Страница:
— Скорее всего. По крайней мере, ничего определенного про них неизвестно.
Внезапно ожил Эркол, оторвал голову от стола, поднял слипающиеся глаза:
— Есть еще одна знаменитая компания. — Его язык едва ворочался.
— Иди ты к черту, пьянчуга, — отмахнулся Ретси. — Снова взялся за свои сказки.
— И вовсе не сказки! Сущая правда!
— О чем это? — заинтересовался разведчик.
— Да ну его! — Хамаранец фыркнул. — Как напьется, начинает бубнить одну и ту же историю. Эй, приятель! Поделись-ка с Шагаланом, он пока не устал от твоих выдумок.
— Никаких выдумок! Говорю только то, что сам видел… Короче, когда пришли мелонги, мы с семьей жили в Ринглеви. Белокурые сразу устроили грабеж, пожар, смертоубийство, в той катавасии я потерялся. Мальчонка совсем, лет шесть. Почитай, месяц бродил по городу, голодал, то попрошайничеством, то воровством перебивался. А тут как-то подходит ко мне на улице мужчина, немолодой, седоусый, неплохо одетый. Отвел в харчевню, накормил, расспросил. Потом предлагает: «Не хочешь ли, паренек, поквитаться за свою жизнь, страну и родных?» Мы, дескать, собираем мальчишек вроде тебя, чтобы вырастить из них могучих воинов. Таких могучих, что сумеют сокрушить ненавистных мелонгов! Дело это, конечно, займет много лет, зато будешь сыт, одет, защищен, а когда подрастешь, получишь шанс и на справедливое возмездие врагам.
— Очень подозрительный тип, — вставил Ретси.
— Ничего подобного! — обиделся Эркол. — Вполне достойный человек, из бывших солдат. А во главе всей затеи знаете кто находился? Сам великий мастер Бентанор Иигуир, о котором уже при жизни легенды слагали! Одно имя дорогого стоит. Короче, я согласился, терять-то нечего.
— И чем же все завершилось? — спросил Шагалан.
— Завершилось? Утром солдата схватили на выходе из города. Точно не помню, кажется, кто-то его вдруг признал. Меня он успел в последний момент выпихнуть в толпу, а сам… Два дня я бродил вокруг тюрьмы в надежде увидеть его. Но увидел лишь на третий — с прочими мятежниками повешенным на Ратушной площади.
— Наверняка твой солдат был заурядным вором, — усмехнулся Ретси. — Вот кто-то из обкраденных его и уличил.
— А зачем ему тогда я?
— Мало ли… Может, хотел взять в ученики, воспитать себе напарника. А может, склонность имел к симпатичным мальчикам. Вывел бы за ворота, попользовался да зарезал бы на всякий случай. И о подобном слыхать доводилось.
Эркол, подумав, замотал головой:
— Нет. Не верю я в это, не такой был человек! И потом, в то время воров с мародерами вешали быстро, зачастую прямо на месте. А того солдата мурыжили два дня, и не просто, а измочалили в кровавое рубище, чтобы затем повесить с храбрецами, нападавшими на караулы мелонгов. Разве это компания для обыкновенного вора?
— Как его звали? — спросил Шагалан тихо.
— Да не помню я! Долго помнил, сейчас… стерлось. После той истории судьба меня начала мотать и швырять, отмерять щедро скитаний, боли, голода. И получается, был шанс изменить злодейку, но вот… ускользнул из-под самого носа. А ведь на юге до сих пор живет молва об «армии Иигуира», что готовится где-то за проливом. И значит, мог я находиться там, служить святому делу вместо потрошения мошны лавочников…
— Ну вот, совсем сопли распустил. — Ретси поморщился. — Сочинил себе красивую сказочку и верит в нее, ровно маленький. А жизнь куда грубее и жестче. Мастер Иигуир действительно исчез при завоевании, однако все разговоры про его «армию» — байки. Если старик и перебрался через пролив, то затаился тише воды ниже травы. С тех пор же о нем ничего не слышно, правильно? А такому большому человеку сложно усидеть в тени. О какой тогда «армии» может идти речь? — Ретси скосил глаза на Шагалана: — А ты что, дружище? Неужели веришь этому вздору?
— Верю, — сдержанно ответил разведчик. — Чего только не приключается в нашем мире.
Они провели в трактире еще часа полтора. За это время Ретси успел сходить наверх и с чернявой девкой. Пьяная, та едва переставляла ноги, тем не менее ремесло свое знала крепко, вполне ублажив клиента. Понемногу оклемался Эркол, к которому тотчас прилипла единственная оставшаяся без работы девица. Ее упорные и откровенные труды не пропали даром, юноша в конце концов тоже дозрел для похода на второй этаж. Возвращение же их совпало с непременной кабацкой бузой. Впрочем, возможно, музыкант сам как-то спровоцировал скандал, во всяком случае, сразу оказался в его центре. Когда на шум обернулись друзья, на Эркола, прижатого к стене у лестницы, уже наскакивали двое плечистых парней. Вокруг ссоры росла толпа, хмельная и агрессивная. Выяснить причины конфликта вряд ли удалось бы, да и озаботиться следовало не ими — выживанием. По счастью, несколько людей Ааля со своими приятелями быстро протолкались к Эрколу. Образовались две гурьбы, обменивающиеся пока только яростными взглядами и площадной бранью. Под шумок кое-кто за спиной незаметно вытягивал на свет нож или кастет, драка обещала быть кровавой. Враждующие стороны, похоже, успели забыть о поводах к раздору, который жил теперь по собственным законам, однако в самой его пасти продолжал шататься растерявшийся Эркол.
Не выжидая ни секунды, Шагалан стремглав метнулся по узкой полоске между компаниями, ухватил бледного как мел музыканта за шиворот и поволок наружу. Обе стороны опешили от подобной наглости. Шагалан почти покинул зону назревающего боя, когда сильная рука вцепилась в полу куртки:
— Стой, молокосос! — Сзади очутился один из зачинщиков скандала, рослый парень с красным, перекошенным пьяной злобой лицом. На ногах он стоял не очень твердо, зато в плечах был существенно шире разведчика. — Куда это ты его повел?
— Он чересчур пьян для драки, — холодно откликнулся Шагалан.
Парень на мгновение осел под его взглядом, но хмель и гудение дружков за спиной толкали в атаку.
— Чересчур пьян? Да какая разница, пьян или трезв? Он нас оскорбил! Оскорбил и должен за это ответить! И будет презренным трусом, если попробует бежать отсюда. Не смей его уводить, слышишь? Или, может, сопляк, сам ответишь вместо своего трусливого приятеля?
Спорить было бесполезно. Шагалан переложил музыканта в левую руку, раскрытую правую поднял на уровень подбородка. Подождал, пока парень сфокусируется на ней.
— Хочешь драки? А ты к ней готов? Внимательно смотри.
Позже некоторые утверждали, будто успели увидеть движение удара. Скорее всего — пустое бахвальство. Когда рослый парень внезапно и молча обрушился на пол, Шагалан, развернувшись, скачками бросился к дверям. По пути он не только тащил Эркола, но и ухитрился выпихнуть перед собой Ретси. Вылетели на крыльцо, захлопнули дверь, подперли спинами. Внутри стремительно нарастал галдеж, но настоящей погони не случилось. Лишь раз кто-то попытался толкнуть дверь, а затем все потонуло в грохоте мебели, воплях и визге — обычной музыке кабацких баталий. Разведчик оглядел приятелей: Эркол был еще не в себе, зато Ретси совершенно оправился.
— Может, вернемся? — чуть натянуто подмигнул он Шагалану. — Что за вечер без доброй потасовки?
— Чего ради? У меня кулаки не чешутся.
— Неужели тебе не под силу раскидать задирал?
— Вероятно, под силу. Однако никчемная это затея и опасная… — Юноша прислушался. — К ножам перешли. Пожалуй, пора домой. Я забираю Эркола, ты с нами?
— Конечно, бросать вас не резон.
Едва отдалились во мрак, как дверь со стуком распахнулась, на крыльцо вывалились сразу несколько человек. Музыкант ойкнул, но это оказалось не преследование — выбежавший народ сам кинулся врассыпную.
Миновали темную, мертвенно-тихую деревню, углубились в лес по той же призрачной тропинке. Лишь там Эркол сумел идти без посторонней поддержки.
— Из-за чего сыр-бор поднялся? — поинтересовался Шагалан.
— Честное слово, братцы, понятия не имею! То ли я его толкнул, то ли девку его зацепил. Так и не уразумел.
— Просто захотелось парням кулаками помахать, — пояснил шедший впереди Ретси, — вот и привязались.
Разведчик покачал головой:
— Чудно. Я думал, вас тут все уважают и боятся.
— Уважают, верно, а частенько и боятся. Но это местные уроды, деревенские. К нам не попали, собственную шайку собрать мозгов не хватает, вот и бесятся.
— Кусают руку кормящего?
— Вроде того. Время от времени им намнут бока, они затихнут, но потом сызнова за старое. Все это уже дело привычное, на манер развлечения или разминки.
— А как же Ааль?
— А что ему? Пока никого не зарежут, он внимания не обратит. Да и тогда повесит лишь виновника. Деревня ему нужна — надо же где-то ребятам развеяться.
Назад добирались долго, но без происшествий. С грехом пополам перевалили через ограду. Лагерь, чудилось, спал, редкие огни факелов моргали из мрака. Расстались — приятели направились к своей казарме, а Шагалан — к «дому свиданий».
Едва ступив на крыльцо, он понял — здесь вечер в самом разгаре. Глушимое обычно коврами и толстыми стенами слилось в захватывающую какофонию. Со всех сторон явственно ухали, охали, чмокали, стонали и вскрикивали.
Дверь распахнулась, когда он еще приближался. Теплые руки Танжины оплели шею, повлекли в душистое жерло комнаты. Целовались прямо на пороге, жарко и жадно. Вся усталость от прошлой ночи рассеялась как дым. Юноша ласкал ладонями сильное, гибкое тело, распаляясь с каждой секундой. Сделал уже шаг к постели, но тут Танжина, напрягшись, остановила.
— Раздевайся и ложись, — проворковала она. — Я тебе кое-что покажу.
— Обещанный сюрприз? — Шагалан улыбнулся. — Неужели найдется подарок лучший, чем ты сама?
— Льстец несчастный.
— Ничего подобного. Просто соскучился по тебе, Танжи.
— Вот в это я верю, поскольку… тоже жутко скучала. А как повеселились?
— Тоска. Постоянно думал только о тебе. И сберег свою непорочность, невзирая на множество соблазнов.
— Мало что льстец, а вдобавок и болтун. Впрочем, сберег ли ты силы, я скоро проверю. Ложись.
Едва Шагалан устроился на широкой постели, Танжина зажгла от лампы две свечи, расставила их по углам. В комнатке ощутимо посветлело. Теперь юноша смог разглядеть, что подруга одета в свободный длинный халат. Танжина отвела назад волосы, обворожительно улыбнулась. Глаза казались чуть покрасневшими, но сейчас женщина наслаждалась вниманием. Вздохнула и быстрым движением стряхнула халат на пол. Юноша даже сел от удивления: она осталась вовсе не нагой, нечто эфемерное, пронзительно изящное и соблазнительное было на ней. Это нечто поблескивало и переливалось, струилось вокруг прекрасных форм, пропадая у коленок.
Шагалан поднял голову:
— Что это, Танжи?
Она молча приблизилась, довольно улыбаясь и покачивая бедрами. Забралась к нему на постель, подставила живот под осторожные пальцы. Ткань была прохладная и скользкая.
— Нравится? — Дыхание женщины сбивалось. — Редкостная штучка, заморская, настоящий шелк. Это белье сочиняла для себя какая-нибудь изысканная графиня, ее супруг отвалил торговцам бешеные деньги, а теперь… Теперь я буду… творить в нем любовь с тобой. Тебя это заводит?
— Великолепно. Только вот как…
— Понимаю. Да, мне добыли это сокровище на большой дороге. Нет, его не снимали с хозяйки, ни с живой, ни с мертвой. Простой обоз с вещами. Мне полагалась кой-какая доля, но я все променяла на… это. Согласись, не прогадала. Дай руку. Чувствуешь? Такие ощущения вкушали единицы в целой стране, а нынче еще и мы… Ого, какой ты нетерпеливый! Ну, тогда держись!
Она ринулась сверху неистовым ураганом, равно алчущим и победы, и отпора. Встречный вихрь оказался достойной парой.
VIII
Внезапно ожил Эркол, оторвал голову от стола, поднял слипающиеся глаза:
— Есть еще одна знаменитая компания. — Его язык едва ворочался.
— Иди ты к черту, пьянчуга, — отмахнулся Ретси. — Снова взялся за свои сказки.
— И вовсе не сказки! Сущая правда!
— О чем это? — заинтересовался разведчик.
— Да ну его! — Хамаранец фыркнул. — Как напьется, начинает бубнить одну и ту же историю. Эй, приятель! Поделись-ка с Шагаланом, он пока не устал от твоих выдумок.
— Никаких выдумок! Говорю только то, что сам видел… Короче, когда пришли мелонги, мы с семьей жили в Ринглеви. Белокурые сразу устроили грабеж, пожар, смертоубийство, в той катавасии я потерялся. Мальчонка совсем, лет шесть. Почитай, месяц бродил по городу, голодал, то попрошайничеством, то воровством перебивался. А тут как-то подходит ко мне на улице мужчина, немолодой, седоусый, неплохо одетый. Отвел в харчевню, накормил, расспросил. Потом предлагает: «Не хочешь ли, паренек, поквитаться за свою жизнь, страну и родных?» Мы, дескать, собираем мальчишек вроде тебя, чтобы вырастить из них могучих воинов. Таких могучих, что сумеют сокрушить ненавистных мелонгов! Дело это, конечно, займет много лет, зато будешь сыт, одет, защищен, а когда подрастешь, получишь шанс и на справедливое возмездие врагам.
— Очень подозрительный тип, — вставил Ретси.
— Ничего подобного! — обиделся Эркол. — Вполне достойный человек, из бывших солдат. А во главе всей затеи знаете кто находился? Сам великий мастер Бентанор Иигуир, о котором уже при жизни легенды слагали! Одно имя дорогого стоит. Короче, я согласился, терять-то нечего.
— И чем же все завершилось? — спросил Шагалан.
— Завершилось? Утром солдата схватили на выходе из города. Точно не помню, кажется, кто-то его вдруг признал. Меня он успел в последний момент выпихнуть в толпу, а сам… Два дня я бродил вокруг тюрьмы в надежде увидеть его. Но увидел лишь на третий — с прочими мятежниками повешенным на Ратушной площади.
— Наверняка твой солдат был заурядным вором, — усмехнулся Ретси. — Вот кто-то из обкраденных его и уличил.
— А зачем ему тогда я?
— Мало ли… Может, хотел взять в ученики, воспитать себе напарника. А может, склонность имел к симпатичным мальчикам. Вывел бы за ворота, попользовался да зарезал бы на всякий случай. И о подобном слыхать доводилось.
Эркол, подумав, замотал головой:
— Нет. Не верю я в это, не такой был человек! И потом, в то время воров с мародерами вешали быстро, зачастую прямо на месте. А того солдата мурыжили два дня, и не просто, а измочалили в кровавое рубище, чтобы затем повесить с храбрецами, нападавшими на караулы мелонгов. Разве это компания для обыкновенного вора?
— Как его звали? — спросил Шагалан тихо.
— Да не помню я! Долго помнил, сейчас… стерлось. После той истории судьба меня начала мотать и швырять, отмерять щедро скитаний, боли, голода. И получается, был шанс изменить злодейку, но вот… ускользнул из-под самого носа. А ведь на юге до сих пор живет молва об «армии Иигуира», что готовится где-то за проливом. И значит, мог я находиться там, служить святому делу вместо потрошения мошны лавочников…
— Ну вот, совсем сопли распустил. — Ретси поморщился. — Сочинил себе красивую сказочку и верит в нее, ровно маленький. А жизнь куда грубее и жестче. Мастер Иигуир действительно исчез при завоевании, однако все разговоры про его «армию» — байки. Если старик и перебрался через пролив, то затаился тише воды ниже травы. С тех пор же о нем ничего не слышно, правильно? А такому большому человеку сложно усидеть в тени. О какой тогда «армии» может идти речь? — Ретси скосил глаза на Шагалана: — А ты что, дружище? Неужели веришь этому вздору?
— Верю, — сдержанно ответил разведчик. — Чего только не приключается в нашем мире.
Они провели в трактире еще часа полтора. За это время Ретси успел сходить наверх и с чернявой девкой. Пьяная, та едва переставляла ноги, тем не менее ремесло свое знала крепко, вполне ублажив клиента. Понемногу оклемался Эркол, к которому тотчас прилипла единственная оставшаяся без работы девица. Ее упорные и откровенные труды не пропали даром, юноша в конце концов тоже дозрел для похода на второй этаж. Возвращение же их совпало с непременной кабацкой бузой. Впрочем, возможно, музыкант сам как-то спровоцировал скандал, во всяком случае, сразу оказался в его центре. Когда на шум обернулись друзья, на Эркола, прижатого к стене у лестницы, уже наскакивали двое плечистых парней. Вокруг ссоры росла толпа, хмельная и агрессивная. Выяснить причины конфликта вряд ли удалось бы, да и озаботиться следовало не ими — выживанием. По счастью, несколько людей Ааля со своими приятелями быстро протолкались к Эрколу. Образовались две гурьбы, обменивающиеся пока только яростными взглядами и площадной бранью. Под шумок кое-кто за спиной незаметно вытягивал на свет нож или кастет, драка обещала быть кровавой. Враждующие стороны, похоже, успели забыть о поводах к раздору, который жил теперь по собственным законам, однако в самой его пасти продолжал шататься растерявшийся Эркол.
Не выжидая ни секунды, Шагалан стремглав метнулся по узкой полоске между компаниями, ухватил бледного как мел музыканта за шиворот и поволок наружу. Обе стороны опешили от подобной наглости. Шагалан почти покинул зону назревающего боя, когда сильная рука вцепилась в полу куртки:
— Стой, молокосос! — Сзади очутился один из зачинщиков скандала, рослый парень с красным, перекошенным пьяной злобой лицом. На ногах он стоял не очень твердо, зато в плечах был существенно шире разведчика. — Куда это ты его повел?
— Он чересчур пьян для драки, — холодно откликнулся Шагалан.
Парень на мгновение осел под его взглядом, но хмель и гудение дружков за спиной толкали в атаку.
— Чересчур пьян? Да какая разница, пьян или трезв? Он нас оскорбил! Оскорбил и должен за это ответить! И будет презренным трусом, если попробует бежать отсюда. Не смей его уводить, слышишь? Или, может, сопляк, сам ответишь вместо своего трусливого приятеля?
Спорить было бесполезно. Шагалан переложил музыканта в левую руку, раскрытую правую поднял на уровень подбородка. Подождал, пока парень сфокусируется на ней.
— Хочешь драки? А ты к ней готов? Внимательно смотри.
Позже некоторые утверждали, будто успели увидеть движение удара. Скорее всего — пустое бахвальство. Когда рослый парень внезапно и молча обрушился на пол, Шагалан, развернувшись, скачками бросился к дверям. По пути он не только тащил Эркола, но и ухитрился выпихнуть перед собой Ретси. Вылетели на крыльцо, захлопнули дверь, подперли спинами. Внутри стремительно нарастал галдеж, но настоящей погони не случилось. Лишь раз кто-то попытался толкнуть дверь, а затем все потонуло в грохоте мебели, воплях и визге — обычной музыке кабацких баталий. Разведчик оглядел приятелей: Эркол был еще не в себе, зато Ретси совершенно оправился.
— Может, вернемся? — чуть натянуто подмигнул он Шагалану. — Что за вечер без доброй потасовки?
— Чего ради? У меня кулаки не чешутся.
— Неужели тебе не под силу раскидать задирал?
— Вероятно, под силу. Однако никчемная это затея и опасная… — Юноша прислушался. — К ножам перешли. Пожалуй, пора домой. Я забираю Эркола, ты с нами?
— Конечно, бросать вас не резон.
Едва отдалились во мрак, как дверь со стуком распахнулась, на крыльцо вывалились сразу несколько человек. Музыкант ойкнул, но это оказалось не преследование — выбежавший народ сам кинулся врассыпную.
Миновали темную, мертвенно-тихую деревню, углубились в лес по той же призрачной тропинке. Лишь там Эркол сумел идти без посторонней поддержки.
— Из-за чего сыр-бор поднялся? — поинтересовался Шагалан.
— Честное слово, братцы, понятия не имею! То ли я его толкнул, то ли девку его зацепил. Так и не уразумел.
— Просто захотелось парням кулаками помахать, — пояснил шедший впереди Ретси, — вот и привязались.
Разведчик покачал головой:
— Чудно. Я думал, вас тут все уважают и боятся.
— Уважают, верно, а частенько и боятся. Но это местные уроды, деревенские. К нам не попали, собственную шайку собрать мозгов не хватает, вот и бесятся.
— Кусают руку кормящего?
— Вроде того. Время от времени им намнут бока, они затихнут, но потом сызнова за старое. Все это уже дело привычное, на манер развлечения или разминки.
— А как же Ааль?
— А что ему? Пока никого не зарежут, он внимания не обратит. Да и тогда повесит лишь виновника. Деревня ему нужна — надо же где-то ребятам развеяться.
Назад добирались долго, но без происшествий. С грехом пополам перевалили через ограду. Лагерь, чудилось, спал, редкие огни факелов моргали из мрака. Расстались — приятели направились к своей казарме, а Шагалан — к «дому свиданий».
Едва ступив на крыльцо, он понял — здесь вечер в самом разгаре. Глушимое обычно коврами и толстыми стенами слилось в захватывающую какофонию. Со всех сторон явственно ухали, охали, чмокали, стонали и вскрикивали.
Дверь распахнулась, когда он еще приближался. Теплые руки Танжины оплели шею, повлекли в душистое жерло комнаты. Целовались прямо на пороге, жарко и жадно. Вся усталость от прошлой ночи рассеялась как дым. Юноша ласкал ладонями сильное, гибкое тело, распаляясь с каждой секундой. Сделал уже шаг к постели, но тут Танжина, напрягшись, остановила.
— Раздевайся и ложись, — проворковала она. — Я тебе кое-что покажу.
— Обещанный сюрприз? — Шагалан улыбнулся. — Неужели найдется подарок лучший, чем ты сама?
— Льстец несчастный.
— Ничего подобного. Просто соскучился по тебе, Танжи.
— Вот в это я верю, поскольку… тоже жутко скучала. А как повеселились?
— Тоска. Постоянно думал только о тебе. И сберег свою непорочность, невзирая на множество соблазнов.
— Мало что льстец, а вдобавок и болтун. Впрочем, сберег ли ты силы, я скоро проверю. Ложись.
Едва Шагалан устроился на широкой постели, Танжина зажгла от лампы две свечи, расставила их по углам. В комнатке ощутимо посветлело. Теперь юноша смог разглядеть, что подруга одета в свободный длинный халат. Танжина отвела назад волосы, обворожительно улыбнулась. Глаза казались чуть покрасневшими, но сейчас женщина наслаждалась вниманием. Вздохнула и быстрым движением стряхнула халат на пол. Юноша даже сел от удивления: она осталась вовсе не нагой, нечто эфемерное, пронзительно изящное и соблазнительное было на ней. Это нечто поблескивало и переливалось, струилось вокруг прекрасных форм, пропадая у коленок.
Шагалан поднял голову:
— Что это, Танжи?
Она молча приблизилась, довольно улыбаясь и покачивая бедрами. Забралась к нему на постель, подставила живот под осторожные пальцы. Ткань была прохладная и скользкая.
— Нравится? — Дыхание женщины сбивалось. — Редкостная штучка, заморская, настоящий шелк. Это белье сочиняла для себя какая-нибудь изысканная графиня, ее супруг отвалил торговцам бешеные деньги, а теперь… Теперь я буду… творить в нем любовь с тобой. Тебя это заводит?
— Великолепно. Только вот как…
— Понимаю. Да, мне добыли это сокровище на большой дороге. Нет, его не снимали с хозяйки, ни с живой, ни с мертвой. Простой обоз с вещами. Мне полагалась кой-какая доля, но я все променяла на… это. Согласись, не прогадала. Дай руку. Чувствуешь? Такие ощущения вкушали единицы в целой стране, а нынче еще и мы… Ого, какой ты нетерпеливый! Ну, тогда держись!
Она ринулась сверху неистовым ураганом, равно алчущим и победы, и отпора. Встречный вихрь оказался достойной парой.
VIII
К утру Шагалан окончательно утвердился в решении. Ночь выдалась не менее бурной, чем предыдущая: Танжина, страстная и опытная, не истомила, а истощила его. Впрочем, и сама порядком изнемогла. Шагалан снова оставил подругу отсыпаться, осторожно выскользнув на улицу. Тусклый блин солнца поднялся уже высоко, дело шло к завтраку. Одинокие сонные фигуры брели по направлению к кухне. Разведчик не без сожаления поглядел им вслед, но двинулся в противоположную сторону.
На ступенях крыльца атаманского терема дремал, опершись на древко копья, охранник. Юноша чуть смягчил шаг, аккуратно прокрался мимо, когда одна из ступенек неожиданно резко взвизгнула.
— Эй! Куда? — тотчас рыкнули сипло.
— К атаманам, несомненно, — бросил Шагалан.
Картина просторной светлицы показалась поразительно знакомой. Тот же полумрак, безмолвие, огромный голый стол и силуэт Бархата на его дальнем конце. Помедлив, Шагалан слегка поклонился, атаман в ответ тоже шевельнулся заметно. Сзади, громыхая сапогами, вбежал запыхавшийся охранник, вцепился в рукав.
— Оставь его, Колотарь! — разорвал тишину властный голос Бархата. — Раньше надо было стараться, а теперь убирайся обратно. С молодым человеком я сам поговорю.
Охранник, ворча что-то себе под нос, исчез за дверью.
— Проходите, юноша, садитесь, — продолжил атаман. — Вижу, у вас появляется неучтивая привычка каждый раз нарушать мою трапезу… Впрочем, дело превыше всего. Я капельку наслышан о ваших последних похождениях. Пока в них полно мальчишества и безрассудства, но, несмотря на это, я полагаю вас человеком достаточно серьезным.
— Польщен, — ухмыльнулся Шагалан, примащиваясь на краешке лавки.
— Не надо дуться. Право, мне искренне жаль, что первая беседа получилась столь напряженной. Поймите и вы: осторожность в нашем ремесле — вещь наиважнейшая.
— Уже сняли с меня подозрения?
— Возможно. За вас то, что вы понравились Аалю. И на вояку Ряжа сумели произвести впечатление. У меня же чуть другой подход, господин… — Бархат нарочито покопался в памяти, но юноша на лицедейство не поддался, — Шагалан. Меня мало интересуют ваши боевые способности или преданность родине.
— Чего же еще во мне интересного?
— Ваша суть, ваши истинные, потаенные мотивы и цели. Вы у нас всего лишь третий день, не так ли? Срок небольшой, но кое-какие заключения сделать я успел.
— Очень любопытно.
— Например, как я сказал, вы кажетесь вполне серьезным человеком. Настолько серьезным, что не станете вламываться к атаманам иначе как для серьезного разговора. Я прав?
— Абсолютно. Пришел я как раз для того, чтобы прояснить кое-что насчет своих мотивов и сути.
— Внимательно слушаю.
— Насколько я выяснил, вы, господин Бархат, помимо прочего, занимаетесь связями с другими ватагами.
— Вам не полагалось этого знать, молодой человек, но добыли вы подлинную правду.
— В таком случае имею сообщить вам о кое-каком уточнении моего собственного статуса в вашем отряде… — Шагалана понесло в высокопарность, однако это было простительно — подобное заявление произносилось впервые. С мастером Кане они давно выработали последовательность роста откровенности во взаимоотношениях с вольными ватагами. И не их вина, что никто до сих пор не переходил даже к этой, второй ступени. — Я представляю не только себя лично, но и значительную группу людей, связанных едиными помыслами и целями. В свете всего виденного здесь от имени своих соратников готов предложить вам сотрудничество. Надеюсь, оно послужит обоюдной пользе и свободе Гердонеза.
Несколько секунд Бархат сидел молча, опустив глаза и вращая в пальцах оловянную ложку.
— Не хочу лукавить, господин Шагалан, — вздохнул он наконец, — мы предполагали нечто похожее. У нас побывала уйма гостей, но таких, как вы… ни разу. Безусловно, мы заинтересованы в сотрудничестве с солидными силами. Сейчас, однако, складывается неудобная ситуация: вы получили возможность узнать о нас почти все, о вас же самих пока не известно ничего.
— Что бы вы хотели узнать?
— Прежде всего, что представляет собой ваша группа?
— Отряд хорошо обученных воинов. Все мы — дети Гердонеза, вынужденные в свое время покинуть родину.
— Если я правильно понял, место вашего обитания — по ту сторону пролива? Какой-нибудь из лагерей беженцев?
— Вы правильно поняли, господин Бархат. Надеюсь, также понимаете, что я не намерен сразу уточнять это местоположение. Как вы изволили заметить, осторожность в нашем ремесле…
— Ясно. Позволено ли будет осведомиться о численности отряда?
— Она невелика, но сопоставима с численностью вашего.
— Как вы помните, господин Шагалан, говорилось о солидных силах. Впрочем… Все ли беженцы имеют подготовку, сравнимую с вашей?
— Все.
Тонкие губы атамана дрогнули, наконец изобразив подобие улыбки:
— Это меняет дело. Военная мощь такого отряда могла бы здорово пригодиться. Думаю, мы обсудим ваше предложение.
— Полагаю, вы сами известите остальных атаманов и в первую очередь господина Ааля?
— В этом нет необходимости, мой мальчик, — раздался знакомый низкий голос.
Повторения становились навязчивыми. По лестнице опять спускался Большой Ааль, вероятно банально подслушивавший сверху беседу.
— Рад, что не ошибся в тебе, Шагалан, — улыбнулся бородач. — Когда позавчера я увидел тебя спорящим с Бархатом, сразу понял — вместе с юным гостем к нам пожаловали основательные перемены. Таких смельчаков до сих пор не встречалось. Я связал с тобой некоторые надежды и не прогадал. Более того, обретаю союз с серьезной силой! Какой бальзам на измученную душу… Должен сказать, мой мальчик, во всем Гердонезе вряд ли сыщется человек, радевший за объединение повстанческих ватаг яростнее, чем я. Ведь если посмотреть трезво, захватчиков с их приспешниками не так уж и много! Те десятки тысяч хищников, покорявшие Гердонез, давно покинули его. Ныне на всех безбрежных просторах наберется менее двух тысяч мелонгов, тысяч пять стражников да дюжина поселений фригольдеров. Все! Вдобавок эта масса рассеяна по стране. И очевидно же, что против них следует выступать единым, сплоченным войском. Любому это очевидно, а ничего не получается! Каждый баран стремится очистить лишь свой край, убрать своего кровопийцу, после чего напрочь теряет к борьбе всякий интерес! А ведь пока мы не пройдем страну, сомкнув ряды, из конца в конец, нас будут легко истреблять поодиночке! Я знаю, Гердонез готов к новому восстанию, бросить клич — поднимутся десятки и десятки тысяч обиженных. Вопрос в том, как превратить их из стада в боеспособную армию.
— Голтейку удалось поднять полсотни тысяч, но они бесславно разбежались под Брансенгертом, — заметил Шагалан.
Ааль в ответ кивнул, еще более довольный:
— Верно. Некоторые из его людей сейчас у меня, и, судя по их рассказам, Голтейка погубили не столько орды варваров, сколько те же застарелые болезни восстания. Одни толпы крестьян приходили, другие, добившись желаемого, разбредались по домам. Дворяне с духовенством воротили нос от черного люда, те, в свою очередь, не упускали случая подгадить высшим сословиям. Все сплошь и рядом грабили братьев и принимали посулы врагов. О какой подготовке армии здесь может идти речь? Коль скоро мы поставили себе целью освобождение Гердонеза, то обязаны избежать повторения прежних ошибок. Ты спросишь, каким образом? Я провел немало мучительных бессонных ночей, пока бился над этой задачей. Теперь же убежден — необходим костяк. Необходим мощный таран, тысяча-две умелых, закаленных, дисциплинированных воинов. Затем скелет обрастет мясом крестьянских полков, он принесет им уверенность и стойкость, а они ему — живучесть и мощь. Следующий вопрос: где взять таких солдат? Даже продав с себя штаны, мы не наберем денег, чтобы призвать столько наемников. К тому же наемники, хоть и неплохие рубаки, понятия не имеют об истинной любви к родине. На благородные дружины тоже надежда слаба, дисциплиной они никогда не отличались, да и отношения с простонародьем… Остается лишь один источник — вольные ватаги. По моим прикидкам, в лесах нынче скрывается до десятка тысяч человек. Если сей план завладеет умами, мы сумеем, отобрав лучших из лучших, подготовить их к настоящей войне! Далее согласуем усилия, отточим взаимодействие в небольших пробных вылазках и, наконец, в заданный час объединим в один всесокрушающий кулак! Как тебе это нравится, мой мальчик?
— Звучит впечатляюще, — кивнул Шагалан.
— И вполне реально! Мы делаем все от нас зависящее, чтобы договориться с крупнейшими ватагами. Кое-где уже достигаем понимания, обретаем союзников. Работа идет трудно, но она жизненно необходима стране. И тем радостнее повстречать силу, которая сама ищет единомышленников! Здесь вы столкнулись именно с нужными вам людьми. Если твои сторонники, Шагалан, не уступают тебе в военном мастерстве, то они — огромный подарок повстанческому движению! Не секрет, наши бойцы достойно выглядят с губернаторскими стражниками, но вечно пасуют перед мелонгами. Вы могли бы помочь выровнять шансы! Тут наша выгода. Теперь вопрос к тебе: чем мы способны помочь вам в первую очередь?
Юноша помолчал, оправляясь после словесного водопада.
— Я с моими друзьями, господин атаман, вырос на чужбине. Это позволило нам беспрепятственно жить и готовиться, однако мы оказались оторванными от своей страны. Сейчас, когда время решительных действий приближается, такая оторванность, согласитесь, тягостна и недопустима. Поэтому главное, что мы ищем от союза на данный момент, — информация. Нужны достоверные сведения обо всем происходящем в Гердонезе, перво-наперво — о врагах: численность, местоположение, планы, поступки. Полагаю, у вас имеется некоторая сеть осведомителей для добычи требуемого?
— Возможно. — Ааль хитро усмехнулся в усы. — Пока ваши запросы вполне реальны.
— И еще. Вы упоминали, что ведете переговоры со многими ватагами. Хотелось бы через вас получить выход и на них. Необязательно раскрывать нам людей, но их помощь в состоянии принести пользу.
— Резонное пожелание.
— Прежде всего, нас интересует небезызвестная «армия Сегеша». У вас ведь были встречи с ними?
В комнате повисло напряженное молчание. Враз помрачневшие атаманы переглянулись.
— Он ничего не знает? — спросил Ааль.
— Никто ничего не знает, — откликнулся Бархат. — Мы не торопились сообщать, хотя вести рано или поздно сами доползут.
— Не вижу смысла таиться, это вопрос одного-двух дней.
— О чем речь? — осведомился Шагалан.
Хмурый Ааль нервно подергал себя за бороду.
— На днях Сегеша с товарищами схватили мелонги. Совсем недалеко отсюда, милях в пятнадцати на запад. Сейчас пленники в Галаге, в городской тюрьме. Бродят упорные слухи, будто тянуть с их пытками не намерены и самое большее через неделю казнят.
— Жаль, — кивнул Бархат. — Отличный был воин, немало вражьей крови на его счету. Все мы ходим по краю пропасти, но в нынешнем году власти особо остервенились именно против Сегеша. А ведь только начинали налаживать отношения… Даже это оказалось трудной задачей — его отряд постоянно гоняли по лесам, не давая ни дня покоя. И в конце концов, похоже, добились своего… Вижу, вас новость также огорчила, господин Шагалан?
Огорчила? Дьявольщина! Рушилась главная их надежда, заветная цель нескольких месяцев призраком таяла во мраке! Внезапный и тяжкий удар. Правда… пока надежда еще не уничтожена окончательно… Разведчик вскинул голову:
— Вы уверены, господа, что Сегеш в Галаге?
— Совершенно, — отозвался Ааль. — Мелонги не скрывают этого. Наоборот, затевают в назидание остальным устроить из поимки и казни настоящее представление.
— Вы могли бы попытаться освободить узников.
Глаза Ааля округлились в неподдельном изумлении:
— Освободить? Из Галаги? Безумие! У нас, скорее всего, не получится даже проникнуть в город.
— А если все-таки проникнем, — поддержал Бархат, — то очутимся в западне, где нас вырежут до последнего. Да там одних мелонгов больше, чем нас! Стражников, молодой человек, не меньше двух сотен! Поляжем все без какой-либо пользы.
— Но ведь благородная цель стоит риска, — не унимался Шагалан.
— Никакого риска не будет. — Ааль тяжело вздохнул. — Поскольку не будет ни малейшего шанса добраться до цели. Тебе, сынок, видимо, не случалось посещать Галагу? Тюрьма там располагается в старом донжоне. Точнее, в его подземельях. Рассказывают, в легендарные времена Первых Королей вокруг не раз кипели жаркие бои. Подчас врагам удавалось ворваться в город, но донжон не захватывался штурмом никогда! А теперь подумай, разумно ли предлагать лесным бродягам с ходу овладеть тем, что устояло перед бронированными полчищами с осадными машинами? Молчишь? Я рад, что здравый смысл в тебе, мой мальчик, все же сильней горячности.
Однако Шагалан вовсе не собирался отступать:
— Если нельзя штурмовать тюрьму, возможно, получится отбить заключенных по дороге на казнь?
— Тоже безумие, — махнул рукой Бархат. — По опыту предыдущих экзекуций можно предположить: ворота будут заперты, войска — на ногах, а вероятно, что подтянут и дополнительные части. Охрана на площади в три ряда, лучники на крышах… Знаем, некогда мы пробовали подобное провернуть с Макоуном. Хорошо, успели тогда опомниться вовремя.
На сей раз Шагалан молчал целую минуту, старые многоопытные атаманы терпеливо ждали.
— Что ж, — тихо произнес юноша. — Возможно, предотвратить ничего и не удастся. В любом случае мне нужно отправиться в город и самому посмотреть все на месте.
— Подумай еще раз, сынок, — сказал Ааль. — Ты затеваешь слишком опасное дело. Одно неосторожное движение, и окажешься-таки рядом с Сегешем, но на эшафоте.
Шагалан кинул на атамана короткий взгляд:
— На эшафоте? Мы ввязались в борьбу не сейчас, господа, мы почти родились в ней. Смерть здесь — заурядная плата. А я должен быть в городе и буду там.
На ступенях крыльца атаманского терема дремал, опершись на древко копья, охранник. Юноша чуть смягчил шаг, аккуратно прокрался мимо, когда одна из ступенек неожиданно резко взвизгнула.
— Эй! Куда? — тотчас рыкнули сипло.
— К атаманам, несомненно, — бросил Шагалан.
Картина просторной светлицы показалась поразительно знакомой. Тот же полумрак, безмолвие, огромный голый стол и силуэт Бархата на его дальнем конце. Помедлив, Шагалан слегка поклонился, атаман в ответ тоже шевельнулся заметно. Сзади, громыхая сапогами, вбежал запыхавшийся охранник, вцепился в рукав.
— Оставь его, Колотарь! — разорвал тишину властный голос Бархата. — Раньше надо было стараться, а теперь убирайся обратно. С молодым человеком я сам поговорю.
Охранник, ворча что-то себе под нос, исчез за дверью.
— Проходите, юноша, садитесь, — продолжил атаман. — Вижу, у вас появляется неучтивая привычка каждый раз нарушать мою трапезу… Впрочем, дело превыше всего. Я капельку наслышан о ваших последних похождениях. Пока в них полно мальчишества и безрассудства, но, несмотря на это, я полагаю вас человеком достаточно серьезным.
— Польщен, — ухмыльнулся Шагалан, примащиваясь на краешке лавки.
— Не надо дуться. Право, мне искренне жаль, что первая беседа получилась столь напряженной. Поймите и вы: осторожность в нашем ремесле — вещь наиважнейшая.
— Уже сняли с меня подозрения?
— Возможно. За вас то, что вы понравились Аалю. И на вояку Ряжа сумели произвести впечатление. У меня же чуть другой подход, господин… — Бархат нарочито покопался в памяти, но юноша на лицедейство не поддался, — Шагалан. Меня мало интересуют ваши боевые способности или преданность родине.
— Чего же еще во мне интересного?
— Ваша суть, ваши истинные, потаенные мотивы и цели. Вы у нас всего лишь третий день, не так ли? Срок небольшой, но кое-какие заключения сделать я успел.
— Очень любопытно.
— Например, как я сказал, вы кажетесь вполне серьезным человеком. Настолько серьезным, что не станете вламываться к атаманам иначе как для серьезного разговора. Я прав?
— Абсолютно. Пришел я как раз для того, чтобы прояснить кое-что насчет своих мотивов и сути.
— Внимательно слушаю.
— Насколько я выяснил, вы, господин Бархат, помимо прочего, занимаетесь связями с другими ватагами.
— Вам не полагалось этого знать, молодой человек, но добыли вы подлинную правду.
— В таком случае имею сообщить вам о кое-каком уточнении моего собственного статуса в вашем отряде… — Шагалана понесло в высокопарность, однако это было простительно — подобное заявление произносилось впервые. С мастером Кане они давно выработали последовательность роста откровенности во взаимоотношениях с вольными ватагами. И не их вина, что никто до сих пор не переходил даже к этой, второй ступени. — Я представляю не только себя лично, но и значительную группу людей, связанных едиными помыслами и целями. В свете всего виденного здесь от имени своих соратников готов предложить вам сотрудничество. Надеюсь, оно послужит обоюдной пользе и свободе Гердонеза.
Несколько секунд Бархат сидел молча, опустив глаза и вращая в пальцах оловянную ложку.
— Не хочу лукавить, господин Шагалан, — вздохнул он наконец, — мы предполагали нечто похожее. У нас побывала уйма гостей, но таких, как вы… ни разу. Безусловно, мы заинтересованы в сотрудничестве с солидными силами. Сейчас, однако, складывается неудобная ситуация: вы получили возможность узнать о нас почти все, о вас же самих пока не известно ничего.
— Что бы вы хотели узнать?
— Прежде всего, что представляет собой ваша группа?
— Отряд хорошо обученных воинов. Все мы — дети Гердонеза, вынужденные в свое время покинуть родину.
— Если я правильно понял, место вашего обитания — по ту сторону пролива? Какой-нибудь из лагерей беженцев?
— Вы правильно поняли, господин Бархат. Надеюсь, также понимаете, что я не намерен сразу уточнять это местоположение. Как вы изволили заметить, осторожность в нашем ремесле…
— Ясно. Позволено ли будет осведомиться о численности отряда?
— Она невелика, но сопоставима с численностью вашего.
— Как вы помните, господин Шагалан, говорилось о солидных силах. Впрочем… Все ли беженцы имеют подготовку, сравнимую с вашей?
— Все.
Тонкие губы атамана дрогнули, наконец изобразив подобие улыбки:
— Это меняет дело. Военная мощь такого отряда могла бы здорово пригодиться. Думаю, мы обсудим ваше предложение.
— Полагаю, вы сами известите остальных атаманов и в первую очередь господина Ааля?
— В этом нет необходимости, мой мальчик, — раздался знакомый низкий голос.
Повторения становились навязчивыми. По лестнице опять спускался Большой Ааль, вероятно банально подслушивавший сверху беседу.
— Рад, что не ошибся в тебе, Шагалан, — улыбнулся бородач. — Когда позавчера я увидел тебя спорящим с Бархатом, сразу понял — вместе с юным гостем к нам пожаловали основательные перемены. Таких смельчаков до сих пор не встречалось. Я связал с тобой некоторые надежды и не прогадал. Более того, обретаю союз с серьезной силой! Какой бальзам на измученную душу… Должен сказать, мой мальчик, во всем Гердонезе вряд ли сыщется человек, радевший за объединение повстанческих ватаг яростнее, чем я. Ведь если посмотреть трезво, захватчиков с их приспешниками не так уж и много! Те десятки тысяч хищников, покорявшие Гердонез, давно покинули его. Ныне на всех безбрежных просторах наберется менее двух тысяч мелонгов, тысяч пять стражников да дюжина поселений фригольдеров. Все! Вдобавок эта масса рассеяна по стране. И очевидно же, что против них следует выступать единым, сплоченным войском. Любому это очевидно, а ничего не получается! Каждый баран стремится очистить лишь свой край, убрать своего кровопийцу, после чего напрочь теряет к борьбе всякий интерес! А ведь пока мы не пройдем страну, сомкнув ряды, из конца в конец, нас будут легко истреблять поодиночке! Я знаю, Гердонез готов к новому восстанию, бросить клич — поднимутся десятки и десятки тысяч обиженных. Вопрос в том, как превратить их из стада в боеспособную армию.
— Голтейку удалось поднять полсотни тысяч, но они бесславно разбежались под Брансенгертом, — заметил Шагалан.
Ааль в ответ кивнул, еще более довольный:
— Верно. Некоторые из его людей сейчас у меня, и, судя по их рассказам, Голтейка погубили не столько орды варваров, сколько те же застарелые болезни восстания. Одни толпы крестьян приходили, другие, добившись желаемого, разбредались по домам. Дворяне с духовенством воротили нос от черного люда, те, в свою очередь, не упускали случая подгадить высшим сословиям. Все сплошь и рядом грабили братьев и принимали посулы врагов. О какой подготовке армии здесь может идти речь? Коль скоро мы поставили себе целью освобождение Гердонеза, то обязаны избежать повторения прежних ошибок. Ты спросишь, каким образом? Я провел немало мучительных бессонных ночей, пока бился над этой задачей. Теперь же убежден — необходим костяк. Необходим мощный таран, тысяча-две умелых, закаленных, дисциплинированных воинов. Затем скелет обрастет мясом крестьянских полков, он принесет им уверенность и стойкость, а они ему — живучесть и мощь. Следующий вопрос: где взять таких солдат? Даже продав с себя штаны, мы не наберем денег, чтобы призвать столько наемников. К тому же наемники, хоть и неплохие рубаки, понятия не имеют об истинной любви к родине. На благородные дружины тоже надежда слаба, дисциплиной они никогда не отличались, да и отношения с простонародьем… Остается лишь один источник — вольные ватаги. По моим прикидкам, в лесах нынче скрывается до десятка тысяч человек. Если сей план завладеет умами, мы сумеем, отобрав лучших из лучших, подготовить их к настоящей войне! Далее согласуем усилия, отточим взаимодействие в небольших пробных вылазках и, наконец, в заданный час объединим в один всесокрушающий кулак! Как тебе это нравится, мой мальчик?
— Звучит впечатляюще, — кивнул Шагалан.
— И вполне реально! Мы делаем все от нас зависящее, чтобы договориться с крупнейшими ватагами. Кое-где уже достигаем понимания, обретаем союзников. Работа идет трудно, но она жизненно необходима стране. И тем радостнее повстречать силу, которая сама ищет единомышленников! Здесь вы столкнулись именно с нужными вам людьми. Если твои сторонники, Шагалан, не уступают тебе в военном мастерстве, то они — огромный подарок повстанческому движению! Не секрет, наши бойцы достойно выглядят с губернаторскими стражниками, но вечно пасуют перед мелонгами. Вы могли бы помочь выровнять шансы! Тут наша выгода. Теперь вопрос к тебе: чем мы способны помочь вам в первую очередь?
Юноша помолчал, оправляясь после словесного водопада.
— Я с моими друзьями, господин атаман, вырос на чужбине. Это позволило нам беспрепятственно жить и готовиться, однако мы оказались оторванными от своей страны. Сейчас, когда время решительных действий приближается, такая оторванность, согласитесь, тягостна и недопустима. Поэтому главное, что мы ищем от союза на данный момент, — информация. Нужны достоверные сведения обо всем происходящем в Гердонезе, перво-наперво — о врагах: численность, местоположение, планы, поступки. Полагаю, у вас имеется некоторая сеть осведомителей для добычи требуемого?
— Возможно. — Ааль хитро усмехнулся в усы. — Пока ваши запросы вполне реальны.
— И еще. Вы упоминали, что ведете переговоры со многими ватагами. Хотелось бы через вас получить выход и на них. Необязательно раскрывать нам людей, но их помощь в состоянии принести пользу.
— Резонное пожелание.
— Прежде всего, нас интересует небезызвестная «армия Сегеша». У вас ведь были встречи с ними?
В комнате повисло напряженное молчание. Враз помрачневшие атаманы переглянулись.
— Он ничего не знает? — спросил Ааль.
— Никто ничего не знает, — откликнулся Бархат. — Мы не торопились сообщать, хотя вести рано или поздно сами доползут.
— Не вижу смысла таиться, это вопрос одного-двух дней.
— О чем речь? — осведомился Шагалан.
Хмурый Ааль нервно подергал себя за бороду.
— На днях Сегеша с товарищами схватили мелонги. Совсем недалеко отсюда, милях в пятнадцати на запад. Сейчас пленники в Галаге, в городской тюрьме. Бродят упорные слухи, будто тянуть с их пытками не намерены и самое большее через неделю казнят.
— Жаль, — кивнул Бархат. — Отличный был воин, немало вражьей крови на его счету. Все мы ходим по краю пропасти, но в нынешнем году власти особо остервенились именно против Сегеша. А ведь только начинали налаживать отношения… Даже это оказалось трудной задачей — его отряд постоянно гоняли по лесам, не давая ни дня покоя. И в конце концов, похоже, добились своего… Вижу, вас новость также огорчила, господин Шагалан?
Огорчила? Дьявольщина! Рушилась главная их надежда, заветная цель нескольких месяцев призраком таяла во мраке! Внезапный и тяжкий удар. Правда… пока надежда еще не уничтожена окончательно… Разведчик вскинул голову:
— Вы уверены, господа, что Сегеш в Галаге?
— Совершенно, — отозвался Ааль. — Мелонги не скрывают этого. Наоборот, затевают в назидание остальным устроить из поимки и казни настоящее представление.
— Вы могли бы попытаться освободить узников.
Глаза Ааля округлились в неподдельном изумлении:
— Освободить? Из Галаги? Безумие! У нас, скорее всего, не получится даже проникнуть в город.
— А если все-таки проникнем, — поддержал Бархат, — то очутимся в западне, где нас вырежут до последнего. Да там одних мелонгов больше, чем нас! Стражников, молодой человек, не меньше двух сотен! Поляжем все без какой-либо пользы.
— Но ведь благородная цель стоит риска, — не унимался Шагалан.
— Никакого риска не будет. — Ааль тяжело вздохнул. — Поскольку не будет ни малейшего шанса добраться до цели. Тебе, сынок, видимо, не случалось посещать Галагу? Тюрьма там располагается в старом донжоне. Точнее, в его подземельях. Рассказывают, в легендарные времена Первых Королей вокруг не раз кипели жаркие бои. Подчас врагам удавалось ворваться в город, но донжон не захватывался штурмом никогда! А теперь подумай, разумно ли предлагать лесным бродягам с ходу овладеть тем, что устояло перед бронированными полчищами с осадными машинами? Молчишь? Я рад, что здравый смысл в тебе, мой мальчик, все же сильней горячности.
Однако Шагалан вовсе не собирался отступать:
— Если нельзя штурмовать тюрьму, возможно, получится отбить заключенных по дороге на казнь?
— Тоже безумие, — махнул рукой Бархат. — По опыту предыдущих экзекуций можно предположить: ворота будут заперты, войска — на ногах, а вероятно, что подтянут и дополнительные части. Охрана на площади в три ряда, лучники на крышах… Знаем, некогда мы пробовали подобное провернуть с Макоуном. Хорошо, успели тогда опомниться вовремя.
На сей раз Шагалан молчал целую минуту, старые многоопытные атаманы терпеливо ждали.
— Что ж, — тихо произнес юноша. — Возможно, предотвратить ничего и не удастся. В любом случае мне нужно отправиться в город и самому посмотреть все на месте.
— Подумай еще раз, сынок, — сказал Ааль. — Ты затеваешь слишком опасное дело. Одно неосторожное движение, и окажешься-таки рядом с Сегешем, но на эшафоте.
Шагалан кинул на атамана короткий взгляд:
— На эшафоте? Мы ввязались в борьбу не сейчас, господа, мы почти родились в ней. Смерть здесь — заурядная плата. А я должен быть в городе и буду там.