– Ты же знаешь, что мы должны быть вместе. Только вместе. Для этого я и пришел. Чтобы исполнить сыновний долг.
Ребенок подошел к ней и стал гладить по спине, потом полез под халат, ища грудь ледяными пальцами. Ольга отшвырнула его руку, вскочила, отошла к трюмо, чтобы поставить телефонный аппарат. Мальчишка запрыгнул на кровать. Хруст огурца под его зубами привел Ольгу в бешенство, перед глазами у нее все заволокло серо-багровой пеленой. Она развернулась к нему.
– Пошел вон отсюда, ублюдок! – завизжала Ольга. – Пошел вон!
В ответ – хохот. Мальчишка прыгал на матраце и корчил рожи.
– Выродок, пошел из моего дома! Ты мне никто! Или я тебя убью, тварь!
– Может, убьешь сначала себя, мамаша? Проститутка, которая трахается в электричках! Убей себя сначала!
Чудовище запищало от хохота, из его рта полетели во все стороны пережеванный огурец.
Ольга приложила всю силу, на которую была способна, в удар с плеча. Ладонь соприкоснулась с левой щекой мальчишки и смела его с кровати, раздался хлопок, вопль оборвался. Ребенок кувыркнулся с матраца и упал возле шкафа-купе, ударившись об дверь головой.
Ольга испытала в этот момент чувство сродни оргазму. Она опустилась на колени, с силой свела ноги, и горячая волна пробежала по всему телу. Она прерывисто дышала, а руки и плечи тряслись, словно через нее пропускали электрический ток.
Когда это прошло, Ольга встала на слабых ногах.
Теперь она могла дышать свободно, окружающий мир приобрел прежнюю, ни с чем не сравнимую четкость. Так или иначе, после недели неимоверного напряжения ей нужна была разрядка. Она выбросила из себя ярость, заодно и проучила выродка, показав ему, что не все ему будет прощать автоматически, как повелось с первого дня. Ольга ничуть не жалела. Свой удар чудовище заслужило, хотя это самое мягкое наказание для такого типа. Может быть, теперь будет более осмотрительным.
Она подошла к нему, лежащему в нелепой позе около шкафа, и подумала, что, возможно, сейчас, самое время его убить. Пока он без сознания. Можно сунуть его головой в ванну, полную воды, и держать, пока не захлебнется.
Если что-то предпринимать, то быстро, пока не очнулся.
Ольга начала действовать, почти не думая, подгоняемая только мыслью, что время уходит. Проклятое время, его всегда не хватает.
Она побежала в ванную, заткнула пробкой сток, включила воду, потом вернулась в комнату. Ребенок слабо дышал через рот, сипел, словно в горле у него что-то застряло. Возможно, кусок огурца.
Ольга задержалась на несколько секунд, испытывая сомнение по поводу того, что собиралась сделать. Все-таки это ее сын, пусть он и чудовище. Плоть от плоти.
Но так ли это? Подобный дегенерат не может быть ее отпрыском. Он рожден от противоестественной связи с покойником, невесть как выбравшимся в наш мир. Этой физической оболочкой воспользовался пришелец из-за черты, нечеловек. Нельзя дать ему окрепнуть и начать осуществлять свой план, каким бы он ни был.
Ее долг как женщины, давшей ему жизнь, состоит в том, чтобы уничтожить его.
Ольга наклонилась и подняла ребенка на руки. Она и раньше знала, что он почти невесом, но сейчас легкость его костей и плоти заставила ее содрогнуться. Словно это огромное насекомое, жук или саранча.
Горячая вода бежала в ванну, паром заволокло всю комнату. Ольга вошла, неся мальчишку на руках. Его рот открылся, на лбу ближе к виску вспухала здоровенная шишка. Оставалось надеяться, что это перелом костей черепа, который не даст ему быстро очнуться.
Вздохнув, Ольга стала опускать тело в воду, руки обожгло, но она не обратила внимания на боль.
Ребенок не подавал признаков жизни. Сначала Ольга погрузила в кипяток его ноги и туловище, держа пока голову над водой. Она стояла, наклонившись над ванной, в ушах билась кровь. Сразу вспомнилось все, что с ней произошло в туалете торгового центра, и от обиды и воспоминаний об унижении Ольга заплакала. Перед глазами появилось и лицо Виталия в электричке, его похотливая нечеловеческая ухмылочка, ледяные руки, грубые прикосновения. Зачем надо было проделывать с ней все это? За чьи промахи она расплачивается?
Это несправедливо. Если по-другому ничего исправить нельзя, она возьмет убийство на свою совесть.
Ольга мотнула головой, плечом попыталась стереть слезы с глаз. Лицо покрылось влагой от пара, идущего с поверхности воды.
Ольга посмотрела еще раз на это ненавистное лицо и опустила голову ребенка в горячую воду. Кожу обжигало. Она надавила ему на ключицу, чтобы не дать всплыть и стала держать, наблюдая за пузырьками, вырывающимися изо рта.
Наконец-то все будет кончено, они с Сашей вернутся к их нормальной жизни. Придется, конечно, с полгодика помучиться плохими снами, но потом от них не останется и следа.
Ольга со злостью надавила чудовищу на грудь, мышцы правой руки затряслись от напряжения, и тогда она перенесла на руку вес тела.
Ребенок внезапно открыл глаза и посмотрел на нее из-под воды. Ольга вскрикнула. К ней словно прилипли две эти черные кляксы, угнездившиеся у него в глазных орбитах. Ольге показалось, что она проваливается в них, точно в огромную яму. Ребенок вцепился обеими руками ей в предплечье и стал давить ногтями, царапаться.
Ольга закричала от боли. Ноги его взбили фонтаны брызг, достигающие потолка, вода полилась на пол. Ребенок сражался за свою жизнь, вопил под толщей воды, прикладывая огромные усилия, но Ольга не могла дать слабину, понимая, что отступать поздно. Она погрузила в воду вторую руку и обеими теперь давила ему на горло.
Борьба эта, казалось, будет бесконечной, хотя прошло всего несколько секунд. Под руками Ольга чувствовала костлявую упругую плоть, больше напоминающую переплетения древесных корней, чем детское горло. С каждым мгновеньем, кажется, оно становилось тверже. Черные глаза смотрели на Ольгу неотрывно. В них была дикая, необузданная ненависть.
Нога чудовища попала ей по голове. Ольга попробовала отстраниться влево, к раковине, но ребенок ухитрился и там ее достать. Сначала по плечу ударила та же нога, а потом он пустил в ход руки. Указательным пальцем мальчишка прочертил на ее щеке у края челюсти полосу. Ольга это проигнорировала. Она удерживала ребенка под водой до тех пор, пока ее левая лодыжка не подвернулась и нога не проехалась по залитой водой кафельной плитке. Ольга бухнулась на колени и ослабила хватку. Она закричала. Ее вопль был исполнен не столько боли, сколько яростного разочарования – она слишком близко подошла к победе.
Ребенок оттолкнул от себя ее руки. Он вынырнул со дна ванны, подняв целые гейзеры кипятка. Ольга отпрянула, ударилась затылком о край раковины и потеряла на время ориентацию в пространстве.
Мальчишка завизжал в полную грудь. Так человек кричать не способен. От этого звука задребезжало стекло на дверце шкафчика.
Ольга сумела подняться, почти не соображая, что делает. Ребенок навис над ней, но она не стала мешкать и накинулась на него, рассчитывая, что ее вес вернет чудовище под воду. Мальчишка закричал еще громче. Этот крик парализовывал волю, отнимал желание сражаться. Ольга расслабилась всего на миг, а ребенок уже сбросил ее руки со своих плеч.
Он выскочил из ванны, точно пробка из бутылки.
Ольга, спасаясь, попыталась бежать. Мальчишка приземлился ей на спину, и она уткнулась лицом в пол, не замечая, что кричит, пока не припечаталась носом. На затылок ее обрушился удар маленького, но очень твердого кулака.
Ольга чуть не потеряла сознание. Она извивалась змеей, пробуя сбросить ребенка с себя, а он наносил ей беспорядочные удары и визжал, словно циркулярная пила. Ольга защищалась от его кулаков, но так как почти ничего не видела, многие удары чудовища достигали цели. Во рту появился вкус крови. Она текла из носа. Снова удар – и треснула губа. Ольга попыталась изобразить нечто вроде «мостика», чтобы избавиться от ребенка. Места было мало – и ничего толком не вышло. Тогда Ольга врезала наугад и дотянулась до его головы, как в первый раз, в комнате. Ребенок отлетел в сторону, снова ударившись головой, только теперь об край ванны.
Она получила свободу, встала на четвереньки, но поскользнулась опять. Тем не менее, двигаться было надо, и Ольга поползла. Кровь текла из носа и рта. Полы мокрого халата размазывали ее капли по линолеуму. Позади рычал ребенок. Казалось, там беснуется огромный пес. Рычание сменялось воем, скулением, лаем или чем-то похожим. Ольга не могла обернуться.
Как только она поднялась на ноги и приготовилась бежать, ребенок вцепился в нее. Ольга завизжала, пальцы чудовища вцепились ей в волосы и потянули назад. Был слышен треск выдираемых из скальпа прядей. Она кричала, чтобы он ее отпустил, но в ответ получала новую порцию рычания и нечеловеческих криков. Могут соседи за стеной услышать это? Ничего больше Ольге сейчас не хотелось. Пускай услышат и вызовут милицию – она готова рассказать обо всем. Выводы делать им.
Ребенок принялся бить ее головой об пол, что-то приговаривая. Ольга собрала последние силы и повернулась с живота на бок. Мальчишка упал слева от нее.
Ольга смогла оказаться на спине и лягнула его обеими ногами. Чудовище отлетело, врезавшись в стену, однако мгновенно пришло в себя и поползло к матери.
Ольга увидела то, что скрывалось за маской детского лица, и завопила. Ужас высвободил в ней скрытые резервы. Она вскочила и побежала в большую комнату. Никаких планов, никаких обманных маневров. Просто хотелось быть подальше от этого нечеловеческого создания. Просто спастись. В глаз попала кровь, текущая из рассеченной брови.
Если бы Саша не ушел, ребенок бы не посмел так со мной обращаться, подумалось ей. Теперь ее некому защитить, она поплатится за то, что подняла руку на эту мразь…
Ольга забежала в комнату, захлопнула за собой дверь, навалилась на нее, но чудовище было сильнее. Оно налетело на дверь с другой стороны, заставив Ольгу упасть снова.
С этого момента она неясно помнила, что происходило. Перекувыркнувшись через угол дивана, Ольга шмякнулась на грудь, одна рука оказалась придавлена весом тела. Запястье отдалось болью. Ольга застонала, прикусив и так расквашенную губу.
Потом ее стали бить. Тем, что попадалось под руку. Стул, кресло. Ее таскали взад-вперед по комнате за волосы. Ребенок рычал, наслаждаясь своей властью, обещая наказать ее так, как никто и никогда никого не наказывал. Обзывал ее нерадивой матерью, шлюхой, дрянью, проституткой, убийцей. Ольга сопротивлялась сколько могла, просила его перестать, а потом потеряла сознание. Очнулась она опять же от боли. Чудовище насиловало ее, засунув свой член ей во влагалище, а ножку стула в анус.
И новая порция небытия. Такого желанного.
* * *
Мальчишка как ни в чем ни бывало смотрел мультики по видео и жевал яблоко.
Ольга пришла в себя спустя два с половиной часа. Она встала, пошатываясь, не видя одним глазом, который почти полностью заплыл, и чувствуя чудовищную, всеохватывающую боль. Она была голой, окровавленный халат лежал на полу скомканный, нижнее белье тоже в крови, разорвано, разбросано по комнате.
Ольга посмотрела на свои руки, покрытые засохшей кровью, и разлепила губы, тоже покрытые коростой.
– Что ты сделал со мной?
Ребенок не обернулся.
– Давно уже надо было тебе отомстить за то, что ты совершила. Ты – детоубийца. Каждый имеет право на жизнь!
Ольга криво усмехнулась распухшими губами, понимая, что теперь не сможет выйти на улицу не меньше двух недель, что проиграла этот, может быть, самый важный бой. Больше у нее наверняка не будет такой возможности.
Но если нельзя убить его, то можно убить себя?
Ольга побрела в ванную, каждый шаг вызывал боль в промежности и заднем проходе. Внутренняя поверхность ног потемнела от крови.
– Не забудь прибраться, а то здесь бардак, – сказал мальчик ей в спину. Ольга невольно втянула голову в плечи, ожидая удара.
Войдя в ванную, она заперлась на задвижку. От того, что смотрело на нее из зеркала, ей стало еще больней и страшней. Там стояла старуха с морщинистым лицом, покрытым кровью, опухшим, изуродованным. Ольга отказывалась верить, что это она и есть, – еще неделю назад молодая красивая женщина с планами на будущее… Теперь ее плоть превратилась в кусок отбивной, никому не нужное нечто, потерявшее человеческий облик. Ольга задрожала.
Можно что-то сделать прямо сейчас.
Она открыла шкафчик в поисках лекарств или бритвы, чтобы вскрыть вены. В раковину полетела всякая дрянь: зубные щетки, мерные ложки, тюбики с пастой, бритвенные принадлежности Саши, кремы, упаковки ароматических салфеток, капли. Наконец грохнулась аптечка – коробка из-под фена, куда было свалено все в кучу. Ольга, подавляя рыдания, открыла коробку и высыпала ее содержимое туда же, в раковину.
Тело было центром боли. Цитаделью боли. Апофеозом всей боли на свете. Миллионы маленьких чудовищ с большими зубами впились в нее и грызли, грызли, грызли.
Одна половина лица, казалось, раздулась до размеров континента. Из глаза вместе с кровью тек мутный гной, ресница царапала глазное яблоко.
Что-то застряло на дне коробки, Ольга потрясла ее, но ничего не добилась – и с криком швырнула коробку об стену. Ванная закачалась перед глазами. Она выставила руку, чтобы ухватиться за трубу, и так стояла целую минуту в оцепенении.
В боли, безусловно, есть покой. Говорят, когда режешь бритвой вены, боль сильная, но вряд ли сильней того, что она чувствует задним проходом.
Покой. Как хорошо. Приятная вибрация разлилась по нервам.
Ольга закрыла более-менее здоровый глаз, не замечая, что из него текут слезы. Очнулась она только когда в трубе зашумело и зарычало. Примерно такие же звуки издавал ее сын, когда… Когда что? Наказывал ее за плохое поведение.
Сдастся она после этого? Именно покорности он ждет от нее. Чтобы мать превратилась в скотину, беспрекословно исполняющую его приказы.
Ольга перевела взгляд на раковину, засыпанную всяким добром, и увидела пластмассовый пузырек с но-шпой. Хороший, хотя и не всегда надежный способ самоубийства. Выпить все эти таблетки и лечь спать, отравить себе печень, кровь, мозг. Смерть, говорят, безболезненная, но вот если угораздит очухаться, самое тяжелое похмелье покажется блаженством. Не говоря уже о том, сколько придется лечиться и сколько это будет стоить.
Нет, лучше не рисковать так. Нужно что-то посильней.
Ольга порылась в куче, видя все сквозь пелену влаги, благодаря которой предметы расплывались, точно свечной парафин. Нашлось только болеутоляющее. Форменное издевательство – дескать, выпей побольше, скрепи свое сердце и живи дальше, такова судьба твоя в современном мире.
Ольга сжала картонную упаковку.
Он хочет покорности, он ее получит, но вовсе не ту, на которую рассчитывает. Может, и не стоило действовать так прямолинейно. Ольга извлекла урок, что, по крайней мере, не надо заниматься этим в одиночку. Во-первых. Во-вторых, ребенок боится воды – теперь это совершенно ясно. Чтобы утопить его окончательно, ей не хватило какой-то жалкой минуты.
Но и это она переживет. Назло переживет. Не на ту напал, выродок. Он упрямый, однако он забыл, благодаря кому появился на свет. В Ольге упрямства и злобы может быть и больше, чем у него.
Еще посмотрим, прошептала Ольга, доставая из коробочки обезболивающие таблетки, еще посмотрим, кто кого, сыночек. Твоя мамочка поняла больше, чем ты думаешь.
Ольга кинула в рот поочередно три таблетки, запив их холодной водой из-под крана. Затем стала умываться, не в силах иной раз удержаться от криков. Воду она сделала теплую, но все равно раны нещадно рвало от одного только прикосновения. Ольга еле-еле смыла с лица засохшую кровь, попробовала убрать гной из заплывшего глаза, но ничего не вышло. Под складки опухоли она забраться не могла. Нос почти не дышал, забитый соплями и коростой. Чтобы его прочистить, пришлось изрядно повозиться.
Обработав раны перекисью водорода и намазав клеем для заживления, Ольга забралась под душ. Предстояло самое трудное. Убедиться, что непоправимых увечий этот ублюдок ей не нанес.
* * *
Ольга сделала уборку, затерла воду в ванной, пропылесосила в большой комнате, сложила окровавленную одежду в мешок, чтобы выбросить. Халат и нижнее белье с бурыми пятнами она носить не сможет. Это было бы слишком.
От убойной дозы обезболивающего Ольга чувствовала себя словно ватная кукла, руки и ноги потеряли чувствительность. Передвигаться приходилось будто на протезах. Зато перестало болеть тело. Лицо тоже потеряло чувствительность, лишь смотреть на него было страшно. Что будет, когда действие лекарства закончится, неизвестно. Возможно, боль вернется сторицей и отыграется на ней ночью.
Ольга была настроена решительно. Пока есть таблетки, она будет их пить. Отсутствие боли помогало ей держать ситуацию под контролем, или тешить себя надеждой, что это так. Предстоит еще встреча с Сашей, который позвонил и сказал, что будет не раньше одиннадцати. Ольга спросила у него, все ли нормально и получила бодрый ответ. У нее складывалось впечатление, что вне дома он забывает о существовании «племянника» и не мучается посторонними мыслями. Если так, то Ольга ему завидует. В каком-то смысле Саша счастливый человек.
За полчаса до его прихода Ольга села на кухне с книжкой, но не читала, а просто скользила взглядом по строчкам. Смотреть одним глазом было тяжело. От моргания загнувшаяся ресница на втором глазу стремилась проткнуть зрачок. Ольга промокала гной носовым платком.
Ребенок спал прямо в кресле, свесив голову. Он казался таким доступным и беззащитным в тот момент, что Ольга с трудом удерживала себя от решительных действий. Ее страх быстро прошел. Она стала средоточием ярости и надеялась, что чудовище это чувствует. Ольга думала о мести, ее успокаивали картины, возникающие в воображении, эпизоды, полные крови, в которых она расправляется с этим выродком раз и навсегда.
Звонок в дверь был резкий. Потом пауза, во время которой Ольга сидела пригвожденная к табуретке. Ребенок заворочался в комнате.
– Чего не идешь? Наш любимчик заявился, – сказало чудовище. – Иди, покажись ему, образина, чтобы он обрадовался. Оближи его со всех сторон.
Ольга сжала зубы, прогоняя страх и приглашая злобу на его место. Злоба, перерастающая в ярость, – сколько сил она дает в борьбе за жизнь! В обычных условиях Ольга представить себе не могла, что может так этим наслаждаться, существовать в этой стихии.
Второй звонок Саши был менее напористым, напоминал, скорее, хилую отрыжку.
Ольга положила книгу, не запомнив страницу, и пошла открывать. Она приготовилась дать Саше отпор при малейшей попытке как-то уязвить ее, начать задавать вопросы с подковыркой, издеваться. Пусть только попробует выкинуть что-нибудь эдакое. Она дернула дверь на себя.
Саша стоял, ссутулившись и опустив голову, с тем же выражением отрешенности во взгляде. Ольга с вызовом поглядела на него, заметив меловую бледность его щек и скул. Саша выглядел, наверное, не менее заслуживающим жалости, чем она.
– Что случилось? – спросил он, входя. Походка была шаркающей.
Ольга поняла, что была права, предположив, что он забывает о чудовище в комнате, когда находится вне дома. Подойдя к двери, Саша снова попал под его влияние. И оно придавило его, сломав в очередной раз волю и подавив эмоции.
– Что с тобой?
Ольга захлопнула дверь и обернулась. Саша уставился на нее оловянными глазами, находясь при этом где-то далеко. Было ощущение, что он заперт в доме с пыльными грязными стеклами, через которые толком и он ничего не видит, и его трудно рассмотреть.
– Саш, как ты себя чувствуешь?
Ее распухшие губы еле двигались, каждая попытка изобразить вразумительный звук приносила страдание, даже несмотря на лекарство.
– Ты похожа на кусок мяса, – сказал Саша, – ты попала под машину?
– Нет.
Она подошла и обняла его, спрятав изуродованное лицо у него на груди. Саша обнял ее деревянными руками, механически. Губы у него тряслись.
– Так в чем дело?
Он пытался выйти из плена и не мог, просто выговаривал слова, хотя, по всему видно, хотел выкрикивать их. В ужасе, в шоке, в ошеломлении.
– Это он, ты знаешь, что это он. Саш, ты ведь чувствуешь, – прошептала Ольга.
– Да, – сказал он после паузы.
Из большой комнаты долетел смешок ребенка. Потом он появился на пороге.
– Какая идиллическая картина. Плакать хочется. А вы поплачьте, поплачьте, потренируйтесь перед постоянными слезами. Вам недолго жить осталось двоим. И вам, и вашим друзьям и родственничкам. Кара ведь настигает чванливых заносчивых убийц, а как вы думали? Я, думали, буду сидеть и все вам прощать? – Мальчишка сплюнул на пол. Ольга с ненавистью нацелила на него свой видящий глаз.
– Погляди на меня, тварь. Ты знаешь, что с тобой будет, – прошипела она. – Я сдохну, но тебя со свету сживу. Обещаю.
– Ой-ой-ой, как мне страшно. Сейчас прямо обкакаюсь. Не берите на себя больше, чем сумеете унести, красавчики мои, потому что возмездие всегда настигает кого надо, – сказало чудовище. В его усмешке было больше издевки и злости, чем всегда. Словно после сегодняшнего случая он стал сильнее, увереннее. – Вы будете делать все, что я захочу. И когда я захочу. Это продлится вечно, поблажек никому не будет, обещаю.
– Заткнись, – сказала Ольга, отвернувшись.
Сейчас и правда они были в его власти.
Мальчишка замолчал, а потом разразился хохотом, уходя на свое любимое место и давая понять, что не воспринимает их угрозы серьезно. Ольга стояла, прижавшись к Саше, и плакала только от одной мысли, насколько на самом деле велика власть этого мерзкого создания.
Но ничего поделать было нельзя, Ольга увела Сашу на кухню и разогрела ему еду. Он сидел и покачивал головой, словно умственно отсталый, а когда Ольга дала ему ложку, Саша выронил ее на стол.
– Да возьми ты нормально! – вскрикнула она, потеряв терпение.
– Почему ты плачешь? – спросил Саша через минуту.
– Посмотри на меня, посмотри! Посмотри! – Ольга взяла его голову и насильно повернула, чтобы ему было видно ее лицо. В глазах Саши не проскальзывало и тени мысли. – Может, тебе рассказать, как мы с ним развлекались без тебя? Нам хорошо было вдвоем! Про стул тебе рассказать? Про ванну? Или про мой глаз?
– Я не понимаю, – пробормотал Саша. – Почему ты орешь?
Он выглядел вымотанным, униженным, забитым, как человек, еле-еле справляющийся со своим несчастьем, лицо осунулось, щеки впали, кровь отлила от лица. Саша смотрел на нее полными слез глазами и откуда-то из глубины – Ольга почувствовала – звал на помощь. Стучал изо всех сил в стены своей тюрьмы.
Ольга замолчала, застигнутая острым чувством стыда. Она не имела права кричать на него и до нынешнего момента не понимала, насколько он несчастен. Мужчина-мальчик, смотрящий на мир, точно голодный сирота. Что он переживает внутри себя, остается гадать.
– Извини меня, прости, пожалуйста, – зашептала Ольга, обняв его. Он сидел, а руки его лежали на коленях. – Я не буду больше кричать. Я не нарочно. Прости меня. Хорошо? Ну?
Саша кивнул, чуть заметно.
Ольга взяла его ложку.
– Давай я тебя покормлю, открывай рот, вот так…
Саша выдал какой-то нечленораздельный звук и чуть не поперхнулся горячим супом. Ольге удалось влить ему в рот немного еды. Саша все сильнее терял связь с окружающим.
– Отпусти его! Отпусти! – закричала Ольга в сторону комнаты. – Перестань над ним издеваться!
Мальчишка засмеялся, визгливо, ехидно.
– Только по просьбе любимой мамочки.
Саша вздрогнул, дернул головой, и в глазах появилась осмысленность. Он устало потер лицо, его плечи задрожали, кадык подпрыгивал, словно мячик.
– Это он сделал?
– Да, – сказала Ольга.
– За что?
– Не все ли равно? У меня появилась возможность… Но я была одна, ты понимаешь? – Ольга плакала и почти не могла нормально дышать, опухший нос забили сопли.
Саша кивнул, облизнул с губ бульон.
– Что нам делать?
– Пока не знаю, Саш. Мы придумаем.
Она помогла ему съесть ужин, ухаживая, точно за маленьким ребенком, и испытывая те же самые чувства, какие испытывает мать. Только благодаря этому Ольга ощущала себя еще живой и способной дать что-то любимому человеку.
Они уснули, прижавшись друг к другу. За окном выл ночной ветер, давивший на стекла огромными невидимыми руками.
В эту ночь чудовищный ребенок не приходил в их спальню. Если он и был, то Ольга его не почувствовала и не увидела. Она сказала себе, что ей наплевать.
Утром в понедельник она позвонила Альбине, что не сможет выйти из-за болезни, на ходу придумав байку про отравление. Ольга хотела спросить у подруги, как дела, не происходит ли у нее что-нибудь странного и ненормального, однако не решилась. Выйти из дома она не сможет довольно долго. По меньшей мере, до того момента, когда можно будет надеть темные очки и занавесить лицо с боков волосами. Губы пока не позволяли это сделать.
Когда Саша ушел, Ольга вновь осталась лицом к лицу со своим проклятьем.
Вечером пришла страшная новость.
Глава 12
Вера свернула к бензоколонке, но немного не успела, оказавшись позади двух машин. Темно-синяя «Лада» спереди ни с того ни с сего затормозила, не доехав до колонки. Вторая машина тоже встала, ее водитель начал ругаться на чем свет стоит и махать рукой.
Вера вытянула голову, потом высунулась из окошка своей «Оки». Ей был виден зазор, в который ее машинка проскользнет без труда. Время дорого, ждать этих обормотов она не собирается.
Вера надавила на газ, обогнула конкурентов и очутилась впереди синей «Лады», рядом с единственной работающей колонкой. Сзади раздался разъяренный вопль.
– Потерпите, мальчики, – произнесла Вера. – Ничего с вами не будет.