Страница:
И уже с порога услышал:
«Дорогие друзья, сегодня в нашей программе — лидер областной организации „Яблоко“, доктор экономических наук Игорь Борисович Мазур. Обратите внимание на часы в студии. Семнадцать часов двадцать три минуты. Это означает, что мы в прямом эфире…»
Господи, вразуми.
Твой ли я воин?
Или Царя Тьмы?
III
«Дорогие друзья, сегодня в нашей программе — лидер областной организации „Яблоко“, доктор экономических наук Игорь Борисович Мазур. Обратите внимание на часы в студии. Семнадцать часов двадцать три минуты. Это означает, что мы в прямом эфире…»
Господи, вразуми.
Твой ли я воин?
Или Царя Тьмы?
III
«Обратите внимание на часы в студии. Семнадцать часов двадцать три минуты. Это означает, что мы в прямом эфире…»
Я взглянул на свою «сейку». 23.30. Это означало, что передача идет в записи.
Повтор. Для тех, кому разные срочные дела помешали посмотреть передачу в прямом эфире, но кто непременно хочет ее увидеть.
Для таких, как я.
Срочных дел сегодня у меня было два. Первое: незаметно выбраться из телецентра, что я и сделал, воспользовавшись очень грамотно выбранным Матвеем маршрутом отхода. Это заняло у меня ровно шесть минут. Еще минуты четыре ушло на то, чтобы завалить лестницу разной тарой от видео-и радиотехники.
Второе дело оказалось гораздо более затяжным: нужно было привести в порядок «пассат». Не хотелось ездить по городу с ободранной и примятой при знакомстве с «понтиаком» левой бочиной и особенно с дырками в стеклах. Не лето. И не только в стеклах. При ближайшем рассмотрении и в Левой задней дверце обнаружилась дырка.
Все это не простудой от сквознячка грозило, а очень неприятными вопросами, которые мог задать мне любой гаишник. Как раз такими, какие выразились на лице менеджера техцентра по ремонту иномарок, к подъездной площадке которого я подогнал тачку в робкой надежде, что световая реклама «Для вас открыто всегда» соответствует истине.
Соответствовала, блин. На площадку вышел вызванный охранником менеджер, здоровенный слесарюга в синем фирменном комбинезоне и кепке с длинным козырьком, задумчиво обошел «пассат», сунул палец в дырку на заднем стекле, потом в дырку на дверце и посмотрел на меня, как бы говоря: «Мы не имеем права принимать такие машины в ремонт без справки из милиции, так как не вызывает сомнения, что автомобиль побывал под легким автоматным огнем».
В ответ я только развел руками, как бы отвечая:
«Понятия не имею, о чем это вы говорите».
После чего извлек зеленую бумажку с портретом Бенджамина Франклина и показал ему, как бы говоря: «Не кажется ли вам, что эти пробоины сделаны не автоматным огнем, а всего лишь охотничьим оружием во время случайных выстрелов? Сами знаете, как это бывает. Поехали на охоту, слегка это самое, то да се, а?»
Он с сомнением покачал головой, как бы отвечая: «Я готов согласиться, что это не автоматные пробоины, а пистолетные. Что же до вашей версии об охотничьем оружии, то она не кажется мне убедительной, так как сезон охоты на водоплавающую дичь уже закончился, а охота на диких копытных животных еще не разрешена».
Второй стольник поколебал и эту его убежденность, а третий заставил признать, что пробоины вполне могли быть сделаны из охотничьей одностволки, но очень, очень небольшого калибра. Совсем маленького.
Забрав баксы, он красноречивым жестом велел мне отогнать тачку в дальний темный угол площадки, сам скрылся в проходной и через десять минут появился с небольшой кувалдой в руках. Под ударами этой кувалды продырявленные стекла «пассата» превратились в стеклянную крупу. Менеджер посмотрел на дело рук своих, сокрушенно покачал головой и сказал:
— Ну, народ! Не могут спокойно видеть, как кто-то ездит в хорошей машине.
Хулиганье, да и только! Нет, что вы ни говорите, а при коммунизме такого не было! — И разрешил:
— Загоняй.
— Вот за что мне нравятся новые времена: людям стало гораздо легче понимать друг друга.
Бабки как внеречевое средство общения. Не менее выразительное, чем музыка, живопись или балет. И чем их больше, тем меньше слов требуется.
Впрочем, за хорошие бабки и при коммунизме взаимопонимание достигалось довольно быстро.
Потом поездил по окраине, пока не убедился, что хвоста нет, и вернулся в гостиницу как раз к повтору передачи «Голосуй сердцем».
…"Прежде всего я хочу поблагодарить тех из вас, кто в первом туре выборов отдал свои голоса избирательному блоку «Яблоко».
День у меня выдался не из легких, поэтому я включил телевизор на полную громкость и залез в роскошную мраморную ванну-джакузи, расслабиться в горячей хвойной воде и одновременно послушать выступление Мазура. А в голове, как всегда бывает после горячего дела, мелькали картинки с выставки. Есть такой цикл то ли у Чайковского, то ли у Мусоргского. Ольга, конечно, хорошо потрудилась над моим музыкальным образованием, но пробелы остались. Или у Римского-Корсакова?
Так вот, картинки с выставки. Не все, конечно. А те, в которых были неясности.
«За нашу программу проголосовал почти каждый седьмой избиратель. Для нас это большой успех. Он означает, что все больше людей понимают невозможность разрешить стоящие перед страной проблемы кавалерийским наскоком, отвергают популизм и экстремизм любого окраса — от красно-коричневого до сине-красно-белого».
Картинка первая.
Спортивный «понтиак» и джип «гранд-чероки». Такие тачки не посылают на дело.
Посылают проще, неприметнее. И стволы дают не такие. «Калаши» дают. Или «узи». И драйверов не таких посылают. Шумахеров, конечно, не напасешься, но могли найти кого-нибудь и покруче. Если бы задались такой целью. Значит — что? Значит, не задались. Значит, все это было — экспромт. Как говорят шахматисты, цугцванг:
Вынужденный ход. Трейлер наверняка тоже экспромт. Не могли они знать, на какое шоссе я выскочу. Я и сам не знал. Значит, задача у них была остановить меня. И только потом переориентировались. То ли сами, то ли получили приказ по мобильному телефону. Последнее вероятней. От кого? Вопрос.
«В то же время мы вполне отдаем себе отчет в том, что „Яблоко“ получило почти вдвое больше голосов, чем мы рассчитывали, еще и потому, что наши сограждане таким образом выразили протест против разгула преступности, которая стремится распространить свое влияние и на политику, о чем свидетельствует убийство кандидата „Социально-экологического союза“ Николая Ивановича Кома…»
Картинка вторая.
Я ушел из телецентра за шесть минут. Не зная маршрута. Матвей ушел бы быстрей.
Минуты за четыре. Через сколько в эфирной хватились бы Мазура? Стоп. А ведь не только Мазура. Но и…
Телевизор был выключен, а в гостиной у меня были гости.
Что-то не помню, чтобы я кого-нибудь приглашал. Точно, не приглашал. Больше того, специально запер дверь на защелку. Но мои гости были, похоже, не их тех, для кого служат препятствием блокированные замки дверей.
Ну что за жизнь. В ванне покайфовать не дадут. И телевизор послушать. И спокойно подумать, кто же эти нынешние картинки с выставки сочинил.
Их было трое. Все в хороших черных костюмах. Даже в очень хороших. Двое при галстуках, а третий с темно-красной, с искрой, «бабочкой». Из кармана его пиджака высовывался угол такого же темно-красного, в тон «бабочке», платка, а на правой руке блестел золотой перстень с печаткой. Почему-то на указательном пальце.
Они были похожи на посетителей дорогого валютного ресторана гостиницы «Висла», которые поднялись в номер к партнеру, чтобы обсудить с ним требующее особой конфиденциальности дело.
Но мои гости не за этим сюда пришли. Нет, не за этим.
Потому что один из них, белобрысый громила, стоял у двери, нацелив на меня здоровенный «магнум» с длинным черным глушителем, держа его обеими руками.
По-американски, двойным хватом. Челюсти его медленно двигались, как у коровы, жующей жвачку. Жвачку он и жевал. Какой-нибудь «Стиморол» или «Орбит». Без сахара. Другой, чернявый, шустро рылся в моих шмотках. И только третий, с «бабочкой», спокойно сидел в кресле, удобно вытянув ноги и рассеянно поигрывая телевизионным пультом.
С первыми двумя все было ясно сразу. А третий был босс. Респектабельный джентльмен. Лет пятидесяти. Среднего роста, полноватый. Круглое веснушчатое лицо. Маленькие белесые глаза. Никакие. Рыбьи. Редкие светлые волосы, аккуратно уложенные на пробор.
Похож на прибалта.
При моем появлении в широкой арке, отделяющей ванную и туалет от гостиной, он успокаивающе помахал рукой с перстнем:
— Мойтесь, мойтесь, мы не спешим.
— Вруби телевизор! — сказал я. Он непонимающе поморщился.
— Телевизор вруби! — повторил я. И, видя, что он медлит, прошлепал к «Панасонику» и нажал кнопку.
Гостиную вновь заполнил голос Мазура:
«Да, мы приняли решение призвать наших сторонников во втором туре выборов голосовать „против всех“. Почему? Попробую объяснить».
— И не вырубай! — предупредил я и направился в ванную.
Громила преградил мне дорогу. «Магнум» он держал уже в одной руке. И если бы не глушитель, небрежно крутил бы его на пальце, как ковбои в американских вестернах. Напарник за его спиной проскользнул в арку и обшмонал мои джинсы и куртку, висевшие в просторном предбаннике. Вернувшись, бросил на журнальный столик извлеченный из куртки бумажник.
— Больше ничего. Пушки нет.
Громила отступил в сторону, открывая мне путь в ванную и снисходительным движением ствола приглашая продолжить водные процедуры. Что я и сделал.
Я ополоснулся под душем и принялся вытираться перед зеркалом красной махровой простыней, одновременно прислушиваясь и к тому, что происходило в гостиной, и к объяснениям Мазура. В гостиной вроде бы не происходило ничего, а объяснения «яблочника» на этот раз не были пересыпаны «макроэкономическими интеграциями».
Так что я вполне улавливал смысл, несмотря на некоторую отвлеченность внимания.
«…Как ни странно, довольно многое. Не буду сейчас говорить о том, что изменилось в лучшую сторону, а что в худшую. Принципиально важно другое. Стала очевидной необратимость выбранного Россией пути. Стало ясно, что уже нет такой силы, которая смогла бы повернуть нашу страну вспять. Кто бы ни встал у власти. Это и открывает перед каждым из нас возможность свободного, не вынужденного выбора».
Из зеркала на меня смотрела несколько осатаневшая физиономия начинающего забулдыги в той стадии стремительного запоя, когда водяра не расслабляет, а накачивает мышцы и мозги бешеной энергией, требующей бурного выхода. Слегка затекший левый глаз и лиловый, приятного дымчатого оттенка синяк во всю скулу свидетельствовали об уже достигнутых результатах, а правая сторона была открыта для новых свершений.
Что бы, интересно, сказала Ольга, если бы меня увидела?
Но я тут же запретил себе думать об Ольге. Не было Ольги. Не было Настены. Не было Затопина и Чесны, над подмерзшими отмелями которой уже, наверное, струилась поземка.
Ничего не было. Все это осталось в прежней жизни. И если повезет, будет в новой.
А сейчас не было ничего.
«И поэтому сегодня мы говорим „нет“. Поэтому сегодня мы призываем наших сторонников голосовать „против всех“. Мы больше не намерены нести ответственность за глупости, которые будут сделаны людьми, получившими мандат при нашем согласии».
Я оделся и даже причесался, хотя всклокоченная шевелюра гораздо больше соответствовала моему нынешнему имиджу. Я не спешил. Куда мне было спешить? Они не спешат, а мне тем более некуда.
В монолог Мазура вклинился Эдуард Чемоданов:
"Пресс-служба ЛДПР распространила сообщение о поддержке господина Антонюка.
Своим решением «Яблоко» фактически вручает ключи от губернаторской резиденции коммунистам. Полагаю, вы отдаете себе в этом отчет?
— Какой бы выбор ни сделали наши сограждане, это будет их выбор. Мы примем его так, как подобает настоящим демократам.
— Как, господин Мазур?
— Стиснув зубы, господин Чемоданов. Стиснув зубы".
— Ну? Чего надо? Выкладывай и вали.
Мой визави нахмурился.
Громила предложил:
— Окоротить его, Кэп?
Кэп. Значит, это и есть Кэп. Его я, честно сказать, не ждал. Думал, что пришлет кого-нибудь из своих подручных. Но явился сам. Значит, важное дело. Очень важное.
Я обернулся к громиле:
— Ты, педрила! Я тебе сейчас твой «магнум» в жопу засуну и выстрелю. Понял?
Окоротит он меня!
От такой наглости он даже перестал двигать челюстями.
— А нормально поговорить мы не можем? — спросил Кэп с легкой брезгливостью. — Как приличные люди. Нет?
Точно прибалт. Эстонец или латыш. Или литовец. По интонации чувствуется.
— Нормально, да? — переспросил я. — Это, блин, как? Ты вламываешься ко мне с двумя холуями, да? У одного громобой сорок пятого калибра с глушаком, у другого тоже какая-то пукалка, да? И третий небось в коридоре за дверью, мля! И хочешь нормально поговорить, блин?
Не густо у меня со словарным запасом. «Мля», «блин». Что там еще есть? А, вот что: бляха-муха.
— Давай говори. А то мне спать пора, у меня режим, — сказал я и добавил:
— Бляха-муха.
Он явно не мог сообразить, какой взять со мной тон. Из чего я заключил, что они не мочить меня пришли, а что-то выяснить. Скажем, так: сначала выяснить, а уж потом, может, и замочить. Недаром же глушачок прихватили. Понял-то это я сразу, а сейчас только убедился, что понял правильно. И решил, что пора сбавить обороты.
— Эй, шнурок! — обратился я к напарнику громилы, который вывалил на диван содержимое моей сумки и прослушивал аудиокассеты, по очереди вставляя их в плеер. — Ты сюда пришел кайф ловить? Принеси шефу выпить. Там, в мини-баре. Чтоб он не думал, бляха-муха, что здесь отморозки живут!
Тот вопросительно взглянул на хозяина.
— Что там есть? — спросил Кэп.
— Битлы. Би Би Кинг. Старье. Только это вот хрен знает что. — Он протянул боссу плоскую черную коробочку с маркой «Сони». — Дисплей, светодиод. Вроде пейджера.
Но не пашет.
— Это что? — спросил меня Кэп.
— Прям щас. Лекцию буду читать твоим холуям. Ты принесешь шефу выпить или ему самому идти?
Кэп повертел «соньку» в руках и положил на стол рядом с моим бумажником.
— Принеси. Хозяин угощает, неприлично отказываться.
Шнурок поставил на журнальный стол два пузатых бокала, свинтил крышку с бутылки виски и плеснул в бокалы примерно на палец. Немного подумал и чуток долил.
Видно, хорошо знал дозу хозяина. Кэп приподнял свой бокал.
— Прозит.
— Будь, — разрешил я.
Он прищелкнул пальцами и показал на мой бокал:
— А?
Ну никак не мог решить, на «ты» со мной или на «вы». «Вы» для меня было слишком высоко, а «ты» для него низко. «Ты» низводило его до меня. Джентльмен никому не говорит «ты». Он вообще не общается с теми, кому нельзя говорить «вы».
— Не пью" — объяснил я.
— Давно? — не без иронии поинтересовался Кэп.
— Минут пятнадцать, — встрял громила и захохотал.
Кэп усмехнулся, но глаза его по-прежнему оставались рыбьими.
— Мы немножко пошутили. Теперь хватит. На кого вы работаете?
Все-таки выбрал «вы»
— Ты Кэп, да? Не успел мои ксивы глянуть? Я начальник охраны вашего будущего губернатора, блин. Понял?
— Ну, задвинул! — восхитился громила. Вот еще какое слово есть: в натуре.
— В натуре, Кэп! — сказал я. — Я с тобой разговариваю? Или с твоим быком?
— Не мешайте, Симо’н, — вежливо приказал Кэп громиле. — Он в самом деле есть начальник охраны Антонюка.
У того даже пасть раскрылась. Симо’н. С такой-то мордой. Он был такой же Симо’н, как я Серж.
Кажется, я понял, кто мой собеседник.
Не знаю, правда ли, что самые добропорядочные жены получаются из проституток (не путать с блядями), но уверен, что самые респектабельные отечественные джентльмены образуются из ворья (не путать с бандитами). Раньше — из партийного ворья. Нынче — из обыкновенного. Но крупного. Столько нахапавшего в мутных водах экономической свободы, что вполне могли позволить себе не снисходить в житейскую грязь, где люди говорят друг другу плебейское «ты». Ну, разве что в крайнем случае. Когда ж… припечет. Как сейчас.
Вот таким и был этот Кэп.
— Итак, кто вас нанял? — спросил он.
— Не в курсе, — нагло соврал я.
— Так не может быть.
— Прикинь. Когда ты берешь человека для дела, он тебя знает?
— Какое дело?
— Щас. Так я тебе и сказал.
— Можно так. Можно не так. Вам придется сказать. Чем быстрей вы это начнете понимать, тем будет лучше для вас, так.
Он мне грозил. А? Этот тухлый судак мне грозил. И одновременно давал понять, что чистосердечным признанием я еще могу смягчить свою незавидную долю. В том смысле, что меня могут сразу пристрелить или сначала яйца отрезать.
— Не нужно, Кэп, — попросил я. — В ваших глазах я уже прочитал свой приговор.
— Как? — спросил он.
— В натуре, — подтвердил я.
— Я спрашиваю с другой стороны. Зачем вы увезли от моих людей господина Мазура?
— Так это были твои кадры? Иди ты! То-то, гляжу, фейсы знакомые! Это ты, педрила, рулил в «чероки»? А этот шнурок рядом сидел? Точно! Ну, драйверы!
Морду-то сильно расшиб?
— Кто, я? — огрызнулся громила. — Или ты?
— Не про тебя речь! Про тачку! Сильно, спрашиваю, в трейлер вмазался? Ремонту, блин, на пару штук, а?
— В «понтиаке» были тоже мои люди, — бесстрастно проговорил Кэп.
— Да?
Во блин. Мля. Бляха-муха. В натуре. Странные дела, Кэп. Оказывается, словарный запас напрямую связан с головным мозгом. Я только попробовал обходиться примерно двенадцатью словами, а уже мозги съежились. А ведь многим двенадцати слов на всю жизнь хватает. Ну, тринадцати. Не считая мата и междометий. Сколько же у них извилин?
Мой гость внимательно посмотрел на меня, но не ответил. Видно, посчитал мой вопрос риторическим.
— Я отвечу на все ваши вопросы. Но сначала вы ответите на мои, — предложил я. — Согласны?
— Вы ответите на все мои вопросы, так? — уточнил Кэп.
— Да, на все.
Он немного подумал и кивнул:
— Спрашивайте.
— Для чего вы приказали выкрасть Мазура?
— Я не приказал выкрасть. Я приказал пригласить. Я послал за ним автомобиль, достойный самого уважаемого человека. «Понтиак». Джип был послан для сопровождения.
— А на чем вы сюда приехали?
— На «линкольне».
— Значит, «чероки» и «понтиак» были не последними в вашем гараже? Рад за вас. А когда поняли, что с приглашением не выгорело, приказали убить его. А заодно и меня. Так?
— Мне не нравится тон ваших вопросов.
— А смысл?
Он не ответил. Верней, не счел нужным ответить. Он был выше моих бестактных намеков.
— Ладно, продолжим, — сказал я. — Для чего вам нужен был Мазур?
— Я хотел убедить его отказаться от заявления, которое он сегодня сделал по телевидению. Его выступление очень многое осложнило. Очень, так. Оно создало большую проблему там, где была небольшая проблема. Было бы лучше для всех, если бы он не выступил. Для всех. И для вас тоже.
— Он бы не согласился.
— Есть разные способы убеждать.
— И вы знаете все?
— Так. Все.
— Извините, Кэп, но вы не производите впечатления человека, горячо приверженного демократическим идеалам. — Плагиат, конечно. Но Мазур, надеюсь, меня простит. — Какая вам разница, кто станет губернатором: Антонюк или Хомутов?
— Меня не интересует политика. Меня интересует бизнес. Разница есть. Антонюк не станет.
— Вы уверены?
— Так. Уверен. Этому не помешает никто. Очень большой бизнес. Вы даже не можете представить, какой большой. В большом бизнесе нет мелочей. Поэтому к вам пришел я. Вы не есть мой уровень. Но я пришел, потому что сам хочу знать, кто вы и чей заказ выполняете.
— Не спешите, Кэп. Вы еще не ответили на мои вопросы. Вы хотите, чтобы губернатором остался Хомутов? Или все равно кто, лишь бы из партии власти?
— Лучше Хомутов. В России всегда были две стихийных беды: пожар и новый генерал-губернатор. Старый сытый, дети сытые, все его люди сытые. Новых нужно кормить, покупать. Лишние деньги, лишнее беспокойство. Но сейчас это не есть важно. Сейчас все равно кто. Кроме Антонюка. Вам хочется спрашивать еще?
— Да. Чем может помешать вашему бизнесу Антонюк?
— Его фонд контролирует банк «Народный кредит». Банк «Народный кредит» имеет блокирующий пакет акций порта. Двадцать пять процентов.
— А половина у государства? — уточнил я.
— Так. Пятьдесят один процент. Контрольный пакет. Большая часть его будет выставлена на торги. Если Антонюк станет губернатором, «Народный кредит» получит весь порт. Все пароходство. Поэтому он не станет.
— Убьете?
— В большом бизнесе не убивают. В большом бизнесе решают проблемы.
— Эту проблему вы не решите.
— Эту проблему мы решим. Чего нельзя сделать за деньги, можно сделать за большие деньги. Чего нельзя сделать за большие деньги, можно сделать за очень большие деньги. Антонюк не может быть в бункере. Политик — публичный человек. Поэтому никакая охрана не есть препятствие.
В этом он был прав. Твою мать. Прав, конечно. Они решат эту проблему. За мой счет. Суки. И я был не в том положении, когда можно, как в преферансе, бросить карты, сказать «пас» и выйти из игры. А раз так, то не хрена и думать, нужно идти до конца.
— Кто убил Комарова? — спросил я.
— У вас еще есть много вопросов?
— Кто заказал Комарова?
— Все?
— Почему заказали Комарова?
— Хватит. Теперь мы пересядем местами. Я спрашиваю — вы отвечаете. Кто вас нанял?
«Внимание. Занять исходные».
Я будто въявь слышал слова команды. Словно бы у меня в ухе сидела таблетка микрофона и по нему транслировалось то, что происходит где-то в коридоре отеля, недалеко от моего номера.
Слова, впрочем, могли быть и другими. Каждый пользуется своей лексикой. Важно, что суть была правильна.
— Итак, кто вас нанял? — повторил Кэп.
— Он не назвался, — с готовностью ответил я. — Просил называть его Профессором.
— Он профессор?
— Нет. Он академик.
— Кто он?
— Могу сразу сказать. Но будет лучше, если вы пройдете этот путь вместе со мной.
— Не понимаю.
— Потом поймете, — пообещал я.
— Продолжайте, — кивнул Кэп.
— Он встретился со мной в подмосковном военном санатории. Я выяснил, что это бывший реабилитационный центр Главного разведывательного управления. Кому он сейчас принадлежит — не знаю. Я и не старался узнать. Если интересует, сами узнайте. У вас есть люди в Москве?
— Есть.
— Это по Минскому шоссе. Воинская часть… Вы уверены, что хотите это знать?
— Да, я уверен. Говорите.
«Исходные заняты».
— Вы смелый человек, Кэп. Ну, записывайте. Я назвал номер воинской части и сказал, на каком километре Минки она находится.
Кэп кивнул шнурку. Тот достал блокнотик и записал. Секретарь-референт. Он же телохранитель-официант.
— Кто этот человек, академик, узнали?
— Я записал номер его машины. «Ауди-80». Из гаража… Лишнее спрашиваете, Кэп.
Лишнее. Честное слово, лучше нам разойтись и забыть об этом разговоре. Давайте так и сделаем, а?
— Хватит вертеть вола! — рявкнул Кэп. — Говори, падаль, или с кишками выну!
Прорезался все-таки.
— …из гаража администрации президента, — сказал я и назвал номер машины.
«Готовность один. Открыть подход».
Кэп нахмурился:
— Президента чего?
— Не банка. Нет, Кэп, не банка. Президента России. Ельцин его фамилия. Борис Николаевич. Слышали?
Похоже, до него начало кое-что доходить.
— Блеф! — заявил он.
— Проверьте. Номер машины знаете. Не слишком трудно будет узнать, за кем она закреплена.
— За кем?
«Подход открыт».
Я назвал фамилию. Он не знал ее. Я любезно объяснил ему, что эту фамилию вообще мало кто знает. Человек десять у нас. И человека два в ЦРУ. Или три. Вряд ли больше.
— Кто он?
— Советник… «Готовность — ноль».
Я сказал, чей он советник. Вот тут он и прибалдел. Как и я сам в свое время.
— Я вам не верю.
— Вы спросили, я ответил.
— Такой человек не мог встретиться с вами!
— Вы же встретились.
— Кто вас прикрывает?
— Люди из охраны Антонюка.
— Эти люди из московского частного агентства. Мы проверяли.
— Эти люди, Кэп, боевые пловцы. Если ваша кличка хоть что-то значит, вы должны знать, что это такое. Иногда они называют себя «пираньи». Такие маленькие рыбки.
Я взглянул на свою «сейку». 23.30. Это означало, что передача идет в записи.
Повтор. Для тех, кому разные срочные дела помешали посмотреть передачу в прямом эфире, но кто непременно хочет ее увидеть.
Для таких, как я.
Срочных дел сегодня у меня было два. Первое: незаметно выбраться из телецентра, что я и сделал, воспользовавшись очень грамотно выбранным Матвеем маршрутом отхода. Это заняло у меня ровно шесть минут. Еще минуты четыре ушло на то, чтобы завалить лестницу разной тарой от видео-и радиотехники.
Второе дело оказалось гораздо более затяжным: нужно было привести в порядок «пассат». Не хотелось ездить по городу с ободранной и примятой при знакомстве с «понтиаком» левой бочиной и особенно с дырками в стеклах. Не лето. И не только в стеклах. При ближайшем рассмотрении и в Левой задней дверце обнаружилась дырка.
Все это не простудой от сквознячка грозило, а очень неприятными вопросами, которые мог задать мне любой гаишник. Как раз такими, какие выразились на лице менеджера техцентра по ремонту иномарок, к подъездной площадке которого я подогнал тачку в робкой надежде, что световая реклама «Для вас открыто всегда» соответствует истине.
Соответствовала, блин. На площадку вышел вызванный охранником менеджер, здоровенный слесарюга в синем фирменном комбинезоне и кепке с длинным козырьком, задумчиво обошел «пассат», сунул палец в дырку на заднем стекле, потом в дырку на дверце и посмотрел на меня, как бы говоря: «Мы не имеем права принимать такие машины в ремонт без справки из милиции, так как не вызывает сомнения, что автомобиль побывал под легким автоматным огнем».
В ответ я только развел руками, как бы отвечая:
«Понятия не имею, о чем это вы говорите».
После чего извлек зеленую бумажку с портретом Бенджамина Франклина и показал ему, как бы говоря: «Не кажется ли вам, что эти пробоины сделаны не автоматным огнем, а всего лишь охотничьим оружием во время случайных выстрелов? Сами знаете, как это бывает. Поехали на охоту, слегка это самое, то да се, а?»
Он с сомнением покачал головой, как бы отвечая: «Я готов согласиться, что это не автоматные пробоины, а пистолетные. Что же до вашей версии об охотничьем оружии, то она не кажется мне убедительной, так как сезон охоты на водоплавающую дичь уже закончился, а охота на диких копытных животных еще не разрешена».
Второй стольник поколебал и эту его убежденность, а третий заставил признать, что пробоины вполне могли быть сделаны из охотничьей одностволки, но очень, очень небольшого калибра. Совсем маленького.
Забрав баксы, он красноречивым жестом велел мне отогнать тачку в дальний темный угол площадки, сам скрылся в проходной и через десять минут появился с небольшой кувалдой в руках. Под ударами этой кувалды продырявленные стекла «пассата» превратились в стеклянную крупу. Менеджер посмотрел на дело рук своих, сокрушенно покачал головой и сказал:
— Ну, народ! Не могут спокойно видеть, как кто-то ездит в хорошей машине.
Хулиганье, да и только! Нет, что вы ни говорите, а при коммунизме такого не было! — И разрешил:
— Загоняй.
* * *
Как выразился однажды примерно в такой же ситуации Артист:— Вот за что мне нравятся новые времена: людям стало гораздо легче понимать друг друга.
Бабки как внеречевое средство общения. Не менее выразительное, чем музыка, живопись или балет. И чем их больше, тем меньше слов требуется.
Впрочем, за хорошие бабки и при коммунизме взаимопонимание достигалось довольно быстро.
* * *
Ремонт грозил затянуться часа на три, а то и на все четыре. Помозолив всем глаза в цехе и в курилке, где свободные от работы и до изумления трезвые слесаря забивали «козла», я отыскал на заднем дворе техцентра грузовой выезд, тормознул «левака» и немного покатался по городу. Вместе с короткой остановкой у автовокзала и более продолжительной у «Макдональдса» это заняло у меня минут сорок. Так что, когда я тем же порядком вернулся в техцентр, мне пришлось слоняться еще не меньше двух часов. Но всему приходит конец. Я заплатил по счету еще шестьсот баксов в рублевом эквиваленте и получил свой «пассат» с новыми стеклами и вполне прилично отрихтованными и покрашенными бочиной и дверцей.Потом поездил по окраине, пока не убедился, что хвоста нет, и вернулся в гостиницу как раз к повтору передачи «Голосуй сердцем».
…"Прежде всего я хочу поблагодарить тех из вас, кто в первом туре выборов отдал свои голоса избирательному блоку «Яблоко».
День у меня выдался не из легких, поэтому я включил телевизор на полную громкость и залез в роскошную мраморную ванну-джакузи, расслабиться в горячей хвойной воде и одновременно послушать выступление Мазура. А в голове, как всегда бывает после горячего дела, мелькали картинки с выставки. Есть такой цикл то ли у Чайковского, то ли у Мусоргского. Ольга, конечно, хорошо потрудилась над моим музыкальным образованием, но пробелы остались. Или у Римского-Корсакова?
Так вот, картинки с выставки. Не все, конечно. А те, в которых были неясности.
«За нашу программу проголосовал почти каждый седьмой избиратель. Для нас это большой успех. Он означает, что все больше людей понимают невозможность разрешить стоящие перед страной проблемы кавалерийским наскоком, отвергают популизм и экстремизм любого окраса — от красно-коричневого до сине-красно-белого».
Картинка первая.
Спортивный «понтиак» и джип «гранд-чероки». Такие тачки не посылают на дело.
Посылают проще, неприметнее. И стволы дают не такие. «Калаши» дают. Или «узи». И драйверов не таких посылают. Шумахеров, конечно, не напасешься, но могли найти кого-нибудь и покруче. Если бы задались такой целью. Значит — что? Значит, не задались. Значит, все это было — экспромт. Как говорят шахматисты, цугцванг:
Вынужденный ход. Трейлер наверняка тоже экспромт. Не могли они знать, на какое шоссе я выскочу. Я и сам не знал. Значит, задача у них была остановить меня. И только потом переориентировались. То ли сами, то ли получили приказ по мобильному телефону. Последнее вероятней. От кого? Вопрос.
«В то же время мы вполне отдаем себе отчет в том, что „Яблоко“ получило почти вдвое больше голосов, чем мы рассчитывали, еще и потому, что наши сограждане таким образом выразили протест против разгула преступности, которая стремится распространить свое влияние и на политику, о чем свидетельствует убийство кандидата „Социально-экологического союза“ Николая Ивановича Кома…»
Картинка вторая.
Я ушел из телецентра за шесть минут. Не зная маршрута. Матвей ушел бы быстрей.
Минуты за четыре. Через сколько в эфирной хватились бы Мазура? Стоп. А ведь не только Мазура. Но и…
* * *
Телевизор молчал. Что за фигня? Я вылез из ванны, натянул белый махровый халат с синим вензелем и надписью «Hotel Wisla» и прошлепал в гостиную.Телевизор был выключен, а в гостиной у меня были гости.
Что-то не помню, чтобы я кого-нибудь приглашал. Точно, не приглашал. Больше того, специально запер дверь на защелку. Но мои гости были, похоже, не их тех, для кого служат препятствием блокированные замки дверей.
Ну что за жизнь. В ванне покайфовать не дадут. И телевизор послушать. И спокойно подумать, кто же эти нынешние картинки с выставки сочинил.
Их было трое. Все в хороших черных костюмах. Даже в очень хороших. Двое при галстуках, а третий с темно-красной, с искрой, «бабочкой». Из кармана его пиджака высовывался угол такого же темно-красного, в тон «бабочке», платка, а на правой руке блестел золотой перстень с печаткой. Почему-то на указательном пальце.
Они были похожи на посетителей дорогого валютного ресторана гостиницы «Висла», которые поднялись в номер к партнеру, чтобы обсудить с ним требующее особой конфиденциальности дело.
Но мои гости не за этим сюда пришли. Нет, не за этим.
Потому что один из них, белобрысый громила, стоял у двери, нацелив на меня здоровенный «магнум» с длинным черным глушителем, держа его обеими руками.
По-американски, двойным хватом. Челюсти его медленно двигались, как у коровы, жующей жвачку. Жвачку он и жевал. Какой-нибудь «Стиморол» или «Орбит». Без сахара. Другой, чернявый, шустро рылся в моих шмотках. И только третий, с «бабочкой», спокойно сидел в кресле, удобно вытянув ноги и рассеянно поигрывая телевизионным пультом.
С первыми двумя все было ясно сразу. А третий был босс. Респектабельный джентльмен. Лет пятидесяти. Среднего роста, полноватый. Круглое веснушчатое лицо. Маленькие белесые глаза. Никакие. Рыбьи. Редкие светлые волосы, аккуратно уложенные на пробор.
Похож на прибалта.
При моем появлении в широкой арке, отделяющей ванную и туалет от гостиной, он успокаивающе помахал рукой с перстнем:
— Мойтесь, мойтесь, мы не спешим.
— Вруби телевизор! — сказал я. Он непонимающе поморщился.
— Телевизор вруби! — повторил я. И, видя, что он медлит, прошлепал к «Панасонику» и нажал кнопку.
Гостиную вновь заполнил голос Мазура:
«Да, мы приняли решение призвать наших сторонников во втором туре выборов голосовать „против всех“. Почему? Попробую объяснить».
— И не вырубай! — предупредил я и направился в ванную.
Громила преградил мне дорогу. «Магнум» он держал уже в одной руке. И если бы не глушитель, небрежно крутил бы его на пальце, как ковбои в американских вестернах. Напарник за его спиной проскользнул в арку и обшмонал мои джинсы и куртку, висевшие в просторном предбаннике. Вернувшись, бросил на журнальный столик извлеченный из куртки бумажник.
— Больше ничего. Пушки нет.
Громила отступил в сторону, открывая мне путь в ванную и снисходительным движением ствола приглашая продолжить водные процедуры. Что я и сделал.
* * *
«Как все вы знаете, во втором туре президентских выборов 96-го года „Яблоко“ поддержало кандидатуру Ельцина. Вместе со всеми демократически настроенными гражданами России мы были поставлены перед нелегким выбором. Альтернатива Ельцину была лишь одна — господин Зюганов. Что изменилось за минувшие полтора года?»Я ополоснулся под душем и принялся вытираться перед зеркалом красной махровой простыней, одновременно прислушиваясь и к тому, что происходило в гостиной, и к объяснениям Мазура. В гостиной вроде бы не происходило ничего, а объяснения «яблочника» на этот раз не были пересыпаны «макроэкономическими интеграциями».
Так что я вполне улавливал смысл, несмотря на некоторую отвлеченность внимания.
«…Как ни странно, довольно многое. Не буду сейчас говорить о том, что изменилось в лучшую сторону, а что в худшую. Принципиально важно другое. Стала очевидной необратимость выбранного Россией пути. Стало ясно, что уже нет такой силы, которая смогла бы повернуть нашу страну вспять. Кто бы ни встал у власти. Это и открывает перед каждым из нас возможность свободного, не вынужденного выбора».
Из зеркала на меня смотрела несколько осатаневшая физиономия начинающего забулдыги в той стадии стремительного запоя, когда водяра не расслабляет, а накачивает мышцы и мозги бешеной энергией, требующей бурного выхода. Слегка затекший левый глаз и лиловый, приятного дымчатого оттенка синяк во всю скулу свидетельствовали об уже достигнутых результатах, а правая сторона была открыта для новых свершений.
Что бы, интересно, сказала Ольга, если бы меня увидела?
Но я тут же запретил себе думать об Ольге. Не было Ольги. Не было Настены. Не было Затопина и Чесны, над подмерзшими отмелями которой уже, наверное, струилась поземка.
Ничего не было. Все это осталось в прежней жизни. И если повезет, будет в новой.
А сейчас не было ничего.
«И поэтому сегодня мы говорим „нет“. Поэтому сегодня мы призываем наших сторонников голосовать „против всех“. Мы больше не намерены нести ответственность за глупости, которые будут сделаны людьми, получившими мандат при нашем согласии».
Я оделся и даже причесался, хотя всклокоченная шевелюра гораздо больше соответствовала моему нынешнему имиджу. Я не спешил. Куда мне было спешить? Они не спешат, а мне тем более некуда.
В монолог Мазура вклинился Эдуард Чемоданов:
"Пресс-служба ЛДПР распространила сообщение о поддержке господина Антонюка.
Своим решением «Яблоко» фактически вручает ключи от губернаторской резиденции коммунистам. Полагаю, вы отдаете себе в этом отчет?
— Какой бы выбор ни сделали наши сограждане, это будет их выбор. Мы примем его так, как подобает настоящим демократам.
— Как, господин Мазур?
— Стиснув зубы, господин Чемоданов. Стиснув зубы".
* * *
Я вышел в гостиную, выключил телевизор, уселся в кресло и спросил:— Ну? Чего надо? Выкладывай и вали.
Мой визави нахмурился.
Громила предложил:
— Окоротить его, Кэп?
Кэп. Значит, это и есть Кэп. Его я, честно сказать, не ждал. Думал, что пришлет кого-нибудь из своих подручных. Но явился сам. Значит, важное дело. Очень важное.
Я обернулся к громиле:
— Ты, педрила! Я тебе сейчас твой «магнум» в жопу засуну и выстрелю. Понял?
Окоротит он меня!
От такой наглости он даже перестал двигать челюстями.
— А нормально поговорить мы не можем? — спросил Кэп с легкой брезгливостью. — Как приличные люди. Нет?
Точно прибалт. Эстонец или латыш. Или литовец. По интонации чувствуется.
— Нормально, да? — переспросил я. — Это, блин, как? Ты вламываешься ко мне с двумя холуями, да? У одного громобой сорок пятого калибра с глушаком, у другого тоже какая-то пукалка, да? И третий небось в коридоре за дверью, мля! И хочешь нормально поговорить, блин?
Не густо у меня со словарным запасом. «Мля», «блин». Что там еще есть? А, вот что: бляха-муха.
— Давай говори. А то мне спать пора, у меня режим, — сказал я и добавил:
— Бляха-муха.
Он явно не мог сообразить, какой взять со мной тон. Из чего я заключил, что они не мочить меня пришли, а что-то выяснить. Скажем, так: сначала выяснить, а уж потом, может, и замочить. Недаром же глушачок прихватили. Понял-то это я сразу, а сейчас только убедился, что понял правильно. И решил, что пора сбавить обороты.
— Эй, шнурок! — обратился я к напарнику громилы, который вывалил на диван содержимое моей сумки и прослушивал аудиокассеты, по очереди вставляя их в плеер. — Ты сюда пришел кайф ловить? Принеси шефу выпить. Там, в мини-баре. Чтоб он не думал, бляха-муха, что здесь отморозки живут!
Тот вопросительно взглянул на хозяина.
— Что там есть? — спросил Кэп.
— Битлы. Би Би Кинг. Старье. Только это вот хрен знает что. — Он протянул боссу плоскую черную коробочку с маркой «Сони». — Дисплей, светодиод. Вроде пейджера.
Но не пашет.
— Это что? — спросил меня Кэп.
— Прям щас. Лекцию буду читать твоим холуям. Ты принесешь шефу выпить или ему самому идти?
Кэп повертел «соньку» в руках и положил на стол рядом с моим бумажником.
— Принеси. Хозяин угощает, неприлично отказываться.
Шнурок поставил на журнальный стол два пузатых бокала, свинтил крышку с бутылки виски и плеснул в бокалы примерно на палец. Немного подумал и чуток долил.
Видно, хорошо знал дозу хозяина. Кэп приподнял свой бокал.
— Прозит.
— Будь, — разрешил я.
Он прищелкнул пальцами и показал на мой бокал:
— А?
Ну никак не мог решить, на «ты» со мной или на «вы». «Вы» для меня было слишком высоко, а «ты» для него низко. «Ты» низводило его до меня. Джентльмен никому не говорит «ты». Он вообще не общается с теми, кому нельзя говорить «вы».
— Не пью" — объяснил я.
— Давно? — не без иронии поинтересовался Кэп.
— Минут пятнадцать, — встрял громила и захохотал.
Кэп усмехнулся, но глаза его по-прежнему оставались рыбьими.
— Мы немножко пошутили. Теперь хватит. На кого вы работаете?
Все-таки выбрал «вы»
— Ты Кэп, да? Не успел мои ксивы глянуть? Я начальник охраны вашего будущего губернатора, блин. Понял?
— Ну, задвинул! — восхитился громила. Вот еще какое слово есть: в натуре.
— В натуре, Кэп! — сказал я. — Я с тобой разговариваю? Или с твоим быком?
— Не мешайте, Симо’н, — вежливо приказал Кэп громиле. — Он в самом деле есть начальник охраны Антонюка.
У того даже пасть раскрылась. Симо’н. С такой-то мордой. Он был такой же Симо’н, как я Серж.
Кажется, я понял, кто мой собеседник.
Не знаю, правда ли, что самые добропорядочные жены получаются из проституток (не путать с блядями), но уверен, что самые респектабельные отечественные джентльмены образуются из ворья (не путать с бандитами). Раньше — из партийного ворья. Нынче — из обыкновенного. Но крупного. Столько нахапавшего в мутных водах экономической свободы, что вполне могли позволить себе не снисходить в житейскую грязь, где люди говорят друг другу плебейское «ты». Ну, разве что в крайнем случае. Когда ж… припечет. Как сейчас.
Вот таким и был этот Кэп.
— Итак, кто вас нанял? — спросил он.
— Не в курсе, — нагло соврал я.
— Так не может быть.
— Прикинь. Когда ты берешь человека для дела, он тебя знает?
— Какое дело?
— Щас. Так я тебе и сказал.
— Можно так. Можно не так. Вам придется сказать. Чем быстрей вы это начнете понимать, тем будет лучше для вас, так.
Он мне грозил. А? Этот тухлый судак мне грозил. И одновременно давал понять, что чистосердечным признанием я еще могу смягчить свою незавидную долю. В том смысле, что меня могут сразу пристрелить или сначала яйца отрезать.
— Не нужно, Кэп, — попросил я. — В ваших глазах я уже прочитал свой приговор.
— Как? — спросил он.
— В натуре, — подтвердил я.
— Я спрашиваю с другой стороны. Зачем вы увезли от моих людей господина Мазура?
— Так это были твои кадры? Иди ты! То-то, гляжу, фейсы знакомые! Это ты, педрила, рулил в «чероки»? А этот шнурок рядом сидел? Точно! Ну, драйверы!
Морду-то сильно расшиб?
— Кто, я? — огрызнулся громила. — Или ты?
— Не про тебя речь! Про тачку! Сильно, спрашиваю, в трейлер вмазался? Ремонту, блин, на пару штук, а?
— В «понтиаке» были тоже мои люди, — бесстрастно проговорил Кэп.
— Да?
Во блин. Мля. Бляха-муха. В натуре. Странные дела, Кэп. Оказывается, словарный запас напрямую связан с головным мозгом. Я только попробовал обходиться примерно двенадцатью словами, а уже мозги съежились. А ведь многим двенадцати слов на всю жизнь хватает. Ну, тринадцати. Не считая мата и междометий. Сколько же у них извилин?
Мой гость внимательно посмотрел на меня, но не ответил. Видно, посчитал мой вопрос риторическим.
— Я отвечу на все ваши вопросы. Но сначала вы ответите на мои, — предложил я. — Согласны?
— Вы ответите на все мои вопросы, так? — уточнил Кэп.
— Да, на все.
Он немного подумал и кивнул:
— Спрашивайте.
— Для чего вы приказали выкрасть Мазура?
— Я не приказал выкрасть. Я приказал пригласить. Я послал за ним автомобиль, достойный самого уважаемого человека. «Понтиак». Джип был послан для сопровождения.
— А на чем вы сюда приехали?
— На «линкольне».
— Значит, «чероки» и «понтиак» были не последними в вашем гараже? Рад за вас. А когда поняли, что с приглашением не выгорело, приказали убить его. А заодно и меня. Так?
— Мне не нравится тон ваших вопросов.
— А смысл?
Он не ответил. Верней, не счел нужным ответить. Он был выше моих бестактных намеков.
— Ладно, продолжим, — сказал я. — Для чего вам нужен был Мазур?
— Я хотел убедить его отказаться от заявления, которое он сегодня сделал по телевидению. Его выступление очень многое осложнило. Очень, так. Оно создало большую проблему там, где была небольшая проблема. Было бы лучше для всех, если бы он не выступил. Для всех. И для вас тоже.
— Он бы не согласился.
— Есть разные способы убеждать.
— И вы знаете все?
— Так. Все.
— Извините, Кэп, но вы не производите впечатления человека, горячо приверженного демократическим идеалам. — Плагиат, конечно. Но Мазур, надеюсь, меня простит. — Какая вам разница, кто станет губернатором: Антонюк или Хомутов?
— Меня не интересует политика. Меня интересует бизнес. Разница есть. Антонюк не станет.
— Вы уверены?
— Так. Уверен. Этому не помешает никто. Очень большой бизнес. Вы даже не можете представить, какой большой. В большом бизнесе нет мелочей. Поэтому к вам пришел я. Вы не есть мой уровень. Но я пришел, потому что сам хочу знать, кто вы и чей заказ выполняете.
— Не спешите, Кэп. Вы еще не ответили на мои вопросы. Вы хотите, чтобы губернатором остался Хомутов? Или все равно кто, лишь бы из партии власти?
— Лучше Хомутов. В России всегда были две стихийных беды: пожар и новый генерал-губернатор. Старый сытый, дети сытые, все его люди сытые. Новых нужно кормить, покупать. Лишние деньги, лишнее беспокойство. Но сейчас это не есть важно. Сейчас все равно кто. Кроме Антонюка. Вам хочется спрашивать еще?
— Да. Чем может помешать вашему бизнесу Антонюк?
— Его фонд контролирует банк «Народный кредит». Банк «Народный кредит» имеет блокирующий пакет акций порта. Двадцать пять процентов.
— А половина у государства? — уточнил я.
— Так. Пятьдесят один процент. Контрольный пакет. Большая часть его будет выставлена на торги. Если Антонюк станет губернатором, «Народный кредит» получит весь порт. Все пароходство. Поэтому он не станет.
— Убьете?
— В большом бизнесе не убивают. В большом бизнесе решают проблемы.
— Эту проблему вы не решите.
— Эту проблему мы решим. Чего нельзя сделать за деньги, можно сделать за большие деньги. Чего нельзя сделать за большие деньги, можно сделать за очень большие деньги. Антонюк не может быть в бункере. Политик — публичный человек. Поэтому никакая охрана не есть препятствие.
В этом он был прав. Твою мать. Прав, конечно. Они решат эту проблему. За мой счет. Суки. И я был не в том положении, когда можно, как в преферансе, бросить карты, сказать «пас» и выйти из игры. А раз так, то не хрена и думать, нужно идти до конца.
— Кто убил Комарова? — спросил я.
— У вас еще есть много вопросов?
— Кто заказал Комарова?
— Все?
— Почему заказали Комарова?
— Хватит. Теперь мы пересядем местами. Я спрашиваю — вы отвечаете. Кто вас нанял?
«Внимание. Занять исходные».
Я будто въявь слышал слова команды. Словно бы у меня в ухе сидела таблетка микрофона и по нему транслировалось то, что происходит где-то в коридоре отеля, недалеко от моего номера.
Слова, впрочем, могли быть и другими. Каждый пользуется своей лексикой. Важно, что суть была правильна.
— Итак, кто вас нанял? — повторил Кэп.
— Он не назвался, — с готовностью ответил я. — Просил называть его Профессором.
— Он профессор?
— Нет. Он академик.
— Кто он?
— Могу сразу сказать. Но будет лучше, если вы пройдете этот путь вместе со мной.
— Не понимаю.
— Потом поймете, — пообещал я.
— Продолжайте, — кивнул Кэп.
— Он встретился со мной в подмосковном военном санатории. Я выяснил, что это бывший реабилитационный центр Главного разведывательного управления. Кому он сейчас принадлежит — не знаю. Я и не старался узнать. Если интересует, сами узнайте. У вас есть люди в Москве?
— Есть.
— Это по Минскому шоссе. Воинская часть… Вы уверены, что хотите это знать?
— Да, я уверен. Говорите.
«Исходные заняты».
— Вы смелый человек, Кэп. Ну, записывайте. Я назвал номер воинской части и сказал, на каком километре Минки она находится.
Кэп кивнул шнурку. Тот достал блокнотик и записал. Секретарь-референт. Он же телохранитель-официант.
— Кто этот человек, академик, узнали?
— Я записал номер его машины. «Ауди-80». Из гаража… Лишнее спрашиваете, Кэп.
Лишнее. Честное слово, лучше нам разойтись и забыть об этом разговоре. Давайте так и сделаем, а?
— Хватит вертеть вола! — рявкнул Кэп. — Говори, падаль, или с кишками выну!
Прорезался все-таки.
— …из гаража администрации президента, — сказал я и назвал номер машины.
«Готовность один. Открыть подход».
Кэп нахмурился:
— Президента чего?
— Не банка. Нет, Кэп, не банка. Президента России. Ельцин его фамилия. Борис Николаевич. Слышали?
Похоже, до него начало кое-что доходить.
— Блеф! — заявил он.
— Проверьте. Номер машины знаете. Не слишком трудно будет узнать, за кем она закреплена.
— За кем?
«Подход открыт».
Я назвал фамилию. Он не знал ее. Я любезно объяснил ему, что эту фамилию вообще мало кто знает. Человек десять у нас. И человека два в ЦРУ. Или три. Вряд ли больше.
— Кто он?
— Советник… «Готовность — ноль».
Я сказал, чей он советник. Вот тут он и прибалдел. Как и я сам в свое время.
— Я вам не верю.
— Вы спросили, я ответил.
— Такой человек не мог встретиться с вами!
— Вы же встретились.
— Кто вас прикрывает?
— Люди из охраны Антонюка.
— Эти люди из московского частного агентства. Мы проверяли.
— Эти люди, Кэп, боевые пловцы. Если ваша кличка хоть что-то значит, вы должны знать, что это такое. Иногда они называют себя «пираньи». Такие маленькие рыбки.