Страница:
— Черт, — вырвалось у Эйнджел. — Я ведь даже не знаю твоего имени.
Лис повернул к ней лицо и улыбнулся:
— Формальное знакомство мы и в самом деле упустили из виду. Меня зовут Байрон.
Все так же улыбаясь, он протянул ей руку.
Большинство моро, которых знала Эйнджел, располагали не слишком обширным набором выражений лица. Собственная улыбка Эйнджел ограничивалась легким изгибом уголков рта. Но морда лиса отличалась большой подвижностью. Его глаза лучились радостью, щеки раздулись, уши слегка вывернулись наружу. Он улыбался всем лицом. Странно, но это выглядело естественным для него, он ничуть не походил на лиса, старающегося копировать человека.
По всей видимости, где-то существовал генный технолог, который остался очень доволен собой.
Улыбка была так заразительна, что Эйнджел не смогла удержаться и не ответить тем же, даже несмотря на боль в щеке. Она протянула руку:
— Эйнджел.
— Эйнджел, — медленно повторил он.
Его голос придал ее имени странный экзотический оттенок. Улыбка стала чуточку шире, словно она назвала ему не свое имя, а подсказала ответ на неразрешимую задачу, над которой он долго и безрезультатно бился.
— Чудное имя, — сказал Байрон, а Эйнджел подумала про себя, что английский акцент как нельзя больше шел его лисьей внешности.
Сама же она всегда считала, что это имя противоречило ее природе.
— Где ты так научился стрелять?
— В Ольстере, в специальной бригаде по борьбе с терроризмом. Да спасет Бог то, что еще уцелело от монархии. — Байрон передернул плечами. — Вот уже пятнадцать лет, как я гражданин Соединенных Штатов, а избавиться от акцента никак не могу.
— А чем тебе не нравится твой акцент?
— Лисий акцент на несколько ступеней ниже акцента кокни. Если бы я мог, то немедленно освободился бы от него.
Эйнджел тут же вспомнила о бармене, который изо всех сил старался говорить как люди.
— Не беспокойся. Мне это нравится.
Байрон покачал головой:
— Можешь довериться моему слуху. У тебя очень сексуальный голос.
Байрон снова улыбнулся. Они все еще держали друг друга за руки. Он поднял вторую руку и провел по той половине ее лица, что не пострадала от удара.
— С таким ангелом, как ты, я бы не осмелился вступить в пререкания.
Опустив руку, он устремил взгляд на Мишн-стрит. От полицейских уже не осталось и следа. Небо там, куда не доходил смутный свет уличных фонарей, было непроглядно-черным. От воды тянуло холодом. Стоял конец октября. Эйнджел слегка поежилась.
— По всей видимости, — произнес Байрон, — кризис миновал.
Эйнджел кивнула и отпустила его руку.
— Теперь нам нужно что-то сделать с твоим лицом…
— Да нет, все в порядке.
— У меня в машине есть аптечка первой помощи.
Эйнджел подняла на Байрона глаза. Его взгляд заставил ее задаться вопросом, о чем тот мог думать в эту минуту и насколько близко совпадают их мысли.
ГЛАВА 2
ГЛАВА 3
Лис повернул к ней лицо и улыбнулся:
— Формальное знакомство мы и в самом деле упустили из виду. Меня зовут Байрон.
Все так же улыбаясь, он протянул ей руку.
Большинство моро, которых знала Эйнджел, располагали не слишком обширным набором выражений лица. Собственная улыбка Эйнджел ограничивалась легким изгибом уголков рта. Но морда лиса отличалась большой подвижностью. Его глаза лучились радостью, щеки раздулись, уши слегка вывернулись наружу. Он улыбался всем лицом. Странно, но это выглядело естественным для него, он ничуть не походил на лиса, старающегося копировать человека.
По всей видимости, где-то существовал генный технолог, который остался очень доволен собой.
Улыбка была так заразительна, что Эйнджел не смогла удержаться и не ответить тем же, даже несмотря на боль в щеке. Она протянула руку:
— Эйнджел.
— Эйнджел, — медленно повторил он.
Его голос придал ее имени странный экзотический оттенок. Улыбка стала чуточку шире, словно она назвала ему не свое имя, а подсказала ответ на неразрешимую задачу, над которой он долго и безрезультатно бился.
— Чудное имя, — сказал Байрон, а Эйнджел подумала про себя, что английский акцент как нельзя больше шел его лисьей внешности.
Сама же она всегда считала, что это имя противоречило ее природе.
— Где ты так научился стрелять?
— В Ольстере, в специальной бригаде по борьбе с терроризмом. Да спасет Бог то, что еще уцелело от монархии. — Байрон передернул плечами. — Вот уже пятнадцать лет, как я гражданин Соединенных Штатов, а избавиться от акцента никак не могу.
— А чем тебе не нравится твой акцент?
— Лисий акцент на несколько ступеней ниже акцента кокни. Если бы я мог, то немедленно освободился бы от него.
Эйнджел тут же вспомнила о бармене, который изо всех сил старался говорить как люди.
— Не беспокойся. Мне это нравится.
Байрон покачал головой:
— Можешь довериться моему слуху. У тебя очень сексуальный голос.
Байрон снова улыбнулся. Они все еще держали друг друга за руки. Он поднял вторую руку и провел по той половине ее лица, что не пострадала от удара.
— С таким ангелом, как ты, я бы не осмелился вступить в пререкания.
Опустив руку, он устремил взгляд на Мишн-стрит. От полицейских уже не осталось и следа. Небо там, куда не доходил смутный свет уличных фонарей, было непроглядно-черным. От воды тянуло холодом. Стоял конец октября. Эйнджел слегка поежилась.
— По всей видимости, — произнес Байрон, — кризис миновал.
Эйнджел кивнула и отпустила его руку.
— Теперь нам нужно что-то сделать с твоим лицом…
— Да нет, все в порядке.
— У меня в машине есть аптечка первой помощи.
Эйнджел подняла на Байрона глаза. Его взгляд заставил ее задаться вопросом, о чем тот мог думать в эту минуту и насколько близко совпадают их мысли.
ГЛАВА 2
Когда Байрон решительно направился в сторону залива, Эйнджел знала, что должно произойти что-то необычное. Без слов она следовала за ним. За новым мостом через Оклендский залив они пошли вдоль кромки воды, все более углубляясь в лес жилых массивов, что вырос на возникшей после землетрясения новой береговой линии. Туман уже немного рассеялся, и теперь Эйнджел без труда различала торчащие вдоль берега из водной глади залива «рифы». Несмотря на то, что в этом месте следы последнего землетрясения, изменившего ландшафта скрывшего под водой прибрежные постройки, были менее заметными, чем в районе Маркета и Телеграф Хилл, все же, глядя на эти выпирающие из залива формы, можно было легко представить, как пятидесяти-шестидесятиметровые громады сооружений верфи и других построек во время стихийного бедствия сползли в залив.
Было что-то извращенное в том, чтобы заставить людей заплатить огромные деньги за право жить в роскошных новых домах в таком близком соседстве со следами разрушения. Если этому нет никакого разумного объяснения, то воистину — богатство и глупость находятся в близком родстве. Эйнджел только поверхностно могла рассмотреть первый этаж здания, к которому они приблизились, но и этого самого поверхностного взгляда оказалось достаточно, чтобы она могла сделать вывод о том, что проживавшие в нем люди были ужасно глупыми.
Байрон проводил ее в гараж со стоянкой автомобилей, примыкающий к зданию. Его машина была припаркована в специально отведенном месте гаража. Должно быть, деньги, которые ему приходилось платить за содержание автостоянки, намного превосходили те, что она расходовала на свое жилье. Автомобиль был под стать гаражу.
— БМВ? — наконец выговорила Эйнджел.
— БМВ-600, седан, — ответил Байрон.
Он извлек из кармана маленький пульт дистанционного управления и нажал на несколько кнопок. Открылся багажник.
— Я потрясена.
От синего автомобиля обтекаемой формы веяло большими деньгами и властью. Волосы у нее на затылке встали дыбом, и ее окатила волна страха. Это «средство передвижения» стоило никак не меньше сотни тысяч баксов.
Наконец Эйнджел обратила внимание на покрой костюма Байрона. Моро, носящий костюмы, не мог не иметь денег. Но костюм Байрона не был видоизмененной мужской тройкой. Эта чертова тряпка была сшита специально на заказ. Это шокировало ничуть не меньше, чем автомобиль.
Байрон, покопавшись в багажнике, вытащил зеленый чемоданчик с красным крестом на крышке и протянул ей.
— Позволь мне усадить тебя.
С этими словами он нажал еще несколько кнопок на пульте, и позади нее открылась дверца пассажирского сиденья. Обтянутое кожей сиденье повернулось на девяносто градусов к распахнутой дверце и застыло на месте.
Эйнджел в немом изумлении уставилась на него, но не сделала ни единого движения.
— Оно не кусается.
Эйнджел покачала головой:
— Я никогда не видела машины, которая бы делала нечто подобное.
Усевшись, она на несколько сантиметров погрузилась в мягкое сиденье, которое тотчас приняло форму ее тела. Как бы ей хотелось, чтобы нечто похожее было у нее дома.
Аптечка первой помощи лежала у нее на коленях. Байрон раскрыл ее.
— Сначала мы должны смыть кровь. — Он вытащил марлевый тампон и пузырек. — Будет немного щипать.
Байрон открыл пузырек, и в нос Эйнджел ударил сильный запах спирта. Смочив марлю, он протер мех на ее щеке. Глаза крольчихи тотчас повлажнели, и она поморщилась, что не прошло незамеченным. Побуревший от крови тампон Байрон выбросил.
Эйнджел подняла на лиса затуманенный слезами взор.
— Что?
— Похоже, я причинил тебе боль…
— Нет, все хорошо.
— Но ты плачешь.
— Вовсе нет! — фыркнула она. — Просто перевяжи, и покончим с этим.
Байрон кивнул и снова принялся смывать кровь. Было нестерпимо больно. Эйнджел попыталась думать о чем-нибудь другом.
— Итак…
Лицо ее скривилось, когда Байрон приложил к ране новую салфетку.
— Как ты зарабатываешь себе на жизнь?
Он вытащил из чемоданчика маленькую бритву.
— Я был хорошо оплачиваемым мальчиком на побегушках.
Байрон принялся сбривать волосы вокруг раны. Эйнджел слегка напряглась, один из волосков упал ей на колени.
— Пока не уволили, — закончил Байрон.
По тону его голоса было понятно, что продолжать эту тему ему не хотелось.
Пока он занимался обработкой раны на ее лице, Эйнджел сидела неподвижно и молчала. Когда Байрон закончил, она со страхом взглянула на себя в зеркало бокового обзора. Но страхи ее оказались напрасными. Повязка представляла собой маленький прямоугольник на правой щеке.
Она легонько прикоснулась к лицу:
— По крайней мере, шрамы будут симметричными.
Байрон тоже пригнулся и заглянул в зеркало:
— Меня разбирает любопытство по поводу этого, первого.
Перегнувшись через ее плечо, лис прикоснулся к зеркальному изображению другой ее щеки. На левой щеке виднелся шрам, слегка подтянувший кверху один уголок ее рта, придав ему выражение вечной улыбки.
— Это было давно. Думаю, ты вряд ли захочешь узнать об этом.
— Может быть, наоборот.
Он оставил зеркало в покое, а его рука так и осталась лежать на ее плече.
Эйнджел вздохнула. На самом деле это не то, что он хотел бы услышать.
— Десять лет назад один грязный хорек попытался изнасиловать меня.
Возникла неловкая пауза, которая грозила затянуться. Наконец Байрон выдавил из себя:
— Прости.
— Я же говорила.
— Может быть, мне отвезти тебя домой?
Интересно, она поморщилась? А вот его рука все еще лежит на плече. Это хорошо, подумала Эйнджел. Только бы не сказать ему, что стало с тем хорьком.
— Я была бы очень благодарна.
Байрон отошел от нее и, обойдя машину, открыл водительскую дверцу.
— Итак, куда мы едем?
— В Мишн Дистрикт, — ответила Эйнджел.
В мыслях она уже проигрывала сцену, как будет приглашать его подняться к ней. Если бы он был более внимательным, то по запаху понял бы, что она чувствует. Она-то точно могла определить это, даже запах залежалых плодов лайма из «Кроличьей норы» не мог заглушить зова страсти. Это обстоятельство сильно смущало ее.
Дом, в котором жила Эйнджел, находился недалеко от центра Мишн Дистрикт, в сердце квартала в викторианском и псевдовикторианском стиле, без которого невозможно и представить себе Сан-Франциско. Многие из зданий, мимо которых Байрон вел автомобиль, выдержали два сильных землетрясения. Существовала даже шутка о том, что реставрационные работы в этой части Мишн Дистрикт нанесли больше ущерба, чем любое из стихийных бедствий.
Дом Эйнджел являл собой весьма специфическое зрелище. Над входом, спроектированным с намеком на римскую арку, распласталось окно с видом на залив. С обеих сторон двери и окна вздымались ввысь доминирующие над всем строением квадратные башенки, увенчанные зубцами. Все сооружение покоилось на кирпичном фундаменте, отделанном кованым железом, что в сочетании с идущей под углом улицей создавало головокружительный эффект. Западный участок этой улицы был настолько крут, что если с правой стороны ее к входной двери вело шесть ступеней, то с левой — всего две.
Байрон припарковался между синим облезшим, видавшим виды фордом «Джербоа» и массивным, подвергшимся значительным модификациям «Плимутом Антеем». Поставив машину вплотную к бордюрному камню, он сказал:
— Приятное местечко.
Эйнджел окинула взглядом 23-ю стрит. Машина стояла как раз напротив ее дома.
— Ты что, говоришь об этом доме?
Байрон пожал плечами.
О вкусах не спорят. Будь у Эйнджел побольше времени, она наверняка влюбилась бы в эти древние уродства, которые и придавали городу его неповторимый облик.
Но пока что ее ум занимали другие мысли и, не переводя дыхания, она спросила:
— Поднимешься ко мне чего-нибудь выпить?
Когда Эйнджел произнесла эту фразу, она уже жалела, что так ничего и не придумала менее избитого, чем этот незамысловатый вопрос.
— С удовольствием, Эйнджел.
Должно быть, она все это вообразила, но ей показалось, что ее имя в устах Байрона прозвучало как ласковое обращение, которым награждают любимое существо.
Вместе с ним Эйнджел поднялась на свой этаж, совершенно забыв о существовании своей соседки по квартире. Как только забываешь о Лей, она всегда оказывается тут как тут. Лей сидела в гостиной, словно поджидая их.
Едва только Эйнджел переступила порог комнаты, как та, словно мячик, сорвалась с дивана и подскочила к ней.
— Сегодня ты рано. Как ты… — но не договорила. — Что, черт возьми, случилось? Ты в порядке?
Эйнджел открыла было рот, чтобы что-то ответить, но не успела.
— А это кто еще такой? — на одном дыхании закончила Лей.
Лей была вьетнамской собакой, но Эйнджел подозревала, что та была необычного вида хорьком с гипертрофированными рефлексами. Эйнджел так и не смогла выдавить из себя ни слова, а Лей уже трясла Байрона за руку.
— Лей, — наконец произнесла Эйнджел, отходя в сторону и освобождая дорогу Байрону, чтобы тот наконец смог войти в квартиру. — Это Байрон. Байрон, это Лей.
Эйнджел почувствовала себя не совсем уютно, зажатая с двух сторон двумя моро двухметрового роста.
— Очень рад, в самом деле, — сказал Байрон, расплываясь в несколько обескураженной улыбке.
— Прости, что вернулась так рано, — сказала Эйнджел, — но так уж вышло.
— Да нет, все в порядке, никаких проблем, — проговорила Лей и снова повернула лицо к Байрону. — Могу себе представить.
Эйнджел почувствовала, как ее соседка повиляла хвостом.
— Лей… — начала она.
— Как прошла игра? — поинтересовалась Лей, наконец перестав пожимать руку Байрона.
Эйнджел стояла, не будучи в состоянии сразу понять, о чем ее спрашивала подруга.
— Эйнджел, я спрашиваю про игру.
— Ах, это…
Она зачем-то бросила быстрый взгляд на Байрона.
— Не знаю.
— После всей твоей… — Лей в свою очередь тоже посмотрела на Байрона. — Ну, да, так получилось
— Да, видишь ли…
— Боже, ты только посмотри сколько времени.
Лей попыталась взглядом отыскать где-нибудь часы, но их нигде поблизости не было. Она схватила висевшую на спинке стула сумочку.
— Была рада познакомиться с вами, Байрон. — Она снова завладела его рукой. — Но мне пора идти. Кое-кого повидать, кое-что сделать.
Прежде чем выйти, Лей повернулась к Эйнджел и от всей души подмигнула ей, затем, проскользнув за спиной Байрона, скрылась за дверью.
— Лей? — услышав, что хлопнула входная дверь внизу, Эйнджел вздохнула. — Терпеть этого не могу.
— Интересное создание.
Байрон прошел в квартиру, и Эйнджел закрыла за ним дверь. Она обвела взглядом гостиную. Здорово, Лей снова убралась. Чего доброго, Байрон еще подумает, что она помешанная на чистоте чудачка.
— Чувствуй себя как дома.
Неужели сегодня ничего, кроме избитых фраз, она не способна произносить?
— Я хочу переодеться во что-то более… — Эйнджел помедлила, — … чистое.
— Пожалуйста, делай все, что тебе нужно.
Эйнджел прошла в свою спальню и, сорвав с себе заляпанную кровью рубашку, посмотрелась в зеркало.
— Ты все еще немного пьяна. — прошептала она своему отражению, стаскивая джинсы. — Точно, пьяна.
Она огляделась в поисках одежды. По сравнению с безупречной аккуратностью гостиной, в ее спальне царил настоящий разгром, где все было перевернуто вверх дном. Сначала Эйнджел принялась искать что-нибудь, что пахло бы чистотой, а закончила тем, что две охапки одежды затолкала в гардеробную.
Ей нужно было что-то сделать, чтобы остановиться и прекратить наводить порядок.
— Успокойся, Эйнджел, — прошептала она.
Она посмотрела на свое отражение в зеркале, вполне можно было отказаться от одежды вообще. Одежда была всецело человеческой выдумкой. А здесь она находится у себя дома, не так ли?
Эйнджел извлекла из шкафа зеленое платье с металлическим отливом, которое купила в Чайнатауне и уже собиралась выйти в гостиную, когда спохватилась, что не оторвала этикетку. Бросив ее под кровать, она наконец покинула спальню.
— Мне в самом деле нужно выпить.
Эйнджел миновала гостиную и заглянула в холодильник. Кола, «Бадвайзер», бутылка белого вина…
Она выбрала вино.
Затем вернулась в гостиную. Байрон расположился на диване, удобно облокотившись на спинку, и смотрел в экран видеокома. Пиджак и галстук он снял. Эйнджел приблизилась к нему и протянула стакан.
— Местная игра не транслируется, но я нашел денверский матч.
Эйнджел устремила взгляд на экран как раз в тот момент, когда полузащитник денверских «Бродяг» оказался в ловушке, устроенной двумя тиграми, лисом и псом.
— Вот это да! — увидев такое, воскликнула Эйнджел, едва не расплескав вино. — Ты болельщик?
— А по какой иной причине я мог бы оказаться в том баре?
Что-то в голосе Байрона было не так, когда говорил это.
— Обслуживание там никуда не годится, а о клиентуре я вообще молчу. Конечно, было там одно исключение.
Он взглянул на нее и приветственно приподнял бокал. Боже, как ей нравится его акцент.
Эйнджел погасила свет и села рядом с Байроном.
Байрон продолжил:
— Правда, я уже начал ходить на настоящие футбольные матчи…
«Бродяги» были весьма заурядной командой, в этот момент они находились на второй и пятой позиции. Пес Аль Шахейд, их защитник, сделал неточный пас, послав мяч неизвестно кому. Байрон поморщился:
— Разве он не видел, что Раджадьен был совершенно свободен и мог спокойно принять мяч?
— Что ты имеешь в виду, говоря «настоящий футбол»?
Мяч в третий раз был объявлен вне игры. Шахейд по-прежнему тянул резину и не выпускал мяч из рук.
— Вот ублюдок!
— Американский футбол.
Все же Шахейду каким-то образом удалось прорваться сквозь стену защиты, и он бросился вслед за десятым номером, стараясь завладеть мячом.
— Давай! — воскликнул Байрон с не меньшим жаром, чем Эйнджел, когда увидел, что защитник попал в безвыходное положение. — Насколько мне известно, Соединенные Штаты — единственная страна, где моро разрешено играть в профессиональных командах.
— За какую команду ты болеешь? — спросила Эйнджел и уютно устроилась у левого бока Байрона.
— Денвер… Ах ты, сукин сын! Меня так и подмывает вышвырнуть его с поля прямо сейчас.
Хвост Байрона обвился вокруг Эйнджел, та стала лениво поглаживать его рукой.
Эйнджел почувствовала, как острый нос Байрона начал щекотать ей ухо.
— Полагаю, ты болеешь за Кливленд? — прошептал он.
— Ты что шутишь? За самую худшую команду во всей лиге?
— Тогда за «Воинов»? — спросил Байрон, когда мячом в игре завладели противники «Бродяг». Кто-то снова пустил в ход клыки. В течение одной игры «Воины» Бронкса обязательно хоть раз делали это.
Эйнджел запустила руку за пазуху Байрону и принялась ласкать его поросший шерстью живот.
— В этом городе лучшая команда в лиге.
— В прошлом году, может быть, так оно и было.
Эйнджел поставила свой стакан и принялась расстегивать его рубашку.
— В прошлом году, в этом году, в будущем году, каждый год…
— Вот по этой причине я и не болею за команду «Землетрясение».
Байрон тоже отставил стакан в сторону.
— Все они настолько высоко…
Один из нападающих «Бродяг» прорвался сквозь линию обороны и теперь бежал вдоль боковой линии.
— Давай, давай, давай, — негромко приговаривал Байрон, а Эйнджел тем временем расстегнула его брюки.
Когда Эйнджел снова перевела взгляд на видеоком, она увидела, как мяч коснулся земли. Загорелось табло. Команда «Бродяг» увеличила разрыв в счете, он стал 25:0. Шансы противника на победу сошли на нет. Первый полупериод подходил к концу, до его завершения оставалось не больше десяти секунд. «Воинам» можно было уже смело собирать вещички и отправляться домой. Но вряд ли кто-нибудь из них, находясь в здравом уме, осмелился бы сейчас появиться в Бронксе. Во всяком случае до тех пор, пока не наступит временное затишье.
Байрон потянул руку и нажал на пульте управления кнопку, выключающую звук.
— Ты в самом деле расстроилась, когда узнала, что трансляции игры не будет? — спросил Байрон, расстегивая воротник ее платья.
— Мне страшно хотелось увидеть настоящий поединок.
Эйнджел острожно укусила кончик треугольного уха Байрона.
— Именно о поединке и говорил президент.
Байрон вытянулся на диване и усадил Эйнджел сверху.
Эйнджел вздохнула и опустив лицо к его лицу, потерлась носом о его нос.
— Это все политические игры. В футболе, по крайней мере, нет нужды притворяться.
— Слишком циничная оценка.
— Да, я цинична.
Эйнджел переместилась ниже и пощекотала носом грудь Байрона. Одежда их больше не сковывала. Видеоком с выключенным звуком был единственным источником света в комнате.
Байрон одной рукой обнял ее голову, а второй начал поглаживать спину.
— Давай сменим тему.
— Ты только что сказал, что я цинична.
Эйнджел отыскала среди шерсти один из его сосков и легонько сжала его зубами.
Лицо Байрона осветилось его неповторимой улыбкой, и Эйнджел почувствовала, как его хвост обвился вокруг ее талии.
— Я ошибался, ты очень нежная.
Руки Эйнджел скользнули по его бедрам.
— Ты тоже.
Лей не вернулась домой до утра, за что Эйнджел была ей бесконечно благодарна.
Было что-то извращенное в том, чтобы заставить людей заплатить огромные деньги за право жить в роскошных новых домах в таком близком соседстве со следами разрушения. Если этому нет никакого разумного объяснения, то воистину — богатство и глупость находятся в близком родстве. Эйнджел только поверхностно могла рассмотреть первый этаж здания, к которому они приблизились, но и этого самого поверхностного взгляда оказалось достаточно, чтобы она могла сделать вывод о том, что проживавшие в нем люди были ужасно глупыми.
Байрон проводил ее в гараж со стоянкой автомобилей, примыкающий к зданию. Его машина была припаркована в специально отведенном месте гаража. Должно быть, деньги, которые ему приходилось платить за содержание автостоянки, намного превосходили те, что она расходовала на свое жилье. Автомобиль был под стать гаражу.
— БМВ? — наконец выговорила Эйнджел.
— БМВ-600, седан, — ответил Байрон.
Он извлек из кармана маленький пульт дистанционного управления и нажал на несколько кнопок. Открылся багажник.
— Я потрясена.
От синего автомобиля обтекаемой формы веяло большими деньгами и властью. Волосы у нее на затылке встали дыбом, и ее окатила волна страха. Это «средство передвижения» стоило никак не меньше сотни тысяч баксов.
Наконец Эйнджел обратила внимание на покрой костюма Байрона. Моро, носящий костюмы, не мог не иметь денег. Но костюм Байрона не был видоизмененной мужской тройкой. Эта чертова тряпка была сшита специально на заказ. Это шокировало ничуть не меньше, чем автомобиль.
Байрон, покопавшись в багажнике, вытащил зеленый чемоданчик с красным крестом на крышке и протянул ей.
— Позволь мне усадить тебя.
С этими словами он нажал еще несколько кнопок на пульте, и позади нее открылась дверца пассажирского сиденья. Обтянутое кожей сиденье повернулось на девяносто градусов к распахнутой дверце и застыло на месте.
Эйнджел в немом изумлении уставилась на него, но не сделала ни единого движения.
— Оно не кусается.
Эйнджел покачала головой:
— Я никогда не видела машины, которая бы делала нечто подобное.
Усевшись, она на несколько сантиметров погрузилась в мягкое сиденье, которое тотчас приняло форму ее тела. Как бы ей хотелось, чтобы нечто похожее было у нее дома.
Аптечка первой помощи лежала у нее на коленях. Байрон раскрыл ее.
— Сначала мы должны смыть кровь. — Он вытащил марлевый тампон и пузырек. — Будет немного щипать.
Байрон открыл пузырек, и в нос Эйнджел ударил сильный запах спирта. Смочив марлю, он протер мех на ее щеке. Глаза крольчихи тотчас повлажнели, и она поморщилась, что не прошло незамеченным. Побуревший от крови тампон Байрон выбросил.
Эйнджел подняла на лиса затуманенный слезами взор.
— Что?
— Похоже, я причинил тебе боль…
— Нет, все хорошо.
— Но ты плачешь.
— Вовсе нет! — фыркнула она. — Просто перевяжи, и покончим с этим.
Байрон кивнул и снова принялся смывать кровь. Было нестерпимо больно. Эйнджел попыталась думать о чем-нибудь другом.
— Итак…
Лицо ее скривилось, когда Байрон приложил к ране новую салфетку.
— Как ты зарабатываешь себе на жизнь?
Он вытащил из чемоданчика маленькую бритву.
— Я был хорошо оплачиваемым мальчиком на побегушках.
Байрон принялся сбривать волосы вокруг раны. Эйнджел слегка напряглась, один из волосков упал ей на колени.
— Пока не уволили, — закончил Байрон.
По тону его голоса было понятно, что продолжать эту тему ему не хотелось.
Пока он занимался обработкой раны на ее лице, Эйнджел сидела неподвижно и молчала. Когда Байрон закончил, она со страхом взглянула на себя в зеркало бокового обзора. Но страхи ее оказались напрасными. Повязка представляла собой маленький прямоугольник на правой щеке.
Она легонько прикоснулась к лицу:
— По крайней мере, шрамы будут симметричными.
Байрон тоже пригнулся и заглянул в зеркало:
— Меня разбирает любопытство по поводу этого, первого.
Перегнувшись через ее плечо, лис прикоснулся к зеркальному изображению другой ее щеки. На левой щеке виднелся шрам, слегка подтянувший кверху один уголок ее рта, придав ему выражение вечной улыбки.
— Это было давно. Думаю, ты вряд ли захочешь узнать об этом.
— Может быть, наоборот.
Он оставил зеркало в покое, а его рука так и осталась лежать на ее плече.
Эйнджел вздохнула. На самом деле это не то, что он хотел бы услышать.
— Десять лет назад один грязный хорек попытался изнасиловать меня.
Возникла неловкая пауза, которая грозила затянуться. Наконец Байрон выдавил из себя:
— Прости.
— Я же говорила.
— Может быть, мне отвезти тебя домой?
Интересно, она поморщилась? А вот его рука все еще лежит на плече. Это хорошо, подумала Эйнджел. Только бы не сказать ему, что стало с тем хорьком.
— Я была бы очень благодарна.
Байрон отошел от нее и, обойдя машину, открыл водительскую дверцу.
— Итак, куда мы едем?
— В Мишн Дистрикт, — ответила Эйнджел.
В мыслях она уже проигрывала сцену, как будет приглашать его подняться к ней. Если бы он был более внимательным, то по запаху понял бы, что она чувствует. Она-то точно могла определить это, даже запах залежалых плодов лайма из «Кроличьей норы» не мог заглушить зова страсти. Это обстоятельство сильно смущало ее.
Дом, в котором жила Эйнджел, находился недалеко от центра Мишн Дистрикт, в сердце квартала в викторианском и псевдовикторианском стиле, без которого невозможно и представить себе Сан-Франциско. Многие из зданий, мимо которых Байрон вел автомобиль, выдержали два сильных землетрясения. Существовала даже шутка о том, что реставрационные работы в этой части Мишн Дистрикт нанесли больше ущерба, чем любое из стихийных бедствий.
Дом Эйнджел являл собой весьма специфическое зрелище. Над входом, спроектированным с намеком на римскую арку, распласталось окно с видом на залив. С обеих сторон двери и окна вздымались ввысь доминирующие над всем строением квадратные башенки, увенчанные зубцами. Все сооружение покоилось на кирпичном фундаменте, отделанном кованым железом, что в сочетании с идущей под углом улицей создавало головокружительный эффект. Западный участок этой улицы был настолько крут, что если с правой стороны ее к входной двери вело шесть ступеней, то с левой — всего две.
Байрон припарковался между синим облезшим, видавшим виды фордом «Джербоа» и массивным, подвергшимся значительным модификациям «Плимутом Антеем». Поставив машину вплотную к бордюрному камню, он сказал:
— Приятное местечко.
Эйнджел окинула взглядом 23-ю стрит. Машина стояла как раз напротив ее дома.
— Ты что, говоришь об этом доме?
Байрон пожал плечами.
О вкусах не спорят. Будь у Эйнджел побольше времени, она наверняка влюбилась бы в эти древние уродства, которые и придавали городу его неповторимый облик.
Но пока что ее ум занимали другие мысли и, не переводя дыхания, она спросила:
— Поднимешься ко мне чего-нибудь выпить?
Когда Эйнджел произнесла эту фразу, она уже жалела, что так ничего и не придумала менее избитого, чем этот незамысловатый вопрос.
— С удовольствием, Эйнджел.
Должно быть, она все это вообразила, но ей показалось, что ее имя в устах Байрона прозвучало как ласковое обращение, которым награждают любимое существо.
Вместе с ним Эйнджел поднялась на свой этаж, совершенно забыв о существовании своей соседки по квартире. Как только забываешь о Лей, она всегда оказывается тут как тут. Лей сидела в гостиной, словно поджидая их.
Едва только Эйнджел переступила порог комнаты, как та, словно мячик, сорвалась с дивана и подскочила к ней.
— Сегодня ты рано. Как ты… — но не договорила. — Что, черт возьми, случилось? Ты в порядке?
Эйнджел открыла было рот, чтобы что-то ответить, но не успела.
— А это кто еще такой? — на одном дыхании закончила Лей.
Лей была вьетнамской собакой, но Эйнджел подозревала, что та была необычного вида хорьком с гипертрофированными рефлексами. Эйнджел так и не смогла выдавить из себя ни слова, а Лей уже трясла Байрона за руку.
— Лей, — наконец произнесла Эйнджел, отходя в сторону и освобождая дорогу Байрону, чтобы тот наконец смог войти в квартиру. — Это Байрон. Байрон, это Лей.
Эйнджел почувствовала себя не совсем уютно, зажатая с двух сторон двумя моро двухметрового роста.
— Очень рад, в самом деле, — сказал Байрон, расплываясь в несколько обескураженной улыбке.
— Прости, что вернулась так рано, — сказала Эйнджел, — но так уж вышло.
— Да нет, все в порядке, никаких проблем, — проговорила Лей и снова повернула лицо к Байрону. — Могу себе представить.
Эйнджел почувствовала, как ее соседка повиляла хвостом.
— Лей… — начала она.
— Как прошла игра? — поинтересовалась Лей, наконец перестав пожимать руку Байрона.
Эйнджел стояла, не будучи в состоянии сразу понять, о чем ее спрашивала подруга.
— Эйнджел, я спрашиваю про игру.
— Ах, это…
Она зачем-то бросила быстрый взгляд на Байрона.
— Не знаю.
— После всей твоей… — Лей в свою очередь тоже посмотрела на Байрона. — Ну, да, так получилось
— Да, видишь ли…
— Боже, ты только посмотри сколько времени.
Лей попыталась взглядом отыскать где-нибудь часы, но их нигде поблизости не было. Она схватила висевшую на спинке стула сумочку.
— Была рада познакомиться с вами, Байрон. — Она снова завладела его рукой. — Но мне пора идти. Кое-кого повидать, кое-что сделать.
Прежде чем выйти, Лей повернулась к Эйнджел и от всей души подмигнула ей, затем, проскользнув за спиной Байрона, скрылась за дверью.
— Лей? — услышав, что хлопнула входная дверь внизу, Эйнджел вздохнула. — Терпеть этого не могу.
— Интересное создание.
Байрон прошел в квартиру, и Эйнджел закрыла за ним дверь. Она обвела взглядом гостиную. Здорово, Лей снова убралась. Чего доброго, Байрон еще подумает, что она помешанная на чистоте чудачка.
— Чувствуй себя как дома.
Неужели сегодня ничего, кроме избитых фраз, она не способна произносить?
— Я хочу переодеться во что-то более… — Эйнджел помедлила, — … чистое.
— Пожалуйста, делай все, что тебе нужно.
Эйнджел прошла в свою спальню и, сорвав с себе заляпанную кровью рубашку, посмотрелась в зеркало.
— Ты все еще немного пьяна. — прошептала она своему отражению, стаскивая джинсы. — Точно, пьяна.
Она огляделась в поисках одежды. По сравнению с безупречной аккуратностью гостиной, в ее спальне царил настоящий разгром, где все было перевернуто вверх дном. Сначала Эйнджел принялась искать что-нибудь, что пахло бы чистотой, а закончила тем, что две охапки одежды затолкала в гардеробную.
Ей нужно было что-то сделать, чтобы остановиться и прекратить наводить порядок.
— Успокойся, Эйнджел, — прошептала она.
Она посмотрела на свое отражение в зеркале, вполне можно было отказаться от одежды вообще. Одежда была всецело человеческой выдумкой. А здесь она находится у себя дома, не так ли?
Эйнджел извлекла из шкафа зеленое платье с металлическим отливом, которое купила в Чайнатауне и уже собиралась выйти в гостиную, когда спохватилась, что не оторвала этикетку. Бросив ее под кровать, она наконец покинула спальню.
— Мне в самом деле нужно выпить.
Эйнджел миновала гостиную и заглянула в холодильник. Кола, «Бадвайзер», бутылка белого вина…
Она выбрала вино.
Затем вернулась в гостиную. Байрон расположился на диване, удобно облокотившись на спинку, и смотрел в экран видеокома. Пиджак и галстук он снял. Эйнджел приблизилась к нему и протянула стакан.
— Местная игра не транслируется, но я нашел денверский матч.
Эйнджел устремила взгляд на экран как раз в тот момент, когда полузащитник денверских «Бродяг» оказался в ловушке, устроенной двумя тиграми, лисом и псом.
— Вот это да! — увидев такое, воскликнула Эйнджел, едва не расплескав вино. — Ты болельщик?
— А по какой иной причине я мог бы оказаться в том баре?
Что-то в голосе Байрона было не так, когда говорил это.
— Обслуживание там никуда не годится, а о клиентуре я вообще молчу. Конечно, было там одно исключение.
Он взглянул на нее и приветственно приподнял бокал. Боже, как ей нравится его акцент.
Эйнджел погасила свет и села рядом с Байроном.
Байрон продолжил:
— Правда, я уже начал ходить на настоящие футбольные матчи…
«Бродяги» были весьма заурядной командой, в этот момент они находились на второй и пятой позиции. Пес Аль Шахейд, их защитник, сделал неточный пас, послав мяч неизвестно кому. Байрон поморщился:
— Разве он не видел, что Раджадьен был совершенно свободен и мог спокойно принять мяч?
— Что ты имеешь в виду, говоря «настоящий футбол»?
Мяч в третий раз был объявлен вне игры. Шахейд по-прежнему тянул резину и не выпускал мяч из рук.
— Вот ублюдок!
— Американский футбол.
Все же Шахейду каким-то образом удалось прорваться сквозь стену защиты, и он бросился вслед за десятым номером, стараясь завладеть мячом.
— Давай! — воскликнул Байрон с не меньшим жаром, чем Эйнджел, когда увидел, что защитник попал в безвыходное положение. — Насколько мне известно, Соединенные Штаты — единственная страна, где моро разрешено играть в профессиональных командах.
— За какую команду ты болеешь? — спросила Эйнджел и уютно устроилась у левого бока Байрона.
— Денвер… Ах ты, сукин сын! Меня так и подмывает вышвырнуть его с поля прямо сейчас.
Хвост Байрона обвился вокруг Эйнджел, та стала лениво поглаживать его рукой.
Эйнджел почувствовала, как острый нос Байрона начал щекотать ей ухо.
— Полагаю, ты болеешь за Кливленд? — прошептал он.
— Ты что шутишь? За самую худшую команду во всей лиге?
— Тогда за «Воинов»? — спросил Байрон, когда мячом в игре завладели противники «Бродяг». Кто-то снова пустил в ход клыки. В течение одной игры «Воины» Бронкса обязательно хоть раз делали это.
Эйнджел запустила руку за пазуху Байрону и принялась ласкать его поросший шерстью живот.
— В этом городе лучшая команда в лиге.
— В прошлом году, может быть, так оно и было.
Эйнджел поставила свой стакан и принялась расстегивать его рубашку.
— В прошлом году, в этом году, в будущем году, каждый год…
— Вот по этой причине я и не болею за команду «Землетрясение».
Байрон тоже отставил стакан в сторону.
— Все они настолько высоко…
Один из нападающих «Бродяг» прорвался сквозь линию обороны и теперь бежал вдоль боковой линии.
— Давай, давай, давай, — негромко приговаривал Байрон, а Эйнджел тем временем расстегнула его брюки.
Когда Эйнджел снова перевела взгляд на видеоком, она увидела, как мяч коснулся земли. Загорелось табло. Команда «Бродяг» увеличила разрыв в счете, он стал 25:0. Шансы противника на победу сошли на нет. Первый полупериод подходил к концу, до его завершения оставалось не больше десяти секунд. «Воинам» можно было уже смело собирать вещички и отправляться домой. Но вряд ли кто-нибудь из них, находясь в здравом уме, осмелился бы сейчас появиться в Бронксе. Во всяком случае до тех пор, пока не наступит временное затишье.
Байрон потянул руку и нажал на пульте управления кнопку, выключающую звук.
— Ты в самом деле расстроилась, когда узнала, что трансляции игры не будет? — спросил Байрон, расстегивая воротник ее платья.
— Мне страшно хотелось увидеть настоящий поединок.
Эйнджел острожно укусила кончик треугольного уха Байрона.
— Именно о поединке и говорил президент.
Байрон вытянулся на диване и усадил Эйнджел сверху.
Эйнджел вздохнула и опустив лицо к его лицу, потерлась носом о его нос.
— Это все политические игры. В футболе, по крайней мере, нет нужды притворяться.
— Слишком циничная оценка.
— Да, я цинична.
Эйнджел переместилась ниже и пощекотала носом грудь Байрона. Одежда их больше не сковывала. Видеоком с выключенным звуком был единственным источником света в комнате.
Байрон одной рукой обнял ее голову, а второй начал поглаживать спину.
— Давай сменим тему.
— Ты только что сказал, что я цинична.
Эйнджел отыскала среди шерсти один из его сосков и легонько сжала его зубами.
Лицо Байрона осветилось его неповторимой улыбкой, и Эйнджел почувствовала, как его хвост обвился вокруг ее талии.
— Я ошибался, ты очень нежная.
Руки Эйнджел скользнули по его бедрам.
— Ты тоже.
Лей не вернулась домой до утра, за что Эйнджел была ей бесконечно благодарна.
ГЛАВА 3
В первую среду ноября по пути домой Эйнджел встретила Бальтазара. Древний, сорокалетний лев был ее соседом, жившим этажом ниже. Но виделись они чрезвычайно редко. Она как раз шла в направлении лестницы, когда услышала за спиной его тихий рык.
— Мисс?
Она повернула голову и увидела, что дверь его квартиры приоткрыта, а старый лев сидит в инвалидной коляске и словно кого-то поджидает.
— Да?
Она приблизилась к нему, и ее охватило какое-то странное чувство. Раньше она никогда с Бальтазаром не разговаривала, и теперь испытывала некоторую неловкость. О его существовании ей напоминал только звук включенного видеокома, доносящийся из-за запертой двери.
— Подойдите поближе, мне нужно с вами поговорить.
Он махнул ей рукой, изувеченной артритом до такой степени, что она практически превратилась в бесполезную конечность. Его вид неприятно кольнул ее, поскольку напомнил о неизбежности смерти. Как бы биоинженеры ни старались, годы все равно брали свое и разрушали бренное тело.
Эйнджел подошла к двери.
Бальтазар был моро невероятных размеров. Если бы он мог подняться во весь рост, то Эйнджел была бы ему до пояса. Его глаза потеряли зоркость, зубы пожелтели и порядком поредели, но грива по-прежнему смотрелась шикарно. Даже в преклонном возрасте моро львиной породы сохраняли царственную наружность.
Именно по этой причине Эйнджел едва не взорвалась от смеха, увидев, что одеяло, которым были укутаны ноги льва разрисовано картинками с персонажами из мультфильмов. Она придала лицу серьезное выражение и спросила:
— Чем могу помочь вам?
Она еще не вышла из роли официантки.
Эйнджел стояла напротив льва и смотрела на него снизу вверх, несмотря на то, что он сидел, а она стояла. Бальтазар несколько раз кашлянул, а потом спросил хриплым шепотом:
— Вы Эйнджел?
Она кивнула, старательно отводя взгляд от старого одеяла. Серые кролики, черные утки и прочие зверушки настолько выгорели, что их трудно было разобрать. Одеяло казалось таким же древним, как и сам Бальтазар.
— Вы встречаетесь с тем лисом, который вот уже неделю ходит сюда?
— Да, он приходит ко мне.
Эйнджел начала уже терять терпение, поскольку этот самый лис мог уже поджидать ее наверху.
За его спиной в комнате Эйнджел видела включенный видеоком, по которому транслировались мультяшки. Черная утка пространно кому-то рассказывала о чем-то «невыразимо отвратительном».
— Он кое-что для вас оставил.
— Что?
Внимание Эйнджел снова переключилось на престарелого льва.
— Вот.
С видимым усилием Бальтазар извлек на свет божий сверток, упакованный в простую бумагу, размером не больше бумажника. Никаких надписей или пометок на нем не было. Сверток лев протянул ей.
Эйнджел приняла его и почувствовала некоторое замешательство.
— Вам это оставил Байрон? Но почему он не отдал мне это сам…
— Сказал, что ему нужно срочно уехать.
Льва охватил новый приступ кашля. Голова его затряслась, и грива пришла в движение.
Эйнджел прижала сверток к себе, и ее, как холодной водой, окатила волна страха.
— Спасибо вам, что согласились передать это.
— Не стоит благодарности.
Эйнджел кивнула и направилась к лестнице.
— Мисс?
Она обернулась.
— Конечно, меня это не касается, но я бы не стал доверять ему. Слишком уж он прилизан.
— Вы совершенно правы. Вас это совершенно не касается.
Бальтазар проворчал что-то, и, развернув кресло, покатил в комнату. До того как дверь его квартиры захлопнулась, Эйнджел показалось, что она разобрала долетавшие с видеокома слова: «Время кролика, время утки, время кролика, время утки… »
Она не поняла, что это могло бы значить, но от этого ей стало еще хуже.
— Почему бы тебе не взглянуть на содержимое? — с этими словами Лей взяла в руки простой сверток.
— Я не… — Эйнджел удалилась на кухню.
Ей даже не хотелось смотреть на вещицу. Ей еще предстояло выяснить, чего именно она боялась. Чтобы отвлечься и не думать об этом, она принялась готовить себе обед.
Лей не отставала от нее. Когда прошло несколько минут, а ответа от Эйнджел так и не поступило, Лей вышла в кухню.
— Разверни его, — сказала Лей, размахивая пакетом.
На ее поросшем коричневым мехом собачьем лице появилось смешанное выражение досады и лукавства.
— Оставь его в покое, — бросила Эйнджел, проходя мимо.
Она намеревалась поставить в микроволновку суп. Но путь ей преградила рука, поросшая редкими коричневыми волосами. Лей имела явное преимущество в длине рук и росте. Она на 80 сантиметров была выше Эйнджел, если не считать кончиков ушей последней.
Тут же место руки заняла сама Лей.
— Я не отстану от тебя до тех пор, пока ты не распечатаешь это и не прочтешь, что там написано.
— Мисс?
Она повернула голову и увидела, что дверь его квартиры приоткрыта, а старый лев сидит в инвалидной коляске и словно кого-то поджидает.
— Да?
Она приблизилась к нему, и ее охватило какое-то странное чувство. Раньше она никогда с Бальтазаром не разговаривала, и теперь испытывала некоторую неловкость. О его существовании ей напоминал только звук включенного видеокома, доносящийся из-за запертой двери.
— Подойдите поближе, мне нужно с вами поговорить.
Он махнул ей рукой, изувеченной артритом до такой степени, что она практически превратилась в бесполезную конечность. Его вид неприятно кольнул ее, поскольку напомнил о неизбежности смерти. Как бы биоинженеры ни старались, годы все равно брали свое и разрушали бренное тело.
Эйнджел подошла к двери.
Бальтазар был моро невероятных размеров. Если бы он мог подняться во весь рост, то Эйнджел была бы ему до пояса. Его глаза потеряли зоркость, зубы пожелтели и порядком поредели, но грива по-прежнему смотрелась шикарно. Даже в преклонном возрасте моро львиной породы сохраняли царственную наружность.
Именно по этой причине Эйнджел едва не взорвалась от смеха, увидев, что одеяло, которым были укутаны ноги льва разрисовано картинками с персонажами из мультфильмов. Она придала лицу серьезное выражение и спросила:
— Чем могу помочь вам?
Она еще не вышла из роли официантки.
Эйнджел стояла напротив льва и смотрела на него снизу вверх, несмотря на то, что он сидел, а она стояла. Бальтазар несколько раз кашлянул, а потом спросил хриплым шепотом:
— Вы Эйнджел?
Она кивнула, старательно отводя взгляд от старого одеяла. Серые кролики, черные утки и прочие зверушки настолько выгорели, что их трудно было разобрать. Одеяло казалось таким же древним, как и сам Бальтазар.
— Вы встречаетесь с тем лисом, который вот уже неделю ходит сюда?
— Да, он приходит ко мне.
Эйнджел начала уже терять терпение, поскольку этот самый лис мог уже поджидать ее наверху.
За его спиной в комнате Эйнджел видела включенный видеоком, по которому транслировались мультяшки. Черная утка пространно кому-то рассказывала о чем-то «невыразимо отвратительном».
— Он кое-что для вас оставил.
— Что?
Внимание Эйнджел снова переключилось на престарелого льва.
— Вот.
С видимым усилием Бальтазар извлек на свет божий сверток, упакованный в простую бумагу, размером не больше бумажника. Никаких надписей или пометок на нем не было. Сверток лев протянул ей.
Эйнджел приняла его и почувствовала некоторое замешательство.
— Вам это оставил Байрон? Но почему он не отдал мне это сам…
— Сказал, что ему нужно срочно уехать.
Льва охватил новый приступ кашля. Голова его затряслась, и грива пришла в движение.
Эйнджел прижала сверток к себе, и ее, как холодной водой, окатила волна страха.
— Спасибо вам, что согласились передать это.
— Не стоит благодарности.
Эйнджел кивнула и направилась к лестнице.
— Мисс?
Она обернулась.
— Конечно, меня это не касается, но я бы не стал доверять ему. Слишком уж он прилизан.
— Вы совершенно правы. Вас это совершенно не касается.
Бальтазар проворчал что-то, и, развернув кресло, покатил в комнату. До того как дверь его квартиры захлопнулась, Эйнджел показалось, что она разобрала долетавшие с видеокома слова: «Время кролика, время утки, время кролика, время утки… »
Она не поняла, что это могло бы значить, но от этого ей стало еще хуже.
* * *
Пакет все еще лежал на кофейном столике напротив видеокома, когда Лей пришла домой. Эйнджел так и не развернула его. Когда Лей спросила что это, Эйнджел ответила, что у нее было дурное предчувствие.— Почему бы тебе не взглянуть на содержимое? — с этими словами Лей взяла в руки простой сверток.
— Я не… — Эйнджел удалилась на кухню.
Ей даже не хотелось смотреть на вещицу. Ей еще предстояло выяснить, чего именно она боялась. Чтобы отвлечься и не думать об этом, она принялась готовить себе обед.
Лей не отставала от нее. Когда прошло несколько минут, а ответа от Эйнджел так и не поступило, Лей вышла в кухню.
— Разверни его, — сказала Лей, размахивая пакетом.
На ее поросшем коричневым мехом собачьем лице появилось смешанное выражение досады и лукавства.
— Оставь его в покое, — бросила Эйнджел, проходя мимо.
Она намеревалась поставить в микроволновку суп. Но путь ей преградила рука, поросшая редкими коричневыми волосами. Лей имела явное преимущество в длине рук и росте. Она на 80 сантиметров была выше Эйнджел, если не считать кончиков ушей последней.
Тут же место руки заняла сама Лей.
— Я не отстану от тебя до тех пор, пока ты не распечатаешь это и не прочтешь, что там написано.