— Ловкости вам не занимать, — уважительно хмыкнул он.
   — Да, сохранились кое-какие навыки: в юности я довольно серьезно занималась спортивной гимнастикой. — Сара открыла крышку кабины «стрекозы» и села на металлические прутья рамы, свесив ноги в… как это назвать? Пилотский отсек? Машинное отделение? Подыскивая подходящий технический термин, Руставели вздрогнул, когда докторша сказала:
   — Опускайте меня.
   Утвердив ноги на углах пересекающихся прутьев рамы, Руставели крепко обхватил Сару за талию. «Слава Богу, весу в ней как цыпленке», — подумал он, осторожно опуская хрупкую на вид американку на сиденье в кабине велоплана. Хотя по мере спуска его ладони пропутешествовали по ее телу от талии до подмышек, на этот раз он не позволил себе никаких вольностей.
   — Спасибо, — кивнула Сара, благодаря его не только за помощь, но и, как видно, за джентльменское поведение.
   Руставели опустил колпак кабины, дождался, пока Сара закроет его изнутри, а затем уселся на кресло водителя и отогнал «Странника» в сторону. Вернувшись к «стрекозе», он во весь голос крикнул:
   — И что теперь?
   — Прежде всего, не надо так кричать. — Сара усмехнулась. — Звуковая волна вашего великолепного баса разорвет шкурку бедной «стрекозы». — Она уже крутила педали, хотя пропеллер пока и не думал вращаться. — Ступайте снова к краю крыла — будете держать его в горизонтальном положении, когда я начну рулить.
   Руставели вытянулся по стойке смирно и по-гусарски отдал честь Таким бравым отточенным жестом, которого не смог бы добиться от него никакой Толмасов.
   — Слушаюсь, товарищ… господин генерал.
   Глаза Сары под белым пластиковым шлемом лукаво прищурились.
   — Вы глупы настолько, что в этом даже есть определенный шарм, Шота Михайлович. Как вы умудрились обвести вокруг пальца все ваши отборочные комиссии?
   Руставели подмигнул ей.
   — Проще простого. Я не сказал им, что я глуп, — посвистывая, он направился к краю крыла.
   Большой пропеллер завращался сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
   — Поехали! — крикнула Сара. «Стрекоза» покатилась вперед на удивление резво; Руставели почти сразу же припустил трусцой. Потом ему пришлось перебирать ногами почаще, и вскоре он уже бежал во всю прыть. На какое-то мгновение ему показалось, что и сам он вот-вот оторвется от земли и взмоет в воздух.
   Но вместо его ног от земли оторвались колеса «стрекозы», и теперь грузин уже не мог бежать наравне с велопланом. В конце концов он остановился, хватая ртом воздух и выдыхая вверх облака пара.
   Сара на секунду отняла руку от штурвала и помахала двум русским, оставшимся далеко внизу.
   Оба ответили ей тем же. Правда, грузин сопроводил прощальный взмах воздушным поцелуем.
   Посмотрев вслед удаляющемуся на восток велоплану, Брюсов подошел к Руставели.
   — Я сожалею, что вам придется одному вести машину, — произнес он смущенно.
   — Ничего, — бросил Руставели, все еще не отрывая взгляда от «стрекозы». — Хорошо, что наш гроб на колесиках работает не на велосипедной тяге. Видит Бог, это его главное достоинство. Может, и единственное.
* * *
   Реатур постепенно привык к тому, что человеки всегда торчат где-нибудь поблизости. Он не осознавал за собой такой привычки и наорал бы на любого подданного, который сказал бы ему о ней — пока четверо из шестерки странных существ не укатили куда-то далеко на своих приспособлениях для путешествий, оставив в летающем доме лишь двоих. Не видя человеков, то и дело сующих свои бесстебельковые глаза в каждый уголок его владения, отец клана ловил себя на мысли, что… скучает по ним.
   А теперь они вернулись, и Сара ведет себя так, будто он — проклятье, она — никуда и не отлучалась, вновь донимая хозяина владения разговорами о Ламре. Чтобы хоть как-то отвлечь назойливую человечью самку, Реатур решил резко сменить тему:
   — Почему четверо из вас столь неожиданно покинули пределы моего владения?
   — Чтобы помочь раненый человек.
   — А, — молвил Реатур и вдруг удивленно шевельнул глазными стеблями. — Подожди. Четверо из вас удалились. Никто из них не был ранен, верно? — Сара качнула головой сверху вниз. — Двое, которые остались, также не были ранены, верно? — И снова она качнула головой. — Но если не был ранен никто из вас, кто же тогда?
   — Человек из владения, которое называется «Россия», — ответила Сара. — Не то же самое владение, что наше. Его ранило на той стороне Ущелья Эрвис.
   Еще человеки? Еще ВЛАДЕНИЕ человеков? Мысль об этом привела Реатура в волнение столь же сильное, какое испытал Фральк. Хотя вождь омало, естественно, не мог знать о реакции скармера на такую новость. Реатур начал расспрашивать Сару о других человеках и вдруг осекся, озабоченный фактом, которому поначалу не придал значения.
   — Вы перебрались ЧЕРЕЗ Ущелье Эрвис ? — переспросил он, надеясь на то, что неправильно понял человечью самку. Но Сара опять качнула головой. — Как? — тихо спросил хозяин владения.
   — В маленькой машине, которая передвигается по воздуху. — Сара раскинула свою единственную пару рук, изображая крылья, и засучила ногами, как она, вероятно, делала, сидя внутри приспособления.
   Реатуру полегчало, но ненадолго.
   — Эти другие человеки из другого владения… — он даже не стал пытаться произнести новое слово, — … у них есть такие машины для путешествий по воздуху?
   — Нет, — быстро и уверенно ответила Сара.
   — Значит, они не могут дать их скармерам? — Одна мысль о том, что какие-то незнакомые человеки начнут как снег сыпаться с небес, встревожила Реатура не на шутку. Представить же себе вооруженных западников, пересекающих Ущелье Эрвис по воздуху… Нет, лучше не представлять.
   К счастью, Сара снова ответила:
   — Нет.
   Реатур незаметно обратил на себя один глазной стебель. Хорошо. Он встревожился не настолько, чтобы поголубеть. Стыдно показывать свои чувства человекам, но демонстрировать собственный страх человечьей самке — позор для любого самца, не говоря уже о хозяине клана. Кроме того, у самок хватает переживаний на их слишком коротком веку, чтобы нагружать их еще и мужскими заботами. Разумом Реатур, может, и понимал, что трем человечьим самкам каким-то чудом удалось дотянуть до возраста зрелых самцов, но поверить в это окончательно до сих пор не смог.
   Между тем Сара, словно прочитав его мысли, возобновила свои докучливые расспросы насчет Ламры с утроенным упорством. Будто и не замечала, что на данный момент вождю стало не до того.
   — Мы поговорим о Ламре в какое-то другое время, не теперь, — заявил Реатур раздраженно.
   Однако вконец обнаглевшая человечья самка и не думала сдаваться.
   — Что ты сейчас делать вместо этого? Что важнее, чем Ламра? Ты не разговаривать о Ламре, Ламра умирать. Что важнее, чем Ламра не умирать?
   Реатуру пришлось на мгновение задуматься, чтобы найти ответ, и он его нашел.
   — Я собираюсь проверить сторожевые посты на краю Ущелья Эрвис. Если скармерам каким-то образом удастся перебраться на восточную сторону и закрепиться на ней, Ламра станет не единственной, кто умрет. — Он двинулся к выходу.
   — Ты от меня убегать, — сказала Сара. Реатур опять мельком взглянул на себя и увидел, что начинает желтеть. То, что Сара была отчасти права, лишь усиливало его гнев. А бестактная человечья самка не унималась: — Как скармеры смогут перебраться через Ущелье Эрвис?
   — Да откуда мне знать? — вскричал Реатур так громко, что Сара отскочила назад, а какой-то самец-слуга выставил из-за угла глазной стебель, дабы удостовериться, что повелителю не угрожает опасность. Реатур был из тех омало, которых ткнешь одним когтем, а они ответят тремя. Поэтому он продолжал орать на Сару, правда уже не так оглушительно: — Пока ты мне не сказала, Сара, я и не думал, что кто-либо сможет пересечь Ущелье Эрвис по воздуху! Почем я знаю, а вдруг подлые скармеры додумаются напасть на нас, к примеру, по воде, когда она заполнит ущелье! И поскольку я не знаю, ЧТО они сделают, я должен держать глазные стебли востро, не так ли?
   — Да, — неохотно согласилась человечья самка. Похоже, гневная вспышка хозяина владения ее не очень-то напугала. — Мы говорить о Ламре позже, да?
   — Позже, да. Но не теперь. — Он зашагал к выходу, и в этот раз она не попыталась его задержать.
   А потом вдруг сказала:
   — Может быть, скармеры и в самом деле использовать… ВОСПОЛЬЗУЮТСЯ водой. Человеки иногда путешествовать по воде
   Несколько капель воды упало на голову Реатуру, когда он вышел из замка. Лето неумолимо приближалось. Все кругом начинало таять. Общение с человеками порой оказывало на него тот же эффект, что и эти мерзкие капли. Как лето своим теплом год за годом подтачивало его дом, так и пришельцы своими словами частенько заставляли таять его уверенность в вещах, неуверенным в которых быть нельзя. Невозможно.
   Проходя мимо поля, Реатур заметил, что самцы трудятся без особого усердия, и начал было кричать на них, но потом решил, что они, собственно, и не виноваты. Работать каменными орудиями тяжело и неудобно, а ледяные инструменты день ото дня становятся все более хрупкими и ломкими.
   Те самцы-крестьяне, что работали поблизости от летающего дома, не поворачивали в его сторону больше одного стебля. Они тоже привыкли к человекам. Хорошо это или плохо? Размышляя, Реатур даже замедлил шаги. Наверное, все-таки хорошо: если бы они и сейчас таращились на летающий дом такими же удивленными взглядами, как в первый день, то вообще не работали бы. Но привыкнуть к человеку — это еще не значит, что можно считать его столь же обычным существом, как, к примеру, элок.
   Направляясь по тропинке в сторону Ущелья Эр-вис, хозяин владения едва не столкнулся с человеком по имени Фрэнк. Тот быстро прошел мимо и даже не остановился, чтобы поговорить с отцом клана. «Грубиян!» — мимоходом возмутился Реатур, но не стал окликать человека, поскольку был занят другими мыслями.
   Он поставил наблюдателей по всему краю Ущелья Эрвис, там, где оно примыкало к его владению, но усиленные дозоры разместил поближе к замку, поскольку в этих местах проживала основная часть воинов, и здесь же некогда находился мост.
   Стоявший на своем посту Тернат держал на изготовку сразу три дротика, словно ожидал, что через ущелье в любой момент может ринуться целая орда скармеров. Завидев хозяина владения, самец почтительно расширился.
   — Не время обмениваться любезностями, старший из старших, — нетерпеливо сказал Реатур, и Тернат тут же снова вытянулся. — Но я рад видеть, что ты так бдителен.
   — Однажды владение станет моим, отец клана, если только скармеры не отнимут его у нас. Потому я и не намерен им этого позволить.
   — Недурно сказано, старший. У меня есть приказ для тебя и для твоих дозорных: пусть время от времени пользуются хотя бы одним глазным стеблем, чтобы взглянуть на небо.
   — На небо, отец клана? Никто не может путешествовать по небу. Конечно, не считая человеков, — поправил себя Тернат, чего до прибытия «Афины» не сделал бы никогда.
   — Ох уж мне эти человеки, — Реатур по обыкновению выпустил воздух из дыхательных пор. — Я только что узнал, что на западной стороне тоже есть человеки, правда не из того клана, из которого здешние. Кто знает, каким коварным трюкам они, могут научить скармеров?
   — Скармеры не нуждаются в том, чтобы кто-либо учил их коварству. Они насквозь коварны с первого своего почкования. Но, ты говоришь… Еще человеки? Не может быть!
   — Хотел бы я, чтобы этого не могло быть, старший из старших, но тот, кто сказал мне об этом, заслуживает доверия. Так что не забывайте поглядывать на небо.
   Тернат, в точности как отец, выпустил воздух из дыхательных пор.
   — Слушаюсь, отец клана.
   Судя по голосу, настроение у него стало не лучше, чем у Реатура. Что ж, пусть почаще смотрит на небо.
* * *
   Двое самцов наседали на Фралька. Каждый из них сжимал в руках по два копья и по паре дротиков, как и сам Фральк. Каждый из них наблюдал за старшим из старших тремя глазами, используя четвертый для того, чтобы следить за действиями напарника. Они лупцевали его с удовольствием, словно Фральк представлял из себя всего лишь очередную жертву, которую давно пора отправить на тот свет.
   Фральк прыгнул на одного из противников, намереваясь нейтрализовать его и таким образом уравнять свои шансы со вторым. Ему удалось поразить самца копьями в две руки, но тот блокировал его удары с почти скучающей легкостью. Второй воин небрежно съездил старшему из старших копьем по голове.
   Естественно, такой бой не мог продолжаться долго. Фральк успел отбить несколько выпадов, но спустя миг удар копья снова настиг его и заставил пронзительно взвизгнуть от боли.
   — Старший из старших, ты мертв, как кусок высушенного на солнце мяса массы, — заявил инструктор, тощий циничный самец по имени Джуксал. — Вернее, стал бы таковым, сражайся мы копьями с настоящими наконечниками. — А вы? — громко обратился он к толпе самцов, наблюдавших за учебным боем. — Вы хоть что-нибудь сечете из того, что видите?
   — Никогда не вклиниваться между двумя самцами, — нестройным хором ответила аудитория.
   Джуксал недоуменно качнул глазными стеблями, будто бы ничего не услышал.
   — Что это вы изволили вякнуть? Или это бегунки прощебетали? Я спрашиваю, чему вас научил поединок?
   — НИКОГДА НЕ ВКЛИНИВАТЬСЯ МЕЖДУ ДВУМЯ САМЦАМИ! — проорали самцы в унисон.
   — Нормально, — неохотно признал Джуксал. — Вы, отпочковавшиеся, все же умеете неплохо отвечать, когда захотите. Вам известно, что нужно делать, чтобы такого никогда не произошло?
   — СФОРМИРОВАТЬ КРУГ! — громким ревом отозвались самцы.
   Фральк кричал вместе со всеми, но что ему больше всего хотелось сделать сейчас, так это по-настоящему, без дурачков, убить ненавистного наставника. В другом месте и в другое время Джуксал подобострастно расширился бы, едва завидев Фралька, и стоял бы так, пока старший из старших не ушел бы. Но здесь, на тренировочном поле, Джуксал обладал властью отца клана над группой самцов, в которую угораздило попасть Фральку. Джуксал пользовался своими правами в полной мере и с каким-то особым удовольствием выбирал именно Фралька постоянным объектом наглядных уроков. После каждого такого урока тело старшего сына Хогрэма нестерпимо ныло.
   Фральк понимал, что должен как можно лучше освоить науку ближнего боя. Именно ему, как руководителю проекта с лодками, предстояло пересечь Ущелье одним из первых. Не приходилось сомневаться в том, что омало не станут приветствовать нежданных гостей восхищенным гиканьем. А Джуксал… Из его непозволительно сурового отношения к старшему из старших можно извлечь кое-какой толк. Вполне возможно, что остальные самцы, видя, каким потрепанным выходит Фральк из каждого учебного поединка, проникнутся к нему сочувствием и будут держать его не за изнеженного любимчика Хогрэма, а за своего товарища, такого же, как они… Хотя и не забудут, что он — старший из старших. Возможно, там, на восточном краю, они станут оберегать его с подобающим энтузиазмом. А значит, Джуксал и в самом деле оказывает ему услугу, едва не выколачивая из него дух в каждой схватке?
   «Так-то оно, может, и так, но боли от таких мыслей не убавляется», — с тоской подумал Фральк.
   — Внимание! — резко выкрикнул Джуксал. — Вы только что заметили восемнадцать по восемнадцать омало, и все это стадо бежит в вашу сторону. Довольно самочьего трепа о вашем вонючем оборонительном круге — делайте его, или вы покойники. Живо, живо, живо!
   Несмотря на небольшую суматоху, самцы выстроились в двойное кольцо гораздо быстрее, чем в первый раз. Джуксал проорал, что с таким результатом во время вторжения каждому стоит захватить с собой в атаку поднос с приправами, для того чтобы омало было с чем сожрать горе-вояк. При этом Джуксал пожелтел с ног до головы, но поскольку он предпочитал этот цвет любому другому, Фральк догадывался, что инструктор, скорее всего, не очень уж рассердился на сей раз.
   — Ладно, сойдет, — Джуксал выбросил вперед одну из рук. — Теперь они вон ТАМ, и их не так много, как вам сначала показалось. Фактически, вас больше. Вперед, проткните здоровенные дыры в их гнусных тушах!
   Некоторые из Фральковых собратьев по тренировкам были ветеранами пограничных стычек с соседними скармерскими кланами — как те двое, с которыми он только что «сражался». Остальные же, подобно старшему из старших, никогда не участвовали в настоящих боевых действиях. Сейчас они выстроились в серповидную линию и бросились в указанном Джуксалом направлении.
   — Проклятье, кричите! Пошире раскройте глотки! — проорал инструктор. — Кричите громче, чтобы им захотелось испражниться там, где они стоят!
   Фральк что есть сил завопил вместе с остальными, чувствуя себя при этом совершеннейшим болваном Старший из старших понимал, что рядовые воины необходимы клану, но никогда не мог представить себя в этой роли. Да и то, что старый Хогрэм надумал основать новый субклан скармеров на восточной стороне Ущелья Эрвис, стало для него новостью.
   — Возвращайтесь на исходную позицию! — приказал Джуксал воинам, и те немедленно повиновались. — Ладно, хватит на сегодня. Метните в мишени по копью, и на этом закончим. Если не можете убить их, так хотя бы напугайте, — добавил он, свирепо пошевелив глазными стеблями.
   Фральк метнул в набитые листьями чучела масси оба копья, но ни одно из них не достигло цели. Хорошо, что сегодня чужаки не наблюдали за тренировкой! Они приходили на плац довольно часто; почти непрерывное щелканье делателей картинок на занятиях стало привычным. Поначалу Фральк думал, что чужаки проникаются благоговейным ужасом при виде могущества и свирепости скармерских воинов…
   Большинство самцов по-прежнему так считало. Джуксал, тот уж точно; как только на плацу появлялся кто-либо из человеков, он буквально из кожи лез вон, понуждая самцов демонстрировать гостям свою силу и беспощадность.
   Фральк же, в отличие от остальных, уже научился читать чувства чужаков по их почти не меняющим цвета лицам. Он знал, что, когда уголки их отвратительных на вид ртов изгибаются вверх, человекам весело или смешно. Для него оставалось непонятным, почему военные занятия так веселят их, но в том, что они веселятся, он был уверен.
   «Ну что ж, — подумал старший из старших, — хотел бы я посмотреть, как поведет себя человек, атакованный самцом, вооруженным сразу четырьмя копьями». Напади на человека с той стороны, где у него нет глаз, и он твой — даже не поймет, в чем дело, прежде чем умереть.
   Постой, постой… Одно из чужацких понятий, которое Фральк никак не мог усвоить до сего момента, внезапно обрело смысл. Что такое «слева» и «справа», он понял почти сразу. «Слева» и «справа» — всего лишь противоположности одного относительно другого; для себя Фральк интерпретировал это как ТРИ РУКИ ПОРОЗНЬ. А вот ПОЗАДИ… Позади — это направление, для которого человек в данный момент не имеет глаз, «слепое» направление. Неудивительно, что человекам в силу их природы (о, жалкие странные создания!) требуется специальное слово для обозначения этого направления.
   ПОЗАДИ… Здесь даже присутствовала какая-то чудная логика, или, по крайней мере, экономичность, вполне понятная деловито-меркантильному рассудку Фралька. Подобно предлогам любого рационального языка, предлоги языка скармеров классифицировали объекты в соответствии с их относительным расстоянием от наблюдателя. Порой это значительно затрудняло процессы мышления и речи: Джуксал, к примеру, находился конкретно сейчас БЛИЖЕ-К-ФРАЛЬКУ, нежели самец по имени Изинг, но ДАЛЬШЕ-ОТ-ФРАЛЬКА, чем самец, которого звали Капом.
   Намного легче сказать — или подумать, — что Джуксал ПОЗАДИ Капома. Ах, как бы было прекрасно, если бы несносный инструктор стоял сейчас ПОЗАДИ Изинга и ПОЗАДИ многих других самцов, и не видел бы его, Фралька, и не досаждал бы ему своими грубыми солдафонскими выходками.
   Увы, Фральк знал цену желаниям. И своим, и чужим. Если бы все желания сбывались, каждый голодающий фермер, уснув с мечтой о процветании, уже к утру просыпался бы, скажем, отцом клана. Большинство желаний так желаниями и остаются.
   Но мечта о том, чтобы Джуксал оказался где-нибудь подальше, была такой приятной, что Фральк не смог избавиться от нее сразу. Поэтому его глазные стебли слегка колыхались от затаенного удовольствия, когда он возвращался с плаца в город Хогрэма.

ГЛАВА 7

   Забытый Реатуром кусок пергамента с начертанными на нем письменами провалялся в палатах самок несколько дней. Большинство самок не обратили на него никакого внимания, некоторые нацарапали какие-то каракули на чистых местах и отбросили пергамент в сторону. Потом им завладела Ламра. Читать она не умела, но знала, что каждому написанному знаку соответствует определенный звук. Однажды, устав от игр с подругами, Ламра захотела поиграть со звуками, которые были ей известны и обозначались знаками, следующими один за другим.
   Она решила выяснить, что получится, если произнести один звук, потом второй, следующий за первым, а затем третий… И в итоге получилось Л-Е-Д! Так вот что означают эти три знака! Лед! Взволнованная своим открытием, Ламра воззрилась на кусок пергамента всеми шестью глазами одновременно, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг. Она, правда, услышала, как приоткрылась дверь, но не придала этому никакого значения, не в силах оторваться от написанного.
   Поэтому самка немного растерялась, заслышав совсем рядом голос Реатура:
   — Что у тебя здесь такое?
   Три ее глазных стебля, дернувшись, повернулись в его сторону. Рядом с Реатуром стояла человечья самка Сара. Как им удалось подкрасться к ней так незаметно? А, неважно. Она обрадовалась их приходу. Особенно приходу Реатура.
   — Смотри, — Ламра указала на уже известные ей знаки. — Это означает «лед», правильно?
   Хозяин владения приблизил один из глазных стеблей к пергаменту.
   — Ну да, лед. Как ты догадалась? — спросил он, не отрывая одного глаза от слова, другим глядя на Сару и на играющих у противоположной стены самок, а остальными четырьмя внимательно рассматривая Ламру.
   — Если говорить звуки трех этих знаков вместе, то из них получается слово, — объяснила она.
   Реатур ничего не ответил, но и глазных стеблей в сторону не отвел. Ламру встревожило его молчание.
   — Со мной что-то не так? — спросила она, опасаясь, как бы Реатур не отругал ее за то, что она посмела узнать смысл написанного.
   — Нет, с тобой все в порядке, — ответил хозяин владения после ужасно длинной паузы. Ламра посмотрела на свое тело и с удовлетворением отметила, что встревоженный голубой сменился зеленым цветом облегчения и счастья.
   — Что? — спросила Сара, не совсем поняв, о чем идет речь.
   — Я знаю, что говорят эти три знака, — гордо заявила ей Ламра, указывая на пергамент когтем. Она произнесла каждый звук по отдельности, затем вместе. — Лед! Ты понимаешь?
   — Да, я понимать, — сказала Сара и несколько раз хлопнула друг об друга своими пятипалыми руками. Шум напугал Ламру, и она наполовину втянула свои глазные стебли в голову. — Нет бояться, — сказала человечья самка. — У нас это означать «хорошо» или «молодчина».
   Ламра лишний раз убедилась в странности пришельцев. Вроде хотят тебя напугать, а потом говорят «молодчина». Ее глазные стебли снова вытянулись наружу.
   Сара повернула голову так, чтобы оба ее глаза смотрели на Реатура.
   — Ты понимать?
   Если бы это сказала не самка (будь она хоть трижды человечья), а взрослый самец омало, Ламра могла бы уверенно констатировать, что в голосе, которым была произнесена фраза, звучал явный триумф.
   — Я ведь уже как-то говорил тебе об этом, разве нет? — спросил Реатур резко и в то же время как-то покорно.
   Человечья самка наклонила голову вниз — все равно что почтительно расширилась.
   — Насчет чего ты понял, Реатур? — спросила Ламра.
   — Насчет тебя, — ответил хозяин владения и, помолчав, продолжил: — Человечья самка хочет попробовать сделать так, чтобы ты не умерла после почкования.
   — Ого! — сказала Ламра, а потом повторила еще раз, громче: — Ого! — Она понятия не имела, как ей отнестись к сказанному Реатуром. — Ты уверен, что у нее получится?
   — Нет, — признался Реатур. — Я даже не знаю, следует ли мне позволять ей делать это. Не знаю, удастся ли Саре сохранить тебе жизнь. Но одно мне известно точно — я не хочу, чтобы ты умирала. В общем, если у нее получится, я буду счастлив. Если нет… Ну что же, мне останется только скорбеть о тебе.
   «Если сам Реатур считает, что у Сары может получиться, — подумала Ламра, — я поступлю так, как он захочет». С тем же любопытством, которое заставило ее изучать знаки на пергаменте, она поинтересовалась у Сары:
   — Как ты сохранишь мою кровь внутри меня?
   Она выходит очень быстро.
   Реатур строго запрещал самкам присутствовать при почковании, однако Ламра пару раз видела Палату Почкования ПОСЛЕ смерти самок, но ДО того, как ее приводили в порядок.
   Сара повернула голову к Ламре.
   — Не знаю. Пытаться узнать, — затем она обратилась к Реатуру: — Самка задавать хорошие вопросы, да?
   — Это да, — согласился хозяин владения. — Она всегда задает хорошие вопросы. С тех пор, как узнала, для чего нужны слова. Из-за этого и из-за многого другого мне и хотелось бы, чтобы она осталась в живых.