Страница:
Так и произошло. А повод был не так уж и значителен сам по себе и ни на кого не произвел особого впечатления, вроде "и повода-то не было". Всего-навсего небольшая ссора на праздничном банкете в честь XV годовщины Октября. "Всего-навсего" отец сказал ей: "Эй, ты, пей!" А она "всего-навсего" вскрикнула вдруг: "Я тебе не - Эй!" - и встала и при всех ушла вон из-за стола.
Моя няня, незадолго до своей смерти, когда уж почувствовала, что недолго осталось ей жить, как-то начала мне рассказывать, как все это случилось. Ей не хотелось уносить с собой это, хотелось очистить душу, исповедаться. Мы сидели с ней в лесочке, недалеко от той дачи, где я сижу и пишу сейчас, и она говорила.
Каролина Васильевна Тиль, наша экономка, утром всегда будила маму, спавшую в своей комнате. Отец ложился у себя в кабинете или в маленькой комнатке с телефоном, возле столовой. Он и в ту ночь спал там, поздно возвратясь с того самого праздничного банкета, с которого мама вернулась раньше.
Комнаты эти были далеко от служебных помещений, надо было идти туда коридорчиком мимо наших детских. А из столовой комната, где спал наш отец, была влево; а в мамину комнату из столовой надо было пройти вправо и ещё этим коридорчиком. Комната её выходила окнами в Александровский сад, к Троицким воротам.
...Каролина Васильевна рано утром, как всегда, приготовила завтрак в кухне и пошла будить маму. Трясясь от страха, она прибежала к нам в детскую и позвала с собой няню, - она ничего не могла говорить. Они пошли вместе. Мама лежала вся в крови возле своей кровати; в руке был маленький пистолет "Вальтер", привезенный ей когда-то Павлушей из Берлина. Звук его выстрела был слишком слабый, чтобы его могли услышать в доме. Она уже была холодной. Две женщины, изнемогая от страха, что сейчас может войти отец, положили тело на постель, привели его в порядок. Потом, теряясь, не зная, что делать, побежали звонить тем, кто был для них существеннее, - начальнику охраны. Авелю Софроновичу Енукидзе, Полине Семеновне Молотовой, близкой маминой подруге.
Вскоре все прибежали. Отец все спал в своей комнатушке, слева от столовой. Пришли В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов. Все были потрясены и не могли поверить...
Наконец, и отец вышел в столовую. "Иосиф, Нади больше нет с нами", сказали ему.
Так мне рассказывала моя няня. Я верю ей больше, чем кому-либо другому. Во-первых, потому, что она была человеком абсолютно бесхитростным. Во-вторых, потому, что этот её рассказ был исповедью предо мной, а простая женщина, настоящая христианка не может лгать в этом никогда.
...Отец был потрясен случившимся. Он был потрясен, потому что он не понимал: за что? Почему ему нанесли такой ужасный удар в спину? Он был слишком умен, чтобы не понять, что самоубийца всегда думает "наказать" кого-то - "вот, мол", "на, вот тебе", "ты будешь знать!". Это он понял, но он не мог осознать - почему? За что его так наказали?
И он спрашивал окружающих: разве он был невнимателен? Разве он не любил и не уважал её как жену, как человека? Неужели так важно, что он не мог пойти с ней лишний раз в театр? Неужели это важно?
Первые дни он был потрясен. Он говорила, что ему самому не хочется больше жить. (Это говорила мне вдова дяди Павлуши, которая вместе с Анной Сергеевной оставалась первые дни у нас в доме день и ночь). Отца боялись оставить одного, в таком он был состоянии. Временами на него находила какая-то злоба, ярость. Это объяснялось тем, что мама оставила ему письмо.
Очевидно, она написала его ночью. Я никогда, разумеется, его не видела. Его, наверное, тут же уничтожили, но оно было, об этом мне говорили те, кто его видел. Оно было ужасным. Оно было полно обвинений и упреков. Это было не просто личное письмо; это было письмо отчасти политическое.
И, прочитав его, отец мог думать, что мама только для видимости была рядом с ним, а на самом деле шла где-то рядом с оппозицией тех лет.
Он был потрясен этим и разгневан".
Обратимся снова к воспоминаниям Светланы Аллилуевой. Описывая сцену похорон матери, она отмечает, что отец был потрясен её смертью и разгневан. Когда он пришел прощаться на гражданскую панихиду, то, подойдя на минутку к гробу, вдруг оттолкнул его от себя руками и, повернувшись, ушел прочь. На кладбище не поехал. Он считал, что жена ушла от него как его личный враг. То есть расценил её смерть не как свою вину, а как предательство по отношению к себе.
В этой связи можно вспомнить бехтеревское определение параноиков "вину они переносят на свои жертвы". А профессор Бехтерев считал Сталина "параноиком", и поэтому у Сталина всегда были виноваты другие, но не он сам.
В 1927 году Крамер, профессор кафедры нервных болезней 2-го МГУ, осматривал Сталина по поводу развивающейся атрофии мышц левой руки. Он предложил консультацию известному специалисту - психотерапевту Бехтереву. Сталин вспоминает, что Бехтерев консультировал больного Ленина, и дал свое согласие.
Бехтерев осматривал Сталина дважды.
Бехтерев свой диагноз "паранойя", не думая о последствиях, сообщает врачу, пригласившему его на консультацию.
Сталин ознакомился с заключением Бехтерева и реагировал на него очень резко. Сталин опасался, что заключение станет достоянием оппозиции, ведь Бехтерев был членом Ленинградского совета и мог поделиться своими выводами о психическом состоянии Сталина с председателем Ленинградского совета Зиновьевым.
В понятие "паранойя", по отношению к Сталину, Бехтерев вкладывал психопатию (психическое заболевание), когда человек сохраняет способность к логическим действиям. Лживость и лицемерие, непомерная жестокость и стремление завуалировать свои мотивы "высшей целью", крайний эгоцентризм в сочетании с не менее крайней подозрительностью характеризуют людей типа Сталина - "нероновского типа", как говорил Бехтерев.
С легкой руки Бехтерева определение Сталина как "параноика" прочно вошло на страницы многих книг о нем. Но он не был "параноиком" - легче всего всю вину за массовые репрессии перекладывать на то, что Сталин был больным человеком. Это не так. Сталин не был психопатом, но был жестоким и безжалостным. К тому же следует сказать, что многие люди всегда винят других людей в своих бедах, но только не себя, по принципу из известной басни Клылова "Волк и ягненок": "Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать".
О причинах самоубийства жены Сталина говорится в книге "Хрущев вспоминает: пленки гласности":
"После смерти Сталина я узнал историю смерти Аллилуевой. Конечно, эта история никак документально не подтверждена. Власик, начальник охраны Сталина, рассказал, что после парада все отправились обедать к военному комиссару Клименту Ворошилову на его большую квартиру. После парадов и других подобных мероприятий все обычно шли к Ворошилову обедать.
Командующий парадом и некоторые члены Политбюро отправились туда прямо с Красной площади. Все выпили, как обычно в таких случаях. Наконец все разошлись. Ушел и Сталин. Но он не пошел домой.
Было уже поздно. Кто знает, какой это был час. Надежда Сергеевна начала беспокоиться. Она стала искать его, звонить на одну из дач. И спросила дежурного офицера, нет ли там Сталина.
- Да, - ответил он. - Товарищ Сталин здесь.
- Кто с ним?
Он сказал, что с ним женщина, назвал её имя. Это была жена одного военного, Гусева, который тоже был на том обеде. Когда Сталин ушел, он взял её с собой. Мне говорили, что она очень красивая. И Сталин спал с ней на этой даче, а Аллилуева узнала об этом от дежурного офицера.
Утром - когда, точно не знаю - Сталин приехал домой, но Надежды Сергеевны уже не было в живых. Она не оставила никакой записки, а если записка и была, нам никогда об этом не говорили.
Позже Власик сказал:
- Тот офицер - неопытный дурак. Она спросила его, а он взял и сказал ей все.
Потом пошли слухи, что, возможно, Сталин убил её. Эта версия не очень ясна, первая кажется более правдоподобной".
Сын И. В. Сталина Василий, его первенец во втором браке, родился в тяжелый для Советской России 1921 год, год разрухи и голода. Но сам Василий с момента рождения и до смерти голода и лишений не испытал. Его ранние годы прошли на даче Зубалово под наблюдением специального педагога. В детстве Василию довелось общаться с членами семей маршалов Ворошилова, Шапошникова, друга всех генсеков Микояна, которые занимали соседские дачи.
Василий унаследовал тяжелые черты характера отца: "делаю, что хочу", "дай, что хочу" и очень не любил что-либо делать, когда нужно было приложить собственные усилия. Уже в начальных классах школы выявилось у него нежелание заниматься и трудиться над учебниками, как это делали все дети.
Читал Василий мало. К занятиям относился легкомысленно, учился плохо, был одним из наиболее трудных подростков в школе, очень хотел верховодить, но это у него не всегда получалось: в школе было немало по-настоящему одаренных и интересных ребят, не дававших ему спуска. Учителя его побаивались, вопросов практически не задавали. А если такое и случалось, он мог и нагрубить учителю при всем классе.
После окончания девятого класса Василий поступил в Качинскую военную авиационную школу. Уже будучи курсантом училища, Василий на каникулы приехал в Москву к отцу. На самом популярном в те годы катке - на Петровке он познакомился с Галиной Бурдонской, в то время студенткой редакционно-издательского факультета Полиграфического института. "Василий по натуре был человеком шальной смелости, - рассказывала Г. Бурдонская. Ухаживая за мной, он не раз пролетал над станцией метро "Кировская" на небольшом самолете. За такие вольности его наказывали. Но наказывали робко, и И. В. Сталину об этом не докладывали".
И в авиационном училище В. И. Сталин не давал себе труда учиться.
Василий Иосифович Сталин вышел из Качинской авиашколы в звании младшего лейтенанта без диплома о присвоении квалификации летчика ВВС. Ему была выдана справка, что прослушал курс вышеназванной школы.
В Люберцах, куда он попал после училища, ему пришлось проходить летную программу в объеме авиашколы - сначала на У-2, потом на И-16, на УТП-4 и самостоятельно на И-16.
Зимой 1942 г., будучи начальником инспекции, Василий несколько раз навещал своих детей и сестру. Вот что писала об этом С. И. Аллилуева в своих воспоминаниях, характеризуя обстановку, в которой он жил: "...Возле него толпилось много незнакомых летчиков, все были подобострастны перед молоденьким начальником, которому едва исполнилось двадцать лет. Это подхалимничание и погубило его потом. Возле него не было никого из старых друзей, которые были с ним наравне... Эти же все заискивали, жены их навещали Галю и тоже искали с ней дружбы.
В доме нашем была толчея. Кругом была неразбериха - и в головах наших тоже. И не было никого, с кем бы душу отвести, кто бы научил, кто бы сказал умное, твердое, честное слово...
В дом вошел неведомый ему дух пьяного разгула. К Василию приезжали гости: спортсмены, актеры, его друзья летчики и постоянно устраивались обильные возлияния, гремела радиола. Шло веселье, как будто не было войны".
Всего через два года после начала службы, в 1942 г., Василию было присвоено воинское звание гвардии полковник.
Будучи на командных должностях в военной авиации, В. И. Сталин допускал в обращении с подчиненными грубость, был крайне раздражителен.
На земле же он продолжал позволять себе многое. Неоднократно были случаи, когда допускал рукоприкладство. Проезжая по дороге, он запросто мог остановить не понравившуюся ему встречную машину и ударить водителя за то, что тот якобы не так уступил ему дорогу.
Будучи командиром авиационного корпуса в Германии после войны, Василий проявил себя как страстный охотник, рыболов, продолжал увлекаться охотничьими собаками. Одного из летчиков Василий наградил двумя породистыми охотничьими щенками. Но так случилось, что, бегая по территории аэродрома, они случайно съели банку клея и околели. Гнев Василия был страшен.
Из письма сослуживца В. И. Сталина по корпусу И. Кравцова: "Хорошо помню, что в то время В. И. Сталин занимал двухэтажный особняк, охраняли его пограничники в зеленых фуражках. За продовольствием для него всегда ездили пограничники на тележке, в упряжке два ишака. У него тогда было двое детей: дочь и сын в возрасте примерно от 5 до 9 лет. О его жестокости знали, и боялись его не только мы, военные, но и особенно немецкое население. После его инцидента с капитаном комендатуры гор. Витниток он примерно через 2-3 недели улетел в Москву. Мы все легко вздохнули и втайне думали, что батя, И. В. Сталин, сделает внушение сыну. Однако каково было наше удивление, когда мы увидели на обложке журнала "Огонек" командующего военно-воздушным парадом в кабине самолета - В. Сталина. Причем обратили внимание на погоны, оказывается, ему было присвоено очередное звание генерал-лейтенант".
18 июня 1948 г. в двадцать семь лет Василий Иосифович Сталин примет пост командующего ВВС Московского военного округа. Приказ о его назначении подпишет Маршал Советского Союза Н. А. Булганин. Подпись его отца - И. В. Сталина - будет стоять под выпиской из постановления Совета Министров СССР от 11 мая 1949 года о присвоении ему звания генерал-лейтенанта авиации. Тогда же он был избран депутатом Верховного Совета СССР.
В своей жизни В. И. Сталин, как и его отец, решал все проблемы в духе того времени - приказами и устрашением. Он унаследовал черты характера отца, - был крайне нетерпим к возражениям. Он мог неожиданно, несправедливо и даже грубо обрушить упреки на кого угодно, у него совершенно отсутствовало чувство меры.
Высокий должностной пост, покровительство высшего руководства создали вокруг Василия обстановку вседозволенности и злоупотреблений. Он начал спиваться, не выходить неделями на службу. После неудачного авиационного парада в 1952 году отец сам подписал приказ о снятии сына с должности, в присутствии своих ближайших помощников обозвал его неучем, дураком.
Смерть отца потрясла Василия.
6 марта 1953 года первые полосы центральных газет появились в траурном обрамлении. Все они опубликовали сообщение: 5 марта в 21 ч. 50 мин. скончался И. В. Сталин. 9 марта на Красной площади состоялись официальные похороны, тело Сталина внесли в Мавзолей. А 26 марта генерал-лейтенант авиации В. И. Сталин в соответствии с Положением о прохождении военной службы офицерским составом был уволен из кадров Советской Армии в запас по статье 59 пункту "с" без права ношения военной формы одежды.
Апрель 1953 г. он провел в ресторанах, кутежах, понося всех и вся. В дни перед арестом он чувствовал себя неуютно. 23 апреля он приехал в штаб ВВС заплатить партийные взносы. Их у него не приняли. Оттуда он позвонил министру обороны Маршалу Советского Союза Н. А. Булганину, но тот отказался от разговора. 23 апреля Василий на улице встретил трех курсантов из Севастополя, прибывших в Москву для участия в майском параде. Он пригласил их к себе домой на Гоголевский бульвар. Накормил их. В кинозале показал им фильмы, играл с ними в бильярд и даже отдал им почти все наличные деньги, затем отвез их на Ходынское поле в подразделение. 28 апреля того же года его арестовали. Всплыли факты растрат, превышения власти. Военная коллегия Верховного суда СССР осудила его на 8 лет.
В марте 1955 года Василий из Владимирской тюрьмы был переведен в Москву, в Центральный госпиталь МВД СССР и помещен в терапевтическое отделение. Обострились болезни.
Вскоре его вновь вернули во Владимирскую тюрьму. Сюда к нему приезжали его сестра и жена, родственники, стремившиеся облегчить его участь. Светлана описывала эти дни так: "Этого мучительного свидания я не забуду никогда. Мы встретились у начальника тюрьмы в кабинете. На стене висел огромный портрет отца, под которым сидел в своем кресле начальник тюрьмы, а на диване перед ним Василий. Он требовал от нас ходить, звонить, говорить о нем, где только можно, вызволить его из тюрьмы. Он был в отчаянии и не скрывал этого. Он метался, ища, кого бы попросить, кому бы написать. Он писал всем членам правительства, вспоминал общие встречи, обещая, уверяя, что будет другим.
Прошло почти семь лет после ареста Василия. Он потом говорил, что Хрущев принял его, как родной отец. Они расцеловались и оба плакали. Все кончилось хорошо.
Василия оставили в Москве. В апреле 1960 года его вновь вернут в Лефортовскую тюрьму "досиживать" свои 8 лет. Отсюда он выйдет весной 1961 года. К этому моменту это будет полный инвалид: больная печень, прогрессирующая язва желудка".
Дочь Василия - Надежда Сталина рассказала:
"После смерти И. В. Сталина отец каждый день ожидал ареста. И на квартире, и на даче он был в полном одиночестве. Друзья и соратники покинули его. Аллилуева кривит душой, когда говорит, что отец провел последний месяц в пьянствах и кутежах. Он знал, что в ближайшие дни последует его арест. Видимо, поэтому он и просит меня быть с ним. Однажды, вернувшись из школы, я обнаружила пустую квартиру, отца уже увели, а дома шел обыск. Тогда многие документы пропали безвозвратно. Во 2-й Владимирской тюрьме отца содержали под фамилией Василия Павловича Васильева, я с мамой каждую неделю навещала его. Это были одночасовые встречи в обеденный перерыв. Отец любил наши приезды, очень их ждал. Во время встречи отец утверждал, что суда над ним не было. Часто, когда мы его ожидали, через открытую дверь в коридоре было видно, как его вели. В телогрейке, ушанке, в кирзовых сапогах, он шел слегка прихрамывая, руки за спиной. Сзади конвоир, одной рукой придерживающий ремень карабина, а другой державший палку отца, которую ему давали уже в комнате свиданий. Если отец спотыкался и размыкал руки, тут же следовал удар прикладом. Он действительно был в отчаянии. В письмах, которые передавал через нас и посылал официально, он доказывал, что его вины нет. Он требовал суда. Но все было бесполезно.
После перевода в Лефортово ограниченность в передвижении отрицательно сказалась на нем и во многом подточила его здоровье. Что касается его автомобильной катастрофы и заключения отца после этого в Лефортовскую тюрьму, то, на наш взгляд, она была устроена. Все это было на моих глазах, когда мы ехали с отцом. После выхода из Лефортово его сразу выслали из Москвы в Казань сроком на пять лет. Дальнейшую связь мы поддерживали с ним по телефону. 18 марта 1962 года он позвонил мне. Мы говорили долго. Он очень просил приехать. Встреча, к сожалению, не состоялась при его жизни. Смерть моего отца и до сегодняшнего дня для меня загадка. Заключения о его смерти не было".
Вероятнее всего, Василий действительно был заключен в тюрьму на основании решения Особого совещания КГБ СССР. Л. П. Берия, несомненно, завладевший после смерти И. В. Сталина многими его личными документами, среди которых, возможно, имелось досье и на Берию, да и на других руководителей, опасался, что Василий мог что-то знать об этом и где-то проговориться. Как человек безалаберный, Василий мог дать любой повод для ареста.
После смерти Василия Сталина 19 марта 1962 года остались семеро детей - четверо собственных и трое усыновленных.
* * *
Из всех детей И. В. Сталин больше всех любил Светлану.
Это видно из писем, которыми обменивались отец и дочь. Дочь писала ему в шутливой форме "приказы", а отец в ответах докладывал ей об их исполнении, ласково называл её хозяйкой. Если же она сердилась на отца, то грозила пожаловаться на него повару, на что отец отвечал ей: "Пожалей меня. Если ты скажешь повару, то я совсем пропал".
"Сетанке-хозяйке.
Ты, наверное, забыла папку. Потому-то и не пишешь ему. Как твое здоровье? Не хвораешь ли? Как проводишь время? Лельку не встречала? Как ты жива? Я думал, что скоро пришлешь приказ, а приказа нет как нет. Нехорошо. Ты обижаешь папку. Ну, целую. Жду твоего ответа.
Твой папка".
А вот другое:
"Здравствуй Сетанка!
Спасибо за подарки. Спасибо также за приказ. Видно, ты не забыла папку. Если Вася и учитель уедут в Москву, ты оставайся в Сочи и дожидайся меня. Ладно? Ну, целую.
Твой папка".
На сохранившихся фотографиях - счастливый отец, чаще в сапогах и кепке, рядом с дочерью или она у него на руках. Лица их радостны. Девочка одета нарядно. Во взглядах отца нельзя не заметить любовь к дочери.
После смерти матери жизнь Светланы проходила в основном в Кремле или на даче рядом с отцом. Отец следил за её учебой и почти каждый день интересовался ею, регулярно подписывал дневник. Дочкой он был доволен. Училась она хорошо. Но часто засиживалась допоздна, утром опаздывала на занятия. Как и Василий, в школу она ходила под наблюдением охранника, питалась отдельно от остальных учащихся. Учителя отмечали её склонность к литературе. Перед окончанием школы учительница литературы даже написала И. В. Сталину письмо, в котором говорила о целесообразности её поступления на филологический факультет. Того же хотела и Светлана. "В литераторы хочешь, - недовольно проговорил отец, - так и тянет тебя в эту богему! Они же необразованные все, и ты хочешь быть такой... Нет, ты получи хорошее образование, ну, хотя бы на историческом. Надо знать историю общества, литературу - это тоже необходимо. Изучи историю, а потом занимайся чем хочешь".
Отец настоял на поступлении Светланы на исторический факультет МГУ, где она начала учебу в 1943 году. После его окончания её стремление к филологии было оценено отцом, получило его поддержку, и в итоге она поступила в аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС, после чего ей была присвоена ученая степень кандидата филологических наук.
Во время празднования Нового 1952 года в присутствии многочисленных гостей отец преподал ей жестокий урок, когда она, уставшая, не захотела танцевать в кругу людей много старше её и бывших уже изрядно пьяными. В ответ на её отказ отец схватил её за волосы и, дернув, затащил плачущую в круг. Его отцовские чувства даже по отношению к дочери имели очень своеобразную форму выражения - он не мог терпеть неповиновения.
Светлана проявила себя способным литератором. Живя в СССР, она перевела с английского языка книгу "Мюнхенский сговор". Позже, уже за рубежом, написала и издала три книги собственных воспоминаний: в 1967 году - "Двадцать писем к другу", в 1970 году - "Всего один год", в 1984 году "Далекие звуки".
Смерть отца изменила жизнь дочери Сталина. Эту смерть она восприняла как страшную трагедию, как уход одного из самых близких ей людей, который любил её и которого любила она, кого она многие годы считала всесильным, способным преодолеть все, хотя признаки надвигавшейся старости не проходили мимо её глаз.
Сложно складывалась и личная жизнь Светланы, женщины совсем не красавицы, но с большими сексуальными задатками, ибо в её крови была и часть цыганской. В семнадцать лет она увлеклась тридцатидевятилетним А. Я. Каплером. Это стало известно отцу. "Мне все известно, - сказал он. - Твой Каплер - английский шпион. - "А я люблю его! - сказала дочь. - Любишь?! выкрикнул отец с невероятной злостью к самому этому слову. Я получила две пощечины впервые в своей жизни. "Подумайте, няня, до чего она дошла! - он не мог больше сдерживаться, - идет война, а она занята..." - и он произнес грубые мужицкие слова.
Каплер провел в заключении десять лет.
Студенткой Светлана вышла замуж за Г. И. Морозова, еврея, сына заместителя директора научно-исследовательского института в Москве. Григорий учился в одном классе с её братом Василием. Он бывал в их доме, и вполне естественным выглядит её увлечение красивым молодым человеком.
Отец Светланы браку не препятствовал, но с её мужем не встречался. В их семейную жизнь Сталин не вмешивался. Этот брак распался через три года. От него у Светланы остался сын. Удивительно, как чутко реагировало сталинское окружение на изменения в родственных отношениях вождя. Буквально сразу последовала серия разводов на национальной почве. И первой этому примеру последовала дочь Маленкова Воля, которая развелась со своим первым мужем Шамбергом, хотя сам Маленков никогда антисемитом не был. Вскоре Светлана вышла замуж за Ю. А. Жданова, сына А. Жданова. Это был брак без особой любви, без особой привязанности, по здравому размышлению. Это замужество также не принесло Светлане счастья. Вскоре они расстались. Дочь Ю. А. Жданова Катю Светлана воспитывала без мужа.
После окончания школы Светлана жила отдельно от отца. По её просьбе ей была выделена хорошая квартира в "доме на набережной". В ней она прожила вплоть до 1967 года. После её отъезда из СССР некоторое время в ней жил её сын Иосиф.
Не удался и следующий брак: со Сванидзе Иваном Александровичем, дело о разводе рассматривалось в нарсуде Тимирязевского района.
После 1953 года Светлана часто меняла работу. Она работала в Литературном институте, потом в Военно-политической академии им. В. И. Ленина. Вероятно, работа удовлетворения не приносила. Существенно изменилось и отношение к ней со стороны многих знавших её людей - от заискивания до вражды, от прежних симпатий до отчуждения.
Она обратилась к религии. "Я крестилась в Москве в мае 1962 года. Я, безусловно, верующий человек, хотя формальная принадлежность к церкви и формальные ритуалы имеют для меня очень малое значение". Обращение к Богу, но всей видимости, отражало поиски новых нравственных ориентиров в результате глубокого разочарования во всем своем окружении, да и в самой себе. Имея прекрасные профессиональные способности, высокую научную квалификацию, она тем не менее потеряла всякую профессиональную перспективу.
Моя няня, незадолго до своей смерти, когда уж почувствовала, что недолго осталось ей жить, как-то начала мне рассказывать, как все это случилось. Ей не хотелось уносить с собой это, хотелось очистить душу, исповедаться. Мы сидели с ней в лесочке, недалеко от той дачи, где я сижу и пишу сейчас, и она говорила.
Каролина Васильевна Тиль, наша экономка, утром всегда будила маму, спавшую в своей комнате. Отец ложился у себя в кабинете или в маленькой комнатке с телефоном, возле столовой. Он и в ту ночь спал там, поздно возвратясь с того самого праздничного банкета, с которого мама вернулась раньше.
Комнаты эти были далеко от служебных помещений, надо было идти туда коридорчиком мимо наших детских. А из столовой комната, где спал наш отец, была влево; а в мамину комнату из столовой надо было пройти вправо и ещё этим коридорчиком. Комната её выходила окнами в Александровский сад, к Троицким воротам.
...Каролина Васильевна рано утром, как всегда, приготовила завтрак в кухне и пошла будить маму. Трясясь от страха, она прибежала к нам в детскую и позвала с собой няню, - она ничего не могла говорить. Они пошли вместе. Мама лежала вся в крови возле своей кровати; в руке был маленький пистолет "Вальтер", привезенный ей когда-то Павлушей из Берлина. Звук его выстрела был слишком слабый, чтобы его могли услышать в доме. Она уже была холодной. Две женщины, изнемогая от страха, что сейчас может войти отец, положили тело на постель, привели его в порядок. Потом, теряясь, не зная, что делать, побежали звонить тем, кто был для них существеннее, - начальнику охраны. Авелю Софроновичу Енукидзе, Полине Семеновне Молотовой, близкой маминой подруге.
Вскоре все прибежали. Отец все спал в своей комнатушке, слева от столовой. Пришли В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов. Все были потрясены и не могли поверить...
Наконец, и отец вышел в столовую. "Иосиф, Нади больше нет с нами", сказали ему.
Так мне рассказывала моя няня. Я верю ей больше, чем кому-либо другому. Во-первых, потому, что она была человеком абсолютно бесхитростным. Во-вторых, потому, что этот её рассказ был исповедью предо мной, а простая женщина, настоящая христианка не может лгать в этом никогда.
...Отец был потрясен случившимся. Он был потрясен, потому что он не понимал: за что? Почему ему нанесли такой ужасный удар в спину? Он был слишком умен, чтобы не понять, что самоубийца всегда думает "наказать" кого-то - "вот, мол", "на, вот тебе", "ты будешь знать!". Это он понял, но он не мог осознать - почему? За что его так наказали?
И он спрашивал окружающих: разве он был невнимателен? Разве он не любил и не уважал её как жену, как человека? Неужели так важно, что он не мог пойти с ней лишний раз в театр? Неужели это важно?
Первые дни он был потрясен. Он говорила, что ему самому не хочется больше жить. (Это говорила мне вдова дяди Павлуши, которая вместе с Анной Сергеевной оставалась первые дни у нас в доме день и ночь). Отца боялись оставить одного, в таком он был состоянии. Временами на него находила какая-то злоба, ярость. Это объяснялось тем, что мама оставила ему письмо.
Очевидно, она написала его ночью. Я никогда, разумеется, его не видела. Его, наверное, тут же уничтожили, но оно было, об этом мне говорили те, кто его видел. Оно было ужасным. Оно было полно обвинений и упреков. Это было не просто личное письмо; это было письмо отчасти политическое.
И, прочитав его, отец мог думать, что мама только для видимости была рядом с ним, а на самом деле шла где-то рядом с оппозицией тех лет.
Он был потрясен этим и разгневан".
Обратимся снова к воспоминаниям Светланы Аллилуевой. Описывая сцену похорон матери, она отмечает, что отец был потрясен её смертью и разгневан. Когда он пришел прощаться на гражданскую панихиду, то, подойдя на минутку к гробу, вдруг оттолкнул его от себя руками и, повернувшись, ушел прочь. На кладбище не поехал. Он считал, что жена ушла от него как его личный враг. То есть расценил её смерть не как свою вину, а как предательство по отношению к себе.
В этой связи можно вспомнить бехтеревское определение параноиков "вину они переносят на свои жертвы". А профессор Бехтерев считал Сталина "параноиком", и поэтому у Сталина всегда были виноваты другие, но не он сам.
В 1927 году Крамер, профессор кафедры нервных болезней 2-го МГУ, осматривал Сталина по поводу развивающейся атрофии мышц левой руки. Он предложил консультацию известному специалисту - психотерапевту Бехтереву. Сталин вспоминает, что Бехтерев консультировал больного Ленина, и дал свое согласие.
Бехтерев осматривал Сталина дважды.
Бехтерев свой диагноз "паранойя", не думая о последствиях, сообщает врачу, пригласившему его на консультацию.
Сталин ознакомился с заключением Бехтерева и реагировал на него очень резко. Сталин опасался, что заключение станет достоянием оппозиции, ведь Бехтерев был членом Ленинградского совета и мог поделиться своими выводами о психическом состоянии Сталина с председателем Ленинградского совета Зиновьевым.
В понятие "паранойя", по отношению к Сталину, Бехтерев вкладывал психопатию (психическое заболевание), когда человек сохраняет способность к логическим действиям. Лживость и лицемерие, непомерная жестокость и стремление завуалировать свои мотивы "высшей целью", крайний эгоцентризм в сочетании с не менее крайней подозрительностью характеризуют людей типа Сталина - "нероновского типа", как говорил Бехтерев.
С легкой руки Бехтерева определение Сталина как "параноика" прочно вошло на страницы многих книг о нем. Но он не был "параноиком" - легче всего всю вину за массовые репрессии перекладывать на то, что Сталин был больным человеком. Это не так. Сталин не был психопатом, но был жестоким и безжалостным. К тому же следует сказать, что многие люди всегда винят других людей в своих бедах, но только не себя, по принципу из известной басни Клылова "Волк и ягненок": "Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать".
О причинах самоубийства жены Сталина говорится в книге "Хрущев вспоминает: пленки гласности":
"После смерти Сталина я узнал историю смерти Аллилуевой. Конечно, эта история никак документально не подтверждена. Власик, начальник охраны Сталина, рассказал, что после парада все отправились обедать к военному комиссару Клименту Ворошилову на его большую квартиру. После парадов и других подобных мероприятий все обычно шли к Ворошилову обедать.
Командующий парадом и некоторые члены Политбюро отправились туда прямо с Красной площади. Все выпили, как обычно в таких случаях. Наконец все разошлись. Ушел и Сталин. Но он не пошел домой.
Было уже поздно. Кто знает, какой это был час. Надежда Сергеевна начала беспокоиться. Она стала искать его, звонить на одну из дач. И спросила дежурного офицера, нет ли там Сталина.
- Да, - ответил он. - Товарищ Сталин здесь.
- Кто с ним?
Он сказал, что с ним женщина, назвал её имя. Это была жена одного военного, Гусева, который тоже был на том обеде. Когда Сталин ушел, он взял её с собой. Мне говорили, что она очень красивая. И Сталин спал с ней на этой даче, а Аллилуева узнала об этом от дежурного офицера.
Утром - когда, точно не знаю - Сталин приехал домой, но Надежды Сергеевны уже не было в живых. Она не оставила никакой записки, а если записка и была, нам никогда об этом не говорили.
Позже Власик сказал:
- Тот офицер - неопытный дурак. Она спросила его, а он взял и сказал ей все.
Потом пошли слухи, что, возможно, Сталин убил её. Эта версия не очень ясна, первая кажется более правдоподобной".
Сын И. В. Сталина Василий, его первенец во втором браке, родился в тяжелый для Советской России 1921 год, год разрухи и голода. Но сам Василий с момента рождения и до смерти голода и лишений не испытал. Его ранние годы прошли на даче Зубалово под наблюдением специального педагога. В детстве Василию довелось общаться с членами семей маршалов Ворошилова, Шапошникова, друга всех генсеков Микояна, которые занимали соседские дачи.
Василий унаследовал тяжелые черты характера отца: "делаю, что хочу", "дай, что хочу" и очень не любил что-либо делать, когда нужно было приложить собственные усилия. Уже в начальных классах школы выявилось у него нежелание заниматься и трудиться над учебниками, как это делали все дети.
Читал Василий мало. К занятиям относился легкомысленно, учился плохо, был одним из наиболее трудных подростков в школе, очень хотел верховодить, но это у него не всегда получалось: в школе было немало по-настоящему одаренных и интересных ребят, не дававших ему спуска. Учителя его побаивались, вопросов практически не задавали. А если такое и случалось, он мог и нагрубить учителю при всем классе.
После окончания девятого класса Василий поступил в Качинскую военную авиационную школу. Уже будучи курсантом училища, Василий на каникулы приехал в Москву к отцу. На самом популярном в те годы катке - на Петровке он познакомился с Галиной Бурдонской, в то время студенткой редакционно-издательского факультета Полиграфического института. "Василий по натуре был человеком шальной смелости, - рассказывала Г. Бурдонская. Ухаживая за мной, он не раз пролетал над станцией метро "Кировская" на небольшом самолете. За такие вольности его наказывали. Но наказывали робко, и И. В. Сталину об этом не докладывали".
И в авиационном училище В. И. Сталин не давал себе труда учиться.
Василий Иосифович Сталин вышел из Качинской авиашколы в звании младшего лейтенанта без диплома о присвоении квалификации летчика ВВС. Ему была выдана справка, что прослушал курс вышеназванной школы.
В Люберцах, куда он попал после училища, ему пришлось проходить летную программу в объеме авиашколы - сначала на У-2, потом на И-16, на УТП-4 и самостоятельно на И-16.
Зимой 1942 г., будучи начальником инспекции, Василий несколько раз навещал своих детей и сестру. Вот что писала об этом С. И. Аллилуева в своих воспоминаниях, характеризуя обстановку, в которой он жил: "...Возле него толпилось много незнакомых летчиков, все были подобострастны перед молоденьким начальником, которому едва исполнилось двадцать лет. Это подхалимничание и погубило его потом. Возле него не было никого из старых друзей, которые были с ним наравне... Эти же все заискивали, жены их навещали Галю и тоже искали с ней дружбы.
В доме нашем была толчея. Кругом была неразбериха - и в головах наших тоже. И не было никого, с кем бы душу отвести, кто бы научил, кто бы сказал умное, твердое, честное слово...
В дом вошел неведомый ему дух пьяного разгула. К Василию приезжали гости: спортсмены, актеры, его друзья летчики и постоянно устраивались обильные возлияния, гремела радиола. Шло веселье, как будто не было войны".
Всего через два года после начала службы, в 1942 г., Василию было присвоено воинское звание гвардии полковник.
Будучи на командных должностях в военной авиации, В. И. Сталин допускал в обращении с подчиненными грубость, был крайне раздражителен.
На земле же он продолжал позволять себе многое. Неоднократно были случаи, когда допускал рукоприкладство. Проезжая по дороге, он запросто мог остановить не понравившуюся ему встречную машину и ударить водителя за то, что тот якобы не так уступил ему дорогу.
Будучи командиром авиационного корпуса в Германии после войны, Василий проявил себя как страстный охотник, рыболов, продолжал увлекаться охотничьими собаками. Одного из летчиков Василий наградил двумя породистыми охотничьими щенками. Но так случилось, что, бегая по территории аэродрома, они случайно съели банку клея и околели. Гнев Василия был страшен.
Из письма сослуживца В. И. Сталина по корпусу И. Кравцова: "Хорошо помню, что в то время В. И. Сталин занимал двухэтажный особняк, охраняли его пограничники в зеленых фуражках. За продовольствием для него всегда ездили пограничники на тележке, в упряжке два ишака. У него тогда было двое детей: дочь и сын в возрасте примерно от 5 до 9 лет. О его жестокости знали, и боялись его не только мы, военные, но и особенно немецкое население. После его инцидента с капитаном комендатуры гор. Витниток он примерно через 2-3 недели улетел в Москву. Мы все легко вздохнули и втайне думали, что батя, И. В. Сталин, сделает внушение сыну. Однако каково было наше удивление, когда мы увидели на обложке журнала "Огонек" командующего военно-воздушным парадом в кабине самолета - В. Сталина. Причем обратили внимание на погоны, оказывается, ему было присвоено очередное звание генерал-лейтенант".
18 июня 1948 г. в двадцать семь лет Василий Иосифович Сталин примет пост командующего ВВС Московского военного округа. Приказ о его назначении подпишет Маршал Советского Союза Н. А. Булганин. Подпись его отца - И. В. Сталина - будет стоять под выпиской из постановления Совета Министров СССР от 11 мая 1949 года о присвоении ему звания генерал-лейтенанта авиации. Тогда же он был избран депутатом Верховного Совета СССР.
В своей жизни В. И. Сталин, как и его отец, решал все проблемы в духе того времени - приказами и устрашением. Он унаследовал черты характера отца, - был крайне нетерпим к возражениям. Он мог неожиданно, несправедливо и даже грубо обрушить упреки на кого угодно, у него совершенно отсутствовало чувство меры.
Высокий должностной пост, покровительство высшего руководства создали вокруг Василия обстановку вседозволенности и злоупотреблений. Он начал спиваться, не выходить неделями на службу. После неудачного авиационного парада в 1952 году отец сам подписал приказ о снятии сына с должности, в присутствии своих ближайших помощников обозвал его неучем, дураком.
Смерть отца потрясла Василия.
6 марта 1953 года первые полосы центральных газет появились в траурном обрамлении. Все они опубликовали сообщение: 5 марта в 21 ч. 50 мин. скончался И. В. Сталин. 9 марта на Красной площади состоялись официальные похороны, тело Сталина внесли в Мавзолей. А 26 марта генерал-лейтенант авиации В. И. Сталин в соответствии с Положением о прохождении военной службы офицерским составом был уволен из кадров Советской Армии в запас по статье 59 пункту "с" без права ношения военной формы одежды.
Апрель 1953 г. он провел в ресторанах, кутежах, понося всех и вся. В дни перед арестом он чувствовал себя неуютно. 23 апреля он приехал в штаб ВВС заплатить партийные взносы. Их у него не приняли. Оттуда он позвонил министру обороны Маршалу Советского Союза Н. А. Булганину, но тот отказался от разговора. 23 апреля Василий на улице встретил трех курсантов из Севастополя, прибывших в Москву для участия в майском параде. Он пригласил их к себе домой на Гоголевский бульвар. Накормил их. В кинозале показал им фильмы, играл с ними в бильярд и даже отдал им почти все наличные деньги, затем отвез их на Ходынское поле в подразделение. 28 апреля того же года его арестовали. Всплыли факты растрат, превышения власти. Военная коллегия Верховного суда СССР осудила его на 8 лет.
В марте 1955 года Василий из Владимирской тюрьмы был переведен в Москву, в Центральный госпиталь МВД СССР и помещен в терапевтическое отделение. Обострились болезни.
Вскоре его вновь вернули во Владимирскую тюрьму. Сюда к нему приезжали его сестра и жена, родственники, стремившиеся облегчить его участь. Светлана описывала эти дни так: "Этого мучительного свидания я не забуду никогда. Мы встретились у начальника тюрьмы в кабинете. На стене висел огромный портрет отца, под которым сидел в своем кресле начальник тюрьмы, а на диване перед ним Василий. Он требовал от нас ходить, звонить, говорить о нем, где только можно, вызволить его из тюрьмы. Он был в отчаянии и не скрывал этого. Он метался, ища, кого бы попросить, кому бы написать. Он писал всем членам правительства, вспоминал общие встречи, обещая, уверяя, что будет другим.
Прошло почти семь лет после ареста Василия. Он потом говорил, что Хрущев принял его, как родной отец. Они расцеловались и оба плакали. Все кончилось хорошо.
Василия оставили в Москве. В апреле 1960 года его вновь вернут в Лефортовскую тюрьму "досиживать" свои 8 лет. Отсюда он выйдет весной 1961 года. К этому моменту это будет полный инвалид: больная печень, прогрессирующая язва желудка".
Дочь Василия - Надежда Сталина рассказала:
"После смерти И. В. Сталина отец каждый день ожидал ареста. И на квартире, и на даче он был в полном одиночестве. Друзья и соратники покинули его. Аллилуева кривит душой, когда говорит, что отец провел последний месяц в пьянствах и кутежах. Он знал, что в ближайшие дни последует его арест. Видимо, поэтому он и просит меня быть с ним. Однажды, вернувшись из школы, я обнаружила пустую квартиру, отца уже увели, а дома шел обыск. Тогда многие документы пропали безвозвратно. Во 2-й Владимирской тюрьме отца содержали под фамилией Василия Павловича Васильева, я с мамой каждую неделю навещала его. Это были одночасовые встречи в обеденный перерыв. Отец любил наши приезды, очень их ждал. Во время встречи отец утверждал, что суда над ним не было. Часто, когда мы его ожидали, через открытую дверь в коридоре было видно, как его вели. В телогрейке, ушанке, в кирзовых сапогах, он шел слегка прихрамывая, руки за спиной. Сзади конвоир, одной рукой придерживающий ремень карабина, а другой державший палку отца, которую ему давали уже в комнате свиданий. Если отец спотыкался и размыкал руки, тут же следовал удар прикладом. Он действительно был в отчаянии. В письмах, которые передавал через нас и посылал официально, он доказывал, что его вины нет. Он требовал суда. Но все было бесполезно.
После перевода в Лефортово ограниченность в передвижении отрицательно сказалась на нем и во многом подточила его здоровье. Что касается его автомобильной катастрофы и заключения отца после этого в Лефортовскую тюрьму, то, на наш взгляд, она была устроена. Все это было на моих глазах, когда мы ехали с отцом. После выхода из Лефортово его сразу выслали из Москвы в Казань сроком на пять лет. Дальнейшую связь мы поддерживали с ним по телефону. 18 марта 1962 года он позвонил мне. Мы говорили долго. Он очень просил приехать. Встреча, к сожалению, не состоялась при его жизни. Смерть моего отца и до сегодняшнего дня для меня загадка. Заключения о его смерти не было".
Вероятнее всего, Василий действительно был заключен в тюрьму на основании решения Особого совещания КГБ СССР. Л. П. Берия, несомненно, завладевший после смерти И. В. Сталина многими его личными документами, среди которых, возможно, имелось досье и на Берию, да и на других руководителей, опасался, что Василий мог что-то знать об этом и где-то проговориться. Как человек безалаберный, Василий мог дать любой повод для ареста.
После смерти Василия Сталина 19 марта 1962 года остались семеро детей - четверо собственных и трое усыновленных.
* * *
Из всех детей И. В. Сталин больше всех любил Светлану.
Это видно из писем, которыми обменивались отец и дочь. Дочь писала ему в шутливой форме "приказы", а отец в ответах докладывал ей об их исполнении, ласково называл её хозяйкой. Если же она сердилась на отца, то грозила пожаловаться на него повару, на что отец отвечал ей: "Пожалей меня. Если ты скажешь повару, то я совсем пропал".
"Сетанке-хозяйке.
Ты, наверное, забыла папку. Потому-то и не пишешь ему. Как твое здоровье? Не хвораешь ли? Как проводишь время? Лельку не встречала? Как ты жива? Я думал, что скоро пришлешь приказ, а приказа нет как нет. Нехорошо. Ты обижаешь папку. Ну, целую. Жду твоего ответа.
Твой папка".
А вот другое:
"Здравствуй Сетанка!
Спасибо за подарки. Спасибо также за приказ. Видно, ты не забыла папку. Если Вася и учитель уедут в Москву, ты оставайся в Сочи и дожидайся меня. Ладно? Ну, целую.
Твой папка".
На сохранившихся фотографиях - счастливый отец, чаще в сапогах и кепке, рядом с дочерью или она у него на руках. Лица их радостны. Девочка одета нарядно. Во взглядах отца нельзя не заметить любовь к дочери.
После смерти матери жизнь Светланы проходила в основном в Кремле или на даче рядом с отцом. Отец следил за её учебой и почти каждый день интересовался ею, регулярно подписывал дневник. Дочкой он был доволен. Училась она хорошо. Но часто засиживалась допоздна, утром опаздывала на занятия. Как и Василий, в школу она ходила под наблюдением охранника, питалась отдельно от остальных учащихся. Учителя отмечали её склонность к литературе. Перед окончанием школы учительница литературы даже написала И. В. Сталину письмо, в котором говорила о целесообразности её поступления на филологический факультет. Того же хотела и Светлана. "В литераторы хочешь, - недовольно проговорил отец, - так и тянет тебя в эту богему! Они же необразованные все, и ты хочешь быть такой... Нет, ты получи хорошее образование, ну, хотя бы на историческом. Надо знать историю общества, литературу - это тоже необходимо. Изучи историю, а потом занимайся чем хочешь".
Отец настоял на поступлении Светланы на исторический факультет МГУ, где она начала учебу в 1943 году. После его окончания её стремление к филологии было оценено отцом, получило его поддержку, и в итоге она поступила в аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС, после чего ей была присвоена ученая степень кандидата филологических наук.
Во время празднования Нового 1952 года в присутствии многочисленных гостей отец преподал ей жестокий урок, когда она, уставшая, не захотела танцевать в кругу людей много старше её и бывших уже изрядно пьяными. В ответ на её отказ отец схватил её за волосы и, дернув, затащил плачущую в круг. Его отцовские чувства даже по отношению к дочери имели очень своеобразную форму выражения - он не мог терпеть неповиновения.
Светлана проявила себя способным литератором. Живя в СССР, она перевела с английского языка книгу "Мюнхенский сговор". Позже, уже за рубежом, написала и издала три книги собственных воспоминаний: в 1967 году - "Двадцать писем к другу", в 1970 году - "Всего один год", в 1984 году "Далекие звуки".
Смерть отца изменила жизнь дочери Сталина. Эту смерть она восприняла как страшную трагедию, как уход одного из самых близких ей людей, который любил её и которого любила она, кого она многие годы считала всесильным, способным преодолеть все, хотя признаки надвигавшейся старости не проходили мимо её глаз.
Сложно складывалась и личная жизнь Светланы, женщины совсем не красавицы, но с большими сексуальными задатками, ибо в её крови была и часть цыганской. В семнадцать лет она увлеклась тридцатидевятилетним А. Я. Каплером. Это стало известно отцу. "Мне все известно, - сказал он. - Твой Каплер - английский шпион. - "А я люблю его! - сказала дочь. - Любишь?! выкрикнул отец с невероятной злостью к самому этому слову. Я получила две пощечины впервые в своей жизни. "Подумайте, няня, до чего она дошла! - он не мог больше сдерживаться, - идет война, а она занята..." - и он произнес грубые мужицкие слова.
Каплер провел в заключении десять лет.
Студенткой Светлана вышла замуж за Г. И. Морозова, еврея, сына заместителя директора научно-исследовательского института в Москве. Григорий учился в одном классе с её братом Василием. Он бывал в их доме, и вполне естественным выглядит её увлечение красивым молодым человеком.
Отец Светланы браку не препятствовал, но с её мужем не встречался. В их семейную жизнь Сталин не вмешивался. Этот брак распался через три года. От него у Светланы остался сын. Удивительно, как чутко реагировало сталинское окружение на изменения в родственных отношениях вождя. Буквально сразу последовала серия разводов на национальной почве. И первой этому примеру последовала дочь Маленкова Воля, которая развелась со своим первым мужем Шамбергом, хотя сам Маленков никогда антисемитом не был. Вскоре Светлана вышла замуж за Ю. А. Жданова, сына А. Жданова. Это был брак без особой любви, без особой привязанности, по здравому размышлению. Это замужество также не принесло Светлане счастья. Вскоре они расстались. Дочь Ю. А. Жданова Катю Светлана воспитывала без мужа.
После окончания школы Светлана жила отдельно от отца. По её просьбе ей была выделена хорошая квартира в "доме на набережной". В ней она прожила вплоть до 1967 года. После её отъезда из СССР некоторое время в ней жил её сын Иосиф.
Не удался и следующий брак: со Сванидзе Иваном Александровичем, дело о разводе рассматривалось в нарсуде Тимирязевского района.
После 1953 года Светлана часто меняла работу. Она работала в Литературном институте, потом в Военно-политической академии им. В. И. Ленина. Вероятно, работа удовлетворения не приносила. Существенно изменилось и отношение к ней со стороны многих знавших её людей - от заискивания до вражды, от прежних симпатий до отчуждения.
Она обратилась к религии. "Я крестилась в Москве в мае 1962 года. Я, безусловно, верующий человек, хотя формальная принадлежность к церкви и формальные ритуалы имеют для меня очень малое значение". Обращение к Богу, но всей видимости, отражало поиски новых нравственных ориентиров в результате глубокого разочарования во всем своем окружении, да и в самой себе. Имея прекрасные профессиональные способности, высокую научную квалификацию, она тем не менее потеряла всякую профессиональную перспективу.