Свонн Эндрю. Кровавый рассвет

   Она взглянула на полицейских и судмедэкспертов, которые уже начали упаковывать вещички, очевидно завершив работу. К ней подошел лысеющий чернокожий и сказал:
   — Квартира теперь в полном вашем распоряжении, хотя прежде чем приступить к наведению порядка, я бы сначала посоветовал вам сделать снимки для страховых компаний.
   — Вы закончили? — В голосе Анаки чувствовалось недовольство. — Что-то вы чертовски быстро управились, Бирс..
   Тот повернулся к Анаке с таким видом, словно только что удосужился заметить его. Пробежав рукой по останкам волос, он сказал:
   — А что здесь делаешь ты? Трупы здесь нигде не валяются, ты же занимаешься расследованием убийств, не так ли? Вон у тебя костюмчик еще не успел запылиться.
   — Интересно, с каких это пор работа детективов и судмедэкспертов на месте преступления стала занимать меньше часа?
   — Пошел ты… Думаешь, раз надел цивильный костюмчик, так теперь можешь указывать мне, как делать мою работу?
   — Послушай…
   — Нет, это ты послушай. Я лучше тебя знаю, что мне делать. А теперь давай убирайся отсюда подальше. Чтобы и духу твоего тут не было. Итак, детектив Анака, я жду. Сматывай свои удочки и дуй отсюда. Если же тебе нужен раппорт, то ты знаешь, где сможешь получить его.
   С этими словами Бирс отвернулся и вышел из комнаты. Группа людей с чемоданчиками и приборами последовала его примеру. Последними ушли полицейские в форме. Анака и Эйнджел остались в разгромленной гостиной одни.
   — Что вы сделали этому парню?
   — Я? — Анака покачал головой. — Ничего. — Он вздохнул. — Что ж, пожалуй, пойду, пока мой напарник не хватился меня, но позже нам обязательно нужно будет встретиться и поговорить.
   — Конечно, — заверила его Эйнджел, — может быть, это поможет.
   — Да, вот еще что. — Анака остановился и вытащил что-то из кармана. — Настоятельно прошу вас прекратить совать нос, куда не следует.
   — Что?
   Эйнджел напустила на себя самый невинный вид.
   Он протянул ей что-то, завернутое в бумагу. Она тотчас узнала пакет. Это было письмо Байрона, в которое были упакованы билеты на футбольные матчи «Землетрясения».
   — Где вы это взяли? — спросила Эйнджел, и ее руки непроизвольно похлопали по задним карманам джинсов. Только сейчас она вспомнила, что что-то вывалилось у нее из кармана, когда она влезала на каталку с трупом.
   — Вы уронили это за дверью морга.
   Она забрала билеты и письмо и снова сунула их в карман.
   — О, простите меня. Я и сама не знаю, зачем.
   — Прошу вас больше никогда не делать этого.
   Эйнджел покачала головой, чувствуя себя совершенной дурой Она была обескуражена и сбита с толку. Ей казалось, что она полностью утратила контроль над обстановкой. Ей даже нечего было сказать Анаке, когда тот покидал апартаменты.
   Окатив тротуар водой, хлестнувшей из-под колес, Эйнджел припарковала «БМВ» на стоянке напротив дома.
   — Фургон испарился, — обрадовала ее Лей.
   Эйнджел посмотрела на то место, где еще недавно стоял серый фургон «Додж», из которого велось наблюдение за их квартирой. Пусто.
   — Может быть, они увидели, что этот, как там его, вместо отснятого материала получил фигу с маслом и тоже решили пойти на попятную.
   — Как им хотелось думать, что фургон также скрывал репортеров.
   — Наверно.
   Выйдя из машины, они, шлепая по лужам, которые превратились в неглубокие речушки, побежали к подъезду. Гроза все еще набирала силу. Теперь вспышки молний и громовые раскаты происходили одновременно.
   Дверь оказалась незапертой.
   — Черт, — выругалась Эйнджел и предусмотрительно вынула из-за пояса «Беретту».
   — Ты не спрятала эту штуковину?
   — Зачем?
   — Но там было столько копов…
   — Я же — невинная жертва, кто стал бы меня обыскивать? К черту… Ты оставила дверь открытой?
   Лей посмотрела на дверь, которая от легкого толчка Эйнджел слегка приоткрылась.
   — Не знаю, но возможно, в такой бестолковщине всякое бывает.
   От порыва ветра дверь с шумом распахнулась. Эйнджел, держа пистолет в руках, обвела взглядом холл и лестницу.
   — В кого ты собралась стрелять. Бальтазар мог…
   — Ему почти сорок, в такую непогоду он и носа не высовывает из квартиры.
   Эйнджел вошла в помещение и стала осторожно подниматься по ступенькам, все так же сжимая в руке оружие.
   Лей шла следом, держась, однако, на почтительном расстоянии от подруги.
   — Ты что, намереваешься подстрелить какого-нибудь чересчур прыткого журналиста?
   — Он у меня, по крайней мере, обделается. Закрой дверь.
   Лей ногой захлопнула дверь. Эйнджел тихо спросила ее:
   — Ты чувствуешь какой-нибудь запах?
   — Кроме нашего?
   Эйнджел кивнула. Лей отрицательно покачала головой.
   Возможно, она ошибалась, и пахло их собственной мокрой шерстью. Но Эйнджел могла поклясться, что ощущала что-то еще. Какой-то посторонний, не свойственный этому дому запах. Он не имел ничего общего ни с кроличьим, ни с собачьим, ни с львиным запахом Бальтазара. Речь вообще не шла о запахе животных.
   — Сосновый запах фанеры?
   Дверь, ведущая в их жилье, была закрыта. Признаков взлома как будто не видно. Эйнджел попятилась и навела пистолет на дверь. Затем знаком она велела Лей подняться по лестнице.
   — Открой ее и отскакивай сторону.
   — Это опасно?
   — Делай, как говорят.
   Лей стояла возле двери и набирала комбинацию цифрового замка. Потом осторожно отступила и скорчилась, словно ожидая взрыва. Дверь на несколько сантиметров приоткрылась, Эйнджел не спешила входить. Несколько секунд она выждала.
   В висках у нее стучало, во рту ощущался привкус меди — верный признак высшей степени возбуждения. Дыхание казалось обжигающим.
   Сделав глубокий вдох, Эйнджел, пригнулась и проскользнула в дверь.
   Не отходя от двери, она обвела пистолетом холл, гостиную и маленькую кухоньку. Затем вкатилась в коридор, в котором располагались спальни, и проверила его, а также комнаты Лей и свою собственную, ванную и туалет. Всего три секунды понадобилось ей, чтобы убедиться, что в помещении никого нет.
   Эйнджел, тяжело дыша, прислонилась к дверному проему ванной комнаты и опустила оружие. В гостиную, сделав несколько осторожных шажков, вошла Лей.
   — Ну, что, тихо?
   Эйнджел, с трудом переводя дыхание, кивнула.
   — Ты не могла бы убрать пистолет?
   Эйнджел снова кивнула, все еще не в силах отдышаться и поставила «Беретту» на предохранитель. Потом прошла к себе и сунула оружие на прежнее место в ящик комода. Вспыхнула молния, и тотчас сильный разряд грома потряс дом. Свет начал мигать.
   Она стояла, опершись на комод, в своей спальне и все еще никак не могла восстановить дыхание. За окном лило как из ведра. Только сейчас Эйнджел почувствовала, себя мокрой и жалкой. Она прошла в туалет и уселась на унитаз.
   — Оставь немного горячей воды, — сказала она Лей, находившейся за запотевшей стеклянной перегородкой.
   Ожидая своей очереди в душ, Эйнджел не уставала повторять себе, что еще не свихнулась. Здесь и в самом деле что-то не так. В ее поступке сейчас не было ничего предосудительного. Хорошенькую дорожку выбрала она для себя. И пока она еще не знала, как далеко зашла и сколько ей еще предстояло пройти. Не успокаивало ее и то, что причиной ее паранойи была не она сама, а городские власти.
   Детектив Анака чуть ли не открытым текстом сказал, что коррумпированные силы городского правительства сговорились повесить убийство Байрона на тех двух пинков. Доктор Эллис сказала, что Байрон был растерзан другим моро, но она скрыла этот факт и исчезла.
   А Байрон работал на «Ван Дайн Индастриал».
   Что, черт возьми, это могло означать?
   Какую работу мог выполнять британский лис по имени Байрон Дорсет для крупнейших акционеров в Сан-Франциско?
   И что он делал на Эдди-стрит? Неужели Байрон и в самом деле намеревался встретиться с этими бритоголовыми шизофрениками на их территории? Если так, тогда почему с ним самим разделался какой-то моро?
   Анака был прав, все это не ее ума дело. Ответить на эти вопросы — его работа. У нее не было возможности провести и половину расследования. Да кто она такая? Помойный кролик из Кливленда, которому мозгов едва хватало на то, чтобы уберечь собственную шкуру. От этих мыслей у нее разболелась голова и защемило сердце.
   Единственное живое существо, способное разобраться в подобной путанице, находилось сейчас в Лос-Анжелесе. Их разделяло не только расстояние, но и толпы моро, и Национальная Гвардия. Для нее достаточно было бы одного того, что Ногар все еще помнит о ней.
   Что же ей остается? Сидеть и ждать, пока Анака снова не обратится к ней?
   — О да, — произнесла Эйнджел вслух, вложив в слова столько сарказма, сколько смогла. Согласна, шнырять по общественным заведениям и чужим домам было не очень разумно, но, черт возьми, она не бросит попыток осмыслить происходящее. Пусть у нее кишка тонка вести расследование в полном объеме, но она больше никому не доверяет.
   Кроме того, ей предстоит привести в порядок дела Байрона. Если по ходу дел у нее будут возникать какие-то вопросы, это ни у кого не должно вызвать удивления, правильно?
   За перегородкой раздался звук работающей сушилки, через минуту появилась Лей.
   — Душ в полном твоем распоряжении.
   В ответ Эйнджел промычала что-то нечленораздельное.
   Лей наклонилась над ней и потерлась о ее лицо носом.
   — Я все понимаю, но ты могла бы попытаться хоть чуточку расслабиться.
   — Я попробую, — согласилась Эйнджел и сбросила с себя мокрую одежду.

ГЛАВА 9

   Когда Сан-Франциско пробудился от ночного сна, его встретило невероятно отвратительное утро. Небо по цвету могло сравниться только с черным асфальтом. Ветер, казалось, намеревался вырвать оконные рамы. Густой туман и дождь не позволяли видеть на расстоянии двух шагов. Из окон, выходящих на залив, Эйнджел даже не смогла разглядеть другой стороны улицы.
   Что касается самой ее, то погода была для нее не самым отвратительным моментом занимавшегося дня. Она допустила ошибку, когда, проснувшись утром, решила отправиться на работу. Наспех позавтракав, Эйнджел села в машину и покатила к «Ральфу», намереваясь начать смену так, словно событий предыдущей недели и в помине не было.
   Этот шаг оказался опрометчивым. Что могло быть нормального в мире, если в свою забегаловку под названием «Закусочная Ральфа» она отправилась на «БМВ» стоимостью в сотню тысяч. Уже по дороге в закусочную, несмотря на дождь, она чувствовала, что происходит что-то неладное. Слишком много транспортных средств попадалось ей на пути. В столь ранний час «Ральф» никогда не осаждали толпы желающих позавтракать, тем более в такую погоду. Возле самой закусочной выстроилась настоящая кавалькада автомобилей. Эйнджел, не останавливаясь, проехала мимо, так как на машинах красовались названия нескольких агентств новостей. Отъехав подальше, она прижалась к обочине и торопливо включила видеоком. Найдя «Субботние новости», принялась слушать. У микрофона находился Дэниель Паскес, тот самый тип латиноамериканской наружности, что недавно подкараулил ее у дома, Он вел прямой репортаж из «Ральфа».
   — Замечательно.
   На этом ее попытке возобновить нормальную жизнь пришел конец.
   Она направила машину вверх по склону холма. Эйнджел попеременно нажимала на разные переключатели на приборной панели салона, пока наконец не засветился встроенный экран видеокома и не появился сигнал, позволяющий осуществить звонок.
   К машине, оборудованной видеокомом, который сделан по последнему слову техники, еще нужно было привыкнуть.
   Она набрала номер «Ральфа».
   На звонок Санчес отреагировал в свойственной ему манере.
   — Почему тебя нет?
   — Я не приду.
   По виду Санчеса нельзя было сказать, что это заявление его обрадовало.
   — Что ты хочешь сказать этим «не приду»? Откуда ты говоришь?
   За спиной Санчеса Эйнджел видела яркие огни, заливавшие светом весь его жалкий офис. Интересно, о чем он думает?
   — Я имею в виду то, что говорю. Я не собираюсь приходить. А откуда я говорю, это не твое дело.
   — Черт тебя побери, а что, по-твоему, я должен сказать репортерам?
   Эйнджел молча смотрела на экран. Неужели этот вшивый пинк всерьез спрашивает ее об этом?
   — Что?
   — Ты потеряешь такую возможность…
   Черт. Санчес и в самом деле совершенно серьезен. Единственное, что он усматривал во всем, так это возможность получить бесплатную рекламу. А тот факт, что нагло вторгались в ее частную жизнь, даже не приходил ему в голову. Он, должно быть, возомнил, что каждый его работник живет и дышит одной только работой, и, подобно ему, не может иметь частной жизни.
   — Ты совершенно прав, Санчес. Мне не следовало так говорить.
   Он явно приободрился.
   — Спаси…
   — Я увольняюсь.
   — Что?
   Выражение его дряблого лица в этот миг было достойно кисти художника. Ради этого момента стоило терпеть раздражение и негодование, которые приходилось сдерживать все эти месяцы.
   — Я сказала, что увольняюсь. Меня воротит от твоей грязной, дерьмовой дыры. Мне осточертело быть козлом отпущения и попусту терять время, когда моя смена закончилась, а ты закрываешь глаза на опоздания Джуди. Меня тошнит от человека, который обслуживает моро только потому, что люди его самого на дух не выносят. Можешь обслуживать свои столики сам — своим клиентам ты придешься по нраву.
   Чтобы поставить все на свои места, она в довершение сделала неприличный жест и выключила звук. Наблюдать за Санчесом дальше без звукового сопровождения было истинное удовольствие. Его лицо покраснело, и он, разбрызгивая слюну, принялся орать на нее. Прошло не меньше десяти секунд, прежде чем он понял, что вопит на нее в присутствии репортеров.
   Вот так бесславно закончилась его дерьмо-дармовая рекламная кампания. Эйнджел знала, что журналисты, которым не удалось заполучить ее, наверняка предоставят эфирное время ее менеджеру и покажут всему городу, как тот мечет икру.
   Она выключила видеоком и направила машину в сторону дома.
   Странное чувство охватило ее. Эйнджел никогда раньше не думала, что станет скучать по этой работе. Боже, где только не довелось ей работать. И сейчас, когда она внезапно оказалась не у дел, ей стало не по себе. Еще одна часть ее жизни, которую она считала стабильной, рухнула так неожиданно, что, вернувшись домой, она еще продолжала болезненно переживать произошедшую с ней перемену.
   Звонки начали беспокоить ее около восьми. Это было время, когда она обычно приходила домой.
   С девяти репортеры пытались связаться с ней каждые десять минут.
   По прошествии некоторого времени желание напакостить «шакалам пера» уступило место раздражению, и в десять тридцать она отдала компьютеру распоряжение отсекать все входящие звонки.
   В разгар журналистской лихорадки несколько раз ей звонили незнакомые моро. Но все они оказывались представителями отца Коллора или его людьми. Все они хотели добиться от нее заявления о солидарности с биологическими собратьями. Всех их она посылала подальше.
   Один звонок пришел от человека с бритой головой. Единственными словами, которые он сказал ей, были:
   — Мы знаем, кто ты.
   Новости, транслируемые по видеокому, также не приносили особого успокоения. Снова вниманию Эйнджел предстал ее бывший менеджер, который опять выделывался перед ней, но теперь уже публично. За ночь в городе произошло около полудюжины случаев межвидового проявления насилия. В основном они произошли в районе Чайнатауна во время сбоя в энергоснабжении. В одном случае были нанесены легкие телесные повреждения, но материальный ущерб, причиненный частной собственности, оценивался в пятьдесят тысяч баксов. На экране прошла череда разбитых магазинных витрин и одно такси с выбитыми стеклами.
   Голос комментатора произнес, что все эти случаи, скорее всего, связаны с умышленным поджогом «Кроличьей норы».
   В полдень Эйнджел полностью отключила видеоком.
   В этот день должны были выдать тело Байрона. К тому же Де Гармо хотел, чтобы она распорядилась относительно похорон.
   — Ах, черт.
   Ей не хотелось заниматься этим. Но отвертеться от участи, выпавшей на ее долю, Эйнджел тоже не могла. Кого, интересно, думала она обмануть, говоря, что у нее есть другие, более приятные дела?
   Уж лучше она сама это сделает, чем позволит кому-нибудь использовать смерть Байрона для политических целей.
   Будь она проклята, если допустит такое.
   Эйнджел снова включила видеоком и связалась с Де Гармо.
   Если бы она захотела, то могла бы, очевидно, отдать распоряжения по видеокому. Однако такой оборот ей не совсем нравился. С другой стороны, она не испытывала ни малейшего желания снова видеть тело Байрона. Пойти на то, чтобы тело Байрона покинуло морг Святого Луки без сопровождения, она также не могла. Де Гармо предложил взять эти заботы на себя. Но, в конце концов, сидеть дома у нее тоже нет причин.
   В три тридцать пополудни, как и было условленно, она встретилась с Де Гармо на автостоянке перед лечебницей Святого Луки.
   Въехав на запруженную машинами автостоянку, Эйнджел впервые увидела Де Гармо во плоти. Это был мужчина высокого роста в черном, блестящем от дождевой воды непромокаемом плаще свободного покроя, перехваченном в талии поясом. Он стоял в сиянии натриевых ламп, освещавших подъезд к гаражу машин скорой помощи. Его волосы были подстрижены «ежиком» и были матово-черного цвета, что делало его худое лицо еще более тонким.
   Эйнджел вышла из автомобиля и направилась к навесу, где, укрывшись от дождя, ее ждал адвокат. Только оказавшись рядом с ним, она увидела, каким высоким тот был. Она едва доходила ему до пояса.
   Увидев Эйнджел, Де Гармо радушно протянул ей руку. Эйнджел двумя руками пожала ее.
   — Рад наконец познакомиться с вами воочию, мисс Лопес.
   — Называйте меня Эйнджел, — попросила она. — От «мисс Лопес» меня воротит. Это имя не мое, выбрали в честь моей бабки.
   Де Гармо уклончиво пожал плечами.
   — Чтобы забрать тело, нам нужно получить ваше согласие. Потом мы сможем пойти в… — Де Гармо сверился с карманным компьютером, — в похоронное бюро Кабрильо Экреса.
   Он оторвал взгляд от компьютера.
   — Могу ли я узнать почему вы выбрали тот район?
   — Это было первое место, где мне ответили, что там хоронят моро.
   Де Гармо проводил ее в здание, где возле U-образного стола их ждала группа медперсонала. По дороге Эйнджел поинтересовалась:
   — Как вы остановились именно на этом? И во что мне это обойдется?
   — Уладить все это распорядился мистер Дорсет.
   — Сколько он заплатил вам?
   — Не беспокойтесь, эти деньги не из доходной части имущества.
   — Когда я буду должна заплатить вам что-то?
   — Позже, когда речь пойдет об улаживании дел мистера Дорсета.
   О каком имуществе они говорили? Но спрашивать об этом Де Гармо она постеснялась, поскольку момент представлялся неподходящим. На протяжении всей процедуры получения разрешения эта мысль не покидала ее. К тому же выяснилось, что дарственную на ее имя Байрон сделал за девять дней до смерти.
   Де Гармо вел себя так, словно все было в порядке вещей.
   Когда с бюрократической частью дела было покончено, им выкатили тележку, на которой покоилось накрытое простыней тело. От него исходил запах холода, гниения и дезинфицирующего вещества. Внутри у Эйнджел все сжалось. У входа их ожидала машина скорой помощи, чтобы отвезти тело в район Пасифики. Медики в сопровождении Эйнджел и Де Гармо доставили каталку к фургону.
   — Вы можете поехать со мной, — предложил адвокат.
   Эйнджел покачала головой.
   — Я поеду с ним.
   Она погладила накрытую простыней руку Байрона…
   — Постойте, — сказала она.
   — Что? — в один голос спросили медики и Де Гармо.
   Эйнджел потянула носом. Она чувствовала запах влажного меха, крови, дезинфекции и чего-то еще, совершенно постороннего. От тела пахло как-то странно, и рука под накидкой почему-то утратила былую форму.
   — Поднимите простыню.
   — Вы в самом деле этого хотите? — спросила медсестра, везущая каталку. Это была молодая женщина испанского типа. При этом на ее юном лице отразилось беспокойство. — Мне кажется, вы…
   — Я хочу увидеть его. — Внутри Эйнджел что-то оборвалось. — Сейчас же поднимите простыню.
   Их группа из четырех человек, со всех сторон окруживших тело, загораживала путь к стоянке машин скорой помощи. Медсестра беспомощно, словно прося поддержки, посмотрела на коллегу. Тот только пожал плечами. Девушка укоризненно, как будто осуждая Эйнджел, покачала головой и приподняла простыню.
   — Что, черт побери, это такое, мать вашу так! — закричала Эйнджел на медсестру.
   Та не успела еще даже отнять от простыни рук.
   Это был не Байрон. И даже не лис.
   Под простыней лежало тело пса, покрытое темно-коричневой шерстью. Похоже, он был убит выстрелом в шею.
   — Кто это, черт подери? Я вас спрашиваю?
   Девушка снова накрыла тело и протянула руку к Эйнджел.
   — Пожалуйста, прошу вас, успокойтесь. Это просто ошибка. Я уверена, что мы сможем…
   Вторая медсестра бросилась к письменному столу и, схватив трубку, начала что-то быстро говорить в нее.
   Эйнджел отшатнулась от женщины.
   — Так я вам и поверила, что ошибка. Матерь Божия, вы потеряли его.
   Эйнджел попятилась и повернулась к адвокату.
   — Вы можете возбудить иск против этих тупиц?
   Услышав ее слова, медсестра у поста взяла другую трубку и кому-то позвонила. Тем временем каталка с неизвестным телом была доставлена назад в больницу.
   Де Гармо попытался успокоить ее.
   — Я уверен, что через несколько минут все станет на свои места.
   — Нет, это дерьмо мне не нравится, — говорила она. — Слишком уж много людей норовят меня поиметь! В последнее время имя Байрона звучало в эфире чаще, чем фамилия президента, и они потеряли его. Да чем они тут занимаются? Чем? Или они думают, раз он моро, так значит, вместо его трупа можно выдать любой другой?
   Ее и Де Гармо проводили в пустую комнату для ожидания. Прошло полчаса, прежде чем появился администратор главного врача больницы и объяснил происшедшее.
   Конечно же, врач был пинком. Белый, среднего возраста, жирный и лысый. Он весь обливался потом, так что казалось, будто он только что явился из-под дождя. За десять метров от него несло запахом страха и нервного стресса. Чувства его угадывались также ясно, как помойка по ядовитой вони. Его усы цвета посыпанного солью перца во время разговора как будто стали еще белее.
   — Похоже, мисс Лопес, произошла компьютерная ошибка.
   — Что, мать вашу так, случилось с…
   Де Гармо, чтобы успокоить ее, положил ей на плечо руку.
   Эйнджел знала, раз прислали на переговоры начальника, ничего хорошего ждать не приходится. И доктор Варберг — это имя было написано на приколотой к груди карточке — не выглядел бы так, словно в любую минуту был готов наделать в штаны.
   — Идентификационный номер Байрона Дорсета был ошибочно присвоен другому лицу, некоему Джону Дуа, погибшему от огнестрельного ранения. По этой причине вам и выдали не то тело.
   Эйнджел шумом втянула в себя воздух и, стараясь говорить как можно спокойнее, спросила:
   — Хорошо, но так где же тогда Байрон Дорсет?
   В комнате сразу стало очень тихо. Где-то в стенах больницы слышалось нечленораздельное бормотание громкоговорителя радиотрансляционной системы. Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем они услышали ответ.
   — Имя Джона Дуа было занесено в списки… — Варберг замолчал и пухлой ладонью вытер лоб.
   — Что случилось с телом? — не унималась Эйнджел, вставая с места.
   Ей стоило неимоверных усилий говорить ровным голосом.
   — Сегодня в девять тридцать утра оно было кремировано, — спокойно ответил Варберг.
   Последовала немая сцена. По правую руку от Эйнджел неподвижно застыл Де Гармо, прямо перед ней стоял Варберг. Воздух словно замерз, ей стало трудно дышать. Она попыталась произнести что-то, но вместо слов послышалось жалкое попискивание.
   — Ми…
   Тут Эйнджел дико замотала головой и изо всей силы пнула ногой виниловое сиденье, в котором просидела более получаса. Стул изогнулся и, спружинив, подпрыгнул, содрав со стены слой штукатурки. Варберг, ожидая, что пинок достанется ему, попятился к двери.
   Эйнджел сделала несколько глубоких вдохов и оглянулась на адвоката. Он уже не сидел и с сожалением смотрел на то, что осталось от стула Эйнджел.
   Наконец она обрела голос:
   — Ведь у меня есть деньги, так?
   Де Гармо перевел взгляд на нее, и ему потребовалось немало сил, чтобы сохранить самообладание.
   — Да, я декларировал доход, налог с которого составил пя…
   — Хорошо. Я нанимаю вас для ведения переговоров с этой задницей. — Она указала на Варберга. — Раздобудьте то, что осталось от Байрона. Пишите жалобы, иски — все, что там полагается. Пусть его жизнь превратится в кошмар.
   Эйнджел подошла к двери и резко распахнула ее.
   — А мне нужно сделать еще несколько звонков.
   Уходя, она услышала, как Де Гармо говорил:
   — Есть в больнице юрист, с которым я мог бы побеседовать?
   Дверь с шумом захлопнулась.
   Эйнджел направлялась к общественному видеокому, находящемуся в приемном покое. На сегодня собачьей чуши с нее было достаточно.
   Почти десять минут понадобилось ей, чтобы через разные коммутаторы наконец связаться с агентством «Субботних новостей залива». С экрана на нее смотрело лицо испанского типа.