Страница:
Тимашук вернулся на аэродром. Сивопляс успел допросить вчерашний вечерний караул. Два часовых на вышках с северной стороны периметра показали: около шестнадцати часов от бытовок ПМС отъехала дрезина с четырьмя работягами. Мужики, нормальные, в сигнальных жилетах. Не прятались, не скрывались, даже дурачились: сначала по одному рычаг таскали, потом стали по двое. На дрезине был флажок, как обычно. Какой-то инструмент на площадке лежал, но какой — трудно сказать, часовые не вглядывались, путейцев на дрезине они каждый день видят. Иногда ходит другая дрезина, моторная, большая. Но эта чаще — ее же стаскивать с рельсов надо, чтобы пропустить встречный состав. А моторную не стащишь. Показания часовых совпадают во всех деталях, по времени тоже.
Тимашук приказал вызвать к нему солдат, допросил сам. Ничего нового не узнал.
Четверо парней, в спецуре, в черных вязаных шапках, один сначала был без шапки, светловолосый. Потом натянул шапчонку, из-за ветра. Не маленькие, но и не сказать, что высокие. Работяги и работяги. Единственное, что припомнил один из часовых: морды у них были будто бы не такие, как у всех. У всех темные, пропитые, а у этих вроде не так. Но это могло ему и показаться, особо не вглядывался.
Прибежал охранник «Феникса», доложил: привезли путейцев, кого нашли. Выражают недовольство, грозятся в понедельник на работу не выйти из-за того, что их в выходной сдернули. Путевые рабочие ПМС-60, человек пятнадцать кряжистых баб и человек пять худосочных и не слишком трезвых мужиков, выражали недовольство таким заковыристым матом, что подполковник Тимашук удивился: не думал, что цивилизация так глубоко проникла даже в эти староверческие края. Ему объяснили: местных среди путейцев мало, народ пришлый, из вербованных. Из местных только бригадир, да и то не из Потапова, а из-под Читы.
Порядок удалось навести лишь после того, как Тимашук пообещал выдать всем по тридцать рублей после разговора. Не поверили, но примолкли. Разговор результатов не дал. Никто ничего не видел, никто никого на перегон не посылал. Кто жил в бараках в Потапове, те еще в пятницу уехали, а кто на месте в вагончиках, те отдыхали. Что за четверо парней, откуда такие, никто не знает. На вопрос Тимашука, не случалось ли чего-нибудь необычного за последние дни, призадумались, потом звеньевая припомнила, что с ейной бельевой веревки кто-то спер брезентовую спецуру и постиранный сигнальный жилет. В пятницу были, а в субботу утром уже не было. Но это свои, и она даже знает кто, только говорить не будет, потому что она не такая. Тут едва не возникла потасовка, страсти накалились так, что даже мат не выражал всей полноты чувств и потому дамы перешли на выражения типа «кобыла ты толстозадая», которые воспринимались как жгучее оскорбление. Спецура пропала, как выяснилось, не у одной звеньевой, а еще у четырех ее товарок. А еще одна заявила, что у нее тоже смылили две пары новой спецуры, не надеванной ни разу. Но бригадир строго осадил ее, сказав, что знает, кому она толкнула спецуру, и даже знает, за сколько бутылок, так что не будем.
Далеко не худший из выпускников Академии Главного разведывательного управления Генерального штаба Российской Федерации, начальник службы безопасности закрытого акционерного общества, имеющего правительственную лицензию на торговлю боевыми истребителями и вертолетами всех систем, подполковник Олег Тимашук почувствовал, как он медленно, но верно погружается в самую гущу народной жизни. В самую. В глубь. По пояс. По грудь. По горло. По уши. По… Он поспешно расплатился и приказал срочно отвезти всех назад в Потапово. И лишь когда дребезжащий автобус выкатился за КПП, вдруг замер.
Пять спецовок.
Пять сигнальных жилетов.
А шапки и сапоги не пропали, их не вывешивают сушить. Поэтому на этих четверых были не сапоги, а ботинки. Высокие, солдатские. Молодой помощник машиниста знал, что такие ботинки носят солдаты. Он не знал, что бывают и другие ботинки, внешне похожие на солдатские. А подполковник Тимашук знал. Они называются — десантные прыжковые. Или чаще просто — спецназовские.
Пять спецовок.
Почему пять, а не четыре? А если пять, где пятая?
Странное происшествие с местным рэкетиром Иннокентием Потаповым по кличке Поп, о котором подполковнику Тимашуку и комсоставу полка рассказал приехавший на аэродром по служебной надобности участковый оперуполномоченный села Потапово старший лейтенант Григорий Евсеевич Потапов, помогло подполковнику Тимашуку найти ответ на этот вопрос.
* * *
Население села Потапово, основанного еще в позапрошлом веке бежавшими от притеснений старообрядцами, выбиравшими для жизни глухие, труднодоступные для властей места, промышляло охотой на пушного зверя, рыбной ловлей, пчеловодством, лесозаготовками и лесосплавом, разведением свиней и овец, держало коров. В царские времена сюда ссылали политических, в советские — диссидентов. Благодаря этому культурный уровень населения был выше среднего. В селе почитались трезвость и трудолюбие, народ жил своими трудами, потому пришествие новых времен мало сказалось на его благосостоянии. Натуральный продукт всегда был в цене, по выходным в Потапово съезжались со всей округи, скупали масло, мясо, местные сыры, мед и копчености. Поскольку железной дороги не было, ехали на легковушках, моторках, автобусах. По субботам и воскресеньям базарная площадь Потапова превращалась в шумный табор, обрастала палатками и лотками.
Если раньше за промтоварами приходилось ездить в райцентр и в Читу, то теперь все привозили на место. Как и везде в Забайкалье, было много китайцев с дешевыми пуховиками, контрабандной водкой и ширпотребом, появились оптовики. И хотя в будни жизнь в селе возвращалась в обычное спокойное русло, оживление торговли не могло не вызвать появления в Потапове лихих людишек, падких на чужое, нажитое не своими трудами добро. Сначала наезжали чужаки, гастролеры, потом за дело взялась потаповская молодежь, отслужившая срочную и пропитавшаяся духом свободы.
Возглавил ее Иннокентий Потапов, прижитый местной бобылкой от старшины стройбата, сооружавшего в начале 60-х годов аэродром военно-транспортной авиации. Первый срок он получил в двадцать лет за драку на танцах с солдатами аэродромного гарнизона. Роста он был под два метра, силой Бог не обидел, трое солдат попали в госпиталь, а Иннокентий отбыл в Республику Коми, откуда вернулся через два года весь в наколках и с погонялом Поп. После этого недолго поработал на лесосплаве, а потом получил пять лет строгого режима за попытку ограбления кассы местного деревообрабатывающего комбината. И если его чему-то и научил строгий режим, то лишь осторожности.
Поп стал неусыпной головной болью для участкового Григория Евсеевича Потапова, высшего представителя правоохранительных органов в селе. Дурные деньги, которые морально неустойчивая молодежь, возглавляемая Попом, выкачивала из торговцев, были той силой, которой не могли противостоять ни традиции селения, ни оперативные возможности власти. Положение участкового усугублялось тем, что обираемые торговцы не обращались за защитой в милицию, тем более не обращались чужаки-гастролеры, с которыми подручные Попа расправлялись методами не слишком гуманными, но эффективными: их машины сжигали, а самих жестоко избивали и даже топили в приречных болотах. Организованная преступная группировка Попа набрала такую силу, что начала наезжать на местные сельскохозяйственные кооперативы.
Участковый оперуполномоченный Григорий Евсеевич Потапов воспринял это как вызов.
Он стоял на страже общественного порядка двадцать пять лет и не намерен был мириться с тем, что на вверенной ему территории кто-то будет устанавливать свои воровские законы. Банду Попа необходимо было обезвредить, а для этого — обезглавить ее. Но Поп не давался. Несколько рейдов, устроенных силами райотдела, дали жидкий улов: десяток обрезов, незарегистрированное охотничье оружие, анаша. Попалась мелочь, на Попа выйти не удалось, он затаился. Затаился и Григорий Евсеевич, выжидал. И дождался наконец своего часа.
* * *
Из показаний гражданина Иннокентия Потапова по кличке Поп, 1967 года рождения, ранее судимого, следовало:
В первой половине дня в субботу, когда он прогуливался по базарной площади села Потапово в целях изучения цен на промышленные товары и продукты питания, ему сообщили, что какой-то человек имеет для продажи серьезный товар, который может заинтересовать серьезного покупателя. И. Потапов попросил привести к нему этого человека, так как ему было любопытно, что это за товар. Через некоторое время в шашлычную, где он отдыхал, привели продавца. Это был молодой человек лет двадцати пяти на вид, невысокого роста, щуплого телосложения, волосы темные, средней длины, лицо круглое, правильное, без особых примет. Одет он был в брезентовые брюки и брезентовую куртку, какие носят строители, сварщики и путевые рабочие. Куртка и брюки были ему велики, поэтому рукава куртки и брюки были подвернуты.
Исходя из простого человеческого любопытства И. Потапов спросил, какой товар предлагает этот молодой человек и какую цену он за него хочет. На это получил ответ, что товар несомненно заинтересует покупателя, а цена за него — всего четыре бутылки водки. Продавец объяснил, что по случайному стечению обстоятельств денег у него нет, а выпить хочется, чему И. Потапов сразу поверил.
Он налил незнакомцу водки и предложил закусить шашлыком. Шашлык тот охотно съел, а водку пить не стал, объяснив это тем, что не хочет, чтобы его унюхал прапор, из чего И. Потапов заключил, что продавец является переодетым солдатом.
Продавец сказал, что товар у него не с собой, а спрятан, и покупатель получит его, если возьмет с собой упомянутые четыре бутылки водки и проедет с продавцом в то место, где лежит товар. Движимый простым человеческим любопытством, И.
Потапов согласился. Ему принесли водку, он посадил продавца в свою машину ВАЗ‑2109 и велел водителю ехать туда, куда скажет продавец. Но тот заявил, что либо сделка будет один на один, либо ее не будет. Учитывая, что продавец не имел при себе никакого оружия, что было установлено при появлении его в шашлычной, и что для И. Потапова с его физическими данными мелкокалиберный продавец не мог представлять никакой опасности, он сам сел за руль и проехал за село по дороге, ведущей к аэродрому. Примерно в трех километрах от околицы продавец попросил остановиться, зашел в придорожные кусты и вернулся с небольшим свертком, обернутым в тряпку. В свертке оказалась ручная граната Ф-1, в просторечии именуемая «лимонкой». Граната производила впечатление новой, между ребрами была даже видна заводская смазка.
И.Потапов показал, что, увидев гранату, он сразу понял, что она похищена с военного склада. Не желая участвовать в противозаконной сделке и имея намерение сразу же передать «лимонку» участковому инспектору тов. Потапову Г. Е., он спрятал сверток с гранатой под сиденье машины, а продавцу сказал, что никакой водки ему не отдаст.
* * *
Очнулся он уже в больнице.
* * *
Как показал водитель автобуса «ЛиАЗ», принадлежащего ПМС-60, он увидел стоявшую на обочине автомашину ВАЗ-2109, а возле нее находившегося в бессознательном состоянии человека, о чем и сообщил в милицию. Посланный на место происшествия наряд доставил пострадавшего в местную больницу, где дежурный фельдшер зафиксировал сломанную челюсть и сотрясение мозга средней тяжести. При осмотре автомобиля под передним сиденьем была обнаружена граната Ф-1. Ни в машине И.Потапова, ни возле места происшествия указанной в показаниях потерпевшего водки обнаружено не было.
На основании статьи 222 часть I УК РФ, предусматривающей наказание до пяти лет лишения свободы за незаконное хранение и приобретение оружия и боеприпасов, против гражданина И.Потапова было возбуждено уголовное дело, мерой пресечения избрано содержание под стражей.
Поиск лица, якобы продавшего И. Потапову гранату Ф-1, результатов не дал.
Молодого человека с указанными И. Потаповым приметами действительно видели на базарной площади в субботу, но куда он делся, выяснить не удалось. Участковый оперуполномоченный высказал предположение, что им мог быть солдат срочной службы из воинской части, охраняющей и обслуживающей аэродром, который переоделся в спецовку, чтобы не привлекать к себе внимания, так как с тех пор, как аэродром арендовала фирма «Феникс», увольнительных солдатам не выдается, чтобы исключить пьянство и драки с местной молодежью. Чтобы проверить это свое предположение, Григорий Евсеевич Потапов и приехал к командованию воинской части.
* * *
Предположение участкового вызвало резкий протест комсостава полка. В минувшую субботу расположение в/ч не покидал ни один военнослужащий. Пристрастное расследование не выявило и случаев самовольной отлучки. По приказу полковника Тулина была произведена проверка наличия на оружейном складе гранат Ф-1. Все до единой оказались на месте. Официальная справка об этом была выдана участковому оперуполномоченному Г. Е. Потапову. Он сказал, что передаст ее следователю для приобщения к уголовному делу, и уехал удовлетворенный. Откуда взялась граната, для него было не так и важно. Для него важно было, что Поп с учетом прежних судимостей получит на всю катушку.
О пропавшей водке никто не вспомнил. О ней все и думать забыли. Подполковник Тимашук не забыл. Мысль об этой водке занозой сидела в его мозгу все время, пока он следил за ходом ремонтных работ на железнодорожной ветке и выслушивал рапорты патрулей и экипажей вертолетов.
* * *
Прочесывание окрестностей не дало никаких результатов. Кроме дрезины и похищенных с открытого склада ПМС инструментов, ничего найдено не было. Никаких следов автотранспорта в долине тоже не обнаружилось. Тщательный осмотр с вертолетов прилегавшего к аэродрому плоскогорья не выявил ни остатков костров, ни следов стоянок, ни иных признаков присутствия посторонних. Все растяжки, установленные на тропах и в руслах ручьев, были нетронутыми. Тимашук затребовал данные телеметрического контроля. Никаких нарушений воздушного пространства аэродромные радиолокационные установки не зафиксировали.
Капитан-железнодорожник обещал сэкономить час-полтора, но сэкономил гораздо больше. В двух километрах от места аварии ремпоезда он обнаружил каменистую плоскость и бросил на нее рельсошпальную решетку, прямо на грунт, без подсыпки, с минимальной рихтовкой. Получился тупик, его использовали для маневров. Отпала необходимость гонять составы на разъезд.
В 20.30, на семь часов раньше назначенного начальником ремпоезда срока, литерный состав из Улан-Удэ втянулся через въездные ворота на территорию аэродрома и встал под разгрузку. Подполковник Тимашук на радостях обнял капитана и пригласил в свой номер в гарнизонной гостинице-"заежке" выпить за железнодорожные войска настоящего виски «Блэк лэйбл», традиционно почитаемого в ГРУ. Капитан засмущался, но приглашение принял. Тимашук позвал и Тулина, полковник тоже заслуживал поощрения.
Пока накрывали на стол и готовили закуску, Тимашук достал из кейса спортивный «Адидас», свой костюм отдал почистить и залез под душ. Больше суток он был на ногах. И каких суток! Усталости он не чувствовал, усталость позже придет, когда он будет на борту «Мрии». В воздухе и вздремнет. И лишь мысль об этой проклятой водке мешала ему наслаждаться горячим душем.
* * *
Четыре бутылки водки. Почему — четыре? За «лимонку» можно было запросто получить два ящика водки. Запросил только четыре бутылки. Значит, ему нужно было именно четыре бутылки? Зачем? Что такое вообще четыре бутылки водки? В Москве и любом городе — ничто. В воинской части с сухим законом — все. За четыре бутылки водки любой солдат или прапор последнюю гимнастерку с себя снимет.
Но зачем этому странному продавцу гимнастерка? Почему были украдены спецовки?
Для тех, кто развинчивал стыки, понятно — нужны для маскировки. А этому, пятому?
Ему нужна была просто одежда, не привлекающая внимания. Значит, та одежда, которая на нем была, привлекала внимание? Что же это была за одежда?
Черные вязаные шапки. Это могли быть подшлемники. Спецназовские ботинки.
Граната Ф-1. Новая, с заводской смазкой.
Подполковник Тимашук ощутил неприятный холодок в груди. Только одна одежда могла привлекать внимание: камуфляж диверсионной группы. А четыре бутылки водки, за которые солдат последнюю гимнастерку скинет, могли служить и для другой цели.
Они могли быть пропуском в любую запретную зону.
В том числе — на территорию аэродрома.
* * *
Подполковнику Тимашуку понадобилось все его самообладание, чтобы сдержать волнение. Что толку паниковать? Если посторонний проник на объект, значит, проник. Снимать солдат с разгрузки и бросать на повальный обыск не время, нужно сначала отправить «Мрию», а потом уж устраивать всеобщий шмон.
Первый раз в жизни подполковник Тимашук пил «Блэк лэйбл», не чувствуя его вкуса.
И лишь после третьей отпустило. Все же хороший вискарь — это хороший вискарь.
Недаром «Блэк лэйбл» везли в подарок своим генералам все возвращавшиеся с холода офицеры Главного разведывательного управления. Генералы знали толк в жизни.
Налили по четвертой. Чокнулись. За дружбу всех родов войск. Но выпить не успели.
В дверь постучали. Полковник вышел, потом заглянул в комнату, кивком вызвал в коридор Тимашука. Представил старшего лейтенанта:
— Начальник смены радиолокаторщиков. Тот доложил:
— Дважды зафиксирован выход в эфир неустановленного передатчика. Импульс кодированный, расшифровке не поддается.
— Координаты?
— Запеленговать не смогли.
— Почему сразу не доложили?
— Приняли за помехи. Если выйдет в эфир еще раз, попробуем засечь. Но вряд ли получится. Импульс слишком короткий.
— Действуйте. Сделайте все, что сможете, — приказал Тимашук.
Вернулись за стол. Выпили.
* * *
И тут погас свет.
Тимашук кинулся к окну. Весь аэродром был погружен во тьму. Не горел ни один прожектор. В черноте ночи светились лишь габаритные огни и кабина тепловоза ремпоезда. Ни огонька на взлетно-посадочной полосе, ни одного освещенного окна.
Только через минуту замелькали, заметались карманные фонари.
— Сейчас включат резервную электростанцию, — сказал Тулин. — Норматив — три с половиной минуты.
Через три с половиной минуты резервная электростанция не заработала. Не заработала она и через полчаса. Капитан-железнодорожник смущенно откланялся.
Тулин и Тимашук при свете стеариновых свечей, как заговорщики, прошли в узел связи. Связь работала от аварийных аккумуляторов. Оперативный дежурный, дозвонился до энергетиков. Те сообщили: что-то на высоковольтной линии, ремонтная бригада уже выехала. Через сорок минут уточнили: на тридцатом километре взорвана одна из опор ЛЭП.
* * *
Еще через час выяснилось, почему не запускаются дизеля резервной электростанции.
Сообщение не удивило подполковника Тимашука: чего-то в этом роде он ждал.
Оказались подпиленными все трубки ТНВД — топливных насосов высокого давления. На двух дизелях трубки меняют, больше на складе нет, нужно выписывать из Читы.
Полковник Тулин матерился — беззвучно, словно читал молитву.
Дизеля наконец запустили. Лампочки горели вполнакала. Электрокраны и подъемники на эстакаде не работали: мощности станции не хватало. Когда восстановят ЛЭП, никто не знал. О разгрузке состава и погрузке «Мрии» вручную нечего было и думать.
Появился встревоженный Сивопляс, доложил: на полу в помещении резервной электростанции обнаружен инструмент, которым были подпилены трубки ТНВД.
Преступник, вероятно, обронил его в темноте.
Полковник Тулин и находившиеся в узле связи офицеры с недоумением смотрели на плоскую хромированную пластину странной формы. Они не знали, что это такое.
Тимашук знал. И Сивопляс знал.
— Серьезное дело, товарищ подполковник, — сказал он. — Чревато боком.
Тимашук кивнул. Серьезнее не бывает. Пластина была мини-ножом «Робинзон» из комплекта ножа выживания «Оборотень». Такие ножи выживания входят в штатное снаряжение диверсионных групп.
* * *
Тимашук связался с Москвой. Ермаков выслушал сообщение и приказал не отходить от телефона. Через пять минут раздался зуммер вызова.
— На линии генерал армии Г., — сообщил московский связист. — Говорите.
— Товарищ генерал армии, докладывает подполковник Тимашук… В трубке высокочастотной связи раздался пронзительный голос Г.:
— Ты, мать-перемать-распротак, чем там занят? Я тебе, так-перетак-растак, ноги выдергаю, если «Мрия» через час не взлетит! Я тебя, распроэдак-распротак-расперетак… через колено… оглоблей… «Долбаный козел! — тяжело подумал подполковник Тимашук. — Сидишь там в Москве, командуешь! Тебя бы самого сюда, мать твою!..»
Полковник, начальник штаба и оперативный дежурный внимательно слушали рулады козлиного генеральского баритона. На Тимашука старались не смотреть, отводили глаза. А молоденький лейтенант-связист даже раскрыл рот от изумления. Еще со школы он знал, что русский язык велик и могуч, но не подозревал, что настолько.
На Тимашука он смотрел с откровенным сочувствием и испугом. И этот взгляд что-то разрушил в душе подполковника. Все напряжение минувших полутора суток трансформировалось в лютую злобу.
— Долбаный козел! — рявкнул он. — Сам прилетай сюда и отправляй свою долбаную «Мрию»! Против меня действует диверсионный батальон, а ты мне про ноги выдергаю, разэдак-перетак и так!
Он коротко процитировал самого Г. и бросил трубку.
* * *
Воспоминания об уважении, с которым посмотрели на него офицеры, грело его сердце до самой смерти.
* * *
Через три минуты вновь прозвучал зуммер телефона спецсвязи.
— Докладывай, — приказал Г. — Со всеми подробностями.
Он выслушал, ни разу не перебив.
— Почему ты решил, что там батальон? — спросил Г., когда Тимашук умолк. — Сам сказал — пять спецовок.
— Пятеро не могут быть одновременно во всех местах. Слишком далеко. Плюс кто-то на передатчике. Плюс подстраховка. Пять человек не могут блокировать аэродром.
Не мне вам это объяснять. А они это сделали.
— Спокойно, подполковник, — приказал Г. — Не может там быть батальона. От силы — рота. А у тебя под ружьем полк. И сорок профи. Они одни двух батальонов стоят.
Не паникуй. Обнаружить помогу. Действуй спокойно. Хорошо бы хоть одного взять живым. Не получится — уничтожь всех. Надеюсь на тебя. Что хочешь делай, но «Мрия» должна взлететь!
Глава VIII
Тимашук приказал вызвать к нему солдат, допросил сам. Ничего нового не узнал.
Четверо парней, в спецуре, в черных вязаных шапках, один сначала был без шапки, светловолосый. Потом натянул шапчонку, из-за ветра. Не маленькие, но и не сказать, что высокие. Работяги и работяги. Единственное, что припомнил один из часовых: морды у них были будто бы не такие, как у всех. У всех темные, пропитые, а у этих вроде не так. Но это могло ему и показаться, особо не вглядывался.
Прибежал охранник «Феникса», доложил: привезли путейцев, кого нашли. Выражают недовольство, грозятся в понедельник на работу не выйти из-за того, что их в выходной сдернули. Путевые рабочие ПМС-60, человек пятнадцать кряжистых баб и человек пять худосочных и не слишком трезвых мужиков, выражали недовольство таким заковыристым матом, что подполковник Тимашук удивился: не думал, что цивилизация так глубоко проникла даже в эти староверческие края. Ему объяснили: местных среди путейцев мало, народ пришлый, из вербованных. Из местных только бригадир, да и то не из Потапова, а из-под Читы.
Порядок удалось навести лишь после того, как Тимашук пообещал выдать всем по тридцать рублей после разговора. Не поверили, но примолкли. Разговор результатов не дал. Никто ничего не видел, никто никого на перегон не посылал. Кто жил в бараках в Потапове, те еще в пятницу уехали, а кто на месте в вагончиках, те отдыхали. Что за четверо парней, откуда такие, никто не знает. На вопрос Тимашука, не случалось ли чего-нибудь необычного за последние дни, призадумались, потом звеньевая припомнила, что с ейной бельевой веревки кто-то спер брезентовую спецуру и постиранный сигнальный жилет. В пятницу были, а в субботу утром уже не было. Но это свои, и она даже знает кто, только говорить не будет, потому что она не такая. Тут едва не возникла потасовка, страсти накалились так, что даже мат не выражал всей полноты чувств и потому дамы перешли на выражения типа «кобыла ты толстозадая», которые воспринимались как жгучее оскорбление. Спецура пропала, как выяснилось, не у одной звеньевой, а еще у четырех ее товарок. А еще одна заявила, что у нее тоже смылили две пары новой спецуры, не надеванной ни разу. Но бригадир строго осадил ее, сказав, что знает, кому она толкнула спецуру, и даже знает, за сколько бутылок, так что не будем.
Далеко не худший из выпускников Академии Главного разведывательного управления Генерального штаба Российской Федерации, начальник службы безопасности закрытого акционерного общества, имеющего правительственную лицензию на торговлю боевыми истребителями и вертолетами всех систем, подполковник Олег Тимашук почувствовал, как он медленно, но верно погружается в самую гущу народной жизни. В самую. В глубь. По пояс. По грудь. По горло. По уши. По… Он поспешно расплатился и приказал срочно отвезти всех назад в Потапово. И лишь когда дребезжащий автобус выкатился за КПП, вдруг замер.
Пять спецовок.
Пять сигнальных жилетов.
А шапки и сапоги не пропали, их не вывешивают сушить. Поэтому на этих четверых были не сапоги, а ботинки. Высокие, солдатские. Молодой помощник машиниста знал, что такие ботинки носят солдаты. Он не знал, что бывают и другие ботинки, внешне похожие на солдатские. А подполковник Тимашук знал. Они называются — десантные прыжковые. Или чаще просто — спецназовские.
Пять спецовок.
Почему пять, а не четыре? А если пять, где пятая?
Странное происшествие с местным рэкетиром Иннокентием Потаповым по кличке Поп, о котором подполковнику Тимашуку и комсоставу полка рассказал приехавший на аэродром по служебной надобности участковый оперуполномоченный села Потапово старший лейтенант Григорий Евсеевич Потапов, помогло подполковнику Тимашуку найти ответ на этот вопрос.
* * *
Население села Потапово, основанного еще в позапрошлом веке бежавшими от притеснений старообрядцами, выбиравшими для жизни глухие, труднодоступные для властей места, промышляло охотой на пушного зверя, рыбной ловлей, пчеловодством, лесозаготовками и лесосплавом, разведением свиней и овец, держало коров. В царские времена сюда ссылали политических, в советские — диссидентов. Благодаря этому культурный уровень населения был выше среднего. В селе почитались трезвость и трудолюбие, народ жил своими трудами, потому пришествие новых времен мало сказалось на его благосостоянии. Натуральный продукт всегда был в цене, по выходным в Потапово съезжались со всей округи, скупали масло, мясо, местные сыры, мед и копчености. Поскольку железной дороги не было, ехали на легковушках, моторках, автобусах. По субботам и воскресеньям базарная площадь Потапова превращалась в шумный табор, обрастала палатками и лотками.
Если раньше за промтоварами приходилось ездить в райцентр и в Читу, то теперь все привозили на место. Как и везде в Забайкалье, было много китайцев с дешевыми пуховиками, контрабандной водкой и ширпотребом, появились оптовики. И хотя в будни жизнь в селе возвращалась в обычное спокойное русло, оживление торговли не могло не вызвать появления в Потапове лихих людишек, падких на чужое, нажитое не своими трудами добро. Сначала наезжали чужаки, гастролеры, потом за дело взялась потаповская молодежь, отслужившая срочную и пропитавшаяся духом свободы.
Возглавил ее Иннокентий Потапов, прижитый местной бобылкой от старшины стройбата, сооружавшего в начале 60-х годов аэродром военно-транспортной авиации. Первый срок он получил в двадцать лет за драку на танцах с солдатами аэродромного гарнизона. Роста он был под два метра, силой Бог не обидел, трое солдат попали в госпиталь, а Иннокентий отбыл в Республику Коми, откуда вернулся через два года весь в наколках и с погонялом Поп. После этого недолго поработал на лесосплаве, а потом получил пять лет строгого режима за попытку ограбления кассы местного деревообрабатывающего комбината. И если его чему-то и научил строгий режим, то лишь осторожности.
Поп стал неусыпной головной болью для участкового Григория Евсеевича Потапова, высшего представителя правоохранительных органов в селе. Дурные деньги, которые морально неустойчивая молодежь, возглавляемая Попом, выкачивала из торговцев, были той силой, которой не могли противостоять ни традиции селения, ни оперативные возможности власти. Положение участкового усугублялось тем, что обираемые торговцы не обращались за защитой в милицию, тем более не обращались чужаки-гастролеры, с которыми подручные Попа расправлялись методами не слишком гуманными, но эффективными: их машины сжигали, а самих жестоко избивали и даже топили в приречных болотах. Организованная преступная группировка Попа набрала такую силу, что начала наезжать на местные сельскохозяйственные кооперативы.
Участковый оперуполномоченный Григорий Евсеевич Потапов воспринял это как вызов.
Он стоял на страже общественного порядка двадцать пять лет и не намерен был мириться с тем, что на вверенной ему территории кто-то будет устанавливать свои воровские законы. Банду Попа необходимо было обезвредить, а для этого — обезглавить ее. Но Поп не давался. Несколько рейдов, устроенных силами райотдела, дали жидкий улов: десяток обрезов, незарегистрированное охотничье оружие, анаша. Попалась мелочь, на Попа выйти не удалось, он затаился. Затаился и Григорий Евсеевич, выжидал. И дождался наконец своего часа.
* * *
Из показаний гражданина Иннокентия Потапова по кличке Поп, 1967 года рождения, ранее судимого, следовало:
В первой половине дня в субботу, когда он прогуливался по базарной площади села Потапово в целях изучения цен на промышленные товары и продукты питания, ему сообщили, что какой-то человек имеет для продажи серьезный товар, который может заинтересовать серьезного покупателя. И. Потапов попросил привести к нему этого человека, так как ему было любопытно, что это за товар. Через некоторое время в шашлычную, где он отдыхал, привели продавца. Это был молодой человек лет двадцати пяти на вид, невысокого роста, щуплого телосложения, волосы темные, средней длины, лицо круглое, правильное, без особых примет. Одет он был в брезентовые брюки и брезентовую куртку, какие носят строители, сварщики и путевые рабочие. Куртка и брюки были ему велики, поэтому рукава куртки и брюки были подвернуты.
Исходя из простого человеческого любопытства И. Потапов спросил, какой товар предлагает этот молодой человек и какую цену он за него хочет. На это получил ответ, что товар несомненно заинтересует покупателя, а цена за него — всего четыре бутылки водки. Продавец объяснил, что по случайному стечению обстоятельств денег у него нет, а выпить хочется, чему И. Потапов сразу поверил.
Он налил незнакомцу водки и предложил закусить шашлыком. Шашлык тот охотно съел, а водку пить не стал, объяснив это тем, что не хочет, чтобы его унюхал прапор, из чего И. Потапов заключил, что продавец является переодетым солдатом.
Продавец сказал, что товар у него не с собой, а спрятан, и покупатель получит его, если возьмет с собой упомянутые четыре бутылки водки и проедет с продавцом в то место, где лежит товар. Движимый простым человеческим любопытством, И.
Потапов согласился. Ему принесли водку, он посадил продавца в свою машину ВАЗ‑2109 и велел водителю ехать туда, куда скажет продавец. Но тот заявил, что либо сделка будет один на один, либо ее не будет. Учитывая, что продавец не имел при себе никакого оружия, что было установлено при появлении его в шашлычной, и что для И. Потапова с его физическими данными мелкокалиберный продавец не мог представлять никакой опасности, он сам сел за руль и проехал за село по дороге, ведущей к аэродрому. Примерно в трех километрах от околицы продавец попросил остановиться, зашел в придорожные кусты и вернулся с небольшим свертком, обернутым в тряпку. В свертке оказалась ручная граната Ф-1, в просторечии именуемая «лимонкой». Граната производила впечатление новой, между ребрами была даже видна заводская смазка.
И.Потапов показал, что, увидев гранату, он сразу понял, что она похищена с военного склада. Не желая участвовать в противозаконной сделке и имея намерение сразу же передать «лимонку» участковому инспектору тов. Потапову Г. Е., он спрятал сверток с гранатой под сиденье машины, а продавцу сказал, что никакой водки ему не отдаст.
* * *
Очнулся он уже в больнице.
* * *
Как показал водитель автобуса «ЛиАЗ», принадлежащего ПМС-60, он увидел стоявшую на обочине автомашину ВАЗ-2109, а возле нее находившегося в бессознательном состоянии человека, о чем и сообщил в милицию. Посланный на место происшествия наряд доставил пострадавшего в местную больницу, где дежурный фельдшер зафиксировал сломанную челюсть и сотрясение мозга средней тяжести. При осмотре автомобиля под передним сиденьем была обнаружена граната Ф-1. Ни в машине И.Потапова, ни возле места происшествия указанной в показаниях потерпевшего водки обнаружено не было.
На основании статьи 222 часть I УК РФ, предусматривающей наказание до пяти лет лишения свободы за незаконное хранение и приобретение оружия и боеприпасов, против гражданина И.Потапова было возбуждено уголовное дело, мерой пресечения избрано содержание под стражей.
Поиск лица, якобы продавшего И. Потапову гранату Ф-1, результатов не дал.
Молодого человека с указанными И. Потаповым приметами действительно видели на базарной площади в субботу, но куда он делся, выяснить не удалось. Участковый оперуполномоченный высказал предположение, что им мог быть солдат срочной службы из воинской части, охраняющей и обслуживающей аэродром, который переоделся в спецовку, чтобы не привлекать к себе внимания, так как с тех пор, как аэродром арендовала фирма «Феникс», увольнительных солдатам не выдается, чтобы исключить пьянство и драки с местной молодежью. Чтобы проверить это свое предположение, Григорий Евсеевич Потапов и приехал к командованию воинской части.
* * *
Предположение участкового вызвало резкий протест комсостава полка. В минувшую субботу расположение в/ч не покидал ни один военнослужащий. Пристрастное расследование не выявило и случаев самовольной отлучки. По приказу полковника Тулина была произведена проверка наличия на оружейном складе гранат Ф-1. Все до единой оказались на месте. Официальная справка об этом была выдана участковому оперуполномоченному Г. Е. Потапову. Он сказал, что передаст ее следователю для приобщения к уголовному делу, и уехал удовлетворенный. Откуда взялась граната, для него было не так и важно. Для него важно было, что Поп с учетом прежних судимостей получит на всю катушку.
О пропавшей водке никто не вспомнил. О ней все и думать забыли. Подполковник Тимашук не забыл. Мысль об этой водке занозой сидела в его мозгу все время, пока он следил за ходом ремонтных работ на железнодорожной ветке и выслушивал рапорты патрулей и экипажей вертолетов.
* * *
Прочесывание окрестностей не дало никаких результатов. Кроме дрезины и похищенных с открытого склада ПМС инструментов, ничего найдено не было. Никаких следов автотранспорта в долине тоже не обнаружилось. Тщательный осмотр с вертолетов прилегавшего к аэродрому плоскогорья не выявил ни остатков костров, ни следов стоянок, ни иных признаков присутствия посторонних. Все растяжки, установленные на тропах и в руслах ручьев, были нетронутыми. Тимашук затребовал данные телеметрического контроля. Никаких нарушений воздушного пространства аэродромные радиолокационные установки не зафиксировали.
Капитан-железнодорожник обещал сэкономить час-полтора, но сэкономил гораздо больше. В двух километрах от места аварии ремпоезда он обнаружил каменистую плоскость и бросил на нее рельсошпальную решетку, прямо на грунт, без подсыпки, с минимальной рихтовкой. Получился тупик, его использовали для маневров. Отпала необходимость гонять составы на разъезд.
В 20.30, на семь часов раньше назначенного начальником ремпоезда срока, литерный состав из Улан-Удэ втянулся через въездные ворота на территорию аэродрома и встал под разгрузку. Подполковник Тимашук на радостях обнял капитана и пригласил в свой номер в гарнизонной гостинице-"заежке" выпить за железнодорожные войска настоящего виски «Блэк лэйбл», традиционно почитаемого в ГРУ. Капитан засмущался, но приглашение принял. Тимашук позвал и Тулина, полковник тоже заслуживал поощрения.
Пока накрывали на стол и готовили закуску, Тимашук достал из кейса спортивный «Адидас», свой костюм отдал почистить и залез под душ. Больше суток он был на ногах. И каких суток! Усталости он не чувствовал, усталость позже придет, когда он будет на борту «Мрии». В воздухе и вздремнет. И лишь мысль об этой проклятой водке мешала ему наслаждаться горячим душем.
* * *
Четыре бутылки водки. Почему — четыре? За «лимонку» можно было запросто получить два ящика водки. Запросил только четыре бутылки. Значит, ему нужно было именно четыре бутылки? Зачем? Что такое вообще четыре бутылки водки? В Москве и любом городе — ничто. В воинской части с сухим законом — все. За четыре бутылки водки любой солдат или прапор последнюю гимнастерку с себя снимет.
Но зачем этому странному продавцу гимнастерка? Почему были украдены спецовки?
Для тех, кто развинчивал стыки, понятно — нужны для маскировки. А этому, пятому?
Ему нужна была просто одежда, не привлекающая внимания. Значит, та одежда, которая на нем была, привлекала внимание? Что же это была за одежда?
Черные вязаные шапки. Это могли быть подшлемники. Спецназовские ботинки.
Граната Ф-1. Новая, с заводской смазкой.
Подполковник Тимашук ощутил неприятный холодок в груди. Только одна одежда могла привлекать внимание: камуфляж диверсионной группы. А четыре бутылки водки, за которые солдат последнюю гимнастерку скинет, могли служить и для другой цели.
Они могли быть пропуском в любую запретную зону.
В том числе — на территорию аэродрома.
* * *
Подполковнику Тимашуку понадобилось все его самообладание, чтобы сдержать волнение. Что толку паниковать? Если посторонний проник на объект, значит, проник. Снимать солдат с разгрузки и бросать на повальный обыск не время, нужно сначала отправить «Мрию», а потом уж устраивать всеобщий шмон.
Первый раз в жизни подполковник Тимашук пил «Блэк лэйбл», не чувствуя его вкуса.
И лишь после третьей отпустило. Все же хороший вискарь — это хороший вискарь.
Недаром «Блэк лэйбл» везли в подарок своим генералам все возвращавшиеся с холода офицеры Главного разведывательного управления. Генералы знали толк в жизни.
Налили по четвертой. Чокнулись. За дружбу всех родов войск. Но выпить не успели.
В дверь постучали. Полковник вышел, потом заглянул в комнату, кивком вызвал в коридор Тимашука. Представил старшего лейтенанта:
— Начальник смены радиолокаторщиков. Тот доложил:
— Дважды зафиксирован выход в эфир неустановленного передатчика. Импульс кодированный, расшифровке не поддается.
— Координаты?
— Запеленговать не смогли.
— Почему сразу не доложили?
— Приняли за помехи. Если выйдет в эфир еще раз, попробуем засечь. Но вряд ли получится. Импульс слишком короткий.
— Действуйте. Сделайте все, что сможете, — приказал Тимашук.
Вернулись за стол. Выпили.
* * *
И тут погас свет.
Тимашук кинулся к окну. Весь аэродром был погружен во тьму. Не горел ни один прожектор. В черноте ночи светились лишь габаритные огни и кабина тепловоза ремпоезда. Ни огонька на взлетно-посадочной полосе, ни одного освещенного окна.
Только через минуту замелькали, заметались карманные фонари.
— Сейчас включат резервную электростанцию, — сказал Тулин. — Норматив — три с половиной минуты.
Через три с половиной минуты резервная электростанция не заработала. Не заработала она и через полчаса. Капитан-железнодорожник смущенно откланялся.
Тулин и Тимашук при свете стеариновых свечей, как заговорщики, прошли в узел связи. Связь работала от аварийных аккумуляторов. Оперативный дежурный, дозвонился до энергетиков. Те сообщили: что-то на высоковольтной линии, ремонтная бригада уже выехала. Через сорок минут уточнили: на тридцатом километре взорвана одна из опор ЛЭП.
* * *
Еще через час выяснилось, почему не запускаются дизеля резервной электростанции.
Сообщение не удивило подполковника Тимашука: чего-то в этом роде он ждал.
Оказались подпиленными все трубки ТНВД — топливных насосов высокого давления. На двух дизелях трубки меняют, больше на складе нет, нужно выписывать из Читы.
Полковник Тулин матерился — беззвучно, словно читал молитву.
Дизеля наконец запустили. Лампочки горели вполнакала. Электрокраны и подъемники на эстакаде не работали: мощности станции не хватало. Когда восстановят ЛЭП, никто не знал. О разгрузке состава и погрузке «Мрии» вручную нечего было и думать.
Появился встревоженный Сивопляс, доложил: на полу в помещении резервной электростанции обнаружен инструмент, которым были подпилены трубки ТНВД.
Преступник, вероятно, обронил его в темноте.
Полковник Тулин и находившиеся в узле связи офицеры с недоумением смотрели на плоскую хромированную пластину странной формы. Они не знали, что это такое.
Тимашук знал. И Сивопляс знал.
— Серьезное дело, товарищ подполковник, — сказал он. — Чревато боком.
Тимашук кивнул. Серьезнее не бывает. Пластина была мини-ножом «Робинзон» из комплекта ножа выживания «Оборотень». Такие ножи выживания входят в штатное снаряжение диверсионных групп.
* * *
Тимашук связался с Москвой. Ермаков выслушал сообщение и приказал не отходить от телефона. Через пять минут раздался зуммер вызова.
— На линии генерал армии Г., — сообщил московский связист. — Говорите.
— Товарищ генерал армии, докладывает подполковник Тимашук… В трубке высокочастотной связи раздался пронзительный голос Г.:
— Ты, мать-перемать-распротак, чем там занят? Я тебе, так-перетак-растак, ноги выдергаю, если «Мрия» через час не взлетит! Я тебя, распроэдак-распротак-расперетак… через колено… оглоблей… «Долбаный козел! — тяжело подумал подполковник Тимашук. — Сидишь там в Москве, командуешь! Тебя бы самого сюда, мать твою!..»
Полковник, начальник штаба и оперативный дежурный внимательно слушали рулады козлиного генеральского баритона. На Тимашука старались не смотреть, отводили глаза. А молоденький лейтенант-связист даже раскрыл рот от изумления. Еще со школы он знал, что русский язык велик и могуч, но не подозревал, что настолько.
На Тимашука он смотрел с откровенным сочувствием и испугом. И этот взгляд что-то разрушил в душе подполковника. Все напряжение минувших полутора суток трансформировалось в лютую злобу.
— Долбаный козел! — рявкнул он. — Сам прилетай сюда и отправляй свою долбаную «Мрию»! Против меня действует диверсионный батальон, а ты мне про ноги выдергаю, разэдак-перетак и так!
Он коротко процитировал самого Г. и бросил трубку.
* * *
Воспоминания об уважении, с которым посмотрели на него офицеры, грело его сердце до самой смерти.
* * *
Через три минуты вновь прозвучал зуммер телефона спецсвязи.
— Докладывай, — приказал Г. — Со всеми подробностями.
Он выслушал, ни разу не перебив.
— Почему ты решил, что там батальон? — спросил Г., когда Тимашук умолк. — Сам сказал — пять спецовок.
— Пятеро не могут быть одновременно во всех местах. Слишком далеко. Плюс кто-то на передатчике. Плюс подстраховка. Пять человек не могут блокировать аэродром.
Не мне вам это объяснять. А они это сделали.
— Спокойно, подполковник, — приказал Г. — Не может там быть батальона. От силы — рота. А у тебя под ружьем полк. И сорок профи. Они одни двух батальонов стоят.
Не паникуй. Обнаружить помогу. Действуй спокойно. Хорошо бы хоть одного взять живым. Не получится — уничтожь всех. Надеюсь на тебя. Что хочешь делай, но «Мрия» должна взлететь!
Глава VIII
После всей этой беготни по долинам и по взгорьям у всех у нас ноги отваливались.
И то сказать: двадцать километров туда, двадцать обратно. И если часть пути туда мы проехали на дрезине, то назад пришлось пилить на своих двоих. И не по шпалам, а в обход, по нагорью, рискуя каждую минуту наскочить на растяжку. Да еще эта клятая брезентуха, складки которой натирали кожу даже сквозь шерстяное белье. Боцману с Доком, минировавшим ЛЭП, досталось и того больше — еще километров по десять.
Но все же самая трудная часть дела выпала Мухе. Мало того что ему нужно было незаметно добраться до Потапова — а это двадцать с лишним кэмэ, так еще нужно было незаметно вернуться, а затем инфильтроваться на территорию объекта. Я хотел послать с ним для страховки Артиста, но Муха воспротивился: он маленький, незаметный, очень безобидный. Очень. Справится. И справился. Когда под утро мы вернулись в блиндаж на горе, он уже был там, дрых без задних ног и даже легким шевеленьем не прореагировал на наше бесшумное появление. Правда, при выполнении задания он допустил оплошность и нажрался шашлыка от щедрот местного братана, которому впарил «лимонку». За что и был наказан жесточайшим поносом, который не могли утихомирить все запасы бисептола и активированного угля в наших аптечках.
Так что большую часть следующего дня он вынужден был провести не с нами, а в одиночестве в кустах, метрах в десяти от нашего лежбища. Но это выяснилось уже позже.
Мы влезли в камуфляжки из комплекта «Выдра-ЗМ», уютные, как домашняя пижама, выдавили в себя по тюбику сублимированного говна из боевого рациона питания и испытали полный кайф.
Не умеют люди ценить привычные радости жизни. Нет, не умеют. Вернуться после работы домой, переодеться, поужинать и залечь на диване с газетой или включить телевизор. Что может быть лучше? Даже если дом — яма между камней, ужин — тюбик безвкусной пасты, а телевизор — бинокль БН-2, в окулярах которого неторопливо разворачивается действо; которое можно было бы назвать «кино не для всех».
Одно время по телевизору часто крутили такое кино. Отнеся себя, как и всякий интеллигентный человек, к тем самым избранным, которым адресована эта рубрика, я честно высиживал перед экраном, пока не убедился, что все-таки не настолько интеллигентен и не настолько избран. Недоизбран.
Грустно, но факт. Моего культурного уровня явно не хватало, чтобы оценить тайные достоинства этих кинематографических шедевров. «Кино не для нас». А вот оценить то, что происходило внизу, на пространстве аэродрома, — на это моего культурного уровня хватало. Это кино было для нас. И хотя мы наблюдали его с первой минуты, зрелище не утрачивало своей захватывающей увлекательности.
И то сказать: двадцать километров туда, двадцать обратно. И если часть пути туда мы проехали на дрезине, то назад пришлось пилить на своих двоих. И не по шпалам, а в обход, по нагорью, рискуя каждую минуту наскочить на растяжку. Да еще эта клятая брезентуха, складки которой натирали кожу даже сквозь шерстяное белье. Боцману с Доком, минировавшим ЛЭП, досталось и того больше — еще километров по десять.
Но все же самая трудная часть дела выпала Мухе. Мало того что ему нужно было незаметно добраться до Потапова — а это двадцать с лишним кэмэ, так еще нужно было незаметно вернуться, а затем инфильтроваться на территорию объекта. Я хотел послать с ним для страховки Артиста, но Муха воспротивился: он маленький, незаметный, очень безобидный. Очень. Справится. И справился. Когда под утро мы вернулись в блиндаж на горе, он уже был там, дрых без задних ног и даже легким шевеленьем не прореагировал на наше бесшумное появление. Правда, при выполнении задания он допустил оплошность и нажрался шашлыка от щедрот местного братана, которому впарил «лимонку». За что и был наказан жесточайшим поносом, который не могли утихомирить все запасы бисептола и активированного угля в наших аптечках.
Так что большую часть следующего дня он вынужден был провести не с нами, а в одиночестве в кустах, метрах в десяти от нашего лежбища. Но это выяснилось уже позже.
Мы влезли в камуфляжки из комплекта «Выдра-ЗМ», уютные, как домашняя пижама, выдавили в себя по тюбику сублимированного говна из боевого рациона питания и испытали полный кайф.
Не умеют люди ценить привычные радости жизни. Нет, не умеют. Вернуться после работы домой, переодеться, поужинать и залечь на диване с газетой или включить телевизор. Что может быть лучше? Даже если дом — яма между камней, ужин — тюбик безвкусной пасты, а телевизор — бинокль БН-2, в окулярах которого неторопливо разворачивается действо; которое можно было бы назвать «кино не для всех».
Одно время по телевизору часто крутили такое кино. Отнеся себя, как и всякий интеллигентный человек, к тем самым избранным, которым адресована эта рубрика, я честно высиживал перед экраном, пока не убедился, что все-таки не настолько интеллигентен и не настолько избран. Недоизбран.
Грустно, но факт. Моего культурного уровня явно не хватало, чтобы оценить тайные достоинства этих кинематографических шедевров. «Кино не для нас». А вот оценить то, что происходило внизу, на пространстве аэродрома, — на это моего культурного уровня хватало. Это кино было для нас. И хотя мы наблюдали его с первой минуты, зрелище не утрачивало своей захватывающей увлекательности.