Страница:
Лесник не сбился на обсуждение этой версии. Продолжил излагать свою:
– Далее: Анна, попавшая под подозрение исключительно из-за рапорта Радецки. Не знаю про здешнего охранника, но я вечер провёл не с галлофантомом, это точно. А Синявская получила на автоответчик сообщение о подозрительной возне в морге, когда мы возвращались с арт-ярмарки. Так почему в комбинации задействовали Анну? Вариант: исключительно из-за места жительства. Кому-то интересно, чтобы мы по уши увязли в этом домике. Благо, тут столько интересного… А значительную часть этого интересного сфабриковать недолго. Некто увидел подходящий столик – и тут же блестящий экспромт. Долго ли поцарапать поверхность и подкинуть ножи? Чтобы наши мысли сразу повернулись на друидов – бросить на виду пучок омелы. А настоящий тенятник в стороне. И ещё: кто сказал, что во всей этой истории замешан один тенятник? А если два? Мы же настойчиво пытаемся запихать один икс во все уравнения…
– С Радецки и его рапортом история вообще тёмная, – ответил Юзеф. – А возню в морге могли начать и подручные тенятника. Что же касается версии о двух тенятниках, то я о ней думал. Но тогда стоит предположить и самое мрачное. Что их трое. Как тебе такой вариант? В свете последнего решения Капитула?
Трое.
Чёрная Троица…
Убить Чёрную Троицу. Исполнить пророчество апокалипсистов… Лесник поёжился. Он впервые до конца понял, почему Юзеф, не задумываясь, встал на путь раскола. Почему пошёл против остального Капитула. Уже после уничтожения апокалипсистов многие их предсказания сбылись. Если сбудется и это, если все идёт как предсказано, – то на часах без одной двенадцать. Последнего дня…
– Ладно, – сказал Юзеф. – Не забивай голову. А то начнёшь видеть повсюду Тёмного Мессию… Пошли лучше пообщаемся с девицей Черноивановой.
Обер-инквизитор встал… Нет, попытался встать… Служивший ему сиденьем не то табурет, не то пуфик оказался гнусной подделкой под старину – и рассыпался на куски, явив миру, что был изготовлен не из морёного ореха, а из ламинированной ДСП.
– Тьфу ты, понаставили бутафории… – только и сказал Юзеф.
Звонить или стучать они не стали.
Люди по-разному относятся к звонкам и стукам в свою квартиру в три часа ночи. Некоторые – резко отрицательно. Начинают набирать «02» или делают другие глупости. Пытаются улизнуть в окно, а то и открывают стрельбу сквозь деревянную дверь… Всякое бывает.
Лесник стрельбы из-за двери не ожидал, хоть и встал по въевшейся привычке так, чтобы не зацепила шальная пуля. Ночной визит к Анне его не то чтобы коробил, но… Сейчас Лесник бы предпочёл быть не здесь. Где-нибудь в другом месте. Гнаться за тенятником по ночной улице. Или мёрзнуть в засаде, поджидая вышедшего на охоту ликантропа. Или… Но он был здесь. Потому что был солдатом Инквизиции.
Веснушчатый Гера оглядел петли, замки, задумчиво почесал белобрысый затылок. Показал жестом – надо вышибать, все равно бесшумно не вскроешь. Лесник тоже склонился над замком, посмотрел, подсвечивая тоненьким лучом фонарика. Действительно, замок старый, мощный и нестандартный. Взломщик-профессионал, надо думать, не спасовал бы и перед этим раритетом – но они были, по большому счёту, дилетантами, обученными открывать несколько десятков наиболее распространённых систем…
Они с Герой отошли подальше от двери, примерились.
– Не надо, – сказал Юзеф. Очень тихо сказал, за пределами слышимого обычным человеческим ухом. Лесник услышал.
– Прислушайся внимательно. Может и не стоит интерьеры крушить, – кивнул обер-инквизитор на дверь. – А то у меня слух не тот, что раньше… Годы.
В последней фразе была доля кокетства. Но Лесник знал, что его слух действительно тоньше, чем у Юзефа.
Он приник ухом к замочной скважине. Замер, сосредотачиваясь. Юзеф повлёк бойца на первый этаж, чтобы исключить помехи от их дыхания и сердцебиения…
Сначала зрение – не просто закрыть глаза, но напрочь отключить зрительные нервы, даже с опущенными веками качающие в мозг информацию – неясные и смутные фантомные пятна. Готово. Лесник ослеп. Теперь – обоняние. Исчезли все запахи – начиная от дикого коктейля ароматов цветущих на улице растений и заканчивая запахом, идущим из кармана, скрывавшего револьвер, – запахом сгоревшего пороха и оружейной смазки. Он не чуял ничего. Отключать осязание значительно сложнее, но Лесник сделал это – и не чувствовал ни подпиравшей его плечо двери, ни сопротивлявшегося подошвам пола… Вкус исчез сам собой, не пришлось даже напрягаться… С собственным телом пришлось труднее, его части упрямо желали сигнализировать мозгу, что они есть и с ними все в порядке. Лесник отключил органы – один за одним, как хозяин выключает свет в комнатах опустевшей квартиры… Не стало ничего. В пустоте висел одинокий мозг и воспринимал сигналы от напряжённой, изощрённо-чувствительной барабанной перепонки. Лесник перестал дышать. Он слышал все, но привычно отделял ненужное: звуки с улицы и звуки собственного организма, тихие скрипы-шорохи старого дома и странные гулы, поднимающиеся из земных глубин. Осталось только то, что доносилось из-за деревянной двери…
– Пусто, – доложил он вполголоса, спускаясь по лестнице. – Никого. Холодильник, часы. Электросчётчик. Что-то ещё электрическое, возможно – ментовская сигнализация. Паркет очень старый – сам собой потрескивает. И все…
– Не судьба, – сказал Юзеф. – Гера, останешься здесь, в подъезде. Приглядывай за дверью. Если что – в драку сам не лезь, немедленно докладывай.
Долговязый Гера кивнул и, не откладывая, забился в закуток на первом этаже, заваленный каким-то ненужным хламом. Недолго повозился и стал совершенно незаметным. Чем-чем, а приёмами маскировки парни Юзе-фа владели хорошо. Обер-инквизитор удовлетворённо кивнул:
– Через два часа пришлю смену. Пошли, Лесник…
Они вернулись в соседний подъезд, в квартиру Фагота. Там продолжался обыск, давший кое-какие результаты. Весьма интересные.
– Дело проясняется, – сказал Юзеф спустя час. – По крайней мере с этим Фаготом. Не наш клиент. Случай для учебника судебной сексологии. Целый букет садистских девиаций: и некрофилия, и бертранизм, и некросадизм, и – на закуску – некрофагия. Сиречь сексуальное людоедство… Да ещё, надо думать, и садовуайеризм – не на Каннский же фестиваль он снимал свои игрища…
Лесник сидел мрачнее тучи. Лицезрение обнаруженных в квартире рок-музыканта аксессуаров и ускоренный просмотр двухчасового видеофильма, запечатлевшего страшную смерть и не менее страшную посмертную судьбу Тани Комаровой, – вызвали у Лесника простое человеческое желание: пообщаться с Фаготом в спокойной обстановке. В укромном подвальчике с хорошей звукоизоляцией. Пусть даже и без подходящего инструментария, пусть даже с голыми руками… Желание было неосуществимо – ввиду смерти музыканта. И Леснику – не совсем, впрочем, логично, – хотелось добраться до убийцы Фагота, подарившего тому лёгкую смерть…
Юзеф на своём веку крови повидал куда больше. И беспощадная логика ему никогда не изменяла. Леснику обер-инквизитор не сказал ничего, но в результатах обыска его зацепил лишь один ключевой момент. Ключевой в полном смысле слова – на связке, найденной среди вещей Крокодила, оказались два ключа от машины. Плюс два от квартиры. И все. Ещё одного – маленького, нестандартной формы – не было. Ключа от персика.
– Однако кое-что имеет отношение и к нашим делам, – продолжал обер-инквизитор. – Ты отметил два фрагмента записи? Он аккуратненько вскрыл череп и изъял содержимое. Отложил в сторону. Потом точно так же поступил с брюшной полостью. И все извлечённое никак дальше не использовал. Выводы?
– Приготовил для клиентов? – с надеждой спросил Лесник. Перспектива встречи с покупателями кровавого товара моментально вывела его из прострации.
– Точно так. И одна клиентка – Де Лануа. Но вот мозги… Должен быть как минимум ещё один заказчик. Настоящий Мозговед. Тенятник. Далее. Съёмки велись двумя скрытыми в стенах камерами, в автоматическом режиме. Одну из них грубо выковыряли из стены – совсем недавно. В квартире следы обыска, которые даже не удосужились замаскировать. Кассета осталась одна. А видеотека у музыканта должна быть куда обширнее. Плюс не слишком дружественный визит к ясновидящей… Зачем к ней заявился наш «икс»? Не за кассетами ли, на которых запечатлён и он? Принимающим свежий товар? Твоё мнение?
Лесник не успел ничего ответить.
На улице – скрип тормозов, тут же – тяжёлый топот ног. Дверь распахнута с грохотом. Звуки короткой схватки. Истеричный вопль: «Всем лежать!! Мордой в пол!! Лежать, бля!» Топот быстро приближался к студии Фагота, где сидели инквизиторы. Юзеф нахмурился, Лесник нащупал в кармане «Сентинел».
Голос из коридора: «Вы бы там не дёргались, ребята… А то сами знаете, при попытке к сопротивлению…» Спокойный, уверенный голос, но нотка торжества прорывается.
Голос майора Канюченко.
Дела минувших дней – IX
Глава девятая
– Далее: Анна, попавшая под подозрение исключительно из-за рапорта Радецки. Не знаю про здешнего охранника, но я вечер провёл не с галлофантомом, это точно. А Синявская получила на автоответчик сообщение о подозрительной возне в морге, когда мы возвращались с арт-ярмарки. Так почему в комбинации задействовали Анну? Вариант: исключительно из-за места жительства. Кому-то интересно, чтобы мы по уши увязли в этом домике. Благо, тут столько интересного… А значительную часть этого интересного сфабриковать недолго. Некто увидел подходящий столик – и тут же блестящий экспромт. Долго ли поцарапать поверхность и подкинуть ножи? Чтобы наши мысли сразу повернулись на друидов – бросить на виду пучок омелы. А настоящий тенятник в стороне. И ещё: кто сказал, что во всей этой истории замешан один тенятник? А если два? Мы же настойчиво пытаемся запихать один икс во все уравнения…
– С Радецки и его рапортом история вообще тёмная, – ответил Юзеф. – А возню в морге могли начать и подручные тенятника. Что же касается версии о двух тенятниках, то я о ней думал. Но тогда стоит предположить и самое мрачное. Что их трое. Как тебе такой вариант? В свете последнего решения Капитула?
Трое.
Чёрная Троица…
Убить Чёрную Троицу. Исполнить пророчество апокалипсистов… Лесник поёжился. Он впервые до конца понял, почему Юзеф, не задумываясь, встал на путь раскола. Почему пошёл против остального Капитула. Уже после уничтожения апокалипсистов многие их предсказания сбылись. Если сбудется и это, если все идёт как предсказано, – то на часах без одной двенадцать. Последнего дня…
– Ладно, – сказал Юзеф. – Не забивай голову. А то начнёшь видеть повсюду Тёмного Мессию… Пошли лучше пообщаемся с девицей Черноивановой.
Обер-инквизитор встал… Нет, попытался встать… Служивший ему сиденьем не то табурет, не то пуфик оказался гнусной подделкой под старину – и рассыпался на куски, явив миру, что был изготовлен не из морёного ореха, а из ламинированной ДСП.
– Тьфу ты, понаставили бутафории… – только и сказал Юзеф.
Звонить или стучать они не стали.
Люди по-разному относятся к звонкам и стукам в свою квартиру в три часа ночи. Некоторые – резко отрицательно. Начинают набирать «02» или делают другие глупости. Пытаются улизнуть в окно, а то и открывают стрельбу сквозь деревянную дверь… Всякое бывает.
Лесник стрельбы из-за двери не ожидал, хоть и встал по въевшейся привычке так, чтобы не зацепила шальная пуля. Ночной визит к Анне его не то чтобы коробил, но… Сейчас Лесник бы предпочёл быть не здесь. Где-нибудь в другом месте. Гнаться за тенятником по ночной улице. Или мёрзнуть в засаде, поджидая вышедшего на охоту ликантропа. Или… Но он был здесь. Потому что был солдатом Инквизиции.
Веснушчатый Гера оглядел петли, замки, задумчиво почесал белобрысый затылок. Показал жестом – надо вышибать, все равно бесшумно не вскроешь. Лесник тоже склонился над замком, посмотрел, подсвечивая тоненьким лучом фонарика. Действительно, замок старый, мощный и нестандартный. Взломщик-профессионал, надо думать, не спасовал бы и перед этим раритетом – но они были, по большому счёту, дилетантами, обученными открывать несколько десятков наиболее распространённых систем…
Они с Герой отошли подальше от двери, примерились.
– Не надо, – сказал Юзеф. Очень тихо сказал, за пределами слышимого обычным человеческим ухом. Лесник услышал.
– Прислушайся внимательно. Может и не стоит интерьеры крушить, – кивнул обер-инквизитор на дверь. – А то у меня слух не тот, что раньше… Годы.
В последней фразе была доля кокетства. Но Лесник знал, что его слух действительно тоньше, чем у Юзефа.
Он приник ухом к замочной скважине. Замер, сосредотачиваясь. Юзеф повлёк бойца на первый этаж, чтобы исключить помехи от их дыхания и сердцебиения…
Сначала зрение – не просто закрыть глаза, но напрочь отключить зрительные нервы, даже с опущенными веками качающие в мозг информацию – неясные и смутные фантомные пятна. Готово. Лесник ослеп. Теперь – обоняние. Исчезли все запахи – начиная от дикого коктейля ароматов цветущих на улице растений и заканчивая запахом, идущим из кармана, скрывавшего револьвер, – запахом сгоревшего пороха и оружейной смазки. Он не чуял ничего. Отключать осязание значительно сложнее, но Лесник сделал это – и не чувствовал ни подпиравшей его плечо двери, ни сопротивлявшегося подошвам пола… Вкус исчез сам собой, не пришлось даже напрягаться… С собственным телом пришлось труднее, его части упрямо желали сигнализировать мозгу, что они есть и с ними все в порядке. Лесник отключил органы – один за одним, как хозяин выключает свет в комнатах опустевшей квартиры… Не стало ничего. В пустоте висел одинокий мозг и воспринимал сигналы от напряжённой, изощрённо-чувствительной барабанной перепонки. Лесник перестал дышать. Он слышал все, но привычно отделял ненужное: звуки с улицы и звуки собственного организма, тихие скрипы-шорохи старого дома и странные гулы, поднимающиеся из земных глубин. Осталось только то, что доносилось из-за деревянной двери…
– Пусто, – доложил он вполголоса, спускаясь по лестнице. – Никого. Холодильник, часы. Электросчётчик. Что-то ещё электрическое, возможно – ментовская сигнализация. Паркет очень старый – сам собой потрескивает. И все…
– Не судьба, – сказал Юзеф. – Гера, останешься здесь, в подъезде. Приглядывай за дверью. Если что – в драку сам не лезь, немедленно докладывай.
Долговязый Гера кивнул и, не откладывая, забился в закуток на первом этаже, заваленный каким-то ненужным хламом. Недолго повозился и стал совершенно незаметным. Чем-чем, а приёмами маскировки парни Юзе-фа владели хорошо. Обер-инквизитор удовлетворённо кивнул:
– Через два часа пришлю смену. Пошли, Лесник…
Они вернулись в соседний подъезд, в квартиру Фагота. Там продолжался обыск, давший кое-какие результаты. Весьма интересные.
– Дело проясняется, – сказал Юзеф спустя час. – По крайней мере с этим Фаготом. Не наш клиент. Случай для учебника судебной сексологии. Целый букет садистских девиаций: и некрофилия, и бертранизм, и некросадизм, и – на закуску – некрофагия. Сиречь сексуальное людоедство… Да ещё, надо думать, и садовуайеризм – не на Каннский же фестиваль он снимал свои игрища…
Лесник сидел мрачнее тучи. Лицезрение обнаруженных в квартире рок-музыканта аксессуаров и ускоренный просмотр двухчасового видеофильма, запечатлевшего страшную смерть и не менее страшную посмертную судьбу Тани Комаровой, – вызвали у Лесника простое человеческое желание: пообщаться с Фаготом в спокойной обстановке. В укромном подвальчике с хорошей звукоизоляцией. Пусть даже и без подходящего инструментария, пусть даже с голыми руками… Желание было неосуществимо – ввиду смерти музыканта. И Леснику – не совсем, впрочем, логично, – хотелось добраться до убийцы Фагота, подарившего тому лёгкую смерть…
Юзеф на своём веку крови повидал куда больше. И беспощадная логика ему никогда не изменяла. Леснику обер-инквизитор не сказал ничего, но в результатах обыска его зацепил лишь один ключевой момент. Ключевой в полном смысле слова – на связке, найденной среди вещей Крокодила, оказались два ключа от машины. Плюс два от квартиры. И все. Ещё одного – маленького, нестандартной формы – не было. Ключа от персика.
– Однако кое-что имеет отношение и к нашим делам, – продолжал обер-инквизитор. – Ты отметил два фрагмента записи? Он аккуратненько вскрыл череп и изъял содержимое. Отложил в сторону. Потом точно так же поступил с брюшной полостью. И все извлечённое никак дальше не использовал. Выводы?
– Приготовил для клиентов? – с надеждой спросил Лесник. Перспектива встречи с покупателями кровавого товара моментально вывела его из прострации.
– Точно так. И одна клиентка – Де Лануа. Но вот мозги… Должен быть как минимум ещё один заказчик. Настоящий Мозговед. Тенятник. Далее. Съёмки велись двумя скрытыми в стенах камерами, в автоматическом режиме. Одну из них грубо выковыряли из стены – совсем недавно. В квартире следы обыска, которые даже не удосужились замаскировать. Кассета осталась одна. А видеотека у музыканта должна быть куда обширнее. Плюс не слишком дружественный визит к ясновидящей… Зачем к ней заявился наш «икс»? Не за кассетами ли, на которых запечатлён и он? Принимающим свежий товар? Твоё мнение?
Лесник не успел ничего ответить.
На улице – скрип тормозов, тут же – тяжёлый топот ног. Дверь распахнута с грохотом. Звуки короткой схватки. Истеричный вопль: «Всем лежать!! Мордой в пол!! Лежать, бля!» Топот быстро приближался к студии Фагота, где сидели инквизиторы. Юзеф нахмурился, Лесник нащупал в кармане «Сентинел».
Голос из коридора: «Вы бы там не дёргались, ребята… А то сами знаете, при попытке к сопротивлению…» Спокойный, уверенный голос, но нотка торжества прорывается.
Голос майора Канюченко.
Дела минувших дней – IX
Смута
Борис Годунов прикончил детище Грозного, Святую Расправу, так же, как и делал все остальное – интеллигентно, без крови.
Мягок был первый всенародно избранный царь Земли Русской. И крови не любил – вдосталь хлебнул в опричнину. Грозный резал боярские роды под корень. Годунов запрещал боярам жениться – сами, мол, вымрут.
Ещё в регентство Бориса набольших царёвых слуг из Расправы разослали вторыми воеводами в дальние крепостцы и остроги, младших служек разверстали по стрелецким полкам. Даже Гаврилу Ртищева, ставшего главой Святой Расправы и с давних опричных времён ненавидимого Годуновым, на смертную казнь не осудили. Правитель приказал бить кнутом и навечно сослать в Пелым. («Навечно» – в те времена не значило надолго. До скорой голодной смерти в холодной земляной яме… Но – умирали как бы сами. Данный при венчании на царство обет: не казнить, – Борис исполнял.) Впрочем, до Пелыма Гаврилу не довезли. И кнут по его спине не прогулялся. Экс-инквизитор сбежал, удавив трех своих стражей и неведомым способом разомкнув оковы…
Но Инквизиции не стало. Снова не стало. И никакая другая организация ей на смену не пришла. Хватит, дескать. Устал народ от казней. И началось…
Вновь, в который раз, появились якобы давно уничтоженные волхвы. Полилась кровь жертв на алтари почерневших идолов. Ведьмы колдовали сначала с оглядкой, потом смелее и смелее – и к середине царствия Бориса никого не удивляло лето без единого дождя или снегопад в июле. Урожаи пропадали на корню.
Голод не заставил себя ждать. Страшный, лютый. Снова люди пожирали своих мёртвых. И не всегда – уже мёртвых. Доведённый до отчаяния народ был готов пойти за кем угодно. И этот кто-то нашёлся.
Царевич Димитрий.
Сын царя Иоанна Васильевича.
Или – вор, самозванец, беглый монах Лжедимитрий…
И то, и другое было верно лишь отчасти. Тело убиенного в Угличе царевича мирно лежало в гробу, но самозванцем Лжедимитрий не был – действительно ощущал себя сыном Грозного: помнил мать, Марфу Нагую, помнил все своё детское окружение, все ребячьи забавы и игры… Последующие десять лет были подёрнуты для наречённого Димитрия как бы туманом не то беспамятства, не то болезни.
Обряд Наречения (или квазиреинкарнации) проводил в Сандомире Гаврила Ртищев при помощи двух монахов-иезуитов, чьих имён история не сохранила. И ещё несколько страшноватых обрядов успел исполнить бывший инквизитор…
Дальнейшее хорошо известно: триумфальный въезд в Москву Самозванца, краткое его царствие и убийство, и второе Наречение,[9] неудачное (от Гаврилы Ртищева братья Мнишеки к тому времени поспешили избавиться)…
А потом Россию закружил кровавый водоворот Смуты, с каждым витком набирая силу, вовлекая все новых людей… Как остановить смертельную для страны круговерть? – задумывались многие, и никто не находил ответа. На смену убитым самозванцам приходили другие, пламя мятежей докатилось до самых окраин и снова возвратилось к столице – с утроенной силой. Казалось, люди сошли с ума. Их можно было убить, но никак не получалось образумить.
Среди немногих, понявших, что сталь огня не погасит, был боярин Семён Васильевич Прозоровский. Он воевал, насмерть рубился с тушинцами, отбил литовцев от Дорогобужа – и одновременно встречался и говорил с мудрыми старцами из Троицы и других мест, рылся в ветхих пергаментах монастырских хранилищ… Из этих встреч, и разговоров, и разобранных смутных пророчеств рождалось понимание – нужны люди, способные сразиться с нахлынувшей бедой не только огнём и булатом… Нужна Инквизиция.
Все кончилось в 1614 году – быстро и разом. Вчера ещё полыхал пожар от края до края страны – и все прекратилось. Хоть и бродили по лесам отчаянные ватаги шишей, и топтали русскую землю копыта конницы Лисовского, и король Сигизмунд запоздало требовал московский престол для своего сына… Но кончилось всё. Люди убивали друг друга уже по инерции, по привычке, с удивлением: зачем? для чего? что произошло со страной и с нами?
Все изменила одна триединая жертва, принесённая той зимой. Мужчина, женщина и ребёнок.
…Казнить казачьего гетмана Заруцкого, невенчанного мужа царицы Марины, вчера ещё на полном серьёзе решавшего, кому носить шапку Мономаха, призвали самого ката Егорушку – первой руки заплечных дел мастера. Тот ведал кнутом и плахой при Годунове и Димитрии, при Шуйском и Семибоярщине, при Гонсевском и вождях ополчения – палачу политические пристрастия не положены.
…Егорушка ласково и нежно пробежался кончиками пальцев по белому, свежевыстроганному острию кола – рот ката сладострастно приоткрылся, капелька слюны повисла в уголке губ. Что-то не понравилось Егорушке – нахмурился, ощупывая невидимый глазу изъян, вытащил кривой, бритвенно-острый нож, подровнял-подправил, кивнул удовлетворённо, нагнулся к распластанному на животе гетману, не глядя протянул руку. Подручные торопливо подали деревянную кувалду…
…Ивана Дмитриевича «Воренка», сына Марины Мнишек и Лжедмитрия II, повесили в тот же день на Боровицких воротах. Веса тщедушного тела четырехлетнего мальчика не хватало, чтобы затянуть как следует петлю. Умирал «царевич» мучительно и долго.
…Саму Марину убили милосердно – удавили во сне подушкой. Хоть и бывшая, а все-таки венчанная царица.
И – той зимой закончилось всё.
Лишь полвека спустя, умирая в монастыре, в схиме, под именем брата Сергия, – Прозоровский признался в страшной вещи. В том, что последствия применённого им лекарства оказались опаснее болезни.
Гораздо опаснее.
Мягок был первый всенародно избранный царь Земли Русской. И крови не любил – вдосталь хлебнул в опричнину. Грозный резал боярские роды под корень. Годунов запрещал боярам жениться – сами, мол, вымрут.
Ещё в регентство Бориса набольших царёвых слуг из Расправы разослали вторыми воеводами в дальние крепостцы и остроги, младших служек разверстали по стрелецким полкам. Даже Гаврилу Ртищева, ставшего главой Святой Расправы и с давних опричных времён ненавидимого Годуновым, на смертную казнь не осудили. Правитель приказал бить кнутом и навечно сослать в Пелым. («Навечно» – в те времена не значило надолго. До скорой голодной смерти в холодной земляной яме… Но – умирали как бы сами. Данный при венчании на царство обет: не казнить, – Борис исполнял.) Впрочем, до Пелыма Гаврилу не довезли. И кнут по его спине не прогулялся. Экс-инквизитор сбежал, удавив трех своих стражей и неведомым способом разомкнув оковы…
Но Инквизиции не стало. Снова не стало. И никакая другая организация ей на смену не пришла. Хватит, дескать. Устал народ от казней. И началось…
Вновь, в который раз, появились якобы давно уничтоженные волхвы. Полилась кровь жертв на алтари почерневших идолов. Ведьмы колдовали сначала с оглядкой, потом смелее и смелее – и к середине царствия Бориса никого не удивляло лето без единого дождя или снегопад в июле. Урожаи пропадали на корню.
Голод не заставил себя ждать. Страшный, лютый. Снова люди пожирали своих мёртвых. И не всегда – уже мёртвых. Доведённый до отчаяния народ был готов пойти за кем угодно. И этот кто-то нашёлся.
Царевич Димитрий.
Сын царя Иоанна Васильевича.
Или – вор, самозванец, беглый монах Лжедимитрий…
И то, и другое было верно лишь отчасти. Тело убиенного в Угличе царевича мирно лежало в гробу, но самозванцем Лжедимитрий не был – действительно ощущал себя сыном Грозного: помнил мать, Марфу Нагую, помнил все своё детское окружение, все ребячьи забавы и игры… Последующие десять лет были подёрнуты для наречённого Димитрия как бы туманом не то беспамятства, не то болезни.
Обряд Наречения (или квазиреинкарнации) проводил в Сандомире Гаврила Ртищев при помощи двух монахов-иезуитов, чьих имён история не сохранила. И ещё несколько страшноватых обрядов успел исполнить бывший инквизитор…
Дальнейшее хорошо известно: триумфальный въезд в Москву Самозванца, краткое его царствие и убийство, и второе Наречение,[9] неудачное (от Гаврилы Ртищева братья Мнишеки к тому времени поспешили избавиться)…
А потом Россию закружил кровавый водоворот Смуты, с каждым витком набирая силу, вовлекая все новых людей… Как остановить смертельную для страны круговерть? – задумывались многие, и никто не находил ответа. На смену убитым самозванцам приходили другие, пламя мятежей докатилось до самых окраин и снова возвратилось к столице – с утроенной силой. Казалось, люди сошли с ума. Их можно было убить, но никак не получалось образумить.
Среди немногих, понявших, что сталь огня не погасит, был боярин Семён Васильевич Прозоровский. Он воевал, насмерть рубился с тушинцами, отбил литовцев от Дорогобужа – и одновременно встречался и говорил с мудрыми старцами из Троицы и других мест, рылся в ветхих пергаментах монастырских хранилищ… Из этих встреч, и разговоров, и разобранных смутных пророчеств рождалось понимание – нужны люди, способные сразиться с нахлынувшей бедой не только огнём и булатом… Нужна Инквизиция.
Все кончилось в 1614 году – быстро и разом. Вчера ещё полыхал пожар от края до края страны – и все прекратилось. Хоть и бродили по лесам отчаянные ватаги шишей, и топтали русскую землю копыта конницы Лисовского, и король Сигизмунд запоздало требовал московский престол для своего сына… Но кончилось всё. Люди убивали друг друга уже по инерции, по привычке, с удивлением: зачем? для чего? что произошло со страной и с нами?
Все изменила одна триединая жертва, принесённая той зимой. Мужчина, женщина и ребёнок.
…Казнить казачьего гетмана Заруцкого, невенчанного мужа царицы Марины, вчера ещё на полном серьёзе решавшего, кому носить шапку Мономаха, призвали самого ката Егорушку – первой руки заплечных дел мастера. Тот ведал кнутом и плахой при Годунове и Димитрии, при Шуйском и Семибоярщине, при Гонсевском и вождях ополчения – палачу политические пристрастия не положены.
…Егорушка ласково и нежно пробежался кончиками пальцев по белому, свежевыстроганному острию кола – рот ката сладострастно приоткрылся, капелька слюны повисла в уголке губ. Что-то не понравилось Егорушке – нахмурился, ощупывая невидимый глазу изъян, вытащил кривой, бритвенно-острый нож, подровнял-подправил, кивнул удовлетворённо, нагнулся к распластанному на животе гетману, не глядя протянул руку. Подручные торопливо подали деревянную кувалду…
…Ивана Дмитриевича «Воренка», сына Марины Мнишек и Лжедмитрия II, повесили в тот же день на Боровицких воротах. Веса тщедушного тела четырехлетнего мальчика не хватало, чтобы затянуть как следует петлю. Умирал «царевич» мучительно и долго.
…Саму Марину убили милосердно – удавили во сне подушкой. Хоть и бывшая, а все-таки венчанная царица.
И – той зимой закончилось всё.
Лишь полвека спустя, умирая в монастыре, в схиме, под именем брата Сергия, – Прозоровский признался в страшной вещи. В том, что последствия применённого им лекарства оказались опаснее болезни.
Гораздо опаснее.
Глава девятая
Четыре пятнисто-камуфлированные фигуры грамотно расположились в студии – не оставляя непростреливаемых зон и не попадая на директрисы друг другу. Бронежилеты, чёрные капюшоны с прорезями. «Кипарисы» – автоматы-коротышки, удобные для стрельбы в замкнутых помещениях, почти не дающие рикошета. Гости оказались из СОБРа – если, конечно, эмблемы не были ещё одной маскировкой…
Канюченко – тоже в камуфляже. Правда, без капюшона, броника и автомата. Но ПМ в руке держал.
Надоела кабинетная жизнь генитальному сыщику, неприязненно подумал Лесник. Решил поиграть в крутого парня. В агента национальной безопасности. Ладно хоть руки не стали с лету заламывать да мордой в паркет тыкать. Похоже, г. Канюченко и сам до конца не понял, кого он тут поймал. Осторожничает.
– Ну что, не ждали? – нарушил тишину Канюченко. – Чего молчите? Не возмущаетесь? Не уверяете, что вы лучшие друзья господина Иванова, которым он доверил ключи от квартиры? Ничего, разговоритесь. Разговор у нас будет долгий и вдумчивый…
Лесник с интересом смотрел на Юзефа: как намерен выкручиваться обер-инквизитор? Собровцев в квартире и вокруг не меньше двух отделений, всех не зацепишь. И глаза всем не отведёшь. Тем более что парни на взводе, адреналин в крови гуляет, сопротивляемость организма и мозга повышена. Уйти, в принципе, можно. Уйти и оторваться не проблема – но дальнейшая работа в Царском Селе тогда, мягко говоря, весьма затруднится.
На всякий случай Лесник прикинул партитуру жёстких действий.
Юзеф сидел с крайне недовольным видом. Посмотрел на майора, на собровцев – с сомнением. Потом встал и медленно, держа руки на виду, пошёл в сторону Канюченко. Тот предостерегающе дёрнул пистолетом. Обер-инквизитор остановился в двух шагах от него и произнёс фразу – очень тихо, Лесник услышал, но не был уверен, что камуфляжники хоть что-то разобрали.
Фраза была странная и в сложившихся обстоятельствах неуместная:
– Фараон Тутанхамон страстно любил кабачковую икру.
Через секунду Лесник все понял и с трудом сдержал ещё более неуместный смех.
Канюченко на мгновение стал похож на лунатика, внезапно проснувшегося на узком и скользком карнизе. Впрочем, быстро пришёл в себя.
Но за это мгновение майор переменился. Взгляд и выражение лица стали иными, настолько иными, что показалось, будто дело происходит в кино: камера останавливается, актёра быстро меняет загримированный под него дублёр – мотор! – и фильм продолжается с другим человеком в той же роли. С похожим, но другим. Даже затянутая в камуфляж фигура словно бы изменилась – осанка, манера держать плечи и голову, – все другое.
Креатура, понял Лесник.
Креатура Юзефа. Будем надеяться, что ребята из СОБРа с такими штучками дела не имели…
Дальнейшая сцена разыгрывалась исключительно для четверых зрителей в чёрных капюшонах.
Юзеф достал удостоверение в красных корочках, показал в раскрытом виде майору. Тот якобы читал, даже чуть шевелил губами. За удостоверением последовала сложенная вчетверо бумага – Канюченко развернул, тоже изучил самым внимательным образом. Вернул, вытянулся по стойке смирно, вскинул ладонь к виску: «Извините. Срочный сигнал, наводить справки было некогда…» Повернулся к одному из замаскированных: «Отбой, Стаc! Ошибка вышла. Своя своих не познаша…»
При последних словах майора Лесник напрягся, пытаясь разглядеть сквозь прорези капюшона реакцию Стаса. Фраза эта, насколько Лесник уяснил из опыта общения с Канюченко, была для майорского лексикона не характерна. Да и голос звучал чуть по-другому, чем минуту назад.
Но все прошло гладко. Стас, похоже, бывший у собровцев за главного, коротко махнул рукой – все четверо вышли, так и не произнеся ни слова. Тяжёлые ботинки загрохотали в сторону прихожей, Лесник уловил слово «фээсбэ» в коротких репликах, которыми обменивались уходящие.
Канюченко остался.
Вернее, остался некто, похожий на замначальника РУВД.
Интересные дела, подумал Лесник. Юзеф человек куда как занятой, а подготовка креатуры – дело долгое. Кропотливое. Запрограммировать личность на однократное действие можно и за один гипносеанс, но креатура… Креатура даже первого уровня, с простейшим набором функций – это не меньше десятка сеансов активной суггестии. Плюс время релаксации между ними… Плюс регулярные закрепляющие сеансы. Но Юзеф с первым уровнем возиться не станет, зачем ему тупой болванчик на побегушках… Значит… А ведь он сказал: три креатуры. Три здешних креатуры. Царскосельских. Все меньше верится в случайно оказавшегося здесь агента Радецки, случайно прихватившего на задание персик со сверхважной информацией… Скорее всего, сейчас все идёт не по планам обер-инквизитора, вкривь и вкось, – но что-то он здесь готовил. Давно и тщательно.
– Проверь, что там с ребятами, – сказал Леснику Юзеф. Понятно. Не хочет лишних ушей в беседе со своей креатурой… Обер-инквизитор словно услышал невысказанную мысль и добавил:
– И возвращайся, есть что обсудить – втроём.
Слегка помятые бойцы были в порядке, если не считать разбитого носа у одного из них. Лесник положил пострадавшему руки на плечи и скороговоркой прочёл колядку, обращённую к Ладе-матушке – кровотечение прекратилось. Способ старый, но действенный, именно на нем построил Григорий Ефимович Распутин свою головокружительную карьеру.
В студии, куда вернулся Лесник, Юзеф продолжал инструктировать второе "я" майора Канюченко:
– …вернёшься сюда в 16.00, не раньше. С санкцией проблем быть не должно, получишь кассету со всеми уликами – дескать, раздобыл оперативными методами. Мозговед будет тут, на месте. Правда, холодный, – чем уж богаты… Но глухаря закроешь. Кстати, хахаля убитой девчонки можешь выпустить прямо сейчас…
И тут Канюченко удивил (по крайней мере, Лесника):
– Ничего, пусть посидит ещё пару суток. Зачем кайф ломать парню? У него там половая жизнь разнообразная и насыщенная. Правда, исключительно пассивная. Пусть посидит, будет знать, как с малолетками связываться.
Вот это да. Креатура, спорящая с суггестором в режиме инструктажа… Да ещё способная к чёрным шуточкам в манере самого Юзефа… Это уровень седьмой, не меньше. Для чего-то крайне важного готовил обер-инквизитор Канюченко. Недаром был так недоволен, что сегодня пришлось внепланово задействовать. Берег, берег Юзеф креатуру, за версту обходил. И если даже держал её на связи с Северо-Западным – то на втором максимум уровне, не раскрывая всех возможностей.
– Пусть посидит, – не стал спорить обер-инквизитор. – А теперь доложи, что тут у тебя за колдунья такая завелась под носом, Де Лануа. Всю суть, но без подробностей… Говори.
Альтер эго майора отрапортовало чётко:
– Де Лануа, Жозефина Генриховна, 1948 года рождения, в Царском Селе проживает пять с половиной лет, впервые в поле зрения Северо-Западного филиала попала четыре месяца назад. Реакция на СР-тест неопределённая. Колдунья, специализация: чёрные инвольтации со смертельными исходами, некромантия, антропоцидные предсказания. Поставщик человеческого материала – Иванов Марат Сергеевич, 1973 года рождения, убийца-серийник, реакция на СР-тест отрицательная. Следствие закончено, запрос на ликвидацию обоих отправлен по инстанции семнадцатого июня сего… Трах!!!
Панель музыкального пульта треснула и вдавилась в электронное нутро прибора. Юзеф с бешеным лицом разжимал огромный кулак – медленно, палец за пальцем.
Лесник его вполне понимал. Ситуация парадоксальная и трагикомичная. Майор Канюченко в поте лица ищет маньяка-серийника – а его второе "я", работающее на Инквизицию, имеет полную информацию о личности убийцы – но! – не имеет инструкции делиться сведениями с главным обитателем майорского мозга. Юзеф и Лесник по косвенным признакам (и, честно говоря, запоздало) вычисляют тайную деятельность Де Лануа – а вся эта, и даже более полная, информация о колдунье несколько дней гуляет по бюрократическим закоулкам Конторы.
Да, интересных бастардов рожает порой разветвлённая бюрократия от глубокой конспирации.
Взял себя в руки Юзеф быстро. Почти мгновенно. Подошёл к окну, отдёрнул штору. Рассвет близился. Обер-инквизитор смотрел несколько мгновений на улицу, затем повернулся, заговорил обычным тоном, обращаясь к Канюченко:
– Слушай и запоминай. С самого утра соберёшь мне всю информацию по интернет-клубу «Разряд». Владельцы, настоящие и подставные. Персонал. Завсегдатаи. Особое внимание двум персонажам, известным как Пашик; и Копыто. И подготовь копии дел Иванова и Де Лануа. Сейчас уходишь, через пять минут возвращаешься в режим-один. Пароль активизации меняется на третий из списка. Свободен.
Канюченко, во время короткой вспышки Юзефа стоявший бесстрастно и неподвижно, глядя в одну точку пространства – вышел, не прощаясь. Механическими движениями робота из старого фильма. Вышел, чтобы через пять минут все забыть – но в точности исполнить порученное. Доложить и забыть все снова… И Лесник, не любивший ментов вообще и Канюченко в частности, испытал к нему неожиданное чувство. Весьма напоминающее жалость.
– А тебе, Лесник, стоит поспать. Часа два-три. В домишко тот не ходи, вот пропуск в интуровскую гостиницу и ключ от номера. А как откроется библиотека – займись плотно Черноивановой. Есть у меня подозрение, что на службе она не появится – вытряхни все из сослуживцев. Связи, кавалеры, подруги, знакомые – все по полной программе. Сам знаешь, где и как не-профессионалы прячутся… Если вдруг придёт на работу – тут же извести меня, в одиночку ничего не пытайся. Вопросы?
Лесник молча выдержал давящий взгляд Юзефа. Вопросов не было.
– Кстати, оставь мне персик и адаптер. Хочу немного поработать. Никак не выходит у меня из головы это сочетание: Мочидловер – Де Лануа – Черноиванова. Где-то я уже…
Обер-инквизитор оборвал себя на полуслове.
Лесник сидел в машине, тупо уставясь на опустевшее гнездо персика. Перед глазами стоял Канюченко – механические движения, бесстрастный голос…
А кто сказал, что я не креатура? – думал Лесник. Девятого, скажем, уровня? Легко. Комплект стандартных реакций, набор ложных воспоминаний, обойма боевых навыков – и пожалуйста, готов солдатик Инквизиции… Стойкий оловянный солдатик. А программировавший меня Юзеф тоже креатура – уровня этак двенадцатого – реакции чуть сложнее, рефлексы чуть более отточены… И так далее.
Канюченко – тоже в камуфляже. Правда, без капюшона, броника и автомата. Но ПМ в руке держал.
Надоела кабинетная жизнь генитальному сыщику, неприязненно подумал Лесник. Решил поиграть в крутого парня. В агента национальной безопасности. Ладно хоть руки не стали с лету заламывать да мордой в паркет тыкать. Похоже, г. Канюченко и сам до конца не понял, кого он тут поймал. Осторожничает.
– Ну что, не ждали? – нарушил тишину Канюченко. – Чего молчите? Не возмущаетесь? Не уверяете, что вы лучшие друзья господина Иванова, которым он доверил ключи от квартиры? Ничего, разговоритесь. Разговор у нас будет долгий и вдумчивый…
Лесник с интересом смотрел на Юзефа: как намерен выкручиваться обер-инквизитор? Собровцев в квартире и вокруг не меньше двух отделений, всех не зацепишь. И глаза всем не отведёшь. Тем более что парни на взводе, адреналин в крови гуляет, сопротивляемость организма и мозга повышена. Уйти, в принципе, можно. Уйти и оторваться не проблема – но дальнейшая работа в Царском Селе тогда, мягко говоря, весьма затруднится.
На всякий случай Лесник прикинул партитуру жёстких действий.
Юзеф сидел с крайне недовольным видом. Посмотрел на майора, на собровцев – с сомнением. Потом встал и медленно, держа руки на виду, пошёл в сторону Канюченко. Тот предостерегающе дёрнул пистолетом. Обер-инквизитор остановился в двух шагах от него и произнёс фразу – очень тихо, Лесник услышал, но не был уверен, что камуфляжники хоть что-то разобрали.
Фраза была странная и в сложившихся обстоятельствах неуместная:
– Фараон Тутанхамон страстно любил кабачковую икру.
Через секунду Лесник все понял и с трудом сдержал ещё более неуместный смех.
Канюченко на мгновение стал похож на лунатика, внезапно проснувшегося на узком и скользком карнизе. Впрочем, быстро пришёл в себя.
Но за это мгновение майор переменился. Взгляд и выражение лица стали иными, настолько иными, что показалось, будто дело происходит в кино: камера останавливается, актёра быстро меняет загримированный под него дублёр – мотор! – и фильм продолжается с другим человеком в той же роли. С похожим, но другим. Даже затянутая в камуфляж фигура словно бы изменилась – осанка, манера держать плечи и голову, – все другое.
Креатура, понял Лесник.
Креатура Юзефа. Будем надеяться, что ребята из СОБРа с такими штучками дела не имели…
Дальнейшая сцена разыгрывалась исключительно для четверых зрителей в чёрных капюшонах.
Юзеф достал удостоверение в красных корочках, показал в раскрытом виде майору. Тот якобы читал, даже чуть шевелил губами. За удостоверением последовала сложенная вчетверо бумага – Канюченко развернул, тоже изучил самым внимательным образом. Вернул, вытянулся по стойке смирно, вскинул ладонь к виску: «Извините. Срочный сигнал, наводить справки было некогда…» Повернулся к одному из замаскированных: «Отбой, Стаc! Ошибка вышла. Своя своих не познаша…»
При последних словах майора Лесник напрягся, пытаясь разглядеть сквозь прорези капюшона реакцию Стаса. Фраза эта, насколько Лесник уяснил из опыта общения с Канюченко, была для майорского лексикона не характерна. Да и голос звучал чуть по-другому, чем минуту назад.
Но все прошло гладко. Стас, похоже, бывший у собровцев за главного, коротко махнул рукой – все четверо вышли, так и не произнеся ни слова. Тяжёлые ботинки загрохотали в сторону прихожей, Лесник уловил слово «фээсбэ» в коротких репликах, которыми обменивались уходящие.
Канюченко остался.
Вернее, остался некто, похожий на замначальника РУВД.
Интересные дела, подумал Лесник. Юзеф человек куда как занятой, а подготовка креатуры – дело долгое. Кропотливое. Запрограммировать личность на однократное действие можно и за один гипносеанс, но креатура… Креатура даже первого уровня, с простейшим набором функций – это не меньше десятка сеансов активной суггестии. Плюс время релаксации между ними… Плюс регулярные закрепляющие сеансы. Но Юзеф с первым уровнем возиться не станет, зачем ему тупой болванчик на побегушках… Значит… А ведь он сказал: три креатуры. Три здешних креатуры. Царскосельских. Все меньше верится в случайно оказавшегося здесь агента Радецки, случайно прихватившего на задание персик со сверхважной информацией… Скорее всего, сейчас все идёт не по планам обер-инквизитора, вкривь и вкось, – но что-то он здесь готовил. Давно и тщательно.
– Проверь, что там с ребятами, – сказал Леснику Юзеф. Понятно. Не хочет лишних ушей в беседе со своей креатурой… Обер-инквизитор словно услышал невысказанную мысль и добавил:
– И возвращайся, есть что обсудить – втроём.
Слегка помятые бойцы были в порядке, если не считать разбитого носа у одного из них. Лесник положил пострадавшему руки на плечи и скороговоркой прочёл колядку, обращённую к Ладе-матушке – кровотечение прекратилось. Способ старый, но действенный, именно на нем построил Григорий Ефимович Распутин свою головокружительную карьеру.
В студии, куда вернулся Лесник, Юзеф продолжал инструктировать второе "я" майора Канюченко:
– …вернёшься сюда в 16.00, не раньше. С санкцией проблем быть не должно, получишь кассету со всеми уликами – дескать, раздобыл оперативными методами. Мозговед будет тут, на месте. Правда, холодный, – чем уж богаты… Но глухаря закроешь. Кстати, хахаля убитой девчонки можешь выпустить прямо сейчас…
И тут Канюченко удивил (по крайней мере, Лесника):
– Ничего, пусть посидит ещё пару суток. Зачем кайф ломать парню? У него там половая жизнь разнообразная и насыщенная. Правда, исключительно пассивная. Пусть посидит, будет знать, как с малолетками связываться.
Вот это да. Креатура, спорящая с суггестором в режиме инструктажа… Да ещё способная к чёрным шуточкам в манере самого Юзефа… Это уровень седьмой, не меньше. Для чего-то крайне важного готовил обер-инквизитор Канюченко. Недаром был так недоволен, что сегодня пришлось внепланово задействовать. Берег, берег Юзеф креатуру, за версту обходил. И если даже держал её на связи с Северо-Западным – то на втором максимум уровне, не раскрывая всех возможностей.
– Пусть посидит, – не стал спорить обер-инквизитор. – А теперь доложи, что тут у тебя за колдунья такая завелась под носом, Де Лануа. Всю суть, но без подробностей… Говори.
Альтер эго майора отрапортовало чётко:
– Де Лануа, Жозефина Генриховна, 1948 года рождения, в Царском Селе проживает пять с половиной лет, впервые в поле зрения Северо-Западного филиала попала четыре месяца назад. Реакция на СР-тест неопределённая. Колдунья, специализация: чёрные инвольтации со смертельными исходами, некромантия, антропоцидные предсказания. Поставщик человеческого материала – Иванов Марат Сергеевич, 1973 года рождения, убийца-серийник, реакция на СР-тест отрицательная. Следствие закончено, запрос на ликвидацию обоих отправлен по инстанции семнадцатого июня сего… Трах!!!
Панель музыкального пульта треснула и вдавилась в электронное нутро прибора. Юзеф с бешеным лицом разжимал огромный кулак – медленно, палец за пальцем.
Лесник его вполне понимал. Ситуация парадоксальная и трагикомичная. Майор Канюченко в поте лица ищет маньяка-серийника – а его второе "я", работающее на Инквизицию, имеет полную информацию о личности убийцы – но! – не имеет инструкции делиться сведениями с главным обитателем майорского мозга. Юзеф и Лесник по косвенным признакам (и, честно говоря, запоздало) вычисляют тайную деятельность Де Лануа – а вся эта, и даже более полная, информация о колдунье несколько дней гуляет по бюрократическим закоулкам Конторы.
Да, интересных бастардов рожает порой разветвлённая бюрократия от глубокой конспирации.
Взял себя в руки Юзеф быстро. Почти мгновенно. Подошёл к окну, отдёрнул штору. Рассвет близился. Обер-инквизитор смотрел несколько мгновений на улицу, затем повернулся, заговорил обычным тоном, обращаясь к Канюченко:
– Слушай и запоминай. С самого утра соберёшь мне всю информацию по интернет-клубу «Разряд». Владельцы, настоящие и подставные. Персонал. Завсегдатаи. Особое внимание двум персонажам, известным как Пашик; и Копыто. И подготовь копии дел Иванова и Де Лануа. Сейчас уходишь, через пять минут возвращаешься в режим-один. Пароль активизации меняется на третий из списка. Свободен.
Канюченко, во время короткой вспышки Юзефа стоявший бесстрастно и неподвижно, глядя в одну точку пространства – вышел, не прощаясь. Механическими движениями робота из старого фильма. Вышел, чтобы через пять минут все забыть – но в точности исполнить порученное. Доложить и забыть все снова… И Лесник, не любивший ментов вообще и Канюченко в частности, испытал к нему неожиданное чувство. Весьма напоминающее жалость.
– А тебе, Лесник, стоит поспать. Часа два-три. В домишко тот не ходи, вот пропуск в интуровскую гостиницу и ключ от номера. А как откроется библиотека – займись плотно Черноивановой. Есть у меня подозрение, что на службе она не появится – вытряхни все из сослуживцев. Связи, кавалеры, подруги, знакомые – все по полной программе. Сам знаешь, где и как не-профессионалы прячутся… Если вдруг придёт на работу – тут же извести меня, в одиночку ничего не пытайся. Вопросы?
Лесник молча выдержал давящий взгляд Юзефа. Вопросов не было.
– Кстати, оставь мне персик и адаптер. Хочу немного поработать. Никак не выходит у меня из головы это сочетание: Мочидловер – Де Лануа – Черноиванова. Где-то я уже…
Обер-инквизитор оборвал себя на полуслове.
Лесник сидел в машине, тупо уставясь на опустевшее гнездо персика. Перед глазами стоял Канюченко – механические движения, бесстрастный голос…
А кто сказал, что я не креатура? – думал Лесник. Девятого, скажем, уровня? Легко. Комплект стандартных реакций, набор ложных воспоминаний, обойма боевых навыков – и пожалуйста, готов солдатик Инквизиции… Стойкий оловянный солдатик. А программировавший меня Юзеф тоже креатура – уровня этак двенадцатого – реакции чуть сложнее, рефлексы чуть более отточены… И так далее.