Московского метрополитена, которую аль-Вади, кстати, довелось увидеть во время его нередких поездок в Москву.
   Тут же, у лифта, Камаль Абдель молча отдал свой пистолет офицеру за столом и уверенным шагом двинулся по коридору, помахивая своим генеральским стеком.
   Через несколько минут начальник армейской разведки вооруженных сил Ирака уже входил в кабинет советника президента Хусейна. Сам советник при появлении генерала привстал из своего кожаного кресла, чтобы пожать ему руку. Это был сорокалетний мужчина в хорошем английском костюме, с лицом человека, не спавшего несколько ночей. Военный кризис давал о себе знать даже здесь, в тишине правительственного бункера.
   — Рад вас видеть, генерал, — произнес советник, после того как Камаль Абдель расположился в кресле. — Вы не частый гость у нас здесь.
   — Ну что вы, уважаемый Джабр, — ответил генерал, достав тонкую сигару. — Не возражаете? — спросил он и, не дожидаясь ответа, прикурил от золотой зажигалки.
   Выпустив струю синего ароматного дыма, он продолжил:
   — Мы, армейцы, больше привыкли к простым условиям. Я смотрю, советник, вы уже прочно перебрались в бункер. Неужели все так плохо?
   — Еще нет, генерал, — ответил Джабр Мохаммед, пододвигая ему нефритовую пепельницу. — Но не вам мне напоминать об опасности американских ударов. В случае налета мне все равно придется сюда спускаться. И вряд ли у меня будет время собирать все свои бумаги. Не так ли, дорогой Камаль? У вас в штабе ведь тоже припасено место в подвале?
   — Ну, уважаемый Джабр, у меня в подвалах все места заняты врагами Ирака, — спокойно ответил генерал. — Но, если вы не возражаете, перейдем к делу. Я прибыл, чтобы еще раз подтвердить решение о передаче русским контейнера со штаммами бактериологического оружия.
   — Решение принято, генерал, — пожал плечами советник президента. — Я только сегодня еще раз говорил об этом с премьер-министром. Это наиболее приемлемое решение в данной ситуации.
   — Безусловно, советник. — По губам генерала проскользнула змеиная улыбка. — Как и все решения нашего президента, — Камаль Абдель кивнул в сторону висящего на стене портрета Саддама Хусейна.
   — Я рад, что вы понимаете дальновидность этого решения, — согласился советник.
   — Но не кажется ли вам, что мы упускаем из своих рук козырного туза? Нам, военным, наверное, трудно понять все хитрости политики, но что такое хорошее оружие — мы понимаем прекрасно.
   — Мы делаем все, чтобы боя не было, — объяснил советник. — Русские готовы приложить все свое влияние для блокирования американских планов через ООН. Новой «Бури в пустыне» не будет. Более того, появились реальные перспективы снятия эмбарго. Наверное, не надо объяснять, что это сулит Ираку. Но Москва настойчиво выставляет в качестве условия своего посредничества возвращение штаммов бактериологического оружия, проданных нам в 1989 году. Видимо, русские таким образом борются с наследием коммунистического прошлого.
   — Русские уже не те, что были при Советах, — заметил генерал. — Может, стоит больше надеяться не на них, а на самих себя?
   — Русские хотят вернуть свои кредиты и не хотят потерять рынок оружия. К тому же период дружбы с Америкой в Москве проходит. Похоже, они вспомнили, что с Вашингтоном можно говорить только с позиции силы.
   — Вот именно, — кивнул генерал. — Именно поэтому русские и не спешат уничтожать свои ядерные ракеты. Будь они трижды нищей страной, с ними все равно будут считаться. В отличие от нас. Так разумно ли выпускать из своих рук то, что Аллах дал нам?
   — Я понимаю вас, генерал. Вы, военные, готовы к драке. Но для драки сейчас не время. Мы ударим, но не сейчас, нам нужно время, для того чтобы накопить резервы и подготовить почву. Именно поэтому вопрос о передаче контейнера русским решен положительно. Я ценю ваше мнение, но изменить здесь ничего уже нельзя.
   — Нет так нет, — неожиданно легко согласился Камаль Абдель, и по его губам вновь скользнула нехорошая улыбка.
   — Лучше, дорогой Камаль, займитесь курдами. Там есть где применить силу, — теперь настала очередь улыбаться советнику.
   — Кстати, — как бы вспомнил уже поднявшийся из кресла генерал, — я ведь шел сообщить, что, по данным моей агентуры, боевики из организации «Свободный Курдистан» готовят теракты, направленные против прибывающей завтра делегации русского парламента.
   — Неужели? — нахмурился советник президента. — Это серьезно… — Впрочем, скорее всего, это очередные пустые угрозы, — пожал плечами Камаль Абдель. — Но как знать… — Ну вот вам, генерал, и карты в руки. Примите меры.
   — Уж не беспокойтесь. Меры будут приняты… — И опять начальник армейской разведки не удержался от своей нехорошей двусмысленной улыбки. Такой уж, видно, это был «веселый» человек.
   Как гостеприимный хозяин Джабр Мохаммед привстал из-за стола, проводил гостя самой доброжелательной миной, которая, впрочем, моментально исчезла сразу после того, как за начальником армейской разведки закрылась дверь. Советник президента только что разговаривал, наверное, с самым своим злейшим врагом.
   Американские бомбы были ерундой по сравнению с уважаемым Камалем Абделем аль-Вади. От первых можно отсидеться в бункере. Второй, в лучших традициях султанского двора, достанет и под землей.
   Минуту-другую господин аль-Темими неподвижно сидел за столом, обдумывая результаты состоявшейся только что беседы. Потом, видимо придя к какому-то выводу, он нажал кнопку внутренней связи.
   — Да, господин советник.
   — У меня на это время назначено интервью с русским журналистом.
   — Господин Леонид Захаров уже двадцать минут дожидается в приемной.
   — Пригласите… Когда спустя минуту в кабинет вошел Коперник, господин аль-Темими сквозь очки сосредоточенно изучал какую-то бумагу. Не поднимая глаз, он жестом указал на кресло, в котором некоторое время назад сидел начальник армейской разведки Ирака. Коперник не заставил себя уговаривать и молча воспользовался приглашением. В кабинете установилась тишина, нарушаемая только тихим шелестом кондиционера.
   Подобно мхатовским актерам, Джабр Мохаммед выдержал подобающую его сану паузу, прежде чем отложить бумаги в сторону. Несколько секунд он все так же молча изучал взглядом своего посетителя. Коперник спокойно выдержал пристальный и немного усталый взгляд советника.
   — Рад видеть вас, господин Захаров, — наконец нарушил молчание Джабр Мохаммед. — Я говорил с Москвой и полностью в курсе ваших полномочий и подробностей плана эвакуации контейнера. Я поражен изобретательностью вашего начальства. Использовать делегацию парламента — это неожиданный ход. Будем надеяться, что операция пройдет удачно.
   — Спасибо, господин советник, — с поклоном ответил русский журналист. — Как вам известно, самолет с делегацией прибывает завтра утром.
   Чтобы проинструктировать нашего человека, мне нужно знать, на какое время назначена аудиенция во Дворце.
   — Один день мы как хорошие хозяева дадим гостям на отдых и осмотр достопримечательностей. В лучшие времена я отпустил бы на это неделю, но теперь время поджимает. Значит, аудиенция состоится послезавтра в полдень. Именно тогда и произойдет предположительно передача контейнера. Но должен предупредить вас, господин Захаров, что даже здесь, в Багдаде, мы не можем гарантировать операции полную безопасность.
   — Я в курсе дела, господин советник, — сообщил Коперник. — И потому надеюсь хотя бы на общее прикрытие.
   — Безусловно, — согласился Джабр Мохаммед. — Вы должны понять нашу ситуацию. В лучшие времена я смог бы ответить за каждого воробья в этом городе.
   Но теперь все находится под неустанным контролем американцев. В Москве мне сказали, что любая огласка исключается.
   — Мы примем меры.
   — Вот и отлично. Эта наша встреча была первой и последней. Вы должны понимать, господин Захаров, что было бы странно, если бы я встречался с одним журналистом несколько раз.
   — Понимаю, — кивнул Коперник.
   — Значит, связь вы будете держать через моего человека. Вы читаете по-арабски? — Советник протянул листок бумаги, исписанный арабской вязью.
   — Да, читаю. — Коперник быстро пробежал по листку взглядом. — Я все запомнил.
   — Можете звонить или встречаться с ним. На ваше усмотрение, — кивнул головой Джабр Мохаммед, давая понять, что беседа закончена.
   — Рад был нашему знакомству, — произнес Коперник, вставая. — Еще один момент. Мне нужно будет отчитаться за интервью с вами, господин советник.
   — Да, конечно. Возьмите текст у секретаря.
   — Спасибо.
   С этими словами Коперник покинул кабинет.


3


   Камаль Абдель аль-Вади стоял у окна своего кабинета. Управление армейской разведки располагалось в отдельном особняке в центре города. Особняк строили еще англичане. В нем все сохранилось, как в далекие годы, даже внутреннее убранство.
   Камаль Абдель любил эти старые дубовые панели, стеллажи с книгами, штучный паркет и огромные, как-то медлительно тикающие часы с боем.
   Наверное, для него вся эта обстановка была сама по себе атрибутом власти, она ассоциировалась у генерала с некой незыблемостью еще с тех времен, когда он пацаном жил в маленьком городке на севере страны. Примерно так, только, конечно, скромнее, выглядел кабинет британского чиновника, осуществлявшего в их городке управление колониальными властями. Как-то раз отец взял его с собой на прием к этому чиновнику. Тогда нужна была рекомендация для учебы в британском колледже.
   Чиновник угощал их чаем с молоком, и маленький Камаль молча пил эту гадость, тайком оглядываясь по сторонам.
   С тех пор прошло немало времени. Но начальник разведки до сих пор сохранил пристрастие к английским интерьерам и отвращение к чаю с молоком.
   — Осмелюсь доложить, господин генерал… — В дверь кабинета заглянул адъютант.
   — Докладывайте, — не оборачиваясь, разрешил Камаль Абдель.
   — Старший дознаватель Абдалла доложил, что арестованный молчит. Абдалла ждет дальнейших приказаний.
   — Что значит молчит?.. — вспылил генерал. — Абдалла опытный следователь. Он что, не знает, как нужно развязывать языки этим собакам из Дворца?
   — Не могу знать, господин генерал, — адъютант вытянулся по струнке.
   — Пусть продолжают, — приказал Камаль Абдель. Но потом, передумав, добавил:
   — Хотя ладно. Я сейчас сам спущусь.
   Адъютант тут же исчез, прикрыв дверь. Генерал вернулся от окна к своему столу и аккуратно собрал все бумаги, убрав их в ящик под замок. Годы нелегкой, зачастую опасной карьеры в разведке приучили его не доверять никому и никогда.
   Часы издали мелодичный перезвон и принялись гулко отбивать полночь. Камаль Абдель подошел к дубовой панели за столом и нажал скрытую кнопку. Панель бесшумно скользнула в сторону, открыв проход.
   Об этом потайном ходе в армии ходили страшные слухи. Ход вел непосредственно из кабинета в Абдалла взял свой стул и поставил его напротив заключенного. Генерал перевернул стул спинкой вперед и сел на него верхом.
   Минуту он молча рассматривал человека перед собой. Потом тихо спросил:
   — Ты знаешь, кто я такой?
   Человек продолжал тупо смотреть перед собой.
   — Ты знаешь, кто я такой? — спокойно повторил Камаль Абдель, стеком подняв подбородок арестованного.
   Тот с трудом поднял глаза и утвердительно кивнул.
   — Отлично. — Камаль Абдель достал сигарку и прикурил от расторопно предложенной Абдаллой зажигалки. Пустив дым в лицо арестованному, он продолжил:
   — Это хорошо, что ты знаешь, кто я такой. Значит, мне нет необходимости рассказывать, что я прикажу с тобой сделать, если ты не ответишь на мой вопрос.
   Во Дворце, наверное, ты слышал, что говорят обо мне? Слышал?.. — Генерал повысил голос.
   В глазах арестованного промелькнул ужас. Он пошевелил разбитыми губами, но промолчал.
   — Значит, слышал. — Камаль Абдель со вкусом затянулся сигаркой. — Ты веришь, что я смогу развязать тебе язык? Я редко спускаюсь сюда, в подвал. Но если это происходит, то я люблю с толком провести время. Абдалла только подготовил тебя для беседы. Так, может, не будем тратить время зря?
   Арестованный застыл в оцепенении.
   — Я многого от тебя не жду. Ответь только: контейнер приготовили к транспортировке?
   Арестованный утвердительно кивнул.
   — Приготовили. Когда это произойдет?.. Отвечай!..
   — Я… я не знаю… — прошептал арестованный.
   — Смотри мне в глаза, — приказал Камаль Абдель. — Когда приготовили контейнер? Сегодня?
   — Да… Генерал впился своим стальным холодным взглядом в глаза арестованного. Не отрываясь он смотрел так почти минуту. Потом арестованный со стоном повалился на бетонный пол, а генерал встал со стула.
   — Он не врет и больше нам полезен быть не может, — констатировал генерал. — Избавьтесь от него поаккуратнее.
   — Автокатастрофа? — деловито предложил Абдалла.
   — Как обычно. — Камаль Абдель направился к выходу, но в дверях остановился.
   По его губам скользнула улыбка:
   — Хотя нет. Пускай наш уважаемый гость погибнет от рук жестоких курдских террористов. Он достоин большего, чем банальная авария… С этими словами Камаль Абдель аль-Вади вышел из камеры.


4


   Как только ИЛ-96 коснулся своими шасси бетонного покрытия багдадского международного аэропорта, буквально все депутаты, входящие в состав официальной делегации Государственной Думы России, прибывшей в Ирак в связи с очередным политическим кризисом, вскочили со своих мест. Несмотря на слабые протесты стюардессы, депутаты, толкаясь, бросились к выходу из салона первого класса. Как будто они ожидали, что сам Саддам Хусейн стоит у трапа в ожидании встречи с русскими парламентариями. Многочисленная свита, состоящая из помощников депутатов, охраны, секретарей, любовниц, иногда любовниц-секретарей, и журналистов, с места не двинулась, прекрасно осознавая, что к трапу теперь не пробиться. Только двое фотокорреспондентов попытались протиснуться сквозь толпу народных избранников, но безуспешно.
   В числе оставшихся в своих креслах был и один молодой человек. И хотя одет он был, как и все остальные — строгий темный костюм, белая сорочка, неброский галстук, — человек наблюдательный обязательно отметил бы, что костюм этот не является привычной одеждой для молодого человека. И, если уж говорить все до конца, никто из депутатской свиты толком не знал ни кто этот человек, ни что он вообще делает в составе официальной делегации Госдумы. На обычные вопросы он отвечал коротко, на контакт не шел. В общих компаниях не пил и вообще держался особняком. Чем и вызвал к своей персоне пристальный интерес. Известно о нем было только то, что фамилия его Пастухов, а зовут Сергей.
   Итак, не обращая внимания на суету в салоне, Сергей внимательно смотрел в иллюминатор. Авиалайнер медленно выруливал по бетонным дорожкам к современному зданию аэровокзала. Внешне аэропорт мало чем отличался от множества других. В разных уголках земного шара, в общем-то, все аэропорты одинаковы. Просто где-то рядом горы, где-то — море. А в остальном — бетон как бетон. Единственное, что сразу бросалось в глаза, так это полное отсутствие самолетов. То есть несколько лайнеров стояли где-то вдалеке, но было видно, что они стоят тут уже давно.
   Воздушная блокада Ирака давала о себе знать. Русский ИЛ-96 был, наверное, единственным самолетом, приземлившимся здесь в последнее время. Если, конечно, не считать самолетов ООН, обслуживающих группу наблюдателей, а заодно и иностранный дипломатический корпус.
   Если честно, то вся эта делегация Госдумы успела порядком надоесть Пастуху еще в Ереване, где они несколько дней вынуждены были ожидать разрешения властей Ирана на пролет через его воздушное пространство.
   В Ереване Сергей сразу же дистанцировался от остальной делегации, тем более что пить коньяк литрами он не любил. Побродив по городу и повалявшись на диване в гостиничном номере, на следующий день он не утерпел и, взяв такси, махнул в Эчмиадзин. Как он сумел узнать из туристических проспектов в холле гостиницы, в этом местечке недалеко от Еревана располагался духовный центр армянской автокефальной церкви, а кроме того, оно изобиловало памятниками древней урартской культуры.
   Строгий полумрак собора с его голыми каменными стенами и золотым орнаментом росписи купола заставили Сергея вспомнить другой кафедральный собор — во Флоренции. Некоторое время он не спеша осматривал каменные барельефы, изображавшие каких-то древних святых. Потом его взор привлекла икона с ликом какого-то старца с нимбом над головой. Лицо у старца было скорбное, как и на большинстве икон. Во взгляд его художник сумел вложить какую-то тихую радость, как будто старец знал что-то очень важное и прекрасное.
   — Это святой Георгий Просветитель, — раздался тихий голос за спиной у Пастуха.
   Сергей обернулся и увидел перед собой седого священника с сухим орлиным лицом.
   — Святой Георгий Просветитель основал этот храм полторы тысячи лет назад, — объяснил священник, он говорил по-русски с сильным акцентом. — Святому Георгию было видение Единородного Христа, который указал место для строительства. Отсюда и название Эч Миадзин — Сошествие Единородного.
   — Полторы тысячи лет назад? — удивился Пастух. — Так давно… — Храм, конечно, несколько раз перестраивался. Но место это святое.
   Откройся святому Георгию, и он просветит тебя… С этими словами священник, видимо не желая мешать, повернулся и не спеша удалился прочь. Пастух проводил его взглядом и вновь повернулся к иконе.
   Да, он сейчас очень нуждался в просвещении. Их было семеро, когда они начинали свою новую жизнь вне законов и правил. Тогда было все ясно: есть зло.
   Родина призывает их на борьбу с этим злом. Но время идет. Многое становится видным в совершенно ином свете. Двоих смерть уже забрала к себе. Тимоха и Трубач. Потеря друга — это как потеря части самого себя. Но что тут сетовать — ведь все они знали, что рано или поздно такое может случиться с каждым из них.
   Такова уж их работа… Впрочем, «зло», «работа» — это все слова. А душа, другой раз не зная слов, все чаще оказывается в последнее время не на месте. Пастуха посещают сомнения. То, чем они занимаются, это от него, от Единородного? Или, может, все от Лукавого?..
   Родина, позвавшая их на свою защиту, становилась все расплывчатой, как бы отходя куда-то на задний план, уступая место банальным политическим кланам, финансовым группировкам, всемогущим олигархам. Вместо защитника справедливости и свободы, они все чаще ощущали себя бойцами непрекращающейся тайной войны за власть.
   Просветит ли его святой Георгий?..
   Взглянув еще раз на икону, Пастух вздохнул и направился к алтарю. Через минуту семь свечей зажглись в полумраке древнего собора. Две за упокой и пять во здравие. Одна из заупокойных свечей долго не хотела зажигаться, но Пастух терпеливо ждал, пока оплавится воск и займется тонкий фитиль…
* * *
   — Эй, Сергей, так и будешь в самолете сидеть?.. — оторвал Пастуха от воспоминаний один из многочисленных помощников Жириновского.
   — Иду-иду… — буркнул Пастух и поднялся из кресла.
   У него в кармане тоже лежало бордовое удостоверение помощника депутата Жириновского. Бог его знает, как управлению это удалось, но сам Владимир Вольфович воспринял появление очередного помощника спокойно. То ли он был в курсе операции, то ли ему было вообще все равно, сколько у него помощников.
   У трапа самолета делегацию Российского парламента встречал небольшой почетный караул, вызвавший среди депутатов бурю восторгов. После кратких приветственных речей депутаты и их свита погрузились в два автобуса и под усиленной армейской охраной укатили в отель.
   Вслед за ними потянулись и журналисты, аккредитованные в Багдаде. Уже на паркинге Коперника, который в числе прочих репортеров встречал делегацию, догнал Флейшер.
   — Как дела, Леонид? — радостно проорал американец. — Ваши депутаты прилетели усмирять или поддерживать Саддама?
   — Это, Стивен, ты спроси у них сам, — пробурчал чем-то озабоченный Коперник.
   — Леонид, познакомь меня с вашим Джириновски, — вполне серьезно попросил американец. — Я хочу взять у него интервью.
   — Боюсь, Стивен, что тебе лучше заняться этим самому. Русским журналистам он бьет морду. Американца, может, и пощадит.
   — Хочу спросить мистера Джириновски, привез ли он с собой сапоги, чтобы помыть их в местном море, — расплылся в улыбке Флейшер. — Кстати, какого дьявола здесь столько военных?
   Американец кивнул в сторону трех бронетранспортеров и двух взводов солдат на площади.
   — Ты разве не слышал? — удивился Коперник. — Сегодня ночью курды взорвали машину какого-то чиновника из Дворца. От бедняги даже мокрого места не осталось.
   — Неужели? — протянул американец и загоготал:
   — У меня с утра так болела голова, как будто бомбу взорвали у меня в мозгах…
* * *
   Камаль Абдель аль-Вади выполнил пожелание советника президента. Ночью, сразу после взрыва в машине несчастного чиновника, в Багдад вошли части отдельного десантного полка, подчинявшегося лично начальнику армейской разведки.
   Были взяты под контроль аэропорт, отель «Хилтон», где разместилась делегация, и вся местность вокруг Дворца. Все передвижения русской делегации происходили только под усиленной охраной все тех же десантников Камаля Абделя аль-Вади…
* * *
   Гостеприимные или просто предусмотрительные иракцы подготовили для гостей весьма насыщенную программу. После размещения членов российской делегации в отеле «Хилтон» и небольшого официального фуршета всех гостей вновь усадили в автобусы и автомобили — в зависимости от ранга — и повезли на экскурсию в развалины древнего Вавилона.
   Пастух, сославшись на плохое самочувствие и полное равнодушие к древней истории, остался в отеле. Запершись в номере, он принял душ и сменил одежду.
   Ведь когда они улетали из Москвы, там еще шел снег. В Ереване появилось солнце, но все равно температура не поднималась выше пяти градусов тепла. Зато Багдад сразу встретил жарой. Поэтому его темный костюм был явно здесь неуместен. Сергей с большим удовольствием переоделся бы в любимые джинсы и майку, но приходилось поддерживать имидж помощника депутата. В результате на свет из дорожной сумки появились строгие серые брюки и белая рубашка с коротким рукавом. Повертев в руках галстук, Пастух решил, что это уже слишком, и с отвращением сунул этот кусок ткани обратно в сумку.
   Решив таким образом проблему экипировки, Сергей приступил к более важным вопросам. Внешне его задание выглядело достаточно простым. Прилетел, взял груз, доставил его в Москву. К тому же он все это время как бы находился под прикрытием дипломатической неприкосновенности. Но внешняя простота не вводила капитана в заблуждение. В прошлый раз, когда ему пришлось выполнять подобное «простое» задание, роль курьера обернулась активными военными действиями во Флоренции и пешим марш-броском чуть ли не через всю Италию.
   Первым делом Пастух приступил к изучению местности. Для этой цели он взял у портье в холле отеля карту Багдада. Много раз он убеждался на собственном опыте, что знание хотя бы основных улиц города, где разворачивается операция, может иметь решающее значение при определенных обстоятельствах. Разложив карту на журнальном столике, Пастух водил пальцем по изображенным на ней улицам и площадям, стараясь запомнить их арабские названия и основные ориентиры, главным образом исторические памятники. Изображения памятников он дополнительно изучал по пачке туристических открыток.
   За этим занятием его и застал телефонный звонок.
   — Господин Пастухов? — поинтересовался звонивший по-русски.
   — Я слушаю вас.
   — Меня зовут Леонид Захаров. Леонид Викторович. Я корреспондент Российского телеграфного агентства. Очень хотелось бы, знаете, с вами побеседовать. Вся делегация укатила в Вавилон. На месте только вы. Не дайте своим соотечественникам умереть от информационного голода, а мне остаться без зарплаты. — Человек на другом конце телефонного провода выпаливал слова как пулемет.
   — Готов с вами встретиться, — спокойно ответил Пастух. Он ждал этого звонка, и теперь его несколько раздражала эта дурацкая игра в журналиста-политика. Но таковы были правила.
   — Надеюсь, вы не очень заняты сейчас? — поинтересовался «корреспондент».
   Пастух аж закряхтел. Ему вдруг стало интересно — а что будет, если он сейчас сошлется на неотложные дела и откажется от встречи? Прокрутив пару вариантов, Сергей все же ответил:
   — Нет, Леонид Викторович, я как раз сейчас свободен.
   — Вот и отлично, — искренне обрадовался собеседник, — тогда через пятнадцать минут я жду вас у фонтана «Али-Баба». Сказки читали?
   — Я знаю, где это, — поспешил сказать Пастух, кинув взгляд на открытки и карту.
   — Тогда до встречи… Положив трубку, Сергей задумался. Говорил этот Захаров настолько простодушно, настолько искренне, что у Пастуха даже закралось сомнение: а вдруг он и впрямь простой журналист? Если нет — Сергею придется работать с настоящим профессионалом. Хоть это радовало.