Эйнджел попыталась еще раз прорваться, но попытка ее не увенчалась успехом. От шерсти Лей пахнуло запахом псины.
   Эйнджел с отвращением швырнула жестянку с супом на кухонный пол. Она только один раз подпрыгнула и упала, а ей так хотелось, чтобы эта штуковина открылась. Она опрометью бросилась из кухни и бессильно упала на диван.
   — Не лезь не в свое дело.
   Лей проследовала за ней в гостиную и бросила оставленный Байроном сверток на столик.
   — Я не понимаю тебя. В чем дело? Что Байрон сделал?
   Эйнджел покачала головой.
   — Ничего. Я просто знаю…
   Лей, свирепо размахивая хвостом, принялась нервно ходить по комнате.
   — Знаешь что? Он хорош собой. Очарователен? У него есть деньги.
   Она сделал широкий жест рукой.
   — И ты нравишься ему больше, чем я. Бог знает, почему. Он…
   — Слишком хорош, чтобы быть искренним..
   — Что?
   Лей, прекратив мерить комнату шагами, остановилась и уставилась на Эйнджел.
   Взгляд Эйнджел был прикован к маленькому свертку на кофейном столике.
   — Кто-то должен был одуматься.
   — Чушь собачья!
   Эйнджел пожала плечами:
   — Нормальное положение.
   Лей присела рядом и обняла Эйнджел за плечи:
   — Неужели ты не видишь, как глупо себя ведешь?
   — Ничего не глупо.
   — Сколько времени вы встречаетесь?
   Эйнджел нахмурила лоб, припоминая даты свиданий. Перед ее мысленным взором проплыли картинки — футбольный матч, мемориал Хайатта, парк «Золотые ворота», Чайнатаун…
   — Девять дней.
   Только девять? Да, сегодня было пятое ноября, с их первой встречи прошло только девять дней.
   — А сегодня была только вторая ночь, которую вы не провели вместе?
   — Первая. В среду мы были в другом месте.
   — Так, из этих девяти дней мне удалось только один раз хорошенько выспаться…
   — Но ведь мы не шумели.
   — Ты подчеркиваешь это потому, что сегодня никуда не идешь?
   — Видишь ли…
   Лей покачала головой и, усмехнувшись, погладила Эйнджел по голове.
   — Что ты собираешься делать? Приклеиться к нему? Может быть, он не остался потому, что сегодня уж не раз бегал в сортир, но не хочет, чтобы ты знала об этом.
   Эйнджел вздохнула. Лей права. Она была совершенно убеждена в том, что Лей права. Но никак не могла отделаться от чувства, что что-то не так.
   — Значит, я веду себя неразумно.
   — Он что-нибудь сделал такое, что могло стать причиной такого настроения? А?
   — Нет.
   — Он ведь не разрушил ваши планы на сегодня?
   — Мы никогда не планировали ничего заранее. Все происходило как-то само собой.
   — Так что же гложет тебя?
   Эйнджел потянулась к свертку. Нет, ни слова, ни далее полслова не было сказано, что могло бы вызвать у нее это отвратительное чувство, что не давало ей покоя, сосало под ложечкой.
   — Не знаю?
   Может быть, все дело было в том, чего Байрон не сказал.
   — Он о многом молчит.
   — А-а-а, — протянула Лей. Она теперь отстранилась от Эйнджел и сидела, положив голову на руки. — Он женат?
   — Нет!
   Эйнджел наклонилась вперед и попыталась заглянуть Лей в глаза. Но по выражению лица подруги поняла, что та говорит несерьезно. Однако от этого предположения ей стало не по себе.
   Может быть, все дело было в том, что она слишком увлеклась тем, кого совершенно не знала. Она была совершенно убеждена в том, что бросилась в омут по собственной воле. Но почему тогда ей не дает покоя чувство, что на каком-то этапе она потеряла контроль над собой?
   — Тогда в чем дело? Скажи мне, — попросила Лей.
   Эйнджел вздохнула:
   — Все и ничего. Что он делает, чем зарабатывает на жизнь?
   — Он что, не сказал тебе? А ты его спрашивала об этом?
   Только однажды, подумала Эйнджел и выругалась. Она так робела в его присутствии. Словно ей приходилось скрывать от него тот факт, что она родилась и выросла на улице и была потрепанной жизнью крольчихой, которая добрую половину жизни не имела собственного дома.
   Эйнджел откинулась на диване и уставилась в потолок.
   «Прогулки под луной, романтические обеды, танцы, — с мои-то ногами только и танцевать. Закаты солнца над Тихим океаном, восход над заливом и бесконечные разговоры, разговоры, разговоры… И все же ничего не было сказано, — с горечью подумала она. — Ничего, кроме того, что обычно говорят в таких случаях».
   Лей похлопала ее по плечу, Эйнджел подняла голову, чтобы посмотреть на нее.
   — Ладно, разверни этот чертов пакет. Я тоже боюсь.
   Слишком быстро Эйнджел привязалась к нему, к тому же ее чувство было таким хрупким.
   Слишком быстро и слишком сильно привязалась.
   — Не будь врединой.
   Эйнджел бросила на Лей гневный взгляд и сорвала с пакета обертку.
   Оттуда вылетело не менее дюжины карточек, на каждой из них сверкала голографическая, белая с синим, молния: эмблема «Землетрясения», команды Сан-Франциско.
   — Черт возьми, — только и смогла пробормотать Эйнджел.
   Тупым взглядом уставилась она на билеты, чувствуя себя ужасно глупо.
   — Выражение твоего лица воистину неописуемо.
   — Билеты в ложу на весь футбольный сезон, где черт возьми, он их взял?
   — Жаль, что у меня нет видеокамеры.
   Эйнджел подняла записку, которая выпала вместе с билетами. Летящим почерком Байрона было написано:
 
   «Надеюсь, мой милый ангел, к этому времени ты уже пришлa в себя. Посылаю тебе два комплекта билетов и, поскольку я не являюсь болельщиком «Землетрясения», — как бы ты ни пыталась склонить меня на ихoну, — тe лучше взять меня на Денверский матч.
   Мне бы хотелось сейчас бьть рядом с тобoй, поскольку хочу задать тeuн очень важный вопрос. Но сначала мне нужно закончить с другими неотложными делами, только после этого я смогу подумать о будущем.
   Любящий тебя Байрон».
 
   Листок бумаги выскользнул из пальцев Эйнджел.
   — Что?
   — Важный вопрос, — произнесла Эйнджел. В полном смятении она даже не понимала, что в данный момент чувствует. — Может быть, я неправильно прочла это?
   Лей подняла листок и начала читать.
   — «О будущем»? — Эйнджел почувствовала, как бешено заколотилось в груди сердце.
   «Ну вот, — сказала она себе, — опять разволновалась на пустом месте».
   — О Боже, — произнесла Лей.
   Эйнджел встала с дивана и направилась к двери.
   — Черт.
   Эйнджел приложила лоб к дверному стеклу.
   Лей подошла к ней.
   — Что случилось? Похоже, тебе стало еще хуже, чем было.
   Эйнджел покачала головой. Но почему он не смог подождать немного? Зачем ему понадобилось так чертовски торопить события?
   — Эйнджел, ты плачешь…
   — Я не плачу! — И более спокойным голосом добавила: — Я не готова к этому.
   Лей прикоснулась рукой к ее спине. Эйнджел почувствовала, как тело ее содрогается. Только сейчас она поняла, что плачет.
   — Проклятье. Я не хочу его терять…
   — Тс-с-с, ты и не потеряешь его.
   Слова эти не убедили Эйнджел, и она продолжала стоять в дверях, заливаясь слезами.
   Утром в четверг Эйнджел не была готова к обслуживанию целой толпы народа, собравшейся позавтракать. Кое-как отработав до полудня, она вымоталась настолько, что уже не раз путала заказы, подав однажды молодому тигру блюдо зелени, а тройке белых кроликов — гамбургер с кровью. А могла бы получить от них чаевые.
   Санчес тоже чаще, чем обычно, наезжал на нее. Он даже вылезал из своей норы, чтобы приказать ей двигаться побыстрее. Но всякий раз ее мысли, вместо того чтобы сосредотачиваться на заказах, возвращались к Байрону.
   Хитрец знал, что она разъярится, если он задаст вопрос без предварительной подготовки. Конечно, знал, можно не сомневаться. И надо же, она жила как раз в одном из трех штатов, в которых браки между моро признавались легальными, именно в том, единственном, где признавались межвидовые браки, и наиболее либеральная католическая церковь также собиралась принять аналогичное решение.
   Если бы она все еще жила в Кливленде, то не смела бы даже думать об этом. В Кливленде у нее были бы другие, куда более насущные проблемы, типа: как бы уберечься от шальной пули.
   Ее выводила из равновесия мысль о том, что если бы она собралась замуж, то ее избранником мог стать только Байрон. Еще хуже было то, что он, по всей видимости, знал это не хуже ее самой.
   Все так. Неужели она собиралась замуж? Беспроигрышное дело, как сказал бы Байрон.
   — Эй ты, цыпа! — послышалось из-за столика, занятого группой пришедших обедать грызунов. — Где мое жаркое?
   Картошка для коротышки. Ей нужно встряхнуться и дать возможность этому потраченному молью члену крысиного патруля отведать причитающуюся ему порцию ежедневного меню. Она уже было раскрыла рот, чтобы осыпать крысенка отборной бранью, когда из своего укрытия выплыл Санчес и монаршим взглядом окинул свое ресторанное царство. На его лице было ясно написано: «Он — клиент… »
   Ответный взгляд Эйнджел говорил: «Да, к тому же редчайшей породы». Тем не менее она отправилась на кухню, чтобы принести клиенту его заказ.
   Мысли ее были всецело поглощены Байроном и их отношениями. Все случилось так быстро.
   Эйнджел покачала головой. Что бы ни произошло дальше, отныне этот вопрос будет мучить ее еще неделю, месяц, год. Она уже не молода. И Бальтазар служил ей неприятным напоминанием об этом. Для своего возраста она прекрасно сохранилась и хорошо себя чувствовала. Но двадцать лет для кролика был уже солидный возраст. Три года назад она перешагнула средний рубеж.
   По крайней мере, с Байроном ей не придется беспокоиться о детях. Если, конечно, они не поедут в клинику Беншайма, чтобы обрести возможность иметь малышей.
   Эйнджел представила себе целый выводок крольчат с таким же обворожительным британским акцентом, как у Байрона. От этой мысли она широко улыбнулась, и свежая рана на щеке дала о себе знать.
   Неужели она всерьез думала об этом?
   — Где мой кетчуп, цыпа?
   Эйнджел смерила черного грызуна презрительным взглядом. Интересно, какой каприз природы сделал всех крыс такими мерзкими? Она все еще смотрела на это создание, разменявшее уже второй десяток. Выросший на улице, начхать он хотел на этот мир. Назначая встречи своим приятелям, он донимал их просьбами о помощи. Скорее он состарится и умрет где-нибудь под забором, чем сам станет зарабатывать себе на жизнь.
   Жаркое, только что снятое со сковороды, аппетитно дымилось. Эйнджел боролась с искушением ткнуть кушаньем в его блестящий розовый нос. Но вместо этого, она исключительно приятным голосом, вложив в него весь свой артистизм, сказала:
   — Минуточку.
   Но заставить себя добавить еще и «сэр» она не смогла. Безусловно, это добавило бы ей баллов в учетной книге Санчеса, но плевать она хотела на его баллы.
   Она пошла к другому столику, чтобы принести бутылочку с кетчупом, — грызун наверняка стащил ту, что должна была стоять на его столе. В этот момент дорогу ей загородили два пинка.
   Проведя более десятка лет на улице, она с легкостью распознавала копов, одного взгляда на пинка было достаточно, чтобы сказать, что он служил в полиции. Хотя в данном случае сам факт их появления в заведении для моро также был весьма красноречивым. Дрянные костюмы и бьющий в нос запах дешевого одеколона — все выдавало в них копов. К тому же подозрительно топорщившиеся плечи выдавали наличие портупеи. Держались они друг от друга на расстоянии вытянутой руки, что свидетельствовало об отсутствии избытка чувств между ними. Что ж, вполне подходящая парочка.
   Тот, что стоял справа от нее, имел азиатскую наружность. У него были блестящие черные волосы и аккуратно подстриженные усики. Второй — лысеющий, потасканный тип с выпирающим брюхом, в котором могла бы спокойно укрыться Эйнджел.
   Работа есть работа, и она вежливо спросила:
   — Чем могу быть полезна?
   — Мы ищем мисс Лопес, — ответил азиат.
   У Эйнджел возникла острая потребность тотчас дать стрекача и скрыться за дверью. Зачем это полицейский департамент Фриско разыскивает ее? За ней ничего не числилось, если только не считать проклятого пистолета, спрятанного среди белья в ящике комода. Эйнджел принялась лихорадочно припоминать все, что было в Кливленде. Шесть лет назад у нее там осталось немало «хвостов», но еще никто не напоминал ей об этом. Она уже собиралась занять оборонительную позицию, когда рев Санчеса вывел ее из замешательства:
   — А ну, пошевеливайся, Лопес!
   Она так ничего и не успела придумать. Лысоватый коп извлек удостоверение личности и предъявил ей, но слишком быстро.
   — Детективы Уайт и Анака, полиция Сан-Франциско. Нам нужно с вами поговорить.
   Эйнджел обогнула азиата и взяла со стола бутылку с кетчупом.
   — О чем? Я на работе.
   В ее намерения не входило бросать работу, и она собиралась отнести грызуну его кетчуп, но что-то в облике полицейских вдруг насторожило ее и заставило замешкаться. То ли повышенная нервозность, то ли нетерпение.
   Она так и осталась стоять с бутылкой кетчупа в руке и ждала дальнейшего хода событий. Поведение копов сильно встревожило ее.
   — Мисс Лопес, — начал лысеющий, — вам не знаком моро из семейства лисьих по имени Байрон Дорсет?
   Она даже не почувствовала, как бутылка выскользнула из пальцев.
   — А что случилось? — только и спросила она.

ГЛАВА 4

   Байрон умер.
   Она поняла это по по поведению копов еще до того, как они сказали ей о том, что Байрона убили в одном из отелей Тендерлойна. Не говоря ни слова, она отправилась вместе с детективами и никак не отреагировала на требование Санчеса ответить, что происходит. И только очутившись в машине полицейских, обычном «Плимуте» зеленого цвета, она снова обрела способность мыслить.
   Байрона больше нет.
   Она не могла избавиться от этой мысли, фраза с назойливостью мухи продолжала крутиться в ее мозгу.
   «Возьми себя в руки», — думала она. Циничная часть мозга твердила ей, как все было несправедливо.
   Почему?
   Пока автомобиль мчал ее по Маркету в сторону полицейского участка, Эйнджел, как молитву повторяла одно и то же слово: почему? Толстяк Уайт пытался как-то успокоить ее, но его слова оставались неуслышанными и казались ей таким же бессмысленным звуком, как гул мотора и шум пульсирующей крови в ушах. Анака хранил молчание.
   Почему?
   Почему он? Почему сейчас? Почему все произошло так быстро, когда она еще не разобралась в своих чувствах?
   Может быть, копы ошиблись, и это не он? Для большинства людей все моро на одно лицо, даже для копов. Даже для полицейских, которые служат в районах, населенных моро…
   При мысли о том, что ее пригласили для опознания его тела, Эйнджел содрогнулась.
   Сможет ли она выдержать это?
   Черт, конечно, сможет. Она уже не раз видела трупы, среди них были и трупы ее друзей. Когда-то она возглавляла разнузданную уличную банду. Возможно, ей довелось увидеть на своем веку больше смертей, чем некоторым моро-ветеранам. Она была крепким орешком и многое пережила…
   Ей никого не следовало подпускать так близко к себе.
   Новое, предположительно сейсмоустойчивое здание полицейского участка расположилось на фундаменте старой почты. Вместе с другими пережившими землетрясение постройками оно в соседстве с административными строениями Маркета изо всех сил старалось выглядеть современным. «Плимут» нырнул в тоннель, ведущий в подземный гараж. Даже в салоне автомобиля Эйнджел почувствовала, что температура снаружи резко упала. От нескольких сотен припаркованных в закрытом помещении машин пахло озоном. Слышалось легкое потрескивание включенных ламп, это придавало сцене оттенок нереальности.
   Анака припарковал машину у дальней стены гаража, который представлял собой некое подобие бетонной гробницы. Здесь было темно, холодно и жутко. Уайт помог ей выйти из салона. Анака тоже хотел было последовать за ними, но Уайт остановил его.
   — Иди договорись с коронером…
   — Но… — заговорил Анака.
   — Встретимся снова на третьем этаже.
   Анака вернулся в машину, захлопнул дверцу и отъехал.
   Уайт, положив Эйнджел руку на плечо, проводил ее до лифта. Эйнджел не сопротивлялась и ничего не говорила.
   Они вошли в лифт, и Уайт приложил к сенсору свой полицейский значок.
   — Детектив Моррис Уайт, третий этаж.
   — Подтверждаю, — отозвался лифт.
   Эйнджел сделала несколько вдохов и попыталась заговорить:
   — Куда мы направляемся?
   Створки дверей раскрылись, и Уайт подвел ее к столу, за которым с явно скучающим видом сидел человек в форме.
   По всей видимости, Уайт чувствовал себя не в своей тарелке. Он первым обратился к сидящему за столом:
   — Мне назначена встреча в комнате для опознаний.
   — Детектив Уайт, правильно?
   Человек в униформе протянул руку. Уайт отдал ему свой значок, и коп приложил его к сканеру.
   — Юристы ждут вас в комнате 5-А.
   — Юристы? — переспросила Эйнджел, пытаясь хоть немного быть в курсе происходящего.
   — Мы хотим, чтобы вы провели опознание подозреваемых.
   Они прошли мимо стола и дальше вдоль длинного коридора. Через равные промежутки на их пути попадались двери. Одна из дверей, почти в самом конце коридора, была открыта. Не доходя до конца, Уайт остановился.
   — Вы готовы к этому?
   — Я? К опознанию подозреваемых? — медленно проговорила Эйнджел.
   Она согласилась пойти с копами только потому, что все еще находилась в шоке. Она так и не научилась доверять полиции и теперь только начала раздумывать, что же происходило в самом деле. Кого, черт возьми, ей предстояло опознать? Байрона она почти не знала.
   «Ага, — проговорила цинично настроенная половина мозга, — тогда почему ты так переживаешь по поводу всего этого?»
   «Потому что могла бы выйти за него замуж», — ответила она себе.
   «По любви, — не унимался сидящий в ней циник, — или потому что он был единственным лицом, проявившим хоть какой-то интерес к потрепанному кролику, который только что вырвался из объятий улицы и обрел собственный дом?»
   — Тогда поговорим внутри, — сказал полицейский, приняв ее молчание за согласие.
   Уайт не отпускал Эйнджел от себя до самой двери комнаты под номером 5-А, куда они вошли и закрыли за собой дверь. У дальней стены комнаты стояли смотровые экраны. Перед ними — стол и два пустых стула. С каждой стороны от стола также стояло по стулу, на которых уже сидели какие-то люди.
   На присутствующих были темно-синие костюмы консервативного покроя. Человек справа оказался рыжеволосой женщиной, которая лениво перебирала клавиши на карманном компьютере. Второй из присутствующих был хорьком-моро. Хорек искоса посмотрел на вошедших и, хмыкнув, обратился к Уайту:
   — Вы все сказали свидетельнице?
   Уайт вздохнул.
   — Мисс Лопес, позвольте представить вам мистера Игалеса, общественного защитника.
   Хорек коротко кивнул.
   — А это миссис Гарднер, помощник прокурора округа.
   Гарднер оторвала взгляд от клавиатуры, и голова ее в знак приветствия едва заметно качнулась.
   В комнате находилось еще одно лицо. Возле двери у контрольной панели сидел полицейский в форме. Представлять его Уайт не стал. Стулья в комнате были расставлены так, что, когда Эйнджел села, она не могла видеть этого копа.
   Уайт сел рядом с ней. Лица их были обращены к стене со всевозможными контрольными таблицами. Он пододвинул к ней микрофон.
   — Я хочу, чтобы вы знали, что находитесь здесь в качестве свидетеля, а не подозреваемого. Но у вас есть право пригласить собственного адвоката.
   «Ага, моро с адвокатом. Моро-официантка, бывшая предводительница уличной банды и адвокат. Интересно, откуда был этот Игалес родом и кого он защищал?»
   Эйнджел вздохнула и спросила:
   — Что вы от меня хотите?
   Заговорила Гарднер, помощник прокурора:
   — Нас интересуют события, происшедшие 27 октября 2059 года.
   После длинной паузы Эйнджел наконец проронила:
   — В понедельник, что ли?
   Все стало на свои места. «Кроличья нора». Подозреваемыми Уайта были…
   Трое пинков, что напали на нее!
   С тех пор как Уайт и Анака взяли ее, она все еще пребывала в состоянии шока и бесчувственности. И до тех пор, пока не появился осязаемый объект для гнева, она не подозревала насколько сильно была взвинчена. Она прикусила нижнюю губу и почувствовала солоноватый вкус крови. Ей отчаянно хотелось пнуть что-нибудь ногой.
   Как жаждала она расквитаться с этими кожаными головами!
   Ей начали задавать вопросы относительно «Кроличьей норы» и тех пинков, что напали на нее. И если вопросы помощника прокурора были спокойными, иногда наводящими, то общественный защитник почему-то все время кипятился. Он был жестким и озлобленным и словно старался отыскать в ее ответах слабые места. Но, поскольку ему это не удавалось, он пытался изобразить ее в самом худшем свете.
   Вопросы сопровождались каким-то странным ритмичным звуком, похожим на барабанный бой. И только потом Эйнджел осознала, что это она сама постукивала о пол ногой.
   Игалес достал ее. Нет, ничего такого, что могло бы опорочить ее, ему не удалось из нее выудить. Однако, ссылаясь на ее приятеля-моро, он хотел все представить так, как если бы она спровоцировала что-то…
   — Итак, вы утверждаете, что, размозжив половые органы того мужчины, вы не превысили необходимой для самообороны силы? — спросил хорек.
   — Эти трое бритоголовых пинков собирались проткнуть меня, как футбольный мяч.
   Ритм, отбиваемый ногой, против ее воли ускорился вдвое. В такт постукиванию стол ходил ходуном. Тут Эйнджел поняла, что Уайт недоуменно смотрит на нее.
   — Я не видела иного способа, как выйти из…
   Эйнджел, как разжавшаяся пружина, подскочила на стуле и резко наклонилась к нему:
   — Вас когда-нибудь насиловали, Игалес?
   Она изумилась тому спокойствию, с каким прозвучал ее голос.
   — Мисс Лопес… — произнес Уайт.
   Он, желая успокоить ее, положил руку ей на плечо.
   — Насиловали, мистер общественный защитник?
   Теперь помещение заполнилось бешеным стуком ее сердца и запахом крови из прикушенной губы. Она явно ходила по лезвию бритвы и была готова вот-вот сорваться.
   Биотехнологи всего мира моделировали моро для участия в сражениях, поэтому большинство моделей хранят в своих генах запись о боевых рефлексах. Эйнджел оставалось довести «до ручки», тогда от бурлящего в ней адреналина она просто взорвется.
   — Нет…
   По виду хорька можно было сказать, что по исходившему от Эйнджел запаху он понял, как сильно достал ее. Страх, который он источал, и испуганное биение его сердца только подлили масла в огонь.
   Больше она не могла владеть собой, словно кто-то стоял сзади и толкал ее в спину, вынуждая к действию. Она дошла до точки, когда каждая ее клеточка занялась огнем и предупреждала об опасности.
   — Такой вот хорек, как ты, попытался меня однажды изнасиловать. И если бы я ударила его в пах, он был бы еще жив.
   Она вскочила на стол. Этого движения Уайт не ожидал. Эйнджел оказалась настолько проворной, что прежде чем кто-то успел сдвинуться с места, она уже стояла перед Игалесом. Неимоверным усилием воли, подавив в себе вспышку гнева, она ограничилась тем, что схватила его за галстук:
   — Я слишком близко его подпустила.
   Ее нос был всего в нескольких сантиметрах от его носа. Она слышала, как остальные люди, находившиеся в комнате, сгрудились возле стола. Паника вызвала в ней гнев, обостривший все чувства до предела.
   Улыбнувшись Игалесу самой обворожительной из своих улыбок, она добавила:
   — Мне пришлось перегрызть ему глотку.
   Чувство здравого смысла стало постепенно возвращаться к ней, и она постаралась справиться с собой. Тело ее все еще жаждало действий, но Эйнджел уже понимала, что ведется следствие и нужно быть осмотрительной. Она оставила галстук в покое, и хорек бесчувственной массой рухнул на стул.
   — Этот шрам на левой щеке оставлен острым краем его горлового хряща.
   Эйнджел отошла от него, едва осознавая, что происшедшая только что сцена напугала ее ничуть не меньше, чем Игалеса.
   Уайт протянул руки, чтобы схватить ее, но она прыгнула назад и без посторонней помощи заняла свое прежнее место.
   — От излишнего усердия, козел.
   Неужели она и в самом деле собиралась то же самое проделать и с Игалесом…
   Собравшимся в комнате понадобилось несколько секунд, чтобы вернуться на свои места. Даже коп в униформе, и тот оставил свой пост. С лица помощника прокурора сошла краска, и карманный компьютер в ее руке теперь слегка подрагивал. Уайт, вытирая с лысеющего черепа выступивший пот, бросал на нее сердитые взгляды. Рука полицейского в форме теперь заняла место чуть ближе к табельному оружию.
   Эйнджел трясло. Такая потеря самообладания не сулила ничего хорошего. Единственное лицо, кто знал о том, насколько острым было создавшееся положение, был Игалес, единственный, кроме нее, моро в комнате.
   И он действительно выглядел перепуганным насмерть.
   — Итак, вы настаиваете на том, — продолжил Игалес, овладев собой и ослабив галстук, — что в то время считали, что те люди намеревались…
   — Избить меня, изнасиловать, убить и засунуть в задницу? Это вас интересует? Черт, совершенно точно, — спокойно сказала Эйнджел, пытаясь скрыть беспокойство.
   С этого момента допрос пошел на убыль. Даты, факты, время. Больше Игалес не вдавался в мотивы и не искал оправданий. Дважды или трижды они возвращались к описанию драки в «Кроличьей норе», коротко поговорили о том. что произошло за период с того понедельника до настоящего момента. Тот факт, что они не особенно интересовались ее относительно недавним прошлым, показался ей странным, но Эйнджел не стала заострять на этом внимания. Слишком большое потрясение переживала.