И вы знаете что? Мой бизнес процветает. Поэтому я собираюсь дать название своему заведению: «Инь и Ян». Таким образом, я увековечу имя этой замечательной женщины, и это также поможет моему делу. Ресторанчик будет связан с историей о том, как Инь помогла мне подняться со дна нищеты. Она важный человек в моей судьбе.
   – Мы никогда не знаем своей судьбы, – сказал Юй, – но новое имя ресторана броское и должно привлекать посетителей, особенно тех, кто знает об этой истории.
   – Именно. «Инь и Ян». Само собой разумеется, следователь Юй, когда бы вы ни пришли в переулок, обед вам всегда обеспечен в ресторане «Инь и Ян».
   Гораздо сложнее было иметь дело с двоими мужчинами, Цаем и Ванем, которые сейчас были взяты под стражу.
   Цая должны были вскоре освободить. Почтенный Лян возражал, наставая на том, что подозревает Цая, у которого в ночь на 6 февраля и утро 7-го не было алиби.
   Наконец, Юю пришлось сказать свое слово: – Если Цай задержан как подозреваемый, то сейчас, когда дело уже закрыто, его следует отпустить. Я руковожу делом, и это мое решение.
   Ворча себе под нос, Почтенный Лян понял, что ему больше ничего не оставалось, как выпустить Цая.
   Но в случае с Ванем ситуация складывалась гораздо сложнее. Начиная с того, что никто не понял, зачем Вань пришел с повинной. Он не произнес ни единого слова, когда ему сказали об аресте Бао. Он сидел уткнувшись подбородком в грудь, как статуя, не объясняя, почему он сознался в преступлении, которого не совершал.
   По словам одного из членов домкома, Вань был ни много ни мало болен болезнью Альцгеймера, или что-то в этом роде, отсюда и признание. Другой полагал, что Вань таким образом привлекает к себе внимание, которого у него долго не было. По словам третьего, Вань, наверное, представил себя последним солдатом культурной революции. И наконец, по слухам соседей, Вань был тайно влюблен и сознался, чтобы впечатлить свою избранницу. Или его действия стали результатом комбинации различных фактов. Для Чэня Вань был рыбой, выброшенной на сушу в сегодняшнем Китае, что не могло не сказаться на его психике.
   Почтенный Лян был зол на Ваня. Местный участковый настаивал, что против него должны быть предприняты «хоть какие-то» меры. «Его должны посадить в тюрьму не меньше чем на три или четыре года. Вань заслужил. Он давал ложные показания! Этот бывший член рабочей организации «Идеи Мао Цзэдуна» чокнутый. Он думает, что может делать все, что ему вздумается, и все сойдет с рук, как в дни культурной революции. Он просто живет в весенне-осеннем сне! Наше общество – теперь законное общество».
   Однако секретарь парткома Ли был против заключения Ваня. «Достаточно – значит достаточно. У нас очень много историй, связанных с культурной революцией. Нет смысла мутить воду. Люди должны идти дальше. Оставьте старого мужчину в покое».
   По политическим соображениям муссировать разрушительные последствия культурной революции не было хорошей идеей, не следовало даже напоминать людям о ней. Такими картами играл Чэнь, хотя и Ли немногословно, но сказал об этом. В любом случае дело Ваня не было политическим, поэтому Юю нечего было и упоминать об этом. Каким бы негодующим ни был Почтенный Лян, секретарь Ли сказал последнее слово, заботясь о судьбе старика.
   Но все же неразгаданная тайна признания Ваня не давала покоя Юю.
   Раздавив окурок, Юй встал и перенес телефон в кухню.
   Пэйцинь занималась готовкой, двигаясь по лабиринту кастрюль и сковородок. Там едва ли хватало места для двоих.
   Она была искренне довольна исходом следствия и своим участием в нем.
   – Вот все и закончилось, – сказала она, повернувшись к мужу с улыбкой, а ее руки продолжали смешивать доуфу со свининой.
   – Еще столько надо сделать.
   – Как хорошо, что мы почтили память Яна, – сказала она. – Инь была единственной отрадой в его последние дни. Теперь ее убийца найден. На небесах, если они есть, Ян будет доволен. Ты можешь достать мне сборник стихов? Он во втором ящике.
   – Конечно, а зачем?
   – Мне кажется, я только сейчас поняла стихи Яна, – сказала Пэйцинь. – Извини, у меня испачканы руки. Но, когда ты принесешь сюда книгу, я должна тебе кое-что сказать.
   Юй вернулся с книгой в руках.
   – Найди, пожалуйста, поэму под названием «Кот культурной революции», – сказала она. Ты можешь мне ее прочитать?
   Он начал читать низким голосом, заинтригованный. Не слишком ли много времени жена уделяла чтению, прямо как старший следователь Чэнь. К счастью, у нее было не так много кумиров, таких как Ян.
   Кроме них в кухне больше никого не было.
 
Моя фантазия сбылась -
Культурная революция началась.
Я, словно кот, через окно мансарды вылезший,
Крадусь по крыше черной, вниз гляжу
И взглядом в комнатах людей я нахожу,
Полно людей в одежде явно не по норме,
А в необычной униформе,
С повязкой «хунвейбин» на рукаве.
Вдруг снизу: «Эй ты, подонок, слышишь, уходи».
И этот голос я, конечно, слышу,
Но все же рад, что прыгнул я на крышу,
И где впервые одинокую увидел я звезду,
И свет ее мерцающий так долго.
Среди людей в окне я маму вижу.
Смотрю и не узнаю ее.
Табличка на груди, с веревкой рыжей
Накрученной на шею.
Вокруг толпа, как в зоопарке, все глазеют.
Но я молчу и на нее смотрю,
В глазах ее читая обреченность.
И в темноту ночи я делаю прыжок.
Настало утро. Я был расстроен очень,
Увидев маму, бегущую по крыше,
С доской на той веревке рыжей,
С распухшей шеей преклоненной ниже.
И, глядя на нее, не смею крикнуть, как
Кричала мама этой темной ночью.
А вслед ей кто-то:
«Иди и плошку риса принеси мне, слышишь».
Она ушла, нет, унеслась в ту непролазную,
Бурлящих будней грязь,
Как будто бы за мышью погналась.
Пусть не в обличье человечьем я,
Таким же хунвейбином стану
По-кошачьи диким.
Я как-то от дантиста шел домой,
Вдруг, словно наяву, я слышу
Визг ее.
«Резцы твои остры, но гороскоп Неумолим,
И вряд ли ты поспоришь с ним
Ведь ты же рождена, увы, слепой
Под знаком мыши», -
Сказал рассказчик, тяжело вздыхая
В минуты смертные ее.
Знать было это предзнаменованье.
И я бежал, как дикий зверь,
Не смог прожить я девяти дарованных мне жизней
И в джунгли прыгнул,
Лишь на бумаге белой
След остался от кошачей лапы.
 
   – Да, это о культурной революции, – сказал Юй.
   – Сейчас я больше узнала о его жизни, – вздохнула Пэйцинь, – я уверена, что рассказчик говорит о Хун как о дитя «черной семьи». Ее семью преследовали «красные охранники». Те дети страдали от ужасной дискриминации. Их считали «политически ненадежными». Они были люди без будущего в социалистическом Китае.
   – Да, вот поэтому она и осудила своих родителей, как мне сказали.
   – Меня это тоже касается, потому что у меня было то же самое. На моих родителей тоже оказывали давление, они это от меня скрывали. – Голос Пэйцинь задрожал. – Какая поэма! Она выражает нечеловеческое отношение к детям во время культурной революции.
   – Да, культурная революция принесла много бед. Даже сегодня встречаются люди, которые не могут выйти из тени, в том числе и Хун, и, возможно, Бао тоже.
   – Ян оставил рукопись романа, так?
   – На английском. По словам Чэня, этот роман похож на «Доктора Живаго», он о жизни китайского интеллектуала во времена правления Мао, но органы общественной безопасности уже забрали ее себе.
   – Ты же мог сделать копию.
   – Не было времени. В ту минуту, когда мы пришли в управление, там уже были они.Они уже знали обо всем. И секретарь Ли был конечно же на их стороне. Чэнь успел прочесть только пару страниц внизу, в ресторане.
   – Что?
   – Он настоял на том, что Бао должен допросить я, поскольку это мое дело, а он пока почитает книжку в маленьком ресторанчике на первом этаже. Но он не пришел, пока не закончился допрос.
   – Чэнь ничего не говорил о рукописи?
   – Нет, ни слова.
   – Наверное, у него на это свои причины. Я думаю, что не нужно было его об этом спрашивать, – сказала Пэйцинь. – Чэнь – умный человек. Возможно, здесь был какой-то риск.
   – Ты имеешь в виду, что он не хотел вовлекать меня в какое-нибудь рискованное дело, ведь органы не дремлют.
   – Возможно. Я только предполагаю. – Пэйцинь сразу поменяла тему. – Ой, сегодня вечером у нас будет чудесный ужин. – Она резала креветки для доуфу.
   – Не нужно готовить столько еды. У нас сегодня не будет гостей.
   – Ты доказал управлению, какой ты способный полицейский. Это и надо отметить.
   – А я этим утром, сидя в «Старом предместье», думал об увольнении, – сказал Юй. – Все эти годы я так мало зарабатывал. А тебе приходится так много работать, и в ресторане и дома. Я мог бы больше зарабатывать для семьи, если бы у меня было свое маленькое дело, вместе с твоим директором или Лу Иностранцем.
   – Да ладно, муженек. Ты отлично поработал. Я горжусь тобой. – Пэйцинь улыбнулась. – Деньги многое значат, но не все. Как тебе вообще могло прийти такое в голову?
   – Спасибо, – сказал Юй и подумал: «Но ведь ты сама однажды мне это предложила».
   – А теперь я пойду жарить ребрышки. Масло уже брызгает. Погуляй во дворике. Я позову тебя, когда ужин будет готов.
   Юя ждал еще один сюрприз – неожиданный гость. Это был Цай, игрок в крикет, который был отпущен на свободу после того, как вмешался Юй. Он стоял на пороге, держа в руках бутылку водки «Маотай» и огромную живую черепаху с мягким панцирем. Когда он узнал, что Циньциню надо готовиться к тесту, Цай настоял на том, что непременно должен составить Юю компанию во дворике.
   – Ваш сын учится. Это здорово. Это самое главное под нашим солнцем. Если бы у меня было хорошее образование, мой бизнес не развалился бы. Выйдем на улицу, покалякаем, – сказал Цай, оставляя Пэйцинь подарки. – Гражданин следователь, благодарю вас.
   – Я просто делаю то, что должен делать полицейский. Вы не должны меня благодарить, и не надо было приносить подарки.
   – Это за услугу, – искренне сказал Цай. – Теперь за мной должок.
   – Не загружайте меня вашим блатным жаргоном. Я полицейский, ведущий дело Инь. Вы к этому делу не причастны, так почему вас должны держать в тюрьме?
   – Побольше бы таких полицейских, как вы, а не таких, как Почтенный Лян, тогда было бы проще жить.
   – Теперь, когда вы на свободе, сделайте что-то значимое в своей жизни, Цай. Вы не можете целыми днями играть в крикет. Задумайтесь о своей семье. Ваша жена Сю Чжэнь никогда не сомневалась в вашей невиновности.
   – Я изменюсь весь, как если бы я отмыл сердце и переставил кости. Да, Сю Чжэнь очень хорошая жена. Она могла все свалить на меня, но она так не сделала. Она приходила ко мне каждый день, приносила еду, какую я люблю. Я ошибся, когда думал, что она вышла за меня только из-за денег.
   – Да, когда попадаешь в беду, то обнаруживаешь, кто на самом деле заботится о тебе.
   – У меня еще остались связи. Я вернусь в Восточные горы.
   – Еще один вопрос, Цай. Когда вас взяли под арест, почему вы не сказали Почтенному Ляну, что вы в действительности делали тем утром? Мне просто интересно. Не важно, что вы мне скажете, вам незачем волноваться. Это между нами.
   – Я доверяю вам, гражданин следователь. Той ночью я играл в мацзян в бане всю ночь. Мацзян – это не азартная игра, каждый знает. Это просто игра, в которой нужно положить несколько монет, иначе будет неинтересно.
   Но я уже сидел за азартные игры в начале семидесятых. Если бы я сказал об этом Почтенному Ляну, он бы раздул шумиху.
   – Понятно. Мацзян или крикет, ничего хорошего от них не будет.
   – Даю слово, гражданин следователь. Я не упущу свой второй шанс. Если моя рука еще хоть раз дотронется до мацзяна или крикета, клянусь небом, пусть у меня разовьется рак кожи. Гадом буду.
   – Тогда у меня еще один вопрос, – сказал Юй. – Пока вы были в заключении, неожиданно пришел Вань и взял всю ответственность за преступление на себя, хотя он не имеет к этому никакого отношения. У вас есть какие-либо соображения на этот счет?
   – Я в тупике. Наверное, он спятил. Была у нас ссора не так давно.
   – Почему?
   – Вань не знал, сколько я даю Сю Чжэнь каждый месяц. А это не его дело. Эта старая страшная жаба просто мечтает сожрать белого лебедя.
   – Что вы имеете в виду?
   – То, как он смотрит на Линди, факт. Хочет угодить ей, совсем с ума сошел.
   Следователь Юй вспомнил сцену, когда Вань сидел ничего не делая на бамбуковом стуле во дворике и смотрел, как Линди разрезает спиралевидные ракушки.
   – Но я все еще не понимаю, почему он заявил, что убийца.
   – Пес его знает, – сказал Цай.
   – Уважаемый Цай, я только что положила черепаху в пароварку! – крикнула Пэйцинь из кухни. – Я очень долго чистила ее. Пожалуйста, оставайтесь ужинать. Черепаха будет готовиться недолго.
   – Спасибо, Пэйцинь, но боюсь, что мне надо идти. Сю Чжэнь будет волноваться, если я не приду к ужину. Если что-нибудь надо будет сделать, гражданин следователь, дайте мне знать. Сделаю все, что смогу, как лошадь или собака.
   Юй и Пэйцинь проводили Цая до выхода из переулка.
   – Нужно немного подождать, – сказала Пэйцинь Юю. – Угольные брикеты, которые я сделала на прошлой неделе, плохо горят. Надо еще подождать, пока черепаха сварится. – Она вытерла руки о фартук, на котором была капли свежей крови.
   – Ой, ты порезала руку?
   – Нет, это кровь черепахи. Не волнуйся.
   Юй не знал, как долго ему придется ждать, но уже немного проголодался. Он позвонил мистеру Жэню, чтобы искренне поблагодарить его за информацию о Ване.
   – Я ничего не слышал о Ване и Линди, – сказал мистер Жэнь. – Люди не часто откровенничают со мной. Но дыма без огня не бывает: однажды вечером, несколько месяцев назад, я видел, как Вань сунул ей в руки пухлый конверт.
   – Вы думаете, Вань сознался ради Линди?
   – Ну, Цай – самая главная поддержка всей семьи. Если Цая осудят и казнят, вся семья разрушится. Так что это мог быть акт романтического самопожертвования, довольно запутанная история, – задумчиво произнес мистер Жэнь. – Но я все-таки не уверен. Вань – сильно разочарованный пожилой мужчина.
   Я могу понять его. В начале пятидесятых, когда моя компания съехала, я подумал, что настал конец света. Я волновался за детей. А Вань здесь совсем один. Для него это, может, единственная возможность покончить со своей агонией политически надежным способом и в то же время сделать последний красивый жест в сторону Линди.
   – Да, теперь здесь есть смысл.
   – Я так рад результатам расследования, товарищ следователь. Настоящий убийца пойман. Все справедливо, – сказал мистер Жэнь. – Кстати говоря, рисовый пирог в ресторане Пэйцинь «Четыре моря» прекрасный. Я вчера там был. Знаете, я, наверное, лет сорок назад встретил ее отца. Правда, в этом мире красной пыли вещи могут быть запланированы.
   В следующий раз я принесу к ней в ресторан полкило свинины. Если у вас есть мясо в холодильнике, то вам не нужно идти в «Старое предместье», чтобы поесть его. Но вам нужна хорошая лапша. Свинину лучше всего есть с лапшой в горячем супе.
   – В следующий раз я представлю вас своему начальнику, старшему следователю Чэню. Он такой же гурман. Вам двоим будет о чем потолковать.
   В этом мире красной пыли прослеживалось какое-то мистическое соответствие, как сказал мистер Жэнь. У Юя все еще был в руках телефон, когда позвонил Чэнь.
   – Я разговаривал с городским жилищным отделом, – сказал Чэнь настойчивым голосом, – есть квартира, правда, из вторых рук в районе Лувань. Двадцать четыре квадратных метра, из двух комнат. Естественно, она не из тех новых фантастических квартир, зато в шикумэне и практически в центре города.
   – Правда?
   Юй был смущен, что Чэнь заговорил с ним о квартире, а не о деле.
   – Я сделал пару звонков и узнал, что это неплохая квартира, – продолжал Чэнь.
   – Квартира в шикумэне? – Юй не был уверен, что должен решиться на эту альтернативу. Но это было лучше того, где он жил сейчас: жилплощадь была на десять метров больше и уже разделена. Соответственно, выделится комната Циньциню. Юю теперь не придется делить дверь с отцом, Старым Охотником. Но там не будет ванной или кухни. И если он ее возьмет, ему никогда не достанется новая квартира.
   – Вы можете подождать, следователь Юй. Я все сделаю для вас. В следующий раз управление получит новую жилищную разнарядку, и вы будете первым в списке, но…
   Эту часть речи Юй слышал много раз, особенно про «первым в списке». Циньцинь был уже большим мальчиком. Сколько Юй еще может ждать? В конце концов, это будет птичка в руках – настоящая квартира, а не пустые обещания секретаря Ли.
   – Кто знает, что произойдет в следующий раз? – усмехнулся Юй.
   – Вот именно. Жилищная реформа в Китае неминуема, но… – сказал Чэнь, цитируя пословицу: – «Пройдя деревню до конца, ты не сможешь найти другого постоялого двора».
   – Я подумаю над этим, – сказал Юй. – Обсужу с Пэйцинь.
   – Да, обсудите с ней. Я тоже думаю купить маленькую комнату в том же месте. По-моему, это хороший район с огромным потенциалом. Это будет комната для моей матери. Вы можете стать соседями.
   – Здорово.
   Юй слишком хорошо знал своего начальника. Чэнь умел недосказать. С его связями от старшего следователя можно было ожидать сюрпризов.
   – Дайте мне знать о своем решении как можно скорее.
   – Я позвоню вам завтра, спасибо, начальник. Юй стоял во дворике и прикуривал очередную сигарету, комкая пустую пачку. Он основательно задумался о второсортной квартире.
   В конце концов, в шикумэне было важное преимущество: дворик. Если они въедут в квартиру в новом районе Тяньлин, сможет ли он уже вот так покурить?
   – Ужин готов, – позвала Пэйцинь.
   – Иду, – ответил Юй.
   После ужина он собирался сказать ей о новом жилье. Возможно, она повторит комментарий Чэня, слово в слово. Иногда Пэйцинь быстрее его могла читать чужие мысли, как в расследовании. «Я и вправду должен гордиться ею», – говорил он себе, открывая дверь. Но сначала он хотел насладиться ужином. На столе стояла отварная черепаха.
   – Черепаха особенно хороша для уставших мужчин средних лет, – прошептала Пэйцинь ему на ухо.
   Это была черепаха чудовищных размеров. Блюдо из черепахи, сдобренной тертым имбирем и нарезанным зеленым луком, наполнило маленькую комнату фантастическим ароматом.

Об авторе

   Цю Сяолун родился в Шанхае, имеет степень магистра гуманитарных наук и доктора философии. С 1989 года живет в США. Обладатель множества престижных литературных наград. Преподает китайскую литературу в Университете Джорджа Вашингтона в Сент-Луисе.
 
   Qiu Xiaolong was born in Shanghai, China. He is the author of the award-winning Inspector Chen series of mystery novels, Death of a Red Heroine(2000), A Loyal Character Dancer(2002), When Red Is Black(2004), A Case of Two Cities(2006), and Red Mandarin Dress. He is also the author of two books of poetry translations, Treasury of Chinese Love Poems(2003) and Evoking T'ang (2007), and his own poetry collection, Lines Around China(2003). He lives in St. Louis with his wife and daughter.
 
***