подивился, как это его могли записать в «симпатичные мордашки» – наверное эти милые бронетанковые амазонки привыкли к виду перемазанных в грязи и копоти мужских лиц, и профессионально отметали лишнее. «Ладно, посмотрим, что вы скажете, когда я вымоюсь!» – мелькнула гордая мысль, и тут же Андреа осадил себя, как бывало осаживал горячего коня. «Ты забыл, что теперь это не твоя игра? И с прежними замашками ты то и дело садишься в яму? Но помыться стоит в любом случае.» – и принялся за дело, запустив для вящего отрезвления сначала только холодную воду.
Она стекала с ног и плеч сначала чуть ли не черная, потом мутно-серая, а когда после четвертого захода от здоровенного куска мыла остался обмылочек размерами не больше детского кулачка и вода стала более-менее приемлемого цвета, Андреа решил что хватит. Полотенце, впрочем все равно покрылось противными грязными полосами.
Комбинезон оказался не то что бы мал, но все равно сидел как-то не так, придавая фигуре некоторую женственность. Андреа пробовал его подогнать и так и эдак, но потерпев неудачу, плюнул на эту затею, и с огромным удовольствием растянулся на одной из двух кроватей, которые занимали в этой комнатушке чуть ли не половину пространства, а еще был шкафчик, полочка перед зеркалом, уставленная косметикой и снова картинки на стенах – разноцветная мозаика все тех же кошечек и красавцев плюс протрет Наталии, точно такой же – в бутафорской раме. За окном была видна обещанная улица Обороны, но интереса ее разглядывать не было никакого. Андреа прикинул, что до вечера уже недалеко, и неизвестно что будет ночью, произнес несколько охранительных слов и заснул спокойным сном.
Видения и переживания его не беспокоили во-первых потому что переживать было вообще не в его привычках, а во-вторых потому что одно из охранительных слов как раз к этому и относилось. Пока он спал, в казарме два раза объявлялась воздушная тревога и один раз химическая, все учебные, и прошедшая проверка педантично занесла спящего Андреа в рапортичку, но будить его никто не стал, пожалели.
Поздно вечером наконец заявились хозяйки – сначала Ану-инэн, и через пару минут Голди, которая перекинулась с Ану парой веселых фраз, из которых проснувшийся Андреа заключил, что плененный монах оправдал возлагавшиеся на него надежды. Гостя женщины не стеснялись. Потом неизвестно откуда на столике появился чайник, стаканчики и еще куча всего – коробочки, баночки, ложечки, кулечки. На Андреа прикрикнули, и он послушно поднялся и принялся двигать кровати, переставлять стулья и в довершение всего ему пришлось вынуть из крепления и сложить зеркало. Голди объяснила:
– Девки у нас бедовые – перепьются, расколотят – где еще такую прелесть достанешь!
– А если не перепьются?
– Обязательно перепьются. Сегодня почти все с боевых, оторваться же надо.
– А ты?
– Тоже перепьюсь, но я ж свое зеркало бить не стану.
– Угу – понимающе буркнул Андреа и больше вопросов не задавал. Минут через десять начали собираться «бедовые девки», все как на подбор с тонкими талиями, острыми грудями, очень правильными и очень похожими лицами. Маленькая и широкая Ану-инэн среди них казалась одинокой служанкой модной портнихи, оставшейся наедине с десятком оживших манекенов – даже Голди среди них не очень выделялась, на такой же манекен парик другого цвета надели, и все. Андреа так и не запомнил, кого как зовут, да и не очень пытался, а когда к кому-нибудь обращался, то использовал безотказные слова «крошка», «киска», «красавица», и так далее в том же стиле. Веселье разгоралось, девушки то одна, то другая выбегали из комнаты и возвращались с бутылками вина, и было удивительно, как они умудряются пробираться до дверей в этой комнатушке, где и сидеть-то было тесно – одна из запоздавших кисок-красавиц по причине тесноты умастилась у Андреа на коленях, поцеловала его в виде спасиба в щеку, и по некоторым второстепенным признакам было ясно, что дело не обязательно только этим и ограничится. Другие тоже бросали на Андреа заинтересованные взгляды, и он решил, что тут надо быть поосторожней – при всей его крутости иметь дело со столькими подругами подряд было боязно. Впрочем, когда дым окончательно завился веревочкой, внимание к единственному представителю мужской половины человечества не усилилось, а наоборот ослабло. В комнатушке стоял веселый гомон, и обрывки разговоров тонули в общем шуме. Единственным, что можно было услышать более-менее связано, был сбивчивый рассказ подруги, отсиживающей Андрейские колени:
– Ну вот парень, еще пару часиков, и нога как новенькая будет. Ты из каковских?
– Да я… – начал мяться было Андреа, но вспомнил доклад командира вертолета – мир его праху – и бодро продолжил:
– Хвостовой стрелок с грузовика. В нас «тигры» из республики стреляли.
– Ага, значит ты из Верных Императорских войск, да?
– Нет.
– Ну как же нет? У Самостийных Императорских самолеты только легкие, а из Личной Гвардии Ее Величества оба экипажа перешли к Повстанцам за Республику против Демократии. Или как?
Андреа пошевелил ногой. Она слушалась. Оглядел доктора, и прикинув, что в случае осложнений его можно будет выключить максимум с двух ударов, решил не очень заботится о правдоподобии объяснений.
– Наш самолет был из Особо Верных войск Личной Гвардии Ее Величества, – и увидев удивление на лице собеседника добавил:
– Против демократии.
На доктора это произвело удручающее впечатление. Он почесал затылок, потом что-то посчитал на пальцах, сосредоточено шевеля губами. Буркнул:
– Ну ладно, чо уж теперь, – и спросил озабочено:
– А к Повстанцам за Монархическую Империю вы как относитесь?
– Да пока никак не относились.
– И то ладно. – Доктор вновь принялся загибать и разгибать пальцы, о чем-то раздумывая, но начавшаяся невдалеке стрельба, заглушившая утихающие звуки сражения за сгоревший вертолет заставила прервать это занятие.
– Так, не было печали, – и скомкав халат в карман, он резво полез по лесенке на чердак к окну, а вернувшись сообщил:
– Повстанцы за Демократию против Республики. Явились не запылились. Я пошел, а ты пока сиди. Стрелялку я возьму ту которая получше, ты не взыщи.
С этими словами доктор поворошил сено и вытащил грозного вида автомат с подствольным гранатометом и торчащими враскоряку магазинами. Хлопнула дощатая дверь и Андреа остался в одиночестве. Прежде всего он тоже покопался в сене и добыл последовательно две лимонки без запала, страшно тяжелое противотанковое ружье, просто ружье с жестянкой с патронами, примотанной к прикладу проволокой и брезентовую куртку с надписью «Да здравствует королева, виват!» поперек спины. Куртка была дырявая и пачканная кровью. «Так», – начал раздумывать он – «Если нападающие против Республики, значит они за Императора. Но в то же время они за Демократию – значит они за Ее Величество и против Императора. Или наоборот? А повстанцы за Монархическую Империю, они тогда по логике с кем воевать должны? Если б это История была, обязательно рядом оказался бы какой-нибудь знаток политических интриг. А так – мозги сломишь.» Ничего так и не придумав Андреа затащил противотанковое ружье наверх, вернулся за охотничьим и устроился у чердачного окна.
Бой в поселке шел вовсю, одинаково одетые бородачи палили из одинаковых автоматов друг в друга из-за заборов и пригибаясь перебегали улицу. Минут через пять со стороны леса подошла колонна из пяти броневиков, первый из которых был подбит, как только приблизился к поселку, а остальные заняли позицию за огородами. Кроме тарахтения моторов они добавили в общую симфонию битвы вопли из громкоговорителя «За Императора и Бога, мы пленных не берем, но уж если берем, то кормим от пуза и обращение хорошее, так что милости просим, господа!». Еще через несколько минут одинокий вертолет с яркой надписью «За Бога и Императора» сжег два броневика и прошелся из пулемета по всем без разбора воюющим сторонам, но из гущи неизвестно откуда взявшейся конной банды в него влепили сразу две ракеты, вертолет завалился набок и упал куда-то за околицу. Андреа пока что сидел тихо, справедливо сообразив, что если он начнет принимать участие в боевых действиях, то окажется под огнем сразу со всех сторон. Но даже не будучи в эпицентре событий, он ощутил некоторое беспокойство за свою жизнь, тем более что в небе прогудело несколько толстобрюхих самолетов, оставивших за собою белую россыпь, отдаленно похожую на сдунутые семена одуванчиков. Несколько домов поселка уже горели, и возникшую было мысль отсидеться в погребе пришлось отбросить, надо было искать возможность сбежать с поля боя.
Дом содрогнулся, с крыши посыпалась труха. Потом пол под ногами накренился, затрясся и весь фасад вместе с крышей и сидящим на чердаке Андреа двинулся вперед, вырулил на улицу и попер по ней вкось, а затем врезался в другой дом. Щепки, пыль, вздыбившееся бревна чердачного перекрытия, грохот гнущегося и ломающегося железа с крыши – все произошло разом и так быстро, что сориентироваться было практически невозможно. Андреа только и успел, что перед самым столкновением наполовину высунуться в окно, и тут же спрятаться обратно, чтобы не раздавило сразу. Сбоку открылась широкая щель, он недолго думая туда скользнул, и сразу откатился в сторону, успев увидеть широкий бронированный зад и могучие гусеницы, без труда прокладывающие себе дорогу сквозь постройки. Рядом по земле стеганула очередь, и Андреа бросился прятаться в еще шатающиеся развалины. Новое место обладало одним неоспоримым преимуществом: сквозь широкий пролом в сараях и заборе можно было увидеть не слишком широкое картофельное поле, а за ним лес, в котором вроде никто не стрелял. Правда именно на это поле и приземлялись те самые парашютисты, которых Андреа сначала принял за одуванчики, и которые при более детальном рассмотрении впечатления божьих одуванчиков отнюдь не производили. Или рискнуть? Андреа обернулся – сзади по остаткам его предыдущей позиции резво ползло новое бронированное чудище – темно-зеленое, приземистое, шевелящее в такт раскачиванию корпуса мощной пушкой. Этот танк явно намеревался пройти по следам предыдущего, так что, решил Андреа, уж лучше парашютисты. Он выворотил из полуразваленного забора кол и с боевым кличем «Слава Создателю, ятить-колотить!!!» бросился вперед.
Сначала Андреа ничего не понял. Десантура вместо того, чтобы полосатой грудью встать на дороге одинокого наглеца бросалась от него врассыпную с испуганными лицами. Некоторые путались в стропах собственных парашютов, падали, но продолжали движение на четвереньках. Андреа приободрился, еще разок крикнул «ятить!» и грозно размахивая колом теперь уже чисто для собственного удовольствия разгонял их кучки, не очень стараясь выдержать направление к лесу. «Эк я их», – думал он. – «Есть еще кой-чего во мне, не так-то просто с Крутым справиться, только бы сзади чем не огрели…». Андреа глянул назад.
За ним по пятам, настигая, шпарил по полю давешний танк, тот самый, из-за которого и было предпринято геройское нападение на десант. Экипаж танка явно преследовал спортивную цель – раздавить преследуемого исключительно гусеницами, по-джентельменски, без всякой там неэстетичной стрельбы – и так от канонады-перестрелки уши закладывает, даже звук танкового двигателя потерялся на этом фоне. Секунды две Андреа стоял, завороженный картиной грозно накатывающейся бронированной машины, а потом подпрыгнул и припустил пуще прежнего, продолжая махать колом, который с перепугу и бросить-то забыл. Десантники по-прежнему разбегались с его дороги, но теперь это удовольствия не доставляло.
Водитель танка был явно мастером своего дела. Несмотря на отчаянные заячьи петли беглеца, уже приблизившегося к краю поля, гусеницы грохотали все ближе и ближе. Андреа чувствовал, что выдыхается, и все оставшиеся силы вложил в последний прыжок. Было задумано, что он перелетит через груду убранных с поля камней вперемешку с корчеванными пнями, но нога зацепилась за молодую березку, и Андреа, перевернувшись в воздухе рухнул к разлапистому комлю лежащей на боку сосны, а через секунду, подминая кусты спелой малины, с рыком подкатил танк. Двигатель выбросил в воздух облако вонючей сажи и притих. Андреа встал, и держа кол наперевес стал ждать неминуемого, однако давить его никто не стал. Вместо этого открылся лобовой люк и оттуда показалась курносая девичья головка в ребристом кожаном шлеме из-под которого выбивались золотистые кудри.
– Алло, парниша, у тебя хоть закурить-то есть? – спросила девушка, вылезая и садясь на край люка. Голос у нее был недовольный, но вполне дружелюбный.
– Нету. – Андреа ожидал чего угодно, только не этого.
– Ну конечно, то-то шибко бегаешь. Ану-инэн! Мало того что он прыткий такой, так у него еще и курить нет.
Из башенного люка неспешно выбралась та, к которой обратились по имени Ану-инэн. Тоже молодая девица, но поплотнее и пошире в кости, без шлема, темно-русые волосы и маленькие живые глаза. Она посмотрела на Андреа, сплюнула и ответила:
– Ладно уж, проспорила, так не злись. Я ж тебе с самого начала сказала, что первая ночь с ним моя, так и вышло.
Мало кто взялся бы передать, какие мысли и обобщения вызвал этот диалог в душе Андреа, но он немного порозовел, приосанился и бархатным голосом заметил:
– Я не знаю ваших обычаев, но думаю, что смогу подарить свою первую ночь вам обоим… – и был прерван веселым смехом девушек, который очень странно звучал на фоне продолжающегося боя в селе. Отсмеявшись, золотоволосая объяснила:
– Веселый ты парниша. Свою первую ночь ты наверное подарил горничной своей мамы лет десять назад. Такого добра у нас хватает, хотя мордашка у него симпатичная, да?
– Ага, ничего себе.
– Ну ладно парниша, бывай. Ану-инэн! Двинули-ка на базу, у меня правый усилитель подтекает, пробило наверное.
Девушки не торопясь залезли внутрь, закрыли люки. Двигатель заурчал сильнее, и медленно почти осторожно переступая траками гусениц танк начал разворачиваться. Андреа не вполне пришедший в себя после гонки по полю, минуту назад приготавливавшийся к бесславной смерти, и наконец высмеянный в лучших своих чувствах стоял как потерянный. Он даже не испугался двух гулких выстрелов, прозвучавших не в поселке, а гораздо ближе, чуть ли не над ухом. Он только заинтересовано обернулся и увидел в у кромки леса небольшой отряд молодых мужчин в пятнистой форме. Двое из них стояли широко расставив ноги и держали на плечах дымящиеся трубы гранатометов и еще один готовился к выстрелу. Гранаты предназначались несомненно дефектному танку с приветливым экипажем, Андреа на долю секунды представил, как Ану-инэн и золотоволосая в горящих комбинезонах катаются по земле, и рефлексы Заведомо Крутого наконец сработали. Точным движением руки он швырнул кол, и кол успел полтора раза крутануться, прежде чем попал по взрывателю первой гранаты, которая ахнула языком кумулятивного пламени, направленным в белый свет, как в копеечку. Второй снаряд должен был пролететь совсем рядом, и Андреа просто коротким движением руки загнул один из его рулей, что придало траектории полета фривольную развязность навроде бумеранга, а в конечном счете его жертвой стал не широкий борт танка, а посторонний валун «бараний лоб», недалеко от третьего гранатометчика. Последний опешил и выпалил не целясь – граната ушла вверх и сбила винтовой штурмовик, направлявшийся куда-то по своим делам на бреющем полете. Неожиданный успех отряд не обрадовал.
– Товарищи, нас предали! – воскликнул кто-то, и вся группа бросившись наутек быстро скрылась из виду. Танк остановился, потом сдал назад и вновь поравнялся с Андреа, обдав его чадным выхлопом. Высунулась Ану-инэн:
– Спасибочки, молодцом дрына ввалил! Ты часом не крутой будешь?
– Да уж скорее был, чем буду! – весело ответил Андреа.
– Ну все равно. Залезай в передний люк. Там рулевая моя, она давно хотела с кем-нибудь из таких пообщаться. Голди ее зовут. Ты ее не очень-то отвлекай, а то не доедем!
Внутри танка оказалось неожиданно уютно. Золотоволосая Голди полулежала на кресле, нежно двигала рычагами и глядела в перископ. Наглухо задраенная смотровая щель была украшена плетеными гардинами, в стойке радиоаппаратуры два блока были вытащены, и проеме стояла стеклянная вазочка с сухими цветами, намертво приклеенная к основанию – при толчках танка цветы подпрыгивали, а вазочка колыхалась вместе с полкой. Еще было много цветных картинок с котятами, лошадьми, мотоциклами и мускулистыми красавцами, увешанными разнообразным оружием. Женский портрет был только один, в отпечатанной заодно с изображением золотистой витой рамке и это лицо Андреа узнал без труда. Сам он помещался в таком же кресле рядом, только без обзора. Перед тем как усадить, Голди смахнула с сидения недоплетенную салфетку и кучу тряпок – теперь это все тряслось и перемешивалось в углу. Разговор начался не сразу: сначала пришлось ждать пока танк развернется, потом по нему кто-то стрелял и даже куда-то попал, потом дорога превратилась в нечто похожее на поездку на заднем месте по обледенелой лестнице – Андреа как-то раз имел честь спустить таким образом взвод баронских гвардейцев, а теперь сам испытал этот сомнительный кайф. Потом все успокоилось и он наконец смог задать давно интересовавший вопрос:
– Голди, а зачем же ты меня раздавить хотела? Или не хотела?
– Ну хотела. Ты не сердись, просто так получилось. У нас в эскадроне наконец взяли живым рядового воина-монаха из скита Динь-дилинь. Был там? У них мужики отборные, и всякие обеты принимают, я всех не помню, но главное – в плен не сдаваться и до женщин не касаться. Понимаешь, чины-то ихние сами на эти обеты естественно плюют, но рядовщину держат в строгости. Так что если такой живьем попадется, то это прямо праздник какой-то. Понимаешь?
Андреа немного подумал и согласился, что действительно – праздник.
– Ага, и вот такой нам попался, совершенно неповрежденный. А мы с Ану-инэн с прошлого года на первых местах по боевой и политической, рейтинг зарабатываем, и вот, нам его на экипаж и выделили. Анка-то командир, ей первой положено, а я канючить начала. Тогда поспорили – если я догоню вон того дурака с дрыном раньше чем он до леса добежит, то она уступит, а если нет, то не взыщи. А ты возьми да добеги. Я сначала так сердилась, так сердилась, что будь у меня управление пушкой исправно, так бы и вмочила. Тебя как зовут?
Андреа назвался. Голди подивилась длинному имени и заметила, что у них такие имена принято сокращать.
– Вот ты, к примеру будешь «А. С. В.»
Андреа припомнил – что-то такое он ведь слышал… Но Голди не дала сосредоточиться. Она продолжала говорить, не отрывая глаз от черного обрамления перископа, и казалось, что разговор ведет не с новым знакомым Асвом, а с кем-то там, впереди.
– А ты говоришь крут был? Я думала это пожизненно, а вот значит как бывает. У нас тут их целая куча была, толклись и мешались друг другу, правда сейчас их куда всех сгребают. Я тоже хочу крутой стать, да все никак не удается. Они и раньше-то никого к себе не подпускали, друг с другом только, да с лидерами, а теперь и вовсе, засветятся пару раз и привет, в спецзону уходят. А я бы не стала и там сидеть, я бы на запредельные территории отправилась. Там говорят такое есть! А ты сам вообще откуда?
Андреа приблизительно описал. Заодно рассказал и свою печальную историю, добавив, что портрет в золотом обрамлении весьма Наталию напоминает. Голди призадумалась.
– Вообще-то на портрете ее императорское величественное высочество, высочественное величество ну и так далее, на три с половиной минуты полный титул, мы как-то специально засекали. Она у нас недавно, года два, не больше. Прежняя императрица делась куда-то, а у нас теперь эта. Шебутная такая, всем шороху задала. И нам – Личной Гвардии работы прибавилось, опасней стало, опять же крутых отсеивать – ее затея. Но жаловаться вобщем-то грех, при ней теперь и организовано все лучше, и платят больше, снабжение там всякое. А про твои края я не слыхивала даже, ты наверное даже не из запредела к нам попал, а вообще из Другой Оперы. Тем более говоришь, что Творец один-единственный. У нас тут сложнее…
Танк тяжело перевалился через какое-то препятствие. Голди замолчала, и Андреа, или Асв, как он решил себя называть, в знак новой жизни, воспользовался паузой:
– Слышь, а вкратце ты можешь объяснить, что у вас тут твориться? Я признаться пока что ни хрена не понимаю – кто с кем воюет, и как у вас тут еще вообще кто-то живой остался, в этой мясорубке?
– Вкратце… Ты когда с мое попаришься на занятиях, да оперативная информация каждые полдня, тогда сам будешь рассказывать вкратце. У нас тут восемь крупных группировок войск и тридцать пять мелких впридачу. И все время что-то новое подкидывают, не считая того, что те кто есть тоже то раскалываются, то сходятся, прямо издевательство какое-то. А в живых остаться сложновато, это ты верно подметил. Хорошо если Линия есть, ну навроде как ты Историей называешь, тогда Ведущий, иначе говоря Шеф, помочь сможет. Хотя Ведущий тоже – бережет только тех кто посимпатичней, или просто позаметней, а остальные как быдло фоновое, пачками горят. А когда твоей Линии нет – тут уж полная лотерея, на счастье надейся, а сам не плошай.
– Да, весело тут. А как ты думаешь, я отсюда домой попасть смогу?
– В Другую Оперу-то? Я не знаю, но ты не горюй. На базе есть одна ужасно умная девчонка, она скажет точнее. Но я тебя все равно не отпущу, пока ты меня в крутые не выведешь… ну хотя бы в крутоватые. Такая перспектива показалась скучноватой, но прямо сразу возражать не хотелось. Голди тоже ничего добавлять не стала и разговор прервался. Кресло под Андреа по-прежнему то мягко переваливалось из стороны в сторону, то мелко подрагивало, а то успокаивалось совсем, и он и не заметил как уснул, а проснулся только когда Голди потрясла его за плечо.
– Подъем, приехали. Ану-инэн тебя в казарму нашу отведет, а мне надо еще танк в ремзону отогнать, – и с этими словами она сползла с кресла вбок, давая дорогу. Андреа схватился за край люка, оглянулся в последний раз на портрет Наталии, и решительно вылез наружу.
Танк стоял возле красивого забора, выложенного из красного и белого кирпича. Дорога шла вдоль него и в конце заворачивала, а с другой стороны стояли двух и трехэтажные дома, стояли не очень часто, но чувствовалось, что это не поселок какой, а именно город. Андреа презрительно хмыкнул – с такой техникой могли бы и что-нибудь повнушительней построить. У Герцога Отрейского в столице и четырехэтажные здания не были редкостью, один доходный дом даже шесть этажей имел. Народу на улице почти не было, зато вдоль по ней медленно ехали три восьмиколесные пусковые установки, а по обочине топала рота молодых солдатиков, путающихся в полах необмятых шинелей. В руках у каждого был сверток с бельем, полотенце, мыльница и мочалка, и время от времени кто-нибудь это хозяйство ронял. Тогда возникала путаница, и свирепые сержанты наводили порядок, зычно матерясь и раздавая пинки нерасторопным. В сочетании с низким и хмурым небом весь пейзаж имел вид боевой и суровый, под стать названию – улица Обороны. Пока Андреа разглядывал дома, сверху слезла Ану-инэн и потянула его за рукав.
– Пойдем, пойдем. У нас окно сюда выходит, захочешь так потом налюбуешься.
Сзади виднелись ворота в заборе, с полосатой будочкой и шлагбаумом, но Ану-инэн решительно пошла вперед вдоль забора, и сразу за углом по натоптанной тропинке провела Андреа в зияющую брешь, украшенную табличкой «Осторожно! Неразорвавшаяся бомба».
– А что же бомбу не убирают, некому? – спросил он с опаской глядя на порыжевший стабилизатор внушительных размеров, торчащий из лужи рядом с брешью.
– Почему некому? Два раза саперы приезжали, как раз чтоб убрать. Таких получили, что больше не приедут.
– Не понял?! – изумился Андреа.
– Ну ты странный какой-то. Бомбу уберут – сразу дыру заделают, а как ходить? Через контроль что ли?
Тропинка вильнула между одноэтажными зданиями без окон, потом привела к шеренге казарм, такого же приземистого вида и такого же, как и все остальное здесь красного с белым кирпича. Через главный вход Ану-инэн не пошла, а поднялась по железной лестнице на крышу, подождала Андреа, и они вместе залезли сначала на чердак, а потом с чердака вниз, в саму казарму. Оглядеться Андреа не успел. Ану-инэн впихнула его в тесную комнатенку и сразу сбежала, сказав на прощание:
– Ничего не бойся, но сильно не наглей. Кто из начальства заглянет – скажи что ты брат.
– Чей?
– Ну мой например. Им вобщем-то никакого дела нету, но так, для порядку что-то ляпнуть полагается. Умывальник – вон дверца, и в шкафу мой старый комбез. Не будет налезать – разрежешь где-нибудь, но вообще-то он зимний, приспособленный поверх полушубка натягиваться, так что думаю хватит.
Оставшись один Андреа прежде всего содрал с себя одежду, одевать которую снова он бы не стал и под дулом автомата. Лежа на полу грязной невнятной горкой она была похожа скорее на половую тряпку, которой рачительная хозяйка прежде, чем окончательно выбросить, протерла мостовую перед домом. Сам Андреа впрочем был не намного чище. Глянув в маленькой кабинке с двумя кранами и крохотным пятачком душа на свое отражение в зеркале, он подивился, как это его могли записать в «симпатичные мордашки» – наверное эти милые бронетанковые амазонки привыкли к виду перемазанных в грязи и копоти мужских лиц, и профессионально отметали лишнее. «Ладно, посмотрим, что вы скажете, когда я вымоюсь!» – мелькнула гордая мысль, и тут же Андреа осадил себя, как бывало осаживал горячего коня. «Ты забыл, что теперь это не твоя игра? И с прежними замашками ты то и дело садишься в яму? Но помыться стоит в любом случае.» – и принялся за дело, запустив для вящего отрезвления сначала только холодную воду.
Она стекала с ног и плеч сначала чуть ли не черная, потом мутно-серая, а когда после четвертого захода от здоровенного куска мыла остался обмылочек размерами не больше детского кулачка и вода стала более-менее приемлемого цвета, Андреа решил что хватит. Полотенце, впрочем все равно покрылось противными грязными полосами.
Комбинезон оказался не то что бы мал, но все равно сидел как-то не так, придавая фигуре некоторую женственность. Андреа пробовал его подогнать и так и эдак, но потерпев неудачу, плюнул на эту затею, и с огромным удовольствием растянулся на одной из двух кроватей, которые занимали в этой комнатушке чуть ли не половину пространства, а еще был шкафчик, полочка перед зеркалом, уставленная косметикой и снова картинки на стенах – разноцветная мозаика все тех же кошечек и красавцев плюс протрет Наталии, точно такой же – в бутафорской раме. За окном была видна обещанная улица Обороны, но интереса ее разглядывать не было никакого. Андреа прикинул, что до вечера уже недалеко, и неизвестно что будет ночью, произнес несколько охранительных слов и заснул спокойным сном.
Видения и переживания его не беспокоили во-первых потому что переживать было вообще не в его привычках, а во-вторых потому что одно из охранительных слов как раз к этому и относилось. Пока он спал, в казарме два раза объявлялась воздушная тревога и один раз химическая, все учебные, и прошедшая проверка педантично занесла спящего Андреа в рапортичку, но будить его никто не стал, пожалели.
Поздно вечером наконец заявились хозяйки – сначала Ану-инэн, и через пару минут Голди, которая перекинулась с Ану парой веселых фраз, из которых проснувшийся Андреа заключил, что плененный монах оправдал возлагавшиеся на него надежды. Гостя женщины не стеснялись. Потом неизвестно откуда на столике появился чайник, стаканчики и еще куча всего – коробочки, баночки, ложечки, кулечки. На Андреа прикрикнули, и он послушно поднялся и принялся двигать кровати, переставлять стулья и в довершение всего ему пришлось вынуть из крепления и сложить зеркало. Голди объяснила:
– Девки у нас бедовые – перепьются, расколотят – где еще такую прелесть достанешь!
– А если не перепьются?
– Обязательно перепьются. Сегодня почти все с боевых, оторваться же надо.
– А ты?
– Тоже перепьюсь, но я ж свое зеркало бить не стану.
– Угу – понимающе буркнул Андреа и больше вопросов не задавал. Минут через десять начали собираться «бедовые девки», все как на подбор с тонкими талиями, острыми грудями, очень правильными и очень похожими лицами. Маленькая и широкая Ану-инэн среди них казалась одинокой служанкой модной портнихи, оставшейся наедине с десятком оживших манекенов – даже Голди среди них не очень выделялась, на такой же манекен парик другого цвета надели, и все. Андреа так и не запомнил, кого как зовут, да и не очень пытался, а когда к кому-нибудь обращался, то использовал безотказные слова «крошка», «киска», «красавица», и так далее в том же стиле. Веселье разгоралось, девушки то одна, то другая выбегали из комнаты и возвращались с бутылками вина, и было удивительно, как они умудряются пробираться до дверей в этой комнатушке, где и сидеть-то было тесно – одна из запоздавших кисок-красавиц по причине тесноты умастилась у Андреа на коленях, поцеловала его в виде спасиба в щеку, и по некоторым второстепенным признакам было ясно, что дело не обязательно только этим и ограничится. Другие тоже бросали на Андреа заинтересованные взгляды, и он решил, что тут надо быть поосторожней – при всей его крутости иметь дело со столькими подругами подряд было боязно. Впрочем, когда дым окончательно завился веревочкой, внимание к единственному представителю мужской половины человечества не усилилось, а наоборот ослабло. В комнатушке стоял веселый гомон, и обрывки разговоров тонули в общем шуме. Единственным, что можно было услышать более-менее связано, был сбивчивый рассказ подруги, отсиживающей Андрейские колени: