Тихонов Алексей. Разведчик с Острова Мечты

   — Чего? — не понял Эркол.
   — За мной.
   Стража у ворот попыталась было спорить, но Опринья властно прикрикнул, и их тотчас пропустили. Уйдя из отсветов последних факелов, погрузились в колышущееся море полуголого леса.
   — И куда теперь? — поинтересовался Ретси, закрываясь плечом от хлестких порывов ветра.
   Шагалан только махнул в ответ рукой и повел маленький отряд прямо в промозглый мрак. Идти быстро не получалось. Минуло больше часа, прежде чем они, вволю изломавшись по завалам и буеракам, выбрались из чащи. Остановились отдышаться.
   — Знакомые края, — хрипло выговорил Эркол, озираясь.
   — Неудивительно, — кивнул разведчик. — Мы направляемся в гости к одному известному ковалю.
   Ретси вскинул голову:
   — К Мигуну, что ли? Да на черта ж тогда ноги калечили? Тропа ведь есть наторенная!
   — Так путь короче… — Шагалан отвернулся, всматриваясь куда-то в ночь. — Опять же ни с кем нежеланным не столкнулись и в нужную точку попали.
   — Думаешь… здесь? Уверен? Мигун, конечно, личность темная, себе на уме, но якшаться с мелонгами?… Мы же у него тысячу раз были, верно, Эркол?
   Музыкант не откликнулся, а лишь поежился.
   — Тронулись, — скомандовал Шагалан. — Капельку осталось.
   Еще через пару сотен шагов очутились на гребне холма. У самых ног мерцало пятно — тусклое оконце кузни. Цель возникла так неожиданно и близко, что заговорщики невольно примолкли.
   — Никакого шума, — заметил наконец Ретси. — А если все же обманулся, приятель?
   Шагалан досадливо прикусил губу:
   — Всяко может статься, сейчас выясню. Сидите и не шевелитесь.
   Легким, беззвучным бегом он скатился вниз по склону, огибая кузню слева. Чем ниже, тем ощутимее редели заросли, но юноша только замедлял ход. В конце концов вовсе застыл, огляделся настороженно. Послушные спутники растворились где-то позади. Сложил руки, крикнул филином, силясь пробиться сквозь ветер. Постоял, осязая темноту. Снова пустился бежать, а затем повторил свой зов. О том, что за сумасбродная птица шаталась бы по лесу в такую непогодь, размышлять не хотелось. Тем более на этот раз он уловил слабый отклик. Несколько лишних маневров, тихие пересвисты, и вот рядом материализовался мокрый силуэт Кабо.
   — Мерзкую ночь ты выбрал, брат, — вместо приветствия буркнул хромец.
   — Что там, в кузне?
   — Не волнуйся, похоже, сработала твоя ловушка. Часа два назад прискакал молодец, побыл немного внутри и отправился обратно. Сразу после еще всадник, по виду — мальчонка, выехал дальше по дороге. Воротился где-то через полчаса. У них тут всегда по ночам подобная кутерьма?
   — За полчаса, говоришь, обернулся? — в задумчивости покачал головой Шагалан. — Куда же он ездил? Я, кроме Сошек, никаких селений-то окрест и не знаю… Гармас же, наоборот, что-то больно долго вне лагеря пропадал…
   — А эти твои… Сошки, они близко?
   — На добром коне да по чистой дороге вполне успел бы. Но зачем? Выходит, где-то там постоянно сидит эмиссар мелонгов?
   — Уже не сидит, — хмыкнул Кабо. — Чуть раньше вас прибыл новый гость.
   — Один?
   — Один. Довольно смело для разбойничьих лесов, не находишь? Рассмотреть его толком не удалось, верховой как верховой, без серьезного вооружения.
   — Он и сейчас там?
   — Должен быть. Коня не расседлал, развалился за столом, неторопливо вино тянет.
   — Черт бы тебя побрал, Кабо! В окна заглядывать все-таки не стоило. Спугнешь же!
   — Ничего. Ребята слишком уверены в себе, даже дворовых собак не завели.
   — Да уж, им совершенно ни к чему извещать окрестности о каждом своем позднем госте. Теперь так: расползаемся обратно и ждем второго визитера.
   Кабо пожал плечами:
   — Истину можно прекрасно вытрясти и из первого.
   — Это не для всякого покажется убедительным, брат. И вот еще… до поры таись от меня поодаль.
   — Кто с тобой?
   — Два приятеля из ватажников и уважаемый среди них командир.
   — Доверяешь им?
   — Ну… это лучшие, кого я там отыскал.
   Разговор оборвался будто бы на полуслове, друзья молча скользнули каждый в свою сторону.
   Шагалан вернулся к спутникам, коротко обрисовал обстановку. Спустившись по склону, четверка подкралась почти к самому дому. Если бы не воющее кругом ненастье, они бы, пожалуй, расслышали, как всхрапывают лошади у коновязи. Собак и вправду не обнаружилось. За мутным пузырем окна уютно и мирно дрожал огонек, изредка мелькали тени. Укутавшись плащами, в засаде приготовились к долгому ожиданию. Сверху уверенно лило, поредевшие заросли окончательно перестали сдерживать воду, а ветер ухитрялся зашвырнуть ее в любую щелку. Однажды лязгнул засов, на пороге в полосе света появился человек, судя по фигуре — Мигун. Прикрыл за собой дверь, постоял, настороженно прислушиваясь. Заговорщики невольно вжались в мокрую землю, хотя в такой темноте их нипочем не заметили бы. Где-то там, у подъездной дороги, прятался сейчас Кабо, за него Шагалан опасался гораздо больше. Неугомонный хромец наверняка подобрался к самым стенам дома и мог выкинуть какую-нибудь дерзость. Однако все обошлось, Мигун возвратился к себе.
   Слабое хлюпанье с глухого ночного тракта донеслось не меньше чем через час. Начавшие было в нетерпении ворчать Ретси и Эркол затихли. Из мрака выплыл всадник, рысцой подъехав к кузне, спешился, нарочито медленно привязал лошадь. На уверенный стук дверь сразу распахнулась, показавшийся Мигун безмолвно пропустил гостя, закрыл за ним.
   Шагалан покосился на Опринью:
   — Ну, что скажете, сударь? Любопытные посиделки?
   — Это не Ааль, — покачал головой разбойник.
   — Зато на Бархата чертовски смахивает, — вставил Эркол. — Как я и подозревал…
   Разведчик на него и не глянул:
   — Какие вам в придачу нужны доказательства, господин Опринья?
   — Как и ты, парень, я не верю в подобные совпадения, но… Положим, и впрямь Бархат заехал в неурочный час, к примеру, за вином. Так вот внезапно захотелось. В то же самое время здесь же остановился какой-нибудь другой путник, пережидающий непогоду. И чего? Зарезать за это обоих? Ты же не рассчитываешь, что на встречу явился белокурый мелонг?
   — Со стороны Гонсета было бы чересчур нахально.
   — Тогда как их обличить? Наилучший выход, конечно, — подслушать разговор.
   — Не получится. — Шагалан поморщился. — Я-то, вероятно, еще сумел бы подлезть вплотную, но вас бы не протащил. А мне на слово вы поверите? То-то же. Посему атакуем в лоб, входим и разбираемся со всем на месте. Вы с Эрколом ждете на улице, я — во главе, Ретси прикроет со спины.
   — Устраивает, — кивнул хамаранец. — Как насчет глотка вина — взбодриться, согреться накануне заварухи? Я прихватил флягу…
   — Меня не устраивает, — нахмурился Опринья. — Я обязан наблюдать все с первого же мгновения. Должен сам до конца верить в то, что буду рассказывать людям.
   Шагалан, помолчав, махнул рукой:
   — Ладно, снаружи Эркол и Ретси. Довольно возражений! Кому-то нужно и тылы оберегать.
   — Но ведь каждому хочется поучаствовать! — обиделся Ретси.
   — Ничего. Возникнет возможность, позовем вас.
   Обозрев напоследок свое воинство, Шагалан поднялся с земли и побежал к дому. Увидеть их в такую темень едва ли удалось бы, а вот поспешить, дабы застать беседу в разгаре, стоило.
   У стены избушки юноша замер, жестом приказал остановиться спутникам. Персональный толчок в грудь заслужил Опринья, излишне рьяно рвавшийся в бой. Очередное вслушивание в ночь. Еле различимый свист, почти писк слева — Кабо подтверждал готовность. Всхрапнула у коновязи беспокойная лошадь. Шагалан мягко ступил на крыльцо, прижался боком к ледяным петлям. К нему пробивался смутный шелест голосов, однако смысла было не разобрать. Подав всем знак затаиться, разведчик несильно и коротко пнул ногой дверь. Получилось как надо — отчетливо, но непонятно. Внутри разом смолкли. Это казалось наилучшим вариантом: доски слишком мощны, чтобы надеяться быстро их высадить. Постучать? Представиться запоздалым странником? Их там и так уже полно, новым гостям не обрадуются. Завязались бы бесплодные переговоры через дверь, игры в словесные кошки-мышки, да и голос нашлось бы кому распознать. Сейчас же расчет на банальное людское любопытство, а особая настороженность в этом только помощница.
   С минуту царила гробовая тишина. Даже ветер, чудилось, решил придержать разгул и посмотреть, чем дело кончится. Потом внутри заскрипели половицы. Человек очень старался красться неслышно, но был тяжел и недостаточно ловок. У порога он замер. Еще минуту по обе стороны двери напряженно состязались в чуткости слуха и терпении. Затем зашипел жирно смазанный засов, темноту взрезала полоса света, передавленная грузной тенью. Дверь медленно поползла наружу. Когда ширина щели доросла до локтя, Шагалан устремился в атаку. Уцепился за створку, провернулся на ней, одновременно распахивая ее дальше и вылетая на врага. Мигун, человек с обличьем лешего, успел лишь инстинктивно вскинуть руку. Не прерывая движения, разведчик жестко ударил, впихнул обмякшее враз тело в сени, сам прыгнул следом. За открытой дверью в горницу дернулись какие-то тени. Пока бесчувственный кузнец с грохотом валил скамьи, а сзади стучал сапогами по крыльцу Опринья, юноша неспешно вошел в комнату.
   У стола в свете толстой свечи стоял Бархат. Напруженный, с окаменевшим лицом, в руках — меч. Мрачные черные глаза впились в незваного гостя, в них мало обнаруживалось растерянности, зато ярости хватало с избытком. Так и не вытащив оружия, Шагалан огляделся с порога: ничего почти не изменилось с его прошлого визита, разве что пучки драгоценной травы сейчас небрежно свалены в угол. На столе бутыль вина в соломенной оплетке, пара оловянных кружек, миска с нехитрой снедью. Закончив осмотр, юноша вновь повернулся к Бархату. Разбойник держался хорошо, только острие клинка слишком уж нервно дергалось над полом.
   — Где второй? — спросил Шагалан будничным тоном.
   Мимо плеча в горницу втиснулся Опринья, глянул на Бархата, потом — удивленно — на Шагалана. Атаман встретил ватажника вспышкой ненависти:
   — Вот с тобой-то уж точно не ожидал здесь столкнуться! Продажная тварь! — Под конец голос дрогнул, сорвавшись с хрипа на визг.
   — Вопрос продажности мы еще обязательно обсудим, — согласился разведчик. — Сперва ты ответишь, где второй.
   — Второго вы завалили в сенях, болваны!
   — Не юли, атаман. — Юноша поморщился. — Мы тут давно созерцаем ваши маневры.
   Бархат поджал губы:
   — Его уже не догнать. Ушел, едва затеяли шуметь. Через кузню. Однако вам туда не пройти! — Клинок поднялся на уровень пояса, перегораживая дорогу.
   Опринья беспокойно заворочался, Шагалан, склонив голову к плечу, с интересом воззрился на противника.
   — Собираешься потягаться со мной в махании железом? — осведомился он столь холодно, что Бархат побледнел. Но не отступил.
   — В свое время у меня неплохо получалось, — с трудом вымолвил атаман.
   — Нынче другие времена и другие люди. И через кузню твой товарищ никуда не убегал. Если не ошибаюсь, это он норовит затаиться за печью? Вылезайте на свет, сударь! Вы же не трусливая мышь, чтобы прятаться по щелям, ведите себя достойно. Например, как ваш пособник.
   После секундного замешательства мокрый дорожный плащ в запечье колыхнулся, откинулся. Отряхиваясь, на середину комнаты выбрался невысокий плотный человек, темноволосый, средних лет. Одет он был в потертый купеческий кафтан, а в руке сжимал короткий меч.
   — Здесь как-то все друг друга знают, — ухмыльнулся Шагалан. — Не соизволите ли представиться?
   — Много чести для такого отребья! — выкрикнул человек. Судя по лоснящемуся лицу, нервничал он куда сильнее Бархата.
   — Спасибо, сударь! — Разведчик, кивнув, обернулся к Опринье: — Акцент, вероятнее всего, из Овелид-Куна. Старина Гонсет, сдается, не очень доверяет местным шакалам.
   Глухо рыкнув, чужеземец ринулся в бой. Юноша не замедлил шагнуть навстречу, ножнами с оставшейся в них саблей увел в сторону размашистый удар, а головкой эфеса ткнул в лицо. Противник, охнув, отлетел вспять, на руки Бархата. Несколько секунд атаман поддерживал заливаемое кровавой чернотой тело, затем брезгливо уронил его на пол. Медленно выпрямился, стирая следы растерянности и страха, перехватил свое оружие, встал удобнее. Похоже, он ясно сознавал, что поединок окажется для него роковым, тем не менее отказываться от драки не собирался. Новый топот сзади, на пороге комнаты возник запыхавшийся Ретси с мечом.
   — Что у вас вдруг? — гаркнул он, обводя горницу глазами.
   — Ничего особенного, — успокоил разведчик, последним из присутствующих обнажая клинок. — Как Мигун?
   — Вязать сразу начали, глядь, а он уже не дышит. Крепко приложился.
   — Не беда. Еще одного я тоже усмирил, хотя в живых он пока останется. И господин Бархат вот-вот к ним присоединится, если, конечно, не проявит здравомыслие.
   Атаман, озиравшийся загнанным зверем, пристально всмотрелся в холодное лицо Шагалана, распаленное — Ретси, хмурое — Оприньи. Сплюнул под ноги и со звоном, гневно швырнул туда же меч. Выругался.
   — Разумное решение, — хмыкнул Шагалан. — Если не возражаете, Ретси вас свяжет… ради общего спокойствия. И вашего товарища заодно.
   — Чего вы от меня хотите? — надменно произнес Бархат, когда ему стягивали руки веревкой.
   Юноша убрал оружие, присел на краешек стола.
   — Собственно, мне от вас, господин атаман, почти ничего не надо. Я и так знаю, что вы вступили в сговор с мелонгами, что подрядились выманивать для них других, настоящих повстанцев. Единственное, чем вы могли бы помочь, — уточнить круг лиц, осведомленных о данной забаве. Чтобы не особо мучила совесть, скажу — свой вариант списка я уже составил… Вместе с тем, хотя мои запросы этим исчерпываются, придется рассказывать и о самом заговоре, причем с подробностями. Позволим господину Опринье внимательно выслушать вашу откровенную исповедь?
   — Тогда давайте условимся, — процедил Бархат сквозь зубы. — Я выкладываю все без утайки, вы — сохраняете мне жизнь и свободу.
   — Боюсь, вряд ли получится. Сегеш определенно захочет вывесить всех изменников рядком. Впрочем, если хорошо постараетесь, я, пожалуй, замолвлю словечко.
   — Какой же мне смысл, поясните, откровенничать? Если впереди и так и так петля?
   Тем временем Ретси закончил связывать чужеземца, усадил у стены и принялся вытирать ему обильно кровоточащий нос. Шагалан задумчиво посмотрел на Бархата.
   — Существуют разные способы заставить человека поделиться правдой. Вам знаком, например, вот этот? — Юноша извлек из рукава изогнутую костяную иглу. — Кусок обыкновенной женской шпильки, но я найду дюжину точек, куда вводить эту штучку дьявольски больно. Без особой крови и усилий, однако вы предпочтете виселицу продолжению подобной жизни. Надеетесь вытерпеть? Возможен иной вариант: пройдем в кузню, разожжем горн, железа там в достатке…
   — Хватит! — непроизвольно дернулся Бархат. — Не ожидал от вас такой… жестокости.
   — У меня масса скрытых достоинств.
   — Я… — Бархат понурился. — Я буду говорить.
   — Прекрасно. Ретси, усади господина атамана удобней, это он уже заслужил. Начинайте с самого начала, с момента, когда на вас вышли мелонги.
   — Нет, все происходило не совсем так. Года три назад Ааль верховодил в крошечной шайке, обитавшей в предгорьях Хамарани. Его выловили при каком-то мелком грабеже, чудом не забили на месте и отдали властям.
   — Я слышал историю про счастливый побег.
   — Никакого побега. Люди Гонсета выбрали Ааля для важного задания и, столковавшись, отпустили на волю. Там он взялся сколачивать новую ватагу. Кого-то находил сам, кому-то позволяли сбежать мелонги.
   — Ватажники знают об особом статусе их отряда?
   — Нет, естественно. В помощь Аалю направили меня, позднее мы вдвоем ввели в курс Ряжа.
   — Чем купили вас?
   — Чем обычно покупают? — буркнул Бархат исподлобья. — С одной стороны кладут золото, с другой — петлю. Большинство соглашается.
   — То есть о связях с врагом в ватаге осведомлены только трое? Настаиваете?
   — Совершенно верно.
   — А Царапа?
   Разбойник бросил быстрый злой взгляд и нырнул лицом обратно в тень:
   — Даже вы клюнули… Нет никакого Царапы, его придумали мы с Аалем. Когда требовалось провернуть чрезмерно грязное дело, списывали на Царапу, «тайного» атамана.
   — Гармас?
   — Что вы! — Бархат не удержался от нервного смешка. — Глуповатый парень, служил в качестве посыльного, не более.
   — Но ведь вы же не письма с ним передавали? Сообщения он должен был запоминать.
   — Все просто — открытые послания он впрямь запоминал. А вести для хозяев… На такой случай имелась короткая система кодов.
   — Чего? — не понял Опринья.
   — Объясните доступней, — кивнул Шагалан. — К примеру, как вызвали сегодня на свидание этого господина?
   «Господин», едва перестав захлебываться в собственной крови, зарычал с пола в бессильной ярости.
   — Гармас ехал к Мигуну и покупал, скажем, свиную колбасу, — понуро продолжил Бархат. — Это означало, что все готово к очередной встрече спустя сутки. Если заказывался цыпленок, то встреча необходима немедленно.
   — Кто такой Мигун… был?
   — Человек Гонсета. Гердонезец, прибился в Хамарани. Подробностей про него не знаю, у нас излишнее любопытство… не приветствовалось.
   — Верю. Кто еще извне осведомлен о ваших делишках?
   — Только люди из тайной службы. Да и там… Гонсет предпочитает предельно ограничивать круг посвященных.
   — Доводилось лицезреть наместника?
   — Да… однажды. Беседовал перед отправкой к Аалю.
   — И каково впечатление?
   — Большой человек… Незаурядный ум. Подозреваю, комбинации, подобные нашей, он придумывает на досуге, просто для развлечения.
   — Так сколь сильно он сократил этот ваш… круг посвященных?
   — Точно сказать не возьмусь. Кроме самого наместника, об Аале известно по меньшей мере его секретарю да двум связным. В том числе и вот…
   Беспомощный чужеземец взорвался каким-то неразборчивым проклятием и попытался дотянуться до Бархата ногой. Тот лишь отодвинулся.
   — Что делал Мигун с вашим сигналом? — бесстрастно продолжил Шагалан.
   — Он посылал сына верхами в Сошки. Там постоянно живут под видом купцов связные Гонсета. Принцип сообщения тот же: кодовая покупка. Какая именно… ха, спросите у Мигуна… или его сынка…
   Юноша переглянулся с Оприньей, кивком указал Ретси на кособокую лесенку, ведущую на чердак. Разбойник проворно, без разговоров метнулся по ней наверх. Вслушиваясь в неясные шорохи, все настороженно ждали результатов. Наконец рыжая голова свесилась в комнату:
   — Никого. Однако здесь лаз на крышу, кажись, улизнул пострел.
   — Оплошали, — нахмурился Шагалан. — Неизвестно, куда мальчишка направится, потому заканчиваем беседу побыстрее. В чем конкретно заключалось задание Ааля?
   — Завоевать авторитет, — неохотно ответил Бархат, — выманить на себя вожаков мятежных ватаг и сдать их властям.
   — Макоун — ваша работа?
   — Да.
   — Сегеш?
   — За столь большие и славные ватаги платили особо щедро.
   — Хм, когда я у вас появился, Ряжу как раз попалась редкостная добыча.
   — Угадали, награда за поимку Сегеша. Все обставили под богатый, но беспечный караван.
   — А про повешенного вверх ногами коменданта? Выдумка?
   — Отчего же, вешали. Люди Гонсета позволяли: нам для славы, им… Черт их разберет, может, проштрафился чем.
   — Понятно. Эй, Ретси, слезай вниз, хватит там шарить! — Юноша повернулся к мрачному Опринье, который застыл, скрестив руки на груди: — Еще какие-либо сомнения, сударь? Вопросы?
   — Только один, — отозвался ватажник. — Бове Хартиг. За что на самом деле его казнили, атаман?
   Под конец допроса Бархат совсем поблек, однако нашел силы презрительно отмахнуться:
   — Болван ничего толком не знал. Тем не менее случайно подсмотрел мою встречу со связным, начал подозревать, вынюхивать, вести опасные беседы. Ааль предпочел не рисковать.
   Опринья помолчал, затем произнес тихо:
   — Я буду говорить со своими людьми. Они должны услышать, как подло их обманывали эти мерзавцы. Не защищать таких, а…
   Неясный шум из сеней. Все, даже Бархат, вмиг оказались на ногах. Шаги, распахнулась дверь, и в горницу почти вкатился, спотыкаясь, мокрый паренек лет двенадцати. Блеснув залитыми ужасом глазами, он отполз к стене и свернулся там клубком. Следом вступил Кабо. С насмешливым прищуром обозрел собравшихся, кивнул товарищу:
   — Извини, не утерпел, брат. Увидел, как оголец спрыгнул с крыши и рванул к лесу. К счастью, выбрал именно мою сторону.
   — А что с Эрколом? — сообразил Шагалан.
   — Паренек у крыльца? Смелый вояка, хоть и неопытный. Через минуту-другую отдышится, будет как новенький.
   — Свой, — ответил Шагалан на недоуменный взгляд Оприньи. — Еще посланник с того берега, зовут Кабо. Об остальных я тебе чуток рассказывал, брат. Господин Опринья, наш союзник и помощник в сегодняшней затее. Тот, что наверху, — Ретси, тот, что у крыльца, — Эркол. Ретси, спускайся ты, наконец!… Это атаман Бархат, он играет за врагов, но только что вел себя предельно любезно и откровенно. Ну, а на полу — настоящий эмиссар Гонсета. Имени он не сказал, и я уже не уверен, есть ли смысл требовать.
   Спрыгнувший с чердака Ретси с интересом уставился на незнакомца. Между тем Шагалан поднял на ноги пойманного. Паренек несильно уступал разведчику в росте, однако страх совершенно его парализовал. Приходилось держать за ворот, не давая бедолаге повалиться на пол.
   — Сын кузнеца?
   — A… ага… — Язык подчинился пленнику не с первой попытки.
   — Где таился, пока отец принимал этих гостей?
   Движение глазами на чердачную лестницу.
   — Когда кинулся в бега?
   — К… вспомнили… про меня… когда…
   — Много слышал, — заметил Опринья.
   Шагалан, кивнув, отпихнул паренька.
   — Вяжи его с прочими, Ретси. Успокоится — побеседуем. Славно, убежать он никуда не успел, отныне хотя бы горячку не пороть.
   — Но и время терять не резон, — откликнулся Кабо, так и оставшийся в дверях. — Куда теперь? На лагерь?
   — Сегеша бы дождаться, ведь Шурга поведет его сюда.
   — Им могла помешать сотня причин. Неужели думаешь, мы не совладаем сами?
   — Допускаю, и совладаем, брат, особенно при содействии господина Оприньи. Но не забывай и о людях Сегеша — Ааль, похоже, готовился к встрече с мстителями, вокруг лагеря патрули, а вся ватага настороже. Вляпаются…
   — И сколько ты намерен ждать? — скривился Кабо. — Чувствую себя в этой берлоге, словно посреди голого поля. По мне, лучше непогодь, чем крепость, способная вмиг обернуться западней.
   Остальные пятеро присутствующих с разными эмоциями, но одинаково молча следили за разговором странных юнцов.
   — Твоя правда, брат, — поразмыслив, согласился Шагалан. — Даже то, как ты застиг нас здесь, мне совсем не понравилось. Лес куда роднее, там и пересидим. Придется еще малость помокнуть, господа! Если же подмога не явится в течение часа… начнем на свой страх и риск.
   — А этих повсюду с собой таскать? — Кабо кивнул в сторону пленных.
   — Ничего не попишешь. Без присмотра их не оставить, резать вроде бы рано. Имеются кое-какие темы для бесед, а там пусть Сегеш определяет их судьбу. Ретси, выводи всех на крыльцо, вдвоем с Эрколом потрудитесь покамест сторожами.
   — Вы обещали позаботиться о моей жизни, сударь, — побледнел Бархат.
   — Сделаю все, что сумею, и только. Вы нам серьезно помогли, господин атаман, но кто знает, перевесит ли это былые грехи?
   Между тем Ретси извлек из-за голенища узкий нож, вразвалочку подошел к пленным и, покалывая их острием, принялся сгонять в одну кучу. Если Бархат тщился казаться хладнокровным, то сын Мигуна вдруг заметался в панике, а эмиссар и вовсе захлебывался слюной от ярости. Возникла короткая суматоха, крики. Шагалан и Кабо немедленно зажали пленных с боков, а разбойник понукал их сзади. Так прошли до самых дверей, где образовался неминуемый затор. Ретси нетерпеливо пихнул замешкавшегося эмиссара, качнулся, пытаясь сохранить равновесие, оперся на плечо Шагалана, повел ножом… Быстро повел…
   Слишком быстро. Поглощенный препирательством с пленными, юноша успел лишь краем глаза ощутить несущуюся к горлу стальную полоску. Тело сработало, не дожидаясь решений безнадежно опаздывающего разума, само. Шагалан провалил себя отвесно вниз, подхватил над головой руку с оружием и переправил дальше по дуге. Удар, всеобщий вздох. Широко распахнутые глаза Ретси, с изумлением рассматривающие собственную ладонь. Ладонь, вонзившую клинок по рукоять в грудь своему повелителю. Все застыли на месте, завороженно наблюдая, как разбойник зашатался, неловко отступил и сполз спиной по стене. Только тогда Кабо опустил невесть откуда возникшую саблю.
   — Вы там живы еще? — нарушил оторопь перебиваемый кашлем голос из сеней.
   — Эркол? — встрепенулся Шагалан. — Гони всех обратно в дом. Тут… новые загадки обнаружились.
   — Да что происходит, черт вас… — раздраженно заговорил Опринья, но юноша знаком приказал умолкнуть.
   Пленников водворили назад к печи, Опринья и ошеломленный увиденным Эркол устроились рядом с ними. Немым изваянием замер в дверях Кабо. Шагалан подтащил край лавки, уселся напротив раненого, принялся, не произнося ни слова, пристально разглядывать его. Тот в каком-то полуобмороке заторможенно ворочал головой, трогал пальцами то рукоять, по-прежнему торчащую из груди, то кровь, показавшуюся на губах. Никого вокруг, похоже, он уже не замечал. Несколько минут в горнице висела звенящая тишина, нарушаемая лишь нутряным покашливанием Ретси.