Страница:
Поколебавшись, хлопнул новичка по плечу и поспешил в темноту. Здесь опять начинались какие-то тайны: глаза музыканта напомнили беззащитного котенка, впервые жестоко опаленного жизнью. Шагалан, впрочем, не посмотрел вслед, все его внимание поглотила приближавшаяся женщина. Теперь она глядела на него неотрывно, ничуть не пытаясь скрыть цели своего движения. Глядела и улыбалась. С каждым шагом юноша ощущал, как утекает по капле его привычная уверенность, шевельнулось даже нечто схожее со смятением. Еще быстрее росло волнение — женщина была подлинной красавицей. Ее точеные формы растягивали ткань ровно там и ровно настолько, чтобы у любого мужчины помутился рассудок. Черты лица оказались не совсем правильными, зато более мягкими. По дороге ее окликнули, Танжина лишь небрежно отмахнулась. Подошла, остановилась близко, откинула назад волну волос, явно наслаждаясь производимым впечатлением. В это время снова грянула музыка. Между ними замельтешили, затолкались рвущиеся к костру люди, но двое не тронулись с места, продолжали изучать друг друга. Судя по улыбкам, обоим результаты весьма понравились. Отбилось пульсом в висках не меньше минуты, прежде чем Танжина наконец сделала шаг вперед.
— Привет, красавчик, — раздался грудной бархатистый голос. — Ты у нас первый день, а уже легенды о тебе рассказывают.
— Легенды всегда все преувеличивают, сударыня.
Еще шаг, она опустилась рядом на скамью. Юноши коснулся едва ощутимый аромат, и до боли захотелось окунуться в него целиком.
— И я так считаю. Вот и надумала посмотреть своими глазами.
«А глаза у нее карие», — зачарованно прозвучало в голове Шагалана. Танжина, казалось, тоже чувствовала себя не слишком уверенно. Пододвинула полупустую кружку, повертела в руках и возвратила на стол.
— Понимаю, заочно мы знакомы? Тебя ведь Шагаланом зовут?
— Да. А ты Танжина.
— Страшно и вообразить, чего тебе наплели про меня, — фыркнула женщина. — Можешь звать Танжи, как обычно делают друзья.
— Хорошо. — Красноречие к юноше, вопреки желанию, никак не являлось.
— Видела, ты весь вечер не вставал из-за стола. Пойдем танцевать?
— Увы, ничего, боюсь, не получится. Я не знаю этого танца.
Танжина удивленно изогнула бровь:
— Не знаешь? Впрочем, не имеет значения. Он совсем не сложный, я научу.
Она порывисто вскочила, Шагалан остался сидеть.
— Ну чего же ты? Пошли! — Она потянула юношу за руку, однако безрезультатно. — Что-нибудь не так? Еще какие-то препятствия? Или… я не устраиваю тебя в качестве партнерши, красавчик?
— Ты меня более чем устраиваешь, — улыбнулся Шагалан. — А препятствие и вправду существует.
— Какое же? — Танжина склонила голову набок. — Ты про Голопуза, верно?
— Про него. Говорят, очень ревнив?
— Да, ревнует к каждому дереву. — Голос женщины сник, она негромко вздохнула. — И вдобавок несдержан на руку. Разве что в честь праздника… Но ты… Ты его боишься?
Она вдруг гибко нагнулась, взявшись руками за его плечи. Их лица очутились вплотную, ее волосы защекотали его по щекам. Шагалан непроизвольно качнулся было вперед, но она не подпустила, а продолжала внимательно его изучать. Затем сказала, выпрямляясь:
— Нет, не боишься. Тогда что тебя останавливает?
Шагалан, вынырнувший из опьянения близостью, отчетливо понял, что остановиться не сможет. По крайней мере, сейчас. Он поднялся со скамьи:
— Хорошо, пойдем. Но обучение за тобой.
Танжина моментально расцвела, тряхнула золотистыми волосами и, ухватив юношу за руку, повлекла к костру. Каким-то краем сознания разведчик отметил, что их пара сразу сделалась центром всеобщего внимания. Множество глаз неотрывно следили за ними, остальные не упускали возможности как бы ненароком оглянуться. Едва они вступили на площадку, сам собой освободился весьма заметный пятачок. Времени гадать о причинах не оставалось — Танжина, покачиваясь и притопывая в такт музыке, жестом пригласила присоединяться. Несколько ударов сердца он наблюдал за ее движениями, потом нарочито медленно и неуклюже попробовал сам. Опыт его был очень скуден, зато ясно говорил о главном — любому танцу можно научиться в считанные минуты. Во всяком случае, для подготовленного воина, имеющего за плечами многолетнюю практику освоения сложных и динамичных действий, это обстояло именно так. Сперва он неторопливо сымитировал нужные движения, впитал и осознал суть, затем изложил ее самостоятельно. Уже с третьей попытки получилось вполне прилично.
— Да ты молодец! — рассмеялась зарумянившаяся Танжина. — Учишься прямо на глазах. А если быстрей?
Словно услыхав ее, темп танца увеличился, и Шагалан принял вызов. Тренированное тело с каждым мгновением все больше и больше осваивалось с незнакомыми коленцами. Совсем скоро он сумел поднять частоту движений еще выше, теперь настала очередь Танжины отвечать ему. Музыканты тотчас подхватили почин. Одновременно с темпом росла и сложность выделываемых танцорами фигур: если Танжина выдавала все известные ей тонкости, то Шагалан частью копировал их, частью удачно импровизировал. От земли дохнуло взбиваемой мокрой пылью. Их танец превратился в бешеную дуэль, ни один не хотел уступать. Впрочем, в запасе у юноши имелся козырь — несокрушимая выносливость. Он пока не ощущал приближения усталости, но успел заметить, как Танжина начинает задыхаться. Азарт был ему чужд, зато женщина понравилась всерьез. Следовало подумать о том, чтобы сдаться первому, не оскорбив партнершу ни разгромом, ни подыгрыванием. Внезапно надрывавшиеся вовсю инструменты взлетели к верхним нотам, перешли на визг и смолкли…
Они в нерешительности замерли, растерянные от обрушившейся тишины. Та продолжалась недолго, с разных сторон полились крики, топот, рукоплескания. Оглянувшись, Шагалан обнаружил, что общие танцы, вероятно, давно заглохли. Их пара стояла в центре круга, ограниченного плотной стеной зрителей. Сейчас все они бурно выражали восхищение. Танжина окинула взором ликующий народ, белозубо улыбнулась и подступила к юноше. Дышала она тяжело, пышные волосы осели, одна прядь прилипла к мокрому лбу. Шагалан едва успел что-то заподозрить, как Танжина оплела руками его шею и, потянувшись, поцеловала. Такого затяжного сочного поцелуя он еще никогда не испытывал. Сильное женское тело прильнуло всем умопомрачительным рельефом. Вокруг взорвалась новая волна восторгов. В конце концов влажные горячие губы откачнулись-таки нехотя от Шагалана. Танжина склонила голову ему на плечо и еле слышно промурлыкала:
— Ты был великолепен, красавчик. Но в следующий раз во время танца смотри партнерше в глаза, а не на грудь, договорились?
Стоило ей отодвинуться, как здесь же оказался Эркол. Выглядел он немногим лучше танцоров, потный и всклокоченный.
— Ну, вы дали жару, ребята! — заорал в каком-то болезненном возбуждении. — Никогда ничего подобного не бывало! Совсем нас, музыкантов, загнали. Рофтер со своей дудкой чуть без сознания наземь не хлопнулся. У меня вон палец в кровь, а вам только быстрей подавай! Лихие же вы оба плясуны! Пойдемте-ка к бочкам, отдышитесь и горло…
Тихо охнула Танжина. Рука Эркола исчезла с плеча, на ее место опустилась другая, широкая и тяжелая. Шагалан обернулся назад… потом вверх. Рядом стоял детина, которому юноша едва доходил до груди. Круглое лицо, круглый торс в кожаной куртке, монументальные ноги. Пухлые щеки выпирали из-под темной округлой бороды, маленькие, глубоко посаженные глазки недобро поблескивали. Шагалан видел его впервые, но не составило труда определить, что верзила сильно разозлен. Юноша покосился вниз — на поясе незнакомца располагался внушительных размеров тесак в ножнах. Рука на плече сжалась как тиски, однако Шагалан предпочел перетерпеть боль. Он догадывался, кто это. Оправдывались худшие опасения.
— Развлекаешься, стервец? — неожиданно тонким голосом произнес верзила.
— Господин Голопуз, если не ошибаюсь? — уточнил Шагалан.
— Молчи уж, дерьмо. Сам еще молокосос, а на чужих баб заришься? Если ты искал неприятностей, то, считай, нашел их. За такие проказы здесь порой и доблести лишаются. Устрою, если она тебе покоя не дает.
— Отстань от него, Голопуз, — не слишком уверенно вмешался Эркол. — Подумаешь, станцевали они с Танжиной разок. Ничего же страшного…
— Цыц, щенок! Не путайся на дороге — зашибу ненароком.
Музыкант отступил на шаг, но не сдавался:
— Опять свихнулся, образина! Замучил и девушку, и всех своими ревнивыми припадками. Если вина перепил — топай, проспись, нечего нормальных людей распугивать. Скажи ему, Ретси!
Рыжеволосый хамаранец тоже очутился рядом, однако порыва товарища не поддержал:
— Не знаю, не знаю, вопрос тонкий. Тут вроде как задета честь, а с нею шутки плохи. Чувства Голопуза можно понять, хотя, с другой стороны, Танжина ему не жена, не рабыня. Да и браниться площадно в приличном месте негоже. Он ведь все на тебя вылил, Шагалан! Где же твоя гордость?
— Представления не имею, — буркнул разведчик. В эту минуту он старательно восстанавливал в голове обрывочные воспоминания о виденном во время бешеного танца с Танжиной. Почудилось или действительно заметил он в круге зрителей столь же массивную фигуру вблизи второго великана — Ряжа? Там все выглядело вполне мирно. Или игра воображения? Слишком уж его тогда занимали совсем иные мысли.
— Ах, ты еще и трус? — Голопуз уцепился за последние слова. — Как шкодить да выхваляться — герой, а как отвечать — в кусты? Ну так я тебя, сопляка, все равно проучу!
Взволнованная толпа гудела, но вмешиваться в ссору никто не спешил. Шагалан исподлобья наблюдал, как правая лапа Голопуза откатывается в широком замахе. В этот момент что-то пестрое мелькнуло за спиной у верзилы, и на кулаке повисла Танжина.
— Оставь его в покое, животное! — закричала она. — Мало на тебе гадостей и крови?
Голопуз попытался освободить руку, тогда женщина впилась в нее зубами. Верзила взвыл, бросил плечо разведчика и левой рукой смел Танжину на землю. Тотчас Шагалан откликнулся жестким пинком под колено — Голопуз, потеряв равновесие, повалился на бок. Юноша успел поймать его за волосы и уже высматривал, куда нанести завершающий удар, когда вновь вмешался Ретси:
— Господа! Братья! Так дела не делаются. Если два достойных человека хотят выяснить отношения, в этом им никто не смеет мешать. Никаких набрасываний гурьбой на одного! Мы же не варвары, в конце-то концов. Расступитесь! Шагалан, отпусти его.
Сопя и матерясь, Голопуз грузно поднялся с земли.
— Все должно быть честно и справедливо, — продолжал Ретси. — Прежде всего, порядок требует уточнить, не желаете ли вы оба отказаться от своих обид, то бишь уладить раздоры миром?
— Легко, — пожал плечами Шагалан. — Готов даже извиниться перед господином Голопузом. Он явно ошибочно истолковал мое поведение.
— А на черта мне твои извинения? — рыкнул верзила. — Ты — маленькая, вонючая козявка, возомнившая о себе бог знает что! Я не успокоюсь, не размазав тебя!
Ретси кивнул:
— Очевидно, примирение невозможно. Тогда остается положиться на волю Творца, Который в ходе честного поединка покажет нам правого. Итак, схватка на кулаках, без оружия и снаряжения. Сними нож, Голопуз. Действует только одно условие: противника в беззащитном состоянии не добивать! Мы проследим. Расступитесь все! Начинаем!
Незаметно подмигнув Шагалану, хамаранец убрался прочь. Посредине быстро расширявшегося круга пыхтел и топал Голопуз, еще стараясь прийти в себя после тяжкого падения. Разведчик скользнул по периметру, отыскал Эркола с Танжиной.
— Держись, дружище, — махнул рукой музыкант. — И осторожней с этим зверем.
Услышав его слова, женщина подняла голову. Выглядела она несколько зашибленной, но сумела слабо улыбнуться и кивнуть. Удовлетворенный осмотром, юноша вернулся в круг.
Голопуз успел отдышаться и теперь хищно прохаживался вдали. Он был почти на локоть выше Шагалана и, пожалуй, вдвое тяжелее. В активе юноши — выучка и ловкость, у Голопуза — сила и вес. Этому и надлежало определить тактику сторон. С юрким противником у верзилы имелись лишь два реальных варианта: сбить и раздавить своей тушей либо изловчиться загрести в страшные лапищи. Для начала он предпочел первый способ. Явственно дрогнула земля, когда разбойник устремился через круг. Такая большая масса долго набирала скорость, зато, разогнавшись, превращалась в сокрушительный снаряд. Времени Шагалану хватило, чтобы выбрать себе подходящую позицию, оглядеться еще раз, расслабиться. За секунду до столкновения юноша вдруг метнулся вниз и вбок — почудилось, он мгновенно исчез с места, где только что стоял, безмятежный. Мало того, стелясь по земле, Шагалан мимоходом зацепил ногой лодыжку ревнивца, и громоздкая туша повторно рухнула в облако пыли. Толпа отозвалась волной криков. Что в них преобладало — одобрение или досада, — понять было сложно.
Прошла пара минут, прежде чем Голопуз сумел оправиться для продолжения поединка. На сей раз он повел себя куда осмотрительнее, неожиданно мягким шагом принялся описывать круги, постепенно сокращая расстояние. Перед юношей в самом деле находился опытный боец, ветеран множества кабацких драк. Когда противники совсем сблизились, Голопуз резко выкинул левую руку, цапнул Шагалана за ворот рубахи, а правой тотчас ударил изо всех сил. Разведчик провалил удар, почувствовал, как раскаленным плугом скользнул по загривку кулак. Нырнул под руку, но помешал захваченный ворот. Попытался сбить плечом захват, но легче было выдрать кусок рубахи. Нырнул обратно, уклонившись от отмашки Голопуза, разразился частыми ударами: в челюсть, в живот, под грудь. Удары вышли неплохими, они потрясли разбойника, но не отключили, растеряли много энергии в пластах жира и завалах мяса. Огромная правая лапа уже возвращалась, и Шагалан осознал, что не успевает завершить атаку. Внезапно Голопуз бросил захват и, пригнувшись, облапил юношу обеими руками. Как будто клешни легендарного гигантского краба сомкнулись на спине, оторвали от земли, взметнули вверх. Перехватило дыхание. Шагалан отчетливо услышал, как захрустели сминаемые кости. Выжидать было некогда: даже если выдержат ребра, верзила вот-вот швырнет его наземь, а возможно, и сам прыгнет сверху. Запросто получится живая надгробная плита.
Прямо у груди оказалось лицо противника: багровая маска напряжения и злости, разинутый зловонный рот, крохотные искорки глаз. Шагалан, не долго думая, ударил снова — ладонями по ушам, пальцами в глаза, еще раз, затем мощно в приоткрывшееся горло. Клешни дрогнули, распались, юношу вытолкнуло наружу, он еле устоял на ногах. Голопуз шатался, зажав лицо руками и утробно воя. Жадно хватавший ртом воздух Шагалан обернулся, поискал взглядом Ретси или Ряжа — потеху требовалось прекращать, пока не появились жертвы. Тем не менее новый взрыв криков дал понять, что бой продолжается. Шагалан едва успел отклониться от кинувшегося на него врага. Тому вправду здорово перепало — залитое кровью лицо скорее годилось какому-нибудь демону. Подходило оно и по неистовой ярости. Разведчик с трудом избежал перепачканной ладони со скрюченными пальцами, тело сработало само, претворяя в жизнь усвоенные навыки. Скользнул за спину противнику, зацепив по дороге его локоть с шеей, ввел свой вес и порыв в чужое движение, закрутил теряющего опору Голопуза и, совершив почти полный виток, метнул вон. Верзила, слепо переставляя ноги, полетел в толпу, словно гигантский камень, выпущенный из пращи. Люди с криками и визгом брызнули врассыпную. Никто не пожелал удержать беспомощное тело, и оно тяжко врезалось в угол большого стола. Слабый вскрик, грохот посуды, треск… Голопуз мешком сполз на землю.
Все притихли, в испуге разглядывая поверженного великана. Тогда к нему приблизился Шагалан. Рядом тотчас возник Ретси, принялся что-то говорить, но юноша лишь отстранил помеху. Наклонился, наскоро ощупал.
— Ключица сломана, — констатировал, распрямляясь. — И с глазом непорядок.
— Эффектно сработано, — кивнул Ретси. — Хотя и чуточку жестоко, не находишь?
— Могло закончиться еще хуже, я смягчил бросок как сумел. Зачем вообще такое затевать?
Голопуз по-прежнему лежал безжизненной грудой. Ретси крикнул кому-то, несколько человек подняли тело и унесли в темноту. Со всех сторон вновь нарастал гомон.
— Ты сделал то, что следовало, дружище. Защитил свою женщину и показал ватаге свою силу.
— Ну да, — поморщился юноша. — Мы, помнится, обсуждали подобное развитие событий.
— Но сейчас все повернется не так, как ты опасался! Голопуз у нас, мягко сказать, особой любовью не пользуется, и для людей ты отныне чуть ли не герой. Посмотри вокруг!
Шагалан отер рукавом мокрое лицо. Шум кругом впрямь висел нешуточный. Уверенности, что все эти вопли и возгласы приветствуют его победу, не было, однако никакой враждебности в них точно не ощущалось. Некоторые ватажники откровенно смеялись и улыбались ему. Кто-то увлеченно обсуждал с приятелями необычное зрелище.
— Как ты? — подбежала перепуганная Танжина.
Из-за ее спины выглядывал Эркол, помятый и радостный.
— Неплохо. Вот, произвел впечатление, по совету Ретси.
— Дураки! Голопуз — настоящее чудовище, мог запросто убить тебя! Я постоянно ждала какой-нибудь подлости, он мастер на такие штуки.
Шагалан пожал плечами:
— На сей раз не повезло ему, причем крепко.
— Черт с ним! Поделом. Нечего впредь волю рукам давать, скот.
— Да уж, руку он теперь поднимет не скоро. Тебя не сильно задел?
— Ерунда, доставалось и сильнее. Ой, у тебя кровь!
Танжина потянулась к его лбу с платком. В другой раз юноша, непривычный к заботе, беспременно отказался бы от нее, но сейчас это было слишком приятно.
Кто-то сзади позвал Эркола — народу хотелось возобновления веселья.
— Идите к лешему! — огрызнулся музыкант. — Здесь бог знает что творится, а у вас одни танцы на уме. Айда за стол, Шагалан! Разыщем чего-нибудь поесть и выпить, ты, похоже, едва на ногах держишься.
— Глупости! — фыркнул Ретси. — Парень смотрелся молодцом, и сил у него полным-полно. Может, действительно продолжить танцы? У вас с Танжиной это получалось здорово. Покажите-ка еще настоящую удаль!
Женщина кинула на него сердитый взгляд:
— У тебя, Ретси, по сю пору ветер в башке. А тут дело серьезное. — Она тряхнула окровавленным платком. — Человеку помощь нужна. Вы вправе и дальше развлекаться, а я о нем позабочусь. Не возражаешь, Шагалан?
— Ни в коем случае.
Сбоку послышался приглушенный смешок. Донесся он оттуда, где находился Эркол, хотя вряд ли музыкант был причастен — слова Танжины опять ввели его в жалобно-тоскливый ступор.
— Тогда пойдем ко мне. Обопрись на руку, Шагалан, это близко.
Юноша чувствовал себя достаточно уверенно, но не упустил возможности прильнуть к подруге. Вдвоем они двинулись прочь от померкшего костра, к которому уже тащили свежие охапки сучьев.
— Он в надежных руках, — заметил хамаранец. — Девка не оставит беднягу без опеки.
— Ретси, я же просил!… — Эркол скривился, точно от боли.
— Хорошо, хорошо… Не девка, достойнейшая из женщин, светоч морали и духовности, устроит? Лишь бы этот светоч не высосал нашего парня до донышка, знаем… А ты, дружище, все в печали? Брось, девки… и бабы того не заслуживают. Или мы таких не заслуживаем… Эх, разбавим-ка грусть винцом, весельем… а там и своими забавами обеспокоимся.
Танжина привела юношу к длинному бревенчатому дому. Все без исключения многочисленные окна были темны, только над крыльцом тускло мигал огонек фонаря.
— Что, женская казарма? — негромко спросил Шагалан.
— Вроде того, — хихикнули из мрака. — Кажется, мы первыми вернулись с гульбы. Заходи!
Скрипнула дверь, огонек нырнул в тесные сени. Стоило вступить внутрь, как женщина нащупала руку Шагалана и уверенно повлекла дальше. Свет пульсирующего язычка пламени едва достигал ее локтя. Пахло причудливой смесью пыли и разных благовоний. В мельтешении теней юноша разглядел отрезок коридора, череду закрытых дверей по обе стороны. Их целью оказалась третья справа комнатка, имевшая горьковатый запах лаванды, совсем крохотная — три шага на пять, зато богато убранная. Стены и пол в пестрых коврах, на оконце плотная гардина. Почти все пространство занимала кровать с пышным матрасом. Непривычно, неестественно белые простыни — вот что поразило Шагалана с порога. Кровать, словно огромный мягкий сугроб, мерцала в полутьме. Из остальной мебели — только старый кованый сундук в дальнем углу. Рядом с ним к стене была приделана полочка, на которой лежали маленькое надтреснутое зеркало в серебряной оправе, резная пудреница, флаконы темного стекла, гребни и еще какие-то женские штучки.
Пока Шагалан осматривался, Танжина зажгла от фонаря свечу, поставила ее на сундук.
— Садись к свету. Я сейчас принесу воды и обследую твои раны получше.
Юноша протиснулся к изголовью кровати, повозился с любопытным флаконом, неожиданно пахнувшим чем-то по-южному терпким, тронул пальцем притаившуюся в тени иконку. Вернулась Танжина, вдогон за ней из коридора влетел смутный шум.
— Девчонки начали подтягиваться, — объяснила она, потом, поколебавшись, заперла дверь на щеколду. Опустилась на уголок кровати.
— Садись рядом, буду тебя лечить.
В таком обществе Шагалан чувствовал себя более чем здоровым, однако возражать не собирался. Сел очень близко, так близко, как смог. Женщина сделала вид, будто ничего не заметила. Поднесла свечу к самому его лицу и продолжала осмотр, даже когда рука юноши нахально поползла по ее спине. Затем взялась мокрой тряпицей отирать бойцу лоб.
— Слава Всеблагому, и впрямь тут большей частью кровь Голопуза. Тебе же досталась только знатная ссадина. Просто счастливчик!
— Не сомневаюсь в этом, — хрипло подтвердил юноша и привлек ее к себе.
Танжина ответила на поцелуй так же сладко, как и у костра, но гораздо откровеннее. Здесь никто не мешал, можно было упиваться моментом бесконечно. Упругое, горячее тело женщины сливалось с ним, льнуло, лишая воли и рассудка. Когда сдерживающие силы иссякли, Шагалан мягко повалил подругу на спину. Они целовались лежа, постепенно продираясь сквозь разделяющую их ткань.
— Подожди, — прошептала Танжина.
В этот миг его рука зацепила край юбки и потянула наверх. Женщина, хохотнув, одним движением вывернулась из объятий, вскочила. Глаза ее возбужденно блестели.
— Подожди, дурачок.
Приподнявшись на локте, юноша завороженно наблюдал, как она отступила на шаг и стала медленно раздеваться. Одна за другой с легким шелестом спадали пестрые юбки. Один за другим расходились стежки завязок длинной льняной рубахи. Танжина придержала колыхнувшуюся ткань двумя пальцами, еще раз метнула взгляд в сторону кровати и отпустила. Шагалана сбросило на пол, он остолбенел. Хороша, причем хороша до безумия! Большие высокие груди с темными кругами сосков, широкие бедра, вожделенный черный треугольник, захватывающая дух талия с плоским по-девичьи животом… Танжина оставила на себе лишь свободные браслеты: вместе с янтарным ожерельем и рассыпавшимися по плечам прядями они вносили последние штрихи в картину нестерпимого соблазна.
— Ну, какое впечатление? — донеслось напевное из тени волос.
Шагалан попытался ответить, но получился только невнятный хрип. Тогда он в пару приемов тоже скинул с себя все. И сколь бы могучие препоны ни возводил долго и тщательно разум, они не треснули — сгинули в потоке страсти, словно хрустальная безделушка… Жаль, иссякла стихия так же нежданно быстро…
VII
— Привет, красавчик, — раздался грудной бархатистый голос. — Ты у нас первый день, а уже легенды о тебе рассказывают.
— Легенды всегда все преувеличивают, сударыня.
Еще шаг, она опустилась рядом на скамью. Юноши коснулся едва ощутимый аромат, и до боли захотелось окунуться в него целиком.
— И я так считаю. Вот и надумала посмотреть своими глазами.
«А глаза у нее карие», — зачарованно прозвучало в голове Шагалана. Танжина, казалось, тоже чувствовала себя не слишком уверенно. Пододвинула полупустую кружку, повертела в руках и возвратила на стол.
— Понимаю, заочно мы знакомы? Тебя ведь Шагаланом зовут?
— Да. А ты Танжина.
— Страшно и вообразить, чего тебе наплели про меня, — фыркнула женщина. — Можешь звать Танжи, как обычно делают друзья.
— Хорошо. — Красноречие к юноше, вопреки желанию, никак не являлось.
— Видела, ты весь вечер не вставал из-за стола. Пойдем танцевать?
— Увы, ничего, боюсь, не получится. Я не знаю этого танца.
Танжина удивленно изогнула бровь:
— Не знаешь? Впрочем, не имеет значения. Он совсем не сложный, я научу.
Она порывисто вскочила, Шагалан остался сидеть.
— Ну чего же ты? Пошли! — Она потянула юношу за руку, однако безрезультатно. — Что-нибудь не так? Еще какие-то препятствия? Или… я не устраиваю тебя в качестве партнерши, красавчик?
— Ты меня более чем устраиваешь, — улыбнулся Шагалан. — А препятствие и вправду существует.
— Какое же? — Танжина склонила голову набок. — Ты про Голопуза, верно?
— Про него. Говорят, очень ревнив?
— Да, ревнует к каждому дереву. — Голос женщины сник, она негромко вздохнула. — И вдобавок несдержан на руку. Разве что в честь праздника… Но ты… Ты его боишься?
Она вдруг гибко нагнулась, взявшись руками за его плечи. Их лица очутились вплотную, ее волосы защекотали его по щекам. Шагалан непроизвольно качнулся было вперед, но она не подпустила, а продолжала внимательно его изучать. Затем сказала, выпрямляясь:
— Нет, не боишься. Тогда что тебя останавливает?
Шагалан, вынырнувший из опьянения близостью, отчетливо понял, что остановиться не сможет. По крайней мере, сейчас. Он поднялся со скамьи:
— Хорошо, пойдем. Но обучение за тобой.
Танжина моментально расцвела, тряхнула золотистыми волосами и, ухватив юношу за руку, повлекла к костру. Каким-то краем сознания разведчик отметил, что их пара сразу сделалась центром всеобщего внимания. Множество глаз неотрывно следили за ними, остальные не упускали возможности как бы ненароком оглянуться. Едва они вступили на площадку, сам собой освободился весьма заметный пятачок. Времени гадать о причинах не оставалось — Танжина, покачиваясь и притопывая в такт музыке, жестом пригласила присоединяться. Несколько ударов сердца он наблюдал за ее движениями, потом нарочито медленно и неуклюже попробовал сам. Опыт его был очень скуден, зато ясно говорил о главном — любому танцу можно научиться в считанные минуты. Во всяком случае, для подготовленного воина, имеющего за плечами многолетнюю практику освоения сложных и динамичных действий, это обстояло именно так. Сперва он неторопливо сымитировал нужные движения, впитал и осознал суть, затем изложил ее самостоятельно. Уже с третьей попытки получилось вполне прилично.
— Да ты молодец! — рассмеялась зарумянившаяся Танжина. — Учишься прямо на глазах. А если быстрей?
Словно услыхав ее, темп танца увеличился, и Шагалан принял вызов. Тренированное тело с каждым мгновением все больше и больше осваивалось с незнакомыми коленцами. Совсем скоро он сумел поднять частоту движений еще выше, теперь настала очередь Танжины отвечать ему. Музыканты тотчас подхватили почин. Одновременно с темпом росла и сложность выделываемых танцорами фигур: если Танжина выдавала все известные ей тонкости, то Шагалан частью копировал их, частью удачно импровизировал. От земли дохнуло взбиваемой мокрой пылью. Их танец превратился в бешеную дуэль, ни один не хотел уступать. Впрочем, в запасе у юноши имелся козырь — несокрушимая выносливость. Он пока не ощущал приближения усталости, но успел заметить, как Танжина начинает задыхаться. Азарт был ему чужд, зато женщина понравилась всерьез. Следовало подумать о том, чтобы сдаться первому, не оскорбив партнершу ни разгромом, ни подыгрыванием. Внезапно надрывавшиеся вовсю инструменты взлетели к верхним нотам, перешли на визг и смолкли…
Они в нерешительности замерли, растерянные от обрушившейся тишины. Та продолжалась недолго, с разных сторон полились крики, топот, рукоплескания. Оглянувшись, Шагалан обнаружил, что общие танцы, вероятно, давно заглохли. Их пара стояла в центре круга, ограниченного плотной стеной зрителей. Сейчас все они бурно выражали восхищение. Танжина окинула взором ликующий народ, белозубо улыбнулась и подступила к юноше. Дышала она тяжело, пышные волосы осели, одна прядь прилипла к мокрому лбу. Шагалан едва успел что-то заподозрить, как Танжина оплела руками его шею и, потянувшись, поцеловала. Такого затяжного сочного поцелуя он еще никогда не испытывал. Сильное женское тело прильнуло всем умопомрачительным рельефом. Вокруг взорвалась новая волна восторгов. В конце концов влажные горячие губы откачнулись-таки нехотя от Шагалана. Танжина склонила голову ему на плечо и еле слышно промурлыкала:
— Ты был великолепен, красавчик. Но в следующий раз во время танца смотри партнерше в глаза, а не на грудь, договорились?
Стоило ей отодвинуться, как здесь же оказался Эркол. Выглядел он немногим лучше танцоров, потный и всклокоченный.
— Ну, вы дали жару, ребята! — заорал в каком-то болезненном возбуждении. — Никогда ничего подобного не бывало! Совсем нас, музыкантов, загнали. Рофтер со своей дудкой чуть без сознания наземь не хлопнулся. У меня вон палец в кровь, а вам только быстрей подавай! Лихие же вы оба плясуны! Пойдемте-ка к бочкам, отдышитесь и горло…
Тихо охнула Танжина. Рука Эркола исчезла с плеча, на ее место опустилась другая, широкая и тяжелая. Шагалан обернулся назад… потом вверх. Рядом стоял детина, которому юноша едва доходил до груди. Круглое лицо, круглый торс в кожаной куртке, монументальные ноги. Пухлые щеки выпирали из-под темной округлой бороды, маленькие, глубоко посаженные глазки недобро поблескивали. Шагалан видел его впервые, но не составило труда определить, что верзила сильно разозлен. Юноша покосился вниз — на поясе незнакомца располагался внушительных размеров тесак в ножнах. Рука на плече сжалась как тиски, однако Шагалан предпочел перетерпеть боль. Он догадывался, кто это. Оправдывались худшие опасения.
— Развлекаешься, стервец? — неожиданно тонким голосом произнес верзила.
— Господин Голопуз, если не ошибаюсь? — уточнил Шагалан.
— Молчи уж, дерьмо. Сам еще молокосос, а на чужих баб заришься? Если ты искал неприятностей, то, считай, нашел их. За такие проказы здесь порой и доблести лишаются. Устрою, если она тебе покоя не дает.
— Отстань от него, Голопуз, — не слишком уверенно вмешался Эркол. — Подумаешь, станцевали они с Танжиной разок. Ничего же страшного…
— Цыц, щенок! Не путайся на дороге — зашибу ненароком.
Музыкант отступил на шаг, но не сдавался:
— Опять свихнулся, образина! Замучил и девушку, и всех своими ревнивыми припадками. Если вина перепил — топай, проспись, нечего нормальных людей распугивать. Скажи ему, Ретси!
Рыжеволосый хамаранец тоже очутился рядом, однако порыва товарища не поддержал:
— Не знаю, не знаю, вопрос тонкий. Тут вроде как задета честь, а с нею шутки плохи. Чувства Голопуза можно понять, хотя, с другой стороны, Танжина ему не жена, не рабыня. Да и браниться площадно в приличном месте негоже. Он ведь все на тебя вылил, Шагалан! Где же твоя гордость?
— Представления не имею, — буркнул разведчик. В эту минуту он старательно восстанавливал в голове обрывочные воспоминания о виденном во время бешеного танца с Танжиной. Почудилось или действительно заметил он в круге зрителей столь же массивную фигуру вблизи второго великана — Ряжа? Там все выглядело вполне мирно. Или игра воображения? Слишком уж его тогда занимали совсем иные мысли.
— Ах, ты еще и трус? — Голопуз уцепился за последние слова. — Как шкодить да выхваляться — герой, а как отвечать — в кусты? Ну так я тебя, сопляка, все равно проучу!
Взволнованная толпа гудела, но вмешиваться в ссору никто не спешил. Шагалан исподлобья наблюдал, как правая лапа Голопуза откатывается в широком замахе. В этот момент что-то пестрое мелькнуло за спиной у верзилы, и на кулаке повисла Танжина.
— Оставь его в покое, животное! — закричала она. — Мало на тебе гадостей и крови?
Голопуз попытался освободить руку, тогда женщина впилась в нее зубами. Верзила взвыл, бросил плечо разведчика и левой рукой смел Танжину на землю. Тотчас Шагалан откликнулся жестким пинком под колено — Голопуз, потеряв равновесие, повалился на бок. Юноша успел поймать его за волосы и уже высматривал, куда нанести завершающий удар, когда вновь вмешался Ретси:
— Господа! Братья! Так дела не делаются. Если два достойных человека хотят выяснить отношения, в этом им никто не смеет мешать. Никаких набрасываний гурьбой на одного! Мы же не варвары, в конце-то концов. Расступитесь! Шагалан, отпусти его.
Сопя и матерясь, Голопуз грузно поднялся с земли.
— Все должно быть честно и справедливо, — продолжал Ретси. — Прежде всего, порядок требует уточнить, не желаете ли вы оба отказаться от своих обид, то бишь уладить раздоры миром?
— Легко, — пожал плечами Шагалан. — Готов даже извиниться перед господином Голопузом. Он явно ошибочно истолковал мое поведение.
— А на черта мне твои извинения? — рыкнул верзила. — Ты — маленькая, вонючая козявка, возомнившая о себе бог знает что! Я не успокоюсь, не размазав тебя!
Ретси кивнул:
— Очевидно, примирение невозможно. Тогда остается положиться на волю Творца, Который в ходе честного поединка покажет нам правого. Итак, схватка на кулаках, без оружия и снаряжения. Сними нож, Голопуз. Действует только одно условие: противника в беззащитном состоянии не добивать! Мы проследим. Расступитесь все! Начинаем!
Незаметно подмигнув Шагалану, хамаранец убрался прочь. Посредине быстро расширявшегося круга пыхтел и топал Голопуз, еще стараясь прийти в себя после тяжкого падения. Разведчик скользнул по периметру, отыскал Эркола с Танжиной.
— Держись, дружище, — махнул рукой музыкант. — И осторожней с этим зверем.
Услышав его слова, женщина подняла голову. Выглядела она несколько зашибленной, но сумела слабо улыбнуться и кивнуть. Удовлетворенный осмотром, юноша вернулся в круг.
Голопуз успел отдышаться и теперь хищно прохаживался вдали. Он был почти на локоть выше Шагалана и, пожалуй, вдвое тяжелее. В активе юноши — выучка и ловкость, у Голопуза — сила и вес. Этому и надлежало определить тактику сторон. С юрким противником у верзилы имелись лишь два реальных варианта: сбить и раздавить своей тушей либо изловчиться загрести в страшные лапищи. Для начала он предпочел первый способ. Явственно дрогнула земля, когда разбойник устремился через круг. Такая большая масса долго набирала скорость, зато, разогнавшись, превращалась в сокрушительный снаряд. Времени Шагалану хватило, чтобы выбрать себе подходящую позицию, оглядеться еще раз, расслабиться. За секунду до столкновения юноша вдруг метнулся вниз и вбок — почудилось, он мгновенно исчез с места, где только что стоял, безмятежный. Мало того, стелясь по земле, Шагалан мимоходом зацепил ногой лодыжку ревнивца, и громоздкая туша повторно рухнула в облако пыли. Толпа отозвалась волной криков. Что в них преобладало — одобрение или досада, — понять было сложно.
Прошла пара минут, прежде чем Голопуз сумел оправиться для продолжения поединка. На сей раз он повел себя куда осмотрительнее, неожиданно мягким шагом принялся описывать круги, постепенно сокращая расстояние. Перед юношей в самом деле находился опытный боец, ветеран множества кабацких драк. Когда противники совсем сблизились, Голопуз резко выкинул левую руку, цапнул Шагалана за ворот рубахи, а правой тотчас ударил изо всех сил. Разведчик провалил удар, почувствовал, как раскаленным плугом скользнул по загривку кулак. Нырнул под руку, но помешал захваченный ворот. Попытался сбить плечом захват, но легче было выдрать кусок рубахи. Нырнул обратно, уклонившись от отмашки Голопуза, разразился частыми ударами: в челюсть, в живот, под грудь. Удары вышли неплохими, они потрясли разбойника, но не отключили, растеряли много энергии в пластах жира и завалах мяса. Огромная правая лапа уже возвращалась, и Шагалан осознал, что не успевает завершить атаку. Внезапно Голопуз бросил захват и, пригнувшись, облапил юношу обеими руками. Как будто клешни легендарного гигантского краба сомкнулись на спине, оторвали от земли, взметнули вверх. Перехватило дыхание. Шагалан отчетливо услышал, как захрустели сминаемые кости. Выжидать было некогда: даже если выдержат ребра, верзила вот-вот швырнет его наземь, а возможно, и сам прыгнет сверху. Запросто получится живая надгробная плита.
Прямо у груди оказалось лицо противника: багровая маска напряжения и злости, разинутый зловонный рот, крохотные искорки глаз. Шагалан, не долго думая, ударил снова — ладонями по ушам, пальцами в глаза, еще раз, затем мощно в приоткрывшееся горло. Клешни дрогнули, распались, юношу вытолкнуло наружу, он еле устоял на ногах. Голопуз шатался, зажав лицо руками и утробно воя. Жадно хватавший ртом воздух Шагалан обернулся, поискал взглядом Ретси или Ряжа — потеху требовалось прекращать, пока не появились жертвы. Тем не менее новый взрыв криков дал понять, что бой продолжается. Шагалан едва успел отклониться от кинувшегося на него врага. Тому вправду здорово перепало — залитое кровью лицо скорее годилось какому-нибудь демону. Подходило оно и по неистовой ярости. Разведчик с трудом избежал перепачканной ладони со скрюченными пальцами, тело сработало само, претворяя в жизнь усвоенные навыки. Скользнул за спину противнику, зацепив по дороге его локоть с шеей, ввел свой вес и порыв в чужое движение, закрутил теряющего опору Голопуза и, совершив почти полный виток, метнул вон. Верзила, слепо переставляя ноги, полетел в толпу, словно гигантский камень, выпущенный из пращи. Люди с криками и визгом брызнули врассыпную. Никто не пожелал удержать беспомощное тело, и оно тяжко врезалось в угол большого стола. Слабый вскрик, грохот посуды, треск… Голопуз мешком сполз на землю.
Все притихли, в испуге разглядывая поверженного великана. Тогда к нему приблизился Шагалан. Рядом тотчас возник Ретси, принялся что-то говорить, но юноша лишь отстранил помеху. Наклонился, наскоро ощупал.
— Ключица сломана, — констатировал, распрямляясь. — И с глазом непорядок.
— Эффектно сработано, — кивнул Ретси. — Хотя и чуточку жестоко, не находишь?
— Могло закончиться еще хуже, я смягчил бросок как сумел. Зачем вообще такое затевать?
Голопуз по-прежнему лежал безжизненной грудой. Ретси крикнул кому-то, несколько человек подняли тело и унесли в темноту. Со всех сторон вновь нарастал гомон.
— Ты сделал то, что следовало, дружище. Защитил свою женщину и показал ватаге свою силу.
— Ну да, — поморщился юноша. — Мы, помнится, обсуждали подобное развитие событий.
— Но сейчас все повернется не так, как ты опасался! Голопуз у нас, мягко сказать, особой любовью не пользуется, и для людей ты отныне чуть ли не герой. Посмотри вокруг!
Шагалан отер рукавом мокрое лицо. Шум кругом впрямь висел нешуточный. Уверенности, что все эти вопли и возгласы приветствуют его победу, не было, однако никакой враждебности в них точно не ощущалось. Некоторые ватажники откровенно смеялись и улыбались ему. Кто-то увлеченно обсуждал с приятелями необычное зрелище.
— Как ты? — подбежала перепуганная Танжина.
Из-за ее спины выглядывал Эркол, помятый и радостный.
— Неплохо. Вот, произвел впечатление, по совету Ретси.
— Дураки! Голопуз — настоящее чудовище, мог запросто убить тебя! Я постоянно ждала какой-нибудь подлости, он мастер на такие штуки.
Шагалан пожал плечами:
— На сей раз не повезло ему, причем крепко.
— Черт с ним! Поделом. Нечего впредь волю рукам давать, скот.
— Да уж, руку он теперь поднимет не скоро. Тебя не сильно задел?
— Ерунда, доставалось и сильнее. Ой, у тебя кровь!
Танжина потянулась к его лбу с платком. В другой раз юноша, непривычный к заботе, беспременно отказался бы от нее, но сейчас это было слишком приятно.
Кто-то сзади позвал Эркола — народу хотелось возобновления веселья.
— Идите к лешему! — огрызнулся музыкант. — Здесь бог знает что творится, а у вас одни танцы на уме. Айда за стол, Шагалан! Разыщем чего-нибудь поесть и выпить, ты, похоже, едва на ногах держишься.
— Глупости! — фыркнул Ретси. — Парень смотрелся молодцом, и сил у него полным-полно. Может, действительно продолжить танцы? У вас с Танжиной это получалось здорово. Покажите-ка еще настоящую удаль!
Женщина кинула на него сердитый взгляд:
— У тебя, Ретси, по сю пору ветер в башке. А тут дело серьезное. — Она тряхнула окровавленным платком. — Человеку помощь нужна. Вы вправе и дальше развлекаться, а я о нем позабочусь. Не возражаешь, Шагалан?
— Ни в коем случае.
Сбоку послышался приглушенный смешок. Донесся он оттуда, где находился Эркол, хотя вряд ли музыкант был причастен — слова Танжины опять ввели его в жалобно-тоскливый ступор.
— Тогда пойдем ко мне. Обопрись на руку, Шагалан, это близко.
Юноша чувствовал себя достаточно уверенно, но не упустил возможности прильнуть к подруге. Вдвоем они двинулись прочь от померкшего костра, к которому уже тащили свежие охапки сучьев.
— Он в надежных руках, — заметил хамаранец. — Девка не оставит беднягу без опеки.
— Ретси, я же просил!… — Эркол скривился, точно от боли.
— Хорошо, хорошо… Не девка, достойнейшая из женщин, светоч морали и духовности, устроит? Лишь бы этот светоч не высосал нашего парня до донышка, знаем… А ты, дружище, все в печали? Брось, девки… и бабы того не заслуживают. Или мы таких не заслуживаем… Эх, разбавим-ка грусть винцом, весельем… а там и своими забавами обеспокоимся.
Танжина привела юношу к длинному бревенчатому дому. Все без исключения многочисленные окна были темны, только над крыльцом тускло мигал огонек фонаря.
— Что, женская казарма? — негромко спросил Шагалан.
— Вроде того, — хихикнули из мрака. — Кажется, мы первыми вернулись с гульбы. Заходи!
Скрипнула дверь, огонек нырнул в тесные сени. Стоило вступить внутрь, как женщина нащупала руку Шагалана и уверенно повлекла дальше. Свет пульсирующего язычка пламени едва достигал ее локтя. Пахло причудливой смесью пыли и разных благовоний. В мельтешении теней юноша разглядел отрезок коридора, череду закрытых дверей по обе стороны. Их целью оказалась третья справа комнатка, имевшая горьковатый запах лаванды, совсем крохотная — три шага на пять, зато богато убранная. Стены и пол в пестрых коврах, на оконце плотная гардина. Почти все пространство занимала кровать с пышным матрасом. Непривычно, неестественно белые простыни — вот что поразило Шагалана с порога. Кровать, словно огромный мягкий сугроб, мерцала в полутьме. Из остальной мебели — только старый кованый сундук в дальнем углу. Рядом с ним к стене была приделана полочка, на которой лежали маленькое надтреснутое зеркало в серебряной оправе, резная пудреница, флаконы темного стекла, гребни и еще какие-то женские штучки.
Пока Шагалан осматривался, Танжина зажгла от фонаря свечу, поставила ее на сундук.
— Садись к свету. Я сейчас принесу воды и обследую твои раны получше.
Юноша протиснулся к изголовью кровати, повозился с любопытным флаконом, неожиданно пахнувшим чем-то по-южному терпким, тронул пальцем притаившуюся в тени иконку. Вернулась Танжина, вдогон за ней из коридора влетел смутный шум.
— Девчонки начали подтягиваться, — объяснила она, потом, поколебавшись, заперла дверь на щеколду. Опустилась на уголок кровати.
— Садись рядом, буду тебя лечить.
В таком обществе Шагалан чувствовал себя более чем здоровым, однако возражать не собирался. Сел очень близко, так близко, как смог. Женщина сделала вид, будто ничего не заметила. Поднесла свечу к самому его лицу и продолжала осмотр, даже когда рука юноши нахально поползла по ее спине. Затем взялась мокрой тряпицей отирать бойцу лоб.
— Слава Всеблагому, и впрямь тут большей частью кровь Голопуза. Тебе же досталась только знатная ссадина. Просто счастливчик!
— Не сомневаюсь в этом, — хрипло подтвердил юноша и привлек ее к себе.
Танжина ответила на поцелуй так же сладко, как и у костра, но гораздо откровеннее. Здесь никто не мешал, можно было упиваться моментом бесконечно. Упругое, горячее тело женщины сливалось с ним, льнуло, лишая воли и рассудка. Когда сдерживающие силы иссякли, Шагалан мягко повалил подругу на спину. Они целовались лежа, постепенно продираясь сквозь разделяющую их ткань.
— Подожди, — прошептала Танжина.
В этот миг его рука зацепила край юбки и потянула наверх. Женщина, хохотнув, одним движением вывернулась из объятий, вскочила. Глаза ее возбужденно блестели.
— Подожди, дурачок.
Приподнявшись на локте, юноша завороженно наблюдал, как она отступила на шаг и стала медленно раздеваться. Одна за другой с легким шелестом спадали пестрые юбки. Один за другим расходились стежки завязок длинной льняной рубахи. Танжина придержала колыхнувшуюся ткань двумя пальцами, еще раз метнула взгляд в сторону кровати и отпустила. Шагалана сбросило на пол, он остолбенел. Хороша, причем хороша до безумия! Большие высокие груди с темными кругами сосков, широкие бедра, вожделенный черный треугольник, захватывающая дух талия с плоским по-девичьи животом… Танжина оставила на себе лишь свободные браслеты: вместе с янтарным ожерельем и рассыпавшимися по плечам прядями они вносили последние штрихи в картину нестерпимого соблазна.
— Ну, какое впечатление? — донеслось напевное из тени волос.
Шагалан попытался ответить, но получился только невнятный хрип. Тогда он в пару приемов тоже скинул с себя все. И сколь бы могучие препоны ни возводил долго и тщательно разум, они не треснули — сгинули в потоке страсти, словно хрустальная безделушка… Жаль, иссякла стихия так же нежданно быстро…
VII
Тонкие пальчики мягко скользили по спине. Они уже исследовали правую лопатку и теперь забирались на плечо. Немного щекотно, но все равно хорошо, покойно. Откуда-то изредка прорывались отдельные крики, смех, хотя толстые стены и ковры на них обещали гасить звуки чужих безумств. Шум на улице утих совершенно.
— Еще один шрам. И пока самый большой, — сказала Танжина.
Уж что-что, а свои шрамы с рубцами он помнил досконально.
— Сорвался с бревна. На тренировке. Года два назад.
— Как же вы интересно развлекаетесь там, за проливом. Мы в местной глухомани совсем одичали. Расскажи что-нибудь о Валесте.
Он перевернулся на спину, и копна рыжих волос немедленно юркнула ему на грудь. Разгребая, освободил улыбающееся личико женщины.
— С чего вам-то дичать? Это мы живем в голом поле, а здесь город под боком, и солидный. Разве не отпускают туда?
— Пускают, конечно, но очень редко: иногда раз за месяц, иногда ни разу. В остальные дни маешься среди одних и тех же рож. Сытно, да скучно. А у вас, наверное, не так?
— У нас ярких событий мало, однако скучать некогда. Слишком напряженная работа.
— И чем же вы заняты?
— Готовимся.
— К чему?
— Надеюсь, к тому же, к чему и вы, — освобождению страны.
Танжина неопределенно фыркнула:
— Может быть. И что, все беженцы могучие, вроде тебя?
— Есть и посильней.
— Здорово. И много таких богатырей?
— Хватает.
— Не доверяешь? — Она обиженно надулась.
Шагалан, потянувшись, чмокнул в щеку:
— Не в том дело, Танжи. Ты пойми, речь идет о чересчур важных сведениях. И так уже разболтал больше, чем… В свое время ты все узнаешь. Ведь это не последний наш разговор, правда?
— Правда. Я же теперь твоя девушка.
— Хм. Это… накладывает какие-то обязательства?
— Ничего особенного. Отныне я могу законно отказать любому приставале и спать единственно с тобой.
— Еще один шрам. И пока самый большой, — сказала Танжина.
Уж что-что, а свои шрамы с рубцами он помнил досконально.
— Сорвался с бревна. На тренировке. Года два назад.
— Как же вы интересно развлекаетесь там, за проливом. Мы в местной глухомани совсем одичали. Расскажи что-нибудь о Валесте.
Он перевернулся на спину, и копна рыжих волос немедленно юркнула ему на грудь. Разгребая, освободил улыбающееся личико женщины.
— С чего вам-то дичать? Это мы живем в голом поле, а здесь город под боком, и солидный. Разве не отпускают туда?
— Пускают, конечно, но очень редко: иногда раз за месяц, иногда ни разу. В остальные дни маешься среди одних и тех же рож. Сытно, да скучно. А у вас, наверное, не так?
— У нас ярких событий мало, однако скучать некогда. Слишком напряженная работа.
— И чем же вы заняты?
— Готовимся.
— К чему?
— Надеюсь, к тому же, к чему и вы, — освобождению страны.
Танжина неопределенно фыркнула:
— Может быть. И что, все беженцы могучие, вроде тебя?
— Есть и посильней.
— Здорово. И много таких богатырей?
— Хватает.
— Не доверяешь? — Она обиженно надулась.
Шагалан, потянувшись, чмокнул в щеку:
— Не в том дело, Танжи. Ты пойми, речь идет о чересчур важных сведениях. И так уже разболтал больше, чем… В свое время ты все узнаешь. Ведь это не последний наш разговор, правда?
— Правда. Я же теперь твоя девушка.
— Хм. Это… накладывает какие-то обязательства?
— Ничего особенного. Отныне я могу законно отказать любому приставале и спать единственно с тобой.