Страница:
Телегин Константин Федорович
Войны несчитанные вёрсты
Телегин Константин Федорович
Войны несчитанные вёрсты
Аннотация издательства: Автор в годы Великой Отечественной войны был членом Военного совета ряда фронтов, участвовал в боевых действиях под Москвой, в Сталинградской и Курской битвах, при форсировании Днепра, освобождении Белоруссии, в Висло-Одерской и Берлинской операциях. В своих воспоминаниях, работу над которыми К. Ф. Телегин завершил незадолго до своей кончины в 1981 г.. он рассказывает о ярких событиях войны, о стойкости и героизме советских воинов, о совместной работе с Г. К. Жуковым, К. К. Рокоссовским, другими видными военачальниками.
С о д е р ж а н и е
Глава первая. Не отдали Москвы
Глава вторая. Если враг не сдается...
Глава третья. Огненная страда
Глава четвертая. Освобождение Белоруссии
Глава пятая. Последний шаг к победе
Примечания
Глава первая.
Не отдали Москвы
Война, день первый. "Прошу направить меня на фронт". Неожиданные повороты судьбы. П. А. Артемьев, Ф. К. Прудников, И. С. Белов и другие. Александр Сергеевич Щербаков. Формируется народное ополчение. Фронт Можайской линии обороны. Суровое небо Москвы. Перестраиваем работу политорганов. Тяжелый день 5 октября. Столичный округ вступает в бой. Встает страна огромная. Столица на осадном положении. Прерванный доклад. Парад войск на Красной площади. Контрудары Западного фронта. Враг от столицы отброшен. Подводим итоги участия округа в обороне Москвы.
Много раз описан памятный всему человечеству день 22 июня 1941 года, и для каждого описания нашлись свои слова, свои краски, свои подробности. Сколько людей - столько и судеб, и каждая судьба по-своему неповторима.
...В рассветный час этого дня, поднятые и собранные по тревоге, работники управления политпропаганды пограничных войск СССР заполнили кабинет начальника управления бригадного комиссара П. Н. Мироненко.
Вообще внезапные вызовы на службу для каждого из нас были делом обычным, однако собравшиеся на этот раз понимали, что случилось что-то очень серьезное.
Уже почти два года в Западной Европе полыхал пожар второй мировой войны. Народы многих стран на себе испытывали предательские последствия Мюнхенского сговора. Кованые сапоги гитлеровских оккупантов громыхали по проспектам захваченных европейских столиц, клубились черные дымы над крематориями концлагерей.
Агрессивный блок сил мирового империализма - Германии, Италии и Японии расширился и укрепился, к нему присоединились королевская Румыния, хортистская Венгрия, царская Болгария, а также Финляндия. Этот блок поддерживался всей международной империалистической реакцией.
На наших западных границах командование немецко-фашистских войск развернуло активную разведывательную деятельность, значительно участились попытки заброса на нашу территорию гитлеровской агентуры, случаи провокационных нарушений границы, а начиная с весны 1941 года и вторжения в воздушное пространство СССР фашистских самолетов.
Все сходилось к тому, что рано или поздно фашистская Германия нападет на Советский Союз. Нам было хорошо известно, что в этой обстановке Коммунистическая партия и Советское правительство делали все от них зависящее для того, чтобы отсрочить, выиграть время, необходимое для осуществления важных мероприятий, направленных на дальнейшее развертывание оборонной промышленности, увеличение численности Вооруженных Сил, их техническое перевооружение.
Провокационная возня фашистов на нашей западной границе расценивалась у нас в Главном управлении пограничных войск НКВД достаточно однозначно, но при всем этом хотелось верить, что вооруженное столкновение с силами империализма - дело отдаленного будущего, а все, что происходит на границе, лишь изощренная форма военно-политического шантажа, преследующего цель дезинформации правящих кругов Англии с целью, скажем, скрыть от них намерение форсировать Ла-Манш.
В то утро мы еще не знали, что такого рода самоуспокоительные размышления уже опровергнуты суровой действительностью. Фашистская Германия, вероломно нарушив пакт о ненападении, начала бандитское вторжение в пределы нашей страны. Пожар войны уже полыхал на наших западных границах.
...По тому, как обычно уравновешеннейший П. Н. Мироненко был не просто взволнован, но, можно сказать, потрясен, по тому, как он пытался свою взволнованность скрыть, нервно прохаживаясь по кабинету, мы все без слов поняли, что, по меньшей мере, где-то на границе произошел серьезнейший инцидент. А может быть, началась война? В тревоге, молча ждали мы, что же скажет начальник управления.
Бригадный комиссар П. Н. Мироненко в который раз посмотрел на часы, обвел взглядом собравшихся, откашлялся, словно стараясь избавиться от досадной хрипоты, и негромко произнес:
- Сегодня, в четыре часа, немецкие войска по всей западной границе внезапно атаковали пограничные отряды и части Красной Армии. Одновременно сильной бомбардировке о воздуха подверглись города Минск, Вильно, Киев, Одесса, Севастополь и другие. Началась необъявленная война фашистской Германии против нашей Родины!
Представлял ли я себе в то утро, что происходило на западной нашей границе? Опыт боевых действий на озере Хасан, а позже в Финляндии позволял мысленно нарисовать довольно полную картину о характере боевых действий в современной войне, однако, судя по всему, внезапное вторжение немецко-фашистских войск в пределы нашей Родины на этот раз представляло собой не локальный пограничный конфликт, а начало смертельной схватки империализма с социализмом.
Так оно и было. Наступление гитлеровских войск развернулось сразу на широком фронте от Балтики до Черного моря. Войска, брошенные Гитлером в наступление, насчитывали 190 дивизий. Пять с половиной миллионов человек, около 4300 танков, 47 200 орудий и минометов, 4980 боевых самолетов и свыше 190 боевых кораблей.
В составе военных округов, принявших на себя вражеский удар к началу военных действий, находилось 170 дивизий и 2 бригады, насчитывавших в своем составе 2680 тысяч человек, 37500 орудий и минометов (без 50-мм), 1475 танков (КВ и Т-34), 1540 боевых самолетов новых типов, а также значительное количество танков и самолетов устаревших конструкций. Северный, Краснознаменный Балтийский и Черноморский флоты насчитывали 182 корабля основных классов.
Внезапность удара и скрытое сосредоточение сил разрешили фашистскому командованию создать на ряде ударных направлений превосходство сил в 3-4 раза, что также ощутимо повлияло на характер событий первого периода войны.
Мне лично все это стало известно значительно позже. А пока мы молча, и, не скрою, потрясенные сообщением П. Н. Мироненко, смотрели, как он вскрывает пакет - руководство к действию на случай начала войны.
Не берусь здесь подробно перечислять все вопросы, решением которых были наполнены первые часы работы по осуществлению мероприятий, предписанных мобилизационным планом. Не все было ясно, не все и не сразу увязывалось с намеченным. Очень настораживали отсутствие необходимой информации обо всем, что происходит на границе, содержавшиеся в поступающих донесениях пробелы и неясности.
Третий день войны принес известия, которые теперь уже в каких-то почти зримых подробностях раскрывали весь трагизм обстановки, сложившейся в ходе приграничных сражений, обусловленный внезапностью нападения немецко-фашистских войск. Как известно, соединения и части приграничных военных округов не были отмобилизованы и приведены в боевую готовность. Вступившие первыми в бой советские пограничные и передовые части войск прикрытия оказывали упорное сопротивление врагу, самоотверженно бились за каждую пядь советской земли. Уже в окружении сражался героический гарнизон Брестской крепости. Но несмотря на героическую оборону и контрудары наших войск остановить противника не удалось...
В эти дни мне довелось побывать на нескольких призывных пунктах столицы. Буквально толпы добровольцев, не ожидая получения призывных повесток по объявленной всеобщей мобилизации, осаждали военкоматы. Кроме молодых людей можно было видеть мужчин явно не призывного возраста, девушек и женщин.
...Чувствуя какую-то взволнованную потребность выразить свое личное отношение к происходящим событиям, я придвинул к себе чистый лист бумаги и написал рапорт следующего содержания:
"В час грозной опасности для Родины прошу направить меня на фронт на любую должность. Имея боевой опыт комиссара в гражданскую войну, в боях на озере Хасан, в освободительном походе в Западную Белоруссию и в боях с белофиннами, считаю, что на фронте принесу больше пользы, чем в аппарате управления политической пропаганды".
П. Н. Мироненко мельком взглянул на бумагу, не спеша приобщил к стопке, по всей видимости, рапортов аналогичного содержания.
- Таким образом, - обратился ко мне бригадный комиссар, - все сотрудники управления одновременно уходят на фронт, а мобилизационный план будет выполняться сам собой? Я вас правильно понял?
Видимо, почувствовав, что его слова меня не убедили, Петр Никифорович добавил:
- Сейчас, как вам известно, вместе с войсками Красной Армии сражаются 9-я пограничная застава Брестского пограничного отряда, 17-я - Рава-Русского, 13-я - Владимир-Волынского, личный состав Перемышльского пограничного отряда и многие другие пограничные части. Они ждут от нас не рапортов об отправке на фронт, а конкретной боевой помощи... Идите и выполняйте свои обязанности. Нужно будет - пошлем на фронт без всяких ходатайств!
С первых минут войны, казалось, само время начало уплотняться до предела, сутки утратили привычное деление на периоды, а события развивались самым неожиданным образом. Буквально на другой день после разговора с начальником управления (мне показалось тогда, что чуть ли не через неделю) я был снова вызван в знакомый кабинет, и Петр Никифорович суховато сообщил о моем назначении на должность начальника отдела политпропаганды стрелковой дивизии, формируемой из состава пограничных и внутренних войск НКВД. И только после уточнения вопросов о передаче дел моему преемнику Мироненко тепло пожелал мне успехов и крепко, по-товарищески пожал руку.
...В приемной заместителя наркома внутренних дел по внутренним войскам генерал-лейтенанта И. И. Масленникова собрались командиры и политработники многих новых формирований.
Заместитель наркома пригласил прибывших в кабинет. Его информация о положении на фронта была более подробной, чем та, которой мы ранее располагали, но... еще менее утешительной.
- Приказано, - коротко заключил И. И. Масленников, - сформировать одиннадцать стрелковых дивизий из пограничных и внутренних войск НКВД и отправить их на фронт.
Как далее выяснилось, командиром дивизии, в которой мне предстояло служить, назначался полковник Иван Иванович Мельников из отдела боевой подготовки наркомата внутренних дел - человек хорошо знакомый по многолетней совместной службе в пограничных войсках.
В ночь на 25 июня, попрощавшись с семьей, выехал к месту формирования дивизии, куда уже начали прибывать люди, боевая техника, различное имущество.
В пересказе, конечно, все звучит просто. Только следует учесть, что формирование соединения в предельно сжатые сроки требовало высочайшего напряжения. Ведь предстояло принять тысячи людей, сотни единиц техники, многие тонны имущества, боеприпасов, горючего, продовольствия. Распределили личный состав по подразделениям, начали создавать партийные и комсомольские организации. Я много беседовал с командирами и политработниками, чтобы составить о них хотя бы общее впечатление.
В напряженной работе пролетела первая неделя формирования. За это время удалось многое успеть. Партийно-политический аппарат делал все возможное, готовя личный состав к боям.
* * *
Военный человек самим характером службы приучен к неожиданным поворотам в личной судьбе. И все же, признаюсь, удивила полученная в ночь на 3 июля телеграмма, согласно которой мне предлагалось немедленно передать дела своему заместителю и срочно явиться в Главное управление политпропаганды РККА.
Принявший меня заместитель начальника Главного управления политической пропаганды Красной Армии корпусной комиссар Ф. Ф. Кузнецов, не объясняя причин вызова, попросил рассказать биографию.
Коротко рассказал. Родился в крестьянской семье. В тринадцать лет начал самостоятельную трудовую жизнь. В 1918 году вступил в Омскую Красную гвардию, а затем - в Красную Армию. Принимал участие в боях с белочехами и колчаковцами в Сибири, сражался с врангелевцами на каховском плацдарме. Будучи помощником комиссара 459-го стрелкового полка, форсировал Сиваш во время Перекопско-Чонгарской операции 1920 года, после этого, уже в должности комиссара того же полка, принимал участие в преследовании противника и 15 ноября вошел в освобожденный Севастополь. В ноябре - декабре 1920 года, а затем в 1921 году - дрался с бандами Махно в Крыму и на Одесщине. С выделением в 1921 году из состава нашей 51-й Перекопской стрелковой дивизии батальона для охраны государственной границы стал сначала комиссаром погранотряда, а с 1935 года - начальником политотдела пограничного округа. Военно-политическую академию окончил в 1931 году, в ряды ленинской партии был принят в 1919 году.
Внимательно выслушав мой рассказ, Федор Федотович Кузнецов сообщил, что я назначен на должность начальника управления политпропаганды Московского военного округа. Дела необходимо принять немедленно у бригадного комиссара Ф. К. Прудникова, временно исполнявшего обязанности начальника управления.
Совершенно не ожидавший подобного поворота дел, я принялся уговаривать корпусного комиссара оставить меня в дивизии, завершающей подготовку к отправке на фронт.
Федор Федотович дал мне возможность высказаться, затем озабоченно посмотрел на настольные часы и, явно полагая вопрос решенным, протянул мне руку.
- Округ в сложившихся условиях, - сурово произнес Ф. Ф. Кузнецов, выполняет огромной важности задачу по формированию новых частей и соединений, ведет мобилизацию людских и материальных ресурсов для фронта. Постарайтесь сделать, Константин Федорович, все от вас зависящее, чтобы эти задачи решались своевременно и организованно.
Предупредив, что в составе управлений округа, в том числе и политпропаганды, в связи с выездом многих их работников в действующую армию произошли большие изменения и что эти изменения создали определенные трудности, Федор Федотович посоветовал на первых порах не стесняясь обращаться к нему за советами.
Напутствуя меня на новую должность, Ф. Ф. Кузнецов сообщил, что командующим округом назначен генерал-лейтенант Павел Артемьевич Артемьев.
- Если не ошибаюсь, вы с ним знакомы? - поинтересовался Федор Федотович.
Нам, действительно, довелось не раз встречаться. П, А. Артемьев в Красную Армию вступил добровольцем в 1918 году. После окончания гражданской войны работал на командных и штабных должностях в войсках НКВД. С 1938 года командовал отдельной дивизией НКВД, в 1941-м стал начальником управления оперативных войск НКВД.
Направляясь в здание штаба округа по улицам Москвы, я невольно думал о превратностях военной судьбы. Разве не наглядный тому пример, когда человек, с трудом добившийся направления на фронт и уже готовый выехать на передовую, попадает вдруг в тыловой округ. Правда, войдя под своды большого здания, занимавшего целый квартал, я сразу же почувствовал, что обстановка в нем, сразу видно, не тыловая. Командиры и политработники, в полевой форме одежды, с оружием, торопливо сновали по длинным темноватым коридорам, накоротке о чем-то переговаривались, что-то друг другу доказывали, чего-то требовали, кого-то разыскивали. И еще только поднимаясь по широкой лестнице, ведущей от парадного входа в кабинет командующего округом, я ощутил напряженный ритм деятельности штаба, возникающий обычно в ходе решения ответственных и не терпящих отлагательства задач.
В кабинете генерал-лейтенанта Артемьева находилось несколько старших командиров. Немало их ожидали вызова в приемной. Неудивительно, что командующий - человек не старый, крепкого телосложения, выглядел крайне утомленным. Видимо, нелегко ему дались шесть первых дней командования столичным округом.
Дождавшись короткой паузы в его беседе с подчиненными, представился по всей форме. Павел Артемьевич, несомненно уже осведомленный о моем назначении, приветливо кивнул головой, широко улыбнувшись дал понять, что узнал меня, и произнес:
- Давай поговорим после полуночи, а пока принимай дела, обживайся на новом месте.
В управлении политпропаганды меня уже ждал бригадный комиссар Федор Кондратьевич Прудников.
Уже с первого знакомства Федор Кондратьевич произвел на редкость приятное впечатление. И оно не оказалось ошибочным: Прудников сочетал в себе лучшие качества политработника - скромность, душевность в общении с товарищами, постоянное стремление принять на спои крепкие плечи самые трудные задания, готовность помочь в трудную минуту.
К Федору Кондратьевичу располагала окружающих и его привлекательная внешность. Очень высокий рост, плавность в движениях, широкая, добрая улыбка. Сослуживцы говорили, что он напоминал им сказочного русского богатыря.
В первом нашем разговоре, затянувшемся более чем на два часа, Прудников обстоятельно ввел меня в курс всех дел управления. Договорились с Федором Кондратьевичом о том, что после ознакомления с работой штаба округа мы наметим подробный план дальнейших действий.
Должность начальника штаба округа исполнял генерал-майор Иван Сергеевич Белов, как мне вскоре пришлось убедиться - отличный штабист, собранный и организованный, уравновешенный в любой обстановке человек. Даже стоявший в его кабинете диван с аккуратно сложенными на нем постельными принадлежностями не только не нарушал, но даже усиливал впечатление раз и навсегда заведенного здесь и неукоснительно поддерживаемого порядка.
До полуночи - срока, назначенного для встречи с командующим, - постарался хоть немного войти в курс дел других управлений округа. Успел познакомиться с командующим ВВС МВО полковником Н. А. Сбытовым, начальником артиллерийского управления генерал-майором артиллерии Н. Ф. Устиновым, начальником артснабжения генерал-майором М. М. Новиковым, начальником автобронетанкового управления полковником С. И. Богдановым и интендантом МВО бригинтендантом Ф. П. Погудо.
Тогда, знакомясь с будущими сослуживцами по тыловому округу, я, конечно, не мог и представить, через какие суровые испытания придется нам вскоре пройти. Поэтому огорчение от того, что не попал в действующую армию и, может быть, так и прослужу всю войну далеко от линии фронта, не проходило. Конечно, я старательно сдерживал свои эмоции, но куда уйдешь от свойственных каждому из нас переживаний?
Явившись в условленное время в кабинет командующего, застал там начальника штаба И. С. Белова. Чуть поодаль сидел человек в защитного цвета гимнастерке без знаков различия. Мельком взглянув на его полное лицо, очки в круглой черной оправе, я подумал, что где-то с ним уже встречался, но не успел вспомнить где, ибо П. А. Артемьев уже вышел из-за стола и, обращаясь именно к этому товарищу, произнес:
- Вот, Александр Сергеевич, наш новый начальник управления политпропаганды - бригадный комиссар Телегин!
- Щербаков! - произнес в свою очередь человек в защитной гимнастерке.
Он поднялся со стула и протянул мне руку.
Командующий отпустил И. С. Белова. Мы остались втроем.
Теперь все стало на свое место. Припомнилось сразу, где мне доводилось уже слушать выступления секретаря ЦК ВКП(б) и 1-го секретаря Московского городского и областного комитетов партии Александра Сергеевича Щербакова. Так что не случайно его лицо показалось мне знакомым. Но мой мозг, перегруженный впечатлениями, встречами, разговорами, размышлениями, буквально обрушившимися на меня в этот бесконечно длинный день, просто не сработал. Да и не мог я представить себе возможность встречи с Александром Сергеевичем именно здесь, да еще в столь поздний час.
Из последовавшего затем обстоятельного разговора стало ясно, что А. С. Щербаков является также и членом Военного совета МВО. Он расспросил о моей прежней службе, ответы выслушал внимательно, иногда покачивая в такт моим словам своей крупной головой с аккуратно гладкой прической.
- Должен сказать, что за краткостью времени пребывания в новой должности, - откровенно признался я, - многое еще осталось неясным, а кое-что окажется значительно сложнее, чем могу сейчас предполагать. Так ведь не один здесь!
- Вот именно! - одобрительно кивнул А. С. Щербаков. - Посему не робейте, действуйте смелее и решительнее, ориентируйтесь по обстановке, принимайте самостоятельные решения, ни на кого не надеясь, не оглядываясь, не думая, "как бы чего не вышло"! Но если нужна будет помощь - не стесняйтесь, обращайтесь в ЦК, МК и МГК. Всегда можете рассчитывать на помощь и поддержку.
Перед отъездом А. С. Щербаков, словно завершая разговор, произнес:
- Мы тут с Павлом Артемьевичем решили, что до назначения нового работника, вместо убывшего на фронт товарища Богаткина (В. Н. Богаткин - корпусной комиссар, член Военного совета МВО), часть обязанностей в мое отсутствие придется выполнять вам. Будете принимать участие в решении вопросов, требующих санкции члена Военного совета... А решение ЦК о назначении нового товарища на эту должность постараемся ускорить!
...Понадобилось не более двух суток, чтобы получить первое представление о характере первоочередных дел и, без преувеличения скажу, не мыслимой для мирного времени уплотненности событиями каждого прожитого дня.
Убежден, что именно высокое чувство ответственности перед своим партийным и гражданским долгом помогало всем нам осваивать круг во много раз возросших служебных обязанностей военного времени. Практически все привычные мерки мирного времени оказались в новых условиях не приемлемыми. И это сознавали все без исключения работники управления Московского военного округа. Всеми ими руководило горячее стремление внести свой посильный вклад в дело разгрома ненавистного врага.
Главная задача Московского военного округа определялась самой обстановкой и, как уже говорилось, состояла в формировании и подготовке войск для фронта. Понятно, что все, кто в округе был к этому причастен, старались сделать все возможное, а подчас, казалось бы, и невозможное для того, чтобы запланированное количество соединений и частей было отмобилизовано, в максимально короткие сроки обучено и отправлено на фронт.
Решение большинства этих задач облегчалось всенародной поддержкой мероприятий, направленных на разгром врага.
Одним из наиболее ярких выражений высочайшего патриотического подъема стало создание народного ополчения.
Еще до того, как было положено начало записи в ряды вооруженных защитников столицы, трудящиеся города создавали добровольные истребительные батальоны, помогавшие в наведении революционного порядка. Более шести тысяч московских коммунистов попросили отправить их на фронт для пополнения рядов политработников. А затем тысячи и тысячи москвичей невзирая на возраст, служебное положение и состояние здоровья пошли по зову сердца в райкомы партии, комсомола, в военкоматы с просьбой записать их в народное ополчение. Но о том, как ширилось и развивалось это движение, речь впереди. Дело в том, что вплотную заниматься им мне довелось уже в новом качестве.
В середине июля позвонил Александр Сергеевич Щербаков и пригласил меня в кабинет члена Военного совета. Зная, как экономно Александр Сергеевич расходует время, я заранее подготовил все документы, требовавшие его подписи или согласования с ним. Захватил папку с бумагами и поспешил на вызов.
- Ну вот, Константин Федорович, - сказал Щербаков, - этот кабинет после отъезда на фронт товарища Богаткина пустовал до сегодняшнего дня. Теперь пришла пора его обживать.
Не представляя, о чем конкретно идет речь, я спросил Александра Сергеевича, в какой мере это относится ко мне лично. Он ответил, что утром состоялось решение ЦК партии и Государственного Комитета Обороны о моем назначении членом Военного совета Московского военного округа, так что занять этот кабинет надлежит именно мне, причем без малейшего промедления.
Признаюсь, что это очередное назначение меня весьма серьезно озадачило. Разумеется, в ходе войны вакансия члена Военного совета округа не могла бесконечно долго оставаться свободной. Но в то же время у меня были все основания предполагать, что на столь ответственный пост будет назначен человек, обладающий большим опытом политической работы в Красной Армии, занимавший ранее крупные посты в Вооруженных Силах и проявивший там свои организаторские способности. Справлюсь ли с обязанностями руководителя столь высокого ранга?
Своими сомнениями прямо поделился с Александром Сергеевичем. Однако впервые за время совместной работы он прервал на полуслове, сказал, словно поставил точку:
- Решение окончательное, пересмотру не подлежит, и не боги горшки обжигают. Жизнь покажет, что надо будет делать... В трудных случаях будем советоваться и сообща вырабатывать решения...
И все же за всю предшествующую службу мне еще не приходилось приступать к исполнению новых обязанностей, столь сильно сомневаясь в своей готовности к тому. Можно понять мое состояние, если вспомнить, что всего за какие-то двадцать пять дней, минувших с начала войны, уже довелось принять участие в формировании стрелковой дивизии и начать осваивать обязанности начальника управления политпропаганды округа. Теперь - еще одно назначение!
Войны несчитанные вёрсты
Аннотация издательства: Автор в годы Великой Отечественной войны был членом Военного совета ряда фронтов, участвовал в боевых действиях под Москвой, в Сталинградской и Курской битвах, при форсировании Днепра, освобождении Белоруссии, в Висло-Одерской и Берлинской операциях. В своих воспоминаниях, работу над которыми К. Ф. Телегин завершил незадолго до своей кончины в 1981 г.. он рассказывает о ярких событиях войны, о стойкости и героизме советских воинов, о совместной работе с Г. К. Жуковым, К. К. Рокоссовским, другими видными военачальниками.
С о д е р ж а н и е
Глава первая. Не отдали Москвы
Глава вторая. Если враг не сдается...
Глава третья. Огненная страда
Глава четвертая. Освобождение Белоруссии
Глава пятая. Последний шаг к победе
Примечания
Глава первая.
Не отдали Москвы
Война, день первый. "Прошу направить меня на фронт". Неожиданные повороты судьбы. П. А. Артемьев, Ф. К. Прудников, И. С. Белов и другие. Александр Сергеевич Щербаков. Формируется народное ополчение. Фронт Можайской линии обороны. Суровое небо Москвы. Перестраиваем работу политорганов. Тяжелый день 5 октября. Столичный округ вступает в бой. Встает страна огромная. Столица на осадном положении. Прерванный доклад. Парад войск на Красной площади. Контрудары Западного фронта. Враг от столицы отброшен. Подводим итоги участия округа в обороне Москвы.
Много раз описан памятный всему человечеству день 22 июня 1941 года, и для каждого описания нашлись свои слова, свои краски, свои подробности. Сколько людей - столько и судеб, и каждая судьба по-своему неповторима.
...В рассветный час этого дня, поднятые и собранные по тревоге, работники управления политпропаганды пограничных войск СССР заполнили кабинет начальника управления бригадного комиссара П. Н. Мироненко.
Вообще внезапные вызовы на службу для каждого из нас были делом обычным, однако собравшиеся на этот раз понимали, что случилось что-то очень серьезное.
Уже почти два года в Западной Европе полыхал пожар второй мировой войны. Народы многих стран на себе испытывали предательские последствия Мюнхенского сговора. Кованые сапоги гитлеровских оккупантов громыхали по проспектам захваченных европейских столиц, клубились черные дымы над крематориями концлагерей.
Агрессивный блок сил мирового империализма - Германии, Италии и Японии расширился и укрепился, к нему присоединились королевская Румыния, хортистская Венгрия, царская Болгария, а также Финляндия. Этот блок поддерживался всей международной империалистической реакцией.
На наших западных границах командование немецко-фашистских войск развернуло активную разведывательную деятельность, значительно участились попытки заброса на нашу территорию гитлеровской агентуры, случаи провокационных нарушений границы, а начиная с весны 1941 года и вторжения в воздушное пространство СССР фашистских самолетов.
Все сходилось к тому, что рано или поздно фашистская Германия нападет на Советский Союз. Нам было хорошо известно, что в этой обстановке Коммунистическая партия и Советское правительство делали все от них зависящее для того, чтобы отсрочить, выиграть время, необходимое для осуществления важных мероприятий, направленных на дальнейшее развертывание оборонной промышленности, увеличение численности Вооруженных Сил, их техническое перевооружение.
Провокационная возня фашистов на нашей западной границе расценивалась у нас в Главном управлении пограничных войск НКВД достаточно однозначно, но при всем этом хотелось верить, что вооруженное столкновение с силами империализма - дело отдаленного будущего, а все, что происходит на границе, лишь изощренная форма военно-политического шантажа, преследующего цель дезинформации правящих кругов Англии с целью, скажем, скрыть от них намерение форсировать Ла-Манш.
В то утро мы еще не знали, что такого рода самоуспокоительные размышления уже опровергнуты суровой действительностью. Фашистская Германия, вероломно нарушив пакт о ненападении, начала бандитское вторжение в пределы нашей страны. Пожар войны уже полыхал на наших западных границах.
...По тому, как обычно уравновешеннейший П. Н. Мироненко был не просто взволнован, но, можно сказать, потрясен, по тому, как он пытался свою взволнованность скрыть, нервно прохаживаясь по кабинету, мы все без слов поняли, что, по меньшей мере, где-то на границе произошел серьезнейший инцидент. А может быть, началась война? В тревоге, молча ждали мы, что же скажет начальник управления.
Бригадный комиссар П. Н. Мироненко в который раз посмотрел на часы, обвел взглядом собравшихся, откашлялся, словно стараясь избавиться от досадной хрипоты, и негромко произнес:
- Сегодня, в четыре часа, немецкие войска по всей западной границе внезапно атаковали пограничные отряды и части Красной Армии. Одновременно сильной бомбардировке о воздуха подверглись города Минск, Вильно, Киев, Одесса, Севастополь и другие. Началась необъявленная война фашистской Германии против нашей Родины!
Представлял ли я себе в то утро, что происходило на западной нашей границе? Опыт боевых действий на озере Хасан, а позже в Финляндии позволял мысленно нарисовать довольно полную картину о характере боевых действий в современной войне, однако, судя по всему, внезапное вторжение немецко-фашистских войск в пределы нашей Родины на этот раз представляло собой не локальный пограничный конфликт, а начало смертельной схватки империализма с социализмом.
Так оно и было. Наступление гитлеровских войск развернулось сразу на широком фронте от Балтики до Черного моря. Войска, брошенные Гитлером в наступление, насчитывали 190 дивизий. Пять с половиной миллионов человек, около 4300 танков, 47 200 орудий и минометов, 4980 боевых самолетов и свыше 190 боевых кораблей.
В составе военных округов, принявших на себя вражеский удар к началу военных действий, находилось 170 дивизий и 2 бригады, насчитывавших в своем составе 2680 тысяч человек, 37500 орудий и минометов (без 50-мм), 1475 танков (КВ и Т-34), 1540 боевых самолетов новых типов, а также значительное количество танков и самолетов устаревших конструкций. Северный, Краснознаменный Балтийский и Черноморский флоты насчитывали 182 корабля основных классов.
Внезапность удара и скрытое сосредоточение сил разрешили фашистскому командованию создать на ряде ударных направлений превосходство сил в 3-4 раза, что также ощутимо повлияло на характер событий первого периода войны.
Мне лично все это стало известно значительно позже. А пока мы молча, и, не скрою, потрясенные сообщением П. Н. Мироненко, смотрели, как он вскрывает пакет - руководство к действию на случай начала войны.
Не берусь здесь подробно перечислять все вопросы, решением которых были наполнены первые часы работы по осуществлению мероприятий, предписанных мобилизационным планом. Не все было ясно, не все и не сразу увязывалось с намеченным. Очень настораживали отсутствие необходимой информации обо всем, что происходит на границе, содержавшиеся в поступающих донесениях пробелы и неясности.
Третий день войны принес известия, которые теперь уже в каких-то почти зримых подробностях раскрывали весь трагизм обстановки, сложившейся в ходе приграничных сражений, обусловленный внезапностью нападения немецко-фашистских войск. Как известно, соединения и части приграничных военных округов не были отмобилизованы и приведены в боевую готовность. Вступившие первыми в бой советские пограничные и передовые части войск прикрытия оказывали упорное сопротивление врагу, самоотверженно бились за каждую пядь советской земли. Уже в окружении сражался героический гарнизон Брестской крепости. Но несмотря на героическую оборону и контрудары наших войск остановить противника не удалось...
В эти дни мне довелось побывать на нескольких призывных пунктах столицы. Буквально толпы добровольцев, не ожидая получения призывных повесток по объявленной всеобщей мобилизации, осаждали военкоматы. Кроме молодых людей можно было видеть мужчин явно не призывного возраста, девушек и женщин.
...Чувствуя какую-то взволнованную потребность выразить свое личное отношение к происходящим событиям, я придвинул к себе чистый лист бумаги и написал рапорт следующего содержания:
"В час грозной опасности для Родины прошу направить меня на фронт на любую должность. Имея боевой опыт комиссара в гражданскую войну, в боях на озере Хасан, в освободительном походе в Западную Белоруссию и в боях с белофиннами, считаю, что на фронте принесу больше пользы, чем в аппарате управления политической пропаганды".
П. Н. Мироненко мельком взглянул на бумагу, не спеша приобщил к стопке, по всей видимости, рапортов аналогичного содержания.
- Таким образом, - обратился ко мне бригадный комиссар, - все сотрудники управления одновременно уходят на фронт, а мобилизационный план будет выполняться сам собой? Я вас правильно понял?
Видимо, почувствовав, что его слова меня не убедили, Петр Никифорович добавил:
- Сейчас, как вам известно, вместе с войсками Красной Армии сражаются 9-я пограничная застава Брестского пограничного отряда, 17-я - Рава-Русского, 13-я - Владимир-Волынского, личный состав Перемышльского пограничного отряда и многие другие пограничные части. Они ждут от нас не рапортов об отправке на фронт, а конкретной боевой помощи... Идите и выполняйте свои обязанности. Нужно будет - пошлем на фронт без всяких ходатайств!
С первых минут войны, казалось, само время начало уплотняться до предела, сутки утратили привычное деление на периоды, а события развивались самым неожиданным образом. Буквально на другой день после разговора с начальником управления (мне показалось тогда, что чуть ли не через неделю) я был снова вызван в знакомый кабинет, и Петр Никифорович суховато сообщил о моем назначении на должность начальника отдела политпропаганды стрелковой дивизии, формируемой из состава пограничных и внутренних войск НКВД. И только после уточнения вопросов о передаче дел моему преемнику Мироненко тепло пожелал мне успехов и крепко, по-товарищески пожал руку.
...В приемной заместителя наркома внутренних дел по внутренним войскам генерал-лейтенанта И. И. Масленникова собрались командиры и политработники многих новых формирований.
Заместитель наркома пригласил прибывших в кабинет. Его информация о положении на фронта была более подробной, чем та, которой мы ранее располагали, но... еще менее утешительной.
- Приказано, - коротко заключил И. И. Масленников, - сформировать одиннадцать стрелковых дивизий из пограничных и внутренних войск НКВД и отправить их на фронт.
Как далее выяснилось, командиром дивизии, в которой мне предстояло служить, назначался полковник Иван Иванович Мельников из отдела боевой подготовки наркомата внутренних дел - человек хорошо знакомый по многолетней совместной службе в пограничных войсках.
В ночь на 25 июня, попрощавшись с семьей, выехал к месту формирования дивизии, куда уже начали прибывать люди, боевая техника, различное имущество.
В пересказе, конечно, все звучит просто. Только следует учесть, что формирование соединения в предельно сжатые сроки требовало высочайшего напряжения. Ведь предстояло принять тысячи людей, сотни единиц техники, многие тонны имущества, боеприпасов, горючего, продовольствия. Распределили личный состав по подразделениям, начали создавать партийные и комсомольские организации. Я много беседовал с командирами и политработниками, чтобы составить о них хотя бы общее впечатление.
В напряженной работе пролетела первая неделя формирования. За это время удалось многое успеть. Партийно-политический аппарат делал все возможное, готовя личный состав к боям.
* * *
Военный человек самим характером службы приучен к неожиданным поворотам в личной судьбе. И все же, признаюсь, удивила полученная в ночь на 3 июля телеграмма, согласно которой мне предлагалось немедленно передать дела своему заместителю и срочно явиться в Главное управление политпропаганды РККА.
Принявший меня заместитель начальника Главного управления политической пропаганды Красной Армии корпусной комиссар Ф. Ф. Кузнецов, не объясняя причин вызова, попросил рассказать биографию.
Коротко рассказал. Родился в крестьянской семье. В тринадцать лет начал самостоятельную трудовую жизнь. В 1918 году вступил в Омскую Красную гвардию, а затем - в Красную Армию. Принимал участие в боях с белочехами и колчаковцами в Сибири, сражался с врангелевцами на каховском плацдарме. Будучи помощником комиссара 459-го стрелкового полка, форсировал Сиваш во время Перекопско-Чонгарской операции 1920 года, после этого, уже в должности комиссара того же полка, принимал участие в преследовании противника и 15 ноября вошел в освобожденный Севастополь. В ноябре - декабре 1920 года, а затем в 1921 году - дрался с бандами Махно в Крыму и на Одесщине. С выделением в 1921 году из состава нашей 51-й Перекопской стрелковой дивизии батальона для охраны государственной границы стал сначала комиссаром погранотряда, а с 1935 года - начальником политотдела пограничного округа. Военно-политическую академию окончил в 1931 году, в ряды ленинской партии был принят в 1919 году.
Внимательно выслушав мой рассказ, Федор Федотович Кузнецов сообщил, что я назначен на должность начальника управления политпропаганды Московского военного округа. Дела необходимо принять немедленно у бригадного комиссара Ф. К. Прудникова, временно исполнявшего обязанности начальника управления.
Совершенно не ожидавший подобного поворота дел, я принялся уговаривать корпусного комиссара оставить меня в дивизии, завершающей подготовку к отправке на фронт.
Федор Федотович дал мне возможность высказаться, затем озабоченно посмотрел на настольные часы и, явно полагая вопрос решенным, протянул мне руку.
- Округ в сложившихся условиях, - сурово произнес Ф. Ф. Кузнецов, выполняет огромной важности задачу по формированию новых частей и соединений, ведет мобилизацию людских и материальных ресурсов для фронта. Постарайтесь сделать, Константин Федорович, все от вас зависящее, чтобы эти задачи решались своевременно и организованно.
Предупредив, что в составе управлений округа, в том числе и политпропаганды, в связи с выездом многих их работников в действующую армию произошли большие изменения и что эти изменения создали определенные трудности, Федор Федотович посоветовал на первых порах не стесняясь обращаться к нему за советами.
Напутствуя меня на новую должность, Ф. Ф. Кузнецов сообщил, что командующим округом назначен генерал-лейтенант Павел Артемьевич Артемьев.
- Если не ошибаюсь, вы с ним знакомы? - поинтересовался Федор Федотович.
Нам, действительно, довелось не раз встречаться. П, А. Артемьев в Красную Армию вступил добровольцем в 1918 году. После окончания гражданской войны работал на командных и штабных должностях в войсках НКВД. С 1938 года командовал отдельной дивизией НКВД, в 1941-м стал начальником управления оперативных войск НКВД.
Направляясь в здание штаба округа по улицам Москвы, я невольно думал о превратностях военной судьбы. Разве не наглядный тому пример, когда человек, с трудом добившийся направления на фронт и уже готовый выехать на передовую, попадает вдруг в тыловой округ. Правда, войдя под своды большого здания, занимавшего целый квартал, я сразу же почувствовал, что обстановка в нем, сразу видно, не тыловая. Командиры и политработники, в полевой форме одежды, с оружием, торопливо сновали по длинным темноватым коридорам, накоротке о чем-то переговаривались, что-то друг другу доказывали, чего-то требовали, кого-то разыскивали. И еще только поднимаясь по широкой лестнице, ведущей от парадного входа в кабинет командующего округом, я ощутил напряженный ритм деятельности штаба, возникающий обычно в ходе решения ответственных и не терпящих отлагательства задач.
В кабинете генерал-лейтенанта Артемьева находилось несколько старших командиров. Немало их ожидали вызова в приемной. Неудивительно, что командующий - человек не старый, крепкого телосложения, выглядел крайне утомленным. Видимо, нелегко ему дались шесть первых дней командования столичным округом.
Дождавшись короткой паузы в его беседе с подчиненными, представился по всей форме. Павел Артемьевич, несомненно уже осведомленный о моем назначении, приветливо кивнул головой, широко улыбнувшись дал понять, что узнал меня, и произнес:
- Давай поговорим после полуночи, а пока принимай дела, обживайся на новом месте.
В управлении политпропаганды меня уже ждал бригадный комиссар Федор Кондратьевич Прудников.
Уже с первого знакомства Федор Кондратьевич произвел на редкость приятное впечатление. И оно не оказалось ошибочным: Прудников сочетал в себе лучшие качества политработника - скромность, душевность в общении с товарищами, постоянное стремление принять на спои крепкие плечи самые трудные задания, готовность помочь в трудную минуту.
К Федору Кондратьевичу располагала окружающих и его привлекательная внешность. Очень высокий рост, плавность в движениях, широкая, добрая улыбка. Сослуживцы говорили, что он напоминал им сказочного русского богатыря.
В первом нашем разговоре, затянувшемся более чем на два часа, Прудников обстоятельно ввел меня в курс всех дел управления. Договорились с Федором Кондратьевичом о том, что после ознакомления с работой штаба округа мы наметим подробный план дальнейших действий.
Должность начальника штаба округа исполнял генерал-майор Иван Сергеевич Белов, как мне вскоре пришлось убедиться - отличный штабист, собранный и организованный, уравновешенный в любой обстановке человек. Даже стоявший в его кабинете диван с аккуратно сложенными на нем постельными принадлежностями не только не нарушал, но даже усиливал впечатление раз и навсегда заведенного здесь и неукоснительно поддерживаемого порядка.
До полуночи - срока, назначенного для встречи с командующим, - постарался хоть немного войти в курс дел других управлений округа. Успел познакомиться с командующим ВВС МВО полковником Н. А. Сбытовым, начальником артиллерийского управления генерал-майором артиллерии Н. Ф. Устиновым, начальником артснабжения генерал-майором М. М. Новиковым, начальником автобронетанкового управления полковником С. И. Богдановым и интендантом МВО бригинтендантом Ф. П. Погудо.
Тогда, знакомясь с будущими сослуживцами по тыловому округу, я, конечно, не мог и представить, через какие суровые испытания придется нам вскоре пройти. Поэтому огорчение от того, что не попал в действующую армию и, может быть, так и прослужу всю войну далеко от линии фронта, не проходило. Конечно, я старательно сдерживал свои эмоции, но куда уйдешь от свойственных каждому из нас переживаний?
Явившись в условленное время в кабинет командующего, застал там начальника штаба И. С. Белова. Чуть поодаль сидел человек в защитного цвета гимнастерке без знаков различия. Мельком взглянув на его полное лицо, очки в круглой черной оправе, я подумал, что где-то с ним уже встречался, но не успел вспомнить где, ибо П. А. Артемьев уже вышел из-за стола и, обращаясь именно к этому товарищу, произнес:
- Вот, Александр Сергеевич, наш новый начальник управления политпропаганды - бригадный комиссар Телегин!
- Щербаков! - произнес в свою очередь человек в защитной гимнастерке.
Он поднялся со стула и протянул мне руку.
Командующий отпустил И. С. Белова. Мы остались втроем.
Теперь все стало на свое место. Припомнилось сразу, где мне доводилось уже слушать выступления секретаря ЦК ВКП(б) и 1-го секретаря Московского городского и областного комитетов партии Александра Сергеевича Щербакова. Так что не случайно его лицо показалось мне знакомым. Но мой мозг, перегруженный впечатлениями, встречами, разговорами, размышлениями, буквально обрушившимися на меня в этот бесконечно длинный день, просто не сработал. Да и не мог я представить себе возможность встречи с Александром Сергеевичем именно здесь, да еще в столь поздний час.
Из последовавшего затем обстоятельного разговора стало ясно, что А. С. Щербаков является также и членом Военного совета МВО. Он расспросил о моей прежней службе, ответы выслушал внимательно, иногда покачивая в такт моим словам своей крупной головой с аккуратно гладкой прической.
- Должен сказать, что за краткостью времени пребывания в новой должности, - откровенно признался я, - многое еще осталось неясным, а кое-что окажется значительно сложнее, чем могу сейчас предполагать. Так ведь не один здесь!
- Вот именно! - одобрительно кивнул А. С. Щербаков. - Посему не робейте, действуйте смелее и решительнее, ориентируйтесь по обстановке, принимайте самостоятельные решения, ни на кого не надеясь, не оглядываясь, не думая, "как бы чего не вышло"! Но если нужна будет помощь - не стесняйтесь, обращайтесь в ЦК, МК и МГК. Всегда можете рассчитывать на помощь и поддержку.
Перед отъездом А. С. Щербаков, словно завершая разговор, произнес:
- Мы тут с Павлом Артемьевичем решили, что до назначения нового работника, вместо убывшего на фронт товарища Богаткина (В. Н. Богаткин - корпусной комиссар, член Военного совета МВО), часть обязанностей в мое отсутствие придется выполнять вам. Будете принимать участие в решении вопросов, требующих санкции члена Военного совета... А решение ЦК о назначении нового товарища на эту должность постараемся ускорить!
...Понадобилось не более двух суток, чтобы получить первое представление о характере первоочередных дел и, без преувеличения скажу, не мыслимой для мирного времени уплотненности событиями каждого прожитого дня.
Убежден, что именно высокое чувство ответственности перед своим партийным и гражданским долгом помогало всем нам осваивать круг во много раз возросших служебных обязанностей военного времени. Практически все привычные мерки мирного времени оказались в новых условиях не приемлемыми. И это сознавали все без исключения работники управления Московского военного округа. Всеми ими руководило горячее стремление внести свой посильный вклад в дело разгрома ненавистного врага.
Главная задача Московского военного округа определялась самой обстановкой и, как уже говорилось, состояла в формировании и подготовке войск для фронта. Понятно, что все, кто в округе был к этому причастен, старались сделать все возможное, а подчас, казалось бы, и невозможное для того, чтобы запланированное количество соединений и частей было отмобилизовано, в максимально короткие сроки обучено и отправлено на фронт.
Решение большинства этих задач облегчалось всенародной поддержкой мероприятий, направленных на разгром врага.
Одним из наиболее ярких выражений высочайшего патриотического подъема стало создание народного ополчения.
Еще до того, как было положено начало записи в ряды вооруженных защитников столицы, трудящиеся города создавали добровольные истребительные батальоны, помогавшие в наведении революционного порядка. Более шести тысяч московских коммунистов попросили отправить их на фронт для пополнения рядов политработников. А затем тысячи и тысячи москвичей невзирая на возраст, служебное положение и состояние здоровья пошли по зову сердца в райкомы партии, комсомола, в военкоматы с просьбой записать их в народное ополчение. Но о том, как ширилось и развивалось это движение, речь впереди. Дело в том, что вплотную заниматься им мне довелось уже в новом качестве.
В середине июля позвонил Александр Сергеевич Щербаков и пригласил меня в кабинет члена Военного совета. Зная, как экономно Александр Сергеевич расходует время, я заранее подготовил все документы, требовавшие его подписи или согласования с ним. Захватил папку с бумагами и поспешил на вызов.
- Ну вот, Константин Федорович, - сказал Щербаков, - этот кабинет после отъезда на фронт товарища Богаткина пустовал до сегодняшнего дня. Теперь пришла пора его обживать.
Не представляя, о чем конкретно идет речь, я спросил Александра Сергеевича, в какой мере это относится ко мне лично. Он ответил, что утром состоялось решение ЦК партии и Государственного Комитета Обороны о моем назначении членом Военного совета Московского военного округа, так что занять этот кабинет надлежит именно мне, причем без малейшего промедления.
Признаюсь, что это очередное назначение меня весьма серьезно озадачило. Разумеется, в ходе войны вакансия члена Военного совета округа не могла бесконечно долго оставаться свободной. Но в то же время у меня были все основания предполагать, что на столь ответственный пост будет назначен человек, обладающий большим опытом политической работы в Красной Армии, занимавший ранее крупные посты в Вооруженных Силах и проявивший там свои организаторские способности. Справлюсь ли с обязанностями руководителя столь высокого ранга?
Своими сомнениями прямо поделился с Александром Сергеевичем. Однако впервые за время совместной работы он прервал на полуслове, сказал, словно поставил точку:
- Решение окончательное, пересмотру не подлежит, и не боги горшки обжигают. Жизнь покажет, что надо будет делать... В трудных случаях будем советоваться и сообща вырабатывать решения...
И все же за всю предшествующую службу мне еще не приходилось приступать к исполнению новых обязанностей, столь сильно сомневаясь в своей готовности к тому. Можно понять мое состояние, если вспомнить, что всего за какие-то двадцать пять дней, минувших с начала войны, уже довелось принять участие в формировании стрелковой дивизии и начать осваивать обязанности начальника управления политпропаганды округа. Теперь - еще одно назначение!