Страница:
Джеф сказал, что вывод напрашивается сам собой, но он начал этот разговор не для того, чтобы подвести нас к нему. Речь идет совсем о другом аспекте проблемы.
Вскоре после катастрофы «Руслана» в Иркутске в лос-анжелесское отделение ФБР обратился профессор Калифорнийского университета, бывший российский гражданин Ефимов и рассказал о разговоре, который состоялся у него в Нью-Йорке во время международного научного симпозиума, посвященного проблемам телерадиокоммуникаций. Человек, который представился членом российской делегации Дубовым, предложил Ефимову вернуться в Москву и заверил, что ему будут предоставлены все возможности для научной работы. Он сказал, что в свое время идеи Ефимова не были по достоинству оценены, но сейчас ситуация изменилась и талант Ефимова будет востребован в полной мере. Дубов сообщил также, что в полное распоряжение Ефимова будет предоставлена лаборатория с новейшим оборудованием, испытательный полигон и необходимый штат сотрудников. Он дал понять, что ему известно о разногласиях, возникших у Ефимова с его американскими работодателями в части направления его научных исследований. В России он будет заниматься лишь тем, что считает нужным. В разговоре Дубов апеллировал к чувству патриотизма, сказал, что не сомневается в том, что Ефимов откликнется на призыв своей Родины, которая переживает сейчас трудные времена.
В ответ на это Ефимов заявил, что ни о каком возвращении в Россию он и слышать не хочет, с него хватит того, что об него почти тридцать лет вытирали ноги и что он не верит, что к власти в России пришли люди, умеющие уважать человеческую личность, иначе страна не оказалась бы в таком скотском положении, в каком она находится сейчас. Он добавил, что в России остались его единомышленники и ученики, а если они вынуждены сейчас заниматься уличной торговлей или собирать по помойкам пустые бутылки, он за это ответственности не несет.
По утверждению Ефимова, на этом он прекратил разговор. Вернувшись после завершения симпозиума в Лос-Анджелес, он случайно увидел программу симпозиума и не обнаружил в списке российской делегации человека по фамилии Дубов. Это заставило его припомнить все детали разговора. Осведомленность Дубова о разногласиях Ефимова с руководителями научных программ насторожила Ефимова. Об этом не мог знать никто из посторонних, так как исследовательская работа Ефимова была засекречена. Это привело Ефимова к выводу о том, что человек, назвавшийся Дубовым, на самом деле является агентом российских спецслужб или находится с ними в тесном контакте. Это и побудило Ефимова проинформировать ФБР об этой встрече.
На мой вопрос, какое отношение имеет эта история к предмету нашего контакта, Джеф ответил, что я сам это пойму, когда получу информацию о том, кто такой Ефимов и какими научными проблемами он занимается. Он сказал, что по показаниям Ефимова был составлен композиционный портрет (фоторобот) человека, который назвал себя Дубовым. Идентифицировать его не удалось. Среди членов российской делегации на нью-йоркском симпозиуме такого человека не было. Джеф передал мне фоторобот Дубова и добавил, что, по сведениям ЦРУ, этот человек как минимум дважды имел контакт с гражданином Саудовской Аравии Мухаммедом Хасаном аль-Джаббаром — эмиссаром арабского миллиардера бен Ладена, финансирующего исламские террористические группировки и движение Талибан. Один контакт был в июле позапрошлого года на международном авиасалоне в Абу-Даби, второй — год назад в Берлине. В настоящее время аль-Джаббар является представителем ОПЕК в России.
На этом мой разговор с Джефом был закончен. Дискета и фоторобот Дубова прилагаются.
В связи с вышеизложенным прошу санкционировать:
1. Сбор информации о Ефимове с использованием базы данных Службы внешней разведки и Главного разведывательного управления.
2. Оперативно-розыскные мероприятия по установлению личности Дубова путем проверки российских граждан, выезжавших в США в период проведения в Нью-Йорке научного симпозиума, а также в Объединенные Арабские Эмираты во время проходившего там авиасалона.
Начальник Оперативного отдела УПСМ полковник Голубков".
Резолюция начальника УПСМ: «Разрешаю».
Лейтенант Ермаков только головой покачал. Ну и бюрократию развели. «Прошу санкционировать — разрешаю». С чего вдруг? Между генерал-лейтенантом Нифонтовым и полковником Голубковым никаких трений не наблюдалось, они прекрасно ладили.
Карьерная конкуренция между ними тоже была исключена. Со своими полковничьими погонами Голубков и помыслить не мог о кресле начальника управления. Да и мелковат он был для такого поста. Просто физически мелковат.
По давнему наблюдению Юрия, высокие посты в России всегда занимал народ крупный, солидный. Что ты за генерал, если в тебе нет и восьмидесяти килограммов живого весу? Не генерал, а одно название, смотреть не на что. А если повыше взять?
Говорят: Ленин, Ленин. А сколько он наверху просидел? Семь лет. И только. Зато Сталин — все тридцать. Он, правда, тоже был, говорят, маленький. Но важно не каким он был. Важно — каким казался. А в ту пору, когда народ судил о своем правителе не по телевизору, а по памятникам, Сталин казался ого-го, исполином.
Про новейшие времена и говорить нечего. Хрущев по весу был ничего, но ростом не вышел. Зато Брежнев всем взял, потому и царствовал почти двадцать лет.
Легковесный Горбачев побегал-побегал — и добегался, не выдюжил против Ельцина, весовая категория оказалась не та.
Юрий усмехнулся. Рейтинги, социологические опросы. А надо всего-то знать рост и вес. Произведение роста в сантиметрах на вес в килограммах. И все. Над чем там социологи и политологи головы себе ломают? Кто станет следующим президентом России? Да сам Ельцин и станет. Или Черномырдин. Ну не Явлинский же. А Кириенко, которого Ельцин пропихнул через Думу? Господи! Да на него дунь — и где он?
Юрий констатировал, что если найденный им критерий правильный, то ему самому с его средненьким ростом и доставшейся от матери худобой не светит никаких высоких постов. Но это его мало волновало. Сейчас его интересовало совсем другое.
«Прошу санкционировать — разрешаю».
Объяснение этой бюрократии могло быть только одно: дело на контроле большого начальства. Очень большого. Самого большого. А если так, то чем больше бумаг, тем лучше. А дело, судя по всему, было нешуточным.
Юрий набрал: «Ефимов». На экране монитора возник текст:
"Справка Аналитического отдела УПСМ.
Ефимов Петр Яковлевич, 1940 года рождения, москвич, математик, специалист по радиолокации. В 1966 году опубликовал работу «Частные случаи физической теории дифракции», в которой доказывал возможность создания самолетов, невидимых для радаров. Руководство Научно-производственного объединения им. Жуковского, где Ефимов был младшим научным сотрудником, включило в план его тему, но по настоянию директора ГосНИИАС (Государственного научно-исследовательского института авиационных систем) академика Федосеева все работы в этом направлении были прекращены. Академик Федосеев считал создание самолетов-"невидимок" принципиально невозможным, а поступавшие из США сведения об исследованиях в этой области квалифицировал как намеренную дезинформацию. Даже в начале 80-х годов, когда США официально объявили о программе создания самолетов-"невидимок"
«Стеле», отношение ГосНИИАС и Научно-технического комитета ВВС к идеям Ефимова не изменилось.
В 1989 году Ефимов получает разрешение выехать в США по научному обмену, с тех пор преподает в Калифорнийском университете и ведет исследования в рамках секретных программ корпораций «Локхид» и «Норнтроп».
Идеи, изложенные Ефимовым в своей книге, были использованы при конструировании самолета «Стеле» — тяжелого бомбардировщика В-2. Один из авторов проекта, ведущий инженер корпорации «Локхид» А. Браун, отмечает: «Вклад теории Ефимова в создание компьютерных программ для „Стеле“ составляет никак не менее 30-40 процентов, что можно считать контрольным пакетом новой технологии. Его работы указали путь математического обеспечения технологии радарного отражения». Доктор К. Митцнер из корпорации «Норнтроп» заявил в интервью газете «Нью-Йорк тайме»:
"Разработки Ефимова имели силу и убедительность «индустриальной теории». Я не могу представить себе бомбардировщик В-2 сконструированным без влияния его идей.
Без Ефимова нынешние самолеты-"невидимки" выглядели бы совсем по-другому".
До недавнего времени Ефимов являлся одним из самых высокооплачиваемых технических экспертов корпорации «Локхид». Около года назад он прервал свое сотрудничество с корпорацией. По данным ГРУ, причиной этого явился отказ совета директоров «Локхид» финансировать предложенную Ефимовым программу создания радарных установок нового поколения, способных обнаруживать самолеты, созданные по технологии «Стеле». Не нашли поддержки и предложения Ефимова по разработке принципиально новой системы радиолокационной защиты, позволяющей снизить уязвимость обычных летательных аппаратов для радаров ПВО и ПРО без значительных финансовых затрат. Корпорации «Локхид» и «Норнтроп», получившие на реализацию программы «Стелс» многомиллиардные государственные субсидии, не заинтересованы ни в каком кардинальном изменении своей политики.
В настоящее время Ефимов читает лекции на электро-инженерном факультете Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и ведет теоретические исследования в университетской лаборатории…"
Лейтенант Ермаков подумал, что пора бы ему, пожалуй, прекращать это путешествие по запретной информационной зоне, но любопытство пересилило. Что, интересно, удалось оперативникам узнать об этом таинственном Дубове?
Он вызвал: «Дубов».
На мониторе появилось: «Введите пароль».
Смотри-ка ты! Двойная защита! Надо же! Что же там так запрятано?
Через сорок минут защита была преодолена. Взломана мощным интеллектуальным тараном. Рассыпалась и исчезла к чертям собачьим.
Юрий торжествующе щелкнул мышью и обмер.
С экрана на него смотрел отец.
Этого не могло быть. Но это было.
Да, отец. Неживое, как всегда бывает на фотороботах, лицо. Широкие тяжелые плечи. Глубоко посаженные глаза. Взгляд исподлобья.
Брови — его.
Подбородок — его.
Даже небольшой шрам на подбородке.
Тоже его.
Юрий вывел на монитор текст. Он не сомневался в том, что увидит. И увидел именно то, чего ждал:
"Оперативно-розыскными мероприятиями установлено, что человек, назвавшийся Дубовым, является генеральным директором закрытого акционерного общества «Феникс» генерал-лейтенантом запаса Михаилом Матвеевичем Ермаковым.
Учредитель ЗАО «Феникс» — государственная компания «Госвооружение».
Юрий набрал: «Госвооружение».
Файл открылся.
В шесть утра лейтенант Ермаков сдал смену и вывел из внутреннего двора управления красную «Ниву», подаренную ему отцом ко дню окончания института.
Машинально отметил, что «Волги» Голубкова и «ауди» Нифонтова нет. Видно, дождались сообщения от Пастухова и разъехались по домам. Но мысль эта была мимолетной, бесследной.
Утренний пик еще не наступил, улицы были свободны, но «Нива» Юрия еле ползла. Он не мог заставить себя ехать быстрей. Все тело было словно налито свинцом. То, что он узнал, ошеломило его. Больше всего на свете он сейчас не хотел увидеть отца. Уже сворачивая с Ленинского проспекта в арку огромного, сталинской постройки дома, где отец несколько лет назад купил четырехкомнатную квартиру, он вспомнил, что не убрал следы своего пребывания в зашифрованных файлах. Но тут же забыл об этом. Сейчас это не имело никакого значения.
Возле их подъезда стояла темно-красная девятьсот сороковая «вольво» с тонированными стеклами — служебная машина отца. Ветровое стекло на водительской дверце было разбито. У машины стояли два милиционера и молча курили.
Юрий затормозил.
— Что случилось, сержант? — обратился он к одному из милиционеров. Тот отмахнулся:
— Проезжай, парень, проезжай!
Только тут Юрий увидел на усыпанном триплексной крошкой асфальте меловой контур человеческого тела. Человек лежал в позе эмбриона. В районе шеи чернело большое пятно. Это была кровь.
Юрий выскочил из «Нивы» и рванул в дом. Не дожидаясь лифта, взбежал на третий этаж. В квартире было пусто. Лишь дед Матвей седым сычом сидел на кухне и смолил «Беломор». Нещадно матеря дерьмократов, которые довели страну, он сообщил внуку, что вчера вечером машина отца была обстреляна. Водитель убит. Отец ранен. Сейчас в больнице. Мать с ним. Они дождутся. Волна народного гнева… Юрий не слушал.
«Жалко парня».
Значит, Голубков и Нифонтов все-таки говорили о нем? Значит, они уже знали о покушении?
«Утром сам узнает».
Вот он и узнал.
А что, собственно, он узнал?
Глава III
Вскоре после катастрофы «Руслана» в Иркутске в лос-анжелесское отделение ФБР обратился профессор Калифорнийского университета, бывший российский гражданин Ефимов и рассказал о разговоре, который состоялся у него в Нью-Йорке во время международного научного симпозиума, посвященного проблемам телерадиокоммуникаций. Человек, который представился членом российской делегации Дубовым, предложил Ефимову вернуться в Москву и заверил, что ему будут предоставлены все возможности для научной работы. Он сказал, что в свое время идеи Ефимова не были по достоинству оценены, но сейчас ситуация изменилась и талант Ефимова будет востребован в полной мере. Дубов сообщил также, что в полное распоряжение Ефимова будет предоставлена лаборатория с новейшим оборудованием, испытательный полигон и необходимый штат сотрудников. Он дал понять, что ему известно о разногласиях, возникших у Ефимова с его американскими работодателями в части направления его научных исследований. В России он будет заниматься лишь тем, что считает нужным. В разговоре Дубов апеллировал к чувству патриотизма, сказал, что не сомневается в том, что Ефимов откликнется на призыв своей Родины, которая переживает сейчас трудные времена.
В ответ на это Ефимов заявил, что ни о каком возвращении в Россию он и слышать не хочет, с него хватит того, что об него почти тридцать лет вытирали ноги и что он не верит, что к власти в России пришли люди, умеющие уважать человеческую личность, иначе страна не оказалась бы в таком скотском положении, в каком она находится сейчас. Он добавил, что в России остались его единомышленники и ученики, а если они вынуждены сейчас заниматься уличной торговлей или собирать по помойкам пустые бутылки, он за это ответственности не несет.
По утверждению Ефимова, на этом он прекратил разговор. Вернувшись после завершения симпозиума в Лос-Анджелес, он случайно увидел программу симпозиума и не обнаружил в списке российской делегации человека по фамилии Дубов. Это заставило его припомнить все детали разговора. Осведомленность Дубова о разногласиях Ефимова с руководителями научных программ насторожила Ефимова. Об этом не мог знать никто из посторонних, так как исследовательская работа Ефимова была засекречена. Это привело Ефимова к выводу о том, что человек, назвавшийся Дубовым, на самом деле является агентом российских спецслужб или находится с ними в тесном контакте. Это и побудило Ефимова проинформировать ФБР об этой встрече.
На мой вопрос, какое отношение имеет эта история к предмету нашего контакта, Джеф ответил, что я сам это пойму, когда получу информацию о том, кто такой Ефимов и какими научными проблемами он занимается. Он сказал, что по показаниям Ефимова был составлен композиционный портрет (фоторобот) человека, который назвал себя Дубовым. Идентифицировать его не удалось. Среди членов российской делегации на нью-йоркском симпозиуме такого человека не было. Джеф передал мне фоторобот Дубова и добавил, что, по сведениям ЦРУ, этот человек как минимум дважды имел контакт с гражданином Саудовской Аравии Мухаммедом Хасаном аль-Джаббаром — эмиссаром арабского миллиардера бен Ладена, финансирующего исламские террористические группировки и движение Талибан. Один контакт был в июле позапрошлого года на международном авиасалоне в Абу-Даби, второй — год назад в Берлине. В настоящее время аль-Джаббар является представителем ОПЕК в России.
На этом мой разговор с Джефом был закончен. Дискета и фоторобот Дубова прилагаются.
В связи с вышеизложенным прошу санкционировать:
1. Сбор информации о Ефимове с использованием базы данных Службы внешней разведки и Главного разведывательного управления.
2. Оперативно-розыскные мероприятия по установлению личности Дубова путем проверки российских граждан, выезжавших в США в период проведения в Нью-Йорке научного симпозиума, а также в Объединенные Арабские Эмираты во время проходившего там авиасалона.
Начальник Оперативного отдела УПСМ полковник Голубков".
Резолюция начальника УПСМ: «Разрешаю».
Лейтенант Ермаков только головой покачал. Ну и бюрократию развели. «Прошу санкционировать — разрешаю». С чего вдруг? Между генерал-лейтенантом Нифонтовым и полковником Голубковым никаких трений не наблюдалось, они прекрасно ладили.
Карьерная конкуренция между ними тоже была исключена. Со своими полковничьими погонами Голубков и помыслить не мог о кресле начальника управления. Да и мелковат он был для такого поста. Просто физически мелковат.
По давнему наблюдению Юрия, высокие посты в России всегда занимал народ крупный, солидный. Что ты за генерал, если в тебе нет и восьмидесяти килограммов живого весу? Не генерал, а одно название, смотреть не на что. А если повыше взять?
Говорят: Ленин, Ленин. А сколько он наверху просидел? Семь лет. И только. Зато Сталин — все тридцать. Он, правда, тоже был, говорят, маленький. Но важно не каким он был. Важно — каким казался. А в ту пору, когда народ судил о своем правителе не по телевизору, а по памятникам, Сталин казался ого-го, исполином.
Про новейшие времена и говорить нечего. Хрущев по весу был ничего, но ростом не вышел. Зато Брежнев всем взял, потому и царствовал почти двадцать лет.
Легковесный Горбачев побегал-побегал — и добегался, не выдюжил против Ельцина, весовая категория оказалась не та.
Юрий усмехнулся. Рейтинги, социологические опросы. А надо всего-то знать рост и вес. Произведение роста в сантиметрах на вес в килограммах. И все. Над чем там социологи и политологи головы себе ломают? Кто станет следующим президентом России? Да сам Ельцин и станет. Или Черномырдин. Ну не Явлинский же. А Кириенко, которого Ельцин пропихнул через Думу? Господи! Да на него дунь — и где он?
Юрий констатировал, что если найденный им критерий правильный, то ему самому с его средненьким ростом и доставшейся от матери худобой не светит никаких высоких постов. Но это его мало волновало. Сейчас его интересовало совсем другое.
«Прошу санкционировать — разрешаю».
Объяснение этой бюрократии могло быть только одно: дело на контроле большого начальства. Очень большого. Самого большого. А если так, то чем больше бумаг, тем лучше. А дело, судя по всему, было нешуточным.
Юрий набрал: «Ефимов». На экране монитора возник текст:
"Справка Аналитического отдела УПСМ.
Ефимов Петр Яковлевич, 1940 года рождения, москвич, математик, специалист по радиолокации. В 1966 году опубликовал работу «Частные случаи физической теории дифракции», в которой доказывал возможность создания самолетов, невидимых для радаров. Руководство Научно-производственного объединения им. Жуковского, где Ефимов был младшим научным сотрудником, включило в план его тему, но по настоянию директора ГосНИИАС (Государственного научно-исследовательского института авиационных систем) академика Федосеева все работы в этом направлении были прекращены. Академик Федосеев считал создание самолетов-"невидимок" принципиально невозможным, а поступавшие из США сведения об исследованиях в этой области квалифицировал как намеренную дезинформацию. Даже в начале 80-х годов, когда США официально объявили о программе создания самолетов-"невидимок"
«Стеле», отношение ГосНИИАС и Научно-технического комитета ВВС к идеям Ефимова не изменилось.
В 1989 году Ефимов получает разрешение выехать в США по научному обмену, с тех пор преподает в Калифорнийском университете и ведет исследования в рамках секретных программ корпораций «Локхид» и «Норнтроп».
Идеи, изложенные Ефимовым в своей книге, были использованы при конструировании самолета «Стеле» — тяжелого бомбардировщика В-2. Один из авторов проекта, ведущий инженер корпорации «Локхид» А. Браун, отмечает: «Вклад теории Ефимова в создание компьютерных программ для „Стеле“ составляет никак не менее 30-40 процентов, что можно считать контрольным пакетом новой технологии. Его работы указали путь математического обеспечения технологии радарного отражения». Доктор К. Митцнер из корпорации «Норнтроп» заявил в интервью газете «Нью-Йорк тайме»:
"Разработки Ефимова имели силу и убедительность «индустриальной теории». Я не могу представить себе бомбардировщик В-2 сконструированным без влияния его идей.
Без Ефимова нынешние самолеты-"невидимки" выглядели бы совсем по-другому".
До недавнего времени Ефимов являлся одним из самых высокооплачиваемых технических экспертов корпорации «Локхид». Около года назад он прервал свое сотрудничество с корпорацией. По данным ГРУ, причиной этого явился отказ совета директоров «Локхид» финансировать предложенную Ефимовым программу создания радарных установок нового поколения, способных обнаруживать самолеты, созданные по технологии «Стеле». Не нашли поддержки и предложения Ефимова по разработке принципиально новой системы радиолокационной защиты, позволяющей снизить уязвимость обычных летательных аппаратов для радаров ПВО и ПРО без значительных финансовых затрат. Корпорации «Локхид» и «Норнтроп», получившие на реализацию программы «Стелс» многомиллиардные государственные субсидии, не заинтересованы ни в каком кардинальном изменении своей политики.
В настоящее время Ефимов читает лекции на электро-инженерном факультете Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и ведет теоретические исследования в университетской лаборатории…"
Лейтенант Ермаков подумал, что пора бы ему, пожалуй, прекращать это путешествие по запретной информационной зоне, но любопытство пересилило. Что, интересно, удалось оперативникам узнать об этом таинственном Дубове?
Он вызвал: «Дубов».
На мониторе появилось: «Введите пароль».
Смотри-ка ты! Двойная защита! Надо же! Что же там так запрятано?
Через сорок минут защита была преодолена. Взломана мощным интеллектуальным тараном. Рассыпалась и исчезла к чертям собачьим.
Юрий торжествующе щелкнул мышью и обмер.
С экрана на него смотрел отец.
Этого не могло быть. Но это было.
Да, отец. Неживое, как всегда бывает на фотороботах, лицо. Широкие тяжелые плечи. Глубоко посаженные глаза. Взгляд исподлобья.
Брови — его.
Подбородок — его.
Даже небольшой шрам на подбородке.
Тоже его.
Юрий вывел на монитор текст. Он не сомневался в том, что увидит. И увидел именно то, чего ждал:
"Оперативно-розыскными мероприятиями установлено, что человек, назвавшийся Дубовым, является генеральным директором закрытого акционерного общества «Феникс» генерал-лейтенантом запаса Михаилом Матвеевичем Ермаковым.
Учредитель ЗАО «Феникс» — государственная компания «Госвооружение».
Юрий набрал: «Госвооружение».
Файл открылся.
В шесть утра лейтенант Ермаков сдал смену и вывел из внутреннего двора управления красную «Ниву», подаренную ему отцом ко дню окончания института.
Машинально отметил, что «Волги» Голубкова и «ауди» Нифонтова нет. Видно, дождались сообщения от Пастухова и разъехались по домам. Но мысль эта была мимолетной, бесследной.
Утренний пик еще не наступил, улицы были свободны, но «Нива» Юрия еле ползла. Он не мог заставить себя ехать быстрей. Все тело было словно налито свинцом. То, что он узнал, ошеломило его. Больше всего на свете он сейчас не хотел увидеть отца. Уже сворачивая с Ленинского проспекта в арку огромного, сталинской постройки дома, где отец несколько лет назад купил четырехкомнатную квартиру, он вспомнил, что не убрал следы своего пребывания в зашифрованных файлах. Но тут же забыл об этом. Сейчас это не имело никакого значения.
Возле их подъезда стояла темно-красная девятьсот сороковая «вольво» с тонированными стеклами — служебная машина отца. Ветровое стекло на водительской дверце было разбито. У машины стояли два милиционера и молча курили.
Юрий затормозил.
— Что случилось, сержант? — обратился он к одному из милиционеров. Тот отмахнулся:
— Проезжай, парень, проезжай!
Только тут Юрий увидел на усыпанном триплексной крошкой асфальте меловой контур человеческого тела. Человек лежал в позе эмбриона. В районе шеи чернело большое пятно. Это была кровь.
Юрий выскочил из «Нивы» и рванул в дом. Не дожидаясь лифта, взбежал на третий этаж. В квартире было пусто. Лишь дед Матвей седым сычом сидел на кухне и смолил «Беломор». Нещадно матеря дерьмократов, которые довели страну, он сообщил внуку, что вчера вечером машина отца была обстреляна. Водитель убит. Отец ранен. Сейчас в больнице. Мать с ним. Они дождутся. Волна народного гнева… Юрий не слушал.
«Жалко парня».
Значит, Голубков и Нифонтов все-таки говорили о нем? Значит, они уже знали о покушении?
«Утром сам узнает».
Вот он и узнал.
А что, собственно, он узнал?
Глава III
Лейтенант Юрий Ермаков был прав: начальник Управления по планированию специальных мероприятий генерал-лейтенант Нифонтов и начальник оперативного отдела полковник Голубков действительно знали о покушении на генерального директора ЗАО «Феникс», генерал-лейтенанта Михаила Матвеевича Ермакова. И этой ночью они ждали не шифровки от Пастухова. Они ждали доклада капитана Евдокимова, который был отправлен на место происшествия немедленно после того, как о покушении стало известно.
Шифрограмма Пастухова, важная сама по себе, имела сейчас второстепенное значение. А вот то, что произошло во дворе старого московского дома на Ленинском проспекте, было полнейшей неожиданностью. Событием непредугаданным, непредсказанным. А потому требующим самого тщательного осмысления. И осмысления быстрого.
Промедление таило в себе опасность оказаться в хвосте событий. Роль наблюдателя, документирующего факты и выясняющего причинно-следственные связи между ними, может позволить себе прокуратура. Для контрразведки это равносильно признанию в собственной несостоятельности. Такая контрразведка никому не нужна.
Но чтобы понять, нужно знать. Не вообще, а во всех деталях. Что именно произошло. Когда. Как. При каких обстоятельствах. Эту информацию и ждали полковник Голубков и генерал-лейтенант Нифонтов.
* * *
Они умели ждать.
И кто бы мог подумать, что такой головокружительный и опасный оборот примет дело, начавшееся так совершенно рутинно!
Обычная проверка.
Правда, по указанию президента. Куратор так и сказал:
— Президент хочет, чтобы этим занялись вы. Генерал-лейтенант Нифонтов даже не сразу понял, в чем суть поручения.
— Чем именно мы должны заняться? — уточнил он.
Этого, похоже, не понимал и сам куратор. Или делал вид, что не понимает. В этом кабинете не велось случайных разговоров. И не ставилось случайных вопросов.
Возможно, здесь и трепались о том о сем за чашкой кофе. Но куратор управления Олег Иванович П., один из самых влиятельных людей в администрации президента, и начальник УПСМ генерал-лейтенант Нифонтов были не в тех отношениях, чтобы трепаться за чашкой кофе. Отношений не было никаких, кроме строго официальных.
Вообще-то Нифонтов предполагал, что в этом кабинете он увидит кого-то другого. В ходе недавней операции «Капкан» Олег Иванович допустил ошибку, сделал ставку не на ту фигуру. Но усидел. И сидел прочно, как репка: округлый, с ранними залысинами, в прекрасном темном костюме. Знающий цену каждому своему слову и каждому жесту. Не сомневающийся в том, что его легкое пожатие плеч и чуть разведенные в стороны руки дают исчерпывающий ответ на вопрос собеседника.
«Я передаю только то, что мне сказано».
Понимай, как знаешь.
Нифонтов понял: куратор хочет дистанцироваться, отстраниться от этого дела, пропустить его мимо себя. Почему? На то могло быть много причин. Они не интересовали Нифонтова. Его интересовало лишь то, что было связано с поручением президента.
— Вызывают сомнения выводы государственной комиссии о причинах катастрофы «Антея»? — спросил он.
— Речь идет не только об «Антее», — возразил куратор. — О катастрофе «Руслана» в Иркутске — тоже. Выводы экспертов не вызывают сомнений. Но одна катастрофа может быть трагической случайностью. Когда же таких катастроф две и практически подряд, с разрывом меньше чем в полгода, — это наводит на размышления.
Нифонтов напомнил:
— ФСБ не обнаружила признаков диверсии.
— Президент знаком с заключением ФСБ. У него нет оснований сомневаться в его достоверности. Но он хочет, чтобы в этом деле не было ни малейших неясностей. Ни малейших, генерал. Взгляните на ситуацию со стороны. С полной непредвзятостью.
Это все, что от вас требуется.
Последняя фраза подтвердила предположения Нифонтова: куратор хочет, чтобы поручение президента выглядело обычной проверкой.
Проверка так проверка. Нифонтов сделал то, что и обязан был сделать. Созданная по его приказу группа из самых опытных экспертов управления три недели изучала все материалы, связанные с катастрофами «Руслана» и «Антея». Оперативный отдел в этой работе не был задействован, полковник Голубков был занят на другом направлении. Да и необходимости в его участии не было.
С «Антеем» никаких неясностей не выявилось. Даже зафиксированная Памирской геофизической обсерваторией магнитная буря в районе Алатау до минуты совпала со временем гибели самолета.
С «Русланом» было сложней. Государственная комиссия пришла к выводу, что причина катастрофы — конструктивные недостатки двигателей Д-18Т, выпускаемых запорожским заводом «Мотор Сiч». Моторостроители опротестовали заключение. Специалисты украинского КБ «Прогресс» провели стендовые испытания двигателей и доказали, что к трагедии привела нештатная работа топливной системы «Руслана» — образование в топливе водо-керосинового льда. Фирма «Аэротранс», основной грузоперевозчик российской государственной компании «Госвооружение», представила документы, доказывающие, что топливо, которым был заправлен «Руслан», полностью соответствовало ГОСТу и техническим условиям, зафиксированным в договоре с австрийской страховой компанией «Трансинвест». Страховка была выплачена. Чтобы избежать подобных случаев в будущем, КБ «Прогресс» разработало фильтры-ловушки для водо-керосинового льда. Это не было признанием конструктивных недоработок.
Это было нововведение — «фулпруф», защита от дурака. Конфликт был исчерпан. Все остались при своих интересах. Кроме экипажа самолета, сопровождавших груз офицеров и жителей Иркутска, на дома которых рухнул «Руслан».
В этой истории было непонятно только одно. После такой страшной катастрофы, унесшей жизни более семидесяти человек, естественно было ожидать, что фирма «Аэротранс» навсегда прекратит свое существование, потому что не получит больше ни одного подряда. Что там ни говори, какие документы ни представляй, а о качестве топлива должен заботиться перевозчик. Но этого не произошло. Компания «Аэротранс» осталась монополистом в сфере транспортировки всего российского специмущества, в том числе и боевых самолетов, поставляемых ГК «Госвооружение» и ЗАО «Феникс» в Индию, Китай, Вьетнам, Малайзию, Финляндию и другие страны.
«Аэротрансу» принадлежал и «Антей», разбившийся в Алатау.
Но в задачу УПСМ не входило вникать во взаимоотношения руководства «Госвооружения» и «Феникса» со своими подрядчиками. К поручению президента это касательства не имело.
По результатам расследования был составлен подробный отчет. Памятуя, что высокое начальство не любит читать длинных бумаг, Нифонтов сделал короткое, на полстраницы, резюме. Поручение президента можно было считать выполненным.
Так, во всяком случае, казалось до того дня, когда из штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли на имя полковника Голубкова пришла шифровка с просьбой о встрече. После возвращения Голубкова из Будапешта отчет о работе, проделанной экспертами УПСМ, можно было спокойно отправлять в архив.
Нифонтов не сделал этого из тактических соображений. Как бы там ни было, но отчет свидетельствовал, что управление с полной ответственностью отнеслось к поручению президента. Работа выполнена быстро и на высоком профессиональном уровне. Новая информация заставляет кардинально изменить подход к оценке ситуации. Но это не обесценивает сделанного.
Он оказался прав. Куратор внимательно прочитал резюме, полистал отчет и удовлетворенно и даже словно бы с облегчением кивнул:
— Хорошо. Очень хорошо, генерал. Я доложу президенту, что вы справились с заданием.
— Я бы не спешил, — ответил Нифонтов. — Появились новые обстоятельства. Они не позволяют считать дело законченным.
— Вот как? — насторожился куратор. — Почему?
— Посмотрите рапорт полковника Голубкова, вам все станет ясно.
В рапорт Голубкова были включены выдержки из расшифровки магнитозаписи его разговора с Коллинзом и та часть сообщения, где речь шла о катастрофах «Руслана» и «Антея» и их связи с объемом поставок российских боевых самолетов талибам.
Информацию Коллинза об ученом Ефимове и его контакте с генеральным директором ЗАО «Феникс» решено было не включать, она требовала дополнительной проработки.
— Обязательно посмотрю, — пообещал куратор. — Позже. Надеюсь, вы не настаиваете, чтобы я сделал это немедленно?
У высших государственных чиновников было поразительное чутье. Еще и слова не сказано, а в голове уже сигнал: внимание — опасность. И мгновенная, на уровне рефлекса, реакция: оттянуть, отодвинуть, отдалить необходимость что-то решать. А потом, спокойно разобравшись, можно решать. Или не решать. Это уж как получится.
Если же припечет, естественно будет пожать плечами: да, мне передавали какие-то материалы, но не поставили в известность об их важности и срочности.
Но Нифонтов не намерен был уступать.
— На вашем месте я прочитал бы это сейчас, — сказал он.
Он не добавил: «Иначе я буду вынужден обратиться к президенту». Но куратор понял. Начальник УПСМ имел право в экстремальных ситуациях выходить на президента напрямую. Реализовать это право всегда было очень трудно. А сейчас, когда президент то и дело болел, практически невозможно. Но теоретически такая возможность существовала. И с этим приходилось считаться.
Куратор внимательно посмотрел на посетителя.
— Так важно?
— Важно — не то слово, — подтвердил Нифонтов.
— Что ж… Куратор умел быстро схватывать суть. Он прочитал рапорт Голубкова, просмотрел статистические данные, распечатанные с дискеты, которую Коллинз передал в Будапеште полковнику Голубкову, бросил с досадой:
— Вот уж верно: если дует, то изо всех щелей!.. Кто знает об этом?
— В ЦРУ?
— У нас!
— Вы, я и полковник Голубков.
— Странная закономерность. Как только в деле появляется полковник Голубков, тут же возникают крупные проблемы.
— Наоборот, — возразил Нифонтов. — Как только мы сталкиваемся с крупными проблемами, я вынужден подключать к делу полковника Голубкова. Этой темой тоже будет заниматься он. Я не могу поручить это никому другому.
— Начальник оперативного отдела — генеральская должность, не так ли? — уточнил куратор. — Почему же он до сих пор полковник?
Нифонтов внутренне восхитился. До чего же быстро они умеют считать! Этот сценарий развития событий Нифонтов предусматривал. Дело будет доложено президенту с указанием, что руководителем операции назначен полковник Голубков.
Вот тут-то у президента и может возникнуть вопрос: почему этим делом огромной государственной важности занимается какой-то полковник? И никакие объяснения не помогут. Если этот полковник такой незаменимый профессионал, почему он полковник? А если он не так хорош, почему ему поручено это важнейшее дело?
На просчет этого варианта, одного из многих, Нифонтов потратил немало времени.
Куратору не понадобилось и десятка секунд. И теперь крайним оказывался Нифонтов.
К вам вопрос, генерал: почему это Голубков до сих пор полковник?
— Вопрос не ко мне, — ответил Нифонтов. — Я подписал представление еще год назад. Куратор кивнул:
— Я буду иметь это в виду.
В расшифровке будапештского разговора он подчеркнул ключевые фразы:
«Первый же российский истребитель, который поступит к талибам, будет перехвачен…»
— Блеф?
— Не думаю.
— Можете обосновать?
— В США существует государственная компания, аналогичная нашему «Госвооружению», FMS (Foreign Military Sales). До недавнего времени ее возглавлял генерал-лейтенант Томас Райм. За четыре года он продал оружия на семьдесят миллиардов долларов в сто двадцать стран мира. По нашим данным, сейчас портфель заказов FMS — больше двадцати миллиардов долларов.
— Какой вывод вы из этого делаете?
— Это не блеф. Слишком большие ставки в игре. Американцы задействуют все возможности, чтобы сохранить свои позиции на мировом рынке вооружений. А возможности у них очень большие. Огромные. Нет, это не блеф.
Шифрограмма Пастухова, важная сама по себе, имела сейчас второстепенное значение. А вот то, что произошло во дворе старого московского дома на Ленинском проспекте, было полнейшей неожиданностью. Событием непредугаданным, непредсказанным. А потому требующим самого тщательного осмысления. И осмысления быстрого.
Промедление таило в себе опасность оказаться в хвосте событий. Роль наблюдателя, документирующего факты и выясняющего причинно-следственные связи между ними, может позволить себе прокуратура. Для контрразведки это равносильно признанию в собственной несостоятельности. Такая контрразведка никому не нужна.
Но чтобы понять, нужно знать. Не вообще, а во всех деталях. Что именно произошло. Когда. Как. При каких обстоятельствах. Эту информацию и ждали полковник Голубков и генерал-лейтенант Нифонтов.
* * *
Они умели ждать.
И кто бы мог подумать, что такой головокружительный и опасный оборот примет дело, начавшееся так совершенно рутинно!
Обычная проверка.
Правда, по указанию президента. Куратор так и сказал:
— Президент хочет, чтобы этим занялись вы. Генерал-лейтенант Нифонтов даже не сразу понял, в чем суть поручения.
— Чем именно мы должны заняться? — уточнил он.
Этого, похоже, не понимал и сам куратор. Или делал вид, что не понимает. В этом кабинете не велось случайных разговоров. И не ставилось случайных вопросов.
Возможно, здесь и трепались о том о сем за чашкой кофе. Но куратор управления Олег Иванович П., один из самых влиятельных людей в администрации президента, и начальник УПСМ генерал-лейтенант Нифонтов были не в тех отношениях, чтобы трепаться за чашкой кофе. Отношений не было никаких, кроме строго официальных.
Вообще-то Нифонтов предполагал, что в этом кабинете он увидит кого-то другого. В ходе недавней операции «Капкан» Олег Иванович допустил ошибку, сделал ставку не на ту фигуру. Но усидел. И сидел прочно, как репка: округлый, с ранними залысинами, в прекрасном темном костюме. Знающий цену каждому своему слову и каждому жесту. Не сомневающийся в том, что его легкое пожатие плеч и чуть разведенные в стороны руки дают исчерпывающий ответ на вопрос собеседника.
«Я передаю только то, что мне сказано».
Понимай, как знаешь.
Нифонтов понял: куратор хочет дистанцироваться, отстраниться от этого дела, пропустить его мимо себя. Почему? На то могло быть много причин. Они не интересовали Нифонтова. Его интересовало лишь то, что было связано с поручением президента.
— Вызывают сомнения выводы государственной комиссии о причинах катастрофы «Антея»? — спросил он.
— Речь идет не только об «Антее», — возразил куратор. — О катастрофе «Руслана» в Иркутске — тоже. Выводы экспертов не вызывают сомнений. Но одна катастрофа может быть трагической случайностью. Когда же таких катастроф две и практически подряд, с разрывом меньше чем в полгода, — это наводит на размышления.
Нифонтов напомнил:
— ФСБ не обнаружила признаков диверсии.
— Президент знаком с заключением ФСБ. У него нет оснований сомневаться в его достоверности. Но он хочет, чтобы в этом деле не было ни малейших неясностей. Ни малейших, генерал. Взгляните на ситуацию со стороны. С полной непредвзятостью.
Это все, что от вас требуется.
Последняя фраза подтвердила предположения Нифонтова: куратор хочет, чтобы поручение президента выглядело обычной проверкой.
Проверка так проверка. Нифонтов сделал то, что и обязан был сделать. Созданная по его приказу группа из самых опытных экспертов управления три недели изучала все материалы, связанные с катастрофами «Руслана» и «Антея». Оперативный отдел в этой работе не был задействован, полковник Голубков был занят на другом направлении. Да и необходимости в его участии не было.
С «Антеем» никаких неясностей не выявилось. Даже зафиксированная Памирской геофизической обсерваторией магнитная буря в районе Алатау до минуты совпала со временем гибели самолета.
С «Русланом» было сложней. Государственная комиссия пришла к выводу, что причина катастрофы — конструктивные недостатки двигателей Д-18Т, выпускаемых запорожским заводом «Мотор Сiч». Моторостроители опротестовали заключение. Специалисты украинского КБ «Прогресс» провели стендовые испытания двигателей и доказали, что к трагедии привела нештатная работа топливной системы «Руслана» — образование в топливе водо-керосинового льда. Фирма «Аэротранс», основной грузоперевозчик российской государственной компании «Госвооружение», представила документы, доказывающие, что топливо, которым был заправлен «Руслан», полностью соответствовало ГОСТу и техническим условиям, зафиксированным в договоре с австрийской страховой компанией «Трансинвест». Страховка была выплачена. Чтобы избежать подобных случаев в будущем, КБ «Прогресс» разработало фильтры-ловушки для водо-керосинового льда. Это не было признанием конструктивных недоработок.
Это было нововведение — «фулпруф», защита от дурака. Конфликт был исчерпан. Все остались при своих интересах. Кроме экипажа самолета, сопровождавших груз офицеров и жителей Иркутска, на дома которых рухнул «Руслан».
В этой истории было непонятно только одно. После такой страшной катастрофы, унесшей жизни более семидесяти человек, естественно было ожидать, что фирма «Аэротранс» навсегда прекратит свое существование, потому что не получит больше ни одного подряда. Что там ни говори, какие документы ни представляй, а о качестве топлива должен заботиться перевозчик. Но этого не произошло. Компания «Аэротранс» осталась монополистом в сфере транспортировки всего российского специмущества, в том числе и боевых самолетов, поставляемых ГК «Госвооружение» и ЗАО «Феникс» в Индию, Китай, Вьетнам, Малайзию, Финляндию и другие страны.
«Аэротрансу» принадлежал и «Антей», разбившийся в Алатау.
Но в задачу УПСМ не входило вникать во взаимоотношения руководства «Госвооружения» и «Феникса» со своими подрядчиками. К поручению президента это касательства не имело.
По результатам расследования был составлен подробный отчет. Памятуя, что высокое начальство не любит читать длинных бумаг, Нифонтов сделал короткое, на полстраницы, резюме. Поручение президента можно было считать выполненным.
Так, во всяком случае, казалось до того дня, когда из штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли на имя полковника Голубкова пришла шифровка с просьбой о встрече. После возвращения Голубкова из Будапешта отчет о работе, проделанной экспертами УПСМ, можно было спокойно отправлять в архив.
Нифонтов не сделал этого из тактических соображений. Как бы там ни было, но отчет свидетельствовал, что управление с полной ответственностью отнеслось к поручению президента. Работа выполнена быстро и на высоком профессиональном уровне. Новая информация заставляет кардинально изменить подход к оценке ситуации. Но это не обесценивает сделанного.
Он оказался прав. Куратор внимательно прочитал резюме, полистал отчет и удовлетворенно и даже словно бы с облегчением кивнул:
— Хорошо. Очень хорошо, генерал. Я доложу президенту, что вы справились с заданием.
— Я бы не спешил, — ответил Нифонтов. — Появились новые обстоятельства. Они не позволяют считать дело законченным.
— Вот как? — насторожился куратор. — Почему?
— Посмотрите рапорт полковника Голубкова, вам все станет ясно.
В рапорт Голубкова были включены выдержки из расшифровки магнитозаписи его разговора с Коллинзом и та часть сообщения, где речь шла о катастрофах «Руслана» и «Антея» и их связи с объемом поставок российских боевых самолетов талибам.
Информацию Коллинза об ученом Ефимове и его контакте с генеральным директором ЗАО «Феникс» решено было не включать, она требовала дополнительной проработки.
— Обязательно посмотрю, — пообещал куратор. — Позже. Надеюсь, вы не настаиваете, чтобы я сделал это немедленно?
У высших государственных чиновников было поразительное чутье. Еще и слова не сказано, а в голове уже сигнал: внимание — опасность. И мгновенная, на уровне рефлекса, реакция: оттянуть, отодвинуть, отдалить необходимость что-то решать. А потом, спокойно разобравшись, можно решать. Или не решать. Это уж как получится.
Если же припечет, естественно будет пожать плечами: да, мне передавали какие-то материалы, но не поставили в известность об их важности и срочности.
Но Нифонтов не намерен был уступать.
— На вашем месте я прочитал бы это сейчас, — сказал он.
Он не добавил: «Иначе я буду вынужден обратиться к президенту». Но куратор понял. Начальник УПСМ имел право в экстремальных ситуациях выходить на президента напрямую. Реализовать это право всегда было очень трудно. А сейчас, когда президент то и дело болел, практически невозможно. Но теоретически такая возможность существовала. И с этим приходилось считаться.
Куратор внимательно посмотрел на посетителя.
— Так важно?
— Важно — не то слово, — подтвердил Нифонтов.
— Что ж… Куратор умел быстро схватывать суть. Он прочитал рапорт Голубкова, просмотрел статистические данные, распечатанные с дискеты, которую Коллинз передал в Будапеште полковнику Голубкову, бросил с досадой:
— Вот уж верно: если дует, то изо всех щелей!.. Кто знает об этом?
— В ЦРУ?
— У нас!
— Вы, я и полковник Голубков.
— Странная закономерность. Как только в деле появляется полковник Голубков, тут же возникают крупные проблемы.
— Наоборот, — возразил Нифонтов. — Как только мы сталкиваемся с крупными проблемами, я вынужден подключать к делу полковника Голубкова. Этой темой тоже будет заниматься он. Я не могу поручить это никому другому.
— Начальник оперативного отдела — генеральская должность, не так ли? — уточнил куратор. — Почему же он до сих пор полковник?
Нифонтов внутренне восхитился. До чего же быстро они умеют считать! Этот сценарий развития событий Нифонтов предусматривал. Дело будет доложено президенту с указанием, что руководителем операции назначен полковник Голубков.
Вот тут-то у президента и может возникнуть вопрос: почему этим делом огромной государственной важности занимается какой-то полковник? И никакие объяснения не помогут. Если этот полковник такой незаменимый профессионал, почему он полковник? А если он не так хорош, почему ему поручено это важнейшее дело?
На просчет этого варианта, одного из многих, Нифонтов потратил немало времени.
Куратору не понадобилось и десятка секунд. И теперь крайним оказывался Нифонтов.
К вам вопрос, генерал: почему это Голубков до сих пор полковник?
— Вопрос не ко мне, — ответил Нифонтов. — Я подписал представление еще год назад. Куратор кивнул:
— Я буду иметь это в виду.
В расшифровке будапештского разговора он подчеркнул ключевые фразы:
«Первый же российский истребитель, который поступит к талибам, будет перехвачен…»
— Блеф?
— Не думаю.
— Можете обосновать?
— В США существует государственная компания, аналогичная нашему «Госвооружению», FMS (Foreign Military Sales). До недавнего времени ее возглавлял генерал-лейтенант Томас Райм. За четыре года он продал оружия на семьдесят миллиардов долларов в сто двадцать стран мира. По нашим данным, сейчас портфель заказов FMS — больше двадцати миллиардов долларов.
— Какой вывод вы из этого делаете?
— Это не блеф. Слишком большие ставки в игре. Американцы задействуют все возможности, чтобы сохранить свои позиции на мировом рынке вооружений. А возможности у них очень большие. Огромные. Нет, это не блеф.